Глава 8

Через несколько недель после отъезда Варвара и Джека в турне я выгнала своего непутевого братца. Причина была не в том, что он бессовестным образом оставил меня без крыши над головой после концерта. За эту ночь я была ему даже благодарна. И не в том, что мне приходилось содержать его, хотя и это было тоже весьма обременительно. И даже не в том, что я не могла спать в собственной постели, потому что он постоянно пользовался ею.

Чаша моего терпения переполнилась, когда он взял без спроса мою машину и разбил ее вдребезги. Машина была застрахована на мое имя и разбита так, что не поддавалась ремонту, так что в конце концов я осталась без машины. Сначала я испугалась, что брат сильно пострадал, но, узнав, что он отделался легким испугом и намерен и впредь сидеть на моей шее, я заявила ему, чтобы он убирался восвояси. Рики ничуть не обиделся. Думаю, он получил от пребывания в Лондоне больше, чем смел надеяться.

Итак, я снова осталась одна и без гроша в кармане. И тут очень кстати мне позвонил Сакс, режиссер того фильма, в котором играл Рэнди.

— Как ты смотришь на то, чтобы сняться в рекламном ролике? — спросил он.

— Но я думала, что ты кинорежиссер?

— Так оно и есть, но многие из нас теперь снимают коммерческую рекламу. Весь фокус в том, чтобы превратить рекламный ролик в произведение искусства. Ролик, который я предполагаю снять, будет шедевром. Это реклама нижнего белья фирмы «Мата Хари».

Я знала эту фирму. Она производила элегантнейшее и безумно дорогое нижнее белье. В ходу была шутка: «Купив «Мата Хари», останешься без штанов».

— Это будет реклама их новой коллекции, — продолжал Сакс. — Мы предполагаем снимать ролик в Камаре.

— Вы имеете в виду арабский султанат размером с Корнуолл, в котором добывается столько нефти, сколько во всех странах Залива, взятых вместе? — спросила я.

Сакс присвистнул.

— Ты меня удивила. Большинство людей никогда не слышали о Камаре.

— Я прилежно изучала географию, — сказала я. На самом деле я специально читала об этом районе мира, потому что именно туда уехал с экспедицией Стив.

— Возможно, ты слышала также, что там правит султан Абдул Камар Хассамид. Это настоящий деспот. Чтобы снимать на территории султаната, потребовалось получить его личное разрешение. Мы будем жить в камарском «Хилтоне». Ты получишь за работу десять тысяч фунтов. Что ты на это скажешь?

— Я скажу: «Когда выезжаем?» — радостно ответила я.

— На следующей неделе. Захвати одежду, закрывающую ноги и руки, а также шляпу с полями. Во-первых, женщины там одеваются именно так, а во-вторых — и это самое важное, — твоя кожа не должна менять цвет. Не вздумай загореть, пока не закончу тебя снимать!

Я обещала. Положив телефонную трубку, я бросилась отыскивать Камар на карте. Несмотря на мизерный размер территории, его называли «стратегически важным», потому что он граничил с двумя другими государствами и имел выход к морю. В справочнике содержалось множество всяких сведений, цифр, а также говорилось, что султанат быстро модернизируется за счет огромных поступлений от экспорта в западные страны, но старается сохранить при этом традиционный образ жизни. В справочнике упоминалось также о раскопках на территории Камара, в ходе которых были обнаружены остатки древних цивилизаций. Я закрыла глаза и задумалась о Стиве, что редко себе позволяла. Я ехала туда, где он работал. А вдруг… а вдруг?

На следующей неделе мы вылетаем в Камар с Саксом, бригадой операторов и одной женщиной по имени Дженис, которая походила на тюремную надзирательницу и была представительницей фирмы «Мата Хари». Я чуть с ума не сошла от восторга, когда она показала мне все эти крошечные шедевры ручной работы, изготовленные из минимального количества атласа и кружева. Все они были рассчитаны на то, чтобы мужчина, увидев их, захотел бы немедленно снять их с женщины.

