Бинди

Твою мать!

Массуд вырастает прямо передо мной, берет меня за воротник пиджака и

сильно встряхивает. Сцепив зубы, я не рыпаюсь и терплю.

- Будь проклят тот день, когда я позволил ей встретиться с тобой! Будь проклят! –

не сдерживая себя, он выплескивает яд, глядя в мои глаза. – Каким же я был

придурком! Но теперь все… – слегка улыбается, но без всякой радости. –

Родители Майи доверили ее мне. Я увезу, и ты никогда ее не найдешь. Она

останется с моей родней. Я не хочу, чтобы ты еще когда-либо появлялся в наших

жизнях.

Сосредоточив все внимание на Массуде и словах, которые он выплевывает, я обнаружил появление Алистера возле нас лишь только что. Он схватился

стальной хваткой за руки моего старого знакомого, молча требуя, чтобы тот

отпустил меня.

Сейчас же.

- Защищаешь своего дружка? – процеживает с явной неприязнью Массуд, посмотрев на ирландца.

Он отвечает беспристрастно, поведя плечом.

- Он мне не друг.

Продержавшись еще немного, кузен Майи расцепляет пальцы и роняет

руки вниз. Карие глаза изучают меня с не меньшим презрением, нежели раньше.

- Забери его отсюда, – командует Массуд, махнув в мою сторону ладонью.

Рука Алистера уже сжимает мое плечо. Я чувствую давление. Чувствую, как

он пытается вести меня к машине.

- Она внутри, да? – кладу руку на крышу джипа. – Дай мне поговорить с ней.

Ее брат едва держит себя в руках. Он говорит сквозь зубы:

- Я сказал, забери его!

Алистер ругается и приказывает сесть в салон. Ему практически удается

силой затолкнуть меня в машину, но я вырываюсь и вновь предстаю перед

Массудом. Тот замахивается, у меня получается увернуться, и во второй раз его

попытка увенчивается провалом – когда я хватаю его руку в воздухе. Отбрасываю

ее, и Массуд отступает на шаг.

- Пожалуйста… – начинаю я, но он не дает мне договорить.

- Заткнись-ка, а! Я не хочу слышать твоих оправданий! Знаешь, за что Джей избил

Майю? Не догадываешься, да? – Подойдя вновь вплотную, он толкает меня. – За

то, что она оставила своего водителя, сбежала от него. Непонятно, где шлялась! А

потом вернулась домой вечером… без брачного ожерелья. Почему… – на лбу у

него появляются морщины, как и вокруг глаз, черты лица искажает гримаса боли.

– Почему Майя не выдала тебя, такого подонка? Лучше бы он с тобой что-нибудь

сделал! – Круто выбросив ладонь в направлении джипа, Массуд гневно и

озлобленно выдает: – Она получила по заслугам. За измену мужу. Я знаю, что она

была с тобой, не отрицай! – Он повышает тон голоса, буквально наезжая на меня, как на маленького мальчишку.

Видя его состояние и слыша, что он говорит, я четко осознаю, что с ним или

с его семьей Майе будет ничуть не лучше, чем с мужем. Алистер время от времени

громко шепчет у меня над ухом бранные слова и диктует распоряжения, но я

снова и снова веду плечами и отмахиваюсь от надоедливого коллеги.

Неподдельное недоумение ввергает в шок. Оно очень быстро сменяется

бурным возмущением, которое растет во мне с каждой новой секундой.

- Ты обеляешь его действия? – Наверняка, я не мог задать данный вопрос с еще

большим бешенством.

Меня попросту накрыло от того, как естественно представил Массуд

положение дел.

- Я говорил тебе раньше, что у Майи своя жизнь, а у тебя – своя. Ты меня не

послушался и из-за тебя все это произошло. Из-за тебя, – его голос вновь

приобретает повелительные, громовые нотки, – их брак распадается. Из-за тебя, –

он с заметной ненавистью ударяет носком ботинка переднее колесо машины, –

родители Майи в полной заднице! Они мне не чужие люди, ты понял? – Массуд

тяжело дышит у моего лица. – Поэтому убирайся!

Невзирая ни на что, я настаиваю:

- Дай мне поговорить с ней. Ты не можешь сейчас увезти ее. Она еще нуждается в

лечении!

Разъяренный парень напротив тычет пальцем в нашу с Алистером сторону и

обращается уже к нему:

- Убирайтесь! Оба убирайтесь!

Возможно, он не уезжает сам, поскольку боится, что я выскочу на дорогу…

Хотя, уверен, Массуд бы с превеликим удовольствием меня раздавил.

