Безымяныш. Земля

Глава восьмая Мужик

Ох и радости было, когда, пробежав вдоль цепи загонщиков, я добрался до своего отряда. И ладно Сепан с Лимом, успевшие оплакать своего юного друга. Но ведь и все прочие предзы из наших, как и местные безымянные, к моему удивлению, искренне улыбались, хлопая меня по спине. Наверное, всему виной мой боевой дар, столь ценный для отряда. Матвею даже пришлось разгонять обступивший меня народ криком. Облава в самом разгаре, и сквозь образовавшуюся в сети дырку запросто может удрать часть добычи.

Кстати, кольцо загонщиков в моё отсутствие сжалось уже основательно. Захваченные неводом звери сбились в центре в одно огромное стадо. Вот-вот начнётся забой. Только хищники, вроде волков, гиен, степных львов и прочих крупных кошачьих, не хотят ждать развязки и нет-нет бросаются по одиночке и стаями на приближающихся охотников, стараясь прорвать людскую цепь и вырваться из ловушки.

Некоторым это даже удаётся. Вон, правее, Вступившие Ефима не сумели сдержать натиск нескольких пятнистых поджарых котяр, врезавшихся в людской строй с разгона. Троих взяли на копья, а два крупных мчат дальше. Этих теперь не догнать — там скорость такая, что лошадь от зависти сдохнет. Но добычи и без того валом. Только и успевай пускать стрелы и тыкать копьём.

Своё оружие я подобрал, где оставил. У всех руки заняты, так что Матвей собирался его забрать на обратном пути. Пришлось сбегать назад, благо цепь не успела отойти далеко. Теперь я снова в строю во всех смыслах. Даже дара на пару уколов или один взмах клинком есть в запасе.

И оружие мне ещё как пригодилось. Вторая половина дня для меня прошла не мнее бурно, чем первая. Сколько зверей я в итоге убил без понятия, но счёт точно перевалил за десяток. За окончательно сжавшейся к вечеру сетью охотников степь была густо усыпана тушами всевозможных копытных. К моменту, когда антилопы, газели, быки, дикие лошади и другие рогатые и безрогие травоядные начали по очереди предпринимать попытки прорыва, у нас уже кончились стрелы.

Остаток же дара я очень удачно спустил на вожака стада буйволов с размахом рогов в две сажени, совсем немногим уступавшего в размерах и в весе тому злосчастному носорогу, что достался звору. Первый мой наградной зверь, что выяснилось при разделке чуть позже. Из сердца копытного старожила Матвей, лично вскрывавший наиболее крупные туши, взял целых два семени.

За каждое мне, как прикончившему трофейную добычу, полагалось по десять агатовых грошей. По столько же получал командир. А еще аж по тридцать перепадало отряду, кто бы из нас не свалил «семенного» зверя. Проведя в своё время нехитрый подсчёт, я скривился. Щедрость лордов Арха пугала своим смехотворным размером. На полсотни чернухи аккурат можно боб прикупить. Один боб. Получалось, что за семя добытчикам отдавали на всех лишь двадцатую часть его стоимости.

Кстати, в Архе — за другие полисы наверняка и Матвей не знает — соотношение цены семян и бобов почти вдвое меньше, чем то было в Предземье. Если дома мы меняли одно семя на тридцать пять — сорок бобов, то здесь потребность в бобах куда выше. Лордам нужно постоянно поднимать троерост куче новых добытчиков, бесконечным потоком выходящим из школ на замену стремительно погибающим безымянным.

Вот, мы здесь ещё и седмицы не отработали, а на палец уже пятеро трупов. Сегодня к троим местным, не пережившим добычу бизонов, прибавились: ещё один затоптанный археец у нас и насмерть разодранный львом боец у Ефима. Последний стал первым погибшим предзом из наших. Хозяин сыроварни, которому приснился Единый, закончил свой Путь. Его, как и беднягу из нашего отряда, по возвращению в полис заменят другим безымянным, как заменили затоптанных первым днём бедолаг.

Теперь мне понятно, отчего нас здесь так называют. Зачем тем, кто едва ли проживёт достаточно долго, чтобы по-настоящему запомниться, имя? Простота, хоть и стоит ниже нас, а у тех батраков шансов собственную старость увидеть значительно больше. И это я не про постоянно растущий отмер вступивших на Путь.

