Безрассудная страсть

Глава 8

Курт без тени улыбки встретил ее в холле. Никола сняла плащ и бросила его на кресло. Он был все еще сырым.

— Как ты умудрилась промокнуть? Разве Дурер был без машины? — спросил Курт.

— Домой мы приехали на такси… А после ужина отправились погулять, да попали в эту сильную грозу… — Николе опять стало нехорошо, даже голову трудно было держать, и сердце колотилось в груди. — Ты прочитал мою записку — я оставляла тебе?

— Ну а откуда бы я еще узнал, что ты исчезла с Дурером? — парировал он. — А почему ты не сообщила ему, что я приглашаю его поужинать с нами?

— Потому что еще в баре Лозаннского дворца поняла, что он хочет провести вечер со мной одной, а не в компании. И когда ты сказал, что пригласил еще Сильберов, мне стало ясно, что ему это будет не по душе. Поэтому я и предложила Гансу отправиться куда-нибудь вдвоем.

— А я вынужден был отчитываться перед гостями, почему нет тебя.

— Ну, поскольку гостями были только Сильберы, тебе, я думала, не составит это особого труда.

— Но разве это соответствует нашим нормам, нашим условиям жизни: предупреждать о том, что тебя не будет на мероприятии, в самую последнюю секунду?

Как бы плохо Никола не чувствовала себя до этого, тут она уже просто взвилась.

— Ты имеешь в виду условия моего контракта? — резко, колко ответила она вопросом на вопрос.

Курт пожал плечами.

— Ну, если говорить прямо, да!

— Тогда прошу прощения! — Только Никола произнесла эти слова, как тут же пожалела о них. — О нет, никаких извинений! Я только так и могла поступить. Мне нравится Ганс Дурер, а я нравлюсь ему. Он хороший, искренний человек, и с ним легко общаться. То, что Ганс рассказал мне сегодня, стоило того времени и уединения, которые предоставила ему я и которые систематически не давал ему ты. Теперь мы все сказали друг другу, и между нами все кончено. Тебе больше не придется волноваться, что мне понадобится время побыть с ним вдвоем. Я с ним не буду встречаться. Причем именно по его воле, не моей. И никаких проблем не предвидится после его отъезда. Он чувством долга связан с одной девушкой из Дюссельдорфа. И когда Ганс вернется домой, он женится на ней, и они уедут за границу. Теперь тебе понятно? Сцены исчезновения Золушки не будет! Ганс сам сошел с арены — по собственному желанию, по собственной доброй воле! Все честно и порядочно! Надеюсь, ты удовл… удовлетворен?

На последних словах ее вызывающей тирады язык у Николы заплелся, она почувствовала себя отвратно. Еле добравшись до кресла, Никола опустилась в него, уперлась локтями в колени и прикрыла руками глаза — они были воспалены и в них словно кто-то песок насыпал.

Курт молча наблюдал за ней — Никола ощущала это. Но ей было абсолютно все равно, о чем он думает, — так ей стало не по себе. Спустя секунду-другую Курт все-таки спросил:

— Ганс связан с той девушкой чувством долга или чувством любви?

Не поднимая головы, Никола ответила:

— И тем, и другим. Они с детства любят друг друга. Перед отъездом в Лозанну Ганс попросил ее выйти за него замуж.

— Но это не очень-то повлияло на его отношения с тобой! Ты наверняка ничего, ничего не знала о ней до сегодняшнего дня. А ухлестывать за тобой он начал как только приехал.

— Между нами не было ничего серьезного! Он даже ни разу…

— Не приставал к тебе?

— Не поцеловал меня, даже на прощанье. Да у нас и не было ни времени, ни возможностей, чтобы заниматься любовью!.. И, по крайней мере, Ганс честно поступил со своей девушкой перед поездкой сюда.

— Если бы между вами ничего не было, ему бы не понадобилось рассказывать тебе о ней, — проницательно заметил Курт. — Так или иначе, я бы с удовольствием заставил его отвечать за то положение, в котором ты оказалась!

Никола с трудом покачала головой из стороны в сторону в знак несогласия.

— Ни в каком я не положении! И даже если мне плохо, вины Ганса в этом нет! Но если ты не хочешь понять наших с ним отношений, я ничего тебе больше не скажу… Я бы желала, чтобы ты оставил меня в покое. Я…

Хотя Никола и призвала на помощь всю силу воли, дабы подняться на ноги, они у нее сразу подкосились, как только она сделала это. Голова закружилась. Сквозь шум в ушах Никола услышала слова Курта, доносившиеся из какого-то далека:

— Да уж, не в положении!

И затем, почти уже погрузившись в нирвану, почувствовала, как Курт обнял ее за талию и, поддерживая, повел, почти понес вверх по лестнице к ней в комнату.

Там Никола опустилась на пуфик около туалетного столика. Курт не отходил от нее.

