Безответные

Глава 2 С приветом из Франции

Мостовая, губкой впитывала слёзы неба.

Капли барабанили по навесу, плюхались в остывший кофе на краю столика и тонули. А кофе… Кофе портился.

Серебристая зажигалка щелкнула в руках Рейко, и прикурила noir cigarette.

Принесли голубую лагуну.

Кицуне вспомнила Поля… Как этот мальчишка пришел в неописуемый восторг от идеи смешать водку с модным ликером.

А ей – ей просто было промозгло в осеннем Париже.

… Или это был молодой серфингист?..

Недавно, Рейко подбросила идею одному писателишке, что пьянство, в целом, если от него получать удовольствие - похоже на пойманную океанскую волну.

Ему понравилось.

Докурив, женщина вставила окурок в бит пепельницы.

Тройное удовольствие: дым остается даже когда всё закончилось, дым раздражает serveur, serveur раздражаются дважды – когда видят докуренную cigarette не потушенной, и когда обнаруживают что это они как раз некультурны, ведь биты – как раз для того, что бы noir ne resta pase'teint.

Вот и теперь: официант издалека, раздраженно наблюдал, за стервой, заказавшей, три часа назад, один кофе, и час назад один коктейль.

- Мадам, - склонился гарсон. – Не угодно ли changer le cendrier?

Рейко, молча, закурила еще одну.

Гарсон, скривив мину отошёл.

Из-за завесы воды появился Матвей.

Разухабистой походкой «вразвалочку» черт не спеша прогуливался под дождем, двигаясь в направлении столика кицуне.

В до блеска начищенных кирзовых сапогах, гимнастерке нараспашку, и руками, утопающими в галифе, он не был похож на открывшего в Риме французское кабаре.

Но дождь он любил по-прежнему.

Не обращая внимания на удивленных Les amateurs de pa'tisseries frai'ches, des moules et un peu poivrot[4] русский солдат, взяв стул, пододвинул его к столику дамы, и, усевшись на вышеуказанный стул верхом (что уж совсем было не komilfo), щелчком подозвал официанта.

- Графин белой, сельдь атлантичскую в молоке, равиоли а ля рюсс и тарелку разносолов! – Сказал черт на чистейшем русском. Официант, удаляясь, презрительно хмыкнул, пробубнив под нос:

- Понаехали тут, позорят перед всем обществом как пить дать…

- На месте стой! Раз-два! – отчеканил Матвей вслед гарсону. Гарсон встал как вкопанный. Публика кафе неотрывно наблюдала за происходившим действом.

- КРУуу-Гом! – Официант развернулся. Черт поманил пальцем. Официант подошел.

Смерив обслугу взглядом, Матвей со скептической иронией заметил:

- Белое движение? А? От чего же здесь? От чего же не в манеже? А я знаю! - Продолжил глумиться черт. – Молодые обскакали. Да и если серьезно, какой толк-то от таких - как вы…

Мужика кто проворонил?

Лицо кицуне неожиданно вспыхнуло вместе с лицом гарсона.

Черт только мельком стрельнул в её сторону глазами, и продолжил:

- Мужика-то, первым – ты, близорукий, проссссссссспал, а не Миха!

Публика, не разумевшая о подлинности беседы черта с противостоящими силами, недоумевала, но была заинтригована.

- Я русский офицер! И не позволю! – С горячностью зашёлся официант…

- Хр-тьфу, - сплюнул в пол Матвей. – Ты теперь ХОЛУЙ. – Ответствовал черт, сопроводив оскорбленного жестом, чтоб тот, мол, шёл заказ оформлять. – Убери.

Подбежал мальчик-половой и вытер плевок.

С гордо поднятой головой, официант отправился выполнять заказ.

- Зачем? Грубо ведь. Он в чём-то прав… Вы там у себя все такие? - Брезгливо заметила кицуне, вкладывая вторую cigarette в свободный бит.

- Какие? Пролетариат?

Ты сама-то мать чего видом-то обрусела? – Оценивающе посмотрел черт на e'migre' russe[5] - Рейко, и подмигнул.

– Мужика, не уж то вспоминаешь?

Щелкнула зажигалка.

Принесли бочковые огурцы и граненый, ледяной штоф.

- Моё ремесло, - бесцветно отметила кицуне, - предполагает, что из толпы выделятся, не нужно.

Выразительно посмотрев, на гимнастерку Матвея, закончила. – В Париже японки сей час только в «красных фонарях».

- Не узнаю я Корио – Рейко – Кицуне. – Захрустев огурцом, покачал головой Матвей. – Лиса–призрак исчезает, и появляется только перед загнанной жертвой!

- Я далеко от своего эфирного плана. А ваша «евро-зона» излишне обширна, с навязыванием

своих правил. – Сверкнула глазами лиса.

- Конечно! – Растянулся в ухмылке черт Матвей. – Думаешь, чего мужик тогда к вам рванул! – Попытался поддеть он кицуне.

- К делу. – Отрезала Рейко. – Я решила с тобой встретиться, потому что полной информации о том кого мы экстрадируем, нам ни когда не спускают. А я бы не хотела попасть, в ситуацию аналогичную предыдущей.

Зашкварчала noir cigarette.

Черт хлопнул рюмку и произнес:

- А… Боишься, значит, чтоб тебя не подставили, как это в прошлый раз с Петром-то вышло!