Интересно, из сотни местных сколько доживает до конца пятилетней службы? Один? Два? В отличие от большинства предзов, безымянные из архейцев приходят в отряд слабаками, а возвыситься здесь — дело слишком уж медленное. Тут только, если норы помогут. Самое выгодное в походах — как раз их находить. Там награда повыше. Ну и белая, если сумеешь закрыть, рывок даст хороший. Добытое там — всё твоё.

Мне свои шесть бобов и семя по-другому за оборот не добыть бы. Скопишь тут, при таких-то подачках. В деньгах это — аж сапфировая марка и три изумрудных. Без наградных, одним жалованием, такую кучу денжищ копить больше двух оборотов. Вон, как я удачно в зворово подземелье свалился.

Про нору, что закрыть удалось, Матвею и всем остальным я рассказывал уже поздним вечером, когда, закончив забой, народ из огромной, не нужной уже больше сети, разбрёлся ночевать по отрядам. До темноты мы успели вскрыть лишь малую часть туш, и командир уже порадовал нас, сообщив, что весь следующий день потратим на разделку остатка огромной добычи. Тогда мы ещё не знали, что на отряд наберём сто шестнадцать бобов и девять семян, что для похода считалось весьма неплохим результатом, и принесённая мной из Бездны награда казалась совсем уж подарком небес.

Впрочем, таковым она в глазах местных недавних пустышек, в отличие от нас, предзов, отродясь не державших в руках кошеля с золотыми, осталась и по возвращению в полис, когда подсчитавший все наградные Матвей раздавал людям их кровные гроши. Так как число принесённых отрядом бобов служило лишь показателем нашего рвения, то каждый, не сумевший прикончить в походе трофейного «семенного» зверя, довольствовался всего девятью чернушками. Не удивительно, что ещё до раздачи монет из уст стариков так и рвались слова про традицию — угощать весь отряд после первой серьёзной награды.

— Бобы не продавай, — полез с советами Глист, когда четвёртым днём мы наконец-то опять оказались в казарме. — Бобы будешь есть, когда в другом-каком походе прижмёт. Бобы вообще никто сразу не ест. Я, когда очередной покупаю, в кармашек кладу, а глотаю тогда лишь, когда, либо силы закончатся, либо грошей на новый хватает.

— Нашёл кого учить, — заржал Сёпа, получивший за взятое в пришибленной им на даре антилопе семя чуточку больше грошей, чем не отличившийся подобным успехом Лим. — Смертик тех бобов уже сожрал столько, сколько ты и не видел. Так-то, соображаем немного.

— Я видел тысячи, — обиженно нахмурился безымянный. — Ты, Метла, себе даже представить не можешь, сколько бобов проходит через руки Матвея.

— Ещё как могу. Я в Предземье ватагу водил. В общаке тоже, бывало, немало накапливалось после похода.

— Чужие бобы считать — та ещё радость, — хохотнул Медведушка. — Как и монеты. А вот семя ты, Смертик, продашь. Первое все продают. Угостить товарищей по отряду — священный для безымянных обычай.

— Раз пять уже слышал, — недовольно пробурчал я. — Матвей и тот говорил. Угостить, да угостить. Вас будто в столовке не кормят.

Командир, и действительно, когда выдавал мне гроши, тоже с ехидцей обмолвился про этот обычай. Мол, придётся на выходных проставиться. Сразу два новых слова. Куда выходить? Чего ставить? Хотя, меня больше тогда взволновал заданный Матвеем на ухо вопрос, про цвет закрытой норы. Командир намекнул, что пытаться обмануть бесполезно. Если то не белая была, всё равно потом ложь всплывёт. Лучше сразу сознаться. Случай ведь особый — он за меня вступится, если что.

Тогда я успокоил Матвея, но переход на опасную тему отвлёк меня от обычая безымянных, и теперь меня снова тыкают в нос тем, о чём я не знаю. Во внешнем городе разве трактиры есть? Чем, когда и как их прикажите угощать? Я ведь даже не имею понятия, где и кому продать семя. Хотя, согласен, продавать его надо. Деньги мне сейчас нужнее, чем лишний год в отмере. Зелий бы каких прикупил, если тут есть такая возможность.

