Библия Ветхозаветной Церкви

Глава 3. Наследие Моисея

Как уже не раз отмечалось на страницах настоящей работы, в Ветхом Завете авторитет библейского автора, записывающего законы и слова Господа, подтверждается публичным удостоверением Божьего благоволения к нему. Служение Моисея — тому наглядный пример. Все, что он делал и в чем принимал участие, было публичным достоянием — он не пытался скрывать своих действий от израильского народа. Именно по этой причине слова библейского автора стали почитаться каноническими. Помимо бесспорных знамений Божественного благоволения, явленных на Синае и в скинии собрания, Моисей сам совершал чудеса, как гласит Писание, и в Исх. 14,31 мы читаем о предназначении этих чудес: «И увидели Израильтяне руку великую, которую явил Господь над Египтянами, и убоялся народ Господа и поверил… Моисею, рабу Его». Почти дословно это выражение повторяется в Исх. 19, 9, где повествуется о богоявлении на Синае. Господь сказал Моисею: «Вот, Я приду к тебе… дабы слышал народ, как Я буду говорить с тобою, и поверил тебе навсегда». Почти сразу же по возвращении в Египет Моисей доказал свое право быть глашатаем воли Божьей, совершив перед израильтянами чудесные знамения. «И сделал Моисей знамения пред глазами народа, и поверил народ».[61] Даже египтяне признали, что Моисей — помазанник Божий. «И дал Господь милость народу Своему в глазах Египтян, да и Моисей был весьма велик в земле Египетской, в глазах рабов фараоновых и в глазах народа» (Исх. 11,3). Все эти чудеса были тесно связаны с властью жезла Моисеева, который назывался «жезлом Божьим» (Исх. 4, 20; 17, 9). Чудеса в Египте и в пустыне Моисей совершал не иначе как силой Божьей, заключенной в жезле. Исх. 4, 17: «И жезл сей возьми в руку твою: им ты будешь творить знамения». Силою этого жезла Моисей превратил свой посох в змея; им же пророк обратил воды Нила в кровь, произвел великое множество жаб, навел на Египет полчища мух, вызвал самую ужасную за всю историю этой страны бурю, навел на дом фараонов проклятие саранчи, разделил воды Чермного моря, высек из камня воду для Израиля во время их странствования по пустыне и поразил нечестивых амаликитян.[62] Если предположить, что чудесных знамений и явлений Божественного величия на самом деле не было, то у Израиля не было никаких причин принимать слово Моисея. Если же чудеса действительно имели место, то у народа Божьего было на то более чем достаточно причин, и, как мы видим, израильтяне приняли Моисея как глашатая воли Божьей сразу же после исхода (Исх. 18, 13–16). Сомнения, которые одолевали их раньше, рассеялись окончательно (Исх. 4, 1–9).

Ни для кого не секрет, что, с точки зрения целого ряда ученых, материал Пятикнижия состоит из нескольких литературных традиций и частично почерпнут из устных преданий древности. Литературные традиции подверглись довольно тщательному редактированию, пока однажды не приняли окончательного, зафиксированного вида. Считается, что именно в этот момент они обрели статус канона. В истории Израиля кристаллизация Божественных откровений произошла сравнительно поздно, как утверждают представители этой школы. Пределы каждой из литературных традиций, или литературного слоя, библейские критики определяют с помощью тщательного анализа текста, исходя из общепризнанных посылок. Литературный слой представляет собой набор легенд, так называемых преданий древнего Израиля, которые со временем стали считаться историческими. Поскольку эти традиции–легенды постоянно пересматривались, мы не можем с точностью сказать, что же произошло на самом деле и произошло ли вообще что–то. Джеймс Флеминг (James Fleming) попытался решить эту задачу в ходе написания краткой биографии Моисея.[63] Однако перед ним встала проблема, с которой сталкиваются все библейские критики: библейская традиция — это «единственный источник конкретных сведений, которым мы располагаем». А поскольку эта традиция считается недостоверной, кто может сказать, что в действительности произошло? Тем не менее, Флеминг в некоторой мере все равно опирается на эту традицию по той лишь причине, что согласно общему мнению библейских критиков, она содержит в себе зерно истины. Но даже если бы это было так, подобное допущение никак не проливает свет на то, почему израильтяне признали ветхозаветные Писания каноническими и почитали их высшим авторитетом.

