Бездна

Глава 4. Одними тропами

Раннее утро наступало медленно и тянулось как могло. В животе, под рёбрами Евсея уже не журчало, а просто болело, будто желудок наматывался на колеса паромобиля. Парень сжал живот руками, согнувшись пополам и присев на корточки.

Город встретил его первым снегом и холодным дуновением переулков. Кожаная обувь вмиг промокла, и это было плохо, даже опасно для здоровья.

Евсей выбрал место так, чтобы его не видели с открывающегося городского рынка, на который уже потянулись первые слуги, спешащие закупиться для своих неведающих голода господ. Есть хотелось очень, но парень ждал. Ждал, пока площадь наполнится людьми, среди которых можно затеряться и стащить себе с прилавков что-нибудь. Разносчик газет прекрасно понимал, что вздумай он по-честному попросить, его обложат бранью и мало того ничего не дадут, но и схватят как попрошайку.

Евсей потёр лицо. Глаз болел и не открывался – результат спора со стражником о стоимости прохода в город. Вместо того, чтобы взять тридцать медяков, как положено, верзила на службе короля усмехнулся и забрал всё, не оставив даже на еду, коротко бросив:

– Скажи спасибо, что начальнику караула тебя не сдал!

– Когда-нибудь он заплатит, дорого заплатит! – прошептал Евсей, вспоминая имя обидчика. – Пробус, Кронус, Нусус?!

Надо сказать, что Евсей знал о своей странной особенности не запоминать имена и даже умело использовал её, давая клички своим клиентам, чем приводил в восторг тех, с кем общался по долгу профессии.

Чак Хук Хилл – лживый город. Теперь, когда его мать мертва, никто из тех, с кем он вёл торговлю, не станут его поддерживать просто так, а залазить в долги, рискуя быть проданным с аукциона, он не желал.

Утренний патруль, появившийся на рыночной площади, состоял из двух человек. Евсей знал их, это были Пончик и Палка – двое неразлучных патрульных, которым как никогда подходили данные пареньком клички.

Пончик, полноватого вида рыжеволосый гвардеец, с еле застёгнутым на трещащие от натуги пуговицы, неопрятном черно-золотом мундире нёс через плечо тряпичную сумку, правая же рука жиртреста придерживала кобуру с револьвером, будто та норовила от него сбежать. Палка наоборот, высокий и черноволосый, держал руки на до отказа затянутом ремне, утопив большие пальцы рук внутрь, ближе к идеально подогнанному мундиру, подчёркивающиму его природную худобу. Два "П" патруль как всегда собирал дань, не забывая подходить к каждому прилавку. Говорил всегда Палка, выбирая с лотка, казалось, случайную вещь и некоторое время что-то объясняя понурым торговцам, держа предмет на виду и как будто жестикулируя им. После чего конфискованное имущество отправлялось в сумку к Пончику, а патруль 2П продолжал свой рейд по лавкам.

Два П, безусловно гордились своим союзом, потому что хоть и король Рафус истребил воровство и попрошайничество на корню, эти двое брали свой процент именно "за безопасность".

Палка слыл очень разговорчивым и, если иной торговец противился отдавать утреннюю подать, то гвардеец перечислял, для чего она нужна. Вот и сейчас он что-то рассказывал торговцу хлебом.

Неспособный больше терпеть Евсей решил, что время пришло, а на рынке достаточно людно, чтобы остаться незамеченным. И посему он пошёл пробираться к лоткам с едой, благо внимание торговцев было сконцентрировано на патрульных.

– … ну смотри, пожар может случиться, хлеб твой крысы могут пожевать, – продолжал Палка, держа в руках длинный багет. – А так, отдал и забыл про опасность.

– А если отдам, что, крысы нэ пожуют и пожар нэ случится? – препирался коренастый гном в белом фартуке.

– От крыс я те котёнка принесу, мохнатого такого, как твоя борода по цвету, чтобы шерсть на одежде не контрастировала, – улыбался Палка.

– Нэ нужен мне котонок, нэ одна крыса столько нэ ест, сколько вы бэрёте! – всплеснул руками гном Баби.

Взгляд Евсея небрежно скользнул на торговца и гвардейцев, пока он проходил за их спинами, а рука сама потянулась к половинке отрезанной для демонстрации буханки хлеба, как раз лежащей на разделочной доске рядом с мелкозубчатым ножом. Но не успел парень потянуть добычу на себя, как его запястье оказалось в цепком хвате Палки.

– Видишь, Барибиран, вот защита, а вот вор! Так что плати и не выпендривайся.

С этими словами багет отправился в сумку к Пончику.

– Ну что, малец, повезло тебе, что хлеб лишь в левой руке. Без неё жить можно, а вот без правой – куда сложнее, – хищно улыбнулся Палка, повернувшись на Пончика. – Подержи-ка жулика, пока я руку его, склоняющую к греху отымаю.

