Бессердечный

Глава 5

Я так взволнована тем, что нахожусь здесь, в школе миссис Пенуорти для благородных девиц, которая поможет мне осуществить свою мечту стать леди. Все-таки меня мучают сомнения, что я не подхожу для этой роли, что я с ней не справлюсь. Другие девушки такие изысканные и так уверены в себе, а я постоянно опасаюсь сказать или сделать что-нибудь не так. За своей спиной я слышу их насмешки и шушуканье, но по большей части они просто не замечают меня. В известном смысле я рада этому. Я боюсь, что когда тайна моего низкого происхождения станет им известна, они полностью прекратят общение со мной.

Воспоминание об этом письме постепенно изглаживалось из памяти. Джастин беспокойно расхаживал по своей спальне перед медленно догорающим в камине огнем. Хотя дождь прекратился и буря отшумела, августовский вечер был пронизывающе холодным, и с листьев на влажную, раскисшую землю еще падали последние капли. Сегодня он чувствовал себя усталым. Долгое путешествие домой и последующее разочарование усугубили эту усталость, которая, казалось, проникла до самых костей. Такое случалось с ним редко, ведь ему давно стало ясно, что жизнь представляет собой лишь цепь разочарований. Так уж она была устроена, и это было в порядке вещей. Он потянулся за кочергой у камина, потом встал на колени, чтобы поворошить угли, вспыхнувшие оранжево-красным пламенем, а в уме заново проигрывал сцену, свидетелем которой стал в Красной комнате. И в нем поднимался гнев, и пальцы его сами сжимались, стискивая кочергу.

Его долгожданная встреча с Эриел Саммерс была ничуть не похожа на то, что он нафантазировал. Никогда ему и в голову не приходило, что он застанет милую прелестную девушку, какой он представлял Эриел по письмам, в объятиях этого отъявленного негодяя, самого гнусного распутника в Лондоне и своего злейшего врага Филиппа Марлина. Джастин выругался. Ему захотелось послать ко всем чертям эту девушку, предавшую его. Но все-таки мысленно он поздравил себя с тем, что ему удалось сдержаться и не натворить бед.

Отложив кочергу, он встал, подошел к старинному резному буфету и налил себе бренди, продолжая думать о своем давнем сопернике. Он и Филипп были однокашниками в Оксфорде. Филипп, красивый, белокурый, с хорошими манерами, был избалованным и высокомерным и использовал немалые деньги, отпускавшиеся на его содержание, чтобы окружить себя льстивыми друзьями. Он был из тех людей, кто получает удовольствие, унижая и высмеивая других, из тех, кто выискивает в людях слабости и спекулирует на этом.

Юношей Джастин поколачивал мальчишек, дразнивших его и попрекавших незаконным происхождением, используя кулаки, чтобы отплатить им за жестокость, и за это его не раз наказывали поркой на школьном дворе. В конце концов он предпочел просто держаться в стороне от них и все больше замыкался в себе. Он научился сдерживать гнев и боль, которые теперь заменял цинизм, и это удерживало людей на расстоянии и защищало его от мира.

Он держался как можно дальше от Филиппа Марлина и старался не замечать его злобных ядовитых насмешек, но однажды ночью сцепился с ним в оксфордской таверне из-за Молли Маккарти. Молли была аппетитной и задорной бабенкой, не гнушавшейся брать деньги за обслуживание местных молодых людей. Она не делала тайны из своих похождений, но гордыня Филиппа не позволяла ему даже предположить, что ее прелести и ласки принадлежат многим. Когда он застал ее ночью в постели с одним из своих друзей, он просто взбесился, перевернул все вверх дном в комнате, а потом обрушил свой гнев на Молли, сломал ей руку и избивал ее до тех пор, пока случайно проходивший мимо Джастин не положил этому конец.

Эта драка была короткой. Стычка с человеком, привыкшим защищаться кулаками, оставила Марлина в плачевном состоянии – оба его глаза оказались подбитыми, нос сломанным, а рот в крови.

