Безымяныш. Земля

Глава десятая Через кровь к ненависти

— А ведь я мог и догадаться. Этот сын шакала не умеет проигрывать. Никакого достоинства. Эх, Верхан, Верхан… Всегда знал, что Великий Дом Аль-Фатх ставит цель выше чести, но, чтобы так низко пасть…

Мой старый знакомый из Дома Эр-Драм укоризненно покачал головой с красным гребнем. Стоило нам вчера узнать имя заказчика покушений, как капитан Абос лично умчался во внутренний город, докладывать хозяевам красного треугольника про случившееся. Противостояние Великих Домов — это уже не нашего ума дела. Думал, нас, или, по крайней мере, меня, срочно вызовут следом, но лорд Мехмед решил всех удивить и сам явился на внешку.

— Рубиновая марка, конечно — серьёзные деньги, — нахмурился капитан Абос. — Но так подставляться из-за всего одной. Господин, вы уверены, что причина в том споре? По мне, так ставка не стоит того.

— Естественно, дело не в деньгах, — скривился лорд Мехмед. — Верхан опозорен на торге за предзов, и теперь хочет смыть свой позор победой в нашем споре. Он запросто потратит на найм убийц больше, чем стоит на кону.

— Так, может быть, убрать парня из отряда на эти три месяца? Спрячем где-нибудь, и пусть себе сидит, пока срок не выйдет.

Отличная идея! Поддерживаю капитана всеми руками. Я не против любой дыры — даже тюрьма подойдёт. Мне без разницы, где ждать Ло. Жаль только, что товарищей по отряду подставлю. Без меня им сложнее будет.

— Исключено, — разбил мои мечты лорд. — Если юный талант не ходит за стены, то пропадает суть спора. Я не позволю Верхану избежать унижения. Я хочу видеть его глаза, когда я потребую свой выигрыш. Это произойдёт на приёме, устраиваемом нашим Домом. Там будут все. Этот синюшный шакал побелеет, когда я притащу туда того безногого, которого он посылал разобраться с мальчишкой. Специально сохраню ему жизнь. Молодцы, что поймали.

— У нас не было выбора, господин, — развёл руки Матвей. — Нужно было узнать, кто стоит за всем этим. Надеюсь, исчезновение отвечающего за устранение парня слуги будет правильно воспринято лордом Верханом.

— Верхан не отступится, — покачал головой лорд Мехмед. — До истечения срока приказываю следить за мальчиком день и ночь. Никаких больше выходов за пределы расположения кулака. Выходные пусть проводит в казарме или возле неё. За стенами же никакого геройства. Я пойму, если отряд будет брать меньше добычи. Лучше ищите норы, а не старого зверя. И смотри, малыш, — повернулся красноволосый ко мне, — даже в белые больше не лезь. Ты мне нужен живой.

— Хорошо, господин, — кивнул я.

— Думаю, тебе понятно, — перевёл лорд Мехмед взгляд на Матвея, — что в походах моего мальчика надо беречь, как себя самого.

— Это само собой, господин. Глаз с него не буду спускать.

— Этого мало. Приставлю к таланту одного из своих охранников. Пусть немного походит опять в безымянных. Там как раз подходящий дар.

— Добавление лишнего одарённого в и так сильный отряд будет тяжело объяснить остальным командирам, — нахмурился капитан Абос.

— А ты и не объясняй, — отмахнулся от него лорд Мехмед. — Пусть и в вашем отряде не знают, что новичок одарённый. Может, ему и не понадобится применять дар. Мой юный талант, как я понял, умеет за себя постоять. Да, малыш?

На последнем вопросе благородный положил мне руку на спину и провёл пару раз по рубахе ладонью вверх-вниз.

— Умею, господин.

— Вот и замечательно, — улыбнулся красноволосый. — Ты мне нравишься, мальчик. Не дай себя убить в эти три месяца, и твоя служба здесь на этом закончится.

Я округлил глаза. О чём это он?

