Беззаконие отцов наших

— Мы их нашли.

— Кого?

— Этих говнюков огромных. Чудовищ, — ответил Камерон на вопрос Джексон. Парень буквально подпрыгивал от восторга.

Взгляд Джексон упал на Филипа, в нем ясно читалось: «Можешь поработать один, пока я разберусь?» Филип вытер пот со лба и кивнул в том смысле, что, мол, да, могу.

Начальник с кряхтением поднялся. Пищевой синтезатор, который вчера разбирали, сегодня собирали обратно. Почти половину вынутых было из стоек цилиндров теперь вернули на место, и половину из них уже подключили. Собирать дольше, чем разбирать. Причем это очень многого касается, подумал Филип.

— Ну так что там?

— Мухаммеда Клейна знаешь? Толстый Мухаммед, не тот, не кривоносый. Так вот он прицепил к дронам-разведчикам химические датчики. Мы почему не могли их отследить? Потому что за ними следом ходит еще один вид. Типа мелких птиц, питаются личинками и всем, что со зверюг падает. Все следы заметают начисто. Единственный след — выделения аммиака в местах их лежки, спячки или чего там еще. Так их и нашли.

Филип взял очередной конденсатор, плоскую красную коробку чуть больше ладони, и трижды проверил состояние заряда, прежде чем сунуть элемент в основание цилиндра. При этом внимательно слушая Камерона. Звери, значит, оставляют аммиачный след. Пахнут только что отдраенным сортиром. До Филипа дошло, что все это время у города было средство раннего оповещения.

Плевок Джексон полетел на землю.

— И где они?

— Везде. На севере. На юге. По всей долине.

Филип и Джексон переглянулись.

— Полностью не закончу, но до контрольной точки доведу, — сказал Филип. — Говорю на случай, если хочешь пойти глянуть, как там дела с обороной.

— Думаю, стоит сходить.

— Ну так.

Начальник провел руками по бедрам, будто ладони вытер, и вместе с Камероном направился к научной лаборатории. Филип водрузил новый цилиндр на место и, придерживая одной рукой, другой закрутил болты. Без второй пары рук было немного неловко, но терпимо. При гравитации в полную g вообще ничего не вышло бы.

Чем-то подобным люди занимались по всему городу. Из-за фальстарта с переездом все стояло полуразобранным. Или полусобранным. Это с какой стороны посмотреть. Небо залило практически изумрудной зеленью. Белоснежные облака на западе вздымались чуть не до орбитальных высот. Филип не любил на них смотреть. Его уже не ужасало существование вне безопасных пределов корабельного корпуса, но вид облаков никак не давал забыть, в пространствах каких масштабов приходится жить на планетах. Странно все-таки — живешь посреди пустоты, бесконечно превосходящей своей огромностью расстояние отсюда даже до самого высокого облака, и чувствуешь себя совершенно спокойно, когда вокруг тебя тонкий металлический пузырь. Дело в перспективе, видимо. Вселенная огромна всегда, так ты ее и воспринимаешь. Хитрость в том, чтобы не видеть больше, чем сможешь вынести. И понимать, откуда куда смотреть.

Филип закрутил на место последний болт, проверил, что ничего не болтается, и взял следующий конденсатор. В нем оставался заряд, так что пришлось запустить цикл заземления и минутку подождать. Филип сначала услышал Люарда, только потом увидел.

— Верните где взяли. Это не ваше!

Филип потянулся вперед для лучшего обзора. Они шли с восточной части города по проходу между домами, где бесчисленные ноги за долгие месяцы вытоптали растительность и плотно убили дерн. Проход пока не дорос до звания улицы, но со временем это обязательно случится. Двое парней в форме команды техобслуживания волокли тележку. Приземистую плоскую хреновину на колесах больше широких, чем высоких, похожую на желтый стальной поддон с роликами. Глава ученых шагал следом, задрав голову и на каждом шаге поднимая колени, как солдат на плацу. Он был в ярости, что Филип уже имел возможность наблюдать. В новинку было то, что он выглядел нелепо. Не сам по себе, нет. Просто парни из техобслуживания ухмылялись и хихикали, вот и все.

