Три стихотворения Михаила Васильевича Ломоносова (1711 — 1765), публикуемые в этой книге, отражают дух его поэзии и его художественные открытия, во многом определившие дальнейшее развитие русской словесности: создание основ литературного языка, совершенствование — вослед за В. К. Тредиаковским, но с оригинальностью и мощью гения — русского стиха, разработка начал эпической и лирической поэзии, научно-художественной литературы. Ломоносовские переложения библейских псалмов и размышления о Божием величестве (в нынешнем словоупотреблении — величии) поражают единством неколебимой веры в непостижимую мудрость Творца, совершенство Его творения и пламенной жажды знания, творчества, счастливого сознания силы и благотворности человеческого разума.
«Преложение псалма 103», написанное, как и другие «преложения», в 40-е гг., — высокий образец верности духу подлинника и свободы преображения его в сознании поэта иного времени, языка и культуры. Сопоставление исконного текста с ломоносовским для читателей нашего времени крайне затруднено тем, что в их распоряжении тоже переводы: на древнеславянский и русский (впервые полная рукописная Славянская Библия создана в 1499 г., полная печатная в 1581 г., ее ветхозаветная часть отредактирована в первой половине XVIII в., впервые полная Русская Библия издана в 1876 г.). Ломоносов мог пользоваться Славянской Библией, а также переводами Библии на греческий («Септуагинта» — «Перевод семидесяти», III в. до н.э.) и на латынь («Вульгата» — «Народная», IV в. н.э.). Все же сопоставление даже с Русской Библией, которой при Ломоносове не было, позволяет ощутить характер «преложения». Вот два стиха из Библии:
«Ты поставил землю на твердых основах: не поколеблется она во веки и веки;
Бездною, как одеянием, покрыл Ты ее; на горах стоят воды.»
Соответствующие два четверостишия Ломоносова:
Ты землю твердо основал, И для надежныя окрепы Недвижны положил заклепы И вечну непреклонность дал.
Ты бездною ее облек, Ты повелел водам парами, Всходить, сгущаяся над нами, Где дождь рождается и снег.
Очевидна верность источнику, заметны и особенности, внесенные поэтом-северянином и естествоиспытателем.
Стихотворение понятно современному читателю: старинные слова придают ему торжественность, смысл их раскрывается в контексте, за исключением разве что слова «онагр» — осел, животное, которое высоко ценилось в Палестине за исключительную полезность в хозяйстве; на белых ослицах ездили люди почетные.
«Утреннее» и «Вечернее» размышления написаны в 1743 г. Это лирика, созданная убежденным христианином, поэтом-ученым; поразительный сплав научной проницательности и поэтической образности (об этих стихотворениях см. также в первой главе книги). Здесь нуждаются в пояснении слова «Зиждитель» — создатель, «тварь» — творение, «натура», «естество» — природа.
Печ. по кн.: Ломоносов М. В. Сочинения. Л., 1957.
XVIII
1bМ. В. ЛОМОНОСОВ
Преложение псалма 103-го
Да хвалит дух мой и язык Всесильного Творца державу, Великолепие и славу. О Боже мой, коль Ты велик!
Одеян чудной красотой, Зарей божественного света, Ты звезды распростер без счета Шатру подобно пред Собой.
Покрыв водами высоты, На легких облаках восходишь, Крилами ветров шум наводишь, Когда на них летаешь Ты.
И воли Твоея послы, Как устремления воздушны, Всесильным маниям послушны, Текут, горят, не зная мглы.
Ты землю твердо основал И для надежныя окрепы Недвижны положил заклепы И вечну непреклонность дал,
Ты бездною ея облек, Ты повелел водам парами Всходить, сгущался над нами, Где дождь рождается и снег.
Их воля — Твой единый взгляд. От запрещения мутятся И в тучи, устрашась, теснятся; Лишь грянет гром Твой, вниз шумят.
Восходят горы в высоту; Крутые ставишь Ты стремнины И стелешь злачные долины, Угрюмством множа красоту.
Предел верхам их положил, Чтоб землю скрыть не обратились, Ничем бы вниз не преклонились, Кроме Твоих безмерных сил.
Из гор в долины льешь ключи И прохлаждаешь тем от зноя: Журчат для сладкого покоя, Между горами текучи.
И напояют всех зверей, Что окрест сел себя питают; Онагры ждут, как в жажде тают, Отрады от руки Твоей.
