Глава 16

Когда мы с Пирсом пробыли вместе около четырех месяцев, у меня возникла проблема. Приближался его день рождения, а я не знала, что ему подарить. После того как он осыпал меня драгоценными украшениями, моя гордость требовала преподнести ему такой подарок, который показал бы, что я не только беру, но и даю нечто взамен. Однако подарок, соответствующий его уровню жизни, был мне явно не по карману, и я долго ломала голову над решением этой проблемы. Пока не вспомнила, что у меня есть моя камарская жемчужина.

Я побывала на Хаттон-Гарден[5], чтобы оценить ее у мистера Эдвардса, дилера, и он предложил мне за нее двадцать тысяч фунтов. Будучи человеком честным, он даже подсказал, что если я попридержу ее, то цена вскоре поднимется еще выше. Я последовала его совету и положила жемчужину в банк. И теперь, когда я снова отнесла жемчужину к нему, он заплатил мне за нее двадцать три тысячи фунтов. На эти деньги я купила для Пирса запонки с бриллиантами и такую же булавку для галстука.

Увидев подарок, Пирс пришел в восторг.

— Не верится, что ты сделала это, — сказал он, то так, то эдак поворачивая руку и любуясь блеском бриллиантов. Он чуть не плакал. — Обычно мне ничего не дарят. Люди думают, что если я богат, то дарить должен я. Но ты, Хани… ты особенная! Я не должен спрашивать, но как ты умудрилась?

— Я продала жемчужину, которую привезла из Камара, — сказала я. Мне не хотелось хвастаться, а хотелось лишь, чтобы он понял — я для него постаралась. Было очень трогательно видеть, как этот самоуверенный человек радуется тому, что кто-то о нем подумал.

— Ты продала свою жемчужину, — сказал он. — Кто бы мог подумать? Я не могу прийти в себя от удивления.

Я приготовила для него еще один сюрприз по случаю дня рождения. Заказав для нас ужин в ресторане, в том числе и его любимую спаржу, я незаметно припрятала несколько штук.

Пирс пребывал в особенно приподнятом настроении, потому что в тот день ему удалось положить на обе лопатки одного из своих конкурентов, а это означало, что в постели он будет настоящим тигром. Когда у него бывали неудачи, он обычно не пылал страстью. К счастью, он почти всегда выходил победителем.

За ужином он рассказал мне обо всем, что случилось за день.

— Я заставил их сделать то, что мне нужно. «Лорримерс» теперь принадлежит мне!

— Но ведь тебе принадлежат не все акции «Лорримерса», не так ли?

— С сегодняшнего дня я владею девяноста процентами акций и, конечно, сумею заставить владельцев остальных десяти процентов продать мне свои доли.

— Ты хочешь сказать, что если у тебя в руках девяносто процентов акций, то у них не будет выбора?

— Вот именно. А сегодня я получил девяносто процентов. Мне очень повезло в мой сорок первый день рождения!

На самом деле ему исполнилось сорок семь лет. Я видела его паспорт, но не стала напоминать ему об этом.

Пока он говорил с Нью-Йорком, я успела принять ванну и сделать кое-какие приготовления. Потом растянулась на кровати и позвала его:

— Иди сюда и поешь еще спаржи.

Он появился в дверях спальни.

— Но я уже ел сегодня спаржу.

— Таким способом ты еще не ел.

Я увидела, как загорелись его глаза при виде стебельков спаржи, которые смотрели в потолок с того места, где я их пристроила.

— Ты права, — охрипшим голосом произнес он. — Таким способом мне еще никогда не приходилось есть спаржу.

Он моментально сбросил с себя одежду и, опустив голову между моими ногами, принялся радостно жевать. Доев до конца и слизнув остатки сливочного соуса, он не остановился на этом.

— Эй, ты уже все съел, — напомнила я.

Он подмигнул.

— Как бы не так! Я еще только вошел во вкус.