— В столовке не поят, — опередил Медведушку Рваный, подошедший поближе, как и ещё несколько безымянных, заинтересовавшихся темой разговора.

— А главное: не дают, — заржал Глист. — Не жадничай, Смертик. Я, когда белую нору закрыл, тоже отряд в Дом услады водил. Товарищей с первой удачи не угостишь — навсегда её потеряешь.

— Кого потеряешь? — не понял Лим.

— Кого? Так удачу же, — округлил глаза Глист. — Семенной зверь — то ладно, а вот с норы, что с найденной, что, уж тем более, с белой, закрытой, наш брат всегда проставляется. С первой по-крупному, дальше уже символически. Я, вот, следующую нору найду, по чарке всем выставлю, хоть и моей пятой та станет. Удача не любит жмотов.

Само собой, жмотом я не был, и портить отношения с товарищами по отряду из-за горсти монет не желал. Вчерашний разговор принёс много пользы. Теперь я знаю, что при штабе кулака есть специальная лавка, где можно обменять семена и бобы на деньги по вполне себе сносной цене, как и сделать обратное, а так же купить всевозможные зелья, включая три вида лечилок, разнящиеся по своей силе и стоимости.

Кроме того, я узнал, что два дня в каждом месяце отдаются одному из отрядов на отдых. В эти дни безымянным позволено выйти за пределы лагеря и провести свободное время по своему усмотрению. Чаще всего выходные нам ставят на последние двое суток седмицы, когда основная добыча в новом месте взята, или на любые другие, непригодные для работы в силу плохой погоды, либо по иным причинам. Выбор тут на усмотрение командира.

Сегодня же совпало всё сразу — степь у полиса хорошенько подчищена, поднявшийся ветер едва не сбивает с ног, а у меня появилась необходимость проставиться за закрытую нору. Последнее, как я понял, и стало решающим. Матвей объявил выходными два дня, и мы всем отрядом, возглавляемые знающим, как он выразился, подходящее место Глистом, топаем по внешнему городу к одному из лучших Домов услады на нашей стороне полиса.

Зачем мы туда топаем мне тоже уже объяснили. Наверное, я ещё не дорос до таких развлечений, так как возможность покрыть незнакомую бабу, зарабатывающую на жизнь раздвиганием ног, не манит меня совершенно. Я не маленький мальчик и знаю про любовные утехи достаточно. Как-никак скоро стукнет четырнадцать. В другом месте в другое время и при других обстоятельствах, пожалуй, я был бы не против свести близкое знакомство с какой-нибудь смазливой девахой, но платить деньги за это… Нет, спасибо — я лучше чужие объедки из грязной миски сожру, чем такое.

Матвей тоже, видно, продажными девками брезгует, так как присоединяться к походу во внешку не стал, предпочтя уехать на эту пару дней во внутренний город. Хотя, может, там подобные заведения чуть поприличнее? Или у командира есть подруга из вольных — кто знает? Все остальные же наши счастливые донельзя. Один Домовой лишь остался в казарме, но там в другом дело — жена есть у дядьки. И она в этой паре за главную. Как выяснилось, Домовиха весьма неплоха, что с оружием, что в кулачном бою. Серьёзная баба. Во всём превосходит мужа. Не зря не пошла в собиратели.

Ну вот мы и на месте. В сравнении с окружающими большое двухэтажное здание хибарами, Дом услады «Красотка» выглядит ещё более-менее. Застеклённые окна, черепичная крыша, кирпичные стены. Видно, заведение приносит хороший доход. Хозяином здесь один вольный из бывших безымянных, сумевший после службы подняться.

Внутри тоже сносно. Зал с длинными столами и лавками подле них напоминает дешёвый трактир. Света мало, полы почти чистые, пахнет какими-то травами. В столь ранее время мы — первые гости. И нам очень рады. Не часто клиенты заваливаются такой толпой разом.

Расселись. Общение с набежавшей обслугой на себя взял опытный Глист. Завтрак съеден недавно, так что стол заполняют кувшины и кружки. Здесь и пиво, и несколько разных наливок, и яблочный сидр, и что-то покрепче. В первый день выходных, как поведал Медведушка, напиваться уместно и правильно. Второй день на отлёжку. Потому их и не разбивают по месяцу, а ставят именно парой.

