Билет на погост

Глава 8

Отправился я прямо к себе в отель, по дороге заглянул в попавшийся на глаза офис фирмы, занимавшейся ксерокопированием и работавшей даже в уик-энд, и сделал сто копий рисунка. Большую их часть я оставил вместе с оригиналом в номере, скрутив в трубку и засунув в картонный тубус, но захватил с собой дюжину или около того копий и кучу визиток, которые в свое время мне напечатал Джим Фабер; на них я не значился сотрудником сыскного агентства — только имя и номер телефона, больше ничего.

На автобусе я добрался по Бродвею до Восемьдесят шестой улицы; первым местом, которое я посетил, был «Бреттон-Холл», в котором обитал Мотли до ареста. Я уже знал, что он не регистрировался там под своей собственной фамилией, однако все-таки показал администратору рисунок. Тот долго в молчании изучал его, но затем отрицательно покачал головой. Я оставил ему портрет и визитную карточку, пообещав вознаграждение, если он поможет мне разыскать этого человека.

Затем по восточной стороне Бродвея я пешком добрался до Сто десятой улицы, заходя по дороге в отели на самом Бродвее и на прилегающих улицах, а на Сто десятой перешел на другую сторону и направился обратно к Семьдесят второй, занимаясь тем же самым. В одном из кубино-китайских ресторанчиков я на скорую руку перекусил фасолью с рисом, а затем вернулся по восточной стороне Бродвея к тому месту, с которого стартовал. Визиток я раздал больше, чем рисунков, и только сожалел что не захватил с собой больше. Обошлись они в сущие гроши, и я мог позволить себе оклеить ими хоть весь город.

Двое сказали мне, что изображенный на портрете человек им знаком, а клерк в отеле «Бенджамин Дэвис» на Девяносто четвертой улице, в котором проживали получатели благотворительной помощи, сразу узнал его.

— Он был здесь, — сказал он. — Этот человек останавливался у нас этим летом.

— В каких числах?

— Не могу сказать точно... Провел он в этом отеле не меньше полумесяца, однако когда именно, затрудняюсь сказать.

— А вы могли бы проверить в книге регистрации?

— Конечно, если его имя вам известно.

— Его зовут Джеймс Лео Мотли. Это его настоящее имя.

— Знаете, в подобных местах редко пользуются настоящими именами. — Он раскрыл журнал, однако этот том был начат только в сентябре; тогда клерк сходил в соседнюю комнату и вернулся с предыдущим журналом.

— Мотли, — бормотал он самому себе, перелистывая страницы. — Нет, не вижу. Скорее всего он зарегистрировался под другим именем; его я не помню, но, может быть, смогу вспомнить. А имя Мотли мне ничего не говорит.

Тихо шепча себе под нос, он листал страницу за страницей, водя пальцем по спискам постояльцев. На нас стали обращать внимание, и двое местных обитателей подошли полюбопытствовать, чем мы занимаемся.

— Вот ты его должен знать, — сказал клерк одному из них. — Он жил здесь этим летом. Вспомни, как его звали?

Мужчина, к которому он обратился, взял в руки рисунок и повернулся, чтобы лучше падал свет.

— Это не фотография, — удивленно сказал он. — Больше похоже на рисунок.

— Да, верно.

— Помню его, — сказал он. — Здесь он как вылитый. Как, говорите, его зовут?

— Мотли, — ответил я. — Джеймс Лео Мотли.

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, не Мотли. И не Джеймс. — Он повернулся к другому постояльцу: — Райделл, ты не помнишь, как звали этого парня? Ты должен помнить его.

— О, конечно, помню! — ответил Райделл.

— Ну так как его зовут?

— Очень похож, — ответил Райделл, — только прическа другая.

— А какая была? — спросил я.

— Гораздо короче, — ответил мне Райделл. — Сверху, у ушей — везде короче.

— Да, в самом деле, — согласился его друг. — Как будто он только что вернулся из тех мест, где длинных причесок не носят.

— И где стригут старыми, тупыми ножницами, — добавил Райделл. — И только наголо. Бьюсь об заклад, я помню, как его звали, — мне нужна только подсказка.

— Да и я вспомню, наверное, — добавил другой.

— Что-то вроде Колмана?.. — предположил Райделл.

— Нет, не Колман.

— Колман, Колман... Колтон? Нет, Коплэнд!

