Автор: Джей Ти Джессинжер

Книга: Беспощадный рай

Оригинальное название: Cruel Paradise

Серия: Обворожительно жестокий #2

Переводчик: Наташа П.

Редактор: Ms.Lucifer

Вычитка: Ms.Lucifer, Kris Lively


Переведено специально для групп BOOK IN FASHION и LIBROS DE AMOR

Любое копирование без ссылки на группу ЗАПРЕЩЕНО! Пожалуйста, уважайте чужой труд!


Аннотация


Антигерой (существительное):


1) яркий и харизматичный человек, лишенный моральных качеств


2) великолепный ублюдок


3) Киллиан Блэк



Ты совсем меня не знаешь. Ты думаешь, что знаешь, но это не так. Тебе известно лишь мое имя, но даже это ложь.


Я король Бостона, криминальный лидер, властелин преступной империи.


Или нет?


Только одно можно сказать наверняка: я работаю в одиночку.


Так было до того, как я столкнулся с наглой воришкой, которая спалила мое королевство.


Злом зла не исправишь, и два злодея не должны быть вместе. Особенно учитывая, что она дочь моего смертельного врага.


Захватить ее — значит разжечь войну.


Удерживать ее сродни самоубийству.


А если я сделаю ее своей, то нарушу кодекс чести и брошу вызов здравому смыслу.


С другой стороны, что за удовольствие следовать правилам?


ГЛАВА 1


Джули



— Это в буквальном смысле худшая идея, которая когда-либо возникала в твоей голове.


— По-моему, она гениальна!


Фин смотрит на меня, поджав губы и скрестив руки на груди, всем своим видом демонстрируя неодобрение, пока я неуклюже пытаюсь взломать замок.


— Гениальна, ага, для той, кого в детстве часто роняли вниз головой.


— Помолчишь ты уже? Я почти закончила.


— Ты хотела сказать «почти в тюрьме»? Взаперти. Потому что через десять секунд я... Я сама вызову копов! Ты совершенно не умеешь вскрывать замки. Когда ты закончишь, я уже помру от старости.


Ростом метр восемьдесят, со светлыми волосами до середины талии и фигурой, при взгляде на которую мужчины теряют рассудок, моя лучшая подруга так же красива, как и нетерпелива. Ещё она забавная, умная и отличная воровка, и именно поэтому я взяла ее сегодня с собой.


Надежный сообщник просто необходим, когда собираешься стащить две тысячи коробок подгузников.


Хотя бы для моральной поддержки.


Не то чтобы она меня особо поддерживала.


— Подружка, — вздохнув, продолжает болтать она, — ты настолько сейчас горячо выглядишь, что того и гляди вспыхнет мусорный контейнер неподалеку.


— Если бы ты заткнулась на минутку, я смогла бы сосредоточиться!


Она смотрит на часы, нажимает на циферблат, чтобы осветить его и... неторопливо начинает отсчет:


— Десять. Девять. Восемь. Семь....


— Это гребанный навесной замок, а я пытаюсь открыть его долбанной заколкой для волос! Дай мне минуту!


— Прекрати отмазываться. Я бы вскрыла его еще год назад. Шесть. Пять. Четыре. Три...


Я сдаюсь, выпрямляюсь и смотрю на нее через темноту.


— Ладно. Ты победила, тиранша.


Она сбрасывает рюкзак с плеч, расстегивает молнию, достает оттуда болторез и с улыбкой протягивает его мне.


— Как думаешь, сама справишься, принцесса, или тут тоже понадобится помощь?


— Напомни мне перелить средство для удаления волос в твой флакон с шампунем, когда мы вернемся домой.


Я снова поворачиваюсь к замку. Удачно перекусив металлические звенья, цепь соскальзывает на землю вместе с замком, который продолжает болтаться на одном конце.


Фин вытягивает руку, и я вкладываю в ее ладонь болторез. Спрятав инструмент обратно в рюкзак, она открывает тяжелую дверь склада. Внутри тихо. Мы дожидаемся, когда наши глаза привыкнут к темноте, а затем отправляемся на поиски того, за чем мы пришли.


Полностью загруженный и готовый к завтрашней поездке в распределительный центр, грузовик припаркован в дальнем углу погрузочной площадки.


Мы направляемся к нему неторопливой рысью, и эхо наших шагов отзывается от балок стропильной системы крыши.


— Ты уверена, что сможешь завести эту штуку? — уточняю я.


— Еще сомневаешься! — негодует она.


— А ты уверена, что Макс удалось отключить камеры и сигнализацию?


Я не смотрю на Фин, но, клянусь, она закатила глаза.


— Да, бабуль. Уверена. Стоило влить в тебя «Ксанакс» перед отъездом.


— Но тогда я не смогла бы сесть за руль.


— Не очень хочется тебя огорчать, но за рулем я.


— Ты водишь так же хорошо, как и готовишь. За рулем я.


— Простите, Марта Стюарт, но не у всех есть кулинарный ген.


— Нет такого понятия, как кулинарный ген.


— Точно есть. Ты же итальянка. Это заложено в твоей ДНК.


— Ха! Возможно, если бы ты попробовала использовать плиту вместо паяльной лампы, чтобы приготовить пищу, то у тебя не возникло бы столько проблем.


На это она отмахивается от меня рукой, давая понять, что разговор окончен. Фин ненавидит напоминание о том времени, когда она подожгла кухню, готовя жаркое с помощью металлообрабатывающего инструмента.


Добравшись до грузовика, мы сталкиваемся с незначительной проблемой в виде запертых дверей. Фин разбивает водительское окно болторезом, тем самым разрешая ситуацию. Мы забираемся внутрь.


За пять секунд эта хвастунья заводит двигатель.


— Подожди! — кричу, как только из выхлопной трубы вырывается рев.


Она удивленно смотрит на меня.


— Что?


— Предполагается, что за рулем буду я.


— Очень жаль, очень печально, но это не по фен-шую.


— Как этот бред применим в данной ситуации?


Она улыбается.


— Моя задница уже заняла место водителя. Кроме того, кто-то должен... — она делает паузу, а затем протягивает: — О-у-у.


Из-за ее явно приунывшего тона мои нервишки начинают шалить.


— Оу? Что такое?


— Вот «оу». — Она показывает через лобовое стекло на огромную металлическую дверь для передвижения грузовиков из отсека.


Проблема не в том, что она закрыта. Проблема — это огромные стальные задвижки, прикрепленные к цементному полу по низу с обеих сторон.


Я ошеломленно на них таращусь.


— Вот черт!


— Мягко сказано, Шекспир, — сухо бормочет она.


— Я думала, Макс позаботилась о безопасности?


— Задвижки, должно быть, совсем новые. По плану, эту дверь можно открыть изнутри вручную при выходе система безопасности из строя.


— И что нам делать? Болторез никак не пробьет металл такой толщины.


Фин на мгновение задерживает взгляд на двери.


— Молиться о чуде?


Я вскидываю руками.


— Молиться? Преступные умы не полагаются на высшее существо, надеясь, что оно поможет выбраться из передряги! Они переходят к плану «Б»! — Я делаю паузу. — У нас есть план «Б»?


— Нет.


Ну, у нее хотя бы хватило совести выглядеть смущенной.


Я застонала.


— Опять нет запасного плана? Все у нас через одно место!


— Мы не настолько уж и плохи, — оправдывается она. Затем тихо добавляет: — Зато я завела машину.


Я в отчаянии смотрю на дверь в течение нескольких секунд, а затем произношу:


— Придется импровизировать.


— Импровизировать? — она присвистывает. — В последний раз, когда ты употребила это слово, мне пришлось свисать из окна шестого этажа отеля.


— Ты же выжила.


— Не забыла ли ты случайно, что в это время здание было охвачено пламенем? А я была голой?


Я не обращаю на нее внимания.


— Просто жми педаль в пол. Мы, вероятно, сможем прорваться.


Она поворачивается ко мне, приподняв брови.


— Вероятно?


Я стараюсь, чтобы мой кивок выглядел твердо и убедительно.


— Это огромная махина мощностью почти в пятьсот лошадиных сил. Она все сделает сама. — Я на мгновение задумываюсь. — Или мы погибнем при взрыве. Так или иначе, будет эффектно.


Фин смотрит на меня так, словно у меня из головы растут рога. Потом улыбается.


— И именно поэтому мы лучшие друзья, Тельма.


Я улыбаюсь в ответ.


— Я тоже люблю тебя, Луиза.


И она вдавливает педаль до упора.


Грузовик рвется вперед, дизельный двигатель ревет, из покрышек валит дым.


Мы кричим в унисон во все легкие, мчась к металлической двери.


ГЛАВА 2


Киллиан



Я снова и снова зачарованно смотрю видео с камер наблюдения на экране компьютера, прокручивая ролик так много раз, что Деклан от нетерпения начинает ерзать на месте.


Он стоит рядом с моим столом — около двух метров убийственной силы с плечами полузащитника и глазами цвета замерзшего арктического озера, которое никогда не тает.


— Одноразовые подгузники.


— Да, — он пожимает плечами, как будто тоже не может этого понять.


— Какой вор угонит грузовик с детским хламом и оставит нетронутым сейф с тремя сотнями тысяч наличными?


— Очевидно, тот, кто не жаждет смерти.


Я снова перематываю видео и в неверии качаю головой, когда грузовик на максимальной скорости врезается в стальную дверь.


Прямо как сцена из боевика.


Звука нет, но я представляю оглушительный грохот, когда металл встречается с металлом. Массивная дверь прогибается посередине, деформируясь. Затем верхняя часть слетает с петель и падает на землю с клубящимся облаком пыли и искр.


Нижняя часть остается прикрученной к цементу, отчего грузовик взлетает в воздух, громыхая над кучей смятого металла.


Приземлившись, большегруз резко кренится вбок. Кажется, он вот-вот опрокинется, но водитель восстанавливает контроль, выпрямляет авто и ускоряется на пустой парковке, исчезая из поля зрения камеры.


— Наши камеры были отключены, но видео удалось получить на складе через дорогу. Мы взломали их систему безопасности, чтобы проверить, не удалось ли их камерам что-то захватить, и дело в шляпе. К сожалению, похитителя подгузников видно только с этого ракурса.


— На месте преступления есть отпечатки пальцев?


— Нет. Должно быть, они были в перчатках.


Я откидываюсь на спинку большого офисного кресла, гадая, кто из моих многочисленных врагов настолько глуп и склонен к самоубийству, чтобы совершить эту странную кражу.


Подгузники. Что за бред?


Сейчас мы торчим в кабинете пентхауса Лиама. Стоп… моего пентхаус. Прожив здесь уже год, я до сих пор не ощущаю здание своим. Полагаю, связано это с тем, что вкус к убранствам моего брата-близнеца заставил бы графа Дракулу чувствовать себя как дома.


Все вокруг черное. Блестящее, холодное и черное. Это как жить в очень современном гробу.


К сожалению, когда выдаешь себя за другого, приходится смиряться со скучным выбором одежды, предметов искусства и мебели.


Обходя вопрос о том, какого черта моему брату принадлежит фабрика по изготовлению подгузников, я спрашиваю:


— Сколько стоит грузовик подгузников?


— Может быть, девяносто штук. — Деклан пожимает мускулистым плечом.


— Вряд ли это стоит таких усилий.


— Верно.


— Особенно если учесть, что на рынке краденых подгузников не так уж много покупателей. Как они планируют получить деньги? На гаражных распродажах? Через eBay?


— Возможно, они многодетные.


Стоит признать, мне нравится «сухое» чувство юмора Деклана.


Впрочем, без остальной части его личности я бы вполне мог обойтись.


— Подгузники меня беспокоят меньше, чем взлом системы безопасности. У кого-то есть мозги, даже если это не дело рук водителя.


— Если ты думаешь, что это команда, то вряд ли кто-то из местных. Они знают, что компания принадлежит Лиаму. — Он делает паузу. — Прости. Тебе.


Я отмахиваюсь. Я уже привык к тому, что люди называют меня именем моего брата.


— Выясни все, что сможешь. Но держи все в секрете.


— Не хочешь, чтобы я позвонил О'Мэлли в участок и поручил ему разобраться с этим делом?


— Нет. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь узнал, что у главы ирландской мафии стащили две тысячи подгузников прямо из-под носа. Моя репутация будет подорвана.


Деклан торжественно кивает.


— Не успеешь оглянуться, как старушки начнут грабить твои магазинчики, чтобы купить лотерейный билет, а девочки-скауты вызовут тебя на поединок за территорию.


Он разворачивается и уходит, прежде чем я успеваю отправить этого умника в задницу.


* * *



Я вспомнил о похищенных подгузниках только когда Деклан вернулся в мой кабинет в шесть вечера.


Я по-прежнему сижу в кресле. Стопки отчетов, заявлений и контрактов, где требуется моя подпись, громоздятся передо мной на большом столе из красного дерева.


Знай я, что в управлении международной преступной империей так много бумажной волокиты, я, возможно, не пошел бы сюда добровольцем. А уж о кадровых проблемах я и говорить не хочу. Казалось бы, что взрослые мужчины не нуждаются в присмотре, но у меня стойкое ощущение, что я заведующий в детском саду.


Я поднимаю глаза и вижу, как к столу приближается Деклан с ноутбуком руках. Хоть выражение его лица и серьезное, глазах озорно искрятся.


Я показываю на кресло, приглашая его сесть.


Опустив свое внушительное тело в кресло и устроившись поудобнее, он задумчиво барабанит пальцами по закрытой крышке лежащего у него на коленях Макбука.


— Ты веришь в астрологию?


— Да, — безэмоционально отвечаю я. – В астрологию и еще в снежного человека.


— Снежный человек вполне может существовать. Однажды я видел передачу по телевизору…


— Деклан.


— Прости. На чем я остановился?


— На том, что у тебя поехала крыша.


— Ах, да. Астрология. — Он делает паузу и многозначительно на меня смотрит. — Меркурий в ретрограде.


Я, нахмурившись, вглядываюсь в его лицо.


— Полагаю, тебе известно, что я обладаю чрезвычайно вспыльчивым характером и большой коллекцией оружия? Некоторые экземпляры из которой находятся в пределах досягаемости?