Первый тост за меня. Смертик то, Смертик сё. Начал Глист, но Сепан забрал слово.

— Вот, сходили мы в первый поход, — издалека начинает Метла. — Если, кто сомневался, что мелкий в отряде по праву, теперь, небось, косо не смотрит. По годам и по виду пацан, волей, силой и духом — мужик. Пьём за Смертика! Да не отвернётся от парня Единый!

Народ почти дружно поддержал. Равнодушно сидит лишь Молчун. Тот себе на уме. Часть из предзов, кто был за морем богат, осторожно принюхиваются к содержимому кружек. Хоть и сами выбирали, чего себе налить, а привычку к хорошему пойлу так быстро не вытравишь. Я и вовсе для виду поднёс к губам глиняный стакан с лёгким сидром. Вот вообще не понимаю я радости мутить голову пьяной бурдой.

— Э нет, паря, — заметил моё пренебрежение выпивкой Глист. — Назвали мужиком, так будь им. Давай до дна, по-мужски.

— Давай, давай, Смертик! Пей! До дна! Залпом! — полетели со всех сторон подбадривающие выкрики.

— Мужик — он во всём мужик, — ободряюще похлопал меня по плечу Сёпа. — Пей, малой. Сегодня гуляем.

Вот ведь учителя йоковы. Отказаться теперь никак — засмеют. Но пить я эту гадость не собираюсь. У меня своя голова на плечах. Поднёс кружку к губам и, делая вид, что пью, вылил всё её содержимое мимо рта себе на подбородок. Со стороны оно смотрелось, как будто я второпях не поспевал глотать выпивку. На самом же деле весь сидр благополучно стёк мне за пазуху по шее и груди. Лучше буду мокрым и липким, чем пьяным.

Подвоха никто не заметил. Во время представления народ радостно хлопал в ладоши и подбадривающе орал всякое. К сожалению, это был лишь первый сегодняшний тост. Дальше мы по очереди выпили за отряд, за Путь, за кулак, за удачу, за Арх, за Великий Дом Эр-Драм и за Вечного правителя Хо. Я, естественно, раз за разом повторял тот же фокус с проливом напитка мимо рта. Через час от меня разило, как от последнего пьяницы.

Дальше темп заливания в себя всякой дряни немного спал. С кухни поднесли разнообразные закуски. Теперь еда хоть немного отвлекала от выпивки, которая, впрочем, своё дело сделать успела. Народ чуть расслабился и слегка окосел. Ведущиеся за столом разговоры стали более откровенными. Люди вовсю шутили, орали и хохотали. Я же, чтобы не вскрылся обман, тоже начал пошатываться и заставил свой язык заплетаться.

— А не пора бы уже посмотреть на красоток? — икнув, обвёл взглядом зал Рыжий Эф. — Кто как, а я готов к любви.

— А, вдруг, они тут и не такие красотки? — заржал Сепан. — Ты бы, Рыжий, ещё мальца выпил. Чтобы наверняка.

— Ничего не знаю, — стукнул Эф кулаком по столу. — Написано «Красотка», значит должны быть красотки.

— Там про одну красотку написано, — ещё сильнее загоготал Сёпа. — Как делить будем?

И, повернувшись к Глисту, охотник уже без улыбки спросил:

— Не, а правда? Где бабы-то?

Тут уже пришла очередь местных смеяться.

— Нас тут двадцать шесть рыл, — хитро осклабился Глист. — Думаешь, такая орава пустышек с утра до ночи торчит здесь, тебя дожидаясь? Бабы так-то при деле все. Каждая своим обычным трудом занимается. Как мы только ввалились, хозяин мальчишек послал. Нужно время, чтобы работниц собрать. Наберитесь терпения. Прибегут, приведут себя в порядок и явятся.

Слышавший объяснения Глиста Эф помрачнел.

— Дурацкий какой-то бордель, — недовольно пробурчал Рыжий. — В Земграде бабы сразу рядками сидят — подходи выбирай. Чую, в очереди придётся стоять. Чур, я первый!

И снова местные залились дружным смехом.