- Ты оправдываешь этого урода, а я просто хотел спасти ее от него! Я хотел ей

помочь! Кого ты называешь семьей? Мужчину, который подложил свою дочь в

постель богатого тирана?! Это – твоя семья?!

Я теряю контроль, не фильтрую слова. В итоге и Массуд слетает с катушек: он бьет меня в челюсть так, что моя голова отлетает в сторону. Я сплевываю, стискиваю зубы и поворачиваюсь опять к нему – человеку, неожиданно ставшему

мне врагом.

- Не нравится? – без ярости говорю, приглушенно и надтреснуто. – Правду всегда

трудно принять. Он бил ее и раньше. Я видел, что у Майи синяки на теле. И, если

тебе станет спокойнее, я не спал с ней! Потому что хотел спасти ее, а не

воспользоваться ей.

Массуд не смотрит мне в глаза. Он сглатывает, поджимает губы. А потом, тем не менее, открывает дверь джипа, садится на место водителя и скрывается в

машине, секундой позже заведя двигатель. Я старался заглянуть внутрь салона, но

ничего не смог разглядеть. Маневры Массуда были чрезмерно торопливы.

Я помышляю не дать ему уехать, но Алистер в этот раз чрезвычайно

усердствует и удерживает меня, пока джип выезжает со стоянки. Я смотрю на

него, кричу, что есть силы, ощущаю слезы на своих скулах. Но ничего не помогает.

Алистер непреклонен. Он приказал водителю помочь ему со мной. И теперь все, что мне остается – биться в истерике, точно ребенку. Ее увозят от меня. Ее снова

со мной разлучают, и у меня опять… опять не выходит этому противостоять.

Спустя какое-то время, когда уже ничего нельзя сделать, Шеридан

ослабляет хватку, а потом и вовсе встает напротив меня. Он говорит мне, что у

меня разбита губа. Говорит, что пора ехать в отель, собирать вещи. Твердит что-то

о нашем уговоре. Он без труда сажает меня в машину, я похож на кусок дерева.

Определенно. Садится рядом, и тогда авто трогается с места.

Вероятно, ему доставляет большую радость мысль, что он сумел справиться

со мной. Однако сейчас я – это не я. Кто-то другой, кто тоже может моргать, дышать, смотреть в одну точку, изливаться изнутри кровью. Пускай не буквально, но так оно есть. Шеридану никогда в жизни не представить, в каком я сейчас

состоянии.

Разбит и раздавлен.

Разбит и раздавлен.

{Любая женщина прекрасно помнит, с кем она забылась.}

[© Люсиль Болл]

14

ГЛАВА

{Майя}

[Полгода спустя. {Рим, Италия}]

«Они любят и женятся, а мы – женимся и любим», – вещает бодрый голос

индийской актрисы с экрана телевизора. Одна из моих двоюродных сестер

смотрит этот канал с утра до вечера, за что почти круглосуточно получает похвалу

от своей матери. Ну, не только за это. Она – идеальная будущая жена. По крайней

мере, так заметили многие из нашего окружения. К счастью для моей кузины, Шанти и к несчастью для меня, и здесь – в Риме – в пакет кабельного телевидения

входит этот самый ее «любимый» канал. Мне вот уже почти шесть месяцев

приходится жить с Шанти в Лондоне, в доме ее семьи – это тяжелее, чем

изначально могло показаться. Шанти перегибает палку со своим патриотизмом, любовью ко всему индийскому. Я бы нисколько не удивилась, если бы узнала, что

при всех она смотрит один из центральных каналов нашей страны, а, уединившись, включает MTV. Но выхода нет – я терплю. Все-таки они меня

приютили, когда я в этом нуждалась. Правда, мать семейства, Чанда Карнад

постоянно напоминает мне о том, как я «несчастна и одинока», имея в виду моих

обанкротившихся родителей и мой брак, который распался. Она сама часто

признает, что Джей-Джаеш – истинная сволочь, но еще чаще Чанда говорит, что

не каждая молодая девушка умеет сохранить отношения. В такие моменты

женщина косится на меня и, качая головой, цокает порицательно языком. А ее

супруг ни на один день моего пребывания в их семье не дал мне забыть, кому я

обязана в своем спасении.

Мой отец слишком горд для того, чтобы хоть раз позвонить мужу Чанды и

поблагодарить за меня, но ей самой зато регулярно названивает моя мать. Они

разговаривают очень долго. Бывает, что и обо мне. Я даже слышать не хочу, как по

телефону эти две женщины пытаются вновь решить мою судьбу. Матери, по всей

видимости, не хватило одного урока. Сейчас они с папой в яме, из которой

пытаются выбраться, а до тех пор я остаюсь на попечении маминой сестры, ее

мужа и их четверых детей.