— В моей власти досрочно перевести тебя в вольные. Выживешь — пойдёшь служить мне. Такому талантливому и красивому мальчику не место в обычных добытчиках.

Рука лорда коснулась моих волос. Снова гладит. Сыновей у него что ли нет?

— Всё. Я сказал, что хотел. Вы услышали. Не подведите меня.

Шапка не выделялся, ни ростом, ни статью. Во всём средний, с невыразительным обычным лицом, с короткими чёрными волосами и с полным отсутствием отличительных черт, за которые можно было бы зацепиться, описывая его внешность. Молчаливый, угрюмый и замкнутый он за весь первый вечер не проронил и десятка слов. Или по жизни такой, или его так расстроило новое назначение. Сидел себе спокойно при лорде во внутреннем городе, бед не зная, и нате вам — иди в безымянные, охраняй какого-то мальчишку.

Знать бы ещё, как он собрался меня охранять. Вопрос в лоб, заданный, когда я его подловил по дороге в нужник, ничего не дал. Пробурчал, что защитный дар есть, и на этом всё. Мол, большего тебе знать не надо. Не хочет, чтобы я расслаблялся, зная, что в любой момент… Может быть, он и прав. Не буду пока его дар смотреть. Нужно только на свои возможности полагаться, а то ещё дурную службу сослужит.

Утро выдалось радостным. Произошедший на рассвете прыжок перенёс полис в холмистую местность, называющуюся Закатным взгорьем и считающуюся среди безымянных одной из самых безопасных областей Земли.

Через седмицу я полностью разделял это мнение. В походе, который продлился шесть дней, нам ни разу не встретился по-настоящему опасный зверь. Как и в степи, отсутствие пышной растительности не позволяло достаточно крупному хищнику устроить засаду, а зворов здесь не было. Мелочовку же, вроде шакалов, волков и пятнистых котов мы били легко. Правда, чаще те и не пытались на нас нападать. Отряд из трёх десятков охотников может представляться добычей лишь совсем уж огромной стае.

Такие здесь попадались, но редко. Всего дважды хозяева травянистых холмов пытались нас проверить на вшивость. Один раз посреди бела дня волчья стая в полсотни голов окружила отряд в котловине, зажатой сходящимися в том месте увалами. В другой, уже ночью, на лагерь налетели шакалы. Сколько их было неведомо, но утром мы насчитали почти сорок тушек.

Несерьёзный противник. Оба раза мы справились в лёгкую. Среди нас даже не было раненых — царапины, синяки и укусы не в счёт. Единственные, кто представлял здесь опасность — пернатая родня орлов, что встречалась в холмах сразу в нескольких разновидностях. Из-за них нам весь день приходилось следить за небом. Но и тут обошлось без жертв, так как один молодой одарённый хорошенько набил руку в долине Оргаров, охотясь на птиц.

Но всё это — помеха, а не добыча. Семена, бобы в холмах брали не из сердец мелких хищников. По долинам и склонам здесь бродили стада диких коз, лошадей и баранов. Среди этих копытных нет-нет попадалось такое старьё, что не всякий охотник осилит. В одиночку. Толпой же мы справлялись со всеми, кого удавалось поймать. Теперь знаю, что облаву возможно провернуть и всего тремя десятками человек. Кто-то на забое, а большинство загоняет. Каждый день приходилось призывать клинки не по разу.

Ну, а самым ценным трофеем Закатного взгорья, если не считать нор в Бездну, которых нам встретить не довелось, по праву считался Мечезуб — огромный жёлтый котяра с клыками в локоть длиной, сильный, быстрый, а главное: очень выносливый. Если выбрал жертву — конец ей. Будет гнать хоть весь день. Жаль живёт одиночкой и оттого не рискует нападать на людские отряды. Одного лишь взять вышло.

Да и в целом добычу с той, что взяли в Великой степи, не сравнить. Наградных — курам на смех. Но зато потерь нет, и ещё одна седмица долой. От заветных трёх месяцев я шестую часть продержался. Прав был лорд — мне сейчас безопаснее за пределами лоскута. Отдохнём один вечер, ночь поспим на кроватях — и снова в поход. Что нам новый рассвет принесёт?

