Без иллюзий

Вместо предисловия

Про внутреннюю политическую жизнь нацистской Германии за последние 70 лет написано много книг — как исторических, так и мемуарных. Несколько хуже освещена тема экономики Третьего Рейха, но и тут исследований хватает.

Однако все эти труды обладают одним из двух недостатков: либо они заведомо критичны по отношению к Третьему Рейху, либо излишне апологетичны к людям, о которых ведут речь, — последнее в первую очередь относится к мемуарам и биографиям. Увы, большинство мемуаристов, занимавших при нацизме видные посты, откровенно стремились преуменьшить свою роль в нацистской административной машине — особенно там, где это касалось военных преступлений, — и в то же время преувеличить свою оппозиционность режиму.

У военных мемуаристов к этому прибавилось еще и стремление оправдать свои поражения, всемерно занижая как военную, так и экономическую мощь Германии. Оценивая имевшиеся в их распоряжении ресурсы, они охотно оперируют удобными им количественными параметрами (число танков, самолетов, солдат в боевых частях), при этом не упоминая параметры неудобные: количество автотранспорта, объем выпущенных боеприпасов, а зачастую даже просто общую численность войск.

С качеством боевой техники вообще возникла парадоксальная ситуация: хвалебные оды непобедимым советским танкам КВ и Т-34 в исполнении «битых немецких генералов» охотно цитировались советской пропагандой. Но вот служебные отчеты по сравнению нашей и немецкой боевой техники, подготовленные специалистами еще в 1940-х годах, почему-то говорили строго обратное. В них указывалось на низкую бронепробиваемость советских пушек вкупе с высоким качеством немецкой брони, отмечался высокий уровень технического исполнения немецких машин, их высокая надежность и ремонтопригодность, наконец — неизмеримо лучшие условия для работы экипажа в боевой обстановке. А ведь именно эти условия, а вовсе не цифры из умных справочников, обеспечивают победу в реальном бою.

Одна маленькая деталь: немецкие танки еще с конца 1930-х годов имели цементированную броню, которая заметно повышала ее снарядостойкость. В то же время советская промышленность вплоть до 1944 года не могла наладить производство цементированных броневых плит большой толщины — слишком высок оказался процент брака при их обработке. В результате броня немецких средних танков, на бумаге не слишком толстая, на практике оказывалась более мощной, чем у советских машин.

С другой стороны — а могло ли быть иначе? Уже в начале XX века маркировка товаров «Made in Germany», введенная англичанами для обозначения массового дешевого ширпотреба и поначалу означавшая примерно то же, что «Made in China» в конце XX века, внезапно стала признаком высокого качества при относительно невысокой цене. Уже к Первой мировой войне Германия имела наивысшие в Европе темпы экономического роста, самую передовую в мире промышленность, самых квалифицированных рабочих — и самых лучших солдат. Да, переоценка этого превосходства раз за разом оборачивалась против немцев, но нельзя сказать, что она была совершенно беспочвенной!

Можно по-разному оценивать темпы и масштабы подъема немецкой экономики после прихода к власти нацистов, но нет сомнений в том, что такой подъем действительно был. Хорошо известно, что Гитлер считал рост жизни среднего немца главной своей заслугой и даже в годы войны всячески противился сокращению гражданского производства в пользу производства военного. В результате полный перевод германской экономики на военные рельсы был осуществлен только к 1943 году, что оказалось большим счастьем для противников Германии.

Однако ни один из этих фактов не дает нам представления — как все происходило? Даже если экономические решения принимал лично Гитлер, как и кем они проводились в жизнь? Можно ли было действовать лучше, или, наоборот, управленческий аппарат нацистской Германии действовал с максимальной эффективностью?

Гораздо больше мы знаем о военных решениях и о конфликтах между политическим и военным руководством Германии, а также между ОКВ (Главное командование вооруженных сил) и ОКХ (Главное командование сухопутных войск). Известно, что в 1938 году германский генералитет пришел в ужас от Мюнхенского шантажа, считая, что Германия не способна даже на быструю кампанию против Чехословакии. Хорошо известен и скепсис германского командования относительно кампании 1940 года на Западе, и оппозиция ОКХ операции «Везерюбунг» — вторжению в Норвегию, которое в итоге осуществлялось под руководством ОКВ. Многократно описан конфликт между Гитлером и высшим германским генералитетом относительно приоритетности тех или иных операций на Восточном фронте в августе — сентябре 1941 года: генералы (и в их числе Гудериан) стояли за продолжение наступления на Москву; Гитлер считал, что сначала надо обеспечить правый фланг наступления, одновременно захватив промышленные и сельскохозяйственные районы Украины.