Если говорить о них, то я имела тесную связь лишь с Массудом. Пока мы не

поссорились полгода назад. Пока он не накричал на меня, обзывая последними

словами, навсегда запретив хоть как-то пересекаться с Дейлом. Вообще-то, кузен

потом просил прощения, но его старания потерпели крах. Хорошо, что в Лондоне

у него отдельная квартира, и мне не приходится видеть его каждый день. Дом у

Санджея и Чанды Карнад очень большой. Нет, он огромный. Не знаю, как так

вышло, что его габариты не спасают от навязчивости со стороны двух двоюродных

сестер и их матери. Для них я стала настоящей Золушкой. А если учесть, сколько

раз в неделю они принимают гостей… Увы, большинство тех, кто приходит

навестить госпожу Чанду – это старенькие индийские бабушки, их строго

воспитанные дочери и дочери их дочерей, которые воспринимают меня, как

дурной пример.

Я не попала в рабство, но могу поспорить, что семья Карнадов делает все

возможное, чтобы я себя почувствовала пленницей. Во всяком случае, с ними

намного лучше, чем жилось с Джеем и его родителями. Спасибо за это большое.

Когда жалуюсь про себя, сразу вспоминаю тот ад, через который прошла, и тут же

мысленно благодарю Санджея и Чанду за их большое сердце. Чанда поначалу

даже назвала меня своей четвертой дочерью, но это длилось очень недолго.

Массуд для Чанды – ее великая, необъятная радость. После рождения

первой девочки они с мужем ожидали следующим мальчика – он появился на

свет спустя четыре года. Даже не верится, что ему уже двадцать шесть. Такой

взрослый… Помню, как он защищал меня в юности, всегда становился на мою

сторону. Мы были с ним классной командой.

Были.

Его, к слову, младшие сестры слишком надоедливы. В особенности, самая

маленькая – восемнадцатилетняя Шанти. Вместе с двадцатилетней Анжали она

создала чудный тандем против меня. Обе они часто напоминают мне, какие

замечательные и как любимы своими родителями. Надеюсь, что никогда их не

настигнет моя участь. Я до сих пор не знаю, как мне общаться с отцом. Наши

отношения бесповоротно испортились уже давно. Мама звонит несколько раз в

неделю и каждый раз повторяет, что она ничего не могла поделать. А потом

благодарит Бога за то, что я осталась жива. Порой мне кажется, что связывается

она со мной, потому что так надо. Ведь если не звонит ее муж, то она уж точно

должна. Считает, что я все забыла и простила. Говорит, что мы – семья, обязаны

держаться вместе. Рассказывает, как благодушно они с отцом поступили по

отношению ко мне, позволив уехать из Индии, разрешив не видеть того кошмара, через который проходят сейчас. Я всегда стараюсь быстрее закончить разговор. Не

знаю, когда же во мне появится стержень, умение за себя постоять. Я не хочу

такой жизни. Не хочу, чтобы меня передавали из рук в руки, решали за спиной, как будет лучше {мне}.

Мы гостим у старшей дочери Чанды – Ниши. Клянусь, она самая

адекватная в их семейке. Ей недавно исполнилось тридцать, но ни сама Ниша, ни

ее муж, Викрам не хотят пока обзаводиться детьми. Они поженились пять лет

назад, купили себе этот огромный дом в центре Рима, но родня с обеих сторон

давит, что его пора оживить смехом малышей и топотом крошечных ножек. Муж у

нее современный и, как говорит Ниша, очень хороший, вежливый. Она вышла за

него не из-за богатств и даже не по любви. Так захотел дядя Санджей, а уж ей

пришлось подчиниться. Но сейчас, по истечении стольких лет, она не жалеет о

выборе своего отца.

Кому-то везет, а кому-то – нет.

Ниша закончила колледж по специальности «Моделирование одежды» и

на сегодняшний день у нее есть свой собственный небольшой бизнес, который

начал давать плоды. Именно за этим мы здесь – поддержать ее в первом показе, который помогает организовать Викрам. У Ниши уже есть и спонсоры, и

поклонники. Как модельер-конструктор она разрабатывает одежду, обувь и другие

детали женского гардероба, в личном интернет-магазине все это продает. А теперь

хочет расширить свою аудиторию. В конце этой недели мы сможем увидеть, как

девушки-модели продемонстрируют наряды, в которых совмещен индийский и

европейский стили – это ее слова. Не буду врать, мне жутко интересно, помогает

отвлечься. А, учитывая то, что я так и осталась продолжать учебу дистанционно, маленькое итальянское путешествие даст возможность развеяться, поменять

обстановку… Очень надеюсь, что мы пойдем гулять по городу. Будет настоящим

грехом пренебречь одним из красивейших мест всего мира!