Основная причина признания израильтянами ветхозаветного канона — жизнь Моисея и его свидетельство о Боге. В Ветхом Завете нет ни одного человека, чье авторство канонических Писаний утверждалось бы с большей уверенностью, чем Моисеево. В конце ветхозаветной эры о Моисее все еще можно было сказать: «И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицем к лицу, по всем знамениям и чудесам, которые послал его Господь сделать в земле Египетской над фараоном и над всеми рабами его и над всею землею его, и по руке сильной и по великим чудесам, которые Моисей совершил пред глазами всего Израиля» (Втор. 34, 10–12; сравн. Чис. 12, 7–8). Нет ничего удивительного в том, что иудейские писатели относятся к Моисею с глубочайшим почтением.[64]

В лице Моисея мы имеем установленную модель канонического авторства: человек Божий, записывающий канон, должен быть утвержден на эту роль Божественным свидетельством в присутствии всего народа. И все же непосредственно перед смертью Моисею было необходимо оставить после себя преемников. Свое судейское служение (Исх. 18, 17–26) он передал священникам (Втор. 17, 8–10), служение военачальника перешло к Иисусу Навину (Втор. 31, 1–8; 24, 9), а служение пророка, вестника воли Божьей, Моисей передал пророкам, о которых говорится во Втор. 13 и 18. В связи с этим прежде всего нужно отметить, что постановления, изложенные во Втор. 12–26, даны для того, чтобы с их помощью можно было проверить, говорит ли пророк истинное слово Божье или нет.

Постановления Второзакония 12–26 нередко даются вместе с предостережениями об опасности отступничества, которая будет подстерегать израильтян после вступления в землю ханаанскую. Яркий тому пример — Втор. 18,9: «Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии». Эта тема звучит на протяжении всего Второзакония.[65] Такое количество запретов указывает на то, что народу Божьему угрожало множество соблазнов и искушений на пути в Ханаан. Одну из самых серьезных опасностей представляли собой пророки, восстававшие как из среды израильтян, так и из среды язычников. Последние могли склонить сынов Израилевых к принятию и дальнейшему распространению религий Ханаана, и потому постановления, изложенные во Втор. 12–26, следует считать своего рода предупредительной мерой. Сами по себе эти главы не содержат четкого определения роли пророка — знание этой роли как бы подразумевается, — они даны израильтянам в качестве критерия для испытания пророка: действительно ли он говорит от Бога? Постановления Втор. 13 и 18 были даны не для пророков, а для всего израильского общества, чтобы оно могло знать, действительно ли на пророке лежит печать Божественного благоволения.

По сути дела, во Втор. 13, 1–6 мы видим, как Господь испытывает свой народ, проверяя его верность. С помощью этих предписаний он определяет, любят ли израильтяне своего Бога всем сердцем и всей душой. «Чрез сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа, Бога вашего, от всего сердца вашего и от всей души вашей» (Втор. 13, 3). Если Израиль откажется следовать за пророком, который после совершения чудесных знамений скажет: «Пойдем вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им», это будет значить, что испытание пройдено успешно.

