В столовой время ленча – двести пятьдесят заключенных и трое охранников, вооруженных для поддержания порядка лишь баллончиками с перечным аэрозолем. Стоя спиной к стене, я наблюдал за входящими. Правила таковы: все в одну шеренгу, руки в карманах, садиться слева направо за свободный соседний стол, не разговаривать, пока сидишь с подносом. И не переговариваться с зеками за другими столами.
Пока спокойно. Большинство этих ребят могут ладить друг с другом. А тех, кому это не удается, помещают в модуль "Ж" под усиленную охрану или в изолятор, модуль "Е", где питаются раздельно в своих камерах. И еще столовая именно то место, где и случаются беспорядки, если им положено случиться. Стычки, как правило, скоротечны. Никто ничего не успевает заметить.
На прошлой неделе молодой мексиканец пырнул ножом здорового негра, чтобы укрепить свой авторитет. И черные постараются при удобном случае вернуть должок. А если в воздухе пахнет крупными разборками – типа тех, слухи о которых докатились из Сан-Квентина и Пеликан-Бэй, – мы, охранники, должны это учуять заранее. Обычно этому предшествует какая-то необычная успокоенность наших подопечных. В их поведении появляются нехарактерные для них штрихи: заядлый обжора недоедает свой обед; обычно добродушный парень смотрит на тебя исподлобья; вдруг все отказываются принимать душ или посещать комнату отдыха. И становится ясно: судя по запаху, что-то надвигается.
У заключенных всего пятнадцать минут, чтобы поесть к покинуть столовую. Обычно их глаза опущены вниз. Тюремные тапочки без шнурков монотонно шаркают по полу. Проходя мимо охранника, все выворачивают карманы.
Заключенные посещают столовую в составе своих банд-бригад, или, по-тюремному, каров. Наша тюрьма, известная как "коричневая", в основном заселена латиноамериканцами. Поэтому у нас целых два латиноамериканских кара – один состоит из граждан США, а другой – из нелегалов. Еще есть азиатский и черный, или негритянский, кар. Кар белых зеков называется "Дятел". У каждой шайки есть свой вожак. Это самый крутой, лидер. Когда у нас возникают какие-нибудь проблемы, мы связываемся с этим крутым и поручаем ему восстановить дисциплину. В противном случае наказываем всю шайку. В тюрьме без постоянного подкручивания гаек не обойтись.
После ленча сержант Делано велел мне отправиться домой и там оставаться.
– Джо, с тобой хотят поговорить ищейки, занимающиеся в нашем управлении вопросами, связанными с применением огнестрельного оружия. Сержанты Меринг и Зуссман. Не о чем беспокоиться, ты все сделал правильно. Им не за что тебя ущучить. А потом, у тебя такой вид, что не мешало бы немного отдохнуть.
– Я могу выходить на работу?
– У тебя оплачиваемые отгулы. Вот и пользуйся. Сгоняй на пляж. Потрахайся с девочкой. Порыбачь.
– Я бы предпочел поработать.
Проблема заключалась в том, что лучше работы мне ничего не удавалось. Моим миром был Центральный тюремный комплекс, так же как раньше моим домом был Хиллвью, пока Уилл Трона не забрал меня.
– Иди.
Препираться я не стал. Я так вымотался, что с трудом доплелся до стоянки. Внутри опять зазвучал тот издевательский голос, но я так устал, что уже не прислушивался к нему, как прежде.
Я механически переставлял ноги и говорил себе, что Уилл умер, но жизнь продолжается, жизнь продолжается, жизнь продолжается.
Когда я наконец добрался до машины Уилла, около нее топтался агент ФБР, внимательно осматривая "БМВ". Его звали Стив Марчант. Около тридцати трех лет, стройный, крепко сбитый и прямой как линейка.
– Думаю, я мог бы заняться расследованием этого убийства, – сказал он.
– Им уже занимается полиция Анахайма.
– Чушь – им занимается ваша контора. Дело ведут Берч и Одеркирк. Шериф настоял на этом, поскольку убит один из его людей.