— Скажи, что могло случиться сегодня вечером, помимо того, что ты промокла и Ганс дал тебе вежливый от ворот поворот? Он хотя бы нашел время — в перерывах между своими излияниями — покормить тебя? Что ты пила?

— Только стакан вина за ужином… О, еще до этого коньяк. Потому что неважно чувствовала себя. Собственно, весь день так было…

— И в таком состоянии ты пошла к нему?

— Я не хотела расстраивать Ганса, и вообще мне было противно оставаться дома.

— Очевидно! Ну а сейчас, мадам, укладывайтесь в постель — я вызываю вам врача!

— О, не сегодня! — взмолилась Никола. — В кровать — да, я и сама хочу лечь. А врача вызовем завтра, если к утру мне не станет лучше. А сейчас, может, синьора Ралли принесет мне грелку и чего-нибудь горячего попить, а?

— Я сам тебе все принесу, — ответил Курт. — Супругам Ралли я сказал, что дождусь тебя, и велел им идти спать. У тебя есть какое-нибудь успокаивающее средство, чтобы выпить вместе с горячим? Лучше будешь спать.

— Только аспирин.

— Сойдет. Достань его, а я пока принесу все остальное. И чтобы к моему возвращению ты была в постели. Сколько времени тебе потребуется для этого?

— Не очень много. — Никола встала, но и пальцем не могла пошевелить, чтобы начать раздеваться в его присутствии.

Курт ждал.

— В постель! В постель! — настаивал он. — И если ты боишься, что я застану тебя с ночным кремом на лице и бигуди в волосах, то помни: сестры и жены пользуются одной привилегией — ими восхищаются даже тогда, когда они не в лучшей форме… Я даю тебе десять минут — не больше.

Когда Курт возвратился, то принес еще два одеяла. Он накрыл ими Николу и запретил сбрасывать их ночью.

— Если это только не из-за вспышки эмоций, то ты, наверное, подцепила какой-нибудь вирус. Надо хорошенько пропотеть, чтобы тебя не лихорадило.

У Николы, как она уже сказала, не было сил доказывать Курту, что заболела не из-за переживаний.

Поскольку на вилле не имелось градусника, Курт пощупал у Николы лоб, пульс. Затем отступил и внимательно посмотрел на нее со стороны.

— По-моему, у тебя сильный жар, — сказал он.

— Кажется, да, — равнодушно согласилась она.

Прошло некоторое время — Никола уже выпила молоко, — а Курт все сидел около нее.

— Ну-ка, сможешь теперь заснуть? — наконец спросил он.

— Наверное… Спасибо тебе! — вымолвила она.

— Настольный свет оставить?

— Не надо — глазам больно.

— Ну, тогда спокойной ночи! И не раздевайся! — Последние слова относились к голым рукам, которые она высунула из-под одеяла. Курт накрыл их, погладил Николу по щеке и вышел.

Она погрузилась в убаюкивающую темноту. Но сразу уснуть Никола тем не менее не смогла. Ее воспаленный мозг ухватился за одну мысль, которая, превратившись в навязчивую идею, то и дело беспокоила ее на протяжении всей ночи.

Женева! Через пару дней она должна ехать в Женеву. К этому времени нужно выздороветь… Обязательно! Как бы плохо ей ни было, она должна встать, одеться, уложить чемодан и отправиться в Женеву!.. В Женеву!.. В Женеву!.. Этот звук молотилки выматывал всю душу.

…Рано утром Курт вновь явился к ней и сообщил, что вызвал врача. Вместе с Куртом пришла и синьора Ралли, журя хозяина, что тот не позвал ее еще ночью. К этому времени тарелка густого лукового супа, который готовят в ее родной области Пьемонт, сотворила бы чудеса… Можно было бы поставить компресс из льняного семени на грудь… или положить грелку со льдом на голову. Но все эти верные средства проигнорировали! И теперь — ох! — кто знает, как дело пойдет дальше? На что Курт сухо ответил, что доктор разберется. И ушел, оставив синьору Ралли ухаживать за Николой.

Часом позже врач поставил диагноз: вирусная инфекция. И прописал антибиотики. Николе предстояло побыть на легкой диете, полежать в кровати еще пару дней после того, как спадет температура. Никаких стрессов, никаких волнений. В этом случае выздоровление, вероятно, не займет много времени. Лекарства он доставит и будет каждый день навещать ее и следить, выполняет ли она его предписания.

— Можно ли обеспечить за ней хороший уход? — спросил врач синьору Ралли, стоявшую у кровати Николы.

— Конечно, синьор доктор! Я сама все сделаю!

— Хорошо! Тогда в течение недели, а то и меньше, мы поставим вас на ноги, — пообещал он Николе и удалился.

«В течение недели!» Какое там — Никола и трех дней не могла позволить себе валяться в постели!