Он ласкал меня языком до тех пор, пока я чуть не обезумела от возбуждения, потом улегся на меня, и мы насладились здоровым традиционным сексом без всяких экспериментов и ухищрений. В ту ночь он был особенно хорош и невероятно долго держался в напряжении. Должно быть, он одержал на бирже действительно крупную победу.


В наших с Пирсом отношениях установился определенный порядок, насколько это возможно с человеком, обладающим таким искрометным характером. Он энергично претворял в жизнь свой план открытия универмага в Нью-Йорке, и ему приходилось очень часто летать туда. Когда я была свободна, я его сопровождала, но если у меня была работа, оставалась в Лондоне. Ему это не нравилось, он не понимал, зачем мне вообще нужно работать, но я предпочитала сохранять некоторую независимость.

Однажды ночью он позвонил мне из Нью-Йорка. Он звонил часто, но в ту ночь он был действительно в плохом настроении.

— Ты должна бы находиться здесь, — простонал он. — Ты мне очень нужна сегодня, Хани.

— А ты вообрази, что я занимаюсь с тобой любовью, — предложила я.

— Это я и делаю. И поэтому страдаю. Поговори со мной, Хани. Расскажи, что бы ты сейчас делала, если бы действительно хотела доставить мне особенное удовольствие.

Призвав на помощь все свое воображение, я стала подробно описывать все те маленькие трюки, которые он обожал, и услышала его прерывающийся шепот:

— Да… да… продолжай… сделай так еще раз…

— Потом мои пальцы скользят вниз… — продолжала я и тут услышала какой-то посторонний звук, не похожий на помеху на линии. — Пирс, с тобой сейчас женщина?

— Полно тебе, Хани, не ревнуй. Она точно следует всем твоим указаниям.

Я швырнула телефонную трубку, а когда поостыла, то увидела в этом забавную сторону. Я совсем не испытывала ревности, потому что не была влюблена в Пирса. В этом мне повезло, потому что человеку, любящему его, он обязательно причинил бы боль. Мне с ним было очень хорошо, но сердце мое он не затронул.

В тот раз я осталась в Лондоне из-за своего нового увлечения: я вложила деньги в театральную постановку. Пирс сказал, что это наилучший способ выбросить деньги на ветер, но меня это увлекало. Я вложила несколько тысяч фунтов в пьесу «Вечерние мечты», и мне не хотелось пропустить премьеру, хотя из-за этого пришлось отказаться от поездки в Нью-Йорк. Пирс ворчал, но я была непреклонна.

В театр и на вечеринку, устроенную по поводу премьеры, меня сопровождал Клайв. Это был превосходный случай надеть сапфировое колье, которое Пирс подарил мне на Рождество, и я пожалела, что он не видит, как чудесно колье на мне выглядит.

Клайв проводил меня до дома и недвусмысленно намекнул, что не прочь бы зайти, но я поцеловала его в щеку и пожелала спокойной ночи. Я устала и моментально заснула, едва голова коснулась подушки.

Меня разбудил какой-то шум. Я замерла, вся напрягшись, и уловила чье-то дыхание. Не раздумывая я села в постели и включила свет.

Увидев стоящего у окна молодого мужчину, я чуть не умерла от страха. На нем был надет черный эластичный костюм, туго обтягивающий гибкую худощавую фигуру. Даже перчатки на его руках были черные. Это могло означать только одно.

— Ты грабитель! — в бешенстве сказала я, хватая телефонную трубку.

В мгновение ока он бросился ко мне и выхватил ее из моей руки.

— Не спешите, — сказал он. — Давайте все обсудим, как цивилизованные люди.

— Я не намерена ничего обсуждать с человеком, который, словно вор, ночью забрался в мою квартиру.

— Но я и есть вор, — заявил он. — И конечно, мне приходится проникать в квартиру тайком. Чего бы я добился, если бы вежливо постучал в дверь и попросил впустить меня?

В логике ему не откажешь.