Я не знал, что на это сказать. И размышлял, чем все обернется, когда коллеги по управлению начнут расследовать убийство моего отца. У Рика Берча из отдела убийств надежная репутация. Я как-то пересекался с ним – это был пожилой, выдержанный и толковый следователь. Одеркирка я не знал.
– Джо, посмотри, ты видел Уилла с этой девчонкой прошлым вечером?
Он показал мне школьную фотографию стандартного формата, низко держа ее на ладони и прикрывая от посторонних взглядов. Словно хотел продать мне то, что сам украл.
Впрочем, ответ меня не затруднил.
– Ага, – сказал я, – это Саванна.
– Выходит – в точку, – удовлетворенно заметил он. – А теперь опиши мне, во что она была одета.
Я рассказал ему, что он просил.
– С ней все в порядке, Стив?
– Она исчезла.
– А что ты сам можешь мне о ней рассказать?
– Совсем ничего. Лучше посмотри вечерние теленовости в 5.30.
– Но все-таки что с ней?
– Новости в 5.30. Это пока все, что могу предложить.
Он приблизился вплотную, пристально всматриваясь мне в глаза.
– Джо, ты видел стрелявшего прошлым вечером?
– Нечетко.
– Не отчаивайся, Джо. Невозможно везде быть и все видеть. Крепись. Мы разыщем эту погань и отправим его на переплавку в Сан-Квентин.
– Благодарю, сэр. Буду очень признателен.
– Зайди ко мне в контору завтра утром часиков в восемь, лады? Зачем – узнаешь после новостей. Я хочу расспросить тебя обо всем, что ты помнишь об этой девчонке, и по крайней мере дважды.
Я позвонил маме из машины. Голос у нее немного окреп, но в нем явно чувствовалось глубокое горе.
– Уилл-младший и Гленн прибудут в округ Ориндж через час, Джо. На днях приедут и их семьи.
– Я встречу их, мама.
– Я уже лечу.
– Встретимся у памятника.
Она сообщила мне номер рейса и время прибытия, сказала, что любит меня, и повесила трубку.
Я встретил маму у памятника Джону Уэйну, огромной бронзовой копии артиста – верхом и в полном ковбойском облачении. Я обнял ее, и она, зарыдав, обхватила меня руками. Я слышал ее плач и раньше, но не такой, как теперь: сильная дрожь, сопровождаемая рыданиями, волнами пронизывала ее тело с ног до головы. Я отвел маму к скамейке, и сидевшие там люди с пониманием подвинулись, дав нам место.
Слегка успокоившись, она посмотрела мне в глаза, мягко провела ладонями по моему лицу и спросила, как я себя чувствую. Мама – единственный человек на свете, которому позволено это делать: касаться обеих сторон моего лица. Я сказал, что со мной все в порядке, и мы, понимая, что это ложь, отправились к терминалу встречать Уилла-младшего.
Час спустя все четверо на двух машинах, проскочив мимо толпы репортеров с фотоаппаратами и видеокамерами, мы подъезжали по длинной тенистой аллее к нашему старому дому на тастинских холмах. Пока мама доставала из сумки ключи, мы молча стояли у парадного подъезда. Я вдыхал запах эвкалиптов и роз, которые мы всегда особенно любили. Я смотрел на старую дверь красного дерева с врезанным окошком, сознавая, что это та самая дверь, которая распахнулась передо мной двадцать лет назад, открывая путь мечтам и самым счастливым дням моей жизни. Наш дом.
Но, войдя внутрь, я почувствовал, что теперь это превратилось в пародию на счастье и мистификацию исполнившихся мечтаний. Дом Уилла, но без самого Уилла.
Я притворил за собой дверь, оглянулся на мать и братьев, но все они отвели глаза.
"Ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его..."
– Я его не убивал, – сказал я им.
– Что это значит, Джо? – удивился Уилл-младший. Он положил руку мне на плечо и повел в гостиную.
Из событий последующих двух часов я многое забыл, кроме того, что это были худшие часы в моей жизни.
Дом. Я вывел из гаража свой "мустанг" и поставил туда "БМВ" Уилла. Окна оставил открытыми. Посидел минуту задумавшись.