А у Джастина появился могущественный враг. При воспоминании об этом он стиснул зубы. Он пил редко и мало, но теперь отхлебнул бренди и сморщился, когда огненная жидкость обожгла ему горло. В спальне, отделенной от гостиной коридором, должно быть, спала Эриел, и ее льняные волосы разметались по подушке, а прелестные розовые губки приоткрылись во сне. Ему никогда не приходило прежде в голову требовать, чтобы она выполнила условия омерзительной сделки, заключенной ею с его отцом, но, когда он увидел ее с Марлином, одетую в дорогое платье, за которое заплатил он, внутри у него что-то взорвалось.

Ему захотелось убить Филиппа Марлина.

Джастин отхлебнул еще глоток бренди и поставил бокал на каминную полку. Что делать? Неужели он и впрямь хотел сделать девушку своей любовницей? И невольно всплыло неясное воспоминание о ее бледно-розовых сосках, длинных стройных ногах, тонких щиколотках, плотно обтянутых чулками, и покрытом серебристым и золотым пушком треугольнике, знаке ее женственности. Эриел Саммерс с ее безупречной кожей и тонкими чертами лица превзошла самые радужные ожидания его отца.

Эдмунд Росс, ни минуты не колеблясь, потребовал бы, чтобы она согревала его постель, особенно после того, как увидел ее в объятиях другого мужчины. Но Джастин ни в чем не походил на своего отца. По крайней мере он так думал до сегодняшнего дня. Но он желал Эриел Саммерс. Возможно, желал еще до того, как увидел. Он закрыл глаза, на него накатила волна желания. Может быть, следовало нанести визит в дом радостей мадам Шарбоннэ. Селеста Шарбоннэ гордилась тем, что умела находить красивых женщин, владевших искусством доставлять наслаждение мужчинам. Джастин давно не был в ее доме, пожалуй, слишком давно, судя по тому болезненному ощущению, что испытывал сейчас. Он молча вздохнул. Он не желал ни одной из искусных куртизанок Селесты. Он хотел Эриел Саммерс. Он купил ее и заплатил за нее. Так что ему мешало владеть ею? Черт возьми, эта девчонка принадлежала ему. Сейчас ему стало безразлично, была ли она любовницей Филиппа Марлина. Джастин решил, что будет обладать ею.

Эриел проснулась в испарине, простыни сбились к ее коленям, ночная рубашка обвилась вокруг бедер. Ей приснился кошмар, в этом она была уверена, но не могла вспомнить, что это было, хотя у нее было подозрение, что он каким-то образом был связан с графом.

Эриел дрожала. Тело ее покрылось гусиной кожей – она вдруг почувствовала, что в комнате становится все холоднее. Она соскользнула с постели и набросила стеганый шелковый пеньюар, потом застегнула его на все пуговицы. Послышался легкий стук в дверь, и Сильви Томас, горничная, которую приставил к ней граф, вошла в комнату. Это была темноволосая девушка лет двадцати с круглыми светло-карими глазами и таким же круглым, пухлым лицом.

– Вы рано поднялись, мисс. Вам бы следовало полежать в постели, пока я не подброшу угля в камин.

– Да, я встала рано, но есть дела, которые мне надо закончить нынче утром.

Это было полуправдой. Она намеревалась ускользнуть в парк в надежде увидеть там Филиппа. Ей надо было поговорить с ним, попытаться выяснить их отношения, но главным образом ей хотелось убежать из дома, прежде чем она встретит графа.

– Ну, если вы собрались уходить, тогда я помогу вам одеться.

Эриел позволила Сильви хлопотать вокруг нее, благодарная уже за то, что у нее появилось чем занять мысли. В платье из бледно-голубого муслина, с волосами, уложенными локонами и придерживаемыми шпильками, она схватила индийскую шаль с бахромой, спустилась вниз по лестнице и выскользнула за дверь, радуясь тому, что ей удалось выбраться из дома незамеченной. Было рано. Если бы Филипп и появился в том месте, где они обычно встречались, а она сомневалась, что он там будет, это должно было произойти несколькими часами позже. Некоторое время она просто бродила по парку, набрела на булочную и заказала кекс и чашку какао.