Внизу тетя Чанда принимает своих итальянских знакомых. Она очень

громко говорит о Массуде. Воспоминания о нем заставляют мое сердце больно

сжаться. Он для меня останется навсегда родным человеком, не двоюродным –

родным братом! Он до конца был со мной заодно, защищал перед нашими

родителями и всеми нашими родственниками, до которых также дошли

утверждения Джея о моей измене. Массуд хоть и грозно, хоть и свирепо и с

яростью, но общался со мной и придумал для всех версию, которой мы вдвоем

должны были придерживаться: я гуляла по торговому центру, увлеклась, забыла о

водителе, батарея телефона разрядилась, и вдобавок случайно потеряла

мангалсутру. Мне поверили. Не сразу, но поверили. Возможно, я была слишком

искренна. Однако все правда – Джею я не изменяла. Ни в тот день, ни в какой

другой.

У Массуда своя квартира на востоке Лондона, он редко посещает отчий дом, но и такое бывает. Хоть мы видимся лишь временами, я чувствую радость от того, что с нами он не прилетел в Рим. Он продолжает дело отца, с понедельника по

воскресенье – работа. Наверняка, брат уже и забыл, что означает отдых. Мысли

часто к нему возвращаются. Я не люблю думать о том, как полгода тому назад его

друг, составив мне компанию на заднем сидении джипа, закрывал рот рукой, чтобы я не кричала, и держал крепко – чтобы не вырвалась. Я слышала диалога

Дейла и Массуда, и было настоящей пыткой не иметь возможности выйти из

машины, сделать свой собственный выбор… Все уже давно позади, но я не могу

простить за это брата.

Шанти неожиданно плюхается на мягкий диван рядом со мной, несильно

толкает меня в бок локтем и большим пальцем указывает в сторону.

- Ты уже начала готовить Алу Гоби?*1*

Мое лицо вытягивается в удивлении.

- Что? Тетя Чанда сказала тебе взяться за его готовку!

Маленькая стерва скосила на меня свои светло-карие глаза, она

переместила длинные густые волосы на другое плечо и, уткнувшись взглядом в

экран телевизора, монотонно произнесла:

- Мама передумала.

Опешив, я смотрю на нее. Нельзя поверить, что из шестилетней девочки, с

которой я играла в куклы в Нью-Дели, выросла такая хамка! Каждый раз я

напоминаю себе, что ее мать открыла двери своего дома для меня. Это помогает

контролировать эмоции – злость, досаду, бешенство и негодование.

Когда я захожу на кухню, там сидит Чанда со своими подружками-

ровесницам. И как только они замечают меня, берутся за головы, просят присесть

рядом, имитируют горе и фальшиво плачут, причитая, какая же несчастная у меня

судьба…

****

{Дейл}

Сон, в котором я был счастлив, испортили громкая музыка и яркий свет.

Почему внезапно эта песня начала играть? Я ее знаю, только никак названия

вспомнить не могу… Почему она в моем сне? Я слушал ее накануне. Да… Прежде

чем заснул, наконец. Уже не сплю, когда понимаю, что пытаюсь закрыть лицо

ладонью, чтобы вернуть темноту. Другой рукой шарю по прикроватной тумбе, но

только сбиваю – по-моему – электронные часы.

Какого черта творится?!

Окончательно открыть глаза приходится после того, как по комнате

разносится девчачий приглушенный крик. Я резко поднимаюсь на локтях, почувствовав волнение и даже испуг. Но потом облегченно вздыхаю: милашка, что провела здесь ночь, сонными сощуренными глазами наблюдает за мной. Она

прижимает к груди одеяло.

- Ты пнул меня, – жалуется, выпятив нижнюю губу, как ребенок.

Я глубоко вздыхаю и принимаюсь оглядывать спальню. Кто-то распахнул

шторы, а мой смартфон с тумбы перекочевал к кровати, лежит у меня в ногах и

оттуда доносится тот самый трек, который, я думал, мне снится. Да, я… Я ведь

слушал его, пока не заснул. Прежде чем, наконец-то, закрыл глаза. Это было

тяжело. Даже после бурного секса с… не помню имя этой красивой брюнетки

рядом. Я поворачиваю к ней голову, она до сих пор сосредоточена на мне.

