У дома его уже ждали трое солдат гвардии. Сержант вертел в руке сургучевую пломбу, оплетавшую дубовой верёвкой ручки входной двери и, убедившись, что она не взломана, оставил её в покое, повернувшись к гвардейцам. В заснеженную землю прямо у порога был вбит колышек с табличкой “продается, обращаться в Шаруланкар Гномиш Банк”. Евсей отдернул голову, чтобы невзначай не быть замеченным.
“Быстро они”, – процедил в мозгу он с мыслями и про дом, и про стражников, направляясь в переулок в надежде сделать крюк дворами и тем самым обойти стражу с тыла здания.
Еще когда мама была здорова, она строго-настрого блюла режим, ведь газетные новости ценны лишь тогда, когда они первые, поэтому гулять по ночам было для Евсея под запретом. Однако разве ж могла запертая дверь удержать юного разгильдяя от бегства на всю ночь? А утром он также взбирался по стене близкостоящего здания, расшеперившись между своим и соседним домом как лягушка. А попадая в дом, как ни в чём не бывало надев на себя заспанную маску, спускался со своей комнаты по скрипучей лестнице к маме, занятой утренней готовкой пищи.
Сейчас ему предстояло повторить тоже самое, только не привлекая внимания стражей у двери, улочками и проулками зайдя со стороны окна, находящегося на втором этаже ветхого жилья.
Евсей почему-то был уверен, что стража не будет долго стоять у входа, хотя резануть по руке одного из гвардейцев – серьёзное преступление, караемое смертью. В этом жестоком мире разницы между отрубленной рукой и гибелью особо не было, и потому парень не переживал за содеянное. Заглянув за угол и убедившись, что подходы к окну чисты, паренёк полез наверх, как лазил не один раз – упираясь в одну стену спиной, а в другую ногами, постепенно взбираясь всё выше и выше.
– Вот ты где! – донёсся крик сзади, и Евсей увидел Пончика, спешащего со всех сил с верой, что цель уже в руках.
Парень не ответил, а лишь продолжил карабкаться по скользким замороженным стенам дальше. Дыхание участилось, а движения стали менее аккуратными, но ловкость еще не подводила его, когда нужно было залезть на второй этаж по уже заученным выступам и еле видимым упорам.
Пончик поравнялся с Евсеем и нелепо прыгнул, чтобы схватить паренька за ногу, но его пальцы только рассекли воздух.
"Жиртрест", – возликовал парнишка, не скрывая появившейся на его лице улыбки.
Но тут снизу раздался звук взведённого курка револьвера.
– Слезай, шлюхин сын, а то застрелю!
Этот возглас вкупе с взведённым пистолетом заставил Евсея остановиться и поглядеть вниз. Пухляш сжимал револьвер в двух руках, нацеливая вверх, с такого расстояния невозможно промахнуться.
"Вот и все", – подумал парень. – "Внизу меня ждёт казнь или продажа в рабство, или в подпольный бордель, или всё вместе сразу. Тут ждёт пуля и повешание на главной площади уже мертвого тела".
Выбор был совсем невелик. Голову сдавило от отчаяния, а из его горла вырвался подавленный стон принятия того, что всё кончено.
– Ну как знаешь, обезьяна, – прохрипел с одышкой Пончик и прицелился.
– Иди в бездну!!! – взревел Евсей, в одночасье выбрав смерть.
Свет померк, наполнившись красным заревом и едва слышимыми стонами. Евсей всё ещё цеплялся за кирпичи стен между первым и вторым этажом, а Пончик растворился в воздухе, будто его и небыло.
“Что со мной? Я умер? Этот урод всё-таки застрелил меня?” – вырвалось у Евсея.
Он осмотрел своё тело, но ран не было. Не было и боли.
– Ааф аф аф! – донеслось снизу.