— Стойте, вы! — орал Люард. — Она нам нужна! Вы не можете просто взять и увезти к себе.

Парень повыше склонился к уху невысокого напарника и что-то сказал, но слишком тихо, чтобы Филип мог разобрать. Коротышка усмехнулся. Прозвучало недобро. Кое-кто в соседних домах притормозил с работой. Люард задушенно взвыл и ринулся вперед. Схватил задний край тележки и потянул. Тележка дернулась, улыбки с лиц парней исчезли. Они побросали лямки наземь и повернулись. Тот, что поменьше, упер руки в бока, чтобы казаться шире.

— Какого хера ты творишь, койо? — спросил он.

Филипа слегка тряхнуло от страха. Этот тон он знал. Знал, что он значит, а вот Люард, похоже, нет.

— Вот это, — Люард ткнул пальцем в тележку, — собственность биолаборатории. Это даже не строительное оборудование. Нельзя же приходить когда захочется и забирать что понравится.

Высокий напустил на себя печальный вид. Заговорил тоненьким, издевательски-напевным голоском:

— Ай! Не строительное, значит! Боже! Нет! Как жаль. Нет нам прощения.

Он осклабился, шагнул к Люарду и сказал уже нормальным тоном:

— Она будет работать там, где мы скажем.

— Верните сейчас же!

Но Люард все-таки дрогнул. Начал понимать, что происходит.

— Или что? — спросил коротышка.

— Ты о чем?

— Я говорю: или что? Что сделаешь, если не вернем, а?

Люард огляделся, увидел устремленные на него глаза. Филип, словно настроенный с ним в резонанс, всем нутром чувствовал его унижение. Будто они оба проснулись от одного и того же сна. Словно это Филипа унижали. Люард подошел к тележке и опять потянул руки, намереваясь забрать. Высокий упер ладони Люарду в грудь и толкнул. В слабой гравитации падение растянулось на секунды, в конце его ноги Люарда задрались к небу. Тем не менее, удар заставил его задохнуться. Короткий заржал и двинулся на Люарда, сжав кулаки.

— Э! — крикнул Филип.

Один звук. Жестко. Резко. Двое обернулись. Ну, сука, ладно, подумал Филип. Теперь поздновато размышлять, ввязываться или нет. Уже ввязался. Но подходя к заварушке, он понял, что не жалеет.

Высокий целое представление устроил, оглядев Филипа сверху донизу.

— Кореш твой?

— Я его вообще не знаю, — ответил Филип. — Я подрядчик.

— Так за чо тогда базар, подрядчик?

Люард за спинами парней поднялся на ноги. В глазах наконец замерцал страх. Поздно, но лучше поздно, чем никогда. Филип разглядывал парней. Они моложе. Выросли в гравитационном колодце, судя по телосложению. Случись драка — отметелят его как пить дать. По уму надо бы свалить. Но вот поступать по уму не хотелось.

Работа вокруг встала. Наезд на Люарда шокировал, но с учетом обстоятельств не удивлял. А вот этот парень удивил. Если бы он не вышел, тоже следил бы себе тихонько за происходящим.

— Да вот прикидываю, что бы ты сказал, если бы я у тебя без спроса начал инструмент таскать, — ответил Филип. «Мы и есть профсоюз», сказал Моисей где-то на задворках сознания. Глупо, но что остается-то? — Что Хандро с ним закусился, это не мое дело. Мне все равно, кто из них кого не любит. Я здесь дело делаю, вот и все. Но если вам что надо, у профсоюза есть правила на этот счет. А так не делается.

— У профсоюза? — Коротышка наклонил голову к плечу.