— Вот, предзы, — опрокинул в себя ещё одну кружку Медведушка. — Какой-такой Земград? Вы на внешке. Тут каждая вторая пустышка за десять грошей полверсты пробежит, чтобы дать безымянному. Погодь, погодь, Рыжий. Ещё отбиваться будешь.

И действительно, не прошло и часа, как в зал буквально влетела первая женщина, на ходу поправляющая расчёсанные кое-как волосы. Кареглазая, смуглая, как и все здесь. Невысокая, но с широкими бёдрами и внушительной грудью. Наряд простенький — коротенькое выцветшее платьице, подвязанное розовой, с застиранными пятнами лентой. На ногах тряпичные тапочки.

— Мальчики, тридцать грошей — и весь час я ваша, — торопливо, с одышкой, словно после долгого бега, протараторила женщина и нагло влезла на колени к сидевшему к ней ближе всех Молчуну.

— Больше пятнадцати никому не давай, — прошептал мне Глист. — Платить за всё тебе, Смертик. Эта первая просто. Наглеет.

— Может, ты проследишь? Или я мужикам просто денег раздам — и пускай дальше сами торгуются?

— Проще сделаем, — подмигнул мне Глист и поднялся с лавки. — Народ, Смертик платит за стол, на любовь же у каждого по пятнадцать чернушек. Надо больше, докладывайте свои, у кого они есть. За деньгами ко мне подходить.

И добавил мне:

— Выдай мне сразу монет, чтоб не дергать тебя потом больше.

Кивнув, я слазил рукой в карман и выудил оттуда горсть монет, в которой среди тёмной мелочи зеленело и несколько изумрудных марок. Сапфировую я предусмотрительно разменял ещё в лавке, заранее выяснив примерный размер предстоящих мне трат.

— Слезь, коза, — тем временем спихнул женщину с коленей Молчун. — От тебя потом прёт. Помойся сходи.

— А я чистенькая! — звонким голосом возвестила о своём появлении вторая пустышка, грациозно запорхнувшая в зал.

Эта женщина была на голову выше первой и гораздо стройнее. По подведённым углём глазам и чернённым бровям сразу видно, что эта барышня потратила куда больше времени на подготовку.

— Ай, ай, ай, Хира, — найдя взглядом пристыженную соперницу, покачала головой стройная. — Не помывшись к клиентам. Вот она глупая спешка. Быть первой — не самое главное. Правильно говорю, красавчик? — положила она руку на плечо Эфа, безошибочно определив самого жаждущего.

— Сколько просишь, киса? — притянул к себе девку Рыжий.

— Моя цена — всего тридцать грошей, сладенький, — лизнула женщина Эфа в ухо. — Не скупись. Выжму тебя досуха.

— Не позволяйте себя обдирать, храбрые воины! — раздалось от входа. — Двадцать грошей — и я утоплю вас в блаженстве.

— Восемнадцать! — отпихнула в сторону загородившую ей проход хрупкую девушку мощная баба с натянувшей явно маленькое для её крупной фигуры платье огромной грудью. — И у меня, в отличие от этой доски, есть за что подержаться.

В доказательство своих слов крупная тётка так лихо тряхнула своими пышными формами, что одна грудь вывалилась наружу сквозь разошедшийся верх платья-халата.

Эта наглая баба стала первой, кто смог заманить клиента. Вскочивший из-за стола при виде пышнотелой красавицы Лим, легко сбив цену до пятнадцати грошей, тут же был уведён наверх. Увидев, что зал наполняется всё новыми и новыми конкурентками худощавая «киса» тоже скинула пятак, и утащила за собой Эфа. Эти барышни оказались самыми удачливыми, так как дальше перевалившие своим числом за два десятка женщины соглашались уже и на меньшую цену.

Вскоре, за клиентов уже шла настоящая драка. Симпатичные и не очень девахи, нахваливая себя и ругая соседок, тянули безымянных в разные стороны. От звучавших из уст барышень обещаний у меня покраснели уши. Как же сильно им нужны деньги? Десять агатовых грошей — это всего-то серебряный в предземских монетах. Даже в моей бедной деревне ни одна девка не легла бы за столько с чужим мужиком. И тут ведь почти все замужние бабы.