Когда Эриел вынимала деньги из ридикюля, чтобы расплатиться, она вдруг испытала острое чувство вины. Как не слишком-то любезно и довольно резко заметил граф, она была одета в платья, за которые заплатил он, и наслаждалась вкусной едой тоже за его счет. Когда она была еще девочкой, отчаянно мечтавшей вырваться из своего жалкого дома, покончить со своим несчастным существованием, для нее не имело значения, как и чем она будет за это расплачиваться. Теперь ее беспокоило то, что она надавала ложных обещаний, выполнять которые не собиралась.

«Гревилл прав, – думала она. – Я ему обязана». Все, чему она научилась, кем стала, было прямым следствием щедрости графа. Она была у него в неоплатном долгу, но, конечно, существовали и другие способы расплатиться с ним, кроме обещанного – отдать ему свое тело.

Со вздохом Эриел направилась к платану, куда приходила теперь каждое утро. Трава была мокрой от росы, и воздух был еще прохладным. Она поплотнее закуталась в шаль, обернув ею плечи, и молила Бога, чтобы ее златокудрый принц пришел. Когда она его увидела, то ощутила огромное облегчение, потому что была почти уверена, что никогда его больше не увидит.

– Эриел, моя дорогая девочка…

– Филипп… я не думала, что вы придете.

Он потянулся к ней и взял ее руки в свои. Он заметил ее бледность и очевидное замешательство.

– Меня не могла бы удержать и дюжина Гревиллов. Я так беспокоился! Я оставил вас, не зная, что предпримет граф. Я был рассержен и смущен.

Эриел с трудом заставила себя улыбнуться.

– Все в порядке. Я так рада, что вы здесь. Мне надо столько сказать вам, столько объяснить. Мне следовало сделать это раньше, но… я не посмела.

Филипп вытащил из кармана сюртука платок и отер с ее лица слезы, которых она не чувствовала.

– Идемте. Присядем вон там.

Он вытер росу со скамейки тем же платком, и они сели, держась за руки. Она стала рассказывать ему о своем происхождении, с трудом заставляя себя произносить каждую следующую фразу. Филипп все больше мрачнел.

– Итак, вы видите, Филипп, я совсем не та, за кого вы меня принимали. И я не заслуживаю… вашего внимания.

Он нежно сжал ее руку:

– Не глупите. Ваше прошлое не имеет значения. Имеет значение то, какой женщиной вы стали теперь.

Эриел смущенно отвела взгляд. Как ей повезло, что она встретила такого человека, как Филипп!

– Значит, вы говорите, что ваш отец был арендатором у старого графа?

– Да.

– И поэтому Гревилл решил помочь вам?

Эриел прикусила губу. Она пришла в парк с намерением рассказать Филиппу обо всем, признаться в своем низком происхождении и в том, что она согласилась предоставить свое тело графу в обмен на модную одежду и дорогое образование. Она рассказала ему правду о своем прошлом, но сегодня он был совсем другим. Она видела в его глазах почти фанатический блеск, когда он смотрел на нее. Она вспомнила о вражде между Филиппом и Гревиллом, вспыхнувшей на ее глазах как пожар, и решила воздержаться от подробностей и умолчать об остальном.

– Мой отец сильно пил. Когда он бывал нетрезв, он становился жестоким. Я попросила графа о помощи, и он согласился мне помочь. – Это было, конечно, не всей правдой, но той ее частью, которую у нее хватило мужества открыть. – Я не знала о том, что прежний граф Гревилл умер и что я теперь обязана… благодарностью его сыну.

– Его незаконнорожденному сыну, – желчно выплюнул Филипп. – Он никогда не стал бы графом, если бы его отец не заболел. Джастин – его единственный отпрыск мужского пола, а старый граф мечтал о наследнике и признал бы его, даже если бы он был пащенком шлюхи.

Эриел побледнела, услышав эти слова, но еще больше ее смутила ненависть в голосе Филиппа, и она поняла, что если решится или будет принуждена выполнить условия сделки, то Филипп сочтет возможным заклеймить и ее этим позорным словом.

Его пальцы сжали ее руку, и рука его была, пожалуй, слишком горячей и влажной.

– Прошу прощения. Вы леди. Мне не следовало выражаться так в вашем присутствии.