Слетаясь тамо птицы в тень, Возносят пение и свисты, Живят вертепы каменисты И тем проводят жаркой день.
Ты свыше влагу льешь горам, Плодами землю насаждаешь И все народы насыщаешь, Свидетелей Твоим делам.
Растишь в полях траву для стад; Нам разны зелия в потребу Обильно прилагаешь к хлебу, Щедротою ко всем богат.
Хлеб силой нашу грудь крепит, Нам масло члены умягчает, Вино в печали утешает И сердце радостью живит.
Древам даешь обильный тук, Поля венчаешь ими, щедрый! Насаждены в Ливане кедры Могуществом всесильных рук.
1749
Утреннее размышление о Божием Величестве
1
Уже прекрасное светило Простерло блеск свой по земли И Божия дела открыло. Мой дух, с веселием внемли, Чудяся ясным толь лучам, Представь, каков Зиждитель сам!
2
Когда бы смертным толь высоко Возможно было возлететь, Чтоб к солнцу бренно наше око Могло, приближившись, воззреть, Тогда б со всех открылся стран Горящий вечно Океан.
3
Там огненны валы стремятся И не находят берегов, Там вихри пламенны крутятся, Борющись множество веков; Там камни, как вода, кипят, Горящи там дожди шумят.
4
Сия ужасная громада — Как искра пред Тобой одна. О коль пресветлая лампада Тобою, Боже, возжена Для наших повседневных дел, Что Ты творить нам повелел!
5
От мрачной ночи свободились Поля, бугры, моря и лес И взору нашему открылись, Исполненны Твоих чудес. Там всякая взывает плоть: «Велик Зиждитель наш, Господь!»
6
Светило дневное блистает Лишь только на поверхность тел; Но взор Твой в бездну проницает, Не зная никаких предел. От светлости Твоих очей Лиется радость твари всей.
7
Творец! Покрытому мне тьмою Простри премудрости лучи И что угодно пред Тобою Всегда творити научи И, на Твою взирая тварь, Хвалить Тебя, бессмертный Царь.
1743 (?)
Вечернее размышление о Божием Величестве при случае великого северного сияния
1
Лице свое скрывает день, Поля покрыла мрачна ночь; Взошла на горы черна тень, Лучи от нас склонились прочь. Открылась бездна, звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна.
2
Песчинка как в морских волна: Как мала искра в вечном льде, Как в сильном вихре тонкий прах, В свирепом как перо огне, Так я, в сей бездне углублен, Теряюсь, мысльми утомлен!
3
Уста премудрых нам гласят: «Там разных множество светов, Несчетны солнца там горят, Народы там и круг веков; Для общей славы Божества Там равна сила естества».
4
Но где ж, натура, твой закон? С полночных стран встает заря! Не солнце ль ставит там свой трон? Не льдисты ль мещут огнь моря? Се хладный пламень нас покрыл! Се в ночь на землю день вступил!
5
О вы, которых быстрый зрак Пронзает в книгу вечных прав, Которым малый вещи знак Являет естества устав, Вам путь известен всех планет; Скажите, что нас так мятет?
6
Что зыблет ясный ночью луч? Что тонкий пламень в твердь разит? Как молния без грозных туч Стремится от земли в зенит? Как может быть, чтоб мерзлый пар Среди зимы рождал пожар?
7
Там спорит жирна мгла с водой; Иль солнечны лучи блестят, Склонясь сквозь воздух к нам густой; Иль тучных гор верьхи горят; Иль в море дуть престал зефир, И гладки волны бьют в эфир.
8
Сомнений полон ваш ответ О том, что окрест ближних мест. Скажите ж, коль пространен свет? И что малейших дале звезд? Несведом тварей вам конец? Скажите ж, коль велик Творец?
Два публикуемых здесь стихотворения Гаврилы Романовича Державина (1743 — 1816) относятся к числу самых известных его произведений, имевших важное значение в развитии русской поэзии. Это классика, отличающаяся глубиной, масштабностью, многогранностью содержания и мощной изобразительной силой. Ода «Бог» явилась и первым русским стихотворением, получившим еще при жизни автора мировую известность (см. об этом в первой части книги). Стихотворения наследуют и развивают ломоносовскую поэтическую традицию, прежде всего — идущий от Библии пафос справедливости и милосердия, неутолимую жажду познания, раздумья о сущности бытия, о месте человека в мире, о его отношении к Творцу.