Если в позиции военных 1938–1940 годов при желании можно узреть элементы саботажа, то относительно действий на Востоке очевидно: военное руководство Германии расходилось с политическим руководством не по вопросу целей, а во взглядах на способы их достижения. Даже нацистские методы ведения войны не вызвали протеста у военных. Сдержанно возмутился лишь начальник военной разведки адмирал Канарис, остальные проглотили и «Приказ о комиссарах», и «Приказ об особой подсудности в зоне „Барбаросса“». Лишь приказы о тотальном уничтожении евреев вызвали сдержанное недовольство, да и то скорее потому, что возлагали на армию дополнительные и не особенно приятные функции. Впрочем, это не помешало Манштейну потребовать от шефа «айнзатцгруппы D» Отто Олендорфа, чтобы снятые с убитых евреев часы были переданы в распоряжение его штаба для награждения отличившихся офицеров — тем самым поставив себя на уровень банального мародера… Да и в своих мемуарах уцелевшие генералы не приписывали себе борьбы с режимом — они искренне доказывали, что хотели только выиграть войну, а Гитлер им мешал…

Трудно представить себе, что Гудериан не понимал, что нельзя наступать на Москву, не ликвидировав мощную группировку советских войск под Киевом, все еще нависавшую над правым флангом группы армий «Центр». В итоге мы вынуждены предположить, что либо германский генералитет действительно обладал отвратительным стратегическим мышлением («Мои генералы совершенно не разбираются в военной экономике!» — в сердцах воскликнул Гитлер), либо реальной подоплекой оппозиции военных «повороту на юг» была некая борьба в германском военном руководстве, невидимая глазу современных историков.

И в том, и в другом случае германская военно-политическая машина неожиданно рисуется в совершенно непривычном свете: вместо единого, идеально работающего механизма мы видим отсутствие дисциплины, некомпетентность и тотальную политическую грызню, а вместо всемогущего фюрера — задерганного истеричного коротышку-рейхсканцлера, пытающегося добиться выполнения своих приказов и совсем не уверенного в том, что поступающие к нему доклады отражают реальную действительность, а не являются фальшивками…

Чтобы эта картина сложилась воедино, следует понять одну важную вещь: в 1933 году к власти в Германии пришла коалиция, состоявшая из весьма разнородных сил: «революционного» нацизма, военных и крупного бизнеса. Нацисты обладали массовой поддержкой, деловые круги — финансами и контролем над экономикой, военные — силовым аппаратом рейхсвера и традиционным влиянием в элите общества: отставные генералы традиционно занимали посты «силовых» министров, входили в руководство большинства политических партий, часто становились канцлерами, а фельдмаршал Гинденбург с 1925 года являлся рейхспрезидентом.

Ни одна из этих сил не имела возможности удержать власть в одиночку при противодействии остальных. Коалиция же была средством достижения общих целей: все ее участники были едины в том, что следует наконец-то установить в стране внутреннюю стабильность, обеспечить Германии внешнюю экономическую экспансию (прерванную поражением в Мировой войне), а в перспективе — добиться и прямого военного реванша.

Безусловно, разные участники коалиции имели разные взгляды на приоритетность указанных целей, а также на методы их достижения. Именно это и вызвало борьбу внутри коалиции, не закончившуюся даже с началом Второй мировой войны. Но в любом случае не может быть и речи об однородности и «тотальности» нацистского государства. Следует признать: цели нацистов были не только их целями, в той или иной степени они разделялись всеми политическими силами Третьего Рейха.

При этом изначально нацисты были всего лишь младшим партнером в этой коалиции, а само возведение Гитлера на пост рейхсканцлера было обеспечено двумя важными акциями военных. Первая из них имела место весной 1932 года, когда прусская полиция (в то время контролируемая социал-демократами) получила доказательства подготовки нацистскими военизированными формированиями вооруженного мятежа. Прямолинейный и решительный генерал Вильгельм Гренер, занимавший одновременно пост министра рейхсвера (то есть военного министра) и министра внутренних дел, издал приказ о запрещении СА и СС, и тут же столкнулся с обструкцией своих подчиненных: командующего сухопутными войсками генерал-полковника Курта фон Хаммерштейн-Эквордта и командующего 1-м военным округом (Восточная Пруссия) генерал-лейтенанта Вернера фон Бломберга. Против запрета нацистских боевиков выступили также командир 2-й дивизии Федор фон Бок и командир 3-й дивизии фон Штюлпнагель — интересно, что именно они позднее приобрели репутацию «оппозиционеров» гитлеровскому режиму.

Особенно же постарался давний выдвиженец и протеже Гренера — начальник Войскового управления (Труппенамт) генерал Курт фон Шлейхер. Он также подписал приказ своего начальника, но одновременно при поддержке Гинденбурга начал кампанию против приказа, а также впрямую против Гренера.