– Откуда вам столько известно о нем?

– Мы были однокашниками в Оксфорде.

– Вы расскажете мне о нем?

Филипп смотрел невидящим взглядом на ручей, струившийся по парку. Он был неправдоподобно красив, просто мечта любой женщины, и все же она не могла не сравнивать его точеные черты с мрачной смуглой красотой Гревилла.

Когда он снова обернулся к ней, в глазах его появилось какое-то новое, непонятное ей выражение.

– Он жестокий человек, Эриел, опасный человек. Вы не можете чувствовать себя в безопасности, живя в одном доме с ним.

По телу ее пробежали мурашки. Она тотчас же вспомнила, с каким холодным и бессердечным видом он потребовал от нее, чтобы она разделась, и пыталась не думать о том, что могло ожидать ее в его постели.

– В университете он держался большей частью особняком, – продолжал Филипп. – Его отец выполнял свои обязательства по отношению к нему и его матери и содержал их обоих, но сомневаюсь, что он видел его больше нескольких раз за все эти годы. Его мать была дочерью одного из местных сквайров. Она бежала с каким-то богатым женатым европейцем, когда Джастин был еще ребенком. Его растила бабушка, пока отец не определил его в пансион.

По мнению Эриел, все это означало, что жизнь Джастина была ужасной, почти такой же мучительной, как и ее собственная.

– Возможно, в этом и кроется причина того, что он производит впечатление такого жестокого и бездушного человека.

– Не пытайтесь найти для него оправдание, Эриел. Он этого не заслуживает.

– Лорд Гревилл был исключительно щедр. Я у него в огромном долгу.

Его губы сжались.

– И он намерен получить с вас этот долг. Джастин Росс ничего не делает без задней мысли и выгоды для себя.

Эриел подумала о заключенной ею сделке и подавила дрожь.

– Когда мы учились в университете, – сказал Филипп, – там была женщина, девушка, прислуживавшая в деревенской таверне, по имени Молли Маккарти. Однажды вечером я случайно наткнулся на них, когда они были вместе. Джастин за что-то разгневался на Молли. Он зверски избил ее. Не знаю, что бы случилось, если бы я не вмешался и не прекратил избиение.

Эриел сильно прикусила губу, стараясь отогнать от себя эту жестокую картину. Воспоминание об ужасной сцене в спальне графа все еще преследовало ее. Если бы она не подчинилась его требованиям, неужели он тоже избил бы ее? Она попыталась представить его огромные смуглые кулаки обрушивающимися на ее беззащитную плоть, но не сумела.

– Мне пора идти, – сказала она, ощутив внезапную усталость; ноги не держали ее. – Меня будут искать, если я задержусь надолго.

– Когда я снова увижу вас?

– Вы уверены, что хотите этого?

Он приподнял ее лицо и провел пальцем по ее щеке.

– Как вы можете сомневаться в этом?

– Я знаю, где вы живете. Вы провозили меня мимо вашего городского дома в тот день, когда мы катались в вашей коляске. Я пришлю вам весточку, как только смогу улизнуть из дома.

Он некоторое время смотрел на нее, потом поднес ее руку к губам.

– Вы знаете о моих чувствах. Не заставляйте меня ждать слишком долго.

Эриел не ответила. Она понятия не имела о том, что ждало ее в будущем. Она даже не была уверена в том, что у нее есть будущее. Может быть, ей следовало бы рассказать Филиппу о своем бедственном положении и попросить его о помощи. Она дала себе слово, что в следующий раз так и сделает. Если она и в самом деле была ему так дорога, он поможет ей найти способ расплатиться с графом.

Джастин мерил шагами свой кабинет, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в холле. Где она, черт возьми? Убежала с любовником? Или все еще лежит в его постели, обнимая его за шею? Лежит обнаженная, извиваясь в его объятиях? Невинность и чистота! Ха! Ему следовало быть умнее. Он не мог поверить, что был таким дураком.

Услышав шум, он прекратил ходить и прислушался. Из холла донесся звук легких шагов. Он понял, что вернулась Эриел, и направился к двери.

