Билет на погост

Глава 1

Как раз во время чемпионата по бейсболу в том году наступили необычные холода; правда, в играх участвовали и «Окленд» и «Доджерс», так что погода не смогла повлиять на результат. «Доджерс» поразили всех и умудрились выйти, победителями в пяти играх, и Кирк Гибсон вместе с Хершисером стали настоящими героями. Мэттс, стоявший во главе своей команды с открытия сезона, провел семь игр серии «плейофф»; у них было все — и мощь, и напор, — но у «Доджерсов» в запасе имелось что-то еще, что и вытаскивало их изо всех переделок.

За одной из игр я наблюдал на квартире у друга, за другой — в пивной под названием «Открытый дом» Грогана, а за остальными — из своего номера в отеле. Холода стояли вплоть до конца октября, и газеты пестрели прогнозами о предстоящей суровой зиме. Телевизионщики одного из местных каналов отправились в округ Ольстер и продемонстрировали зрителям домашнюю скотину в толстых, теплых накидках и обтянутые войлоком двигатели тракторов, однако с первой же недели ноября наступило бабье лето, и народ повалил на улицы в привычных рубашках с короткими рукавами.

Затем наступил футбольный сезон, но команды Нью-Йорка не продемонстрировали ничего особенного. «Цинциннати», «Буффало» и «Медведи» заняли верхние места в турнирной таблице Национальной футбольной лиги, а лучший полузащитник «Джантсов» после Сэма Хаффа был удален на тридцать суток за «недостойное поведение», что могло означать лишь одно — употребление кокаина. Когда такое случилось с ним впервые, он клятвенно заверял репортеров, что надолго запомнит преподанный ему урок, но на этот раз упорно избегал всех интервью.

Я оставил все дела и наслаждался прекрасной погодой. В то время мне приходилось выполнять всевозможную срочную работу с посуточной оплатой для детективного агентства с откровенным названием «Надежные расследования», офис которого находился в здании из стекла и стали на углу Двадцать третьей и Бродвея. В агентстве всегда толпились запыхавшиеся клиенты, представлявшие адвокатам истцов в помятых костюмах; моя работа, как правило, заключалась в поиске свидетелей и их предварительном опросе. Не то чтобы я был в восторге от нее, но полагал, что это поможет мне впоследствии получить лицензию частного детектива. Хотел ли я и в самом деле стать частным сыщиком — не знаю, но по крайней мере это была неплохая работа, дававшая сотню долларов в день.

Я снова был одинок; вообще-то у меня была женщина, которую звали Джен Кин, но незадолго до этого наши отношения прекратились. Не было у меня уверенности, что навсегда, но мои слабые попытки восстановить их закончились безрезультатно. Большую часть вечеров я проводил на собраниях общества «Анонимных алкоголиков», после которых мы с друзьями убивали время до тех пор, пока не наступала пора идти спать. Иногда вместо этого я отправлялся в один из ночных клубов, где пил кофе, колу или просто содовую. Я хорошо знал, что бывшим алкоголикам это не рекомендуется, однако ничего не мог с собой поделать.

Но однажды во вторник вечером, примерно на десятый день бабьего лета, колесо судьбы внезапно круто повернулось. Неведомая сила окунула меня в стремительный водоворот событий.

В тот день я занимался поисками, а потом расспросами невзрачного человечка с личиком хорька по фамилии Ньюдорф, который мог быть свидетелем столкновения принадлежавшего Радио Сити фургончика с мотоциклом. В наше агентство обратился поверенный мотоциклистки, и Ньюдорф должен был подтвердить, что водитель грузовичка открыл дверцу так внезапно, что управлявшая мотоциклом девушка никак не могла избежать столкновения.

Клиент наш был юристом, занимавшимся жертвами уличных аварий, о которых сообщалось по телевизору, и брался за дело по горячим следам. Случай казался достаточно надежным вне зависимости от показаний Ньюдорфа, и суд должен был вынести решение в нашу пользу, но тем не менее машина пришла в движение. За участие в этой суете я получал свою сотню долларов в день, и Ньюдорф также был заинтересован в том, чтобы побольше вытянуть из нас.