— Дело в том, — игнорируя мою угрозу, продолжает Деклан, — что Меркурий тот еще подлец. Особенно ретроградный. Все идет наперекосяк. Компьютеры ломаются, рейсы отменяются, контракты срываются. — Многозначительная пауза. — Все с ног на голову.


— У тебя есть три секунды, прежде чем я всажу тебе пулю между глаз.


Деклан улыбается.


— Что может быть не так в мужчине, который украл целый грузовик подгузников?


Честно говоря, не люби я так сильно Деклана, он бы уже давно истекал кровью на турецком ковре.


Прежде чем я успеваю изрешетить его тело пулевыми отверстиями, он сам отвечает на свой вопрос:


— Если этот мужчина на самом деле женщина.


Я заполняю паузу, чтобы понять, не шутит ли он.


— Женщина?


С необъяснимо довольным видом он кивает.


— И не одна.


— Если тебе понадобится больше одного слова, чтобы сказать наконец, сколько женщин угнали мой гребанный грузовик с гребанными подгузниками, я отделю твою голову от тела!


— Две.


— Спасибо.


— Пожалуйста.


Какое-то время мы таращимся друг на друга.


— Тебе нравится меня раздражать, правда?


Он пожимает плечами.


— Да. Не принимай это на свой счет. Я просто люблю тыкать палкой медведей.


— Повезло же мне, — сухо бормочу я.


— Лиаму потребовалось около десяти лет, чтобы привыкнуть ко мне, так что... — Он снова пожимает плечами.


— Небольшая помарка, Деклан: мой брат — самый терпеливый человек в семье. Я же славлюсь вспыльчивым характером.


Он строит гримасу и качает головой.


— Ты хочешь, чтобы люди так думали. По моим наблюдениям, ты чрезвычайно методичный и дотошный. Если ты и убиваешь кого-то, то строго следуешь плану.


Я подавляю желание вздохнуть. Вместо этого откидываюсь на спинку стула, складываю руки на животе и пристально на него смотрю.


— Окей, полагаю, этот взгляд означает, что ты уже проработал план моего убийства и в следующий раз, когда я тебя разозлю, обнаружу себя висящим на стропилах.


— И петля будет сделана из твоих собственных кишок.


Представив себе это, он морщится.


— Вау. Ты прямо как Ганнибал Лектер.


Я позволяю своим губам изогнуться в слабой, злой улыбке.


— Да. Через несколько минут я, возможно, буду носить твое лицо как маску. Расскажи мне о женщинах.


С недовольным ворчанием он привстает, ставит ноутбук на мой стол и открывает его. Что-то напечатав на клавиатуре, поворачивает экран ко мне.


Фото большегруза. Вид спереди. Снимок зернистый, но сквозь лобовое стекло видно водителя и пассажира грузовика.


Водитель — блондинка. Пассажир — брюнетка. Они не смотрят вперед, в лобовое стекло, они смотрят друг на друга.


Смотрят друг на друга и смеются.


Сильно.


Я перевожу взгляд на Деклана. Он поднимает руки вверх, давая понять, что он тут не при чем.


Обращаю внимание обратно на экран. Трудно различить их черты, но очевидно, что обе совсем девчонки.


И, судя по их явному веселью, вероятно, они под кайфом.


— Это похитители подгузников.


— Да.


— Знаешь кого-нибудь?


— Нет. Их лица не совпадают ни с одной базой данных, хотя это может быть связано из-за угла снимка. Щелкни стрелкой следующий кадр.


Когда я нажимаю на клавишу, появляется еще одна фотография. Я смотрю на тот же грузовик, но сзади. Он припаркован посреди травянистого поля, а его задние двери широко открыты.


Внутри пусто.


— Они оставили груз в сельской местности примерно в тридцати минутах езды от города, а потом отогнали и бросили грузовик. Множественные следы шин в поле говорят о том, что несколько небольших транспортных средств разобрали добро.


Мне без разницы, как он обнаружил грузовик в поле, как взломал камеры возле соседнего склада, но кое-что меня очень интересует.


— Куда разъехались оттуда эти небольшие машины?


— Без понятия. — Я удивлен. — Они отключили все дорожные камеры в радиусе нескольких миль от этого поля.


Похоже, он впечатлен, что меня раздражает.


— Так взломай спутник, чтобы узнать, куда они направились!


Деклан моргает.


Похоже, все самое сложное придется делать самому.


— Забудь. Я все еще не понимаю, почему подгузники. У меня есть более ценное барахло.


— Если они вообще знают, кто именно владелец фабрики. — Его сотовый телефон пиликает. Он достает его из кармана, смотрит на него и хмурится.


— В чем дело?


Вместо ответа он встает и подбирается к кофейному столику у дивана в другом конце комнаты. Берет пульт от телевизора, нажимает на кнопку и включает местный новостной канал.


Перед входом в здание из красного кирпича явно бюджетного учреждения жизнерадостная блондинка-репортер ослепляет экран.


— И другие новости. Сегодня вечером нас радует трогательная история о щедрости человеческого духа. Как мы сообщали в прошлом месяце, пожар уничтожил складское помещение Центра нуждающихся новорожденных в Бостоне. Центр бесплатно предоставляет предметы первой необходимости учреждениям и больницам, которые выхаживают недоношенных, больных или обездоленных новорожденных по всей территории Соединенных Штатов.


Поскольку это место являлось главным распределительным узлом для критически необходимых поставок, пожар стал особенно разрушительным. Но сегодня анонимный благотворитель подарил организации две тысячи коробок подгузников, чтобы восполнить их потери.


Помимо этого, было пожертвовано большое количество смесей, одежды, одеял и игрушек. Мы не знаем, кто этот анонимный филантроп, но Мерил Хопкинс, президент благотворительного фонда, назвала его ангелом. Джон, возвращаемся к тебе в студию.


Деклан выключает телевизор и поворачивает ко мне. Он явно в шоке.


— Вор-филантроп? Ничего не понимаю.


— И я. Кстати, у Лиама есть еще компании, связанные с товарами для новорожденных?


— Нет.


Я обдумываю это с минуту, в равной степени обескураженный и заинтригованный.


Пара женщин-воришек врывается на склад и угоняет грузовик с подгузниками. При поимке им грозит обвинение в крупной краже с возможным максимальным приговором в тридцать лет тюрьмы, несмотря на добрые намерения.


На хрена так рисковать?


А как насчет других вещей, одежды, еды и игрушек? Если их тоже украли, то кража подгузников была частью более масштабной, организованной операции. Операции, на планирование которой ушли недели или месяцы.


И все это за просто так?


В этом нет никакого смысла.


Никто в здравом уме не пойдет на такой риск с нулевым вознаграждением. Если воры охотились не за деньгами, то определенно за чем-то другим.


Потому что если я что-то и знаю наверняка о человеческой природе, так это то, что человек, который не мотивирован жадностью, обычно мотивирован чем-то гораздо более темным.


Например, жаждой власти.


Например, желанием отомстить. С этими вещами я слишком хорошо знаком.

Когда я начинаю быстро и жестко печатать на клавиатуре своего компьютера, Деклан говорит:

— Что ты делаешь?

— Собираюсь на охоту.

Как только сайт Министерства обороны погружается, я приступаю к работе.

Спрятались вы или нет, воры, я иду.


ГЛАВА 3


Джули



Когда я снова оглядываюсь через плечо, Фин раздраженно вздыхает.


— Может, ты прекратишь это делать? Ты действуешь мне на нервы.


Я бормочу извинения и делаю еще один глоток «Маргариты», но не могу избавиться от ощущения, что за мной следят.


Если учесть, что выросла я под постоянным контролем нескольких десятков телохранителей, учителей и нянь, это чувство мне отлично знакомо.


Именно поэтому я такая дерганная, хотя должна праздновать.


Фин и Макс, которые сидят по обе стороны от меня за высоким столиком в шумном, переполненном баре «Ла Фиеста», не разделяют моего волнения. Они улыбаются и смеются, флиртуя с симпатичным барменом, за что тот продолжает присылать бесплатные напитки.


Все как обычно. Я — счастливая обладательница яркого света, который производят мои подруги (отсюда и бесплатные напитки), но если бы я оказалась здесь одна, то платила бы сама.


Не потому, что я уродина или что-то в этом роде. Правда, по сравнению с пышной, сладостной красотой Фин и острой, жесткой девичьей сексуальной привлекательностью Макс, я так же интересна, как подошва ботинка.


Это связано с той же причиной, по которой я ношу мешковатую одежду, не пользуюсь косметикой и отзываюсь на фальшивую фамилию: чтобы слиться с толпой. Чтобы раствориться на заднем плане.


Внимание — это последнее, чего я хочу.


Внимание означает вопросы, а вопросы означают ответы, а ответы — особенно правдивые — это то, что я никогда не даю.


Внимание для девушки вроде меня может быть опасным.


Смертельно опасным.


Поэтому я держу голову опущенной, рот закрытым и остаюсь настолько холодной и отстраненной, насколько это возможно, даже когда хохотушки рядом вызывают спонтанную эрекцию вокруг себя.


— Может, уберешь от меня свои штучки? — сердито говорю я, указывая рукой на ее грудь. Хотела бы я, чтобы Фин не испытывала такой любви к блузке с глубоким вырезом. — Они чуть ли не в моей сальсе.


Я отодвигаю тарелку из-под ее нависших грудей, беру лепешку из корзинки в центре стола и макаю ее в соус. Затем кладу ее в рот, наслаждаясь пряным вкусом и хрустом.


Фин безмятежно улыбается.


— Я знаю, тебе это трудно понять, второй размер, но девочкам нужен свежий воздух.


— Что им нужно, так это подтяжки.


Она выгибает брови.


— Хочешь сказать, что мое великолепное декольте обвисло?


— Нет. Я предлагаю тебе инвестировать в нижнее белье, благодаря которому мужское население Бостона не будет знать анатомию твоей груди. Кажется, что ты нацепила кальку вместо лифчика. У того мужика вот-вот случится сердечный приступ.


Фин переводит свой зеленоглазый взгляд на пожилого джентльмена через несколько столиков от нас, о котором и идет речь. Как только он замечает это, давится своим тако.


— Бедняжки, — ласково вздыхает она. — У них нет ни единого шанса.


— Кстати, о бедняжках, — тихо шепчет Макс. — Парень в конце бара — огонь. Мои трусики плавятся.


Она смотрит поверх моего левого плеча, но когда я уже собираюсь оглянуться, она шипит:


— Не смотри!


— Как я тогда оценю, что он огонь, если не могу смотреть?


— Не смотри прямо сейчас. — Она делает вид, что рассматривает свой маникюр. — Я скажу, когда можно, как только он перестанет прожигать дыры в твоем затылке.


Значит, кто-то смотрит на меня.


Мужчина.


Не хорошо.


— А как он выглядит?


Макс поднимает глаза, затем быстро опускает их к ногтям. Красный румянец расползается по ее щекам.


— Как будто он способен оплодотворить женщину на расстоянии. Господи, вот это глаза. Лицо. Тело…


— Он — помесь Джеймса Бонда и Росомахи, — исподтишка бросив на него взгляд, который она пытается замаскировать, встряхнув волосами, вставляет Фин. — Только больше. И еще горячее.


— И гораздо опаснее, — соглашается Макс.


Опасный? У меня замирает сердце. Все волоски на моих руках встают дыбом.


— Дай мне свою пудреницу, — жестко требую я у Фин.


Они с Макс обменивается встревоженными взглядами, затем Фин зарывается в сумочку, которая все это время висела на спинке стула, и достает оттуда маленькую зеркальную пудреницу, без которой никогда никуда не выходит.


Молча протягивает ее мне.


Я щелчком открываю ее, делаю глубокий вдох и подношу к лицу.


Делая вид, что проверяю свою несуществующую помаду, бросаю взгляд на мужчину позади меня.


Отражаясь в зеркале, пара сверкающих темных глаз встречается с моими.


Господи Иисусе. Я чувствую разряд, как будто кто-то включил меня в розетку.


Макс ошиблась. Он не огонь.


Он гребаный вулкан.


Мощный, темноволосый и очень мужественный, с заросшей щетиной челюстью и широким чувственным ртом. Черный костюм от Armani сидит как влитой, демонстрируя выпуклые бицепсы и накачанные бедра. Когда он проводит рукой по подбородку, я замечаю множество татуировок на костяшках его пальцев.


И словно он знает, что мое сердце ухнуло в пятки от его вида, полные губы изгибаются в легкой насмешливой улыбке.


— Нужно прибраться в пятом ряду, — в ужасе шепчу я.


Это одна из наших многочисленных кодовых фраз, которая означает: «Мы в полной жопе, создаем отвлекающий маневр и сваливаем как можно быстрее».


Фин замирает.


— Вот дерьмо, — выпаливает Макс.


Что до меня, я захлопываю пудреницу, возвращаю ее Фин и допиваю остатки своей «Маргариты». Затем дотрагиваюсь до ножа в кармане пальто, жалея, что у меня не пистолет. Потом перевожу взгляд с одной подруги на другую.


Мое сердце бьется о грудную клетку. Моя кровь — расплавленная в венах лава.


— Готовы?


— Я не собираюсь терять еще одну пару лабутенов, — возмущается Фин.


— Именно поэтому ты обязана всегда носить байкерские ботинки, как я, идиотка. Эти острые штуки, которые так тебе нравятся, не предназначены для бега, — злится Макс.


— Если бы я хотела выглядеть как бездомный цирковой артист, то определенно оделась бы как ты, Максима.


— Поднимайся, Финли.


Нахмурившись, потому что она ненавидит, когда ее называют полным именем, Макс резко встает и уходит, толкая вращающуюся дверь в задний коридор ресторана, где находятся туалеты.


Через пять секунд мы слышим приглушенный грохот, а затем крик. Еще через несколько мгновений оживает пожарная сигнализация.


Ресторан погружается в хаос.


Из коридора, в котором скрылась Макс, выбегают охваченные паникой мужчины и женщины, толкая друг друга и спотыкаясь в спешке о собственные ноги. Посетители за соседними столиками вскакивают с криками и стекаются к входной двери.


Аварийные огни переливаются красным и синим.


Срабатывает система пожаротушения, поливая с потолка ледяной водой.


Над входом в коридор по стене поднимаются серые клубы дыма.