- Ты откинула шторы? – спрашиваю хриплым шепотом.

На ее очаровательной мордашке проступают признаки задумчивости.

Качает отрицательно головой, и растрепанные волосы, доходящие до худых плеч, рассыпаются по белоснежной подушке. Я вскидываю высоко брови, тоже начинаю

размышлять, но ночь была такой длинной, а утро наступило так быстро – мозг у

меня пока остается выключенным.

Тянусь к телефону. Разблокировав экран, веду по нему пальцем и вырубаю

на*рен музыку. Не могу слушать эту песню. Вчера на повторе была. Напоминает о

{ней}.

[Kygo feat. Wrabel – {«With You»}]

Потянувшись и упав обратно на подушки, я спрашиваю озадаченно у

крошки, имени которой то ли не помню, то ли – вообще – не знаю:

- А кто же тогда пустил сюда свет? Не ты, – указываю пальцем на нее. – И не я, –

теперь указываю пальцем на себя.

Она все еще щурится, а я веду себя рассеяно. Все мои действия очень

ленивы. Ни глотка за целый вечер, а голова все равно раскалывается.

Прислушиваюсь: стук каблуков звучит отчетливее, мне не могло показаться.

О-о-о, нет! Узнаю эти шаги!

- Это я сделала! – сначала в моей квартире раздается командный голос матери, а

потом и она сама появляется в проеме.

Такая строгая, высокая, утонченная. Взгляд – из-под бровей, отнюдь

неодобрительный. В руках она держит свою сумочку и пальто. Ожидает, наверное,

что я вскочу с кровати, дабы почтить ее незаконное проникновение ко мне домой, но мне, можно сказать, плевать. Ага. Развожу руки в стороны и правой

притягиваю к себе девчонку. Она кладет ладонь мне на грудь. Вижу, как мило и

натянуто улыбается моей матери. Ох, моя неисправимая, надоедливая мама!

Мама… Ар-р-р-р!..

- Ты что, копалась в моем телефоне? Запустила проигрыватель, да?

Она так фыркает, будто чувствует себя оскорбленной.

- А как иначе, по-твоему, можно тебя разбудить?

Я откидываю голову назад, недовольно застонав.

- Зачем меня будить? Сегодня у меня выходной!

- Вот именно, – заявляет она, поправляя блондинистые волосы, аккуратно

уложенные и спадающие короткими волнами к ее плечам, – а я хотела, чтобы мы

позавтракали вместе. Хотела с тобой поговорить. Ты, вообще, в курсе который

час? Закрываю глаза. Заснуть я уже не смогу, но если сделаю вид, что сплю, мама

уйдет?

- Дейл! – кричит, и тогда понимаю, что вряд ли суждено сбыться моим мечтам.

- Сколько? – приоткрыв один глаз, выдаю со свистом.

- Половина двенадцатого! – говорит она, придав голову истеричные нотки.

Ей Богу, жизнь разрушилась! Какого черта она придает так много внимания

столь малозначимым вещам? Да, я сплю дольше, чем восемь часов в сутки. И что

из этого?

Она продолжает стоять на мете. Подняв голову, вижу, как мама выгнула

бровь. Ее проницательный взгляд нацелен на девушку, которую я обнимаю.

- Ну что? – изрекает нетерпимо назойливая женщина. – Мы выпьем вместе кофе?

Рукой она указывает на себя и меня. Я пожимаю плечами и намертво

стискиваю в объятиях малышку.

- Извини, мам, но я собирался позавтракать со своей гостьей.

Эту фразу выдал я, но убийственным взором голубых глаз она обожгла ни в

чем не виновную девушку.

- Смею полагать, что гостья – ночная? – Выждав пару секунд, мама дополняет: –

Ослепительный солнечный свет, – грациозно взмахивает ладонью, – нельзя не

заметить, правда?

Притворная улыбка растягивает ее тонкие губы, а крошка в постели

начинает шевелиться. Я думал, что до последнего не отпущу ее, но она настаивает, давая мне отпор. Присев на кровати, брюнетка припечатывает одеяло сильнее к

груди и направляет полный ожидания взгляд на мою мать. Та, к счастью, тут же

догадывается, что ей нужно выйти. Через пару мгновений в моей громадной

спальне, на ложе королевских размеров мы остаемся одни. Милашка ищет свою

одежду на полу, но я укладываю ее снова на простыни, нависаю сверху. Красивая.

Я бы трахнул ее еще раз, если бы… Ну, понятно.