В аэропорту нас встречала группа из десяти солдат камарской национальной гвардии. Возглавлявший их офицер окинул взглядом мой белый дорожный костюм с глубоким вырезом и шляпу с полями и проворчал что-то. Надеюсь, это было одобрение. Когда он попытался осмотреть Дженис, она обругала его так, что он немедленно ретировался.

У него было труднопроизносимое имя, которое звучало похоже на «Уильям» — так я и буду его в дальнейшем называть. У этого типа лет сорока была такая разбойничья внешность, что казалось, ему не хватает только ножа в зубах.

Сакса и меня усадили в лимузин с кондиционером, Дженис и остальных — в другой. Уильям указал на встроенный бар с напитками и предложил нам чувствовать себя гостями его величества. Солдаты разместились в двух джипах — один впереди, другой позади наших лимузинов, — и мы помчались по пустыне со скоростью сто миль в час.

В камарском «Хилтоне» мне был предоставлен номер из нескольких комнат, декорированный в черных и золотых тонах. В номере была роскошная ванна с кранами из чистого золота. Огромных размеров кровать была застелена черным шелковым бельем, над кроватью висел портрет очень толстого старого человека в парадном мундире, который был ему явно тесноват. Он стоял на фоне флага. Подпись внизу гласила: «Его величество султан Абдул Камар Хассамид III». Я была разочарована. Он выглядел совсем не так, как, в моем представлении, должен выглядеть султан.

В тот вечер мы с Саксом ужинали на моем балконе и любовались закатом, окрашивавшим море в рубиновый цвет. Сакс был приятным собеседником и весьма привлекательным мужчиной, и я подумывала, не ответить ли мне на его явные заигрывания. Но решила не делать этого сегодня. Я устала с дороги, и мне не терпелось проверить, хорошо ли спится на этих черных шелковых простынях. Я одарила его многообещающим поцелуем и пожелала спокойной ночи.

На следующий день мы начали работать на том участке пляжа, который был зарезервирован специально для нас и охранялся солдатами от непрошеных гостей. Я разделась в специально поставленной круглой кабинке и надела на себя атласную короткую «тедди», которую подала мне Дженис. Как только я вышла из кабинки, Уильям прорычал какие-то приказания, и солдаты повернулись ко мне спиной. Все, кроме самого Уильяма, глаза которого буквально вылезли из орбит, хотя он старался сохранить на лице невозмутимое выражение.

Я улеглась на белый песок под ярким зонтиком и, следуя указаниям Сакса, поворачивалась то так, то эдак. Потом я переоделась в комбинезончик с короткими шортами из ярко-вишневого атласа, узкий лиф которого обрисовывал мою талию и приподнимал груди. Появившись из кабинки, я с удивлением увидела, что Сакс держит в руке поводья огромного белого жеребца.

— Его зовут Снежок, — сказал он мне.

— Что мне с ним делать?

— Конечно, сесть на него верхом, — с самым невинным видом сказал Сакс.

— Ты спятил.

— Мне казалось, что лорд Дайсон научил тебя верховой езде.

— Я научилась только держаться в седле. И я не умею ездить с голым задом, — запротестовала я.

— Дорогая, не капризничай. Ты только попробуй сесть на него на минутку, а я придержу его за поводья, — принялся уговаривать меня Сакс.

Сама не знаю, почему я согласилась. Сакс помог мне вскарабкаться на Снежка. Как только я села, Сакс отпустил поводья. Жеребец сразу же рванул с места и перешел на галоп. Я взвизгнула и вцепилась в его гриву. Не было ни седла, ни стремян. Пришлось изо всех сил сжать круп коленями.