Фин хватает меня за руку. И мы бежим.


Проталкиваясь сквозь поток тел, мы направляемся в сторону кухни, уворачиваясь от опрокинутых стульев и стараясь не поскользнуться на мокром кафельном полу. Оказавшись внутри, я отпускаю руку Фин, и мы расходимся в разные стороны.


Она поворачивает налево к комнате отдыха для сотрудников. Я же бегу к запасному выходу. Мы встретимся позже на квартире после того, как все отправят «все чисто» код на специальной голосовой почте.


Если одна из нас не оставит сообщение, две другие не вернутся в квартиру.


Никогда.


Холодный вечерний воздух снаружи обжигает мои разгоряченные щеки. Я на парковке за рестораном. Переполненные вонючие мусорные баки окружают меня со всех сторон.


Не оглядываясь, добираюсь до улицы так быстро, как только могу. Оказавшись там, резко поворачиваю направо и бегу к оживленному бульвару с четырьмя полосами движения.


Позади себя я не слышу топота шагов. В ушах только дикий грохот моего сердцебиения и мое тяжелое, паническое дыхание.


Дойдя до угла бульвара, я оглядываюсь через плечо, но там никого нет.


Он не преследует меня.


Я сбежала.


Глотая воздух, я замедляю шаг, но продолжаю идти на яркие огни здания впереди. Это старомодный кинотеатр с крошечной кассой у тротуара и позолоченным шатром в стиле ар-деко. Небольшая компания толпится перед входом, ожидая, когда откроются двери.


Как подарок Вселенной, у тротуара останавливается такси.


Я снова перехожу на бег.


Сбив молодую пару, которая как раз собиралась открыть заднюю дверцу такси, я ныряю внутрь, захлопываю дверцу и опускаюсь на сиденье, выискивая в окне любой признак опасности.


— Бикон Хилл, пожалуйста, — переведя дыхание, говорю водителю.


— Маунт-Вернон-стрит, пятьдесят девять, если не ошибаюсь? — уточняет голос с ирландским акцентом.


Кровь застывает у меня в жилах.


Я поворачиваю голову и вижу, что он сидит на сиденье рядом со мной и улыбается, как накачанная тестостероном версия Чеширского кота.


Вулкан.


Он же Лиам Блэк.


Он же самый крупный, самый крутой, самый безжалостный гангстер по обе стороны Атлантики.


Человек, у которого я украла целый грузовик подгузников.


Вот дерьмо.


ГЛАВА 4


Джули



Когда я просто сижу и таращусь на него в ужасе, он говорит:


— Живешь в шикарном районе. — Его улыбка становится шире. Свет от театрального шатра мерцает на его кипельно-белых зубах. — Полагаю, старая поговорка «грабежи – дело невыгодное» неверна.


Такси отъезжает от тротуара и вливается в поток машин. Мне удается оторвать язык от неба и выпрямиться в кресле. Затем я одариваю его взглядом, демонстрирующим презрение, но, вероятно, выходит это не очень, если учесть, какое количество частей моего тела находятся на грани полного отказа.


— Тебе лучше знать, — язвлю я.


— Ого, дерзим, — хихикает он. — А я все гадал, как же ты себя поведешь. Большинство людей в твоей ситуации выбирают отрицание. Затем начинается торг. — Он делает паузу, и его улыбка исчезает. — Потом слезы.


— Ты не вытянешь из меня слез. И если ты думаешь, что запугиваешь меня, то рекомендую подумать еще раз.


Он выгибает брови.


— У тебя недавно была травма головы? Потому что это единственная логическая причина, по которой тебе не страшно. Судя по всему, тебе известно, кто я, учитывая твой с подружками драматический побег из ресторана.


Он ждет, наблюдая за мной своими, словно лазер, глазами со скупой самодовольной улыбкой, излучая опасность и мужественность в равных дозах.


Ненавижу.


Я прожила жизнь среди подобных людей и ненавижу их всех.


— У меня нет травмы головы, — отвечаю, выдержав его взгляд. — И я точно знаю, кто ты. И хочу предупредить, что независимо от того, что ты со мной сделаешь, как сильно будешь меня мучить или как долго будешь это делать, я тебе ничего не скажу.


На его лице появляется странное выражение. Отвращение или разочарование, не могу сказать точно. Но потом такси подпрыгивает на ухабе, и этот взгляд исчезает, как будто его никогда и не было.


— Так жаждешь встречи с создателем? — мурлычет он, сверкая темными глазами.


— Не терпится расстаться с тобой, — огрызаюсь я в ответ. — Так что поторопись и пристрели меня, или задуши, или что там у тебя на уме, чтобы мы уже могли покончить с этим.


Странный взгляд возвращается.


У водителя теперь тоже странный вид: он испуганно поглядывает на заднее сиденье, где я требую, чтобы другой пассажир меня убил.


— Откуда такая враждебность? — спрашивает Лиам, как будто ему действительно интересно. — В конце концов, я здесь жертва.


Резкий смех вырывается из моей груди.


— Жертва? Ты такая же жертва, как я — орангутанг.


Он осматривает меня с ног до головы, его острый как бритва взгляд скользит по моему телу.


— Интересно, где ты прячешь свой хвост? — с ирландским акцентом протягивает он.


Я изумленно на него таращусь. Он играет со мной. Он смеется надо мной. Он собирается убить меня, но решил сначала немного позабавиться.


Какая наглость!


— У орангутангов нет хвостов, — говорю я сквозь стиснутые зубы.


— Я думал, у всех обезьян есть хвосты.


— Они не обезьяны. Они приматы. — Поскольку я скоро умру, я решаю добавить в наш диалог немного острот. — Как и ты.


— Примат? С этим я справлюсь. Меня называли и похуже.


Он не выглядит обиженным. Напротив, он, кажется, наслаждается происходящим. А улыбка у него как у психопата.


Какое-то время мы едем молча, глядя друг на друга, пока я не начинаю уставать.


— Скажи мне хотя бы, как ты собираешься это сделать, — требую я.


Его взгляд опускается на мой рот, и он облизывает губы.


— Что «это»? — повторяет он хриплым голосом. Его взгляд снова поднимается, и я встречаюсь с его полыхающим взглядом. — Что сделать?


— Убить меня.


Таксист резко поворачивает, отчего я прижимаюсь к двери. Лиам же продолжает невозмутимо сидеть на своем месте, глядя на меня с обжигающей интенсивностью тысячи солнц.


— Мне любопытно… — начинает он.


— Хочешь вступить в половую связь с другим мужчиной? Ты молодец. Мужчины должны признать, что они би-любопытны. В этом нет ничего постыдного.


Желваки на его челюсти дергаются. Его взгляд снова опускается на мой рот.


— О, я кристально чист в своих сексуальных предпочтениях, маленькая воровка, — убийственно мягким голосом произносит он.


Его темные ресницы приподнимаются, и теперь он испепеляет меня своим взглядом.


— Я бы устроил тебе демонстрацию, если бы уже не знал, как тебе это понравится.


Я отказываюсь разрывать зрительный контакт с этим высокомерным ублюдком, хотя почти уверена, что если я каким-то образом выберусь из этого такси живой, то получу посттравматическое расстройство.


Лиам Блэк — это настолько сильный удар по нервной системе, что следующие несколько лет придется прибегнуть к психотерапии, чтобы расслабиться.


— Не льсти себе, — отмахиваюсь я.


— Ни в коем случае. И перестань играть с ножом в кармане. Замах им меня только разозлит.


Я долго смотрю вперед, раздумывая, стоит ли все же наброситься на него, как я планировала.


Лиам плотно сжимает губы. Подозреваю для того, чтобы не рассмеяться.


— Как я уже говорил до того, как меня так грубо прервали, мне любопытно: зачем отдавать то, что ты у меня украла?


— У тебя я ничего не крала. Я украла со склада.


— Склад принадлежит мне.


— Нет, склад принадлежит подставной корпорации.


— Я владелец подставной корпорации.


— Одной из многих, — сухо замечаю я.


— Да. Слишком многих, чтобы уследить. Честно говоря, я даже не знал о фабрике, пока ты не провернула этот трюк.


— Всем занимаются твои приспешники, да? Ищут способы отмыть свои грязные деньги?


— Что-то вроде этого.


— Ну, если тебе интересно, у тебя их девяносто шесть.


— Фабрик подгузников?


— Подставных корпораций.


Он делает паузу, изучая выражение моего лица. В его собственном читается растущий интерес и, полагаю, могло бы быть проблеском уважения, если бы я не знала лучше.


— Ты изучала меня, маленькая воришка?


— Что-то вроде этого.


Не обращая внимания на то, как я бросила ему в ответ его же собственные слова, он говорит:


— Зачем?


— Как правило, я изучаю информацию перед работой.


Он таращится на меня с той же свирепой сосредоточенностью, какую я чувствовала в ресторане. Его внимание подобно физическому воздействию. Электрические разряды проносятся по моим нервным окончаниям.


— Что еще ты выяснила обо мне в своих исследованиях?


Мой характер — вспыльчивый даже при самых благоприятных обстоятельствах — дает о себе знать.


— Я могу рассказать, чего не обнаружила.


— Что именно?


— Что ты такой раздражающе болтливый. Ты собираешься убивать меня или как? У меня есть дела поважнее, чем болтовня с такими, как ты.


О, боже, как же хорошо наблюдать как выражение изумления пересекает его злые, точеные черты… Это сладко, сладко, сладко.


Бьюсь об заклад, он не помнит, когда в последний раз кто-то проявлял к нему неуважение.


Особенно девушка.


Один балл в пользу женщин.


Мое чувство удовлетворения резко обрывается, когда он хватает меня за обе руки и затаскивает к себе на колени.


Он так крепко стискивает меня, что я охаю.


Он огромен и невероятно силен, поэтому легко удерживает меня, даже когда я вырываюсь и борюсь.


От моих визгов и ударов по двери, таксист в панике кричит:


— Эй! Никаких грубостей! Я съеду на обочину и вышвырну вас обоих!


— Остановишься, приятель, и получишь пулю в лоб, — спокойно говорит Лиам. — Продолжай ехать.


Когда брызжущий слюной водитель поворачивает руль и тормозит, направляясь к обочине, мой похититель добавляет:


— Я Лиам Блэк.


Через тридцать секунд, находясь в ловушке цепких рук Лиама, пока такси на максимальной скорости движется по улице, я киплю от злости.


Лиам смотрит на меня, беспомощную, сверху вниз.


— Отвечай на мой вопрос.


— Нет.


— Нет?


Судя по его тону, он не может решить, расстроен он или удивлен моим категорическим отказом. Какое-то время он пристально изучает мой профиль, а потом вдруг говорит:


— Ты меня не боишься.


Он произнес это так, словно только что открыл затерянную Атлантиду. С удивлением, сомнением и — как ни странно — с оттенком гордости.


— Скажем так, я всецело уважаю твою способность делать людей мертвыми. А теперь отпусти меня.


— Значит, ты можешь просто так вломиться к ничего не подозревающей жертве и украсть товары по уходу за младенцами?


— Значит, я могу просто так ткнуть большими пальцами тебе в глаза.


— Такая жестокая, — цокает он.


— Не я только что угрожала жизни водителя.


— Никто не совершенен.


— Особенно ты, парень, который собирается зацементировать мои ноги и бросить меня в реку Чарльз.


Он наклоняется к моему уху и хрипло шепчет:


— Это будет водохранилище, а не река. Но ты уже поняла, что я не причиню тебе вреда. А теперь ответь на мой долбанный вопрос о том, почему ты отдала то, что взяла у меня, прежде чем я переверну тебя на своих коленях и сделаю что-то действительно жесткое. Что, будем честны, доставило бы удовольствие нам обоим.


Затем он глубоко вдыхает у моей шеи и с явным удовольствием выдыхает.


Мой дар речи потерян.


Мое лицо пылает, сердце колотится, и я не могу заставить себя произнести ни слова.


Я, девушка, которая может поболтать о чем угодно — от удаления зубного нерва до похорон — не могу найти способность говорить просто потому, что хладнокровный убийца обнюхал мое горло.


В его одеколоне наверняка содержится какой-то изменяющий сознание вещество.


— Я... Я...


Он скользит кончиком носа по мочке моего уха, распространяя мурашки по моему телу.


— Хм?


— Прекрати, — сдавленным голосом прошу я.


— Прекратить что?


Весь такой из себя невинный, бессердечный сукин сын.


— Отпусти меня!


— Если ты ответишь на мой вопрос, я тебя отпущу.


— Неужели? — удивляюсь я.


— Нет. — Его гортанный смех полон самодовольства.


В такие моменты я жалею, что не обладаю сверхспособностями. Было бы так чудесно, если бы пара ядовитых колючих щупалец обвилась вокруг его толстой, самодовольной шеи.


— Значит, помимо того, что ты в принципе плохой парень, ты еще и лжец.


— Да. Издержки профессии. Но не тебе судить, моя маленькая болтливая воришка.


Его губы двигаются по чувствительной коже под моей мочкой уха, поднимая волосы на затылке и учащая мой пульс.


Потом я понимаю, что он сказал «моя воришка», и мое сердце совсем останавливается.


Потому что он способен проделать со мной вещи гораздо, гораздо хуже, чем утопить в реке Чарльз. Внимание такого человека, как Лиам Блэк, не обязательно должно закончиться кровью.


Если он решит, что я ему нравлюсь, это может закончиться чем-то похуже смерти.


— Спокойно, — хрипло шепчет он, отстраняясь, чтобы взглянуть на меня. — Что только что произошло?


Я застыла как доска в его руках. Мое лицо пылает. Я не могу рисковать и посмотреть в его темные, горящие глаза, потому что боюсь увидеть в них свое отражение.


— Вдохни. А теперь прекрати впиваться ногтями в мои руки. Объяснишь, почему так разволновалась?


— Потому что ты — самый опасный человек в Бостоне…


— В мире, — мягко вставляет он.


— ... и я вот-вот умру.


— Это мы уже проходили. Я не собираюсь причинять тебе боль.


— ... а еще ты признался, что лжец.


— Хм. Было такое.


— ... и ты держишь меня на коленях, обнюхиваешь мою шею и... и…


— И?..