— Да не могу я, поймите!.. — твердил он. — Мне придется провести пару дней в суде, понести затраты, лишиться каких-то доходов; я не против, но как я могу позволить себе это? Вы понимаете, о чем я говорю?

Я понимал его очень хорошо. Я сразу понял, что его показания яйца выеденного не будут стоить, если мы предварительно заплатим за них, и немногим больше — если он не будет должным образом удовлетворен. Намекнув, что внакладе он не останется и получит то, что ему причитается, сразу после судебного заседания, я получил его подпись под показаниями, которые должны были помочь нашему клиенту.

Какое решение вынес суд, меня мало интересовало. Обе стороны были одинаково виноваты в случившемся. Водителю грузовичка его невнимательность стоила поврежденной двери, а девушке, управлявшей мотоциклом, — поломанной руки и двух зубов. Что-то она, конечно, должна была получить, хоть и не те три миллиона долларов, которые требовал ее адвокат. Раз уж дело зашло столь далеко, возможно, что-то получил и Ньюдорф. В самом деле, услуги приглашенных сторонами экспертов-криминалистов, психиатров и судмедэкспертов всегда оплачиваются, хотя их научно обоснованные выводы вечно противоречат друг другу. Почему же тогда не платить и свидетелям? Да и всем остальным?..

От Ньюдорфа я вышел около трех, вернулся в свой офис и напечатал на машинке отчет. Помещение группы «Анонимных алкоголиков» располагалось в этом же здании, так что я задержался после работы и еще около часа отвечал на звонки. Люди звонили, не переставая: среди них были приезжие, желавшие узнать, как попасть на наши собрания, запойные пьяницы, начинавшие осознавать серьезность своего положения, а также бедняги, которым после очередного запоя требовалась срочная медицинская помощь. Среди звонивших встречались и умеренно пьющие люди, которым требовалось просто поговорить с кем-нибудь. На телефонах общества постоянно дежурили добровольцы; обстановка здесь была не столь драматичная, как в центре управления «Службы 911» на Полис Плаза или на горячей линии помощи самоубийцам, но это была какая-никакая, а все-таки служба, и она помогала соблюдать трезвость каждому из нас. Наслушавшись рассказов наших собеседников, вряд ли кто-то смог бы вновь взять в руки стакан.

Пообедав у «Цая» на Бродвее, в шесть тридцать я встретился с приятелем Ричи Гилменом в кафетерии на площади Колумба. Мы посидели минут десять за чашечкой кофе, дожидаясь появления нашей знакомой Тони, которая первым делом рассыпалась в извинениях за опоздание. Затем мы все вместе спустились в метро и добрались до пересечения Джамайка-авеню и Сто двадцать первой улицы, а оттуда по другой линии — до Куинс и района под названием Ричмонд-Хилл. Спросив возле аптеки дорогу у случайного прохожего, мы прошли полдюжины кварталов в указанном направлении, пока не увидели лютеранскую церковь. В большом подвальном помещении, в которое мы спустились, стояло несколько десятков стульев, два-три стола и небольшая трибуна. На один из столов поместили большой кофейник и чайник с горячей водой для чая или растворимого кофе. На подносе рядом было овсяное печенье с изюмом; на другом столе лежала литература.

Собрания «Анонимных алкоголиков» в Нью-Йорке бывают двух видов. Дискуссионные собрания начинаются с того, что один выступающий говорит минут двадцать, а затем все вместе обсуждают сказанное. Во время собраний-лекций два-три участника по очереди рассказывают остальным историю своей жизни. В тот вторник местное отделение «Анонимных алкоголиков» в Ричмонд-Хилле проводило лекционное собрание, и выступать на нем должны были мы. Это было обычной практикой: каждое отделение периодически посылало своих членов выступать в других группах; в противном случае нам пришлось бы слушать одни и те же истории от одних и тех же людей, и вся процедура стала бы еще скучнее и однообразнее.