— Это где мы?

Нахмуренные брови Глиста, как и сам прозвучавший вопрос, совершенно не радуют.

— Мёртвый лес?

— Не. Там деревья погуще стоят. И пониже они.

— Зато мох один в один тамошний.

Это что ли Медведушка называет мхом эту паклю? Разве же это мох? Свисающие с древесных ветвей огромные зелёные тряпки похожи на рваные паруса. Вся округа в такой «красоте».

— Командир, узнаёшь места?

— Неа, — сознаётся Матвей. — Может, какая окраина Гнилых болот, может, такая часть Мёртвого леса, куда наш лоскут не заносило при мне. Ждём, что капитан скажет. Вон, пошёл уже к лордам. Совет будут держать.

Ожидание тяготит. По ту сторону канала подлинно другой мир. Начиная от вида высоченных, по три-четыре сотни локтей, деревьев и заканчивая долетающими до нас звуками и запахами — всё чужое, незнакомое, непривычное. Причём, не только нам, предзам. Местные безымянные тоже хмурятся, не узнавая странного леса, обступившего полис.

А вон и первые обитатели здешних мест показались. К краям толстых веток, срезанных переносом лоскута, от стволов подбегают мохнатые, длиннохвостые звери. Какая-то родня хортов с более тёмным мехом и меньших размеров, но с сильно выступающими вперёд челюстями, делающими их морды похожими на волчьи. Средняя особь размером с меня. Волосатые недочеловеки молча скалятся, подтверждая, что и зубы у них под стать серым хищникам.

И зверей всё больше и больше. Уже облепили все ближайшие ветки. Огромная стая. Некоторые ветки-обрубки торчат в нашу сторону немногим выше уровня стен. Оттуда есть шанс перепрыгнуть сюда. Про верхние ветви и вовсе молчу.

— Чего ждём, командир? — кричит Глист.

Матвей косится на ворота, над которыми Кровопийцы — так называется отряд знати, какому выпал черёд промышлять за стеной в эту седмицу — и глава кулака спорят о чём-то, сопровождая свою речь частыми жестами. Через миг капитан поворачивается в нашу сторону и делает руками движение, словно натягивает тетиву.

— Бей! Стрелять по готовности! — командует Матвей и сам тут же выхватывает стрелу из колчана.

Приказ нашего командира немедленно подхватывают старшины соседних отрядов, и тот уносится по цепочке всё дальше и дальше. С другой стороны ворот те же самые слова вылетают из уст Ефима. Миг — и стена оживает. Треньканье луков, щелчки арбалетов. Стрелы роем уносятся к веткам с хортятами, как я для себя обозвал длиннохвостых зубастиков.

Расстояние слишком мало, чтобы мазать. Облепившее ближние ветки зверьё начинает валиться вниз. Вот это я понимаю охота — и ходить никуда не надо. Но я рано радуюсь. На деревьях поднимается вой такой силы, что хоть воск в уши лей. В вышине на ветвях мохнатых хортят ещё больше, чем здесь. Сквозь прорехи в зелёных парусах мха видны сотни и сотни зверей, продолжающих скапливаться на растущих возле стены деревьях.

Присмотревшись, я замечаю, как там дальше, в глубине леса, от крон к кронам стремительно перелетают многочисленные тёмные пятна. И это не просто прыжки. Слишком уж велико преодолеваемое за один присест расстояние.

— Копья в руки!

Крик Матвея на долю мгновения обгоняет настигшее меня понимание, а секундой спустя небо над нашими головами заполняется сотнями прыгнувших сверху хортят. Йоковы белки-летяги замедляют падение растянувшимися между лапами перепонками, заодно управляя полётом. Часть из них метит прямо на стену, другие нацелились спланировать дальше, нам за спины.