Я с трудом сглатываю, все еще не в состоянии смотреть на него, а мой пульс начинает стучать с головокружительной скоростью.


Затем его тело напрягается.


Он сажает меня обратно на сиденье с таким выражением на лице, как будто только что учуял что-то гнилое, и рявкает водителю такси:


— Тормози.


Такси с визгом останавливается у тротуара. Лиам поворачивает голову и пронзает меня своим горящим немигающим взглядом.


Прорычав что-то на языке, которого я не понимаю, продолжает на меня смотреть.


— Эм… — мычу я.


— Убирайся.


У меня отвисает челюсть.


— Ты меня отпускаешь?


— Нет. Я тебя выгоняю.


Перегнувшись через меня, он открывает дверь и толкает ее так, что она широко распахивается. Затем возвращается на свою сторону машины и смотрит прямо перед собой; его челюсть напряжена, а исходящая от него энергия — едва контролируемая термоядерная ярость.


Понятия не имею, что происходит.


Но сейчас не время удивляться неожиданным перепадам настроения известного гангстера.


Сейчас самое время бежать к чертовой матери.


Что я и делаю, выскочив из автомобиля.


Я исчезаю в ночи, как будто та поглотила меня.


ГЛАВА 5


Джули



— Ничего не понимаю.


— Я тоже, Фин, но говорю тебе, именно так все и было.


— Он поймал тебя, а потом просто... отпустил?


— Ага.


Она сидит рядом с Макс на голубом бархатном диванчике, спрятанном в углу нашего любимого дайв-бара «Ядовитое перо», кусая губы, хмурясь и потягивая очередную порцию бурбона, пока я расхаживаю перед разделяющим нас деревянным кофейным столиком.


Макс тоже не отрывает от меня глаз. Правда, ее взгляд кричит о том, что я — тупица, а не о беспокойстве, как у Фин.


— Ты должна была дать ублюдку в глаз, когда у тебя был шанс! — возмущается она.


— У меня не было шанса, Макс, вот что я хочу сказать!


Она явно сомневается.


— Не знаю, Джулс, похоже, разговаривали вы довольно долго. Между вашим бормотанием наверняка можно было найти секунду, чтобы зарезать этого козла и сделать мир намного лучше. — Она замолкает и бросает на меня обвиняющий взгляд. — Серьезно… Почему Лиам Блэк?


Я поворачиваюсь и иду в другую сторону, рассеянно заламывая руки.


— Мы договорились, что будет лучше, если я будут хранить в тайне жертву. Я выбираю цели и исследую их, ты занимаешься электроникой и наблюдением, Фин — логистикой и транспортировкой. Детали своих задач мы держим при себе на случай, если кто-то из нас попадется.


Макс фыркает.


— Да знаю я правила! Я просто предполагала, что вся наша девчачья банда «Укради у богатых и отдай бедным» обчищает толстых старых миллиардеров, которые бьют своих детишек и не платят налоги, а не лидеров мафиозных синдикатов.


— Мега-горячих лидеров мафиозных синдикатов, — добавляет Фин, потягивая бурбон.


— Это не имеет значения, — спорит Макс.


— Это имело значение, когда ты пялилась на него в баре, а твои трусики вспыхнули, как горящая бумага, — парирует Фин.


— Тогда я еще не знала, кто он такой. Даже фотографии его не видела.


— Как будто это что-то изменило.


Макс фыркает.


— Прости, но мне хотелось бы думать, что я немного более проницательна.


— Может, и так, но твоя вагина обладает собственным разумом. Давай не будем забывать о том симпатичном музыканте, который запутался в бумажном пакете.


— Он был безобидным!


— Он был беспомощным.


— Легкомысленный гитарист — это не то же самое, что глава многонациональной преступной империи!


— Я к тому, что, когда речь заходит о горячих мужчинах, твоему влагалищу нельзя доверять. Ты бы трахнулась с Сатаной, будь у него татуировки и высокие скулы.


— И это говорит мне женщина, которая влюбляется в каждую длинноногую рыжую, если та хлопает ресницами. Какой бы сукой она ни была.


— Тесс не была сукой. Она была... умной! — злиться Фин.


— Достаточно умной, чтобы сбежать, прихватив все деньги с твоего банковского счета.


Я должна остановить эту глупую ссору, пока она не переросла в настоящий скандал.


— Девочки! Пожалуйста! Можем ли мы сосредоточиться на ситуации?


Макс фыркает, Фин хмурится, а я разворачиваюсь и шагаю в другую сторону.


— Окей. Сначала о главном. Как он нас нашел?


— Не смотри на меня, — защищается Макс. — Камеры на складе и в округе были отключены. Я сделала свою работу.


— А как насчет поля, где мы выгрузили грузовик?


— Тоже, — говорит она с преувеличенным терпением, как будто пытается что-то объяснить ребенку. — Их также вывела из строя.


— Я со своей стороны все сделала четко. Предприняла все обычные меры предосторожности.


— Где-то появилась утечка. Дыра, которую мы не заткнули. Может быть, кто-то видел, как мы вломились на склад, и последовал за нами?


— Сомнительно, — не соглашается Фин. — У нас за спиной не было фар, пока мы не выехали на шоссе, а это было в десяти милях от склада. Кроме того, если бы кто-то увидел, как мы вламываемся, он бы вызвал полицию, а не следил за нами.


— Может быть, квартира под наблюдением?


— Если бы копы следили за нами, они бы пришли в ресторан, а не он, — Макс кривит лицо.


— Вполне возможно, они в сговоре.


— Наверное, так оно и есть. В любом случае, нас бы уже арестовали. Вместо этого мы сидим здесь, гадим в штаны и гадаем, как скоро получим пулю в лоб.


Я останавливаюсь, чтобы посмотреть на них.


— В том-то и дело! Он мог свернуть мне шею в такси, если бы захотел. Но он этого не сделал. Он отпустил меня. — Я на мгновение задумываюсь. — Вообще-то, технически, было иначе. Он вышвырнул меня.


Фин выпрямляется.


— Стоп. Что?


Я усаживаюсь в мягкое кожаное кресло напротив дивана и мрачно смотрю под ноги.


— Ну, все было так непонятно. Он был до странности любезен и не убил меня, а потом в него вселился Конан-варвар и он вышвырнул меня из такси.


Макс и Фин изучают меня в напряженном молчании, пока Макс не говорит:


— Что ты перед этим ему сказала?


Мои волосы на загривке электризуются, потому что это звучит как обвинение.


— Почему это связано с тем, что я сказала?


— Ты умеешь выводить мужчин из себя, дикарка, — мягко поясняет Фин.


— И что это значит?


— Это значит, что твой рот сводит мужчин с ума, — бестактно выпаливает Макс. — И не в хорошем смысле.


— Не в стиле «вау-ты-делаешь-отличный-минет», — соглашается Фин.


Я приподнимаю подбородок и смотрю на них сверху вниз.


— Да будет вам известно, я делаю превосходный минет.


— Неужели? — фыркает Макс. — Когда ты в последний раз делала кому-то минет? Во сне не считается!


Я открываю рот, чтобы остроумно ответить, но вынуждена закрыть его снова, когда понимаю, что понятия не имею, когда в последний раз совершала этот конкретный половой акт, во сне или как-то иначе.


Лучше об этом не думать. У меня есть более важные причины для депрессии.


— Возвращаясь к нашей теме: Лиам Блэк знает наш домашний адрес.


Фраза зловеще повисает в воздухе на некоторое время, пока Фин не произносит:


— А как по мне, настоящая тема для обсуждения — это выяснение, что ты конкретно сказала, что тебя выкинули из такси.


— И почему это так важно?


— Это достаточно важно, потому что это предотвратило твое убийство. — Она делает знак официанту, чтобы тот принес еще порцию выпивки, затем снова поворачивается ко мне. — Так как все было?


Я уже знаю, что бесполезно пытаться отвлечь Макс от этой темы разговора. Она будет доставать меня, пока я не отвечу. Упрямая, как ротвейлер. Поэтому я съеживаюсь в кресле, закрываю глаза и начинаю вспоминать.


Через несколько мгновений меня осеняет.


— О! — Я открываю глаза и еще немного думаю, нахмурившись. — Нет. Этого не может быть.


Фин и Макс наклоняются вперед, прислушиваясь к моему бормотанию.


— Что? — в унисон спрашивают они.


Все еще хмурясь, я смотрю на их полные нетерпения лица.


— Я... думаю... что… возможно, я его оскорбила.


Спустя пару секунд Фин поворачивается к Макс.


— Она думает, что оскорбила его.


Макс поворачивается к Фин.


— Главу ирландской мафии.


— Она так жестко оскорбила главу ирландской мафии, что он забыл ее убить.


Затем одновременно поворачиваются ко мне и смотрят на меня в обвиняющем молчании.


— Боже, девочки. Спасибо за поддержку.


Официант, симпатичный молодой парень с пучком на голове и татуировкой Бетти Буп на предплечье, возвращается с нашими напитками. Он ставит их на кофейный столик, забирает пустые стаканы и улыбается Макс.


— Вам нужно еще что-нибудь?


Вскинув бровь, Макс оглядывает его с головы до ног. Но когда она открывает рот, Фин толкает ее локтем в бок.


— Все в порядке, спасибо, — в итоге выдыхает Макс.


Парень уходит с грустной улыбкой на губах.


— Невероятно. — Фин провожает его взглядом. — За нами охотится лидер мафии, а ты флиртуешь с хипстерами.


— За нами не охотится лидер мафии. Он уже нашел нас, а дьявольский язык, — Макс показывает на Меня, — спугнула его.


— Не стоит благодарности, — бросаю я, хватая вторую порцию водки.


— Давай не будем забегать вперед, — говорит Фин, хватая свой бокал. — Реальность такова, что Лиам Блэк, вероятно, в этот самый момент решает, как нас убить. Разрабатывает жестокую, отвратительную, мучительную расправу, от которой получит неземное удовольствие, учитывая, что мы не только у него что-то украли, мы еще и оскорбили его. Прямо в лицо. Для человека, который может заставить взрослых мужчин плакать при одном упоминании его имени, это, вероятно, еще хуже.


Раздраженная, я выпиваю водку, морщась, когда она прожигает мое горло.


— Я сказала, что возможно оскорбила его, а не что точно оскорбила!


Фин заправляет прядь волос за ухо и наклоняется вперед.


— Просто расскажи нам, как все было, и мы двинемся дальше.


Тяжело вздохнув, я пожимаю плечами.


— Я просто... он вроде как... обнюхивал мое горло…


— Обнюхивал горло? — перебивает она, широко раскрыв глаза.


Вслух это звучит гораздо хуже.


— Эм. Да. Я сидела у него на коленях, а он шмыгал носом…


— У него на коленях? — хором переспрашивают они.


Я раздраженно оглядываюсь по сторонам.


— Не могли бы вы говорить потише?


Макс смотрит на меня с нескрываемым изумлением.


— Твои приоритеты сейчас настолько сбиты, что я даже не знаю, с чего начать. Какая разница, кто что в этом баре подумает? Ты сидела на коленях у Лиама Блэка, а он обнюхивал твое горло? Да иди ты!


— Боже, благослови Америку, — добавляет Фин, поднимая свой стакан, чтобы за меня выпить.


Мне действительно необходимо завести друзей получше.


— Все было не так, как кажется, — начинаю я, но меня снова перебивают.


— О, да неужели? — Макс смеется. — Потому что звучит так, будто некий горячий злобный гангстер растекся, когда увидел тебя в баре, друг мой.


— Он не мог «растечься», как ты очаровательно выразилась, потому что видел только мою спину!


— У тебя неплохой вид сзади, — вставляет Фин и жадно глотает свой бурбон.


Я опускаю голову в ладони и стону.


— Ой, перестань ныть. Это же отличная новость!


Я поднимаю взгляд и смотрю на Макс.


— А в чем именно заключается эта отличная новость?


— Мы, наверное, не умрем! — Она делает паузу. — Хотя, полагаю, это не совсем так. — Она снова делает паузу. — Интересно, простит ли он нас всех за групповушку?


— Я не собираюсь заниматься сексом с вами двумя, идиотками, и гребаным бандитом! — пылко возмущаюсь я…


Тем временем Фин изучающе смотрит на Макс, поджав губы, как будто обдумывает ее предложение.


— Фин, нет!


Она невинно моргает и переводит внимание на меня.


— Я не сказала ни слова.


— Слушайте, мы можем сосредоточиться? Он знает наш адрес. Вполне возможно, что десять киллеров прямо сейчас ждут нас дома!


Макс качает головой.


— Он не пришел бы в ресторан сам, если бы собирался поручить это своим головорезам. Кроме того, если кто-то вломится в квартиру, мне на телефон поступит уведомление. — Она откидывается на спинку дивана, скрещивает ноги и пристально смотрит на меня. — Нет, я считаю, что Лиам Блэк каким-то образом выяснил, кто мы такие, положил на тебя глаз, Натали Портман, и решил подойти познакомиться.


— Я не похожа даже на дальнюю родственницу Натали Портман.


Фин склоняет голову, изучая меня.


— Определенное сходство есть. Такая же заучка, зануда, сорвиголова и брюнетка. Эдакая горячая выпускница Гарварда. Но мне больше кажется, что ты похожа на Грету Гарбо. Отстраненная и загадочная. С аурой «я хочу побыть одна».


— Я действительно хочу побыть одна. — Я перевожу взгляд с одной на другую. — И это желание невероятно сильное. Мне совсем не улыбается торчать здесь и вести нелепый разговор с двумя людьми, которые, очевидно, в какой-то момент успели употребить наркотики.


Некоторое время мы сидим молча, пока Макс вдруг не говорит:


— Я знаю, что нужно делать.


— Неужели? И что?


— Ты должна позвонить ему и извиниться.


Я жду кульминации. Когда я понимаю, что она не шутит, я хихикаю.


— О, хороший план, Эйнштейн. Я просто позвоню в справочную, узнаю номер телефона нашего гангстера, а потом принесу глубочайшие извинения за то, что мы украли его вещи и попрошу не убивать нас.


— Нет, о краже его вещей мы не сожалеем. Ты извинишься за то, что оскорбила его.


— Помоги мне, — прошу Фин.


Но Фин не принимает мою сторону, предательница.