В итоге эта беспрецедентная для Германии кампания, организованная военными против военных, привела к отставке Гренера и всего правительства. Указ о запрете СА и СС был отменен. 1 июня прежнее правительство ушло в отставку, канцлером Германии вместо Брюнинга стал Франц фон Папен, а Шлейхер в награду за свою активность получил пост военного министра.

Новое правительство не пользовалось популярностью, а сам Папен даже был исключен из своей партии Центра. Тем не менее 20 июля он совершил шаг на грани военного переворота — в нарушение конституции страны объявил о роспуске социал-демократического правительства Пруссии, того самого, что пыталось запретить нацистских боевиков. Одновременно Берлин был объявлен на военном положении, а функции исполнительной власти здесь были переданы командующему 3-м военным округом генералу Герду фон Рундштедту — еще одно знакомое имя… Цель этой акции была вполне прозрачна: требовалось отстранить от власти социал-демократов и «зачистить» прусскую полицию, что полгода назад обнаружила подготовку нацистов к вооруженному мятежу. В итоге антинацистски настроенный шеф прусской полиции Зеверинг был отправлен в отставку, а социал-демократы, не желая ссориться с генералами (при которых работали «кровавыми собаками» еще в 1919-м), в очередной раз трусливо проглотили пощечину.

Однако новое правительство, прозванное «кабинетом баронов» (среди его членов было пять титулованных аристократов и два директора крупных корпораций), явно не пользовалось поддержкой — и не только населения, но и ведущих центристских партий, не говоря уже о левых. Поэтому военные не решились довести дело до конца и вывести на улицы войска, а сначала постарались заручиться поддержкой справа.

Шлейхер начал переговоры с нацистами об условиях их вхождения в правительство. На свою беду он вел их одновременно с тремя нацистскими деятелями — Гитлером, Штрассером и Рёмом… Гитлер требовал себе поста рейхсканцлера, на что генерал был не согласен: ведь он сам метил на него, ради него поступился «честью немецкого офицера» и ударил в спину Гренеру.

В итоге переговоры провалились, а в последних числах ноября правительство Папена также ушло в отставку. Наконец-то Шлейхер сам занял вожделенный пост рейхсканцлера. Увы, ненадолго… В конце января командующий 1-м военным округом генерал-лейтенант фон Бломберг посетил Гинденбурга и от имени рейхсвера потребовал создания коалиции с широким участием нацистов. 28 января под давлением Гинденбурга Шлейхер подал в отставку, а на следующий день он, вместе с Хаммерштейн-Эквордтом и начальником центрального управления министерства рейхсвера генералом фон Бредовом, предложил Гинденбургу назначить рейхсканцлером Гитлера.

30 января 1933 года Гинденбург назначил нового рейхсканцлера — Адольфа Гитлера. Военным министром в правительстве Гитлера стал фон Бломберг, но уже 1 февраля генерал фон Бредов был смещен со своего поста и заменен генералом Вальтером фон Рейхенау, известным своими симпатиями к нацистам. В октябре 1933 года генерал Адам был назначен на должность командующего 7-м военным округом, а вместо него начальником Войскового управления стал генерал Людвиг Бек — будущий руководитель заговора 20 июля 1944 года, после провала не сумевший даже как следует застрелиться…

1 февраля 1934 года Хаммерштейн-Экворд был также отправлен в отставку, а должность главнокомандующего сухопутными силами занял генерал Фрич. Шлей-хер более не занял никаких военных постов и 30 июня 1934 года был убит во время «Ночи длинных ножей» вместе со своим старым знакомым Эрнстом Рёмом…

Столь долгий экскурс в историю возникновения нацистского режима мы привели здесь, чтобы показать: будущая «оппозиция» Гитлеру в свое время приложила немало усилий, чтобы привести его к власти, естественно, на роли младшего партнера в коалиции. То же можно сказать и про «гражданское» крыло заговора 20 июля, и в первую очередь про его лидера, Карла Гёрделера, имперского комиссара по ценам, обер-бургомистра Лейпцига, а затем советника при дирекции электроконцерна «Бош».

В отличие от военных, в мире крупного бизнеса не существует чинов и званий, и даже по занимаемой должности не всегда можно определить истинный вес топ-менеджера. Однако еще в 1932 году Брюнинг, уходя с поста рейхсканцлера, рекомендовал Гёрделера как своего преемника. Уже в 1935 году, при его уходе с должности рейхскомиссара по ценам, Крупп предлагал Гёрделеру занять пост в совете директоров своей компании. Тогда это запретил Гитлер, очевидно, полагая, что перескок крупного государственного чиновника с поста контролера за ценами в кресло директора крупной частной корпорации будет выглядеть слишком вызывающе, особенно на фоне тогдашней антикапиталистической риторики нацистов. Это позднее, к началу 1940-х, россказни о «национальной революции» и вообще о революционном характере нацистского режима прекратились, задевать друг друга даже на словах у участников коалиции стало не принято…

На этом фоне обстановку, царившую в нацистской Германии, трудно назвать иначе, чем коалиционной грызней: каждый из участников коалиции преследует свои интересы и отказывается брать на себя чужую работу, особенно там, где она не соответствует его интересам. Из-за этого саботажа приходится создавать параллельные, дублирующие структуры, которые начинают конфликтовать с уже существующими.