Впрочем, эти слова не следует понимать так, будто «иные боги» могут совершать знамения и чудеса собственной силой. Питер К. Крейг (Peter С. Craige) отверг идею о том, что лжепророки могли творить чудеса сами по себе. «Абсолютное владычество Бога проявляется еще и так: совершение чудесных знамений лжепророками или прорицателями не значит, что боги, которым служат эти люди, обладают реальным могуществом. Это значит лишь то, что Всесильный Владыка по своему благому промыслу допускает некоторое событие, дабы с его помощью испытать и укрепить свой народ».[66] Делицш (Delitzsch), однако, отстаивал противоположную позицию: с его точки зрения, рассматриваемый текст однозначно учит, что лжепророки способны совершать чудеса. Доказательство тому — египетские волхвы. Именно по этой причине, утверждает Делицш, испытание, о котором идет речь во Второзаконии, ограничивалось рамками предсказаний и пророчеств — чудесные знамения лжепророкам были вполне под силу.[67] Между тем, единственными знамениями и чудесами, которые, как может показаться, совершались ветхозаветными лжепророками, были чудеса, совершенные египетскими волхвами. Также Делицш не учитывает того обстоятельства, что египетские волхвы совершили знамения вопреки собственным намерениям![68] Что касается испытания во Втор. 13, то оно предъявляет к истинному пророку вполне конкретные требования: он должен предсказывать будущее и совершать знамения и чудеса. Заметьте, что деяния Моисея также описываются словами «знамения» и «чудеса». Чудесные деяния и знамения были как бы удостоверением истинности пророка, если он оставался верным Господу. Ветхозаветным пророкам приписывались поистине великие и необычайные свершения, многие из которых происходили на глазах у множества очевидцев, которые могли засвидетельствовать их подлинность. Невероятных и невообразимых деяний в истории Израиля было столь много, что они едва ли могут быть перечислены. Взять хотя бы Илию, который призвал Господа Бога Авраамова ниспослать огонь с неба на ров, полный воды, или Елисея, который поразил слепотой войско сириян и увел их из Дофаима в Самарию, где они оказались в полной власти царя израильского. Большинство этих чудес совершалось при множестве свидетелей; все эти видимые знамения могли быть удостоверены. Именно так пророки доказывали всему народу, что Бог воистину благоволил к ним.

С точки зрения требований, выдвинутых во Второзаконии, Израиль как нация не сохранил верность своему Богу. Об этом свидетельствуют многочисленные пленения народа Божьего, особенно ассирийское и вавилонское. Незадолго до смерти Моисей предупреждал израильтян: «Вот и теперь, когда я живу с вами ныне, вы упорны пред Господом; не тем ли более по смерти моей?» (Втор. 31, 27–29; 29, 4). Хотя Израиль отступил от Бога и тем самым навлек на себя жестокие последствия, испытание, о котором идет речь во Второзаконии, стало как бы стандартом определения верных. Однозначным требованием, предъявляемым к Божьим пророкам и их последователям, было исполнение Первой Заповеди — хранение верности единому истинному Богу. Израиль как нация отступил от Бога, однако оставались еще те, кто не последовал за лжепророками.

Верный Бог отверг нечестивых пророков, которые постоянно склоняли Израиль идти за иными богами. «Господу, Богу вашему, последуйте…» (Втор. 13, 4).

А. Д. Хейз (A. D. Hayes) отмечает, что глагол, переведенный как «последуйте», лучше переводить фразой: «Вы должны ходить вслед за Господом Богом», и это единственное место во всем библейском законодательстве, где фраза «ходить вслед за кем–то» употребляется вместе с именем Яхве. Обычно она используется в сочетании с «иными богами».[69] В этом слышится весьма неожиданный намек: в своем следовании за Яхве Израиль должен проявлять по меньшей мере столько же ревности, сколько являют язычники в следовании своим богам! Хотя большинство израильтян последовало за иными богами, рассматриваемый текст позволил всем, кто желал сохранить верность словам истинных пророков в соответствии с повелением Моисея, не смешивать истинную религию с религиями соседних народов, сформировать внутри Израиля особое сообщество. Таким образом, в канонических Писаниях мы находим селективный принцип: пророк, истинность которого вызывала сомнения, не должен был признаваться. В Ветхом Завете об этом сказано однозначно. В канонических Писаниях нет ни единого намека на то, что израильтяне могли отступить от Всевышнего и не хранить Ему верность. Именно поэтому ветхозаветный канон сохранился, несмотря на то что в целом нация отступила от Бога.

Во Втор. 18,21–22 способ различения между истинным пророком и лжепророком становится еще более четким и определенным. Здесь Писание дает прямой и однозначный ответ: «И если скажешь в сердце твоем: 'Как мы узнаем слово, которое не Господь говорил?' Если пророк скажет именем Господа, но слово то не сбудется и не исполнится, то не Господь говорил сие слово, но говорил сие пророк по дерзости своей, — не бойся его». Итак, лакмусовой бумажкой истинности пророка была верность его пророчества. «Но когда сбудется, — вот, уже и сбывается, — тогда узнают, что среди них был пророк» (Иез. 33, 33).

