Бей первая

Глава 13

Кир

Это полная жесть. Сижу на алгебре и ни слова не понимаю. Математичка жужжит монотонно, как раздражающая муха, хочется ее заткнуть. Мешает думать. Но мозги, по правде, и без нее еле ворочаются. Смотрю перед собой – на Мальвину в черной толстовке и не могу выкинуть из головы картинку, которую увидел в раздевалке. Меня затопили такие злость и боль, как будто все внутренности пропустили через мясорубку. А потом сложили обратно и зашили. И мне теперь как-то с этим жить.

Узкая изящная спина с выступающими позвонками. Нежная кожа в мурашках. И бордовые полосы, покрывающие ее. Два кровоподтека. Наверняка от пряжки. Полосы пройдут через пару дней. Синяки чуть позже. Я знаю, я с такими ходил.

Дурочка, надеялась, никто не поймет. Как будто это она первая придумала переодеваться на физру раньше всех и позже всех. Ходить с длинным рукавом. До конца сам не понимаю, зачем за ней пошел. Конечно, если бы у меня было хоть какое-то понятие о личном пространстве, я бы не стал заходить в раздевалку. Но я не мог не проверить. Вот такой уж я дебил.

Мальвина тем временем откидывается на спинку стула, запускает руку в синие волосы, прочесывает их пальцами. Снова склоняется над тетрадкой. Ловлю каждое движение. Наваждение какое-то. Как будто мне тринадцать, и я первый раз девчонку увидел. Трясу башкой, чтобы прийти в себя.

Краем глаза вижу, что Малой поворачивается ко мне. Вопросов не задает, но догадывается. Да и к черту. В своих парнях я уверен.

Машинально переписываю какие-то уравнения с доски. Я все это уже знаю. Мама договорилась с нашей старушкой соседкой. Я ношу ей продукты, помогаю по дому и развлекаю разговорами. А она, учитель с неприлично большим стажем, готовит меня к поступлению в универ.

А вот Тоха втыкать в происходящее даже не пытается. Ему математика до одного места, он у нас гуманитарий. Художник на самом деле. Классный иллюстратор. Он и сейчас что-то чертит у себя в тетради, отгородившись локтем. Потом наклоняется вперед и стучит ручкой по стулу Миланы.

Шепчет:

– Мальвина!

– Что?

– Повернись.

– Зачем? – шипит она.

– Ну повернись.

Она разворачивается и смотрит вопросительно. Малой в ответ изучает ее задумчиво, взгляд как будто с поволокой. Я напрягаюсь.

– Левый карий, правый голубой, – шепчет Тоха.

– Ну да. А зачем… Ты что? Это что, я? – она забывается и повышает голос.

Математичка стучит костяшками по доске:

– Задние парты, ну-ка потише!

Я смотрю в тетрадь Малого, и там реально она. Мальвина собственной персоной. Офигенный портрет черной ручкой. Еще не закончен, но выглядит уже нереально круто. Каждая линия на своем месте. Почему-то меня это злит. Запускаю воздух в легкие и стараюсь не измениться в лице. Потому что Тоха слишком хорошо меня знает.

Мальвина поворачивается обратно. Но больше училку не слушает, как я замечаю. Думает о том, что увидела. Она вообще все время думает. Анализирует, просчитывает. Всегда в напряжении. Вся как комок нервов. Маленький, хорошенький комочек. Блин. Не о том надо думать.

– Зачем тебе цвет глаз, если рисунок черно-белый? – снова шепчет Милана.

– Это пока.

Малой достает из рюкзака два маркера и делает маленькие акценты, добавляя глазам цвета. Портрет из-за этого становится вообще гипнотическим.

– Ты единственный одиннадцатиклассник, который носит с собой фломастеры, – говорит она насмешливо. Но я слышу, что она поражена.

На самом деле, ее не так сложно читать. Когда теряется, эмоции проскальзывают всюду. В глазах, в голосе, в движениях тела, даже в том, как она дышит. Но она привыкла закрываться, это понятно. Если ей было хреново тогда, пять лет назад, то что она пережила потом?

Смотрю, как Мальвина накручивает на карандаш волосы. Конечно, я ее узнал. Сразу, как только зашла. А потом еще зачем-то потащился за ней к туалету. Как псина бездомная за куском колбасы. Не знаю, чего хотел. В глаза посмотреть. Убедиться. Остаться наедине. Я вообще маниакально ищу возможности остаться с ней вдвоем. Сам еще не понял, зачем.

– Мальвина, – снова шепчет Тоха, – подарить?

А я вдруг накрываю рукой рисунок и двигаю тетрадь к себе.

– Что?

– Ничего, – обиженно бормочет Малой.

Мне плевать. Я вырываю рисунок и кладу себе в рюкзак. Выразительные взгляды Малого мне сейчас тоже до звезды. Возвращаю ему тетрадку и продолжаю записывать обрывки уравнений. Главное – создать вид бурной деятельности.

После уроков мы все спускаемся к Робертовне. Но на пороге кабинета я отсекаю остальных жестом руки и захожу к ней один. Закрываю дверь, подхожу к ее столу. Она, как обычно, сидит с чаем и какой-то шоколадкой. Прищуривается и двигает ее ко мне.

– Не, спасибо. Дело есть.

– Слушаю.

– Давай сегодня не в архив? Можем что-нибудь в коридорах поделать, в столовке, окна помыть.

Алина Робертовна постукивает длинными красными ногтями по столу. Выдерживает паузу. Я знаю, что она согласится. Она знает, что я знаю. Но ей этот цирк приятен, так что я не мешаю.

– Отмоете все стены во всем ближайшем пролете до последнего этажа. Ты знаешь, что мне нужно взамен.

Я вздыхаю:

– Сейчас не могу сказать.

– Тогда я не соглашусь, – завхоз поправляет и без того взбитую прическу.

– Окей. Скажу так. В архиве жарко, сегодня не все из нас могут снять теплые вещи.

Чувствую себя стукачом и предателем. Но Робертовна наша, она не сдаст. И иначе не пойдет мне навстречу. К тому же я не дал никаких подробностей. Она питается не только шоколадками, но и школьными сплетнями. Ничего не разбазаривает, просто выслушивает. Черт знает, зачем ей это нужно.

Завхоз кивает:

– Базара ноль. Возьми для своих тряпки и ластики. Как закончите, свободны. Все под твою ответственность.

Я беру инвентарь и выхожу.

Разноглазка стоит в коридоре, привалившись к стене. Парни сидят рядом на полу, как дикие звери, которых прикормили. В этом как будто есть что-то противоестественное, но вместе с тем очень органичное. Милана нам нравится, потому что она такая же, как мы. В этой школе мы все похожи между собой. Тут не лицей для отличников. Но дети здесь тем не менее разные. Есть Дунаева, Ваня Ваняев, Галя с первой парты. А есть Мальвина. Она – наша. Мы это чуем и тянемся к ней. Есть, конечно, и кое-что другое, но об этом я пока думать не хочу. Кое-какие границы мы очертили, и на данный момент этого достаточно.

Я протягиваю ребятам тряпки:

– Сегодня драим лестницу. Давайте закончим побыстрее.

– Лучше бы бумажки перебирали.

– Это было бы дольше, Малой.

– Бери тряпку и не трепись.

– Это что, хокку? – фыркает Милана, и мы гогочем.

Шутка дурацкая, но она первый раз не язвит и не грубит, а брякает то, что приходит в голову. Это и весело.