Эмма Неправдоподобная. Эмма – Убийца короля. Эмма Тройственная.
И у нее была собственная страница в «Книге воителей».
Реджин, Никс и Анника повели Эмму – а она настояла на том, чтобы захватить и Лахлана, – в зал войны, к богато украшенному пьедесталу, на который сверху лился свет. Они извлекли древний том из-под плексигласовой крышки и открыли на ее странице.
Там был нарисован ее портрет, а ниже на древнем языке перечислялись ее прозвища и было сказало, что она – одна из любимых воительниц Одина. Воительница. Воин. Это было невероятно круто. Дрожащими пальцами Эмма провела по выпуклым буквам на гладком пергаменте.
«Убийца Деместриу, старейшего и сильнейшего из вампиров. Она добровольно вышла сражаться с ним одна. – Эмма выгнула бровь, отмечая скрытый упрек, и Анника вскинула голову. – Супруга Лахлана, короля оборотней. Нежно любимая дочь Елены и всех валькирий».
– Какое у меня резюме! – Она не выдержала и расплакалась. – Я так здорово выгляжу на бумаге!
Реджин застонала:
– Только без слез! Это так противно!
– И вы оставили еще место! – Она шмыгнула носом. Никс вручила ей пачку бумажных платков, которые предусмотрительно захватила, и Эмма вытерла заплаканные щеки.
– Ну еще бы! – сказала Никс. – Даже если ты всю оставшуюся вечность будешь лениться и бездельничать со своим волком, мы оставили место для твоих героических детей-хулиганов.
Эмма густо покраснела и почувствовала, как Лахлан заботливо обнял ее, чтобы притянуть к себе. Решительно вздернув подбородок, он заявил:
– Мы решили не заводить детей. Никс нахмурилась:
– Ну, вообще-то я редко ошибаюсь в том, что вижу, но если вы оба настроены таким образом, то никогда не позволяй ей есть человеческую еду, особенно несколько недель подряд, иначе она залетит быстрее, чем кролик после друидской церемонии плодородия!
Эмма еле слышно проговорила:
– Но я ведь не могу… Я вампир, а у нас детей не может быть.
Тут уже нахмурилась не только Никс, но и Анника.
– У тебя они могут быть! – возразила Никс. – Просто тебе надо будет питаться по-другому. – Увидев, что Лахлан продолжает смотреть недоверчиво, Анника добавила: – Подумайте вот о чем. Что делают все люди, но не все существа Закона? Они едят плоды земные – и размножаются. Эти две вещи друг с другом связаны.
С отчаянно забившимся сердцем Эмма вспомнила, как Деместриу говорил, что Елена ела вместе с ним перед тем, как забеременеть.
– А оборотень и валькирия?
– Можете ли вы наплодить кусачих щеночков? – Никс захихикала. – Конечно, причем в самом буквальном смысле. Знаете, ведь вы не первые из представителей разных волшебных рас заводите детей друг с другом! – Она огляделась, словно пытаясь найти кого-то в доме, а потом досадливо махнула рукой. – Вампиры, которые могут гулять под солнцем, оборотни, которые могут питаться молниями. Валькирии, которые с восторгом бегают ночами по лесу… Эмма перевела взгляд с Никс на Аннику:
– А почему вы мне об этом не говорили?
Анника вскинула обе руки и замотала головой.
– Мне и в голову не приходило, что ты думаешь о чем-то подобном! Откуда я могла догадаться о твоих заблуждениях?
Повернувшись к Лахлану, Никс сказала:
– Все начнется тогда, когда Эмма всем сердцем захочет иметь детей. Ей надо будет есть нормальную еду по крайней мере девять месяцев.
Эмма причмокнула губами и поморщилась: ее совершенно не радовала мысль о пережевывании.
– Не очень-то надейтесь. Я не стремлюсь с кем-то ее делить.
– Ну и прекрасно. До той поры, – тут Никс одарила его сладострастной улыбкой, – медовый месяц!
Эмма и Лахлан сидели, потрясенные до глубины души. Никс нетерпеливо помахала рукой.
– Все это выяснилось бы во время трехчасовой консультации, которую вам положено пройти перед заключением союза.
Едва они остались одни, как Лахлан обнял Эмму и настойчиво спросил:
– Ты со мной?
– Навсегда. – Она подставила ему губы. – Ты меня любишь?
– Навсегда, Эммалайн, – выдохнул он у самых ее губ. – Навсегда. Я так тебя люблю, что просто схожу с ума.
Она тихо застонала, и он приподнял ее, чтобы ей легче было обхватить его ногами. Он понимал, что не может взять ее прямо здесь – но доводы рассудка становились все менее понятными с каждым ее тихим стоном у его уха.
– Хорошо бы мы были дома, – прошептала она. – Вдвоем в нашей постели.
Дома. Проклятие, она сказала «дома»! «В нашей постели»… Можно ли представить себе более сладкие слова? Лахлан сильнее обнял ее, и его поцелуй стал еще более страстным, полным любви. Но вдруг они куда-то полетели – и он потерял чувство равновесия. Судорожно прижав Эмму к себе, он повернулся так, чтобы принять удар падения спиной.
Когда он открыл глаза, они уже заваливались на свою кровать.
Округлив глаза и изумленно открыв рот, Лахлан отпустил Эмму и приподнялся на локтях.
– Это был… Это был бешеный полет, девочка. Ты меня в следующий раз предупреди, ладно?
Эмма торжественно кивнула, села на него верхом и быстро стащила блузку через голову, открыв ему свою божественную грудь. Он потрясенно вздохнул.
– Лахлан! – Она наклонилась, чтобы шептать ему на ухо. Ее соски коснулись его груди, заставив его сладко содрогнуться и приподнять бедра. – Я собираюсь взять тебя в совершенно… необузданный… полет.
Однако после всех этих событий его желание было слишком сильным – и он уступил своей страсти. Резко бросив Эмму на спину, Лахлан начал срывать с нее остатки одежды, а потом разделся сам. Отведя ее руки за голову, он прижался к ней всем телом и одним движением вошел в нее. Эмма выкрикнула его имя и подалась навстречу.
– Я потребую от тебя тот полет завтра, любимая моя. А сначала ты увидишь, что такое необузданность, – уж я-то это знаю!