— В ее словах есть смысл, Джулс. Судя по твоему рассказу, он ясно дал тебе понять, что не собирался причинять тебе вреда.


— Мы не можем верить ни единому его слову!

— Мы можем верить его действиям. Факт налицо: ты все еще дышишь.


— Пока что!


— Факт номер два: мы тоже преступники, и нам можно доверять.


Она смотрит на меня так, словно в ее словах есть смысл. Застонав, я провожу по лицу руками.


— От твоей логики у меня раскалывается голова.


— Это как кодекс воров, Джулс, — говорит Макс. — Он сказал, что не причинит тебе вреда, и это, по сути, обещание. — Она выдерживает эффектную паузу, понижая голос. — Но он не говорил, что не причинит вреда мне и Фин. Так что тебе придется позвонить ему и извиниться.


— Это безумие, — бормочу я.


— Думаю, попробовать стоит, — говорит Фин. — Мужчины вроде Лиама Блэка повернуты на своем эго. Уважении. Украсть у него — это бизнес, но оскорбить его? — Она цокает. — Это личное.


— К тому же, не стоит забывать, что ты оскорбила его, сидя у него на коленях. — Она охает, ее голубые глаза расширяются от паники. — Боже.


— Что такое? — кричу я.


— Пожалуйста, скажи, что ты не смеялась над размером его члена. Потому что тогда мы все точно умрем.


Я жестом прошу официанта, чтобы он принес еще порцию выпивки. Он наблюдал за Макс, как будто хотел ее съесть, поэтому сразу заметил меня и начал действовать.


— Нет, я не смеялась над размером его члена.


Макс облегченно вздыхает.


— Я думаю, — продолжаю я, — что он понял, что я предпочла бы умереть, чем... кое-что другое.


Фин сразу все понимает.


— Похищение, — тихо говорит она, кивая головой.


Макс смотрит на меня в замешательстве.


— Ты хочешь сказать, что скорее умрешь, чем согласишься быть взятой в плен этим горячим мужчиной?


— Две минуты назад ты утверждала, что я должна была всадить нож меж его глаз.


— Ну да, если бы он собирался тебя убить. Но я это сказала до того, как выяснилось, что вы двое развлекались на заднем сиденье такси. Есть большая разница между самообороной и петтингом.


— А еще ты говорила, что без него мир стал бы лучше.


— Предпочитаю поддерживать выбор моих подруг в мужчинах. — Она бросает на Фин многозначительный взгляд.


— Боже. Я сдаюсь.


Когда официант обновляет наши напитки, я растекаюсь в кресле, пораженно глядя в потолок.


— Дамы, — говорит он, улыбаясь Макс. — Это за счет заведения.


— Как мило! — Подмигнув мне, сияющая Фин поворачивается к Макс и проводит ладонью по ее бедру. — Милая, ты сказала ему, что мы только что сыграли свадьбу?


Стоит отдать должное официанту: он не проливает напитки. Его улыбка остается на месте. Но все же его разочарование можно ощутить в воздухе.


Мне становиться его жаль, но лишь на полсекунды — над его головой загорается лампочка, когда он бегает глазами с одной моей симпатичной подруги на другую и обратно. Тогда его улыбка снова искриться.


Мужчины.


Я думаю, что на самом деле Бог сначала создал женщину, а потом уже — мужчину, решив, что нам нужен некий раздражитель, чтобы мы не умерли от скуки в Эдемском саду.


— Эй, тебе удалось избавиться от той мерзкой сыпи? — спрашиваю у Фин. — Макс сказала, что ты принимаешь довольно тяжелые антибиотики.


Фин кивает, подыгрывая.


— О, подруга, это было так ужасно. Моя гинеколог сказала, что никогда не видела такого количества сочащихся язв. К сожалению, пока я добралась до врача, Макс тоже подцепила эту дрянь.


Наблюдая за удаляющейся спиной нашего официанта, спешащего к бару, Макс уныло говорит:


— Какие же вы противные девчонки.


— Сам виноват, что считает, будто лесбиянкам просто нужен хороший трах, чтобы перейти на сторону гетеро.


— Я не лесбиянка, — шипит Макс, — и мне бы не помешал хороший трах.


— Ну, извини за облом, — просит прощения Фин, очевидно, совсем не сожалея. — Но всем известно, что парни с пучками — отвратительные любовники. Они слишком заморочены на своих волосах, чтобы сосредоточиться на партнере. Ты заслуживаешь лучшего.


— Спасибо. Наверно.


Мы одновременно тянемся за напитками, когда официант возвращается. Прежде чем я успеваю сказать ему, что мы сами за все заплатим, он спрашивает:


— Кто из вас Джулия Джемесон?


Мой живот сжимается. Мы втроем смотрим друг на друга какое-то время, пока я осторожно не уточняю:


— А что такое?


Он указывает большим пальцем через плечо.


— Вас к телефону.


Никто не знает, что я здесь, кроме Фин и Макс. Напряжение в моем животе превращается в узел.


— Кто?


Официант пожимает плечами.


— Какой-то ирландец говорит, что вы должны ему девяносто тысяч долларов.


ГЛАВА 6


Джули



После нескольких секунд изумленной тишины, Макс говорит:


— Ладно, это дьявольски странно. Он звонит тебе сразу после того, как сказала, что ты должна позвонить ему? Совпадение?


Фин обеспокоенно оглядывается по сторонам.


— Что действительно странно, так это то, как он узнал, что мы здесь. Как думаешь, он следил за тобой после того, как вышвырнул из такси?


— Должно быть, так оно и было. Похоже, он любит играть в игры.


Как кошка с мышью прямо перед тем, как укусить, разрывая жертве спинной мозг.


Я стискиваю зубы, расправляю плечи и осматриваясь, пытаясь заметить группу здоровенных парней со злыми лицами в темных костюмах с подозрительными выпуклостями под ними. Но я не вижу наемных убийц: вокруг обычные люди разговаривают и выпивают возле бара.


Я встаю. Мое сердце бешено колотится в груди.


— Если я не вернусь через пять минут, вы, девчонки, знаете, что делать.


— Взорвем это место, — кивает Макс.


— Что? Нет! Вы направляетесь в свои тайники и отправляете сигнал, если у вас все чисто!


— Я думала, — хмурится Фин, — что «если я не вернусь через пять минут» означает «я ухожу с тем горячим самцом, которого только что встретила, не ждите меня».


— Господи, — вздыхаю я, разочарованно глядя на них. — Мы самые жалкие преступники на свете.


— Зато мы с Макс знаем, что лучше не оскорблять хозяина преступного мира, детка. А теперь иди спасай наши задницы. Мы пока будем напиваться на случай, если ты потерпишь неудачу.


Качая головой, я покидаю их и направляюсь к парню в конце бара. Он указывает на телефонную будку у заднего выхода. Это одна из тех старомодных красных лондонских будок, с которыми так любят фотографироваться туристы.


Адреналин, как электричество, пронизывает мое тело. Я захожу в кабинку, закрываю дверь и делаю глубокий вдох. Затем снимаю трубку и подношу ее к уху.


На другом конце провода потрескивающая тишина. Даже сквозь телефонный провод присутствие Лиама так же ощутимо, как прикосновение его руки к моей коже.


Затем:


— Я не планировал этого. — Голос низкий, хриплый и характерный. Теперь, когда я его слышала, я узнаю этот гортанный ирландский акцент где угодно.


— Не убивать меня, когда у тебя была такая возможность?


— Потерять самообладание. Я должен перед тобой извиниться.


Мы дышим в трубку, пока я не прихожу в себя.


— Ты что, шутишь?


— Нет.


— Это что... какая-то игра?


— Нет.


Я так пристально всматриваюсь взглядом в кнопки на телефоне, что в глазах начинает расплываться.


— Ладно, не буду тратить время и сразу признаюсь, что понятия не имею, что сейчас происходит.


— Происходит то, что я прошу прощения за то, что вышвырнул тебя на улицу.


— После того, как я украла у тебя подгузники на девяносто тысяч долларов?


— Да, — с торжеством в голосе, в котором слышится намек на теплоту, отвечает он. — Хотя мне сказали, что технически они были украдены со склада, а не у меня.


Мне хочется рухнуть в кресло, но могу позволить себе только прислониться к стеклянной двери узкой кабинки.


— Ты собираешься убить нас или как? — крепко сжав трубку, громко требую ответа.


Он вздыхает.


— Только не снова.


— Это значит «нет»?


— Да, милая, это «нет», — уверенно отвечает он.


Я не обращаю внимания на то, как мне понравилось слышать из его уст «милая», и продолжаю напирать:


— Но почему? Потому что мы девочки? Если бы мы были мужчинами, мы бы уже были мертвы, верно? — Когда он задумывается, я выпаливаю: — О боже, ты передумал?


— Нет. Просто слегка разочарован, что моя репутация включает в себя причинение вреда женщинам. Я никогда не поднимал руку на женщину в своей жизни…


Затем он резко замолкает и тихо матерится.


— Так что ты говорил? — напоминаю я, потому что он не продолжает свою речь.


Он тяжело вздыхает.


— Я чуть не соврал. Как-то я действительно ударил женщину. Вообще-то я ее избил.


Если моя челюсть отвиснет еще ниже, она упрется в мысы моих ботинок.


— Это одно из моих самых больших сожалений. У меня сложилось впечатление, что она занимается торговлей девочками, детьми… неважно. Долгая история. Мне не хочется начинать с неправды, поэтому я буду честен.


Когда я молчу слишком долго от шока и замешательства, он добавляет:


— Я убил человека, который дал мне эту неверную информацию, что Ева торговала людьми.


Я сглатываю, пытаясь вернуть к жизни свой онемевший язык.


— Тогда ладно.


— Знаю, что это не оправдывает моего поступка, но я и не пытался это так подать. Я просто объясняю причину.


— Э-э-э…


— Теперь она замужем. Родила близнецов. Я приглядываю за ними, когда ее муж уезжает из города на работу. Мы вроде как сдружились.


— Значит, в конце концов проблема разрешилась.


Мне удалось говорить как разумному человеку, а не как зомби с картофельным пюре вместо мозгов, каковой я на самом деле являюсь.


— Скажи-ка мне, — резко требует он, — почему ты отдала то, что у меня украла, на благотворительность. Зачем рисковать без финансовой выгоды? Что ты получила?


У меня уже голова болит от этого парня.


— Какое это имеет значение?


— Мотивация говорит о характере. Скажи мне.


Боже, какой же он властный. Это меня раздражает, но тут я вспоминаю о Фин и Макс, и о том, по какому тонкому льду мы с ними сейчас ходим, поэтому решаю уступить.


— Ладно. Мы сделали это, если тебе этот так важно знать, чтобы загладить вину.


Наступая долгая мучительная молчание.


— Загладить свою вину перед кем? — допытывается он.


— Ну... перед миром, полагаю.


Есть еще одна пауза, на этот раз длиннее.


— И какие же ужасные грехи совершили Робин Гуд и ее веселая шайка разбойников, чтобы возмещать ущерб перед всем миром?


— Не наши грехи, — тихо отвечаю я.


— Тогда чьи же?


Не знаю, зачем я ему это говорю.


Может быть потому, что я никогда раньше не произносила этих слов вслух, или потому, что я чувствую, как много зависит от моего ответа, или потому, что я много выпила. Но слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить. Вместе с ними приходит странное чувство облегчения.


— Наши отцы — плохие люди. Очень плохие люди. Из тех, кому наплевать, кому они причиняют боль, чтобы получить желаемое. Мы забираем у таких же людей. То, что мы делаем, это своего рода… это наш маленький способ сделать добро. Мы пытаемся загладить свою вину за то, что связаны с такими засранцами.


Из-за его долгого молчания, я начинаю волноваться.


— Я не лгу.


— Я верю тебе, — говорит он удивительно мягким голосом.


Так как он больше ничего не добавляет, меня охватывает паника.


— Эм... Все как-то так. Вот и вся причина, — лепечу я. — На самом деле то, что мы делаем, недопустимо. Одна из нас неизбежно напортачит. Чудо, что мы до сих пор не загремели в тюрьму. Вообще мы работаем, мы не абсолютные преступники, скажем, подрабатываем. Ну, я не хочу, чтобы ты решил, будто мы не воспринимаем это всерьез, потому что очевидно, что мы согласны, что играем с огнем…


— Я хочу тебя видеть.


Его тон утратил всю свою мягкость. Он по-прежнему низкий, но теперь в нем слышится напряжение с темной потребностью, от которая моя паника взлетает до небес.


Воздух покидает мои легкие. Сглотнув комок в горле, я шепчу:


— Зачем?


— Ты знаешь зачем, — хрипло отвечает он.


Господи, помоги мне. И это не потому, что он хочет меня убить.


Я даже не подозревала, что мое сердце способно делать то, что оно делает — пульсирует и трепещет, превращая мои конечности в лапшу и заставляя все мое тело дрожать.


— Я... у меня есть парень.


Он издает тихий звук недовольства.


— У нас так хорошо обстояло дело с правдой, маленькая воришка. Я знаю, что у тебя нет парня. Я знаю, что у тебя уже много лет ни с кем не было серьезных отношений. Я знаю твою кредитную историю, сколько денег у тебе на счете и что, вероятно, твоя фамилия фальшивая, потому что я покопался в твоей прошлом и обнаружил несколько интересных дыр в твоей истории. — Его голос падает. — А еще я знаю, что нравлюсь тебе, хотя ты никогда в этом не признаешься.


Я не могу говорить. В любом случае, вряд ли существуют слова, которые могли бы должным образом передать глубину моего шока.


Наконец, я вытаскиваю голову из задницы и говорю единственное, что приходит на ум, хотя это даже не входит в десятку самых актуальных тем разговора после бомб, которые он только что на меня сбросил.


— Как ты нашел меня?


— Я повесил на твою куртку маячок. Под воротником, с левой стороны.


Моя рука взлетает вверх, чтобы пошарить под воротником куртки, и мои пальцы натыкаются на крошечный круглый кусочек металла, гладкий и прохладный.


Я снимаю его и с неверием изучаю. Меньше десятицентовика. Маленькая электронная штука с мигающей лампочкой.