Когда, проводив доктора, Курт вновь пришел к ней, Никола оперлась на подушки и еле слышным голосом запротестовала:

— Он сказал, что я неделю должна лежать в кровати! Но это же невозможно! Я еще до открытия выставки должна уехать в Женеву!

— В какую Женеву? — Курт тупо уставился на нее, а затем рассмеялся: — Девочка моя дорогая, забудь Женеву! Женева для тебе больше не существует!

— Но я же должна уехать! Здесь мне нельзя! Ты же сам говорил!

— Не важно, что я говорил до того, как ты обеспечила себе алиби.

— А-алиби?

Курт размашистым жестом указал на нее, на комнату, на кровать.

— А что же это еще? Тебя не будет на выставке, потому что ты больна. Все знают, что так оно и есть. Зачем же лететь в Женеву? Разве ты не согласна?

Никола не знала, что ответить. Ее слабое, больное тело было радо возможности не вылезать из уютной постели; беспокойный мозг внимал убедительному аргументу; а вся душа горячо протестовала против хладнокровной расчетливости Курта: оказывается, болезнь Николы — лишь инструмент его манипуляций. Она, конечно, поначалу нарушила планы Курта. Но ничего страшного — он сразу же перестроился. Для него это легко, а у Николы… душа разрывается.

Однако до чего же Курт добр! Присылал цветы, свежие фрукты — те, что ей нравились больше всего. Пил с ней по утрам черный кофе. Рассказывал — когда она могла слушать — о последних приготовлениях к открытию выставки… Как только разнеслась весть о болезни Николы, гости Курта тоже стали ей звонить, интересоваться здоровьем, присылали цветы, духи, книги и журналы. Все надеялись, что до того, как им отбыть из Лозанны, Никола сумеет поправиться и пожелает им счастливого пути. И в любом случае пусть Никола знает, что, пожелай она приехать в Штаты, Голландию, Англию — да куда бы то ни было, везде ее будет ожидать самый радушный прием. Потому что она помогла им сделать счастливым их пребывание в Швейцарии…

Никола была благодарна Курту, да и синьоре Ралли, выполнявшей роль заместителя дракона, охранявшего вход в пещеру, за то, что они никому не позволяли навещать ее. Ибо стоило только разрешить хотя бы одной участнице конференции, как трудно было бы отказать Жезине. Правда, лишь на третий день после тяжелого кризиса, когда Николе стало лучше, она узнала, что Жезина хотела ее видеть. Курт привез от нее флакон экзотических духов и целое послание, в котором говорилось:

«Какое же это несчастье для вас, дорогая! Хуже не придумаешь! А ведь до сих пор все шло так хорошо! Полагаю, вы не обидитесь на меня, если я не навещу вас, — вирусы так и липнут ко мне. А по возвращении в Бейрут — после выставки, организуемой Куртом, — меня ждет плотный график встреч, которые я не могу сорвать.

Среди намеченных дел — мероприятие в Лондоне в следующем месяце. И это, дорогая, чистое совпадение, конечно, что Курт тоже планирует присутствовать на нем. Правда, он говорит, что вас с ним на этот раз не будет. Как жаль! Уверяю, мне хотелось бы быть в курсе всего, что происходит с вами. И — кто знает? — может, вы решитесь выйти замуж за вашего верного и благонравного немца. Иными словами, вздумаете поменять и фамилию…

Кстати, не терзайтесь, что из-за вашей болезни Курт останется без хозяйки на гостевых мероприятиях. Он, очевидно, надеется, что я предложу себя на место его юной сестренки Дианы. Что ж, сила обаяния у этого мужчины такова, что ничего другого мне не останется делать — придется уступить! Всегда преданная вам Ж.».

Прочитав письмо, Никола разорвала его на глазах у Курта. Он взял у нее обрывки и выбросил их в мусорное ведро.

— Надеюсь, у Жезины хватило такта объяснить, почему она опасается вирусов, — страшно боится подхватить чуму.

— Да, такта у нее хоть отбавляй. Она пишет, у нее впереди масса мероприятий, которыми не может рисковать. — Никола глубоко вздохнула. — И еще: она готова выполнять роль хозяйки на выставке, если ты ее попросишь об этом.

— А разве ее об этом надо просить? Я полагал это само собой разумеющимся. — Курт искоса посмотрел на Николу. — Или ты ревнуешь?

— Ревную?! — воскликнула она, словно сама идея была для нее абсурдной. Но поскольку интонация возгласа слишком сильно расходилась с ее подлинной реакцией, Никола еще раз произнесла то же самое, однако поспокойнее: — Ревную? С какой стати?