Мы промчались галопом примерно четверть мили по берегу моря, потом кто-то заставил коня повернуть, и мы помчались в противоположном направлении, туда, где нас поджидали операторы Сакса, снимавшие словно сумасшедшие. Когда я проносилась мимо, Сакс крикнул:

— Улыбайся! Сделай вид, будто наслаждаешься скачкой!

— Черт бы тебя побрал, мерзавец! — крикнула я в ответ на полном скаку.

Но тут я почувствовала, как что-то изменилось. Я ощущала круп коня своими голыми бедрами и чувствительным местечком между ногами, ощущала ритмичное вздрагивание мускулов при каждом ударе копыт о землю. Вибрация приятно отзывалась во всем моем теле, как это было в тот вечер, когда меня захватил ритм барабанной дроби Джека. Я слышала от кого-то, что некоторые женщины любят верховую езду именно из-за этого ощущения сдержанной мощи животного между их ногами, из-за того, что дрожь пробегает по телу при каждом ударе копыт о землю. Это были действительно великолепные ощущения. От удовольствия на моем лице появилась улыбка, и уголком глаза я заметила, как Стив прыгает от восторга.

Наконец мы остановились, и Сакс немедленно стащил меня с коня и укутал простыней, чтобы защитить от солнца. Настало время обеденного перерыва. Мы устроили пикник с шампанским в палатке, и Сакс сказал, что мы возобновим работу, когда спадет жара. Последние кадры будут сниматься на фоне заката, и я буду в черном.

Предполагалось, что я немного посплю, но я не смогла заснуть. У меня еще не прошло утреннее возбуждение, и если бы Сакс снова закинул удочку, его ждала бы удача. Но он использовал время сиесты на поиск эффектных кадров. Я лежала в полудремотном состоянии и, мне кажется, уже тогда предчувствовала, что в скором времени меня ждут самые невероятные эротические приключения.

Последним в тот день я демонстрировала ансамбль, состоявший из крошечного бюстгальтера в виде двух черных атласных треугольничков, державшихся на полоске кружева и честном слове, и таких же трусиков, походивших более на набедренную повязку.

— Трудно заметить, что они на мне надеты, — сказала я.

Сакс кивнул:

— Я уже думал об этом. Надо как-то привлечь к ним внимание, поэтому тебе придется воспользоваться этим. — Он извлек из пакета большой кусок многоцветной ткани. — Я отправил помощника на базар, и он купил это. Не знаю, что на нем изображено, но выглядит это хорошо.

— Кажется, я где-то это видела, — сказала я. — Только не припомню где.

Сакс пожал плечами:

— На базаре их много продается. Я хочу, чтобы ты легла на песок и медленно пропустила эту ткань между ногами.

— Нет проблем, — сказала я.

Я вышла под золотистые лучи предзакатного солнца и растянулась на песке. Сакс включил маленький магнитофон, из которого полилась томная мелодия. Мне это нравилось. Я сливалась с мелодией, позволяя ритму проникнуть в тело, которое постепенно охватывало эротическое напряжение. Я представила себе, что кусок шелка — мой любовник, который обольщает меня, нежно прикасаясь к моей коже. Я потерлась о шелк щекой и вытянула полураскрытые губки, позируя перед камерой. Потом медленно, смакуя каждое мгновение, я пропустила ткань между ногами, чувствуя легкое трение шелка о промежность, уже воспламененную моими утренними упражнениями.

И тут поднялась адская суматоха.

Только что я млела под звуки томной мелодии, а мгновение спустя воздух задрожал от оглушительного крика. Раскидывая во все стороны камеры, ко мне мчался Уильям. Он набросился на меня, выхватил кусок ткани и поднял его над головой, что-то крича на языке, которого я не понимала.

И я вдруг вспомнила, где видела ткань с этим рисунком: на фоне такого же шелка был изображен султан на портрете. Я с ужасом поняла, с чем только что забавлялась.

Вокруг нас столпились солдаты, грубо схватив Сакса и операторов.