Евсей не стал просить, умолять, брыкаться. За последние сутки он многое потерял и не мог лишиться ещё и руки. Парень развернулся, подняв взор на гвардейцев, а его правая кисть одним движением схватила лежащий на лотке нож и полоснула по держащей его руке снизу вверх.

Мгновение и ноги понесли Евсея прочь, скользя и облетая начинающую собираться толпу.

– Держи вора! – кричали сзади.

– Это сын газетчицы! – орали в отдалении.

– Гвардеец ранен! – кричали далеко позади.

Куда было Пончику угнаться за юрким, привыкшим к бегу по городу пареньком. И вот уже Евсей замедлил свой бег, осознав, что за ним не только нет погони, но и он убежал достаточно далеко. Последний раз оглянувшись, парень взглянул на свои руки, держащие полбулки хлеба и хороший зубчатый хлебный нож гномьей работы. Голова закружилась, а слюна наполнила рот. Евсей прислонился к стене, вцепившись в хлебный мякиш зубами, будто животное, не выпуская клинок, не догадываясь даже, использовать его по назначению.

Когда голод был утолен, парень осмотрелся по сторонам, спрятав остаток хлеба за пазуху. Ему всё ещё было холодно несмотря на недавний спринт, и нужно было позаботиться ещё и об этом.

– Даааай! – протянул скрипучий женский голос из зашевелившейся кучи мусора, и пальцы Евсея сжали деревянную рукоять ножа. – Дай кусочек!

Вопрошающе вытянув беззубую челюсть, наклонив морщинистую голову, будто кожа сама хотела сползти со старых костей, на Евсея смотрела нищенка. Он был готов поклясться чем угодно, хоть всем его имуществом, серой тряпичной рубахой и штанами, промокшей обувью, гномьим ножом, да хоть остатками хлеба, что там, в куче мусора ещё секунду назад никого не было.

– Дай поесть, ну что тебе, жалко? Ты за свою жизнь ещё много поешь! – проскрипела женщина, вытягивая к парню распростертую костлявую ладонь.

– Аха, а ты мне что? – хмыкнул Евсей и уже собрался идти дальше. – Тут, бабуль, не подают. Тут сами нуждаются!

– А я тебе всю правду скажу! – заискивающе перешла на шипение женщина.

– Правду я и так знаю, только вот она не греет и пузо не наполняет, а вот хлеб хотя бы второе делает!

– Ты потерял всё в двух мирах! – взвизгнула женщина в спину Евсею. – У тебя больше никого нет!

– Это и так понятно. Я, бабка, тоже спектакль битва экстрамагов смотрел, – вспомнил Евсей недавно приезжавшую в столицу труппу из Шаруланкара, дававшую представление о том, как двенадцать шарлатанов без траты маны притворялись волшебниками и королю, и его подданным головы морочили.

– А ещё ты слышишь голос, он ведёт отсчёт!

Евсей повернулся, чтобы увидеть, как бабка откинулась на кирпичную стену, приподняв подбородок, поняв, что он на крючке.

– Откуда ты знаешь?! – сделал шаг к нищенке парень.

– Сначала хлеб, потом спрос! – прищурилась старуха.

"Соврёт, недорого возьмёт, а это моя последняя еда", – мелькнуло в голове у парня. – "А с другой стороны, как пришло, так и ушло, ведь как-то же она знает про голоса".

Скрипя сердцем Евсей протянул оставшийся хлеб нищенке, которая буквально выхватила его из рук и принялась уплетать.

– Э, бабка, так чё за голос, который мне про дни напоминает?

– Откуда ж я знаю как, но твоё сокровище ждёт тебя, как только ты возьмешь в руки меч! – бубнила с набитым ртом женщина.

– В наёмники что ли идти предлагаешь? Кто ж меня возьмет? Мне ж двенадцать, – нахмурился Евсей, уже пожалев, что отдал еду.

– Твоя рука тонка, но разить будет то, что толстая рука одолеть не сможет. А тот, кто следует за тобой, со следа собьется, когда ты вновь пройдешь через женское тело, как при рождении! Бывает так, что хищный зверь на охотника сам охотится, пока охотник в руки ружьё не взял. По одному лесу их ноги ходят, лишь Бездну призови!

– Ты пьяна чёль? – предположил парень, отвернувшись, но вместо ответа нищенка всхлипнула, а её голова, отвалившись, покатилась к ногам Евсея, от чего тот отпрыгнул в сторону.

– Четыре дня, Еся. Четыре дня! – прошипел воздух в подворотнях.

– Кто тут, ссука! – прокричал парень, оглядываясь. – Выходи, мудила!

Но переулок не ответил, а лишь напомнил Евсею сквозящим ветром, что на улице далеко не тропики Орочьих островов.