Успев бросить лук под ноги, бью копьём в опускающегося мне на голову зверя. Нанизал, как на вертел, но следующего хортёнка приходится уже рубить сорванным с пояса топором. Их так много, что на каждого человека нападает по три-четыре летуна разом. Своих я кое как раскидал, но не всем из наших хватает проворства осилить подобное. Слева кто-то облепленный мохнатыми тварями летит со стены в канал. Справа Рваный, посмертно подтвердив свою кличку, падает с разодранным горлом. Ещё дальше схватившая два топора Домовиха безуспешно пытается отбить мужа у заваливших его на доски настила хортят.

Зверей слишком много, и устоять под таким натиском защитникам полиса позволяет лишь дар. Вернее, дары, какими народ, у кого они есть, уже вовсю пользуется. Сёпа прёт кабаном по стене, тупо скидывая мохнатую погань в ров пачками. Кусок в дюжину шагов он расчистит. Я на этом краю вовсю режу, кромсаю, колю летунов, до которых могу дотянуться. Не мешали бы товарищи по отряду, кого могу случайно задеть, косил бы тварей клинками, что косами — их тут, как в поле колосьев.

У ворот настоящая свистопляска с громом и молниями. Лорды в лёгкую выбивают свою долю врагов. Уж кому-кому, а благородным ничего не грозит. С этой мелочью, пусть и такой многочисленной, они справятся запросто.

Между тем, к беснующимся на стене хортятам всё продолжает и продолжает прибывать подмога. Здешний лес полон мохнатой погани. Видать, лоскут прыгнул прямо к гнездовьям этих хищных зверей. С верхних веток всё падают и падают летуны.

Внезапно у нас над головами из ниоткуда появляется целый рой светлячков. Разлетевшись квадратной сетью на десяток саженей, огоньки размером с кулак остаются висеть в воздухе. Это — искорки Матвея. Командир тоже призвал свой дар.

На прикрытом участке стены становится сразу полегче. Цепляющие огоньки летуны с визгом падают вниз. Искры Бездны насквозь прожигают, что перепонки, что лапы, что туловища с головами.

Мой дар весь вышел. Рублю хортят топором. С копьём здесь не развернуться. Зря я смеялся над Шапкой, таскающим на поясе две широкие короткие сабли. Да, не для охоты на крупного зверя оружие, но сейчас самый раз с ним отплясывать. Приставленный ко мне лордом охранник бегает за мной хвостиком. Я не против. Спина постоянно прикрыта. Мужик бьётся куда лучше меня. Кроме добрых долей, у него, в отличие от просто ловкого малолетки, ещё имеется и мастерство с опытом.

Что у Шапки за дар мне неведомо. В холмах не было повода его применять, но сейчас в любой миг способность моего охранника может понадобиться. Хортят не становится меньше. Мы бьёмся и бьёмся. Руки по локоть в крови. Когда уже эта погань закончится.

— Помогите!

В паре десятков шагов от меня, в центре кучи из разрубленных тушек, крутится с двумя топорами в руках Кожемяка. Рубаха Лима разодрана в лоскуты. Здоровяк весь в крови. Прикрывавший его безымянный из местных по кличке Квашня лежит рядом без признаков жизни. Нужно срочно помочь! К спине друга прицепился летун. Когти лап впились в кожу, пасть пытается отодрать кусок мяса чуть ниже загривка.

Бросаюсь к Лиму, но меня опережает Сепан. Метла тоже выжат, но он и без дара способен на многое. Длинный нож входит зверю в живот. Сёпа сдёргивает хортёнка со спины друга свободной рукой и швыряет через зубчатый парапет вниз.

Ну и ну! Наш Кузьма настоящий везунчик. Живой и здоровый карабкается на стену по сброшенной лестнице. Видать, упал в ров ещё в самом начале. Вода его и спасла. Дожидаюсь трактирщика, помогаю перебраться через край.

— Держись меня!

Чудика пролечили пока мы шарахались по холмам. Не дам труду лекарей пропасть зря. Слабосилок подбирает копьё. Пользы от мужика — ноль без палочки, но мы с Шапкой и сами справляемся. Кстати, летуны перестали валиться на голову. Сеть Матвея? Да нет, искорки давно выдохлись. Неужели, звериная стая имела конец? Очень похоже на то. Мы отбились!