— Ты добился бы заключения в тюремную камеру, — сказала я, снова потянувшись к телефону. Но тут я вспомнила, что на мне нет даже ночной сорочки. Я прикрыла руками грудь и сердито уставилась на него.

— Вы хотите что-нибудь надеть на себя? — спросил он.

— Хочу, — огрызнулась я.

— Где лежат ваши ночные сорочки? — спросил он, открывая ящик комода.

— Там их нет. Я никогда не ношу ночных сорочек.

— А что это за хорошенькая штучка, вся в кружевах? — спросил он, вынимая что-то из комода.

— Это трусы.

— Ну что ж, наверное, это подойдет.

Он протянул мне трусы и, как положено джентльмену, повернулся ко мне спиной. Да и во всем остальном он вел себя как джентльмен. Он говорил как культурный человек и немного напоминал Майлса. Но несмотря на все это, он не снимал руки с телефона, не позволяя мне взять трубку. «Может, я совсем спятила? — подумалось мне. — Не может быть, чтобы это происходило на самом деле».

— Кстати, меня зовут Фрэнк, — сказал он, повернувшись наконец ко мне лицом. — Извините, если я вас напугал. Я не хотел.

— Очень любезно с твоей стороны, — съязвила я.

— Мне нужны были только сапфиры, которые были на вас сегодня вечером.

Я взглянула на него.

— И тогда вы уйдете?

— Слово чести. А я, знаете ли, человек слова.

Я подумала, что смогу вызвать полицию, как только он выйдет за порог, поэтому сказала ему, где найти сапфиры. Когда он открыл коробку и поднес их к свету, я получила возможность разглядеть его. Ему было около тридцати лет. Он был высок, хорошо сложен, эластичный костюм обтягивал красиво очерченные, твердые мужские ягодицы. У него были темно-синие глаза, а лицо красивое, с озорным выражением. При других обстоятельствах он показался бы мне весьма привлекательным. Но сейчас я была начеку.

К моему удивлению, Фрэнк разочарованно вздохнул, небрежно возвратил сапфиры в коробку и закрыл крышку.

— Только не говорите мне, что в вас заговорила совесть, — сказала я.

— Нет, что вы! Я бы немедленно взял их, если бы они того стоили, но это подделка.

Вы, наверное, подумали, что я, услышав это, с радостью позволила ему уйти? Как бы не так! Я, словно дурочка, принялась с ним спорить:

— Не могут они быть подделкой. Мне их подарил Пирс.

— В таком случае, как ни прискорбно, должен вам сказать, что Пирс обманул вас. За всю свою короткую, но бездарно растраченную жизнь через мои руки прошло множество драгоценностей, и кто, как не я, может сразу же узнать подделку?

— Я этому не верю, — тупо настаивала я.

— Вы выбирали эти сапфиры сами в магазине и из магазина унесли с собой? Уверен, что дело было не так.

— Вы правы, — неохотно согласилась я. — Он сам принес их мне.

— Значит, вы не знаете, откуда они у него появились?

— Нет, но…

— Скажите, часто ли он покупал вам подарки в магазине, где продавец называл их цену?

— Мои часики, украшенные бриллиантами! — с торжествующим видом воскликнула я. — Он подарил их мне в день нашей первой встречи, и продавец сам сказал, что они стоят двадцать восемь тысяч фунтов!

— И он тут же надел вам их на руку?

— Не совсем так. Я получила их два часа спустя, потому что он захотел выгравировать на них надпись.

— Или потому, что он все спланировал заранее и хотел заменить их дешевой имитацией.

— Но он не мог знать заранее, что я обращу внимание именно на эти часы… — начала было я объяснять, но замолчала, припомнив, что именно Пирс привлек к ним мое внимание. Это был ловкий шулерский трюк.

— Позвольте мне взглянуть на часы, — попросил Фрэнк.

— Они в починке, иначе я не упомянула бы о них, — язвительно сказала я. — Не такая уж я дурочка.