- Не уходи, – прошу, потянув за мочку уха.

Помню, что это возбуждает ее. Она, и правда, томно вздыхает, но после упирается

руками мне в грудь.

- Мы оба знаем, что мне уже пора.

Я еще секунд десять завороженно смотрю на нее, а потом слезаю, позволив

ей начать собираться. Девчонка все прекрасно понимает, а меня это заводит. Не

люблю тех, кто вешается на шею, хочет большего… Бесит, когда девушка

напрашивается на свидания, просит цветов и подарков. Это отталкивает! Я все

чаще встречаю именно таких телок. Хочешь чего-то попроще, вроде этой крошки.

Схватив телефон, бросаю его на край кровати, ближе к ней. Натянув черные

бархатные трусики (вчера я взял ее прямо в них!..), она бросает на меня

вопросительный взгляд.

- Оставишь свой номерок? – говорю спокойно, но надеюсь на положительный

ответ. Смазливая брюнеточка обо всем догадывается сразу.

- Хочешь, чтобы я сама записала номер в телефонной книге, потому что это – твой

способ вспомнить мое имя?

Я пораженно улыбаюсь. Ладно, ее взяла. Она меня сделала. Закрываю

глаза, морщусь. Слышу, как куколка хмыкает, продолжает одеваться дальше. По

паркету с характерным звуком скользят ее туфли. Не трудно угадать, что она их

подняла с пола, а шаги указывают на то, что милашка идет к выходу из спальни. В

этот момент я раскрываю плотно сжатые веки, смотрю на нее – уходящую. Рискую

спросить в последний раз:

- Значит, не хочешь, чтобы я позвонил тебе?

Она ничего не отвечает. Даже не останавливается. Просто удаляется.

Ну, что сказать… Круто! Отлично начался день.

_______________

*1* – Индийское блюдо Алу Гоби – это картофель с цветной капустой, со

специями и некоторыми другими овощами (лук, морковь, помидоры). Едят Алу

Гоби с рисом или лепешками, обычно запивая чаем масала.

15

ГЛАВА

{Дейл}

- Мне отнюдь не нравится, что ты связался с Маркусом! – голосит мать.

Вообще-то, об этом она говорит уже пятнадцать минут, только разными

словами. Я успел умыться, надеть пижамные штаны, сварить кофе, а мама все

никак не перестанет стенать. Порой я думаю, что устал от нее. Она чересчур

правильна. Складывается, такое ощущение, что я не достоин называться ее сыном, не дотягиваю до нужной планки.

- Ферраро – мой лучший друг с детства! – не выдержав, рявкаю на нее.

С полминуты она молчит, прижав ладонь к области ключицы. Раскрыв рот, она глядит на меня неодобрительно. Странно, что не отчитывает за мой грубый

тон.

- Да, но раньше вы не общались так тесно, – теперь осторожничает, подбирает

слова. – Хорошо, хочешь ходить по барам и клубам – пожалуйста! Но почему бы

не делать этого с Лукасом? Он более собран, ответственен и…

- И мой начальник, – вставляю, перебив ее.

Очередной взгляд, исполненный раздражением. Я наливаю нам кофе, ставлю одну чашку на край круглого деревянного стола. Мама благодарит и берет

ее вместе с блюдцем. Сделав небольшой глоток, она принюхивается, как будто я

добавил внутрь что-то еще, помимо черного кофе и ложечки сахара.

- Ты стал другим. Меня это очень настораживает.

- Каким это? – сделав большой глоток, я усаживаюсь за кухонной барной стойкой.

Пока она задумывается, бросаю в рот сладкую ягоду белого винограда. На ее

лице проступают различные эмоции, когда находится, что сказать.

- Циничным, Дейл. Дерзким! Нет, – мама мотает головой, – меня это очень не

устраивает.

Она говорит это так, будто я, как какой-то гаджет, обязан настроиться под ее

запросы. Такие ее слова давно не вызывают во мне возмущения, поскольку я к

ним привык. И у отца, и у матери были на меня планы, а пока что я не особо

реализовываю их.

Для них.

Как говорит папа при каждой нашей встрече: {«Я хочу гордиться тобой, Дейл»}, - закончив фразу, он все время возводит брови на лоб, наверное, – для

пущей убедительности. Нет, сначала я всерьез держался за эти его слова, я

работал над собой и работал над проектами, ночевал в офисе, был хорошим

сыном – примерным и послушным… Можно бесконечно перечислять. Суть в том, что повода для гордости, как оказалось, у моего отца не нашлось. И вот когда до

меня это дошло, я опустил руки и на все наплевал.