Пророчество, по общему признанию, является сверхъестественной способностью. Хотя Библия не указывает нам единого метода «добывания» пророческих сведений, касающихся будущего (в Писании упоминается несколько таких методов), предсказания рассматриваются в ней как сверхъестественный дар от Бога.[70] Удостоверением канонической авторитетности пророческих слов Моисей велит считать именно пророчество (а также чудесные знамения). Все прочие характеристики — лишь производные от них. На мой взгляд, мысли Берке О. Лонга (Burke О. Long) весьма уместны. Он считает, что призвание пророка на служение нельзя считать критерием соответствия его речей истинному Слову Божьему, хотя оно также необходимо. Пророки Господни действительно имели призвание от Бога, однако лжепророки заявляли о себе то же самое. С точки зрения Лонга, призвание пророка на служение должно было сопровождаться каким–то особым событием, происшедшим во исполнение его предсказаний. Истинность пророка доказывалась «исполнившимся пророчеством — весьма прагматичное испытание для того, кто претендует на авторитет и власть».[71] Для Лонга, однако, пророки были не более чем «харизматическими знатоками». Они обладали необычайными знаниями и помогали людям в разрешении сложных проблем, в результате чего их окружали особым почетом. Поздние переписчики (редакторы) изображали их истинными пророками и оформляли принятые от них пророческие предания так, чтобы никто не сомневался в авторитетности их первоисточника. Другими словами, способностью предсказывать будущее пророков «наделили» последующие поколения. Хотя в целом Лонг отвергает исполнение пророчеств как критерий определения истинности пророка, он, тем не менее, признает, что пророческие притязания должны были утверждаться на чем–то видимом и ощутимом и что впоследствии Израиль понял — этим видимым критерием было именно исполнение пророчеств. Лонг дошел до самой сути вопроса, однако его гипотезы о «необычайном знании» и «почитании шаманства» едва ли можно считать обоснованными, поскольку всеми этими качествами могли обладать и лжепророки и, следовательно, их нельзя считать решающими. К тому же Писание упоминает эти качества как характеристики истинного пророка.

В писаниях, появившихся после Пятикнижия, о пророчестве как о критерии истинности пророка говорится постоянно. Классический тому пример — три нижеследующих отрывка. Первый находится в 1 Цар. 9 и 10. Здесь Саул отправился на поиски пропавших ослиц своего отца, взяв с собой слугу. Выйдя из Гивы, он пошел на север к Шалишу, но, не найдя там ослиц, повернул на юг и пришел в землю Цуф, где было жилище Самуила в Раме.

В этот момент Саул догадывается, что из–за его долгого отсутствия отец, позабыв об ослицах, наверняка начал волноваться за своего сына. Слуга, услышавший об опасениях своего господина, сказал, что знает человека Божьего, живущего в Раме. Об этом человеке известно следующее: «Человек Божий, человек уважаемый; все, что он ни скажет, сбывается» (1 Цар. 9, 6). В последующих стихах мы видим подтверждение этих слов.

Когда Саул и Самуил, наконец, встретились, пророк сказал, что Бог посылает Саулу слово. Самуилу удалось убедить Саула не только в том, что ослицы находятся дома в полной безопасности, но и что его ожидает ряд весьма необычных событий. Эти события Самуил описал в мельчайших подробностях, так что у Саула не осталось ни малейших сомнений в том, что Самуил говорил от Бога. Он сказал, что близ гроба Рахили в Целцахе он встретит двух людей и что эти люди подтвердят, что его ослицы находятся дома в полной безопасности. Кроме того, они сообщат ему, что опасения Саула об отце оправдались: «Отец твой, забыв об ослицах, беспокоится о вас, говоря: что с сыном моим?» Оттуда Саул отправится к дубраве Фавор. Здесь Саулу встретятся три мужа, идущие в Вефиль. Один будет нести трех козлят, другой — три хлеба, а третий — мех вина (весьма странная процессия). Поприветствовав Саула, они дадут ему два хлеба. Почему не один и не три? Почему бы им не дать ему также вина и одного козленка? Судя по всему, Самуил поведал Саулу мельчайшие подробности этой встречи, чтобы никто потом не мог сказать, что все эти совпадения были чистой случайностью. И, наконец, когда Саул приблизится к Гиве, к нему приступит сонм пророков. В руках у пророков будут музыкальные инструменты — Самуил перечислил их все до единого. Пророки будут пророчествовать, и Дух Святой сойдет на Саула, и он присоединится к ним. До этого времени Саул никогда не пророчествовал и не имел никакого отношения к пророкам вообще. Его новая способность стала чем–то столь неожиданным, что люди начали говорить: «Неужели и Саул во пророках?»