— Вы все арестованы, — завопил Уильям, — вы оскорбили честь моей страны! — Он помахал куском ткани перед носом Сакса.

— Но это всего лишь кусок ткани, — сказал озадаченный Сакс.

— Это национальный флаг Камара! — побагровев от натуги, орал Уильям. — Его осквернение карается смертной казнью. Уведите их!

— Постойте… — запротестовала я, но Уильям схватил меня за запястья и надел на них наручники. — Вы не имеете права! — крикнула я.

Уильям, кажется, даже не слышал меня. Он замотал меня в простыню, которой я прикрывалась от солнца, потом снял с себя ремень и застегнул его на моей талии, чтобы простыня не съезжала вниз. К моему ужасу, он взвалил меня на плечо, придерживая за колени, и куда-то понес.

Я орала во все горло, но никто не обращал на меня внимания. Уильям засунул меня на заднее сиденье военного джипа, связал мне ноги веревкой, сел за руль, и мы куда-то поехали. Я пыталась высвободить руки, но мне это не удалось.

Мы ехали около часа. Насколько я понимала, мы углублялись в пустыню, но вскоре я уже ничего не могла видеть, так как быстро стемнело.

— Куда это, позвольте узнать, вы меня везете? — спросила я.

— К его величеству, чтобы он вынес вам приговор за ваше преступление, — ответил он через плечо. — Вы узнаете, что никто не смеет осквернять национальный флаг Камара.

Мысль о том, что предстоит предстать перед толстым стариком, меня не вдохновляла. Судя по его виду на портрете, он был давно уже не способен оценить то оружие, которое имелось в моем арсенале.

Время от времени Уильям говорил с кем-то по рации, наверное, договаривался о том, чтобы нас встретили, потому что, когда джип остановился, нас ждали несколько человек с конями. Мощеная дорога кончилась, впереди был песок. Уильям сел на коня, двое мужчин подняли меня, уложив лицом вниз поперек конского крупа перед ним, и мы галопом помчались по пустыне.

Наконец он остановил коня. Кроме песка, мне ничего не было видно, но, повернув голову, я увидела огни и огромный шатер, вход в который охраняла вооруженная стража. Уильям снял меня с коня и, придерживая рукой, поставил на ноги, а сам тем временем отдавал приказания. Кто-то побежал в шатер. Вокруг нас стояли люди с горящими факелами, а чуть поодаль я, кажется, заметила пальмы и верблюдов. Интересно, в каком это веке я оказалась?

Неожиданно Уильям снова взвалил меня на плечо и направился в шатер. Через несколько шагов он опустился на одно колено и сбросил меня на землю, так что я, беспомощно перекатившись несколько раз, остановилась возле какого-то помоста. Я лежала на животе, волосы рассыпались по лицу, и я смогла разглядеть только затянутый красным бархатом помост, целую гору атласных подушек и босую мужскую ногу.

Нога была смуглая, весьма изящной формы. Мне захотелось посмотреть, что находится выше, но нога, наступив на мои ягодицы, пригвоздила меня к месту. При всем изяществе формы мускулы на ней были стальные.

— Отпустите меня немедленно! — крикнула я.

Человек на помосте — его лица мне не было видно — что-то резко сказал Уильяму, который, наклонившись, прошипел мне на ухо:

— Запрещается говорить с султаном, если он не заговорит сам. Молчи, иначе нас обоих казнят.

— Плевать мне, что он султан какой-то карликовой страны, — огрызнулась я. — Он не имеет права так обращаться со мной!

По наступившей напряженной тишине я догадалась, что султан понимает английский. Но я была в такой ярости, что даже не испугалась. Я снова принялась вертеться и брыкаться, хотя знала, что это бесполезно. Однако султан приподнял ногу и перевернул меня на спину.