— Раненых вниз! — на всю стену орёт командир.

— Все вниз!

Это уже капитан. От ворот к нам бегут воины в разной одежде. Это вольные!

— Кто в порядке, все в город! — на ходу раздаёт приказы Абос. — Чистить улицы! Быстро! Разбегутся по внешке — замучаемся отлавливать!

И действительно, я совсем позабыл про тех хортят, что перелетели через нас. А ведь их было больше, чем тех, что упали на стену. Сотни, если не тысячи хищников шустрых способны устроить такую резню, что кровь зальёт улицы от края до края.

Соскальзываю вниз по сброшенной кем-то верёвке. За ранеными уже бегут слуги-пустышки — тут справятся без нас. Матвей уже на земле и криками собирает отряд. Это все? И двух десятков ведь нет. Фух… Ещё бегут. Вижу Рыжего, Молчуна, Домовиху.

— Что с мужем? — заглядываю в сухие и собранные глаза женщины.

— Я — вдова.

И, ни слёз, ни предательской дрожи в голосе. В этой паре на Путь становилась она.

— Мне жаль.

— Всё потом, — отталкивает она мои руки.

Не железная всё же. Таки шмыгнула носом.

— Работаем группами по три человека! — торопливо начинает Матвей. — Наш отряд берёт шесть улиц справа от осевой. Двигаемся от стен пока не перестанут встречаться мохнатые. Потом разворачиваемся — и в обратную сторону. Всё, пошли, пошли! Встречаемся здесь же!

Нахожу взглядом Кузьму. Надо взять с собой, а то сгинет ещё. Но меня опережают.

— Чудик, давай с нами, — тянет трактирщика за руку Сёпа. — Будешь делиться удачей, везучая морда.

В тройке с Метлой и Медведушкой дядька не пропадёт. А что Лим? Здоровяк весь в крови, но где там своя, где чужая пойди разбери. На ногах стоит твёрдо. Те раны, что нанёс Кожемяке летун, для него ерунда. С другом Глист и Лупатый из новеньких. Возьму Рыжего. Эф пока не решил, с кем идти.

— Эй, давай сюда, — машу одарённому.

Третьим, ясное дело, со мной идёт Шапка. Мы одни из последних. Остальные уже убежали. Выбираю направление. Трусим вдоль стены к дальней улице из указанных командиром. Во внешке они идут часто. На квартале между двух крупных до десятка поменьше. По дороге срубаю хортёнка, попытавшегося броситься мне на голову с крыши одного из домов.

— Смотрим вверх! Не все на земле!

Но внизу тварей всё-таки больше. Внешка тонет в душераздирающих воплях. Стоит отвернуть от стены, как в узких лабиринтах хаотичной застройки начинается Бездна. Пустышки, в основном дети и женщины, куда-то бегут, не разбирая дороги. Хортята повсюду. Здесь у них нет противников, только жертвы. И зверей гонит явно не голод. Напрыгнуть, загрызть — и на поиски новой двуногой добычи. Хозяева леса истребляют пришельцев, явившихся к ним вместе с домом, накрыв им часть дома чужого. По крайней мере, другого не приходит на ум.

Ох, сколько здесь трупов… Особенно детских. Я мгновенно зверею. Среди маленьких растерзанных тел мне мерещатся: Важ, Зуя, Фока и остальные сиротки, кого я оставил в Предземье. Эх, дара нет… Но и топоры — второй я подобрал ещё на стене — при моих долях замечательно рубят ненавистную мохнатую плоть.

Взмах — и хруст звериного черепа мгновенно сменяется чавканьем. Ещё удар — и из распоротого брюха тварюки выпадают кишки. Я быстрее уродцев — от меня не уйти. По одному хортята не представляют опасности для сильного воина. Шапка с Рыжим тоже вовсю крошат хвостатую погань. Мы медленно, но уверенно продвигаемся по узкой улице, очищая её от зверья. Шли бы быстрее, да постоянно приходится врываться в дома бедноты, откуда доносятся крики и звуки борьбы.