Потом, прихватив кейс Уилла, я вернулся в дом. У меня было три больших встроенных в пол сейфа – в спальне, во второй ванной комнате и в кладовке. Дом был построен в 1945 году на возвышенном фундаменте, что облегчило их установку. Я открыл сейф в кладовке.
Чтобы освободить место, я вытащил "смит-магнум" калибра 0,357 и одну из своих деревянных шкатулок. В этих шкатулках хранятся памятные мне вещи – камни, раковины, перья, всякие безделушки, записки, небольшие подарки. Среди них – первый подарок Уилла: книга под названием "Шэг – последний бизон прерий". Я как раз читал библиотечную копию этой повести, когда Уилл первый раз беседовал со мной в Хиллвью. Мне тогда было пять лет. А уже в следующий раз он принес мне книгу.
Я долго не мог оторвать взгляд от кейса – так много воспоминаний об Уилле было связано с ним. Я коснулся высохшего кровяного пятна, и на пальце осталась темная корка. Хорошо, что Аланья не заметил крови, но, даже если бы он проявил бдительность и изъял "БМВ" Уилла, ему бы вряд ли удалось что-нибудь выжать из этого кейса. Я открыл его, внимательно осмотрев все предметы, каждый из которых мог оказаться очень важным в жизни Уилла: его последний листок с записями, последнее расписание на день, последний аспирин. Закончив осмотр, я закрыл кейс, положил на дно сейфа и поставил сверху одну из своих шкатулок с сокровищами.
Я проверил пистолет, протер его масляной тряпкой, в которую он был завернут, – всегда заряженный и готовый к работе, и закрыл сейф, повернув ручку замка.
Когда я вошел в гостиную, мне показалось, что там все переменилось. На первый взгляд то же самое, но фактически совершенно другое. Я обвел взглядом полированный кленовый паркет на полу, черный диван, черный стул и черную оттоманку, аккуратно уложенные в корзинку журналы, хромированную настольную лампу. Взглянул на белые стены с плакатами автогонок в рамках, дешевой копией с фрески Микеланджело "Сотворение Адама" и многочисленными фото самого Уилла, Мэри-Энн, Уилла-младшего и Гленна.
Сидя на кухне, я рассматривал черно-белый кафельный пол в шахматную клетку, белые стены, полки, стойку бара и кухонную утварь. Хромированный обеденный стол с белым виниловым покрытием окружали такие же белые стулья с мягкими сиденьями. Слегка официозный стиль. Я сам здесь все красил и полировал. И поддерживал чистоту, как в операционной. Сейчас все это казалось не важным и не имеющим никакого смысла.
В 5.30 пополудни по всем четырем каналам новостей была показана пресс-конференция отца Саванны.
Саванну Блейзек, полных одиннадцати лет, похитили три дня назад, в понедельник утром.
Отец девочки Джек Блейзек был родом из Ньюпорт-Бич. Мне знакомо его лицо – это один из самых богатых и влиятельных людей округа и знакомый Уилла. Во время передачи рядом с ним стояла жена, Лорна. Вместе с Джеком Блейзеком на вопросы репортеров отвечал специальный агент ФБР Стив Марчант. Показали три недавних снимка Саванны, которую отец охарактеризовал как "весьма рассудительную, восприимчивую и одаренную богатым воображением".
– Она исчезла из дома три дня назад, в понедельник утром, – сказал Джек, – и примерно сразу после этого поступило требование о выкупе. – Слегка запнувшись, он вздохнул и признался, что в первый момент от страха за жизнь дочери они с женой согласились заплатить выкуп. Похитители предупредили, что если они обратятся к властям, то получат замороженную голову Саванны по почте.
В горле у Блейзека запершило, когда он сообщил, что "после трех дней адской жизни" все его попытки выкупить дочь "оказались безуспешными". Но у него были основания рассчитывать, что этим вечером в четверг он все-таки сможет передать деньги и спасти Саванну. Но когда сегодня в утренних новостях появилось сообщение о вчерашнем убийстве и исчезнувшей с места происшествия девочке по имени Саванна, описание которой совпадало с портретом его дочери, он сразу обратился в ФБР.