— Ну вот и хорошо, что не ревнуешь. А то я подумал, раз у тебя все так прекрасно получалось…

— Ничего подобного! — возразила Никола, хотя самой были приятны слова Курта. — Ну ладно. Я в общем-то так и полагала, что Жезина поможет тебе. Хотя, помнится, ты как-то сказал, что… друзей… не просят о помощи, и на это есть определенные основания, верно?

Курт холодно согласился:

— Да, но не в этом случае, учитывая мои отношения с Жезиной.

«Конечно, разве кто-нибудь сможет оспорить твое право пригласить свою будущую невесту в качестве хозяйки на открытие выставки?» Ответ на этот вопрос был столь очевидным, что Никола и не попыталась задать его. Она поспешила сменить тему разговора.

— Хотелось бы выздороветь к тому времени, когда гости начнут разъезжаться, — сказала она. — Похоже, все желают видеть меня перед расставанием.

— Наверное, выздоровеешь, будем надеяться. Кстати, ты, видимо, тоже вскоре после этого захочешь уехать?

— Как только ты отпустишь меня!.. Да, — она переключилась на другой вопрос, — ты ведь скажешь мне, если тебе станет что-нибудь известно о Диане в ответ на твое обращение к Антону Пелерину?

— Конечно! — Его удивило, что она могла задать ему такой вопрос.

— Еще никаких известий нет?

— Пока нет. Но прошло мало времени. Я не сомневаюсь, что получу ответ.

Никола покачала головой. Курт уже знал ее мнение на этот счет. Какой смысл его повторять?.. В какое-то мгновение ей захотелось рассказать Курту все, что знала о местопребывании Дианы, но она вовремя сдержалась.

Никола разрывалась в своей преданности между Дианой и Куртом. С одной стороны, она решила поведать Курту всю правду перед своим окончательным отъездом из Лозанны. А с другой — чувствовала себя обязанной предоставить Диане шанс на обретение свободы и любви, хотя бы в то короткое время, которое осталось до отъезда. Она это обещала Диане…

Ганс и раньше присылал Николе цветы, а на этот раз, накануне открытия выставки, когда девушке стало значительно лучше и она уже не была привязана к постели, явился навестить ее сам.

— Я ощущаю себя таким виноватым! — сразу же заявил он. Все произошло из-за меня. Я ни в коем случае не должен был допустить, чтобы вы промокли в тот вечер!

— Вы тут ни при чем! — заверила его Никола. — Я раньше что-то подхватила. По крайней мере, и до встречи с вами в тот день меня немного лихорадило.

— Но вы ничего не сказали!

— Да мне лишь слегка нездоровилось — я и забыла. — Никола переменила разговор. — Огромное спасибо за розы! Вы были первым, кто их прислал мне!

— Я рад!

Наступило молчание. Им еще надо было столько рассказать друг другу, что они и не знали, с чего начать.

— Завтра в полночь я улетаю в Дюссельдорф, — наконец произнес Ганс. — Поэтому с выставки в аэропорт отправлюсь самое позднее в десять вечера. Ваш брат сказал, что вы еще не совсем здоровы и не сможете присутствовать на открытии.

Никола кивнула:

— Боюсь, что так и будет — врач не велит.

— Значит, мы больше не встретимся?

— Да… а когда вы планируете затем покинуть Дюссельдорф?

— Пока не могу сказать. Прежде всего я буду занят теми делами, которые связаны с прошедшей конференцией. Затем какое-то время уйдет на передачу компании моему брату. Вероятно, несколько недель, возможно, месяц, а то и два. — Ганс помолчал. — Я прекрасно помню, как в первый же день нашего знакомства пригласил вас в Дюссельдорф и обещал показать город… Но сейчас я прошу вас: пока я там, не приезжайте туда, Диана, ладно?

Ей было неловко за то, с какой уверенностью она согласилась с ним.

— Но, честное слово, я чрезвычайно благодарна… Могли просто уехать, и все… Пусть она будет счастлива с вами! Будьте счастливы и вы!

Ганс встал и осторожно отодвинул стул.

— Для этого мы и хотим пожениться. Близки мы с Хильдой достаточно давно, чтобы понимать друг друга и прощать. Ответы на все вопросы получены уже Бог знает когда. Это прекрасно! Я хотел бы, чтобы и вам было все известно о человеке, которого вы любите… Мне было больно слышать, когда вы говорили, что он вас вообще едва знает. А хочет ли? И будет ли когда-нибудь знать?

— Вряд ли.

— Но он присутствует в вашей жизни? Вы часто с ним видитесь? Это будет продолжаться?

— Не до бесконечности. — Не в силах больше вынести вежливых расспросов Ганса, Никола поспешила прекратить разговор на это тему. — Все о'кей! Не беспокойтесь за меня, Ганс! Живы будем — не умрем!

— Это верно, — мрачно согласился он. — Но если так произойдет, что вам понадобится помощь, дайте мне знать, я буду очень, очень рад оказаться вам полезным! Ладно?