— Советую вам оценить их. Да и все остальные подарки оцените, тогда узнаете, прав я или нет.

— Но я не вижу в этом смысла, — возразила я. — Зачем ему это делать, если он баснословно богат?

— А как, по-вашему, он разбогател? Наверняка не за счет того, что раздаривал ценные вещи. — Он поднялся на ноги. — Мне пора уходить.

Я и слова сказать не успела, как он исчез сквозь окно, а когда я выглянула наружу, то увидела лишь, как он с обезьяньей ловкостью спускается на землю.

На следующий день я отправилась в банк, забрала все драгоценности, подаренные мне Пирсом, и отнесла их к мистеру Эдвардсу. Когда он одно за другим брал в руки и тщательно рассматривал украшения, у меня возникли сомнения. Вот браслет с бриллиантами и изумрудами, точно такой, как я видела в магазине Лэндера, за тридцать три тысячи фунтов; бриллиантовая брошь в форме солнца стоила в магазине двадцать девять тысяч фунтов. Я охнула, увидев цену, а Пирс заставил меня выбрать ее («Черт возьми, милая, разве для меня имеют значение несколько лишних тысяч?»). Я вспомнила, что он и ее не позволил мне взять прямо из магазина, потому что пожелал сделать гравировку на обратной стороне.

Я увидела, как дилер поднял в руке бриллиантовый браслет в стиле арт-деко. Но он-то должен стоить не меньше шестнадцати тысяч фунтов!.. Так сказал тогда Пирс! И этот огромный бриллиант в кольце… Подделки не могут так выглядеть! Или могут?

Наконец мистер Эдвардс закончил оценку и взглянул на меня.

— Если вам действительно нужны деньги, то я мог бы дать вам за все две тысячи фунтов, — сказал он.

Две тысячи? У меня волосы встали дыбом от ужаса.

— Они сделаны очень искусно, — продолжал он. — Эти цирконы просто превосходны. На первый взгляд они выглядят совсем как бриллианты.

— Они все поддельные? — воскликнула я. — Каждая вещь?

— Нет-нет. Вот это подлинная вещица. — Он поднял в руке маленькую брошь в форме паучка. — За нее можно получить около пяти сотен.

И на том спасибо!

Собрав все безделушки, я, пылая гневом, вышла из лавки.

Пирс должен был приехать через несколько дней, так что сразу я не могла выложить ему все, что о нем думаю. Приходилось сдержать свой гнев до его возвращения.

Две ночи спустя я проснулась под утро от того, что кто-то стучал в окно моей спальни. Я раздвинула шторы и, увидев за окном Фрэнка, поняла, что подсознательно ждала его появления.

— Входи, — сказала я. Закутавшись в шелковый халатик, я включила свет. Как только он закрыл за собой окно, я вытащила из комода свои безделушки и высыпала на кровать.

— Плохие новости? — с сочувствием спросил он.

— Две тысячи фунтов.

Он поцокал языком и стал одно за другим перебирать украшения.

— Если бы они были настоящими, то стоили бы около двух миллионов, — с досадой произнес он.

— Сегодня утром я оценила часы. Они тоже ничего не стоят и представляют интерес только разве для большого любителя цирконов, — с горечью сказала я. — Каков скупердяй! Тебе никогда не догадаться, что я сделала на его день рождения.

— Возможно, догадаюсь. Наверное, ты подарила ему что-нибудь очень ценное, потому что была глубоко тронута его щедростью.

— Тебе, наверное, приходилось сталкиваться с подобными ситуациями?

— Часто. Мне даже вспоминать не хочется, сколько раз такое бывало.

— Я ведь продала свою камарскую жемчужину, чтобы купить ему необыкновенный подарок. За нее заплатили двадцать три тысячи фунтов, и большую часть этой суммы я потратила на него.

Мне показалось, что Фрэнк был готов расплакаться.