На миг Филип был уверен, что парень сейчас на него кинется. Что между ними вот-вот вспыхнет драка. Он не боялся драки. Даже хотел. В него намертво въелась память о том, как еще ребенком, вряд ли даже подростком, он руководил налетом на марсианскую верфь. Видел гибель бойцов, своих и вражеских. Он помнил это упоение. Более того, ощущал его отголоски прямо сейчас. Коротышка, похоже, заметил в Филипе перемену, потому что смешался на секунду и на полшага отступил.

— А он прав, Эйлин, — послышался сбоку голос Джексон. — А ты — нет, и сам это понимаешь.

Высокий театрально пожал плечами. Судя по всему, Эйлин. Пора бы и правда выучить их имена.

— Как скажешь, Джекс.

— Вот так и скажу. Здесь рабочая зона, а не детская площадка. Идите уже, блядь, работать.

Когда парни повернулись к тележке, Люарда и след простыл. Про него никто не вспомнил. Они подняли лямки и потащили тележку на север. Филип проводил их взглядом.

— А яйца у тебя на месте, Нагата. — В голосе Джексон слышалось уважение. — Не поспоришь. Но мой тебе совет — не лезь в пекло.

— Я тебя понял, — ответил Филип. — Прикроешь ненадолго, лады?

— Дела появились?

— Есть немного. Не пускай Камерона…

— Мы дождемся тебя, сами подключать не будем. Я ж не тупица. Ты это… аккуратнее там.

Филип не бывал в офисе Нами Ве с тех пор, как вышел из челнока с Моисеем на пару. Здесь они подавали заявки на питание, подтверждали корпоративные стандарты, получали койко-места и знакомились с местной правовой политикой. Филип все это едва помнил.

Комната нисколько не изменилась. Те же зеленые с серым стены, маленькое окошко да легкий металлический столик. Все мелочи, какие Филип подмечал сейчас, скорее всего были здесь и в тот раз. На столе — оправленное в серебряную рамку фото мужчины с темными волосами и реденькой бородкой. В углу — ваза с местными цветами. На стене — скромный серебряный крест. Филип не замечал за Нами Ве особой набожности, но кресту не удивился.

И хозяйка кабинета осталась та же. У Филипа успел сложиться некий ее образ, но пока он говорил, пока смотрел, как она слушает, понял, что картинка с реальностью не так-то и вяжется. Образ состоял из профессионализма, скромной харизмы, мягких глаз и жесткой улыбки человека, чья работа — говорить что все в порядке, даже когда все совсем наоборот. На деле же у Нами Ве оказалось живое лицо с сеточкой морщинок в уголках губ и глаза, которые, казалось, с одинаковой легкостью сияли что от смеха, что от слез. Филип вдруг понял, что хочет ей нравиться.

— Садись. — Она указала на рахитичную табуретку напротив стола.

Филип сел и развел руками у пояса — старый астерский жест «давай к делу».

— Ты администрация. Не знаю, что должно быть сделано, знаю только, что делать это не мне.

Он не удивился бы, скажи она: «А мне-то, по твоему, что делать?» Хороший, кстати, вопрос. К ее чести, она лишь облокотилась на стол и поджала губы.

— Он ранен?

— Не знаю. Ты бы его сама спросила. Его сбили с ног.

— И Алехандро там не было.

— Это были его парни. Людей порой заносит, и если так и оставить, назад уже не отыграешь. Это вроде…

— Оскорбление, — сказала Нами Ве, и в ее голосе уже не звучало обычное дружелюбие. Его место заняла бесконечная усталость. С толикой висельного юмора, может. — Это оскорбление.

— Это проблема. И кто-то должен ее решить.

— И этот кто-то — я, — сказала она печально. — Спасибо, Филип. Мне скорее всего еще понадобится твоя помощь. Но я услышала твои слова, и приму их со всей серьезностью.

— Этого хватит?

Она нахмурилась в ответ.

— В том смысле, — сказал Филип, — что Хандро тебя еще слушает? Раньше ты могла диктовать, но тогда за тобой стояла компания. За мной — профсоюз. За нами… А сейчас он станет слушать?