— Да, по-моему, ты прав.

— Рональд Коплэнд, — с торжествующей улыбкой сказал Райделл. — Я почему вспомнил: был такой актер, Рональд Коплэнд, да? И вот этого парня тоже звали Рональд Коплэнд.

К моему изумлению, имя это действительно обнаружилось в журнале; датой его прибытия значилось двадцать седьмое июля — за двенадцать суток до этого Мотли был освобожден из «Денмора». Прибыл он, по его словам, из городка Мэйсон-Сити, штат Айова. Не знаю, почему, но я счел нужным отметить это в своей записной книжке.

В отеле «Бенджамин Дэвис» использовали устаревшую систему регистрации проживающих, так что в журнале не удалось найти никаких данных о том, когда именно Рональд Коплэнд покинул отель; чтобы установить это, клерку пришлось основательно порыться в картотеке. В конце концов выяснилось, что он прожил здесь ровно четыре недели и съехал двадцать четвертого августа. Своего возможного адреса для пересылки почты он не оставил; служащий припомнил, что почта на его имя не приходила ни разу — ни до его отъезда, ни после. Звонков тоже не было.

Никому из них ни разу не довелось перемолвиться с ним даже парой слов.

— Скрытный был парень, — сказал Райделл. — Мы его видели только тогда, когда он поднимался к себе в номер или выходил на улицу. По-моему, он никогда даже не задерживался у конторки.

— Только поглядишь на него, и сразу пропадала всякая охота разговаривать, — добавил его друг.

— Да, вид его к разговорам не располагал.

— Верно, черт подери!..

— Он мог взглянуть на тебя, — сказал Райделл, — и тебя будто мороз по коже пробирал. Не то чтобы взгляд его был тяжелым или там злобным каким-то. Просто холодным.

— Леденящим.

— Как будто он готов взять и убить тебя ни с того ни с сего. Если хотите знать мое мнение, это прирожденный убийца, и сердце у него каменное. Никогда не встречал человека с таким взглядом.

— А я однажды знал женщину, ну вот с точно таким же взглядом, — сказал его приятель.

— Черт, не хотел бы я познакомиться с ней.

— С этим тоже еще раз встретиться никто не захочет, — добавил его друг.

Мы еще немного поговорили, затем я вручил каждому по своей визитной карточке и попросил сразу же связаться со мной, если он вновь появится в отеле или им что-нибудь станет известно о его местонахождении, добавив, что не забуду их отблагодарить. Райделл высказал предположение, что эта наша беседа тоже кое-чего стоит, а я не счел нужным возражать и вручил ему, его приятелю и клерку по десять долларов каждому. Райделл попытался потребовать еще, но ничуть не обиделся, когда я решительно отказал ему.

— По телевизору парней показывают, — сказал он, — которые оставляют по двадцать долларов то там, то здесь, сорят деньгами налево и направо, хотя никто ничего и не говорит им толком. Может, где-то и есть такие?

— Они спустили все свои деньги, — объяснил его друг, — прежде чем успели добраться сюда, в наши трущобы. А этот господин не таков, он знает цену деньгам.

Я прошел пешком весь Бродвей из конца в конец, но только один раз мне представился случай заплатить деньги. Почти сразу же мне удалось получить конкретную информацию, так что определенный прогресс был явно налицо. Теперь я точно знал, где он жил в Нью-Йорке до двадцать четвертого августа. Я узнал также, что Мотли выдавал себя за другого, а из этого следовал вывод, что он был нечист на руку — зачем честному человеку представляться вымышленным именем?

Что было еще более важно — я установил, что по сделанному Галиндесом портрету действительно можно было узнать Мотли. Правда, прическа его оказалась более короткой, однако за это время волосы могли успеть отрасти. В принципе он мог завести бакенбарды или отпустить усы или бороду, но скорее всего не сделал этого, так как через шесть недель после освобождения еще не пытался отпустить их.