В рот пошел пельмень и Матвей, безэтикетно чавкая, продолжил:

- Ты думаешь, вот я «пролетарий», хамло не отесанное?

Пошла рюмка.

-Думаешь, я этого холуя напрасно... от недостатка воспитания, оскорбил?

Нет, милая.

Мне Блок, когда у нас застолье, сам стихи читает!

Так пел её голос, летящий в купол,

И луч сиял на белом плече,

И каждый из мрака смотрел и слушал,

Как белое платье пело в луче.

- Мне просто противно это! Видишь – черт тыкнул в сторону гарсона. Офицеры, эполеты. Офисы беленькие. Евро–зона опять же. «ЗОНА». Поняла? Все же уже договорено!

И подписано.

Да я если хочешь знать, сам, - потянулся через стол Матвей к Рейко. – Сам к вам подался бы. Последняя вольница ведь!

Ты сама знаешь, кто… что цунами и землетрясения – диверсия!

- Ну так помоги. – Ответила кицуне.

-Да? – Прищурил сальные глаза черт. – А кто Петра тогда подставил?

- Я действовала по инструкции. Если мы будем посвящать вас в корпоративную политику, нас цунами и накроет! А с вами и так ни чего не случится – железный занавес,ты тоже не дурак…

Кицуне выпустила колечко дыма, и играючи расположила его над своей головой.

- О.К. – Хмыкнул черт. – Только, как говорят наши единомышленники: «Таки что я буду с этого иметь?»

- А что ты хочешь, - прищурившись от дыма, спросила женщина, стряхивая пепел.

- Эх! - Махнул рукой Матвей, и, опрокинув ещё водки, выдохнул: - Не понять тебе широкой, русской, хм…

- Короче – сформулировал черт интерес. – Черкнёшь пару строк, нашему вахтёру.

Глаза у Рейко округлились, а пальцы машинально вдавили сигарету в пепельницу.

Моментально взяв себя в руки, лисица холодным тоном ответила :

- Исключено. Инструкция категорически запрещает.

Дыша перегаром, Петр придвинулся на стуле к кицуне, и приобняв её за плечо, ласково прошептал:

- Так ведь и мне многое что запрещается.

Дождь кончился.

Темнокожие продавцы каштанов, поддельных картье, и одноразовых зонтиков заполонили Сен-Жермен. Казалось, их здесь даже больше, чем прогуливающихся по бульвару.

- Мадам, купите зонтик – своевременное сезонное приобретение.

- Месье – купите спутнице шарфик, последнее веяние моды, месье – мадам замерзнееееет.

- Sous le ciel de Paris S'envole une chanson м-м-м… - Звучит гармоника уличного музыканта на мосту Пон Шанж[6] .

- Мадам, месье, не желаете, фото на память! - Зазывает мастер ретро жанра.

Рейко, кивнув, отстраняется от кавалера.

- Мадам желает одна. Этюд на фоне Сены. – Нежно улыбаясь, кицуне облокачивается о парапет моста спиной к реке. Снимает шляпку с булавкой, и ее светлые волосы подхватывает, по чертовскому щелчку, ветер.

- Таки снято, мадам. Спасибо за щедрость. Что вы…

Лиса передала фотокарточку Матвею.

- Как обещала. Теперь твоя очередь!

Черт расплылся в улыбке и произнес:

- А мы уже на месте! Пара минут, и всё будет кончено. Вурдалаку вашему – экзотики вишь ли захотелось, а местные никакой силы над ним не имеют.

Лиса вопросительно подняла бровь.

Черт только отмахнулся:

- Да вечно голодный Гаки[7] это… Больно ему тут белокожие понравились. Улыбнулся черт. – Мы значит у ваших - роллы заказываем, а вы к нам, стало быть, за деликатесами.

Пришли уже.

Черт остановился возле, лавочки с призывным названием «la viande»[8]. Подойдя к двери, Матвей пнул ее сапогом, но та не поддалась.

- Что за?.. – Выругался черт, и приложил руку к стеклу, для лучшей видимости. Кицуне раздраженно повела головой.

Матвей, вытянув указательный палец, начал осторожно постукивая, прохаживаться вдоль витрины, с огузками, лопатками и филе.

- Гакуша… - ласково, на распев заговорил черт. – Отк-ры-вай… миленький, мы договаривалась. Визу просрочил? Дуй на родину, и ШТРАФ ПЛОТИ! ЧЕРЕЗ КАЧЕЛЬ ТЕБЯ ЗА НОГУ! – Не выдержав, сорвался парламентёр.

В лавке что-то ухнуло.

Послышался звон разбивающегося стекла.

Одна из витрин лопнула, и на мостовую выскочил худощавый длинный щеголь, в цилиндре и при смокинге. На мгновение он повернул свое лицо, тронутое трупным гниением, к охотникам, и скрылся в проулке.

- Ну всё – расстроено прокомментировал Петр – в Театр Шатле намылился. А мне туда нельзя. Моветон! – Обвел он свою гимнастерку и кирзачи.

Мужик сидел на вахте.

По радио точке передавали последние новости из-за границы:

- А теперь о главном.

Таинственные исчезновения парижан, прекратились так же внезапно, как и начались. Следы расследования обрываются у мясной лавки потомственного буржуа, в квартале от знаменитого оперного театра.

И о погоде.

Вахтер достал из засаленного кармана телогрейки черно белую фотографию. Перевернул.

На обороте было написано. С ПРИВЕТОМ ИЗ ФРАНЦИИ.