«Властителям и судиям» (1780) — переложение псалма 81-го, принадлежащего, как указано в Псалтыри, Асафу, известному певцу, поэту, прорицателю при Давиде, царе Израильско-Иудейского государства (конец XI — X в. до н.э.). Переложение очень близко передает великолепный по содержательному лаконизму, силе и звучности оригинал (насколько можно судить о нем по славянскому и русскому переводам) и одновременно вносит дух державинской лирики, столь характерное для поэта единство величавой торжественности и разящей иронии. Вот одно из сопоставлений:
Псалом Асафа: «Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются.»
Державин:
Не внемлют! видят и не знают! Покрыты мздою очеса: Злодействы землю потрясают, Неправда зыблет небеса.
История восприятия стихотворения — убедительнейшее подтверждение того, что Библия — неиссякающий источник свободолюбия. Из журнала «Санкт-Петербургский вестник» ода была вырезана по велению цензуры (1780); к печатанию в собрании сочинений поэта не была разрешена (1795), вызвала крайнее недовольство императрицы, испуг и злоречие придворных; Державину едва удалось доказать, что «царь Давид не был якобинцем».
Ода «Бог» (1784) — художественное обобщение размышлений поэта о библейских истинах, о Боге и человеке — Его творении. Ей не найти прямых соответствий в Библии, но по смелости и масштабности мысли она идет вослед за такими Книгами Библии, как Псалтирь и Екклезиаст. История создания стихотворения рассказана самим поэтом (см. первую часть книги). Из комментариев автора к стихотворению важно иметь в виду следующее пояснение к стиху «Без лиц, в трех лицах Божества!» — «Автор, кроме богословского православной нашей веры понятия, разумел тут три лица метафизические, то есть: бесконечное пространство, беспрерывную жизнь в движении вещества и нескончаемое течение времени, которое Бог в себе совмещает».
Печ. по кн.: Державин Г. Р. Стихотворения. Л., 1957.
Очеса — двойственное число от «очи» (форма архаичная уже во времена Державина, применявшаяся в стилистических целях).
«...прежде век...» — прежде веков, до начала времени.
Создавый — создавший (старинная форма причастия, сохранившаяся в других словах доныне: величавый, лукавый и др.).
Содержишь — в значении «поддерживаешь».
Мразный — морозный (старинная неполногласная форма, сохранившаяся в словах «бравый», «здравый» и т.п.).
«...рдяных кристалей...» — красных кристаллов.
«Несытым некаким летаю...» — неким ненасытимым существом, вечно жаждущим «паренья в высоты».
«...природы чин вещает...» — говорит закон природы.
Г. Р. ДЕРЖАВИН
Властителям и судиям
Восстал всевышний Бог да судит Земных богов во сонме их; Доколе, рек, доколь вам будет Щадить неправедных и злых?
Ваш долг есть: сохранять законы, На лица сильных не взирать, Без помощи, без обороны Сирот и вдов не оставлять.
Ваш долг: спасать от бед невинных, Несчастливым подать покров; От сильных защищать бессильных, Исторгнуть бедных из оков.
Не внемлют! видят — и не знают! Покрыты мздою очеса: Злодействы землю потрясают, Неправда зыблет небеса.
Цари! Я мнил, вы боги властны, Никто над вами не судья, Но вы, как я подобно, страстны, И так же смертны, как и я.
И вы подобно так падете, Как с древ увядший лист падет! И вы подобно так умрете, Как ваш последний раб умрет!
Воскресни, Боже! Боже правых! И их молению внемли: Приди, суди, карай лукавых, И будь един Царем земли!
1780
Бог
О Ты, пространством бесконечный, Живый в движеньи вещества, Теченьем времени превечный, Без лиц, в трех лицах Божества! Дух всюду сущий и единый, Кому нет места и причины, Кого никто постичь не мог, Кто все собою наполняет, Объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем: Бог.
Измерить океан глубокий, Сочесть пески, лучи планет, Хотя числа и меры нет! Не могут духи просвещенны, От света Твоего рожденны, Исследовать судеб Твоих: Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает, - В Твоем величьи исчезает, Как в вечности прошедший миг.
Хаоса бытность довременну Из бездн Ты вечности воззвал, А вечность прежде век рожденну, В себе самом Ты основал: Себя собою составляя, Собою из себя сияя, Ты свет, откуда свет истек. Создавый все единым словом, В твореньи простираясь новом; Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!