— Я буду это помнить, — пообещала ему Никола. Ей стало легче, когда Ганс сказал: «Дайте мне знать». Она поняла: он не хотел бы, чтобы Никола когда-либо вновь повстречалась ему на жизненном пути. Она, конечно, и не повстречается…

Затем пошли пустые фразы, которыми обмениваются люди перед расставанием. Ганс пожелал ей скорейшего выздоровления, а она ему — счастливого пути.

Когда Ганс ушел, Никола наконец поняла: на протяжении всего их разговора — какой бы темы они ни касались — речь шла о том, что их пути расходятся (хотя таких слов и не было сказано) и что они больше не хотят слышать друг о друге. Так и закончилась эта краткая повесть о Гансе Дурере и «Диане Тезиж»!

…В тот вечер Курт ужинал не дома — где, Никола не знала. На следующее утро, в десять часов, открывалась выставка. Курт уехал с виллы, когда не было еще и восьми, а возвратится, наверное, за полночь, после закрытия вернисажа. Никола, передвижения которой все еще ограничивались ее комнатой, в этот день гостей не ожидала, да никто к ней и не приезжал.

Выставка часовой продукции фирмы «Тезиж» стала важным событием в жизни города, и местное телевидение периодически вело репортаж и интервью из зала Дворца красоты. Никола смотрела их по портативному телевизору, который Курт взял для нее напрокат. После программы новостей в восемь часов вечера следующая передача с выставки должна была состояться в десять часов. За это время Никола послушала по радио музыку, поужинала, приняла ванну… Она сидела в кровати и без особого интереса смотрела какой-то фильм, когда неожиданно передача оборвалась и на экране появились титры: «Срочное сообщение». А затем пошел текст:

«МОНТРЕ. В МЕСТНОМ ПАНСИОНЕ РАЗРАЗИЛСЯ КРУПНЫЙ ПОЖАР. ЕГО ЖЕРТВАМИ СТАЛИ ГОСТИ И ОБСЛУЖИВАЮЩИЙ ПЕРСОНАЛ. НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК УДАЛОСЬ СПАСТИ. СУДЬБА ОСТАЛЬНЫХ НЕИЗВЕСТНА. ПОЖАР ДО СИХ ПОР НЕ ЛОКАЛИЗОВАН».

Вслед за этим показ фильма возобновился.

В первые секунды информация не дошла до сознания Николы — да, где-то случилось крупное несчастье, но оно коснулось каких-то других людей, не ее. Но даже прежде, чем диктор — после окончания фильма — вновь зачитал сообщение, его строки пришли на память Николе:

«МОНТРЕ. В МЕСТНОМ ПАНСИОНЕ РАЗРАЗИЛСЯ КРУПНЫЙ ПОЖАР. ЕГО ЖЕРТВАМИ СТАЛИ ГОСТИ И ОБСЛУЖИВАЮЩИЙ ПЕРСОНАЛ…»

В силу какой-то странной интуиции Никола поняла, что высокий узкий дом на авеню Гонкуров и является местом катастрофы, о которой говорит диктор. Бесстрастным голосом он сообщал дополнительные сведения, в которых не нуждалось ее шестое чувство — ей было ясно: речь шла о «Пансионе Ароза». «Старый дом с его узкими коридорами и лестницами создавал прекрасную тягу для огня в случае пожара», — читал диктор. Приводилась и иная информация, но не та, которая могла быть полезной заинтересованным слушателям и зрителям.

Никола оцепенела… Однако постепенно способность думать возвратилась, а с ней возвратилась и способность действовать.

Диана! Диана оказалась в огненной ловушке! И никто, кроме Антона Пелерина и Николы, не знал, где она находится. Курт и не ведал о случившемся. Он наверняка не видел и не слышал специального выпуска новостей. А если и видел, то разве мог подумать, что это касается и его? А это его касается, ох как касается! Курт должен знать о происшедшем!

Никола выскочила из кровати, сбросила с себя пижаму и халат, быстро переоделась и позвонила синьоре Ралли.

— Мне нужно срочно во дворец! — сказала Никола, когда пришла экономка. — Я должна сообщить брату нечто очень важное. Попросите, пожалуйста, мужа вызвать мне такси. А я тем временем оденусь.

Синьора Ралли в недоумении уставилась на нее.

— Вы собираетесь выйти из дома, синьорина? На ночь глядя? Там же холодно! Доктор ни в коем случае не велел… Синьор тоже! Разве нельзя позвонить вашему брату? Или послать к нему с запиской моего Бертилло?

— Нет, я сама должна переговорить с ним. К телефону он может не подойти, сославшись на занятость. А время не терпит. Я должна ехать немедленно. Поэтому, пожалуйста, вызовите такси как можно быстрее!