В платье из бледно-голубого муслина, с лицом, разрумянившимся на воздухе, она, приподняв юбку, уже поднималась по широкой каменной лестнице.

– Итак… вы все-таки решили снова осчастливить нас своим появлением.

Его низкий голос остановил ее на полдороге. Она медленно повернулась к нему.

– Милорд?

– Я хотел бы перемолвиться с вами парой слов. Пожалуйста, пройдем в мой кабинет.

Кровь отхлынула от ее щек. Она расправила плечи и решительно двинулась вниз по лестнице. Джастин шел впереди, показывая дорогу. Он миновал холл и остановился, поджидая ее, потом пропустил ее вперед и мягко прикрыл дверь. Его глаза вызвали у нее оцепенение – он, словно бабочку, пришпилил ее своим жестким взглядом к стене.

– Я искал вас. Где вы были? – Он пытался овладеть собой, говорить помягче, но невозможно было не расслышать в его голосе скрытую угрозу.

Эриел вздернула подбородок. Их взгляды встретились, и она не отвела глаза.

– Я ходила гулять в парк, как делала это каждое утро со дня приезда. Не стану вам лгать, милорд. Если мы собираемся стать друзьями, следует говорить правду с самого начала. Я ходила, чтобы повидаться с Филиппом Марлином. – Он замер. – Я подумала, что он заслуживает объяснения сцены, свидетелем которой стал вчера. И должен узнать правду о моем прошлом.

От гнева у Джастина на скулах заходили желваки, хотя он не мог не оценить ее искренности. Но ведь однажды он уже поверил в ее честность. Ему хотелось бы снова поверить ей.

– И что же сказал мистер Марлин?

Он прочел неуверенность в ее взгляде и в эту минуту понял, что Марлин поведал ей позорную правду о его рождении.

– Он сказал… он сказал, что знал вас в Оксфорде.

– Он сказал вам, что я незаконнорожденный.

Ее глаза скользнули по его лицу. Он подумал, что, должно быть, в его тоне что-то выдало его боль.

– Филипп многое рассказал мне. Возможно, ему не следовало этого делать, но я не оставила ему выбора.

– Почему?

– Потому что, чт бы ни произошло между нами, мне хотелось бы побольше знать о человеке, который помог мне стать тем, кем я стала.

– И я полагаю, что теперь с помощью Марлина вы это знаете.

– Я думаю, что ваше прошлое было не менее печальным, чем мое. Вы полагаете, я горжусь тем, что мой отец был пьяницей? Что он избивал меня всякий раз, когда чувствовал желание побить меня, и при этом не чувствовал ни малейших угрызений совести? Вы думаете, мне приятно было рассказывать Филиппу о том, что я была неграмотной крестьянкой до тех пор, пока ваш отец и вы не отправили меня в школу?

В ее лице была почти осязаемая боль. Взгляд Джастина обратился к окну. День был пасмурным. Небо обложили тучи. Сквозь них едва-едва просвечивал слабый луч солнца.

– Возможно, в чем-то наши судьбы похожи.

– Да… думаю, похожи. Ваша мать покинула вас. Моя умерла, когда я была совсем маленькой, и я даже не помню ее. Ваш отец по-своему был так же жесток, как и мой. Если несчастливое детство – основа, на которой можно построить дружбу, то у нас больше оснований для нее, чем у многих других людей.

Он отошел от окна и приблизился к ней. Какое прелестное лицо, какое невинное! Или это все игра, притворство?

Он потянулся к ней и приподнял ее подбородок:

– Вы не должны больше видеться с Марлином. Когда речь заходит о женщинах, он может быть очень опасен.

– То же самое он сказал о вас. – Почему, собственно, она должна верить ему после вчерашнего? – Филипп сообщил мне о женщине, с которой вы встречались, – продолжала она, – о девушке из таверны по имени Молли Маккарти, которую вы избили.

На его лице отразилось изумление.

– Это Марлин избил ее! Он мог бы ее убить, если бы я случайно не оказался рядом и не вмешался.

Она ничего на это не ответила.

– А как насчет вчерашнего? Наверху… в вашей спальне… если бы я не подчинилась вам, что… что бы вы сделали?