Однако зачастую подобные лекции бывали очень интересны — даже интереснее, чем проведенный в ночном клубе вечер. Людям приходилось рассказывать о своей прошлой жизни, о круто изменивших ее событиях и о том, что она представляет из себя теперь; неудивительно, что рассказы эти часто бывали мрачными и зловещими. Мало кто решался бросить пить только потому, что его раздражали постоянные сплетни и перешептывание соседей. Но даже самые страшные истории могут показаться забавными — именно так и случилось в тот вечер в Ричмонд-Хилле.

Первой к трибуне вышла Тони. В свое время она была замужем за прожженным аферистом, который умудрился сначала проиграть ее в покер, а потом — через несколько месяцев — выкупить обратно. Мне уже приходилось слышать ее историю, но в этот раз описание было особенно живым и красочным. Сама Тони то и дело заливалась смехом, и, по-видимому, ее настроение оказалось настолько заразительным, что когда пришла моя очередь выступать, я, к собственному удивлению, обнаружил, что рассказываю о том, как работал сначала патрульным полицейским, а затем следователем. О том далеком времени я ни разу не вспоминал уже очень давно — наверное, долгие годы. Теперь и я смог найти немало веселого в собственном прошлом.

Закончилось собрание выступлением Ричи. Он несколько лет умудрялся совмещать беспробудное пьянство с управлением собственной фирмой, так что у него было в запасе немало интересных историй. Несколько лет подряд он ежедневно по утрам принимал первую дозу в небольшом китайском ресторанчике на Байярд-стрит.

— Я выбирался из метро, — рассказывал он, — молча клал на стойку пять долларов, быстро опрокидывал в себя неизменный двойной виски, а затем с новыми силами ехал обратно и возвращался в офис. За все это время я ни разу ни с кем не перебросился ни единым словом. Я чувствовал себя в полной безопасности — что они могли знать обо мне? И что еще более важно: кому могли рассказать?

Потом мы выпили по чашечке кофе с печеньем, и один из членов местного отделения «Анонимных алкоголиков» проводил нас до ближайшей станции метро. Мы вернулись обратно в Манхэттен и вышли на остановке «Площадь Колумба». Был уже двенадцатый час; Тони заявила, что голодна, и попросила нас составить ей компанию. Ричи извинился, сказав, что очень устал и хочет сегодня пораньше лечь спать. Я предложил ей отправиться в кафетерий под названием «Пламя», в котором обычно собирались после встреч члены нашего отделения.

— Боюсь, мне нужно что-то более существенное, — возразила Тони. — Я сегодня еще не обедала — только немного печенья после собрания, и все. Ты бывал когда-нибудь в баре Армстронга?

Я рассмеялся в ответ, и она с недоумением взглянула на меня.

— Приходилось, — пояснил я. — Тогда я еще не был одинок. Если не ошибаюсь, это заведение находилось на Девятой авеню, между Пятьдесят седьмой и Пятьдесят восьмой улицами. В то время я жил в отеле в том же здании. У Армстронга я ел, пил, счета заполнял, с клиентами встречался — Господи, чего я там только не делал — разве что не спал! Хотя наверняка и спал тоже.

— А теперь тебя туда и силком не затащишь.

— Стараюсь по возможности избегать.

— Ну что же, можно найти и другое местечко. Прежде, когда у меня бывали запои, я жила далеко отсюда и думала об «Армстронге» как о ресторане.

— Ладно, пошли туда.

— В самом деле?

— Почему бы и нет?

Теперь бар Армстронга находится на квартал западнее, на углу Пятьдесят седьмой улицы и Десятой авеню. Мы заняли столик у стены, и пока Тони совершала паломничество в туалет, я огляделся вокруг. Джимми нигде не было; вообще я не заметил знакомых лиц — ни среди посетителей, ни среди персонала. Меню стало значительно более изысканным, чем раньше, но некоторые блюда были мне знакомы; я узнал также несколько врезавшихся в память картин и фотографий на стенах. Теперь в баре царил другой дух — более стерильный й молодежный, но все равно это было именно то место, которое я так любил когда-то!