Пока Никола разговаривала с синьорой Ралли, она натянула свитер, брюки, повязала на голову платок, надела легкое пальто, проверила, есть ли деньги на такси, и спустилась вниз чуть ли не следом за экономкой.

Когда прибыло такси, Бертилло Ралли вышел проводить Николу.

— Синьор Тезиж возвратится с вами, синьорина? Может, Марии приготовить для него ужин?

— Нет… Я не знаю, когда мы вернемся. Не ждите нас. — Супруги Ралли были хорошими людьми, и Никола испытывала чувство неловкости из-за того, что ей приходилось что-то скрывать от них. Но разве она могла поступить иначе?

Такси понеслось вперед через центр в северном направлении, к Дворцу красоты. Никола попросила водителя подъехать как можно ближе к главному входу, и им посчастливилось втиснуться в ряд, откуда только что отъехал автомобиль.

— Подождите меня, пожалуйста, я скоро вернусь. — Никола выбралась из такси, побежала в фойе дворца, там нашла швейцара и, заранее щедро отблагодарив его, попросила срочно вызвать Курта, где бы он ни был и чем бы ни был занят.

— Мсье Тезижа можно вызвать по громкой связи, мадам. Как прикажете?

— Нет, нет! Я бы предпочла, чтобы вы лично его разыскали!

Она объяснила швейцару, где стоит ее такси, и возвратилась в машину. Напряжение росло каждую минуту, что Никола ждала Курта. Наконец он появился, открыл дверь такси и заглянул вовнутрь.

— Никола! — впервые за все это время Курт назвал ее так — не Диана. — Что тебя привело сюда? Что за нужда? Какого?.. — В его возгласах слилось все — и гнев, и недоумение.

Она слегка подалась вперед, взяла его за руку, лежавшую на краю приспущенного стекла.

— Я должна была приехать сюда. Я все объясню. Дело не терпит отлагательств. Речь идет о Диане. Где твоя машина — поблизости? Давай перейдем туда, а?

Казалось, изо всего сказанного до него дошло только имя Дианы.

— О Диане? — резко переспросил он. — Что с ней? Она… вернулась?

— Нет… нет. Но я знаю, где она. И ей угрожает опасность… или угрожала. — Никола к этому времени уже вышла из такси. — Курт, где твоя машина? Ты… Нам надо ехать в Монтре. Немедленно! Пожалуйста…

Никола видела, как он нахмурился.

— В Монтре? Диана там?

— Да.

Никола едва поспевала за ним. Они молча сели в машину, Курт спросил:

— В Монтре? Как ты узнала? А там где?

О, как Никола боялась этого момента!

— Авеню Гонкуров. «Пансион Ароза». Ты… ты не видел последний телевизионный выпуск новостей — как раз перед репортажем с выставки в десять часов?

Курт отрицательно покачал головой.

— Нет. А что?

— В этом здании крупный пожар. Есть жертвы, но не сообщают ни имен, ни подробностей. Пожар еще не ликвидировали, когда я…

Курт не дал ей договорить.

— Имен не сообщили? Тогда почему же ты думаешь, что Диане грозит опасность? Только потому, что в городе пожар?

— Потому что я твердо знаю — она в пансионе! — Никола с болью проглотила холодный комок в горле. — И знаю это уже несколько дней. Я виделась с ней — она меня просила об этом. Диана была одна. Она живет в пансионе и работает там регистратором. Антон Пелерин тоже в Монтре, работает в гараже. Живут они порознь. И между ними нет того, чего ты опасался. Они просто ждут твоего согласия на их женитьбу. Диана сказала, что они готовы ждать, сколько понадобится… Но сейчас…

И Никола смолкла, охваченная волнением.

Курт вел машину уверенно. Чтобы избежать пробок на улицах, он поехал по набережной и вскоре выскочил на загородную магистраль, идущую в восточном направлении.

— Ты все это знала, но мне не говорила. Очевидно, у тебя были на то причины. Какие? — спокойно спросил Курт.

— Я хотела тебе рассказать все перед своим отъездом из Лозанны.

— Правда?

— Поскольку Диане удалось убедить меня, что ничего плохого они с Антоном не делают и на скандал не идут, я обещала ей дать время, в течение которого они могли бы доказать тебе свою правоту. Они действительно любят друг друга и имеют право на счастье… Встречалась я и с Антоном Пелерином. Убеждена — у него честные намерения!

— Ты встречалась с ним? Когда? Где?

— Он однажды позвонил на виллу, когда тебя не было: Антон видел, как ты уехал. Мы назначили встречу в одном из кафе. Пелерин не хотел говорить мне, где Диана, но я настояла. Я сказала ему также, что нечестно скрывать от тебя их местопребывание, даже если они и не намерены сейчас возвращаться.

— Тем не менее ты тоже скрыла это от меня.