— Я бы сказал, что сожалею, но мне не жаль. И, как я уже сказал, мне хочется начать все правильно. Так что никакой лжи. Для каждого из нас, — добавляет он сурово, как будто это вполне разумно.


Как будто он не полностью закоротил мой мозг.


— Что происходит? — едва слышно спрашиваю я.


— Будь в переулке за баром через шестьдесят секунд, и я тебе все объясню.


Телефон в моей руке умирает.


Я смотрю на него, застыв, пока кто-то не стучит в стекло телефонной будки. Подпрыгнув на месте, вижу Макс. Она поднимает вверх большой палец, спрашивая, все ли нормально.


Я медленно вешаю трубку и открываю дверь.


— Ну? Как все прошло? — налетает она.


— Я почти уверена, что он не собирается нас убивать.


Какое-то время она изучает выражение моего лица.


— Тогда почему у тебя такой вид, будто тебя сейчас стошнит?


— Потому что он ждет меня снаружи.


Она резко оборачивается и в шоке смотрит на выход, на который я указала.


— Там? Сейчас? Зачем?


— Я... Я думаю, мы идем на свидание.


Она поворачивается ко мне и комично медленно моргает.


— Свидание.


— Похоже на то. Либо это свидание, либо он недавно уволил своего психотерапевта и ему нужно излить кому-нибудь душу.


— Понятия не имею, что это значит.


— Это значит, что для бездушного, безжалостного, хладнокровного гангстера он на удивление охотно признается в своих ошибках.


Макс молчит.


— И честного. Похоже, еще он большой любитель честности. Он не прекращая убеждал меня, что мы не должны лгать друг другу. — Мой смешок тихий и полуистеричный. — Чтобы мы «начали правильно».


— Вот дерьмо.


— Ага.


Какое-то время мы смотрим друг на друга, понимая, что мой выбор ограничен.


Я могу попытаться сбежать, подвергая опасности не только свою жизнь, но и жизни моих друзей, если он найдет меня. Что, как я начинаю подозревать, он легко бы сделал. У него, кажется, есть парочка трюков для этого.


И, несмотря на его обещания, нет никакой гарантии, что он не перебьет нас всех, если я не выполню его желания.


Или.


Я могу выйти через заднюю дверь.


— А где Фин?


— Она пошла в туалет.


Я делаю глубокий вдох, выдыхаю и быстро читаю беззвучную молитву.


— Не возвращайтесь сегодня в квартиру. Идите в свои «норы» и оставайтесь там. Если до рассвета ты не получишь от меня вестей, свяжись с моим отцом.


Макс бледнеет.


— Твоим отцом? Зачем?


— Он единственный, кто сможет защитить тебя и Фин от Лиама Блэка.


Затем я быстро крепко обнимаю ее и выхожу.


ГЛАВА 7


Джули



Тяжелая задняя дверь закрывается за мной со зловещим стуком, когда я выхожу в переулок из бара.


Меня встречает пугающий вид пяти выстроившихся в ряд черных внедорожников с затемненными стеклами и работающими двигателями, чьи выхлопные газы из труб вздымаются в ночном воздухе.


Водительская дверь центрального внедорожника открывается, и оттуда выходит здоровяк в темном костюме, застегивая на ходу пиджак. Его волосы черные как смоль, глаза льдисто-голубые, а лицо сурово.


Как и его босс, он потрясающе красив для гангстера.


У большинства из них разбитые носы или мелкие черты лица, множество шрамов и уродств, полученных в боях. Сходки моего отца с его соратниками напоминали сборище троллей.


Водитель открывает заднюю дверцу внедорожника и отходит в сторону.


Я пытаюсь собраться с духом.


— Заходи, девочка, мистер Блэк не любит, когда его заставляют ждать.


Забавно, как мелодичный ирландский акцент может заставить любые слова звучать прекрасно. Даже угрозы.


Я иду вперед с высоко поднятой головой, пока не оказываюсь в нескольких футах от машины. Затем останавливаюсь и пронзаю водителя злобным взглядом.


— На будущее, я не люблю, когда меня торопят.


Он смотрит на меня так, словно пытается не закатить глаза.


— Обязательно это запомню, Ваше Высочество, — сухо говорит он. — А теперь тащи свою задницу в машину.


— Деклан.


Резкий выговор доносится из салона внедорожника. Лиам выглядывает со своего места и с неодобрением смотрит на водителя.


— Извините, босс. — Деклан поворачивается ко мне. — Прошу прощения, девочка.


Искренние извинения не от одного, а от двух убийц за один вечер. Вот так да.


— Не беспокойся. Мне недавно сказали, что у меня язык как у змеи, так что я едва ли могу винить тебя. — Я бросаю взгляд на машину и бормочу: — Кроме того, работа на Принца Чармлесса должна сказаться на твоем характере.


Тень улыбки мелькает на его губах, но он быстро ее подавляет.


Я забираюсь в машину, и водитель захлопывает за мной дверцу. Через мгновение мы отъезжаем.


Напряженный и горячий Лиам на сиденье рядом со мной начинает разговор только когда мы проезжаем три квартала.


— Ты еще долго собираешь заставлять меня ждать, прежде чем посмотришь на меня?


— Я пытаюсь выровнять дыхание, чтобы не потерять сознание. Так что, пожалуй, десять минут.


Его низкий и чувственный смех повышает мое кровяное давление по крайней мере на двести пунктов.


— Ты справишься быстрее. Даю тебе десять секунд.


Когда проходит несколько секунд, я поворачиваю голову и краем глаза смотрю на него.


Он прожигает меня насквозь, отчего мгновение я не могу дышать.


— Привет еще раз, — хрипло повторяет он.


Срань господня, какой же он красавчик. Как может кто-то настолько злой быть таким горячим?


Я громко, с дрожью выдыхаю. Затем прочищаю горло и притворяюсь адекватным взрослым человеком.


— Здравствуй.


Он позволяет своему взгляду скользнуть по мне, изучая каждый аспект моей одежды, позы и выражения лица.


— Ты все еще не доверяешь мне.


Я издаю бульканье, которое должно было стать смехом, но вышел визг маленького животного, которого душат.


— Не доверяю? Прости, ты только что упомянул доверие?


— Именно, — серьезно отвечает он.


Я изумленно смотрю на него.


— Конечно, я тебе не доверяю! Ты... ты!


— Так нечестно, девочка, — перебивает водитель со своего места. — Вы только что познакомились.


— Деклан, — сквозь стиснутые зубы произносит Лиам.


— Окей. Извиняюсь. — Замолчав, Деклан снова переводит взгляд на дорогу.


Лиам ободряюще улыбается мне.


— В наши дни так трудно найти хорошего помощника.


Я перевожу взгляд с одного на другого, ошеломленная всей этой ситуацией. У меня галлюцинации? Может быть, тот хипстер-бармен что-то подсыпал мне в стакан?


Пока я размышляю над этим, Лиам наклоняется и обнимает своей огромной горячей ладонью мое горло.


Я сжимаю его запястье обеими руками, еле дыша и съежившись на сиденье.


— Я не собираюсь тебя обижать, — глядя мне в глаза, шепчет он.


— Дерьмовый способ доказать это, — с паникой в голосе визжу я.


— Я не пытаюсь задушить тебя, милая.


Вероятно, так и есть — давление его руки на мое горло слабое, но все же.


— Тогда какого черта ты творишь?


Он водит большим пальцем по пульсирующей вене на моей шее.


— Щупаю твой пульс.


С колотящимся сердцем я смотрю на него.


— И зачем?


— Потому что хочу выяснить, насколько быстрым он станет, когда я поцелую тебя.


Я замираю.


— Не смей!


— Почему бы и нет? — Он выгибает одну темную бровь.


— Я не хочу.


Он наклоняется ближе, его взгляд впивается в мое лицо, тепло его тела и терпкий запах его кожи окружают меня.


— Если бы ты говорила правду, маленькая воришка, я бы выполнил твою просьбу.


— Я не готова к этому, — выпаливаю я.


Он мгновенно замирает. Его темные глаза изучают мое лицо. Затем его полные губы медленно растягиваются в улыбке.


— Тогда, полагаю, мне придется подождать.


Он жадно изучает мой рот, прежде чем отпустить меня.


Я остаюсь в том же положении с широко распахнутыми глазами, вжимаясь в дверь и пытаясь убедить себя в нескольких важных фактах.


Во-первых, я должна бояться. Потому что, во-вторых, он с вероятностью в пятьдесят процентов свернет мне шею. И, в-третьих, я действительно не хотела, чтобы он меня целовал.


Особенно я не хотела, чтобы он меня целовал. Потому что если бы хотела, то могла ли я считать себя здравомыслящим человеком?


— Спасибо за откровенность, — поправляя галстук, говорит Лиам. — Чтобы у нас получилось, мы должны быть честны друг с другом.


Я с неверием хихикаю.


— У нас? Нет никакого «у нас»!


Он поворачивает голову и прожигает меня взглядом.


— Есть, милая, — говорит он хриплым голосом.


Если бы мое тело только что не расплавилось, я бы сказала высокомерному придурку спрыгнуть с моста.


Гнев придает мне сил, и я выпрямляюсь.


— Не могу поверить, что должна это говорить, но я не встречаюсь с гангстерами. Гангстер.


Глядя на мой рот, он облизывает губы.


— А кто говорит о свиданиях?


Святой гуакамоле. Он не собирается упрощать мне задачу.


— И не сплю с ними, понятно? — с пылающими щеками бормочу я.


Его глаза, Боже милостивый, становятся темнее.


— Я не говорил и о сне, девочка. После проведенного со мной времени ты надолго забудешь о том, что такое сон.


Мне кажется, что мое сердце застряло где-то в горле, потому как мне невероятно трудно произнести нужные слова.


— Я не хочу проводить с тобой время.


Желваки на его челюсти напрягаются. Он качает головой, как будто разочарован во мне.


— Не хочу!


— Хочешь. Ты очарована мной. Ты просто не можете понять, почему.


От раздражения мне хочется кричать.


— Только больная на голову может «очароваться» тобой!


— Тогда ты больная на голову. — Он пожимает плечами, как будто ему все равно. — Но так даже интереснее.


Вот же одержимый. Он думает, что я интересная?


— Я у тебя украла.


— Я знаю. Именно это делает тебя интересной. — Его тон переходит от беззаботного к жаждущему. — Это и твой красивый, умный гребаный рот.


Мы пристально смотрим друг на друга. Адреналин потрескивает в моих венах, горячий, темный и опасный.


Подобный ему.


Мне приходит в голову, что, возможно, это было неизбежно. Я росла в окружении опасных людей. Один из них меня воспитывал. Вероятно, какая-то часть моего мозга настроена на то, чтобы быть привлекать зло, подобное Лиаму Блэку.


Очень плохо, что он так невероятно красив. Легко испытывать отвращение к человеку, чье лицо так же уродливо, как и его душа, но когда зло прячется за великолепной упаковкой, сопротивляться ему не так-то легко.


До того, как дьявола вышибли из рая, он был самым прекрасным ангелом.


— О чем ты думаешь? — требует Лиам.


— Что ты — дьявол.


— Я превратился из обезьяны в дьявола? Довольно неплохой рост.


Из своего ограниченного опыта общения с ним я знаю, что мы могли бы вечно ходить вокруг да около, поэтому я перехожу к делу.


— Куда ты меня везешь?


— Домой.


Тошнота в животе подсказывает, что Лиам говорит не о моей квартире. Я в ужасе.


— Что бы ни слетело с твоих губ сейчас, пожалуйста, не позволяй этому быть ложью, — низким шепотом просит он.


Это «пожалуйста» резко останавливает меня. Он не похож на человека, который даже знает это слово, не говоря уже о том, чтобы его использовать.


— Окей. Никакой лжи. С этим я соглашусь. Итак, вот тебе несколько истин: я запуталась. Я очень устала. Я беспокоюсь о своих друзьях. Я выпила несколько рюмок, и мне кажется, что мой мозг работает не так, как надо. Ты мне не нравишься, но я не могу честно сказать, что ты мне противен, хотя мне бы очень этого хотелось. Из-за этого я немного разочарована в себе.


Он так пристально наблюдает за мной, что мне приходится глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться, прежде чем продолжить:


— Что еще? Хм. Я рада, что ты еще не убил меня…


— Клянусь могилой моей матери, я никогда не причиню тебе вреда. — Его голос жесткий и уверенный. Темные глаза сверкают, как драгоценные камни. В выражении его лица есть что-то такое, что как мне кажется, умоляет меня признать, что он говорит мне правду.


— Хорошо, — к своему удивлению шепчу я.


Похоже, он тоже удивлен.


— Ты мне веришь?


— Да.


Изучив мгновение мое лицо, он выдыхает.


— Спасибо.


Не знаю почему, но мои слова, судя по всему, для него очень много значат.


— А как насчет моих друзей?


— Они в безопасности. Даю тебе слово.


Он смотрит на меня так, словно за моей спиной солнце, которое слепит глаза. Когда тобой с непоколебимой настойчивостью любуется такой великолепный, такой сильный и такой абсолютно мужественный мужчина, это дезориентирует.


Это также, несомненно, захватывает.


Вот только я должна его ненавидеть. Я действительно ненавижу его.


Наверно.


— Насчет того, что ты везешь меня домой.


— Что насчет этого?


— Если я скажу, что не хочу ехать с тобой, аннулирует ли это все, что ты обещал мне ранее?


— Нет.


— Отлично. Я не хочу ехать с тобой домой.


С минуту он молча смотрит на меня. Потом улыбается.


— Может, ты прекратишь это делать? — раздраженно требую я.


— Ничего не могу поделать, милая. Твое лицо может прочитать даже слепой.


— Пожалуйста, послушай меня! Я. Не. Хочу. Идти. Домой. С. Тобой.


— Похоже на правду. Мы поедем туда.


Этот человек может заставить святого пойти на убийство.


— Я не хочу ввязываться в семантическую войну, ясно? Я хочу сказать, что это не очень хорошая идея.


— А я думаю, это лучшая идея, которая приходила мне в голову за последние десять лет.


— Нет! Мне следует оказаться подальше от тебя! Мне нужно переварить это безумие! Я не поеду к тебе домой!