Все эти знамения сбылись в продолжение одного дня, так что едва ли мы можем предположить, что Самуил был со всеми этими людьми в тайном сговоре. Неповторимые, уникальные события были описаны Самуилом в мельчайших подробностях еще до того, как они произошли. Именно поэтому они и вошли в канон. Произошедшее с Саулом стало бесспорным доказательством истинности Самуиловых пророчеств не только для Саула, но и для всего народа, который говорил: «Неужели и Саул во пророках?» То, что Самуил пользовался всеобщим уважением, совершенно очевидно, поскольку все, что он говорил, сбывалось.

В 3 Цар. 22 и 2 Пар. 18 мы находим еще один пример того, что исполнение предсказания является решающим критерием истинности пророка. Ахав, царь израильский, уговаривал Иосафата, царя иудейского, вступить в союз против сириян и отнять у них Рамоф Галаадский. Иосафат ответил: «Спроси сегодня, что скажет Господь» (3 Цар. 22, 5). Ахав согласился и, призвав к себе 400 пророков, вопросил их об исходе этого предприятия. Те в один голос заявили: «Иди, Господь предаст его (Рамоф Галаадский) в руки царя» (3 Цар. 22, 6). Один из самых видных пророков, Седекия, сын Хенааны, даже сделал себе железные рога и сказал: «Так говорит Господь: сими избодешь Сириян до истребления их» (3 Цар. 22, 11). Весь сонм пророков в один голос возвестили победу двум царям, сказав: «Иди на Рамоф Галаадский, будет успех, Господь предаст его в руку царя» (3 Цар. 22,12). Пророки обещали им верную победу.

Иосафат, однако, был чем–то смущен. Выслушав пророчества, он сказал: «Нет ли здесь еще пророка Господня, чтобы нам вопросить чрез него Господа?» Перед ним был сонм пророков, «говоривших во имя Господа». И все они говорили одно. Тем не менее, Иосафат пожелал вопросить еще пророка Господа, Яхве. По всей видимости, благочестивый царь Иосафат понял, что подхалимы Ахава не были истинными пророками Господа. Ахав согласился, сказав, что есть еще один пророк, Михей, сын Иемвлая, однако он никогда не пророчествовал о царе израильском ничего доброго. Ахав пытался отговорить Иосафата от этой идеи, но Иосафат настоял на своем.

Далее события принимают поистине драматический характер. Цари послали за Михеем. Опасаясь, что пророчество Михея может помешать его честолюбивым намерениям, Ахав повелел своему слуге убедить Михея не противоречить четыремстам пророкам: «Вот, речи пророков единогласно предвещают царю доброе; пусть бы и твое слово было согласно с словом каждого из них; изреки и ты доброе» (3 Цар. 22, 13). Не исключено, что слуга даже предложил человеку Божьему вознаграждение. В ответ Михей сказал, что может изрекать только то, что откроет ему Бог. После этого пророк предстал перед Ахавом. Может показаться, что первый его ответ был дан в угоду царю: «Иди, будет успех, Господь предаст его в руку царя». Ответ Михея внешне никак не противоречил словам других пророков. Но, к сожалению, в письменной речи мы не можем передать всей интонации. Я подозреваю, что слова Михея были пародией на речь одного из пророков (возможно, Седекии). Возможно, он сказал их фальцетом или дал свой ответ таким саркастичным тоном, что Ахав немедленно обвинил его в неискренности, воскликнув: «И сказал ему царь: еще и еще заклинаю тебя, чтобы ты не говорил мне ничего, кроме истины во имя Господа» (3 Цар. 22, 16).