— У тебя была жемчужина стоимостью двадцать три тысячи фунтов? — жалобно спросил он.

— Была когда-то.

— И ты продала ее до того, как появился я?

— Боюсь, что это так. Надеюсь, ты не расстроился?

Фрэнк застонал.

— Я купила ему бриллиантовые запонки и такую же булавку для галстука. Бриллианты были настоящие. Недаром он посмотрел на меня таким странным взглядом. Понимаешь, не виноватым, а странным. Ох, пропади он пропадом! — в гневе заорала я, и Фрэнк торопливо зажал мне рукой рот.

— Тише! Кто-нибудь может услышать!

— Ну и что, если услышат? Это мой дом. Я имею право находиться здесь.

— Конечно, имеешь. Извини. Я так привык находиться в местах, где не имею права быть, что забыл, как это бывает.

— Дело не в деньгах, дело в том, что он обманул меня. А я терпеть не могу, когда из меня делают дурочку.

— Этого никто не любит, — с сочувствием отозвался Фрэнк. — Подумай, каково было мне, когда я с риском для жизни взобрался сюда и обнаружил, что твои сапфиры не заслуживают таких усилий?

Он вел себя так забавно, что я, не удержавшись, расхохоталась.

— А ты гораздо красивее, чем на снимках, — сказал он, — особенно когда смеешься. Кажется, я никогда еще не видел тебя на снимке смеющейся.

— Это никому не нужно, — объяснила я. — Меня хотят видеть соблазнительной и чувственной. Вот такой. — Я придала лицу привычное выражение: выпятила губки и взглянула на него из-под полуопущенных век.

— Не проделывай со мной такого, — взмолился он. — Через минуту мне снова придется спускаться вниз, а для этого нужно иметь незатуманенное сознание.

— Я приготовлю тебе кофе, — сказала я и пошла на кухню.

— А нельзя ли мне также принять холодный душ?

Когда мы пили кофе, я спросила:

— Тебе часто не везет?

Он пожал плечами:

— Всякое бывает. Моя жизнь связана с риском, как, впрочем, и твоя.

— Что правда, то правда, — согласилась я, и мне стало жаль себя.

Мы не спеша пили кофе в атмосфере взаимного сочувствия. Потом Фрэнк сказал:

— Конечно, успех в моем деле во многом зависит от физической подготовки. Я занимался легкой атлетикой, и меня чуть не включили в сборную Англии. Теперь это очень пригодилось.

— Тебе никогда не хотелось заниматься чем-нибудь другим?

— Беда в том, что я не очень умен. В Итоне я всегда был в числе отстающих. Мой отец — банкир, и предполагалось, что я пойду по его стопам. Но я был не в ладах с цифрами. А вот в драгоценностях я разбираюсь и могу различить подделку с расстояния пятидесяти шагов. Кстати, ты не спросила, почему я здесь.

— Как ни странно, мне это в голову не пришло.

— У меня было дело в Суррее. Отличный загородный дом под названием «Эслей».

— Но ведь это дом Пирса, он еще называет его «мое загородное гнездышко». Только не говори, что ты проник внутрь. У него там система безопасности по последнему слову техники.

— Да, там много всяких новомодных приспособлений, но все это — сплошная показуха, ничего существенного. Проникнуть внутрь было проще простого.

— Ты не прихватил его золотой перстень-печатку? Могу поклясться, что это не подделка.

— Я побывал там не за драгоценностями. Он хранит в этом доме нечто гораздо более ценное: секретные документы, которые опасно оставлять в офисе. Вот. — Он вытащил из потайного кармана какой-то маленький предмет. — Это микрофильм всех документов, хранящихся в его письменном столе.

— Но зачем они тебе?

— Мне они не нужны, но в них должны содержаться сведения, которые позволят тебе заставить его пожалеть о том, что он так с тобой обошелся.

Он вложил кассету в мою руку.

— Ты добыл это только ради меня? Это очень мило с твоей стороны, Фрэнк, особенно если учесть, что у меня, как оказалось, нечего украсть.