— Это не дом. Это пентхаус. В небоскребе. Вид оттуда просто невероятный. И тебе не нужно ничего переваривать, кроме того факта, что это происходит. Ты поедешь ко мне, осмотришься, мы выпьем вина, немного поговорим, привыкнешь ко мне, а потом мы сделаем то, что оба хотели сделать с момента нашей встречи.


Я вглядываюсь в его лицо. Он пристально смотрит на меня, вызывая на ссору.


По крайней мере, я не единственная на грани сердечного приступа. Несмотря на все его внешнее спокойствие, пульс на его шее бьется так же сильно, как и мое сердце.


— Все это очень ненормально. Ты ведь это знаешь, правда?


— Я никогда не жил нормальной жизнью. И не собираюсь начинать. Вот в чем суть: я хочу тебя. Ты хочешь меня. Конец истории.


— Надеюсь, ты больше не выкинешь меня из машины, но я обязана тебе сказать, что у тебя совершенно отсутствует представление о романтике.


— Тебе не романтика нужна, — шепчет он.

По выражению его лица становиться очевидно, что он жаждет развить свою мысль. Чего я не потерплю.


— Оставим все как есть, спасибо.


— Ты этого не хочешь. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что, по-моему, тебе нужно. А потом ты захочешь, чтобы я тебе это показал.


— Что ж, это просто... вау! Твое эго достойно своего почтового индекса.


Он тихо хихикает.


— Это не единственная моя часть, которая нуждается в собственном почтовом индексе, милая.


— Как пошло, — кривлюсь я.


— Не веришь? Могу продемонстрировать.


— Если ты сейчас попытаешься расстегнуть штаны, мистер, я ударю тебя по горлу.


— Боже, — хрипло вздыхает он, — ты чертовски сексуальна, когда угрожаешь. Мне это нравится даже больше, чем когда ты крадешь мои вещи.


Мы в двух футах друг от друга и не соприкасаемся, но с таким же успехом мы могли бы лежать голыми в постели. Все слишком интимно — весь этот жар, потрескивание и тяжелое дыхание. Меня бросает в пот.


Это сотня различных видов неправильности.


Выпрыгивай из машины, Джулс. Просто открой дверь и прыгай.


Как будто Лиама тянет ко мне, его взгляд падает на мой рот. Когда я прикусываю нижнюю губу, его глаза темнеют. Он наклоняется, его губы приоткрываются.


Именно в этот момент первый град пуль разрывается о бок автомобиля.


ГЛАВА 8


Джули



Я падаю на пол за водительским сиденьем — рефлекс. Никаких визгов, никакой паники. Спокойное действие, рожденное мышечной памятью в ответ на то, что я неоднократно практиковала в детстве.


Я сворачиваюсь в клубок, закрываю голову руками и смыкаю веки.


Пули тем временем продолжают лететь.


Автомобиль резко сворачивает влево, от огня. Лиам что-то кричит Деклану на иностранном языке — думается мне, на гэльском — и машина ускоряется, визжа шинами по асфальту.


Окна не разбиваются, пули не проникают в стальную обшивку автомобиля.


Спасибо тебе, Господи, за бронированные машины.


Лиам накрывает мое тело собой, заслоняя меня, словно щитом.


— Просто лежи, милая, — кричит он. — Постарайся сохранять спокойствие. Через минуту мы будем в безопасности.


— Если только они так не разогреваются, пытаясь испугать нас.


Я чувствую, как его внимание переключается со стрельбы на меня.


— А у тебя большой опыт в диверсионной тактике?


Да. И в обращении с холодным оружием, умением покидать высокие здания и убегать из запертых комнат. Будучи единственной дочерью босса мафии, пришлось приобрести навыки всех видов выживания, чтобы не растеряться при похищении врагами папы.


Мужчин вроде тебя.


Но решаю придержать данную информацию при себе.


— Я смотрю много криминальных шоу по телевизору.


— Ой, только посмотрите. Она снова лжет. Похоже на привычку.


— Ты и вполовину не так умен, как думаешь, гангстер.


— Мне тут пришло в голову, что ты неестественно спокойна, учитывая обстоятельства. Зато кричала без остановки, что я убью тебя, несмотря на мои постоянные заверения в обратном. Не хочешь поделиться?


— Нет. Ты всегда говоришь так, будто завтракаешь словарем?


— Нет. — Он прижимается губами к моему уху и понижает голос. — Иногда я говорю так, будто трахаюсь: грязно.


Не сбавляя скорости, машина делает еще один крутой поворот, пока я пытаюсь себя убедить, что именно из-за этого мое лицо покраснело и мне трудно дышать.


Затем, из ниоткуда, с пассажирской стороны в нас врезается другой автомобиль.


Шум оглушительный. Наш внедорожник заносит, а затем он резко тормозит, столкнувшись с чем-то со стороны водителя.


После этого все происходит с невероятной скоростью.


Лиам все еще лежит на мне, крича на Деклана по-гэльски. Кто-то снаружи распахивает мою дверь, я поднимаю голову и вижу мужчину в черном обмундировании и в черной маске. Он смотрит на меня сверху вниз бесстрастным взглядом, сжимая в затянутых в перчатки руках полуавтоматическую винтовку.


Затем поднимает оружие и направляет его на меня. Мое сердце замирает.


Вот и он. Конец.


Я ждала этого момента всю свою жизнь. Я всегда знала, что это произойдет. Где-то в глубине души я знала, что мне придется заплатить за рождение в семье, в которой я родилась. За испорченную кровь, которая течет по моим венам.


Сколько бы добрых дел я ни совершила, ничто не способно истребить гниль внутри меня. Грехи моего отца запятнали меня до мозга костей.


Выстрел болезненно громкий.


Я инстинктивно вздрагиваю, вот только пуля не пронзает мой мозг. Вместо этого голова стрелка взрывается влажной красной вспышкой. Мужчина заваливается на тротуар и больше не шевелится.


Держа дымящийся «Глок» в одной руке, Лиам перепрыгивает через меня и выбирается из машины, поворачивается, хватает меня за руку и вытаскивает наружу. Он толкает меня, чтобы я села, прислонившись спиной к одному из больших колес внедорожника.


Наклонившись так, чтобы его нос оказывается в нескольких дюймах от моего, он смотрит мне прямо в глаза.


— Сиди так. Не двигайся, пока я не приду за тобой. Поняла?


Раздается еще больше выстрелов, и кажется, что вокруг кричат несколько десятков человек, но его тон и выражение лица спокойны.


Он спас мне жизнь. Король мафии только что спас меня.


Когда я не отвечаю, он повышает голос.


— Мне нужно отойти и кое-кого убить. Я обещаю, что никто не причинит тебе вреда. Оставайся здесь, пока я не вернусь. Кивни, если поняла.


Я киваю.


— Отлично. — Его тон смягчается. — Кстати, ты очень красивая. Уверен, что ты считаешь меня дерзким и властным, но это только потому, что я неуемный, когда дело доходит до получения желаемого.


Его темные глаза недвусмысленно сообщают, что прямо сейчас он хочет (кроме, разве что, пострелять в некоторых надоедливых парней, которые пытаются его убить) меня.


Он нежно целует меня в лоб, затем выпрямляется и исчезает за багажником.


Лиам Блэк спас мне жизнь... и он хочет меня.


Я вломилась на склад, который принадлежал главе ирландской мафии, украла оттуда кучу всякой всячины, пожертвовала все это на благотворительность, а когда этот глава мафии меня поймал, то безостановочно его оскорбляла.


И по какой-то странной причине все это его заводило.


Даже не знаю, смеяться мне или плакать.


— Возьми себя в руки, Джулс, — еле слышно шепчу себе. — Если ты еще будешь дышать после сегодняшнего вечера, то потом будет время для нервного срыва.


Мертвый боевик лежит на тротуаре слева от меня, и темная лужа вокруг его головы становиться все больше. Я тянусь вперед, хватаю его винтовку и быстро прижимаюсь обратно к колесу. Винтовка крупногабаритная, довольна тяжелая, но удерживая ее в руках я чувствую себя в большей безопасности.


Нож в кармане пальто по-прежнему со мной, но ножи бесполезны в перестрелке.


Я сижу, как мне кажется, целую вечность со стиснутыми зубами и напряженным позвоночником, сжимая оружие, как спасательный жилет, в то время как выстрелы и мужские крики эхом отдаются в моих ушах.


Затем все стихает.


Лиам снова появляется, как видение из сна или кошмара. Словно в замедленной съемке, он огибает автомобиль и плавно шагает ко мне — огромная фигура в сшитом на заказ черном костюме с оружием в каждой руке.


Его внимание сконцентрировано на мне. Ореол лунного света окружает его темные волосы. Дым клубится серыми вихрями вокруг его ног. Сам Дьявол наверняка мечтает быть таким же великолепным.


Убрав пистолеты в кобуру на ремне, он опускается на колени, вынимает винтовку из моих рук и отбрасывает ее в сторону. Затем молча берет меня на руки.


Я смотрю на его красивый профиль, пока он несет меня к другому внедорожнику, одному из тех, что нас окружил. Он не поврежден, работает на холостых, а водительская дверь открыта.


— Все кончено?


— Да, — низким голосом говорит он. — Пока что.


Где-то вдалеке завывают сирены. Я бросаю взгляд через его плечо на улицу позади нас. Она завалена телами.


Я закрываю глаза и сглатываю, прогоняя этот образ из головы.


Подобных картинок и без того достаточно в моей карте памяти.


* * *



Мы едем.


Прочь от ночной кровавой бойни. Городские улицы пролетают мимо с невероятной скоростью. Лиам молчит, но я чувствую его внимание, когда он краем глаза время от времени поглядывает на меня.


Ему интересна причина моего спокойствия. Почему я не кричу. Не плачу. Не реагирую истерикой на направленное мне в лицо дуло пистолета, когда вокруг меня вспыхивает насилие. Как и положено нормальному человеку.


Если он спросит, я скажу, что это от шока. Правда слишком темна и слишком опасна.


Он никогда не узнает, кто я на самом деле.


Мы въезжаем в центр города. Оказавшись в гараже современного здания из черного стекла, такого высокого небоскреба, что он исчезает в облаках, я понимаю, где оказалась. Мое спокойствие начинает растворяться.


Поскольку он, кажется, замечает все, он замечает и это тоже.


— Я тебе не угрожаю, — бормочет он.


— Но ты везешь меня к себе.


— Эти два понятия не исключают друг друга.


Я облизываю пересохшие губы, чувствуя, как колотится мое сердце.


— Я не могу… Я не хочу…


— Я знаю, милая. Я буду вести себя наилучшим образом.


Интересно, как это? Для человека, чья ежедневная программа включает в себя убийства, вымогательство, рэкет и бог знает что еще, как выглядит его хорошее поведение?


Он пинает кошку вместо того, чтобы содрать с нее шкуру?


— Почему ты фыркнула? – спрашивает он.


— У тебя случайно нет кошки?


— Нет. Почему ты спрашиваешь?


— Просто интересно.


Лиам останавливает машину перед лифтами, окруженными группой здоровенных мужчин в темных костюмах. Затем выскакивает из автомобиля, не заглушая двигатель. Я отстегиваю ремень безопасности, но не успеваю открыть дверь — он сам это делает. Затем вытаскивает меня, собственнически обвивает мое предплечье своей рукой.


На пути к лифтам он держит меня рядом с собой.


Один из его людей уже нажал кнопку вызова, так что двери открываются, как только мы приближаемся.


Лиам резко отдает команду по-гэльски. Мужчины вытягиваются по стойке «смирно», как будто собираются на войну.


И подозреваю, так оно и есть.


Двери за нами закрываются. Лифт гудит, поднимаясь.


Затем до меня доходит, что я прижимаюсь к стене и смотрю в пару сверкающих темных глаз. Лиам приближается ко мне, пока наши тела не оказываются всего в нескольких дюймах друг от друга. А затем скользит ладонью по моему горлу.


— Спокойно, — шепчет он, когда я издаю легкий звук паники.


— Ты все время это повторяешь. Я не думаю, что ты понимаешь значение этого слова.


— Просто дыши.


— Дышу.


— У тебя гипервентиляция.


— Это нормальная реакция на ненормальные ситуации.


— Ты не задыхалась на улице. Пули свистели над головой, но ты как Сара Коннор сжимала AR-15 и затаилась в засаде, чтобы снести голову Терминатору. Сама собранность. Не хватало только сигареты, лениво свисающей с твоих губ.


Он ждет ответа, не мигая глазами; его большой палец мягко скользит по пульсирующей венке на моей шее.


Я почти — почти — говорю, что мое неестественное спокойствие во время стрельбы было шоком, как я и планировала, но что-то останавливает меня.


Надеюсь, дело не моем обещании не лгать, потому что это было бы совершенно жалко.


— Могу я попросить об одолжении? — спокойно говорю я.


— Что угодно, — Лиам отвечает без колебаний.


— Я бы хотела иметь возможность не отвечать на некоторые вопросы, если ты не возражаешь. — Когда он молчит слишком долго, изучая выражение моего лица, я добавляю: — Мы ведь договорились говорить только правду. А, эм, мне не очень хочется говорить о себе.


Уголки его рта приподнимаются в кривой усмешке.


— Я не задавал вопросов.


— Не будь ослом. Это подразумевалось.


Его нежный большой палец продолжает гладить мою кожу, пока Лиам задумчиво меня изучает, скорее всего, не упуская, что мои соски твердеют от его прикосновения к моей шее, и что из-за этого я злюсь настолько, что мне хочется ударить себя по лицу.


— Может, придумаем кодовое слово для случаев, когда ты предпочитаешь уклониться от ответа, а не лгать? — Выражение его лица нейтральное, но слабый смех подчеркивает его слова.


— Разумеется! Как насчет: «Хрен тебе»?


Его губы дергаются.


— Это два слова.


— Тогда назовем это кодовой фразой.


Судя про всему, он пытается подавить улыбку.


— Может быть, возьмем что-то более почтительное? Ведь, возможно, тебе придется говорить это перед моими людьми.


— Точно. Нельзя омрачать твое сияние альфа-самца. Трубкозуб? — Он неодобрительно морщит нос. — Четырехугольник? Мандраж? Мальтипу?


— И ты обвиняешь меня в том, что я ем словарь на завтрак!