После этого Михей изрек истинное послание Господа, предрекавшее Ахаву поражение и гибель. Пророк рассказал царю израильскому, как Господь послал в уста пророков лживый дух, чтобы тот обманул Ахава и склонил его на гибельное предприятие. «И вот, теперь попустил Господь духа лживого в уста всех сих пророков твоих; но Господь изрек о тебе недоброе» (3 Цар. 22, 33). Слова пророка прозвучали, как крещендо в преддверии близкой кульминации. Седекия подошел к Михею, ударил его по щеке и зарычал: «Как, неужели от меня отошел Дух Господень, чтобы говорить в тебе?» Другими словами: «Михей, ты не сказал всего. Объясни, каким образом этот лживый дух отошел от меня и вошел в твои уста?»

После этих слов возникла необходимость определить, кто из них был истинным пророком, а кто лживым. Противостояние между этими двумя пророками в конце концов помогло израильтянам выявить законного, Богом поставленного пророка. Ответ Михея был таков: «Вот, ты увидишь это в тот день, когда будешь бегать из одной комнаты в другую, чтоб укрыться» (3 Цар. 22, 25). Очевидно, лживое пророчество, приведшее к столь серьезным последствиям, не могло остаться ненаказанным, и Седекии придется спасаться бегством. Ахав приказал бросить Михея в темницу и кормить скудно, одним хлебом и водой, пока он не вернется с победой, доказав тем самым, что пророк был неправ. Окончательно же расквитаться с пророком Ахав собирался после своего возвращения. Михей на все это ответил: «Если возвратишься в мире, то не Господь говорил чрез меня». Всему собранию народа, пришедшему лицезреть славу двух царей, восседающих на престолах, Михей заявил: «Слушай, весь народ!» Наверняка, эта история разнеслась с быстротой молнии. Ведь речь шла об открытом, публичном противостоянии пророков. Кто же из них окажется глашатаем Божьим?

Из последующих стихов мы узнаем, что предсказание Михея сбылось. Несмотря на свои искусные переодевания, Ахав был ранен, «по чистой случайности»: «А один человек случайно натянул лук и ранил царя Израильского сквозь швы лат». Ахав умирал медленно и, несомненно, мучительно — уже будучи раненым, он стоял против врага на протяжении всего сражения, хотя из его ран текла кровь. Царя закрепили в колеснице, чтобы он стоял весь день и поддерживал боевой дух воинства, в то время как кровь, струившаяся из раны царя, заливала колесницу. Словами, свидетельствующими о бесславной гибели царя, подтверждается не только истинность Михеева пророчества, но и верность слов Илии, изрекшего: «Псы лизали кровь его, и омывали блудницы, по слову Господа, которое Он изрек» (3 Цар. 22, 38; ср. 3 Цар. 21, 19). Итак, перед нами видимое, ощутимое событие, подтвердившее истинность слов пророка через исполнение его предсказаний.

Третий пример — Иер. 28. Здесь указывается точное время описываемых событий: «В начале царствования Седекии, царя Иудейского, в четвертый год, в пятый месяц». Библейские комментаторы трактуют слова «в начале царствования Седекии» как первый год царя Седекии, что противоречит указанию «в четвертый год».[72] Фраза «в начале царствования» встречается только в Иер. 26, 1; 27, 1; 28, 1; 49, 34 и всегда в связи с Седекией. На мой взгляд, нет никаких причин заключать, что эта фраза не может иметь относительного смысла, то есть: «в первой части царствования Седекии» (NIV: «в начале царствования Седекии»). Ведь в тексте оригинала нет слов «в первый год». Седекия царствовал одиннадцать лет, и четвертый год вполне соответствует первой части его царствования. Иер. 28 — это продолжение Иер. 27, и едва ли коалиция против Вавилона могла образоваться уже в первый год правления Седекии. «В первые годы своего царствования Седекия хранил верность царю вавилонскому».[73]Таким образом, события этой главы следует датировать 598/593 годом до н. э., пятым месяцем, причем пятый месяц очень важен для этого повествования.