Пока вёлся массовый торг, Глист успел рассказать мне, что эти женщины не работают на хозяина заведения, а просто платят три гроша за комнату в час. У большинства из них есть мужья и дети. У кого-то и внуки с правнуками. На Земле старость позже приходит, так что по внешнему виду не угадаешь — тридцать лет стоящей перед тобой барышне или семьдесят.

Зато молодух узнать можно запросто. Среди заполнивших зал женщин многим было явно меньше двадцати, а некоторые девчонки и вовсе казались едва ли не детьми. Юных выбирали охотнее. Сёпа после короткой торговли за пятнадцать грошей забрал сразу двоих тощих, как и сам Метла, девок. К Медведушке же пристала совсем уж малявка, казавшаяся на фоне огромного безымянного сущим ребёнком.

— Окстись, старый, — не выдержал я. — Она тебе в дочки годится.

— Да хоть во внучки, — отмахнулся Медведушка. — Шестнадцать есть — топтать можно. Хозяин здесь строго следит, чтобы малолетки не лезли.

Богатыря увели. И он стал последним, так как в Доме услады закончились свободные комнаты. Я, Глист и ещё четверо затянувших с выбором безымянных остались за столом в окружении пары десятков девах, принявшихся внаглую угощаться всем недопитым и недоеденным. Интерес к нам на время пропал. Я смотрел на орущих и толкающихся тёток и всё больше кривился. Мерзкий день, мерзкий дом, мерзкий Арх. В полисе, где каждый девятый — батрак, жизнь — дерьмо. Сегодня я это осознал в полной мере. Моя бы воля, убрался бы отсюда немедленно. И где там Ло носит? Я долго не вытерплю здесь.

Во время покамест затихшей борьбы за клиентов ко мне приставали значительно меньше, чем к другим безымянным. Всего несколько раз, больше в шутку, то одна, то другая из барышень предлагала мне себя, но, получив отказ, тут же спешила дальше. Меня не воспринимали всерьёз, и я был тому только рад. Хватит с меня и пролитого на себя сидра. Ещё и здесь притворяться, чтобы доказать что-то кому-то совсем не хотелось. Мой первый раз точно не будет таким.

Дабы наверняка отвадить от себя приставалок, я прикинулся напившимся в зюзю. Упёрся локтями в стол, положил голову на ладони и одним полуприкрытым глазом наблюдал за происходящим вокруг. Кажется, пронесло. Глист болтает с соседями, то и дело прикладываясь к кружке. На коленях у всех безымянных по выбранной девке. Сидят, ждут, когда комнаты освободятся. Про меня все забыли.

Вот же йок! Даже мысленно каркать нельзя. Стоило мне порадоваться, что, и не спешащие расходиться женщины, и товарищи по отряду перестали обращать на меня внимание, как в зал вбежала опоздавшая к разделу клиентов девушка в аккуратном коротеньком платьице с невероятно длинными и стройными ножками. Её большие, словно у лани, глаза взволнованно хлопали длинными ресницами. Молоденькая — лет восемнадцать-семнадцать. Губки припухшие, словно специально накусанные, маленький вздёрнутый носик, округлая, где надо, фигурка, ровно обстриженные по плечи чёрные волосы блестят, будто натёртые воском.

Обвела взглядом зал и, заметив меня, радостно улыбнулась. На лице облегчение. Пусть и молод клиент, а, похоже, свободен. Игнорируя полетевшие в свою сторону колкости от более расторопных товарок, заканчивающих подъедать со стола остатки нашего скромного пиршества, девушка двинулась ко мне, игриво покачивая бёдрами.

— И почему такой красавчик один?

Я сделал вид, что сплю. Даже негромко захрапел.

— Не бойся, малыш, — легла мне на шею неожиданно мягкая ладонь девушки. — Ты же только что мне подмигивал. Я всё видела.

— Малыш! — заржал услышавший слова хитрой девки Глист, и остальные наши немедленно подхватили хохот.

— У малыша три дара, — смеясь, сообщил всему залу один из безымянных. — И он только что нору в Бездну закрыл.

Так как сомкнутые в притворстве веки я уже нехотя разлепил, то момент удивления девушки удалось поймать взглядом. Какое-то оно чуть запоздалое и наигранное. Неужто моя слава успела докатиться и сюда?