Это был маленький приветливый пёс, пробежавший прямо под ним. Животное на мгновение задрало на парня голову, но не найдя в висящем человеке ничего интересного, снова поспешило по своим делам, удаляясь за поворотом. Евсей узнал Тобби, пёс был всеобщим дворовым любимцем и, пожалуй, не нравился лишь гному-булочнику, часто ругающемуся на “блохастую тварь”. Сомнения в личной гибели сменились удивлением, ведь Тобби года три как умер, в страданиях и с пеной из пасти возле булочной за углом.
– Меня точно убили! – выдохнул Евсей, спускаясь вниз.
Тут было тепло, и даже намокшая обувь не холодила, а наоборот грела стопы. Парень сел на корточки, чтобы прислониться к земле – она была горячей, будто только что на ней разводили костёр.
– Выходит церковники правы, Небеса и Бездна существуют, а я-то дурак не верил.
Он вышел из переулка, чтобы оглядеться. То тут, то там сновали люди, бесцельно смотря перед собой, к слову, в некоторых Евсей узнал недавно живущих, но ушедших из мира знакомых.
Парень повернулся ко входу в его дом – порог был чист и убран, как тогда, когда мать была ещё в силах что-то делать. Ватные ноги понесли Евсея к двери, всё ещё опечатанной пломбой. Хлебный нож был вынут из-за пояса и поступательными движениями стал справляться с дубовой веревкой, пока сургучная печать не повисла на одном конце, а дверную рукоять более ничего не опутывало. Евсей осторожно открыл дверь, держа клинок наготове. Его нога переступила порог дома, но ожидаемого затемнения в помещении не было, а даже наоборот – всё вокруг будто излучало еле видимый свет. Затворив за собой дверь, парень оказался в чисто убранной комнате, она же была и прихожей, и кухней, и спальней, в углу которой уходила наверх лестница.
– Мам? – предположил Евсей, но несмотря на убранный дом, ему никто не ответил, только что-то еле скрипнуло на втором этаже.
Евсей поднял голову и крайне удивился, заметив над собой убывающие цифры
04 дня 12 часов 02 минуты
04 дня 12 часов 01 минута
04 дня 12 часов 00 минут
04 дня 11 часов 59 минут
– Кто тут? – переспросил парень, шагнув в сторону лестницы, что вела наверх в его комнату, откуда доносился методичный скрип чего-то неопределенного.
Страх наполнил сердце Евсея, когда он, поднимаясь по лестнице, осторожно приподнявшись на цыпочках заглянул в комнату. В центре помещения в петле на почерневшей веревке болталось и раскачивалось тело. Паренёк присел на корточки. Да, он слышал, что когда-то дом был куплен у банка, а предыдущий жилец повесился из-за долгов, но это было задолго до его рождения.
– Ни ссы, мальчуган, заходи! – весело проскрипел висельник.
– Что? – задохнулся от набранного воздуха Евсей. – Ты живой?
– Живые, мёртвые – всё одно, тут так точно! Поднимайся побеседуем! – снова позвал голос, и Евсей, не веря своему уму, не веря в то, что у него над головой светятся цифры и покойники говорят, сделал несколько неуверенных шагов наверх.
– Поверни меня к себе лицом, ну или обойди, – попросил покойник.
Евсей медленно поддел кончиком ножа одежду висящего, от чего тот плавно развернулся.
Это был крепкого вида мужичок. Сквозь мертвецкую синеву кожи проглядывался большой красный курносый нос и небрежная трёхдневная щетина, косматые волосы с залысинами немного скрывали верёвку, в которой он висел, но всё же она была видна, и Евсей невольно сглотнул, наблюдая перетянутую шею.
– Ну воооот! Теперь я могу тебя видеть! – улыбнулся мертвец кончиками тусклых глаз. – Ты же тот парень, сын Зарин?
– Ну да, – согласился Евсей. – Ты знал мою мать?
– Ахха, дык кто ж не знал ту, которая от самого Блута понесла, – рассмеялся висельник.
– От какого Блута, что ты несёшь? – нахмурился паренёк.