Когда я завершил обход Бродвея и вернулся к «Бреттон-Холлу», ноги мои налились свинцовой тяжестью. И неудивительно — я исходил мили, разговаривая об одном и том же с многими десятками людей, и в подавляющем большинстве случаев толку от этого — как будто с деревом разговариваешь. Только один раз мне улыбнулась удача в тот день; ну что же, для меня это было в порядке вещей. Когда собираешься заняться подобным сбором сведений — полицейские называют это «стучаться в двери», — нужно быть готовым к тому, что девяносто пять процентов усилий — и это при самом благоприятном стечении обстоятельств — будет потрачено впустую, и только пять дадут какой-нибудь результат. Ну что же, без девяноста пяти не добраться до пяти. Это напоминает стрельбу по уткам из дробовика — почти все дробинки пролетают мимо цели, зато хоть одна, но попадет почти наверняка. А из «двадцать второго калибра» попасть практически невозможно — цель мала, а небо вокруг нее необъятно.

На автобусе я добрался к себе в отель, поднялся в номер и первым делом включил телевизор. Сражались две школьные команды; вокруг игрока одной из них царило небывалое оживление, и каждый его прорыв встречался дикими криками болельщиков. Я рухнул на диван и вскоре понял, из-за чего такая суета. Парень был белым и к тому же огромных размеров — вполне подходящих, чтобы играть в профессиональный баскетбол. Что-то подсказало мне, что лет через десять его счет в банке будет существенно превышать мой.

Постепенно я провалился в сон, но вскоре меня разбудил телефонный звонок. Открыв глаза, я отключил звук телевизора и поднял трубку.

Звонила Элейн.

— Привет, любимый!.. — прощебетала она. — Я тебе раньше звонила, но мне сказали, что тебя нет дома.

— Мне не оставили никакой записки.

— Я не просила ее оставить, мне только хотелось поблагодарить тебя, и все. Ты просто чудо, хотя, наверное, тебе все наперебой говорят это.

— Нет, далеко не все, — ответил я. — Сегодня мне пришлось переговорить с многими десятками людей, и ни от одного из них я не услышал ничего подобного. Большинство из них не сказали мне даже того, что я сам хотел услышать.

— Чем ты занимался?

— Нашего друга разыскивал. Нашел отель, в котором он жил целый месяц после того, как освободился.

— Где это?

— На какой-то из западных девяностых улиц. Называется отель — «Бенджамин Дэвис»... Сомневаюсь, чтобы ты захотела бы туда с кем-то зайти.

— А если все-таки захочу?

— Лучше не стоит. Портрет наш оказался вполне пригодным, даже просто отличным — это самое важное, что мне удалось установить сегодня.

— Оригинал у тебя?

— Он все еще нужен тебе?

— Конечно. Слушай, что ты делаешь сегодня вечером? Ты не мог бы его занести?

— Я сегодня уже столько отшагал, просто ноги отваливаются.

— Распухли, наверное?

— И к тому же мне надо идти на собрание, — добавил я. — Я позвоню тебе потом, если будет не слишком поздно. А может, и приду, если ты захочешь.

— Отлично!.. — сказала Элейн. — Слушай, Мэтт, это было так замечательно...

— Да, ты права.

— Ты всегда такой романтичный? Должна сказать, что я вполне оценила это.

Положив трубку, я опять включил звук. Игра близилась к концу, так что я определенно проспал довольно долго. Теперь уже азартом сражения и не пахло, но я все-таки досмотрел ее до конца, а затем спустился вниз перекусить.

С собой я прихватил стопку портретов Мотли и пачку визиток в палец толщиной, так что, перекусив, сразу отправился в деловую часть города. Посетив отели и жилые дома в Челси, я двинулся в Виллидж, специально рассчитав время, чтобы успеть на наше собрание, которое на этот раз проводилось на Перри-стрит. В зал набилось человек семьдесят, хотя он мог вместить от силы половину, и все сидячие места были заняты — можно было только стоять, да и то в тесноте. Однако несмотря на это, собрание получилось интересным, а во время перерыва я смог найти свободный стул.

Закончилось оно в десять, и я посетил еще несколько притонов — «По коням!» на Кристофер, «Чаквагон» на Гринвич, а также пару полулегальных кабаков на Вест-стрит. Обычно здесь царила атмосфера мрачноватого уюта, но теперь, с наступлением эпохи СПИДа, я с удивлением обнаружил, что обстановка в них значительно переменилась; связано это было скорее всего с тем, что их грациозные посетители, одетые в воловью кожу и грубую бумажную ткань, непрерывно курившие «Мальборо» и попивавшие дорогие напитки, уже были обречены на смерть в ближайшие месяцы или годы. Вирус завел часы, и теперь мне было гораздо проще смотреть на них спокойно — то ли благодаря этому знанию, то ли вопреки ему.