Крупный бизнес Германии вовсе не был заинтересован в выполнении социальных программ нацистов, скептически относился он и к внешней экспансии, осуществляемой военными средствами, предпочитая экспансию экономическую и не желая рвать устоявшиеся связи с партнерами из западных стран. В этом плане военная экспансия на Восток была ему более по душе — отсюда родился и «Генеральный план „Ост“», и менее глобальные планы по освоению «Восточных территорий», к которым приложили руку деловые круги. Достаточно вспомнить скромного юриста Эрхарда Ветцеля, советника по юридическим вопросам при руководстве НСДАП, а затем заведующего расово-политическим отделом Министерства Восточных территорий. Один из главных разработчиков «Плана „Ост“» (а по совместительству — видный теоретик «окончательного решения»), вернувшись в 1956 году после советской тюрьмы в Западную Германию, он сразу же получил там пост советника министерства внутренних дел Нижней Саксонии — то есть даже через 15 лет сохранил свой вес и связи в определенных кругах. Можно также вспомнить, что Людвиг Эрхардт, отец западногерманского «экономического чуда», многолетний министр экономики в правительстве Аденауэра, в итоге сменивший его на посту бундесканцлера, начинал свою карьеру экономиста в Имперском министерстве экономики под непосредственным начальством все того же группенфюрера Отто Олендорфа…

Напротив, военные выступали за силовую экспансию, хотя побаивались Англии и поначалу считали внешнюю политику Гитлера излишне авантюрной. Однако почти все они дружно не любили нацистов, особенно же их военизированные структуры, не подчиняющиеся армии. Нацисты платили генералам той же монетой, а Геринг вообще взялся за создание собственного рода войск — Люфтваффе, целиком подконтрольного ему, а через него — партии. Чуть позже при партии начала создаваться и отдельная сухопутная армия — СС. Естественно, это не могло понравиться генералам, особенно если учесть, что к 1939 году затраты на авиацию составляли уже треть всего военного бюджета Германии. В конце концов рейхсмаршал дотянулся даже до флота: когда началось строительство авианосца «Граф Цеппелин», Геринг добился, чтобы палубная авиагруппа корабля подчинялась ему, а не флоту. В итоге авианосец так и не достроили, но ВВС свои палубные самолеты построили и испытали — хотя и оказалось, что делать им совершенно нечего…

В этом свете становится понятным и отсутствие особо теплых отношений между армейцами и авиацией и явная, демонстративная (и взаимная) неприязнь военных к эсэсовцам. Вовсе не потому, что СС занимались чем-то нехорошим (сами армейцы кое-где прекрасно занимались тем же самым), а потому что они — «чужие». При этом и в нацистах, и в их методах так или иначе нуждались все участники коалиции, но всячески старались от них дистанцироваться: дескать, мы тут ни при чем, у нас ручки чистенькие…

Отсюда — все подковерные игры армии, противостояние ОКХ и ОКВ («карманного» Генштаба, созданного Гитлером под себя), постоянная «оппозиция» генералов планам Гитлера, доходившая до открытого неподчинения и саботажа. Отсюда такой же саботаж представителями старых политических элит и крупного бизнеса решений и программ нацистских властей — там, где они не отвечали интересам деловых кругов Германии. Совершенно наособицу стояла корпорация дипломатов «старого» Министерства иностранных дел, которая в «коалицию» не входила и действительно пребывала в ужасе от ее совместных планов.

В результате создается впечатление, что разные структуры Рейха работали как бы спиной друг к другу, делая вид, что другой структуры просто не существует. Хотя при этом нельзя не признать великолепное взаимодействие ВВС с сухопутными войсками на тактическом и оперативном уровне.

Ну и, конечно, возникает невольный вопрос: если даже в условиях взаимного соперничества, подсиживания и разброда нацистское государство сумело добиться весьма серьезных успехов — как экономических, так и военных, — то что же было бы без этого разброда. А главное, какие силы смогли разбудить нацисты, если им все равно удалось то, что не удалось никому?.. Что бы произошло, если бы в Германии действительно случилась настоящая — а не фальшивая — революция, сумевшая консолидировать все политические силы страны или хотя бы заставить их, пусть даже грубой силой, не тянуть каждая в свою сторону и работать в одной упряжке, как это было в СССР?..