Ты цепь существ в себе вмещаешь, Ее содержишь и живишь; Конец с началом сопрягаешь И смертию живот даришь. Как искры сыплются, стремятся, Как в мразный, ясный день зимой Пылинки инея сверкают, Вратятся, зыблютея, сияют, — Так звезды в безднах под Тобой.
Светил возженных миллионы В неизмеримости текут. Твои они творят законы, Лучи животворящи льют. Но огненны сии лампады, Иль рдяных кристалей громады, Иль волн златых кипящий сонм, Или горящие эфиры, Иль вкупе все светящи миры — Перед Тобой — как нощь пред днем.
Как капля в море опущенна, Вся твердь перед Тобой сия. Но что мной зримая вселенна? И что перед Тобою я? В воздушном океане оном, Миры умножа миллионом Стократ других миров, — и то, Когда дерзну сравнить с Тобою, Лишь будет точкою одною; А я перед Тобой — ничто.
Ничто! Но Ты во мне сияешь Величеством Твоих доброт; Во мне себя изображаешь. Как солнце в малой капле вод. Ничто! Но жизнь я ощущаю, Несытым некаким летаю Всегда пареньем в высоты; Тебя душа моя быть чает, Вникает, мыслит, рассуждает: Я есмь — конечно, есть и Ты!
Ты есть! — природы чин вещает, Гласит мое мне сердце то, Меня мой разум уверяет, Ты есть — и я уж не ничто! Частица целой я вселенной, Поставлен, мнится мне, в почтенной Средине естества я той, Где кончил тварей Ты телесных, Где начал Ты духов небесных И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров повсюду сущих, Я крайня степень вещества; Я средоточие живущих, Черта начальна Божества; Я телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю, Я царь — я раб — я червь — я Бог! Но, будучи я столь чудесен, Отколе происшел? — безвестен; А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, Создатель! Твоей премудрости я тварь, Источник жизни, благ податель, Душа души моей и царь! Твоей то правде нужно было, Чтоб смертну бездну преходило Мое бессмертно бытие; Чтоб дух мой в смертность облачился И чтоб чрез смерть я возвратился, Отец! — в бессмертие Твое.
Неизъяснимый, непостижный! Я знаю, что души моей Воображении бессильны И тени начертать Твоей; Но если славословить должно, То слабым смертным невозможно Тебя ничем иным почтить, Как им к Тебе лишь возвышаться, В безмерной разности теряться И благодарны слезы лить.
Иван Андреевич Крылов (1769 — 1844), знакомый каждому как баснописец, менее всего известен читателю как автор од, большая часть которых представляет собою переложения псалмов, лирические размышления по мотивам «Песни песней» царя Соломона и Книги Екклезиаста. Все произведения на библейские темы написаны Крыловым в 1794 — 1795 гг., когда он, к тому времени известный журналист и драматург, покинул столицу из-за угрозы политических преследований и вынужден был менять места пребывания и занятия. Эти произведения интересны и сами по себе: в них одическая и элегическая традиции XVIII в. находят великолепное завершение; вместе с тем они отражают духовный кризис, который в итоге привел Крылова к главному делу жизни — басенному творчеству.
Печ. по кн.: И. А. Крылов. Стихотворения. Л., 1954.
«Ода шестая, выбранная из псалма 93-го» — вольное переложение, глубоко и точно передающее дух псалма, но содержащее настроения и мысли автора, рожденные событиями его времени. Сопоставим 16, 22 и 23 стихи псалма в русском переводе и соответствующие им два последних пятистишия Крыловской оды.
Псалом: «Кто восстанет за меня против злодеев? кто станет за меня против делающих беззаконие? (...).
«Но Господь — защита моя, и Бог мой — твердыня убежища моего. И обратит на них беззаконие их, и злодейством их истребит их, истребит их Господь Бог наш»
Ода:
Кто? Кто с мечом? Со мною рядом? Кто мне поборник на убийц? Кто на гонителей вдовиц? Никто — всех взоры пали ниц, И всех сердца страх облил хладом.
Никто — но Бог, сам Бог со мной; Сам Бог приемлет грозны стрелы, Вселенной двигнет он пределы, Разрушит замыслы их смелы И с тверди их сопхнет земной.
Обращает на себя внимание перемены в позиции героя того и другого произведения: из гонимого и ждущего защиты он становится воителем, одиноким, но отважным и верящим в помощь Бога.