На щеке Джастина задергался мускул.

– Я не бью беззащитных женщин, если именно это вы хотели узнать.

Ее взгляд оставался твердым и спокойным, и его удивило то, что она обладала волей, способной подавить его.

– Если бы вы не поверили, что я девственница, то вы взяли бы силой то, что хотели получить?

Неужели он смог бы это сделать? Он смотрел, как она раздевалась, он видел ее прекрасное стройное тело и желал ее больше, чем какую-либо другую известную ему женщину. Неужели он был способен ее изнасиловать? Бросить ее на постель, прижать своим телом к матрасу и яростно овладеть ею? Он прикрыл глаза и медленно покачал головой, представив эту дикую сцену.

– Я не стал бы вас ни к чему принуждать.

Она внимательно его разглядывала, будто изучала. Она не поверила, что он рассказал ей правду о Марлине, но по тому, как она расслабилась, по отсутствию напряженности в осанке, он догадался, что теперь она не опасается насилия с его стороны и чувствует себя в безопасности.

– В таком случае для нас обоих еще есть надежда, милорд.

Надежда. Это слово давно утратило для него всякий смысл, стало мертвым звуком. Оно казалось ему таким же холодным, как и бесчувственное сердце, бившееся в его груди.

– Я сказал правду. Я не хочу, чтобы этот Марлин снова оказался рядом с вами. Я запрещаю вам встречаться с ним.

Он заметил, как что-то вспыхнуло в глубине ее глаз и тотчас же пропало. Слабая искорка надежды потускнела и погасла.

– Как пожелаете, милорд.

Он гадал, можно ли ей верить. Потом подумал о том, поверила ли она ему.

Тремя днями позже Джастин сидел в своем кабинете за широким письменным столом красного дерева. Сюртук он снял, а рукава рубашки высоко закатал. Он неосознанно потер усталые глаза, прежде чем вернуться к папкам, которые просматривал, но мысли его были далеки от цифр доходов и ссуд. Он думал о девушке в комнате наверху, об Эриел Саммерс, о женщине, которую намеревался сделать своей любовницей.

В его памяти всплывало бледное стройное тело под тонкой сорочкой, и это видение вызывало прилив желания. Он все еще чувствовал нежность ее губ и помнил ее свежее сладостное дыхание. Только одна женщина будоражила его чувства так же, как эта, – Маргарет Симмонс, предавшая его.

Послышался легкий стук в дверь. Два быстро последовавших друг за другом удара, за ними третий, и его мучительные воспоминания медленно начали тускнеть. Серебряная дверная ручка повернулась. Он улыбнулся при виде лучшего друга Клэйтона Харкорта. Клэй, с которым он познакомился еще в школе, был незаконнорожденным сыном герцога Ратмора. Именно общее несчастье и сблизило их.

– Я так и думал, что найду тебя здесь, – сказал Клэй, – корпящего над книгами. Ты никогда и ничем не занимаешься, кроме работы, старина?

Он был почти таким же высоким, как Джастин, только его плечи и грудь были пошире, да глаза у него были карими, а волосы темно-каштановыми. В отличие от замкнутого и часто задумчивого Джастина Клэй был открытым, иногда казался надменным, а уж когда речь заходила о прекрасном поле, то он становился совершенно бессовестным плутом.

– По правде говоря, я ничем особенно не занят и, пожалуй, ничего и не делал, по крайней мере в последние два дня. – Джастин встал из-за стола и направился навстречу Клэю, чтобы пожать ему руку.

– Думаю, мне следовало бы быть благодарным тебе за твою преданность делу, потому что ты сумел за эти годы заработать для меня столько денег.

В те дни, когда они только что закончили свое образование, Клэй очень предусмотрительно предоставил Джастину право распоряжаться своим скромным состоянием, унаследованным от матери, равно как и деньгами, которые ему выделял отец, и теми, что ему удалось наскрести самому. Как и надеялся Клэй, дарование Джастина в деле вложения капиталов помогло превратить его скромное наследство в хорошее состояние, о существовании которого не знал никто, кроме них двоих.