— Все получится.

Нами Ве говорила очень убедительно, и Филипу почти удалось уверить себя, что она и правда ответила на вопрос.

— Ты не понимаешь, что он такое, — Филип очень постарался не дать прозвучать в словах отчаянию.

На удивление, Нами Ве не пропустила их мимо ушей. Что-то в его лице заставило ее нахмуриться и откинуться на спинку стула.

— Так расскажи, Филип.

— Люди вроде него… — начал он и замолчал. — Мой отец таким был. Сильный. Уверенный. Его любили и очень старались заслужить его любовь. Получить хоть толику доверия, если выйдет. Творили страшное, лишь бы он заметил.

— Типа чего? — спросила она.

Филип не ответил. Понял вдруг, что избегает ее взгляда. Она кивнула, улыбнулась и показала на висящий на стене крест.

— Мама моя была святой. — Сарказм это или нет, сказать было трудно. — Она умерла несколько лет назад, здесь, и мне кажется, немало людей в колонии удивилось, как это солнце не погасло.

— Жаль, не довелось встретиться.

— Это ты сейчас говоришь, — рассмеялась Нами. — Но когда о тебе так переживают, что постоянно изо всех сил спасают от тебя самого, это охренеть как выматывает.

— Ну знаешь, если уж выбирать…

— Слушай, — перебила Нами. — Я не хочу слушать, как и чем отец усложнял тебе жизнь, и рассказывать, как и что жизнь под крылом Святой Анны разломала во мне — тоже. Нам с тобой не в чем соревноваться. Что тут скажешь. Только одно — родители, сами того не желая, взваливают на нас тяжелое бремя, а нам таскать его на горбу до конца жизни, и ничего тут не попишешь. Но и тебе, и мне приходится выбирать, как именно это бремя нести.

Она через стол дотянулась до руки Филипа. Ладонь была теплая и сухая. Нами улыбнулась и грустно, и ободряюще одновременно. Филипу захотелось на нее заорать.

— Это все хорошо и прекрасно, но проблема с Хандро сама собой никуда не денется.

Филип отдернул руку, чтобы разбить этот интимный междусобойчик, и понял, что почти с радостью видит, как с лица Нами исчезает улыбка.

— Знаю, — ответила она.

Филип вскочил с табуретки и рванул за дверь, по ходу врезавшись в косяк. Вышел на городскую улицу. Что-то изменилось. То ли люди и впрямь увидели младшего электротехника в новом свете, то ли ему просто так казалось. Грудь сдавило, словно он с полупустыми кислородными баллонами ушел от корабля слишком далеко. Филип понял, что топчет землю слишком сильно, и от этого слегка подпрыгивает.

Моисей, скрестив руки на груди, поджидал у пищевых цилиндров. Ветер гнал с запада облака, воздух пах дождем. Джексон и Камерон где-то болтались, но их инструменты лежали на месте, словно это Моисей попросил всех немного прогуляться. Филип прислонился спиной к стальному корпусу и сунул руки в карманы.

— Какого хера ты творишь, Нагата? — Моисей говорил тихо, но голос его звенел. От злости, или, может, страха. — Чего ты суешься в их разборки? Нас втянуть собираешься?

— Нам тут жить. Может, недолго, а может, придется и задержаться. Их разборки не только их касаются.

— Чушь собачья.

— Нет, не чушь. — Моисей отступил на шаг, будто Филип этими словами влепил ему пощечину. — Я знаю таких как Хандро. Смотри — люди боятся, им больно, так? А тут появляется большой человек, весь такой уверенный. В себе уверенный в первую очередь. Все, что грызет тебя, его даже не задевает. Да и команда у него имеется. Все встают под его знамя, и начинается кошмар. Сущий ад.