На моём счету уже под две дюжины тварей. Мне мало. Кровавая пелена смыла разум. Бесчисленные детские тела будут сниться мне до конца жизни. Я стараюсь не смотреть, не заглядывать в лица, но это не помогает. А хуже всего то, что я ничем не могу помочь раненым. Ни зелий, ни мазей, ни умения. В этом плане я совершенно беспомощен. Рыдающие, хрипящие, скулящие малыши лежат в лужах крови, пытаются куда-то ползти, умирают на руках матерей, сестёр, братьев.

Мне кажется, я и сам умер. В голове одна мысль: «Быстрее! Быстрее! Быстрее!». Каждый миг эти твари убивают кого-то ещё. Я несусь всё вперёд и вперёд. Рублю, рублю, рублю. Снова рублю. Я не чувствую боли, когда тот или другой летун достаёт меня когтем. Я не слышу обращённых ко мне слов товарищей. Я отпихиваю пытающегося до меня докричаться Шапку. Я — Кара! Я — Смерть! Я — Возмездие!

Нет! Я — Спаситель! Мне нужно спасти всех слабых и беспомощных в этом городе. И я спасаю. Спасаю, как могу — сею смерть. Бью топором, бегу дальше, бью снова. Глупые звери не пытаются прятаться от меня. Они тупо кидаются на любого, кто находится рядом. Им не важно мужчина то, женщина или ребёнок.

— Нет! Нет! Нет!

В хриплом вое старухи вся боль мироздания. Дряхлая бабка — во внешке немало таких — сидит на земле, прижимая к себе лежащую перед ней девушку с разодранным горлом. Сам того не желая, выхватываю взглядом покрытое кровью лицо.

Исиль… Вот и подарил жизнь убийце. Мне жаль и её. Мне всех жаль. Я плачу без слёз и бью, бью, рублю. Мне кажется, это никогда не закончится. Проклятый Путь! Проклятая Земля! Проклятый ненавистный Арх!

Навстречу нам, перекрыв живой стеной улицу, шагают воины с выставленными вперёд копьями. Пустые из ближайшей школы, готовящиеся стать безымянными. Ведёт их вольный в шлеме городского стражника. Оставшиеся недохорты зажаты в клещи. Минута — и последний из хищников падает замертво, зарубленный моим топором.

— Хорошая работа, безымянные, — кивает нам вольный, оценив количество мохнатых трупов за нашими спинами. — Возвращайтесь к стене. Переулки мы сами зачистим. Вам срочно надо к лекарям.

Меня дёргают за руку. Оборачиваюсь. В глазах Шапки страх. Но боится он в этот раз не за меня, а меня.

— Очнись, псих! Возвращаемся! Ты не в себе!

— Где Эф?

Сердце продолжает колотиться в груди, но разум начинает медленно возвращаться.

— Кто?

— Рыжий.

— Рыжего давно загрызли. Ты даже не заметил. Очнись, мелкий псих!

— Жалко…

— Себя пожалей. Ты сейчас упадёшь. Я весь дар на тебя спустил. Посмотри на себя.

Я опускаю голову и, словно со стороны, смотрю на покрытое бесчисленными ранами голое тело. Почти голое. Под поясом ещё кое-где остались покрытые кровью обрывки штанов. Рубахи нет вовсе. Как и не хватает мизинца на левой руке. Я даже не заметил, как его мне отгрызли.

— Я не смог спасти…

Оставшиеся пальцы до хруста в костяшках сжимают скользкие рукояти топоров.

— Пошли уже, псих. Рыжего не вернуть.

— Я про них, — киваю я на разбросанные по улице в большинстве своём маленькие тела.

— Пустота, — отмахивается вольный, играющий роль безымянного, каким был когда-то. — Бабы ещё нарожают.

А ведь ещё раньше он и сам был пустым… Гнилой город, гнилые люди. Сплошная гниль…

Ненавижу Арх!