— Это была всего лишь шутка. Уверена, что на самом деле завтракаешь ты душами неугодных.


Он смотрит на меня взглядом, значение которого я не могу понять, пока он не произносит:


— Ты хоть представляешь, как сильно я хочу поцеловать тебя прямо сейчас?


— Пожалуйста, не надо, — шепчу я через мгновение, как только могу снова дышать.


Лиам вздыхает.


— Не буду, — хриплым голосом успокаивает он. — По крайней мере, пока ты меня не попросишь.


— Этого никогда не случится.


Лиам сверлит меня взглядом, а его большой палец лениво поглаживает пульс на моей шее.


— Случится, милая. Ты будешь ненавидеть себя, но это случится, потому что ты хочешь этого так же сильно, как и я. Верно?


На самом деле, последняя часть мало похожа на вопрос. Скорее на вызов.


Лиам поймал меня в ловушку своего пылающего взгляда, держа руку на моем горле, отчего все мои нервные окончания запели. Вряд ли мне бы удалось солгать, даже если бы от этого зависела моя жизнь.


Я поворачиваю голову и закрываю глаза.


— Трубкозуб.


Лифт замедляет ход и останавливается. Раздается сигнал. Двери раздвигаются.


Лиам наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Для протокола, я бы сжег весь этот чертов город, только чтобы услышать, как ты это признаешь.


Он преступник, безжалостный, бессердечный, самонадеянный сукин сын, но, боже милостивый, еще он самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо встречала.


Со мной что-то очень не так.


Он берет меня за руку и ведет в свой дом. Ой, не так… в свой пентхаус. Мы проходим через гостиную, огромную и тихую, и мимо такой же огромной столовой, пока не достигаем кухни. Тоже огромной. И, как и все остальное, оформлена она полностью в серых и черных тонах.


Лиам подводит меня к барной стойке с мраморным покрытием и помогает сесть, убедившись, что мне удобно, прежде чем обогнуть стойку и открыть шкафчик над раковиной.


Оттуда он достает бутылку бурбона и два бокала и наливает в них по одной порции.


Затем сбрасывает пиджак, снимает запонки, закатывает рукава рубашки до локтей, ослабляет узел галстука, снимает его через голову и бросает на стойку. И в качестве заключительного акта расстегивает три верхние пуговицы рубашки, обнажая загорелое горло, которое с одной стороны украшает татуировка.


Какая именно сказать не могу. Я слишком занята разглядыванием других рисунков на его мускулистых предплечьях.


Святые небеса... сколько их всего? И где еще? И все ли они неровные, как те, что у него на руках?


— Пенни за твои мысли.


Я поднимаю взгляд от своего благоговейного осмотра его предплечий и вижу его ухмылку.


Я отказываюсь произносить «трубкозуб», теша его самомнение, поэтому решаю отклониться ближе к истине, но гораздо более безопасной, чем мои мысли.


— Я решала, много ли твой дизайнер по интерьеру получил за весь этот черный мрамор? Кстати, она думала, что ты наполовину летучая мышь?


Его ухмылка превращается в искреннюю улыбку.


— Все немного монотонно, не так ли?


— О нет, это просто фантастика, — язвлю я, оглядываясь по сторонам. — Если ты слепой. Или у тебя депрессия. Или ты нежить.


Посмеиваясь, он пододвигает мне рокс с алкоголем, а затем одним глотком осушает свой.


— Тут я должен с тобой согласиться.


— Тогда почему тут живешь?


— Так было, когда я сюда переехал.


Ответ кажется логичным, но Лиам опустил взгляд на пустой стакан в своей руке, когда давал его. Я не думаю, что он лжет, не совсем так, но под поверхностью его слов скрывается нечто большее.


Подражая его «сухому» тону из машины, когда он комментировал мое спокойствие, несмотря на обстоятельства, я говорю:


— Не хочешь поделиться?


Лиам ловит мой взгляд и держит его, как муху в янтаре.


— Трубкозуб, — бормочет он.


Мы смотрим друг на друга через барную стойку, понимая, что это слово слишком быстро придет в негодность.


Я делаю глубокий вдох и задаю вопрос, который должен быть задан.


— Я не буду спать с вами, мистер Блэк. Так почему же я здесь?


— Полагаю, мы можем обойтись без формальностей с фамилиями, учитывая, что ты видела, как я стрелял человеку в лицо.


Его логика проходит тест на вшивость, поэтому я начинаю снова.


— Окей, Лиам, почему я здесь?


— Киллиан. — Сила, с которой он прерывает меня, поражает.


— Прошу прощения?


— Зови меня Киллианом.


Я жду от него объяснений, но он молчит.


— С чего бы мне называть тебя так, если это не твое имя?


Он щелкает челюстью, изучая меня так долго в полной тишине, что я чуть не начинаю нервно смеяться.


— Это мое имя, — в итоге говорит он.


Я открываю рот, закрываю его и снова открываю.


— Значит, Лиам — это что-то вроде прозвища?


— Нет.


— Это... твое второе имя?


— Нет.


Мы пристально смотрим друг на друга. Наконец я вздыхаю.


— Ты не хочешь мне говорить.


— Дело не в моем нежелании. Я не могу.


— Угу. — Я прищуриваюсь и с подозрением окидываю его взглядом, но мне кажется, что он говорит правду. Поскольку ситуация в любом случае смехотворна, я решаю с ней смириться. — Ладно, ладно. Если мы будем называть друг друга чужими именами, я хочу, чтобы ты называл меня… Софией. Нет, подожди. Серафиной. Звучит довольно круто.


— Но ты и так уже пользуешься чужим именем, маленькая воришка.


Я собиралась выпить бурбон, но замираю с бокалом на полпути ко рту.


— Трубкозуб? — уточняет он.


Я осторожно ставлю стакан на мраморную столешницу. Мое сердцебиение учащается, руки становятся липкими, а в животе образуется узел.


Какого черта я делаю? Это опасно. Это безумие.


Глядя на стакан, а не на него, я тихо шепчу:


— Я хочу домой.


— Посмотри на меня, — после напряженной паузы требует он.


Когда я это делаю, он качает головой.


— Меня не волнуют твои секреты. Мне все равно, называешь ты себя Золушкой, Мэри Поппинс или как-нибудь еще. Главное для меня, чтобы ты понимала, что для меня нет ничего важнее чести.


— В смысле?


Его глаза прожигают меня насквозь.


— Что, если бы я дал тебе слово, что никогда не причиню тебе вреда, и это останется в силе, несмотря ни на что.


Я его совсем не понимаю, и это меня расстраивает. Мой отец мог бы дать слово, что с ним ты в безопасности, а через пять секунд развернуться и выстрелить в спину.


Я не преувеличиваю. Сама видела, как такое происходило.


Именно так поступают мафиози. Они — лжецы.


— Я поверила тебе, когда ты сказал, что не причинишь мне вреда, Ли… Киллиан, но ты не можешь обещать, что так будет несмотря ни на что.


— Могу, милая, могу.


Грозовые тучи сгущаются над его головой, но я чувствую себя безрассудной.


— Даже, если я попытаюсь убить тебя?


— Даже если и так, — он отвечает быстро и недвусмысленно. Мы смотрим друг на друга, пока он не добавляет: — Ты здесь только потому, что для тебя нет более безопасного места.


Я не могу удержаться от смеха.


— Группа людей в спецодежде и с оружием военного образца только что пыталась убить тебя. Не похоже, что находится с тобой в принципе безопасно.


Он выдерживает паузу, его взгляд темен и непроницаем. Потом тихо говорит:


— Я не уверен, что им был нужен я, Джулия.


ГЛАВА 9


Киллиан



Краска сошла с ее лица, губы приоткрылись, а костяшки пальцев на бокале побелели.


Я наблюдаю за всем этим и понимаю, что у этой дерзкой молодой воровки со светящимися карими глазами, которые передают эмоции, как у звезды немого кино, есть скелеты в шкафу, которые не уступают моим.


Возможно, их даже больше.


Сглотнув, она облизывает губы и прочищает горло.


— Почему ты так думаешь? — спрашивает она. Ее голос дрожит. Впервые с тех пор, как мы встретились, она выглядит уязвимой.


От этого меня накрывает такой волной желания защитить ее, что мне нужно время, чтобы успокоиться, прежде чем ответить.


— Один из них меня не узнал.


— Почему ты так решил?


— Он думал, что я твой телохранитель.


Прежде чем истечь кровью из пулевого отверстия, которое я проделал в его шее, он проклял меня за то, что я защищал «девчонку».


Самое интересное, что матерился он по-сербски. Врагов в Сербии у меня не имелось. Я добросовестно веду списки.


Еще интереснее то, как притихла и побледнела Джулия, глядя на меня широко распахнутыми немигающими глазами.


— Если ты признаешься, кто ты, я смогу помочь.


— Я никакая не важная персона, — последовал ее немедленный ответ.


В прошлом я говорил подобные слова, и тоже лгал.


— Если ты такая не важная, зачем тебе фальшивое имя?


— Увы, Киллиан, но Джулия — мое настоящее имя.


Ее глаза вспыхивают, а тон вызывающий. Каждый раз, стоит ей взглянуть на меня с этим огнем в глазах и пренебрежением, я хочу завалить ее на пол, прижать и зацеловать до такой степени, что она начнет умолять меня целовать ее везде.


— А Джеймсон? Твоя настоящая фамилия? — Она сжимает губы и испепеляет меня взглядом. — Так я и думал.


Она резко встает, ставит стакан с виски на столешницу и вытирает ладони о джинсы.


— Я ухожу, — объявляет она, поворачивается и быстро направляется к дверям лифта с напряженной спиной и плечами.


Я позволяю ей походить, решив налить себе еще выпить.


Через несколько минут она возвращается. Кипя от злости.


— Лифт заперт.


— Да.


— Разблокируй его.


— Нет.


— Я хочу, чтобы ты меня отпустил. — Она повышает голос. — Сейчас же.


Я изучаю ее. В ее голосе слышится резкость, а в глазах — паника. Как будто она думает, что я...


Когда до меня доходит, я чувствую себя полным идиотом, потому что не понял этого раньше.


Она боится похищения.


Не изнасилования, как мне показалось после ее сумасшествия в такси. Хотя, скорее всего, это тоже есть. Но в основном ее беспокойство вращается вокруг того, что ее берут в плен и удерживают против воли.


Страх стать заложником — довольно специфический вид страха, чьи корни растут из определенного воспитания. И, возможно, определенного обучения.


Я вспоминаю ее слова.


«Все наши отцы — плохие люди. Очень плохие люди. Из тех, кому все равно, кому придется причинить боль, чтобы получить желаемое».


Тогда я представил наркоторговцев или еще каких-нибудь заурядных уголовников. Может быть, даже бездушных генеральных директоров-миллиардеров. Но в сочетании с едким презрением в ее голосе каждый раз, когда она называет меня гангстером, неестественным спокойствием, которое она проявляла во время автомобильной погони и перестрелки, и паранойей по поводу того, что она стала жертвой похищения (и, честно говоря, всего остального), я думаю, что моя маленькая воришка — отпрыск кого-то хуже.


Наблюдая за выражением моего лица, она спрашивает:


— Что?


— Джулия, — раздумываю я вслух. — Это же итальянское имя?


— Нет. Английское.


— Нет, если его дарят девушке, родившейся в итальянской семье.


Ее лицо бледнеет, как будто ей дали пощечину.


Бинго.


Что-то на моем лице заставляет ее сделать шаг назад.


— Я не причиню тебе вреда. Нет никакой необходимости пытаться убежать.


— Пожалуйста, отпусти меня, — сдавленным голосом просит она.


— Джулия, мне все равно, кто твой отец.


Она застывает на месте, словно окаменев. Венка на ее шее начинает биться сильнее.


— Я не буду удерживать тебя против твоей воли, — говорю я тихим и безобидным тоном. — Клянусь тебе. Но мне нужно выяснить, кто именно стоял за этим нападением, и разобраться с ним… или с ними. Тогда ты сможешь уйти. Ради твоей безопасности, как и ради моей. Договорились?


Она сглатывает. Ее руки дрожат. Я борюсь с желанием подойти к ней и заключить в объятия, указав вместо этого на коридор за кухней.


— Там есть комната для гостей. Ты можешь пойти туда. Я не буду тебе мешать. — Когда она не двигается, я добавляю: — Дверь запирается изнутри. Рама усилена сталью. Никто не может войти, если ты не впустишь.


— Там есть камеры?


— Нет. — Она облизывает губы, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь решить, верить мне или нет. — А еще в тумбочке лежит пистолет. Он заряжен. Судя по тому, как ты держала винтовку, полагаю, ты знакома с огнестрельным оружием.


Она прищуривается и смотрит на меня, наверняка жалея, что сейчас у нее нет пистолета.


Затем расправляет плечи и делает глубокий вдох.


— Как ты думаешь, сколько времени тебе понадобится, чтобы узнать все, нужно?


— Максимум несколько часов.


Она моргает. Надеюсь, я ее впечатлил.


— Как мне… как вот так просто... расслабиться на некоторое время, пока не закончишь?


Я склоняю голову набок, наблюдая, как она пытается сохранить самообладание и побороть желание броситься к входной двери. Вот только здесь нет входной двери, о чем она уже хорошо знает.


Я делаю к ней несколько шагов. Когда она испуганно пятится, я останавливаюсь и поднимаю руку, чувствуя укол боли.


— Пожалуйста. Доверься мне.


Ее смех тихий и сухой.


— Ты хоть понимаешь, как безумно звучит от тебя эта просьба?


— Я спас тебе жизнь.


— Ох, точно. — Она выглядит смущенной на мгновение, затем смотрит вниз на свои ноги. — Прости. И... спасибо тебе.


Блядь, она очаровательна.


— Всегда пожалуйста. В любое время.


Она поднимает взгляд и кривит губы. Какое-то время она изучает меня из-под опущенных ресниц, потом вздыхает и вскидывает руки.


— О, черт возьми. Хорошо. Я останусь здесь на несколько часов. Я не хочу верить, что ты сдержишь свое слово, но я верю. В основном. Вопреки здравому смыслу.


Затем Джулия упирает руки в бока и посылает мне свой фирменный взгляд.

Загрузка...