Блейзек просил связаться с ним всех свидетелей, видевших его дочь. За любые сведения, которые помогут вернуть Саванну, он предлагал награду в пятьсот тысяч долларов.
Дальше слово дали Стиву Марчанту, который рассказал, когда, где и в какой одежде последний раз видели Саванну. Ответив на вопросы, он сообщил телефон "горячей линии" и заверил всех, что ФБР бросит все силы на это расследование и дело Саванны рассматривает как первоочередное.
Вид у Стива был решительный и слегка раздосадованный. Джек Блейзек выглядел так, будто его десять миль тащили за школьным автобусом. А его жена, миловидная и хрупкая женщина, казалась абсолютно отрешенной от происходящих событий.
Следующий блок новостей был целиком посвящен Уиллу. "Кровавая бойня в Анахайме, округ Ориндж". Крупные планы аллеи на Линд-стрит и университетского медицинского центра, закрытая дверь кабинета Уилла в здании правления округа, фрагменты заседаний совета старших инспекторов с его участием. Мелькнули кадры, снятые во время нашего пребывания в старом доме на тастинских холмах.
Показали даже мою фотографию с "информацией из компетентных кругов", что при попытке спасти отца я застрелил двух убийц. Один из них мертв, а другой тяжело ранен.
Личность мертвеца еще не установлена. Мотивы преступления пока не известны.
Мой телефон не замолкал ни на минуту. Звонили друзья из академии, коллеги по службе, старые приятели, родственники. На некоторые звонки я отвечал, другие записывались на автоответчик: Брюс, газетный репортер из Нью-Йорка; Сет, ведущий теленовостей из Лос-Анджелеса; Джун Дауер, местная радиожурналистка; доктор Норман Зуссман, психиатр, занимающийся моей проверкой по линии отдела по применению огнестрельного оружия.
Разогрев сразу три обеденных пайка, я поставил их на стол вместе с картонным пакетом молока. Мне нравился казенный вкус этих пайков и их стандартный вид – еще одно напоминание о моих днях в Хиллвью.
Я уже приготовился поесть, когда послышался звонок в дверь. Это был Рик Берч, выглядевший пожилым и усталым. Я пригласил его войти, предложив одну из приготовленных порций. Но он отказался.
– Давай ближе к делу, – начал он. – У меня есть пара вопросов к тебе.
Засунув подносы с обедами назад в "микроволновку", я присел напротив него. Он медленно обвел взглядом всю комнату, словно проводил инвентаризацию. На нем были очки без оправы с тонкими затемненными линзами, в которых отражались мои глаза.
– Сколько тебе лет, Джо?
– Двадцать четыре, сэр.
– И как давно ты здесь живешь?
– Три года.
– У тебя здесь чисто и уютно.
– Благодарю. Люблю порядок.
– Те двое типов, которых ты пристрелил из банды "Кобровых королей".
– Слышал о таких.
– Ты можешь побольше узнать о них у Рея Флэтли из отдела организованной преступности. Но в основном это воры и грабители, которые предпочитают не связываться с убийствами.
Рик Берч извлек из кармана плаща небольшой блокнот, который, похоже, был заранее открыт на нужной странице.
– Ты замочил Люка Смита и Минга Никсона. Соответственно двадцати семи лет и тридцати одного года. Люк – это видоизмененное имя Лок. А другой подонок, Никсон, родился и вырос в Сайгоне. Третий труп еще не опознан. Оставшегося в живых зовут Ике Као, ему девятнадцать лет от роду, и, по данным картотеки, он работал на "Кобровых королей".
Слегка наклонив голову, Рик Берч взглянул на меня поверх очков. Я не знал, как реагировать. Конечно, неприятно было их убивать, но в данном случае сожаления я не испытывал.
– Я полагаю, ты можешь получить небольшой отпуск на работе, – сказал он.
– Он мне не нужен.
– Ты раньше убивал, Джо?
– Нет.
– И все-таки возьми отпуск. Тебе еще не доводилось такого испытывать, и на это нужно какое-то время. Норман Зуссман понимает в этом толк.
– Но я хочу продолжать свою работу.
– Что ж, я понимаю тебя.