— Так, может, он в штанах малыш? — загоготал окосевший от выпивки Рваный. — Ты, Смертик, того хоть уже? С бабой был?

Вместо ответа я показал Рваному неприличный жест. Начинается то, чего я боялся.

— Так и я одарённая, — грациозным движением перекинув через мои колени свою стройную ножку, уселась на меня ко мне лицом девушка. — Враз превращаю любого малыша в великана.

Мои подбородок и нос в момент очутились аккурат между её небольших, но упругих грудей. Нежные руки обвили мою шею, тонкие пальцы взъерошили волосы, в ухо дыхнули теплом. Что уж там — это было приятно. От девушки исходил свежий фруктовый аромат. У меня мгновенно появилось желание обнять её в ответ, прижав сильнее к себе, но я умудрился сдержаться.

— Если это малыш, то мне сильно не везло с мужиками, — игриво воскликнула девушка, отстраняясь от меня, чтобы бросить восторженно-удивлённый взгляд вниз.

Ёженьки… У меня же естество напряглось! Стыдоба-то какая!

— Пойдём, красавчик, — заглянув в глаза, погладила меня по щеке кончиками пальцев девушка, — сделаешь мне приятно. Уж поверь, я в долгу не останусь.

Держись, Китя! Ты сильный!

— Нет, спасибо, — собрав волю в кулак, отстранился я от красотки. — Мне не хочется.

И, что голос, что взгляд пьяный-пьяный. Для верности икнул даже.

— Не ври, красавчик, — и не подумала та сдаваться. — Ещё как хочется. Я же вижу. Стесняешься? Так ласковее меня не найти. Пойдём, просто поглажу по спинке.

Безымянные, наблюдающие за моим охмурением, снова дружно заржали.

— Смертик, ты чего? — толкнул меня в плечо Глист. — Огонь-девка! Бери.

— Ты мужик или как? — поддел Рваный. — Сейчас первая комната освободится, и тащи её в койку.

Остальные выкрикивали что-то в том же ключе. Причём, к ехидным поддевкам присоединились и женщины, сидящие у мужчин на коленях. Остальные же барышни оживились и вовсю предлагали себя вместо: «Тощей козы», «Неумехи сопливой», «Размалёванной сучки» и всё в том же духе. Почуяли, хищницы, что шанс дожать последнего незанятого клиента всё-таки есть. И как мне теперь отвертеться?

— Зачем комнату ждать? — снова прильнула ко мне обольстительница. — Тут ведь есть одна спаленка для особых гостей. Всего десять грошиков сверху. Половину из своей цены скину. Почувствуешь себя настоящим лордом, красавчик.

И в этот момент в зал из уводящего к комнатам коридора в сопровождении своих юных спутниц ввалился красный, словно только из бани, Сепан.

— Что за ор, что за гам, судари мои безымянные? — громко вопросил Сёпа, слегка коверкая слова заплетающимся языком. — Кружку мне! Передохну малость, и снова в бой.

— Смертик ссыт пойти с бабой в комнату, — пьяным голосом сообщил Рваный. — Рано мы его в мужики записали.

— Непорядок, — мотнул лохматой головой Сепан. — Малый, ты перепил что ли? Ноги отказали? Так я же тебя донесу.

Метла отпустил девчонок и довольно твёрдым для своего состояния шагом направился в мою сторону. Чувствуя поддержку, девушка тут же усилила натиск.

— Ну заканчивай уже ломаться, красавчик, — принялась она извиваться у меня на коленях, выписывая восьмёрки бёдрами. — Друзья тебя не поймут. Ты же не из тех, кто по мальчикам?

Что?! Я аж подпрыгнул. Не хватало ещё, чтобы меня мужеложцем считали. Пусть в глаза и не скажут такое, а, вдруг, за спиной станут думать… Тьфу! Дрянь какая!

— Показывай, что там за комната княжеская! — поднялся я с лавки, держа на руках обвившую меня ногами девушку. — Мужик — он во всём мужик!

И, показывая насколько я пьяный, тут же уронил красотку задом на стол, под одобрительный хохот товарищей по отряду. Хотят мужика? Я им всем сейчас покажу мужика!