Туда я пошел, движимый смутным предчувствием. В тот день, когда Мотли так поразил нас своим внезапным появлением в квартире Элейн, он был одет как типичный городской ковбой — вплоть до металлических наконечников на узких туфлях. До «кожаной королевы» ему, конечно, было еще далеко, но вообразить его завсегдатаем подобного заведения я мог без всякого труда: грациозно облокотившегося на что-нибудь, поигрывающего бутылкой пива своими длинными и сильными пальцами и наблюдающего, оценивающего все и вся пустыми, холодными глазами. Я отлично знал, что жертвами Мотли обычно становились женщины, но о подлинных причинах этого мог только догадываться. Если его мало заботило, лежит ли он с живой женщиной или трупом, то какое значение для него мог иметь пол партнера?

Двое владельцев баров в ответ на мои расспросы ответили, что лицо Мотли кажется им знакомым, хотя и не были до конца уверены в этом; в одном из баров на Вест-стрит по выходным дням пропускали только посетителей, одетых в кожу и холщовые рубахи, и в дверях передо мной с многозначительным видом возник местный вышибала и указал на предупреждающий знак.

Ну что же, это была игра по правилам. Я достал фотографию Мотли и поинтересовался, не знает ли он этого человека.

— А что он натворил?

— Несколько человек из-за него в больницу попали.

— У нас бывают, знаете ли, разные посетители. Иной раз с очень буйным норовом.

— У этого норов куда более буйный, чем вы думаете.

— Дайте-ка взглянуть, — сказал он; приподнял солнцезащитные очки и поднес рисунок поближе к глазам. — Да, в самом деле... — вдруг произнес он.

— Вы знаете его?

— Видел несколько раз. Он не из нашей постоянной клиентуры, однако у меня память на лица просто сучья. Как и на другие части тела.

— Он часто бывал у вас?

— Не знаю... раза четыре или пять, наверное. Первый раз я увидел его где-то в первых числах сентября, возможно, чуть раньше. После этого он бывал здесь, эээ... раза четыре. Может, он был и сегодня, не знаю — я заступил на дежурство только в девять часов.

— А как он был одет?

— Не помню... ничего особенного, что могло бы привлечь мое внимание. Джинсы и ботинки, должно быть. Я каждый раз пропускал его, так что одет он был так, как и принято в нашем заведении.

Я задал ему еще несколько малозначительных вопросов, вручил свою визитную карточку и портрет Мотли и добавил, что был бы не прочь зайти вовнутрь и показать такой же рисунок бармену, если, конечно, мой вид не покажется посетителям слишком уж вызывающим.

— Ну что же, мы иногда делаем исключения, — неопределенно произнес охранник. — Кстати, между прочим, — вы не из полиции?

— Нет, частный агент, — ответил я. Не знаю, какая сила потянула меня в последний момент сказать это.

— О, частный сыщик! Это уже горячее, не так ли?

— Да?

Охранник с чувством вздохнул.

— Милый, — сказал он, — я бы пропустил тебя внутрь, даже если бы ты напялил на себя тафту.

Ушел я оттуда уже за полночь. В этом районе было еще немало мест, в которых я мог попытать счастья — они в это время как раз начинают работать, — но большинство из известных мне по прошлым годам заведений уже ликвидировались из-за постигшего гомосексуалистов бедствия. Однако кое-какие все-таки умудрились выжить, и даже открылось несколько новых подобных заведений; в конце концов я смог выяснить, что Джеймс Лео Мотли в этот самый момент находился в одном из них, ожидая приглашения пройти в одну из погруженных в полумрак комнаток.

Но было уже очень поздно, и я не смог найти в себе сил встретиться с ним прямо сейчас. Я решил пройти пешком с десяток кварталов, пытаясь прочистить легкие от смешавшихся вместе застоявшихся запахов пива, сточных вод, пропитавшейся потом кожи и амилнитрата, по которым можно с уверенностью отличить это царство похоти от любого другого места в Нью-Йорке. Прогулка действительно помогла мне, и я собрался так и идти пешком до самого дома, как будто и не прошагал перед этим столько миль, но вскоре мне попалось пустое такси, и в нем я проделал остававшуюся часть пути.

Дома я вспомнил про Элейн, но звонить ей было уже поздно. Постояв под душем гораздо дольше обычного, я отправился спать.