Когда Тони вернулась, я поделился с ней своими впечатлениями. Она поинтересовалась, играла ли здесь раньше классическая музыка.

— Непрерывно, — ответил я. — Сначала он купил пианолу-автомат, но вскоре выпотрошил ее, заполнив пластинками Моцарта и Вивальди. Шпана сюда не заглядывала, и все были довольны.

— Так, значит, ты напивался под звуки «Eine Kleine Nachtmusik»?..

— И с огромным удовольствием!

Тони была славная женщина, на пару лет моложе меня, одинокая, как и я. Работала она управляющим выставочным залом женской одежды на Седьмой авеню и уже не первый год поддерживала близкие отношения с одним из своих боссов. Он был женат, и на собраниях она неоднократно заверяла всех нас, что положит этому конец, но каждый раз голос ее звучал как-то не очень убедительно, и их отношения продолжались.

Тони была высокой женщиной, с длинными ногами; волосы ее, ровно подстриженные на уровне плеч, были абсолютно черными — я подозревал, что здесь не обошлось без краски. Мне она казалась симпатичной и славной, но не особенно привлекательной — как, очевидно, и я ей. Все любовники Тони обязательно были лысыми женатыми евреями, а я не был ни тем, ни другим и ни третьим. Мы с ней дружили — и только.

Просидели мы в баре далеко за полночь. Она заказала себе немного салата и порцию фасоли; я — чизбургер, и оба мы выпили огромное количество кофе. У Джимми кофе всегда был отменным. Раньше я пил его с коньяком, но сейчас черный кофе показался мне гораздо более ароматным.

Жила Тони на углу Сорок девятой улицы и Восьмой авеню. Я проводил ее домой, а затем поплелся обратно, к себе в отель, но не пройдя и квартала, внезапно остановился от смутного ощущения тревоги. Что это было, не знаю — то ли на меня подействовала встреча в Ричмонд-Хилле, то ли посещение заведения Армстронга после долгого перерыва. Возможно, виноват был кофе или погода, а может быть — фаза Луны. Что бы ни было тому причиной, внезапно навалившееся ощущение тревоги было вполне осязаемым. Я просто не в силах был вернуться в свой крошечный номер и остаться один в четырех стенах.

Пройдя пару кварталов к западу, я оказался в «Открытом доме» Грогана.

Никаких дел у меня там не было. В отличие от бара Армстронга заведение Грогана было дешевой пивной. Здесь не было сервированных блюд, классической музыки, а с потолка не свисали листья бостонского папоротника. Его музыкальный автомат был переполнен пластинками Клэнси Бразерз, Бинга Кросби и Вулф Тоунс, но включался он нечасто. В зале стояли телевизор и несколько декоративных рыб на подставках, на стене темного дерева висела мишень для игры в дартс; пол был кафельным, а потолок в зале отделан штампованной жестью. В окнах светилась неоновая реклама крепкого пива «Гинесс» и легкого — «Лагер». Основной приманкой, естественно, был «Гинесс».

Владельцем заведения значился Микки Баллу, хотя документы, по всей видимости, были оформлены на кого-то другого. Баллу был крупным, сильно пьющим человеком с явно криминальным прошлым, могучим и неистовым. Не так давно обстоятельства свели нас вместе, но какой-то барьер между нами еще существовал. Пока я не мог определить, в чем тут было дело.

Народа в зале было немного; самого Баллу тоже не было видно. Заказав содовую, я уселся у стойки. По кабельному телевидению крутили какой-то фильм — цветную версию древнего боевика с Эдвардом Г. Робинсоном и полудюжиной других известных актеров, фамилий которых я не помнил. Минут через пять бармен подошел к телевизору и, повернув ручку, как по волшебству превратил фильм в черно-белый подлинник.

— Кое-что лучше смотреть в оригинале, — пояснил он.

Кино я досмотрел примерно до половины. Когда содовая закончилась, я заказал колу, а когда была выпита и она, положил на стойку пару долларов и отправился домой.