Взглянув вверх, я увидела молодого человека с красивым, бронзовым от загара лицом. На нем был надет широкий белый плащ, который держался на плечах с помощью золотых шнуров, на голове его был белый тюрбан, какие традиционно носят арабы. Он был ни капельки не похож на толстого старика, которого я видела на портрете.

— Кто, черт возьми, ты такой? — возмущенно спросила я. — Великий визирь или кто-нибудь в этом роде?

На сей раз тишина была не просто мертвой, а гнетущей. Наконец он заговорил:

— Я султан Абдул Камар Хассамид.

— Врешь! — грубо оборвала его я. — Султан — толстый старик. Я видела его портрет.

Красивые губы тронула улыбка.

— Понятно. Вы видели портрет моего деда, он был очень популярен среди народа. Некоторые до сих пор предпочитают его портрет моему.

И тут я заметила в его лице некоторое сходство со стариком, изображенным на портрете. Это лицо было отмечено печатью многовекового монаршего величия и абсолютной власти. В его чертах было что-то жестокое, как будто он привык к тому, чтобы его воля исполнялась беспрекословно. Я судорожно глотнула воздух. Господи, неужели я сама накликала на себя беду?

Молчание затянулось. Я заметила, что в шатре были еще люди. Их было четверо. Все они были с головы до ног укрыты бесформенными черными одеяниями. Я перевела взгляд на султана и заметила, что он смотрит на меня. Взгляд его был прикован к моей груди, все еще высоко вздымавшейся после моих безуспешных попыток вырваться, и я заметила в его взгляде интерес, который без труда распознала. Возможно, если я буду вести себя осмотрительно, он все-таки не казнит меня?

Он неожиданно поднялся на ноги, и от этого резкого движения его длинный белый плащ распахнулся. Под плащом на нем ничего не было надето. Его тело было великолепно: бронзовое от загара, поджарое, крепкое. Кожа его была гладкой, за исключением островка иссиня-черных волос между ногами. Я замерла в изумлении, увидев его великолепный мужской член, гордо возвышавшийся в обрамлении курчавых черных волос. Мысль о том, что было бы неплохо поиграть с этой игрушкой, вызвала у меня знакомую дрожь. Моя кровь, разгоряченная бешеной скачкой, еще не успокоилась, и я почувствовала, как по телу прокатилась горячая волна желания. Вот если бы мы остались одни!

— Я займусь этим делом лично, — заявил он и щелкнул пальцами.

Уильям низко поклонился и пятясь покинул шатер.

Как только откидные дверцы шатра закрылись за ним, я попыталась подняться на колени, но султан, окинув меня холодным взглядом, ногой вернул меня на место.

— Ты подождешь, пока я не буду готов уделить тебе внимание, — заявил он. — Сначала я должен закончить важное дело, которое вы прервали.

Он хлопнул в ладоши, и немедленно укутанные в черное создания, безмолвно стоявшие в шатре, сбросили свои одеяния, оказавшись молоденькими девушками. Все они были красивые, только слишком полные, и все абсолютно голые. С веселым смехом они подбежали к султану и занялись им: одна сняла с него плащ, другая — тюрбан, а еще две, легонько подталкивая его назад, уложили на подушки. Он был абсолютно пассивен: просто лежал на подушках, позволяя им заниматься собой.

Одна из девушек опустилась между его ногами, взяла в рот пенис и закрыла глаза в экстазе. Когда утомилась эта, ее место заняла другая, а его пенис тем временем увеличивался на глазах, пока не превратился в великолепное орудие любви без малейших признаков утомления. При виде его мне захотелось заорать от отчаяния. Этот красавец должен быть внутри меня, а вместо этого я вынуждена валяться здесь, изнывая от желания, пока они его ублажают. Султан тем временем, казалось, забыл о моем существовании.

Меня до крайности удивило, что он, по-видимому, оставался совершенно спокойным, несмотря на все их манипуляции. Дыхание его было ровным, и он не делал попыток прикоснуться хоть к одной из них. Единственным явным признаком возбуждения был его пенис. Я чуть не застонала при мысли о его сверхчеловеческом контроле над собой и о том, какое удовольствие он может доставить женщине.