– Догадываюсь, чт отвлекает тебя от твоих трудов, – сказал Клэй. – Она уже прибыла, да?

Его другу было известно об Эриел и ее письмах, а также о сделке, которую она заключила с его покойным отцом.

– Она здесь. И, пока мы здесь разговариваем, крепко спит наверху.

– Но, если я правильно понял, не в твоей постели.

Губы Джастина слегка искривились. Едва ли он находился бы здесь, если бы их постель стала общей.

– Не в моей.

– В твоем голосе я слышу нотку сожаления? Ты говорил, что не стремишься сделать ее своей любовницей.

Джастин не ответил. Возможно, сначала так и было. Теперь же он был полон желания обладать ею. После их последней встречи и в результате ее прямолинейной манеры вести беседу он снова начал приходить к мысли, что его первоначальные представления о ней были правильными. Теперь он желал Эриел больше, чем когда бы то ни было прежде. Но сейчас он считал, что она должна прийти к нему в постель сама и по доброй воле.

– Нет смысла лгать. Я хочу ее, Клэй. Хочу с той самой минуты, как только увидел ее. – Он рассказал другу обо всем, что случилось после ее приезда, не умолчав о ее знакомстве с Филиппом Марлином.

– Марлин? Как этот негодяй сумел так быстро втереться к ней в доверие?

– Думаю, все произошло случайно. Она утверждает, что не спала с ним. Но нет возможности узнать это наверняка.

– О, есть один способ. Как только ты уложишь ее в свою постель, ты узнаешь, так ли она невинна, как утверждает.

При мысли об этом Джастин стиснул зубы.

– Да, думаю, тогда уж я точно буду все знать.

Клэй опустился на коричневый кожаный диван и откинулся на его спинку.

– И как же ты намерен соблазнить ее? Взять женщину силой – это вовсе не в твоем духе и не в твоих правилах.

– Ты эксперт по части обольщения женщин. Что бы ты мне посоветовал?

Клэй расправил свое большое тело и сел прямо.

– Я бы завалил ее подарками – цветами, конфетами, красивыми безделушками. Я бы стал вывозить ее куда-нибудь, показал бы ей город.

– Она живет у меня в доме. Если об этом узнают, ее сочтут падшей женщиной, безотносительно к тому, сплю я с ней или нет. Едва ли я могу вывозить ее в свет.

Клэй задумался.

– Это справедливо, но не является неразрешимой проблемой. Я мог бы составить для тебя список мест, куда я вожу Терезу. – Речь шла о нынешней любовнице Клэя. – Есть один маленький и не очень популярный театрик в Ковент-Гардене – «Гармония». Может быть, ей понравится играть в азартные игры в одном из злачных мест на Джермин-стрит. Но пожалуй, эти места больше подходят для развлечения шлюхи, чем леди.

Услышав непристойное слово, Джастин нахмурился. Ему было неприятно так думать об Эриел.

– К сожалению, на это у меня нет времени. Послезавтра я уезжаю в Бирмингем проверить, как идут дела на моей новой фабрике. А потом…

– Возьми ее с собой. Ты знаешь, Джастин, что нравишься женщинам. Они не могут устоять перед тобой. Даже когда ты имеешь дело с менее наивными и более искушенными дамами. Предоставь ей возможность получше узнать тебя настоящего, подлинного, тебя, а не того человека, которого видят все.

Взгляд Джастина скользнул куда-то вверх, будто он мог увидеть ее комнату сквозь оштукатуренный потолок.

– Я подумаю об этом. Но, если исключить мои проблемы, у тебя ведь должна быть серьезная причина для столь позднего визита. В чем дело?

Клэй усмехнулся:

– Действительно, я заметил свет твоей лампы в окне и решил, что ты работаешь. И подумал, что смогу убедить тебя составить мне компанию и посетить мадам Шарбоннэ.

Джастин и сам об этом подумывал, учитывая настоящее положение дел и ту боль, которую он испытывал каждый раз, вспоминая о девушке наверху.

– Ладно. Дай мне минутку, я только надену плащ и присоединюсь к тебе.

– Слава всем святым! Как давно ты там не был?

– Очень давно, – проворчал Джастин, – чертовски давно.