В предыдущей, 27–й главе, мы читаем о том, что палестинские государства, Тир, Сидон, Едом, Моав и Амон собрались в Иерусалиме, рассчитывая на то, что их объединение поможет египетскому фараону Псамметиху II выступить против царя вавилонского и вырвать Палестину из его рук. Пророк Анания, сын Азура, в присутствии священников и всего народа поощрял царей к этому делу, предрекая им верную победу: «Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: сокрушу ярмо царя Вавилонского; через два года Я возвращу на место сие все сосуды дома Господня, которые Навуходоносор, царь Вавилонский, взял из сего места и перенес их в Вавилон» (Иер. 28, 3).

Скоро Вавилон падет, и царство израильское будет восстановлено. Эти слова были прямой противоположностью предсказанию Иеремии, который, возложив себе на шею ярмо, предрекал, что любой народ, не покоряющийся Навуходоносору, подвергнется суровому наказанию. Пророчество Иеремии звучало так: «Зачем умирать тебе и народу твоему от меча, голода и моровой язвы, как изрек Господь о том народе, который не будет служить царю Вавилонскому? И не слушайте слов пророков, которые говорят вам: 'не будете служить царю Вавилонскому'; ибо они пророчествуют вам ложь» (Иер. 27, 13–14).

Своим первым ответом Иеремия показал Анании, что он не предатель. Осознавая, что его суровые предостережения звучали отнюдь не патриотически и могли подорвать моральный дух сынов Израилевых, он открыто заявил, что всем сердцем желает исполнения пророчества Анании. «Да будет так, да сотворит сие Господь! да исполнит Господь слова твои, какие ты (Анания) произнес о возвращении из Вавилона сосудов дома Господня и всех пленников на место сие!» Покорность Вавилону Иеремия проповедовал не потому, что он был предан вавилонянам, и не потому, что он презирал свой народ. Никто не желал восстановления храма и возвращения пленников Сиона так, как этого желал он. Если бы все случилось так, как предсказал Анания, он был бы несказанно рад. Однако Иеремия указывает на то, что пророк, который, подобно Анании, предрекает Израилю мир и процветание вопреки многим пророкам, обещавшим Израилю проклятие за нарушение законов Господа, может быть признан истинным пророком только в том случае, если его предсказание сбудется (Иер. 28, 9).

На эти слова Анания ответил гневом. Он хотел, чтобы его предсказание приняли немедленно и без оговорок на том лишь основании, что это слова пророка. В час крайней нужды он произнес воодушевляющее пророчество, которое вполне соответствовало моменту и было подкреплено мощью объединившихся государств. Вместо того чтобы привести список своих пророчеств, которые исполнились надлежащим образом, он снял ярмо с шеи Иеремии и разбил его, а затем снова провозгласил во всеуслышание, что через два года ярмо Навуходоносора будет разбито так же, как было разбито ярмо Иеремии.

Но ждать два года не пришлось. Положение народа израильского было столь тяжелым, что никто не смог бы вынести такого долгого ожидания. Слишком многое было поставлено на карту. Спустя некоторое время Иеремия снова получил слово от Господа, подтверждавшее его прежние предсказания. Но в этот раз Господь добавил слова осуждения в адрес Анании. «Вот, Я сброшу тебя с лица земли; в этом же году ты умрешь, потому что ты говорил вопреки Господу» (Иер. 28, 16). Через два месяца, то есть в седьмой месяц года, Анания умер. Таким образом, народ получил возможность объективно, то есть на основании ясного и однозначного пророчества, определить, кто из предсказателей действительно говорил от Господа.

Эти три библейских примера поистине впечатляющи. Из них мы видим, что Моисеевы повеления относительно определения истинности пророка не были преданы забвению. И хотя никто из пророков не мог общаться с Богом лицом к лицу в скинии собрания, как это когда–то делал Моисей, тем не менее Израиль знал, как отличить истинного пророка от ложного. Таково было завещание Моисея сынам Израилевым. Эти и другие примеры, о которых будет сказано позже, показывают, что исполнение пророчеств стало для израильтян функциональным доказательством истинности пророка и причиной для включения его речений в канон. Другого способа определения истинности, или каноничности, пророка в Ветхом Завете нет.