Потом по его сигналу все они покорно выстроились перед ним в ряд, а он, неторопливо оглядев их, наконец указал на одну. Она опустилась на колени и низко поклонилась, прикоснувшись лбом к полу, прежде чем занять место между его ногами. Взяв пенис в рот, она принялась усиленно работать губами, пока он с легким вздохом не выгнул тело и не излил ей в рот сперму, что продолжалось необычайно долго.

Я с трудом верила своим глазам. Он оглядел девушек и спокойно выбрал ту, которая будет иметь честь завершить священнодействие. Что за неслыханная наглость! А та, которую он осчастливил, униженно благодарила его! Мне хотелось плюнуть. Но я лишь возмущенно завозилась в своих путах.

Как только дело было сделано, все они отвели глаза. Одевая его, девушки умудрялись не смотреть на него. Как видно, ни одной женщине не было позволено видеть пенис султана, когда он находился в беспомощном состоянии. Как только на него надели длинную белую тунику и повязали кушак, он поднялся на ноги и щелкнул пальцами. Девушки немедленно удалились.

Наконец он снизошел до того, чтобы обратить внимание на меня, лежащую на полу. Он опустился на колени и расстегнул стягивающий меня ремень. Потом он дернул за край простыни, так что я перекатилась несколько раз и предстала перед его взглядом. Он неторопливо поднялся на ноги и, подойдя ко мне, остановился, расставив ноги и внимательно разглядывая меня. Наглядевшись, он перевернул меня, чтобы посмотреть на меня сзади. Я повернула голову, пытаясь увидеть его через плечо.

— Отвернись, — приказал он. — Я не давал тебе разрешения смотреть на меня.

Меня возмутило его высокомерие, но в моем положении было бы неразумно спорить, поэтому я отвела взгляд. Опустившись на одно колено, он провел рукой по моей спине, бедрам, ягодицам. Потом снова перекатил меня на спину и разрезал связывавшие щиколотки веревки.

— Встань, — приказал он.

Когда я поднялась на ноги, он сказал:

— Подними руки, чтобы я мог как следует разглядеть тебя.

— Я ни за что не стану этого делать, — заявила я, призвав на помощь всю свою храбрость. — Ты не имеешь права делать этого, я хочу видеть британского консула!

Как весело он расхохотался! Смех у него был сочным и очень привлекательным, и ему почти удалось отвлечь мои мысли от опасного положения, в котором я оказалась. Но я решила не расслабляться.

— Я хочу встретиться с британским консулом, — повторила я. — Это мое право как британской подданной.

Он перестал смеяться.

— Я хочу, чтобы ты поняла: абсолютный правитель здесь я. В Камаре закон — это я. Ты имеешь только те права, которые я дам тебе, а я пока не давал тебе никаких прав. Поэтому ты их не имеешь. Да и на какие права ты можешь претендовать? Ведь ты преступница.

— Это по чистой случайности, — сказала я. — Я не знала, что это ваш флаг.

— Незнание закона не является оправданием преступления. Этот превосходный принцип я узнал, когда обучался в Оксфордском университете в Англии. Тебе следовало бы ознакомиться с обычаями этой страны, прежде чем приезжать сюда. Ты виновна в государственном преступлении.

— Но это должен решать суд, — возмущенно сказала я.

— Я вершу суд. Ты признана виновной. Я лишь пока не решил, что с тобой сделать. — Он отступил на шаг и окинул меня таким равнодушным взглядом, словно выбирал на ярмарке козу или корову. — Насколько мне известно, в твоей стране ты считаешься красавицей, — задумчиво произнес он. — Я не нахожу тебя красивой.

— А что тебе не нравится? — спросила я, забыв об осторожности.

— Ты слишком тощая. Красивая женщина должна иметь приятные округлости.