– А ты думал дети от божественной птицы появляются? Ты, дуралей, бастард Блута Жестокого, если я ничего не путаю, и ты и правда сын Заринки. У тебя же братьев и сестёр нет? – предположил повешенный и, заметив, как парень покачал головой, продолжил. – Ну значит бастард ты, королевских кровей. Вон и часики тикают у тебя над башкой!
– Что это значит? – слегка осмелев, шагнул вперёд Евсей, чтобы рукой остановить медленное вращение тела и оставить покойника к себе лицом.
– Те, кто от королей зачат, особой силой обладают, волею своей могут чернь из Бездны убивать. Охотниками на демонов их кличут. Таких, как ты, специально часами метят, чтоб в детстве ещё убить.
– Таких, как я? Так нас что ли много и все королевских кровей? – скорчив гримасу не поверил Евсей.
– А что ты думал? Короли и принцы особо себя в похоти не сдерживают, вот и плодят бастардов, а нам от этого и лучше – демоны нас не мучают, а вами занимаются да варлоками редкими, те ещё мудаки, я тебе доложу.
– Почему мудаки?
– Зовут и подчиняют, вопросы задают, сеансы спиритические за деньги делают, в общем спать мешают, – поднял глаза кверху мертвец.
– Погоди, а что с этими часами делать? Мне постоянно говорят, что меня через четыре дня убьют.
– Ну, есть несколько способов, – протянул висельник. – Первый – смириться и умереть! Второй – убить демона, что свидетелем к тебе приставлен, и второй…
– Второй уже говорил, давай третий! – перебил Евсей.
– Чего? – переспросил повешенный, взглянув на Евсея, как будто видит его в первый раз.
– Третий давай, говорю! – потребовал парень.
– А, третий. Можно вскрыть ещё теплое животное женского рода и сквозь него пролезть.
– Фу блин! – поморщился Евсей.
– Тогда часы обновяться, но есть два минуса этого способа, – улыбнулся покойник.
– Каких? – продолжил допытываться Евсей.
– К тебе уже будет не один, а два Свидетеля приставлено, вооот! – протянул покойник.
– Что воот, а второй?! – вскрикнул парень.
– Второй? – помедил висельник, как будто вспоминал тему разговора. – Второй Свидетель будет злее первого!
– Нет, второй минус твоего способа! – теперь руки парня сжали штаны мертвеца и с силой его тряхонули.
– А что тебе первого не хватило? – удивлённо взвизгнул висельник.
– Ты сказал, что есть два минуса, говори про второй! – рявкнул парень.
– Что ты, охотник? Какие там минусы? Вот ты жить хочешь?
– Конечно хочу!
– Ну вот видишь, одни плюсы! – рассмеялся мертвец.
– Так, – выдохнул Евсей, отпустив труп. – Теперь скажи мне, почему ты и та нищенка в подворотне мне помогаете?
– За нищенку не знаю ничего, мало ли народа на улицах от голода мрёт. А за себя скажу, что чем больше охотников на демонов, тем меньше демонов, а чем меньше демонов, тем нам тут спокойнее. Демона только через Бездну убить можно, только взови к ней. Любой охотник от неё ключи имеет.
– Что за ключи?
– Душа твоя королевская – ключ от врат в мир, так что иди и будь хорошим охотником!
– Так я не умер? – предположил Евсей.
– Нееет конечно! – облегчённо протянул труп. – Всё гораздо хуже, ты вошёл в первый чертог Бездны.
– А как назад?
– Назад бастард, просто взови к миру, только меня сними сперва.
– Потом! – отрезал Евсей и, набрав воздуха в легкие, произнёс, – Мир!
Ноги вновь ощутили холод половиц, сквозь остывающую обувь, а в легкие ворвался сырой воздух. Евсей находился в своей комнате в непрогретом доме, где не было никакого висельника, но зато был старенький шкаф с его зимней одеждой и с захудалой но сухой обувью.