— Я не собиралась этого делать, пока не встретилась с Дианой. Я надеялась убедить ее в необходимости установить с тобой контакт. Но она переубедила меня: сказала, что нужно выждать. Они оба доверяют мне. Я не могла их подвести.

— А когда и где ты встречалась с Дианой?

— Ты возил своих гостей на завод в Невшателе, а я ездила в Монтре, в этот самый «Пансион Ароза».

— Так что когда я показывал тебе свое обращение к Пелерину, ты спорила со мной «с позиции силы»: знала, что я не должен ждать ответа? — Курт помолчал. — Скажи откровенно: на чьей стороне ты была все это время и на чьей стороне сейчас?

У Николы мурашки пробежали по телу от того язвительного тона, которым Курт произнес этот вопрос. Но она не успела ответить на него: Курт притормозил у телефонной будки, стоявшей у обочины дороги.

— Я хочу сделать два звонка, — сказал он. — Один — во дворец, чтобы предупредить, что я вынужден отбыть по срочным делам. Второй — в полицию Монтре. Может, там есть более полные сведения о пожаре. А ты тем временем продумай свой ответ на мой вопрос. Пожалуйста! Он мне очень нужен!

Возвратившись, Курт на большой скорости погнал машину на место происшествия.

Наступила минута молчания, нарушить которое должна была Никола.

— Ты, конечно, имел полное право задать такой вопрос. Отвечу: на стороне обоих. И ты это знаешь. Ты ведь уже как-то обвинял меня в том, что я наполовину на стороне Дианы. А она обвиняла меня в том же в отношении тебя. Я и ей сочувствую, и тебе верна. Это нелегко. Но по крайней мере я знаю, что сделала все, о чем ты меня просил, — как могла. И если бы я не заболела, то выполнила бы свои обязательства перед тобой — до конца!

— О, как точно ты выразилась! — согласился Курт. — Действительно, ты соблюла каждую буковку договора, который я предложил! Мне не в чем тебя упрекнуть! Если я правильно тебя понимаю, ты хочешь сказать, что по этому договору ты вовсе не брала на себя обязательств отказываться от личных эмоций, всевозможных интрижек или быть абсолютно преданной мне, так?

В словах Курта было столько жестокого, столько желчного, что Никола не выдержала:

— Ты ли не пользовался моей преданностью?! Да я еще никому не служила так преданно, как тебе! И никаких интриг против тебя не строила! Да, я кое-что скрывала от тебя, но в конце концов обязательно собиралась рассказать. Я лишь стремилась выиграть время для Дианы, только и всего! А что касается остального, я выполнила свою роль — ты сам это признаешь. Так что не знаю, чего еще ты хочешь от меня?!

— Ну, где уж тебе!

Этот ядовитый укол Курта не задел Николу — она была слишком занята собственными переживаниями.

— Сейчас, конечно, другая ситуация: произошло несчастье, которое я не могла предвидеть. Поэтому пришлось вызвать тебя с выставки, просить твоей помощи Диане во всех вопросах, хотя ты к этому еще не готов… Да, если бы не этот случай, ты сделал все, чтобы избежать скандала. А теперь посыплются вопросы. Пресса зашевелится, да и Жезина Сильбер потребует объяснений по поводу твоего отсутствия на выставке. Особенно когда узнает о Диане… Да, я вызвала тебя!.. А может, ты считаешь, что я должна была со всем справиться одна? Не надо было паниковать и нестись к тебе? А если бы я не обратилась к тебе сейчас, как бы ты это расценил? Как доказательство полной преданности, которой, по-твоему, ты еще не ощутил в полной мере? Или как свидетельство моих новых интриг против тебя? Интересно — как?

Никола знала: обвинения, которые она сейчас выдвигает против Курта, жестоки и беспочвенны. Просто уже много всего накипело у нее на сердце, трудно было стерпеть боль — вот она и пошла у них на поводу… Никола взглянула на профиль Курта и увидела, как напряглись в вымученной улыбке его губы и подбородок.

— Ты закончила? — менторски спросил он. — Если да, то позволь прояснить два момента. Во-первых, если бы ты не поступила так, как ты это сделала сегодня, а решила бы действовать в одиночку, то я расценил бы это как вероломство и никогда не простил бы тебя. И во-вторых, не имеет никакого значения, разразится скандал или нет, коль скоро речь идет о жизни Дианы. О да, есть и третий момент. Можешь проглотить свой выпад по поводу того, что мне придется «объясняться» с Жезиной. Дело в том, что этим вечером она вовсе не оказывала мне никакой помощи во дворце. Ее вообще там не было!

— Не было? Но почему?

— Потому что она решила покинуть Лозанну и улетела дневным рейсом в Бейрут. Грегор Сильбер последует за ней завтра… Ты же смотрела телевизионные репортажи с выставки. Если бы Жезина была там, уж операторы-то не пропустили бы ее.