За стойкой в отеле стоял Джейкоб. Он был мулатом, его лицо и тыльные стороны ладоней покрывали многочисленные веснушки, а курчавые рыжие волосы постепенно сходили на нет к макушке. Он был страстным любителем книг с головоломными кроссвордами и кропотливо заполнял их, поглощая при этом невероятное количество кодеина. Его пару раз увольняли с работы по разным причинам, но затем каждый раз принимали обратно.

— Вам звонила кузина, — сообщил он, едва завидев меня.

— Кузина?..

— Звонила весь вечер — четыре или пять раз, не меньше, — сообщил Джейкоб, доставая из моего ящичка кипу записок; корреспонденцию он оставил на месте. — Раз, два, три, четыре, пять, — сосчитал он. — Просила, чтобы вы немедленно позвонили ей, как только вернетесь, — в любое время.

Наверное, умер кто-то из родственников, подумал я, прикидывая в уме, кто бы это мог быть. Наше семейство давно разбросало по свету. Иногда я получал одну-две открытки к Рождеству, изредка позванивали близкие и дальние родственники. Но чтобы у меня была кузина, способная позвонить мне более одного раза — и только для того, чтобы удостовериться, что я получил ее сообщение?

— Позвоните ей, — сказал Джейкоб.

Я взял горсть записок и прочитал первую попавшуюся на глаза. «Звонила кузина», — и ничего больше, даже времени не было указано.

— Но здесь же нет номера! — удивился я.

— Она сказала, что вы его знаете.

— Я даже не знаю, что это за кузина.

Джейкоб пожал плечами, вытянувшись в кресле.

— Извините, — сказал он. — Звонят обычно так редко, и это расслабляет. Я написал ее имя на одном из листков — это была одна и та же женщина.

Я просмотрел записки. На самом деле имя звонившей было указано дважды, очевидно, на первых двух записках. «Пожалуйста, перезвоните кузине Фрэнсис», — прочитал я. И на другой: «Позвоните кузине Фрэнсис».

— Фрэнсис, — произнес я вслух.

— Да, именно так она и представилась.

Но у меня не было никакой кузины Фрэнсис! Может, это жена одного из братьев? Или чей-нибудь ребенок, чье имя я не удосужился запомнить?

— А вы уверены, что это была женщина?

— Конечно!

— Дело в том, что Фрэнсис может быть и мужским именем, так что...

— О, ну что вы! Вы думали, что мне это неизвестно? Звонила определенно женщина, и она сказала, что ее зовут Фрэнсис. Вы не знаете свою собственную кузину?

Возразить было нечего.

— Она назвала меня по имени? — поинтересовался я.

— Попросила позвать Мэттью Скаддера.

— И попросила меня перезвонить, как только я вернусь в отель?

— Да, совершенно верно. В последние пару раз — было уже поздно — она особенно подчеркнула это. Когда бы ни вернулся, говорит, пусть сразу же позвонит.

— И номера не оставила?

— Сказала, что вы его знаете.

В мгновение ока прошедшие годы улетучились, и я вновь стал полицейским, детективом Шестого округа. «Вам звонили, Скаддер, — проговорил чей-то голос. — Это ваша кузина Фрэнсис».

— О, Господи! — меня внезапно озарило.

— Что-что?

— Да, все ясно, — ответил я Джейкобу. — Кажется, я знаю, о ком идет речь. Это наверняка она.

— Она сказала...

— Я знаю, что она сказала. Да, вы абсолютно правы. Просто я сразу никак не мог вспомнить.

Джейкоб кивнул в ответ.

— Понятно, — сказал он, — это бывает.

Ее номера я не знал. Точнее говоря, я знал его наизусть многие годы, но теперь не мог сразу же извлечь из закоулков памяти. Он наверняка должен быть записан в моей адресной книжке — я был уверен, что этот номер мне еще понадобится.

«Элейн Марделл», — гласила запись; затем следовал адрес на западе Сорок пятой улицы. И цифры телефона, которые я вспомнил сразу же, как только бросил взгляд.

У меня в номере был свой аппарат, но я направился к телефону-автомату на другом конце холла, бросил в щель четвертной и набрал номер.