Моисей прочистил горло, но Филип продолжил, не дав ему сказать:

— Прямо сейчас начинается новая жизнь. Нельзя спускать подобное на тормозах. Позволишь один раз — и уже не остановишь. Течь надо затыкать, пока она маленькая, иначе хлопот не оберешься, когда вырастет.

— А ты, значит, собираешься все исправить.

— Я нашел проблему, доложил администрации. Но там проблемы решать не умеют. Не те люди.

— И какие же, интересно, в администрации люди? — спросил Моисей.

— Мягкие, — ответил Филип. — Мягкие люди.

— А может, это не совсем твоя работа — найти самого жесткого козла во всем городе и сделать из него врага?

— Так оно и происходит обычно, Моисей. Пока никто не поднимется, никто и не поднимется.

— Я не знаю, из какого говна состоит твой сраный внутренний мир, — сказал Моисей. — Мне похер. Как твой начальник я заявляю, что мы держимся подальше от местных драм. Здесь мы ровно до тех пор, пока не сможем вернуться в Альфу, к Дисетисьет.

— А давай я заявлю, что пошел ты на хер? Что насрать на твои правила, делаю что хочу? Давай так, Моисей? Давай я стану еще одним Хандро? Что делать будешь? Мы же оба понимаем, что больше никакого профсоюза за тобой нет, так что лучше, блядь, не путай меня с мягкотелыми местными, койо.

Моисей нахмурился, щеки прорезали глубокие морщины.

— Ты переходишь границы, Нагата. — Он уткнул палец в грудь Филипа. — Вконец охренел и переходишь все границы.

Но затем просто ушел. Что ему еще оставалось? Филип вернулся к цилиндрам. До бури надо успеть смонтировать все и поставить стенки на место.

Филип шагал сквозь ливень. В неполной гравитации капли падали медленно, соединялись, и дождь состоял из тяжелого неумолимого тумана вперемешку с пузырями воды. Где-то за облаками садилось солнце. Судить об этом можно было только по тому, как темнело вокруг.

Площадь не опустела. Стены у некоторых зданий поднимались наружу — получались навесы, где люди могли сидеть и на улице, и в то же время не под дождем. Лужицы света, как ночные киоски на картинках с планет, где Филип никогда не бывал. Он прошел мимо места, где разделывали чудовище. Даже вблизи он не разглядел ни пятнышка крови, хотя вроде бы учуял странный запах типа перегретого железа.

Филип вымок до нитки, пока дошел до администрации. Постучал, и Нами Ве пригласила войти. За пару часов металлический стол успели убрать, принесли еще стульев и составили их в тесный кружок. Напоминало собрание очень маленькой группы поддержки.

Люард сидел спиной к двери. Хандро — напротив него, вытянув ноги и положив руки на спинки соседних стульев. Нами Ве снова приняла свой профессиональный облик, улыбчивый и любезный. Филип с удивлением заметил, что ему от этого грустно.

— Здоров, Нагата, — сказал Хандро.

— Ойе, Хандро, — и, повернувшись к Нами Ве: — Звала?

— Да, и спасибо, что пришел. — Она кивнула на пустой стул. — Есть пара вопросов о произошедшем. Я надеялась, ты поможешь восстановить события.

Хандро с полуулыбкой посмотрел куда-то посередине между Люардом и Филипом. Люард тесно скрестил на груди руки.

— Да, — ответил Филип. — Конечно.

Он по новой рассказал всю историю. Люард, тележка, толчок. Джексон. Говорил, ни на кого не глядя, но и головы не опускал. Просто смотрел в одну точку на стене. Закончил и пожал плечами.

— Так, — сказала Нами Ве. — Немного разнится с твоими впечатлениями, Люард?

— Это было нападение, — вскинулся глава научного отдела. — Какая разница, сколько раз меня ударили? На меня напали.

— Может, напали, может, нет, — сказал Хандро. — Нагата, тебе драться приходилось?

Филипа окатило холодом. Шум дождя, казалось, разом смолк.

— Ты о чем?