Бледно-голубые глаза Берча мигнули. Он был похож на фермера: обветренное лицо, большие руки, внутреннее спокойствие, которое приходит с большим опытом.
– Джо, расскажи мне о своем отце и Саванне Блейзек.
– Мне мало что известно.
– Вот как?
– Да, сэр. Уилл не откровенничал со мной насчет этой девчонки. Я его сын. Я был его шофером и охранником. Иногда он сообщал мне, что собирается делать, а иногда – нет. Я никогда не слышал о Саванне до вчерашнего вечера. И я ничего не знал об этом похищении, пока сегодня в 5.30 не увидел вечерний выпуск новостей.
Берч на секунду задумался.
– Давай уточним: девочку похитили в понедельник утром. Ее семье не удалось заплатить выкуп, хотя деньги у них есть и они готовы были это сделать. А в среду вечером ее находит Уилл Трона. Можешь это объяснить?
– Не могу.
– Ты видел стрелявшего?
– Плохо. Он был скрыт туманом.
– А смог бы узнать его среди других?
– Если бы он заговорил.
– Объясни-ка.
Я рассказал про необычно низкий голос и странное звучание.
– Голос для установления личности нам ничего не даст. Этого недостаточно, чтобы даже задержать подозреваемого.
Мне это было известно, поэтому я промолчал.
– Ты догадываешься, кто это сделал, Джо?
– Нет, сэр. Разумеется, нет.
Его спокойный взгляд застыл на моем лице.
– В этом деле целый букет противоречий.
– Мне тоже так кажется.
– Ты не мог бы дать мне завтра полные показания? Я прослушал запись Аланьи, но у меня есть свои собственные вопросы.
– Конечно.
Рик Берч кивнул, снова окинув комнату взглядом, и опять посмотрел на меня.
– Ты еще не беседовал с Марчантом?
– Завтра предстоит.
Берч забарабанил кончиками пальцев по столу.
– Так он не похищал эту девчонку?
– Кто, Уилл?
– Я не единственный, кому не терпится спросить тебя об этом. Ее похитили, и последний раз видели именно с ним. Так что между двумя точками прослеживается прямая линия.
– Я уверен, он не делал этого, сэр.
– В остальном ты не так сильно уверен.
Я прикидывал, как бы натолкнуть Берча на мысль запросить у телефонной компании распечатку переговоров и при этом не вызвать подозрения, будто я что-то от него скрываю. Я понимал, что с Риком Берчем еще предстоит поговорить начистоту. Но время пока не пришло.
Он вопросительно взглянул на меня, словно ожидая еще чего-то, но я молчал. Было ощущение, что он готов ждать бесконечно.
– Как у Уилла было с финансами?
– В порядке, сэр. У Уилла неплохое жалованье, а моя мать тоже обеспеченная женщина. Он никогда не любил тратить деньги.
Рик Берч снова подождал, но я ничего не сказал.
– Блейзек так и не проговорился о размере выкупа.
Теперь мой черед ждать. Но я тоже способен ждать вечно.
– О'кей, Джо. Завтра мы составим полный протокол. Будь добр, изложи все, что случилось прошлым вечером. Все, что вспомнишь. Это поможет нам обоим.
– Хорошо.
Рик Берч поднялся со стула:
– Приношу свои соболезнования. Мне действительно очень жаль.
– Спасибо.
Мы постояли минуту, и Рик Берч, еще раз оглядев мою кухню, пожал мне руку на прощание. Я проводил его до дверей.
После обеда мне позвонил Джек Блейзек. Он хотел бы встретиться со мной у него дома, в Ньюпорт-Бич, завтра рано утром. При этом он ничего не спросил меня относительно своей дочери. Он передал трубку своей жене, Лорне, которая объяснила, как к ним проехать.
Закончив диктовать, она спросила:
– Не вешайте трубку, мистер Трона. Мне просто хочется узнать – как она выглядела? С ней все было в порядке? Она была расстроена, у нее что-нибудь болело? Я не видела своего ребенка уже три дня.
– Она выглядела вполне нормально, миссис Блейзек. Когда я видел ее, она была в порядке.