— Ха! Не такие ли, как у этих толстух, которые тебя ублажали? — презрительно фыркнула я. — Там, где я живу, на таких, как они, никто и внимания не обратит.

— А откуда ты приехала? — спросил он.

— Из Великобритании, — ответила я, умышленно подчеркнув первую часть слова.

Он не обратил на это внимания.

— Из Великобритании? — переспросил он. — Не уверен, что я слышал о такой стране.

— Считаешь себя могущественным правителем, — саркастически заметила я, — а сам даже не слышал о стране, объем торговых операций которой с Камаром ежегодно составляет два миллиарда фунтов.

Он замер на месте, сердито глядя на меня черными глазами.

— Женщины не обсуждают такие вопросы, — заявил он.

— Сожалею, но ты только что слышал, что я говорила на эту тему. Ты, случайно, не глухой? — заорала я. — В прошлом году вы продали двадцать миллиардов баррелей нефти Америке и закупили на их доллары межконтинентальные ракеты и пшеницу. Сейчас здесь у вас тридцать британских технических специалистов, которые помогают вам построить гидроэлектростанцию и плотину. Я говорю, черт возьми, обо всем, о чем пожелаю!

Султан стоял с непроницаемым выражением лица и молчал. Он протянул руку и положил ее на мою грудь, потом рука скользнула на талию, прошлась по бедрам. Я изо всех сил сдерживала дрожь удовольствия, не желая доставить ему такого удовлетворения.

— Слишком тощая и слишком бледная, — продолжил он предыдущий разговор, как будто из того, что я сказала, не слышал ни слова. — Я хотел было подарить тебя кому-нибудь из своих верных людей, которых собирался вознаградить за службу, но не могу предложить тебя, потому что они могут воспринять это как оскорбление.

— Я восприняла бы это как оскорбление! — сердито огрызнулась я.

Он пожал плечами и даже не потрудился ответить. Он снял с меня наручники, потом снова развалился на подушках и, указав рукой на столик, стоявший рядом, коротко предложил вина.

Кувшин с вином был из чистого золота, инкрустированный рубинами и изумрудами. Золотой кубок был отполирован как зеркало. Когда я наливала вино, от его запаха у меня закружилась голова. Я безумно устала после всех событий сегодняшнего дня.

Мне удавалось держаться на ногах твердо, пока я приближалась к нему, но в последний момент рука, в которой я держала кубок с вином, дрогнула, и я увидела красное пятно от вина, появившееся на его белой тунике. «Теперь мне конец», — подумала я и потеряла сознание.

Придя в себя, я обнаружила, что голова моя лежит у него на груди, и он подносит краешек кубка к моим губам. Взглянув ему в лицо, я заметила на нем чуть ли не доброе и заботливое выражение, словно это был другой человек.

— Выпей, — сказал он. — Не хочу, чтобы ты умерла от недоедания, прежде чем я решу, что с тобой делать дальше.

— А что ты собираешься делать со мной? — прошептала я.

— Надо хорошенько подумать. Ты не похожа ни на одну женщину из тех, которых я знал, а я большой любитель раритетов.

Он заставил меня выпить еще глоток, потом помог встать на ноги. Пока я стояла, все еще нетвердо держась на ногах, он подобрал с пола простыню и собственноручно завернул меня в нее.

— Ни один мужчина не должен видеть твое тело, кроме меня, — объяснил он.

Он извлек откуда-то из-под подушки радиотелефон и стал что-то говорить на языке, который я не понимала. Мгновение спустя появились двое стражников, которые принесли нечто похожее на кабинку в гондоле, какую я видела в Венеции, только шторки на этой были из золотистого атласа. Она располагалась на двух шестах. Султан сам усадил меня в нее и плотно задернул шторки. Он что-то сказал на своем языке. Потом паланкин подняли, и я почувствовала, что меня несут.

Загрузка...