— Приходилось драться? Видел когда-нибудь, как один человек пытается реально покалечить другого? Ты идешь, смотришь — парни дурачатся. Ну силы не рассчитали. Если драться не приходилось, мог перепутать. Увидеть чего не было.

— Драться приходилось, — сказал Филип.

Но он говорил тихо, и Нами Ве его перебила:

— Как бы то ни было — совершенно ясно, люди перешли черту. Все мы знаем, кто замешан, то есть вопрос только в том, как нам двигаться дальше. Хандро, это твои люди. Они должны все исправить.

По глазам, по тонкой улыбочке Филип видел, что Хандро весело.

— Ага, лады. Прослежу, чтобы извинились. Не сомневайся.

— И вернули тележку, — подсказала Нами Ве.

— Нужна ему тележка — будет тележка.

— И вот что, Люард. — Нами Ве повернулась к ученому. — Думаю, для блага общества будет невредно, если ты и кто-нибудь из научной группы поможете строить укрепления.

Холод в груди Филипа зашевелился и стал расти.

— Что с голосованием? — На него уставились три пары глаз. — Мы голосовали за перенос города. Что с голосованием?

— Да. — Люард протянул широкую ладонь в сторону Филипа. — Кстати.

— Уже проехали, — сказала Нами Ве. — Так что, Люард? Поработаешь на общество?

— Поставим тебя на легкий труд, — сказал Хандро. — Весело будет.

Люард поджал тонкие бескровные губы, молча встал и вышел. Дверь закрылась, Хандро усмехнулся. Он победил и ясно это понимал. Филип понимал то же.

— Ты должен держать своих в узде, — говорила Нами Ве откуда-то справа. — Нам отчаянно нужно, чтобы все работали как один.

— Мои будут работать, — ответил Хандро. — Пока делаем что правильно, еще как будут.

Филип поднялся, через силу кивнул обоим и вышел вон. Он чувствовал себя как-то странно, но не понимал почему. Словно подташнивало, да голова чуть кружилась. Хотя на самом деле ни то, ни то. Другое чувство, хоть и без названия, но знакомое. Такое с ним уже случалось.

Навесы нескольких зданий на площади оставались поднятыми. Дождь стал холоднее и реже. Филип прислушивался, не запоют ли чудовища, но белый шум дождя скрывал любые звуки. Если бы надвигалась беда, кто-нибудь предупредил бы. А если она и не нагрянет этой ночью, все равно придет скоро. Каждая мирная ночь добавляет опасности следующей. Филипу и это чувство показалось знакомым.

В комнате он нашел сидящего на раскладушке Моисея. В расстегнутом до пупа комбинезоне, с красными изможденными глазами. Даже не принюхиваясь, Филип мог сходу сказать, что Моисей вдребезги пьян. Нашел наконец, где обосновался предприимчивый будущий богатей. Филип сел на свою раскладушку, привалился спиной к стене. Одежда насквозь промокла, дождевая вода стекала с волос и ползла по шее. Филип не обращал внимания.

— Взял бы полотенце, Нагата, — сказал Моисей. Филип молчал, и Моисей вытянул из кармана стальную флягу. Протянул руку и положил флягу на раскладушку у ног Филипа. — Один биохимик гонит джин. Ну, не прямо джин, но почти. Короче, хорошая штука. Без тоника, но у него правильный… — Он затряс головой, подбирая нужное слово, но в итоге сдался. — Хороший, в общем.

— Спасибо. — Голос Филипа казался ему самому чужим.

Моисей сплел пальцы, глянул на собственные руки как на головоломку, которую никак не получалось собрать.

— Я, эт… хочу извиниться. Я как-то, знаешь, держал в себе, но вот это вот все… Оно… Заставляет становиться хуже, понимаешь? Я ведь не такой. Я профессионал.

— Да нормально все.

— Отрицание. Так это называют, точно? Просто… Не могу…

Он захрипел. То ли засмеялся, то ли заплакал, то ли дыхание перехватило. Филип ждал и смотрел на руки Моисея: он так их сжал, что костяшки побелели. Хрип понемногу утих.

