Кажется, я вам уже как-то говорил: я поэт... Я никогда не подыскиваю слова, когда рассказываю девчонкам истории вроде тех, что Ромео плел Джульетте, пока их предки занимались своими делами.
Я чемпион в том, чтобы, держа киску за пальчик, нашептывать ей словечки, от которых бы свалилось кресло на колесиках.
На вопрос малышки Клод, что произошло, я отвечаю:
– Тебе приснился плохой сон, мой ангел. Он забудется, когда пропоет петух...
И великолепно имитирую петушиный крик. Если бы его услышала курица, она бы приняла его за настоящий и просто бы обалдела.
Клод смеется, но тут же морщится, потому что пока еще смеяться ей нельзя.
Дверь приоткрывает медсестра.
– Месье Сан-Антонио, – шепчет она.
– Он самый! – кричу я.
– Вас к телефону!
– Иду!
Я отпускаю пальчик Клод.
– До скорого, лапочка...
Спускаюсь в кабинет. Разумеется, это шеф.
– Как вы узнали, что я здесь? – спрашиваю я его.
– Вы думаете, я бы занимал кресло, в котором сижу, если бы не мог находить своих сотрудников? Он кашляет.
– Что будем делать с Вдавленным Носом?
Я смеюсь.
– Я про него совсем забыл. Отпустите его, и пусть ему сделают небольшой подарок.
– Какой, например?
– Те сто штук, что мне дал Анджелино, все еще у вас?
– Вы мне сказали передать их в благотворительный фонд...
– Гм! О фонде подумаем в следующий раз. Отдайте их Вдавленному Носу Должны же мы его как-то вознаградить.
Он снова кашляет
– Кстати, – говорит он, – я только что из МИДа...
– Да?
– Да... В большой гостиной стоит бюст не Монтескье, а Талейрана.
– Идиот! – говорю я. – Если бы тот швейцар, которого я спрашивал, ответил правильно...
–...Вас бы уже не было в живых, – договаривает босс. – Не забывайте, что ложный след спас вам жизнь
– Это правда... Патрон, я вам не понадоблюсь в ближайшие дни?
– Нет, а что?
– Да я хотел уладить одно семейное дело...
– Ладно, – говорит босс. – Поцелуйте ее от меня покрепче.