— Я обратила внимание, что ее не видно, но не могла ничего понять… А когда же она решила улететь? Ведь мне Жезина писала…

— Вчера по ее предложению мы с ней ужинали без кузена. После чего она и пришла к такому решению.

— А как же ты?

— Мы с Жезиной больше не будем встречаться.

«Как это понимать?» — подумала Никола, а вслух растерянно произнесла:

— А я думала, вы в следующем месяце встречаетесь в Лондоне.

— Если и встретимся, то только по делу. И больше никак. Это второе расставание — навсегда! — Курт помолчал, потом спросил: — Почему же ты не рассказала мне, как Жезина разузнала, что ты не Диана?

Никола глубоко и неровно вздохнула.

— Это она вчера тебе поведала?

Он кивнул.

— Как она тебя подловила, а ты во всем призналась. Но почему, почему ты умолчала об этом?

Никола не могла сказать Курту всей правды! Ведь, любя его, она не хотела, чтобы Курт чувствовал себя зависимым от Жезины. Если бы все пошло так, как того хотела Жезина, то ей не потребовалось бы прибегать к полученным сведениям и использовать их против Курта. Николе было немыслимо признаться: «Да потому что я любила тебя и хотела выиграть для тебя время — точно так же, как и для Дианы!» И она, запинаясь, проговорила:

— Я думала, Жезина не выдаст. И в любом случае, раз ты собирался на ней жениться, то наверняка сам бы рассказал ей всю правду после моего отъезда в Англию и до встречи с ее семьей.

Курт уловил слабость этих доводов.

— Не умеешь ты врать, — довольно бесстрастно произнес он. — А как насчет того парня, который узнал тебя? Ведь стоило ему невзначай или специально обмолвиться хоть одним словом, и, поднялась бы страшная шумиха. Надеюсь, ты осознавала это? Отдавала себе отчет?

— Я… ну… полагала, Жезина не расскажет тебе о том, что он узнал меня.

— Вот ты так доверяла Жезине, а тебе никогда не приходило в голову, почему же я сам ей давным-давно не рассказал все?

— Я подумала, ты решил: чем меньше людей знают, тем лучше.

— Я не верю тебе. Ты должна была чувствовать опасность и со стороны этого англичанина-журналиста, и со стороны Жезины. И кто-то из них наверняка угрожал тебе разоблачением. Кто?

«Хватит морочить голову Курту!» — решила Никола и сказала:

— От мистера Форсетта никакой опасности не исходило. Он мало что знал. Все дело было в Жезине.

Курт кивнул.

— И какую же цену она назначила за свое молчание?

— Ты должен был просить у нее руки… Жезина очень хотела выйти за тебя замуж и дала мне понять, что, если в ближайшее время ты не сделаешь ей предложение, она инспирирует публикацию, в которой опозорит всех нас.

— Именно это она и сказала мне вчера, — подтвердил Курт. — Но ты-то какова! — выкрикнул он, вскинув вверх руки и бросив их вновь на рулевое колесо. — Ты ведь все знала! Знала масштабы угрозы, знала, где находится Диана. И после этого еще удивляешься, что я подвергаю сомнениям твою лояльность! Я-то думал, что мы с тобой партнеры. А ты в самых существенных вопросах доверяла Жезине Сильбер и не доверяла мне. А я был вправе знать! Так нет же — тебе хотелось показать свою независимость от меня, одержать победу в одиночку! — Курт помолчал, а затем с наигранным спокойствием, правда с оттенком сарказма, добавил: — Ну, если ты пороешься в памяти, то, может, найдешь еще что-нибудь, что скрываешь от меня?

«Еще как!» — подумала Никола, но ничего не ответила на провокационный вопрос.

Бросив на нее быстрый взгляд, Курт оставил свою затею… И лишь за километр до Монтре спросил:

— Кстати, как будем искать Диану? Она здесь под вымышленным именем или своим?

После долгого молчания Никола вздрогнула, услышав его голос.

— Я… я не поинтересовалась у нее… Не знаю.

— Но ты же спрашивала в пансионе, где она живет…

— Нет! Она сидела за стойкой регистратуры — там мы и беседовали.

— А какой адрес Пелерина? Или гаража, где он работает?

Никола закусила губу.

— Тоже не знаю.

— Да? Ну-ну!.. Эх ты, горе-конспиратор, одиночка! Не знать столь элементарных и жизненно важных сведений!.. Ладно! Может, двоим повезет больше? Будем надеяться! — Его тон был все еще саркастическим, но на этот раз Никола, взглянув на Курта, к своему удивлению, заметила на краешках его губ некое подобие улыбки, и это подействовало на нее успокаивающе.

— Но по крайней мере дорогу к пансиону ты можешь указать?

— О да!

— Ну тогда сосредоточься — мы уже въезжаем в город!