— Все это так, но самые прекрасные вещи не крадут, — сказал он, блеснув глазами. — Их дают добровольно.

Ну что ж, я поняла, чем могу расплатиться с ним за все его старания для меня. К тому же его обтягивающий костюм обрисовывал весьма внушительное утолщение, от которого я уже несколько минут не отводила восхищенного взгляда. Я принялась медленно раскрывать молнию, опуская ее ниже… еще ниже… Его костюм был надет на голое тело.

Я засунула руки в образовавшееся отверстие и, обняв его с обеих сторон, добралась до ягодиц и прижала его к себе. Он вдруг охнул от боли, остановив тем самым мои дальнейшие манипуляции.

— Молния, — объяснил он. — Надеюсь, ты не хочешь сделать меня инвалидом на всю жизнь?

— Извини, — сказала я.

— Послушай, — сказал он, — я самый заурядный, неизбалованный парень. Нельзя ли как-нибудь попроще?

— Ладно, — согласилась я и, взяв его за руку, повела к постели.

Он предпочел раздеться сам. («Если не возражаешь, так я чувствую себя в большей безопасности».) То, что предстало моим глазам, оправдало мои надежды. Фрэнк обладал тренированным телом атлета. Оно было гибкое, поджарое и сильное, как тело пантеры. Мне не терпелось прикоснуться руками к длинным изящным бедрам и аккуратным мускулистым ягодицам. Сбросив с себя халат, я улеглась на живот и, поддерживая руками голову, стала наблюдать за ним.

Он усмехнулся:

— Нравится то, что видишь?

— Очень. И я думаю о том, что со всем этим сделаю.

Он уселся рядом со мной.

— Может, обменяемся мыслями на этот счет?

Он перевернул меня на спину, и его голова немедленно оказалась между моими ногами. Он с явным наслаждением вдохнул мой запах и принялся целовать меня. Его пенис оказался в очень удобном положении, так и напрашиваясь, чтобы я взяла его в рот. Мы ласкали друг друга губами и языками, словно соревнуясь, кто доставит друг другу самое большое наслаждение. Он победил. Я первой достигла оргазма. Он рассмеялся и сказал:

— Позволь показать тебе то, чего, я уверен, ты никогда не делала раньше.

Он оседлал мои плечи, удерживая вес на собственных полусогнутых ногах. А потом сделал то, что под силу только хорошему гимнасту. Он изогнулся назад и опускался до тех пор, пока его голова не оказалась между моими ногами. Я почувствовала, как его язык снова принялся щекотать меня. Чтобы выразить свое одобрение его действиям, я осторожно пожала его яйца. Не знаю, где он взял силы, чтобы удерживаться в таком положении, но он сохранял его до тех пор, пока не заставил меня еще раз достичь оргазма. Это был настоящий акробатический трюк. Непонятно, почему он называл себя заурядным парнем. На мой взгляд, «как-нибудь попроще» не имело ничего общего с подобным мастерством.

Выпрямившись, он сказал:

— А теперь позволь мне показать тебе, что я не только атлет.

И то, что он показал, было великолепно. Пусть даже он был не очень умен, зато каким умным и умелым было его тело! У него были умные руки, которые безошибочно находили именно те места, прикосновение к которым больше всего нравится женщине, и ласкали их с необычайной чувственностью. У него были умелые нежные губы, которые могли дразнить и возбуждать, и отличавшийся неистощимой изобретательностью язык.