«Ода восьмая, выбранная из псалма 87-го». Псалом принадлежит «сынам Кореевым» — Асафу и Эману из рода Кореева, известным певцам-поэтам при дворе Давида. Из первого стиха можно заключить, что псалом был создан «по учению» (видимо, по идее) Емана Езрахита, одного из двух братьев-мудрецов во времена Соломона. Это свидетельствует, что Библии присущ интерес к поэтической традиции, к сохранению авторства входящих в нее произведений. Как и в предыдущем переложении, здесь отчетливы мотивы, внесенные русским поэтом. Особенно это заметно в финале оды, имеющем несомненные связи с биографическими обстоятельствами Крылова.
«Господи Боже спасения моего.» Эпиграф взят из второго стиха псалма.
Отреваешь — отвергаешь (старинный глагол «отревать» сохранился в форме «отринуть»).
И. А. КРЫЛОВ
Ода шестая, выбранная из псалма 93-го
Бог, отмщений Господь
Снесись на вихрях, мщений царь! Воссядь на громах — тучах черных, Судить строптивых и упорных; Ступи на выи непокорных И в гордых молнией ударь.
Доколь вздымать им грудь надменну И подпирать пороков трон, Правдивых гнать из света вон? Доколь Твой презирать закон И осквернять собой вселенну?
Куда ни обращусь, внемля, Везде их меч, везде угрозы. Там на невинности железы, Там льются сирых кровь и слезы; Злодейством их грузна земля.
Так, проливая крови реки, Заграбя мир себе в удел, Твердят они на грудах тел: Господь не видит наших дел И не познает их вовеки.
Безумец! где твой ум и слух? Стряхни невежество глубоко; Скажи, хоть раз взнесясь высоко: Ужели слеп создавший око И сотворивший ухо — глух?
Скажи, оставя мудрость лживу, Без света ли Творец светил? Бессилен ли Создатель сил? Безумен ли Кто ум в нас влил? И мертв ли Давший душу живу?
Блажен, о Боже, в ком Твой свет: Он соблюдется цел Тобою, Тогда как, окруженный мглою, В изрытый ров своей рукою Злодей со скрежетом падет.
Кто? Кто с мечом? Со мною рядом Кто мне поборннк на убийц? Кто на гонителей вдовиц? Никто, — всех взоры пали ниц, И всех сердца страх облил хладом.
Никто — но Бог, сам Бог со мной; Сам Бог приемлет грозны стрелы, Вселенной двигает он пределы, Разрушит замыслы их смелы И с тверди их сопхнет земной.
1794 — 1795
Ода восьмая, выбранная из псалма 87-го
Господи Боже спасения моего
О Боже! Царь щедрот, спасений, Внемли! — К Тебе моих молений Свидетель — нощи все и дни. Я в нощь свой одр мочу слезами, И в день иссякшими глазами Встречаю мраки лишь одни. Да пройдет вопль мой пред Тобою Шумящей, пламенной рекою: Воззри — и слух ко мне склони.
В груди моей все скорби люты; Нет дня отрадна; нет минуты; Теснится в сердце мук собор. Уже, к веселью неспособен, Я бледен, мертвецам подобен; Уже ко гробу шаг мой скор; Уже в моих я равен силах С забвенными давно в могилах, От коих отвратил Ты взор.
Все гнева Твоего удары, Как моря гневна волны яры, Навел Ты на мою главу. Тесним от ближних, обесславлен, Друзьями презрен и оставлен, Средь кровных чуждым я живу. В одре, как в гробе, истлеваю; Но руки к небу воздеваю: К Тебе и день и ночь зову.
Увы! иль стон живых беспрочен? Или для мертвых столь Ты мочен? Они ль певцы Твоих чудес? Но кто воспел Тебя во гробе? Кто возгласил в земной утробе Твой суд иль блеск Твоих небес? Кто имя Божье славословил? И кто в стране забвенья пролил Хоть каплю благодарных слез?
А я, едва заря настанет, Едва светило дня проглянет, Огнем живым к Тебе дышу — И вместе с хором оперенным Твое величие глашу. Куда ни двинуся ногою, Как сердце я свое, с собою Хвалу чудес Твоих ношу.
Почто же, Бог мой, презираешь, Не внемлешь Ты и отреваешь Вопль страждущей души моей? Средь нужды, нищеты и горя, Как средь бунтующего моря, Я взрос от самых юных дней — И днесь от бедства не избавлен, Как лист иссохший, я оставлен Среди ярящихся огней.
1794 - 1795