— Никто не придет. Ни корабль. Ни челнок. Врат больше нет. Что бы там ни случилось с Альфой, уж радио они бы давно починили. Остались только мы. Один этот сраный городишко и больше ничего.

Это правда. И уже не первый день правда. Но все равно, слышать, как Моисей вслух выкладывает и так известный обоим секрет, было странно.

— Теперь важна каждая мелочь, — сказал Филип.

— Если начну об этом слишком задумываться, ничего делать не смогу. Снимаю зажим, а сам думаю: а ну как сломаю? Другой взять неоткуда. Расхерачу случайно, а потом окажется, что он край как нужен. Чтобы дело шло, надо правильно сложить целый миллион частей. Но из-за одной-единственной все может развалиться.

Филип открыл флягу, глотнул. На джин даже издалека не похоже, но неплохо. Он вытер горлышко фляги рукавом и протянул ее Моисею. Тот взял, расцепив наконец руки. Там, где пальцы пережимали друг друга, остались отметины. Филип смотрел, как скачет на каждом глотке кадык Моисея. Во фляге осталось не много.

— Одно, — сказал Моисей. — Что-то одно идет не так, и мы все дохнем. Кроме нас не осталось никого, а мы все дохнем. И никто никогда не узнает.

— Может выйти и хуже.

Моисей всплыл из транса, медленно поднял глаза, вперил взгляд Филипу в лицо. Дождь за стеной утих, местная насекомая мелочь устроила перекличку — звук напоминал треск испорченного компрессора. Филип заговорил, глядя на Моисея, и будто за него говорил мороз в его груди.

— Мне вот что страшно, Моисей. Не облажаться и сдохнуть, нет. А вот если облажаться и не сдохнуть, а? Облажаться и жить себе дальше. Одна жизнь кончилась, что есть то есть. Но, может, другая как раз рождается? Может, мы сейчас творим совершенно новый мир на совершенно новой планете. Когда-то на Земле все начиналось так же. Сотни поколений. Миллиарды людей. А мы стоим у истока и гадим прямо в него.

— Ничего не понял.

— Сделаем все как обычно? Вляпаемся в то же говно? Опять наделим властью тех же отморозков и брехунов. Начнем так же жульничать. Терпеть то же лицемерие. Нырнем еще глубже в дерьмо, которое и привело нас сюда. Вот это еще хуже. По мне — намного хуже.

— Просто хочу, чтобы ты знал: мне стыдно, что я вот так себя вел, — сказал Моисей. Его явно смутил новый поворот беседы. — Пытаешься как-то собраться, но оно само из тебя прет.

— Да у всех сейчас так, — сказал Филип. — Мне тоже стыдно. За все.

Вот тут-то Моисей и заплакал. Без хрипов, но тягостно, судорожно всхлипывая. Филип подошел, сел рядом, обнял одной рукой за плечи и держал так, пока горе накатывало на Моисея и отступало. Потом отпустил, тот упал на койку, и почти тотчас уснул, пока Филип накрывал его одеялом. Филип подобрал выпивку, закрутил крышку и аккуратно поместил флягу на свою подушку, будто спать уложил.

По дороге к баракам группы техобслуживания он кое-куда заскочил.

Хандро с командой занимали два небольших сборных домика у западной окраины. В одном располагалось стандартное спальное помещение с койками в четыре ряда вдоль стен. В другом стояло несколько таких же, как у Филипа с Моисеем, раскладушек, и множество шкафов с припасами. Перед спальным бараком в свете полудюжины факелов топталась небольшая кучка народу. Филип узнал длинные металлические палки с шипом, с какими они в прошлый раз ходили гонять чудовищ. Масляные моховые намотки, правда, теперь вроде бы работали получше. Дольше горели.