Однако если все его тело было просто умным, то пенис был поистине гениальным. Сильный и твердый, он не был каким-то грубым орудием, тупо колотящим в одно место, словно забивая гвозди, а был скорее рыцарским копьем, готовым в любую минуту служить прекрасной даме. Он продвигался вперед медленно, осторожно, ожидая моей реакции на каждое движение. Когда его терпение было вознаграждено долгожданным нужным сигналом от меня, он сразу же участил мощные броски, заставившие меня вскрикивать от наслаждения, желая, чтобы это продолжалось еще, еще и еще…

Когда он поднялся, готовясь уходить, я помогла ему натянуть эластичный костюм и нежно его поцеловала. Раскрыв двуличие Пирса, я почувствовала себя использованной и одураченной, а Фрэнк заставил меня снова ощутить себя желанной женщиной, и я была очень благодарна ему за это.

— Подожди, — сказала я, когда он уходил. Я протянула ему брошь в виде паучка. — Это не подделка. Дилер сказал, что она стоит пять сотен. Не знаю, сколько ты сможешь за нее выручить, но она хотя бы как-то компенсирует твою неудачу.

— Я никогда не продам ее, — сказал Фрэнк, — и буду хранить всю жизнь. А что касается неудачи, то я считаю, что это было самое удачное мое дело.

Он обнял меня, и мы поцеловались. Это была приятная встреча, и мы оба знали, что она никогда не повторится. Я видела, как он перемахнул через перила моего балкона и исчез в темноте.


Я попросила Клайва проявить пленку и тщательно изучила полученные снимки. Я не ждала многого и в целом была права. Но я все же обнаружила кое-какую информацию, которая позволяла надеяться, что все мои труды не пропали даром.

Судя по всему, Пирс активно скупал акции фирмы под названием «Ханнингс», желая заполучить ее в свое полное владение. Сейчас ему принадлежали восемьдесят пять процентов акций, десять процентов находились в руках другой фирмы, которая наотрез отказывалась их продавать, а остальные пять принадлежали некоему мистеру Иксу, который был готов продать их, но по цене, в пять раз превышающей рыночную стоимость. Очевидно, этот мистер Икс знал закон, о котором рассказывал мне Пирс и который заключался в том, что если в его руках окажутся девяносто процентов акций, то он сможет заставить продать ему остальные десять процентов.

Но даже зная это, мистер Икс едва ли представлял себе, насколько крепко он держит в руках Пирса. В прилагаемой информационной записке говорилось, что «если не удастся заполучить «Ханнингс» в полную собственность, это пагубно отразится на будущем фирмы «Лэндер» в долгосрочном плане». Я не вникала во все детали, но поняла одно: для Пирса прибрать к рукам «Ханнингс» — это вопрос жизни и смерти, и дело это настолько серьезно, что он почти готов заплатить цену, которую запросил мистер Икс.

Я прочитала документы три раза, чтобы убедиться в том, что все поняла правильно. Потом приготовила себе кофе и уселась в кресло, чтобы как следует обдумать ситуацию.

Последние несколько лет были для меня весьма приятными, и от каждого из мужчин, с которыми я была, я кое-что получала. Причем не обязательно материальные ценности, но опыт и более широкий взгляд на жизнь. Однако все они с моей помощью стали иметь значительно больше.

Многие из них так или иначе эксплуатировали меня. Клайв благодаря мне сделал карьеру. Рэнди продлил свою молодость на экране: после нашего публичного романа ему снова начали предлагать роли более молодых и романтичных героев. Диски с песнями Варвара в результате нашего знакомства разошлись миллионным тиражом. Об Абдуле лучше не стану вспоминать.

А что касается Пирса, то воспоминания о нем вызывали у меня беспредельный гнев. Это был подлый человек, который обманул меня, воспользовавшись моей благодарностью за его «щедрость». Я не просила осыпать меня дорогими подарками. Он сам настоял на том, чтобы я приняла в подарок всю эту кучу хлама, потому что ему хотелось по дешевке заслужить репутацию щедрого человека. Он одурачил меня, а этого я не собиралась ему прощать.

Отдав так много — иногда добровольно, иногда в результате обмана, — я почувствовала, что пора мне что-нибудь получить взамен. И сейчас мне представился случай сделать это.

Дело в том, что я знала, кто такой мистер Икс.

Загрузка...