В дверь позвонили. Меня осенило.

- А как ты вошла?

Мама удивленно машет накрашенными ресницами, а потом поворачивает

голову набок и досадливо ею покачивает.

- У меня есть ключи, – укоризненно.

Сколько должно пройти лет, чтобы она стала меня воспринимать, как

взрослого мужчина, а не мальчишку?

Снова звонят. И вот теперь я подрываюсь с места. На пороге стоит тяжело

дышащий Алистер в спортивном прикиде, с бутылкой воды в руке, на запястье

которой надет smart-fitness браслет.

- Я бегал, был недалеко, – говорит он вместо приветствия и проходит в квартиру.

Закрываю дверь и следую за ним, удивляясь его беззаботности и наглости. Я

его не приглашал.

- Что ты делал в Термини?*1*

Шеридан отпивает воды, проходит в гостиную и, оставив бутылку на низком

журнальном столике, поднимает руки кверху, подтягиваясь.

- Говорю же – спортом занимался.

Он бросает на меня ропщущий взгляд, и я отвечаю ему тем же.

- Почему ты бегал здесь, а не в парке? И вообще, я не ждал тебя в гости, знаешь

ли.

Алистер сужает глаза, снова на меня посмотрев через плечо.

- Это допрос?

Я бы ему ответил, если бы не вмешалась любимая мамочка. Шеридан ее не

заметил, но прямо за гостиной находится кухня. Вместо двери – гигантская арка.

Мама, выдвинувшись на стуле назад, машет Алистеру.

- Приве-е-е-ет! – растягивает она, как восторженная мелкая девчонка.

Я закатываю глаза. Лицо у меня заливается краской. Постоянно смущаюсь

от того, как мать общается с заносчивым ирландцем. Она обожает его, как второго

сына, и никогда не упустит возможности лишний раз доказать это.

Рот Алистера приобрел очертания буквы «О». Изумившись тем, что

внезапно обнаружил ее у меня дома, он вскинул брови. Но замешательство вскоре

сменилось радостью. Он двинулся к ней с распростертыми объятиями, будто

пошел навстречу мечте.

- Миссис Мёрфи! Я так рад вас видеть!

Она обнимает его, вложив в это действие – клянусь – всю свою душу. Даже

меня, наверное, так не любит. Вся расцвела от его дежурных приятных слов.

Сказав несколько комплиментов, придурок поцеловал тыльную сторону ее

ладони.

- О, Господи, – она почти воскликнула, – день стал куда лучше.

Практически уложившись на барную стойку бедром и опершись на нее

рукой, Алистер уверяет зрелую блондинку напротив:

- Поверьте, вы услышите в свой адрес еще кучу лестных слов, миссис Мёрфи!

Я все еще никак не могу понять: Шеридан так бесподобно играет или он, вправду, любит и уважает ее. Поправив прическу, она легким касанием трогает

его плечо.

- О, перестань. Я же говорила, что ты можешь называть меня Кейтлин…

- А лучше – мамой, – вмешиваюсь в их идиллию, доставая из холодильника

графин ананасового сока.

Они оба смотрят, как я наливаю себе в стакан холодный напиток, а потом

мать сердито отмечает:

- Ты жутко не воспитан.

Пропустив мимо ушей то, что она говорит мне изо дня в день, решаю вновь

вклиниться в прервавшийся диалог – ну, просто воплощение любезности.

- Со стороны вы смотритесь, точно завидные подружки! – забавляясь, говорю и

гляжу на обоих по очереди. Потом заявляю Алистеру: – У нее завтра по плану

намечается поход в СПА-салон. Не хочешь составить компанию?

Громко рассмеялся на то, как Шеридан натягивает лживую улыбку и аж

челюсть у него сводит – так хочет въехать мне по физиономии! Мама принимается

ворчать и фыркать, вдруг берет в руки пальто, сумку, сжимает в ладони связку

ключей. Заметив это, я обращаю на нее озорной взгляд.

- Да, мамуля, тебе уже пора.

Дабы пожаловаться на меня, она устало вздыхает и жалобно глядит на

Алистера. Тот осуждающе ткнул пальцем в мой оголенный торс.

- Будь я на месте Кейтлин, не стал бы покупать тебе эту квартиру, – потом он

обводит рукой помещение и кивает в знак весомости своих слов.

Я на это лишь смеюсь, а мама направляется к выходу. Шеридан вызывается

проводить ее. Я могу слышать, как она еще несколько минут, прежде чем

окончательно уйти, стыдит и упрекает меня при нем. Но мне, откровенно говоря, все равно.