В пляшущем свете Филип насчитал десятерых, в большинстве мужчины. Хандро сидел на стуле, на двух ножках, спинкой привалившись к стене дома. В самой середке, будто царь или знаменитость какая-нибудь. Филип вошел в круг света, разговоры и смех стихли. В толпе стоял Кофи, но астер Филипа не признал. Ну что ж, справедливо. Неизвестно еще, как Филип сам себя повел бы на его месте. Вернее, очень даже известно, так что юность и трусость Кофи вполне простительны. Филип разглядел и двоих, что сперли тележку Люарда. Оба смотрели на него с пустым змеиным выражением.

Хандро наклонил голову к плечу.

— Нагата! Тебе спать-то не пора, а?

Кто-то хихикнул, но Филип уже натянул на лицо спокойную улыбку, словно оценил шутку. Словно охотно проглотил дерьмо унижения. Такие вещи он умел. Один из немногих полезных уроков отца.

— Похоже на то. Я тут обдумывал кое-что.

— Правда?

Хандро медленно опустил стул на все четыре ножки. Филип, демонстрируя покорность, отвел глаза. Холодная ярость стискивала ему грудь.

— Ну что она там говорила, — сказал Филип. — Нами Ве. Город. Общество, помнишь? На благо общества, вот это вот.

— Что-то припоминаю, — ответил Хандро.

— Подумал, надо прояснить ситуацию.

— Ну, поперек меня ты не лез. Хотя может вот Эйлин с Юрием расстроились немного.

Филип оглядел двоих, что сперли тележку.

— Здоров, Эйлин. Здоров, Юрий.

— Здоров, подрядчик, — ответил Юрий.

Хандро неодобрительно хмыкнул, и Юрий отвел взгляд. Наказан.

— Я, парни, хотел… — Филип пытался сказать «извиниться», но мороз в груди не пускал это слово наружу. Слишком большая ложь, она просто не пролезет в глотку. — Хотел, чтобы все шло ровно. Чтобы все у нас стало лучше, чем раньше.

Парочка уставилась на Хандро, невольно ожидая, чтобы он решил за них, как им реагировать. Так знакомо — Филип практически вживую увидел Цина и Карала, Крылья, Чучу и Эндрю. Призраков войны, которую он проиграл. Мертвецов, к которым повернулся спиной.

— Тебе твой начальник сказал прийти? — спросил Хандро.

— Моисей? Да нет. Просто… по зову совести, так сказать. И это… вот еще чего. Кое-что полезное, а?

Он выудил из кармана маленькую красную коробку, по пути стащив с нее защитный резиновый рукав. Протянул Хандро, старательно избегая касаться одновременно корпуса и силового порта. Коробка была самую малость шире ладони Филипа. Хандро нахмурился, кивнул на коробку, мол, что это?

— Помнишь, метатель тупил той ночью, когда чудовища пришли? Пришлось еще конденсатор подключать?

— Это точно, — встрял Кофи. — Помню, был такой разговор.

— Ну и?

В глазах Хандро загорелся интерес. Разговор зашел о его минуте славы. И о смерти. Хандро нравился такой поворот.

Филип с улыбкой держал коробку на ладони.

— Ну и вот. Это — конденсатор от дрожжевого чана. Глянь.

Он тихонько перекинул конденсатор, будто пиво другу передал. Хандро поймал, перевернул.

— Ни хера не понимаю в энергосистемах, Нагата.

— Открой заднюю панель, — сказал Филип, — и поймешь, о чем я.

Хандро положил коробку на колени и надавил ладонью на заднюю панель.

— Как эта штука работает?

Разряд прогремел как выстрел и полыхнул как молния. Хандро полетел вбок и медленно обрушился наземь в слабой гравитации. Бедра лопнули как переваренные сосиски, глазницы опустели.

— Она убивает чудовищ. — Филипа никто не услышал.

Все повскакивали и заорали разом. Филип повернулся и ушел во тьму. Люди Хандро были так ошарашены и растеряны, что Филип успел отойти метров на тридцать, прежде чем его поймали.

***