Алистер возвращается на кухню. Я отчетливо различаю, как две неравные

эмоции сменяют друг друга на его лице: умиление собой и недовольство мной.

- Ты просто засранец, – роняет без энтузиазма и хватает мой стакан со стола, выпивая содержимое залпом.

А затем наливает в него еще сока. Я развожу руки в стороны – мол, извини, меня не изменишь.

- Почему ты так говоришь с матерью?

- Ой, отвяжись! – отвернувшись и махнув на него ладонью, я шагаю в спальню.

Он, по-прежнему держа наполовину полный стакан в руке, увязывается за

мной. Я собираюсь в душ, но Алистер кладет ладонь на дверь, не разрешая пройти

в ванную комнату.

- Такой развязный Дейл мне импонирует, – отхлебнув еще немного сока, он

приблизился, – мне нравится, что нынешний Дейл – ас в своем деле, погрузился в

работу, а по вечерам жарит девчонок у себя дома, но… – замявшись, Шеридан, проводит языком по губам.

Я одной рукой отвожу его в сторону и все-таки юркаю внутрь ванной.

Запираюсь, когда Алистер начинает ломиться.

- У меня нет времени на твои сантименты, – кричу ему отсюда, раздеваясь. – Днем

я играю в гольф с отцом.

Вообще, Шеридан не тот человек, который запинается, волнуется, обрывает

речь. Именно поэтому, думаю, я отгадал дальнейшую часть тирады. Я знаю, что

ему нужно. Я уже было собрался включить воду, но жалкое поскуливание

Алистера меня остановило.

- Дейл, послушай, это важно! Просто выслушай. От тебя зависит, попаду ли я на

выставку старинного оружия или нет. Ты ведь знаешь, что я балдею от стрельбы и

от всего, что с ней связано, а Дейзи обещала отдать мне билет только в том случае, если ты согласишься прийти на показ.

Лео с Лукасом решили стать инвесторами какого-то молодого дизайнера.

По иронии судьбы, она оказалась индианкой. За пару месяцев до этого их фабрика

впервые произвела экспериментальную партию женских наручных часов.

Насколько я понял, в качестве рекламы модели во время показа

продемонстрируют не только модную одежду, но и аксессуар от нашей компании

[«BL»]. Лукас мне даже не предлагал поучаствовать в этом проекте. Во-первых, потому что у меня полно другой работы, а во-вторых, уточнять необязательно. Я

даже раздумывать на эту тему не хочу и не желаю приходить на будущее

мероприятие. И как, интересно, молодой мастер поможет нам? Я с самого начала

был уверен, что это пустое вложение денег, но, говорят, Нишу Талиб любят на

просторах Интернета. Ее муж – богач – созвал прессу и потрудился сделать своей

жене отменную рекламу. Ну, в связи с такими обстоятельствами, быть может, сперва я был не прав. Возможно, ее имя сделает новую серию наших часов

популярной и хорошо продаваемой.

Но это не значит, что я буду там присутствовать. Алистер может и на

коленях стоять. Я не стану потакать его капризам.

- Передай, пожалуйста, Дейзи, что между нами все давно кончено. Я не понимаю, зачем ей так часто летать сюда из Ливерпуля.

Шеридан однозначно не оставит меня в покое, а мне хочется принять душ в

спокойном состоянии, потому я умываю мылом лицо и шею, чтобы, наконец, побриться. Час X настал. Я достаточно долго красовался щетиной, неплохо зарос и

это… не очень на меня похоже.

- Раскрой глаза, остолоп! Дейзи влюбилась в тебя, – последнее предложение

Алистер прямо пропел.

Я рассмеялся себе под нос, почему-то представив глупую картину, как он

поет мне серенаду под дверью. Воображение подкидывает разнообразные

варианты, и каким-то образом Шеридан в моей голове превращается в

мексиканского менестреля, исполняющего песню группы «Gipsy Kings». Трудно

не захохотать, но я стараюсь себя сдерживать, насколько возможно.

Я гляжусь в зеркало, нанося гель для бритья на подбородок и скулы.

- Я не слепой, – слава богу, не приходится кричать: стены тонкие, он все

прекрасно слышит, – но мои чувства не взаимны. Сможешь ей это передать?

- Брось, Дейл! – Алистер стонет, обивая порог ванной. – Вы встречались два

месяца. Два месяца! – повторяет тверже и я почему-то убежден, что он выставляет

перед собой указательный и средний пальцы. – Ты ездил к ней, она ездила к

тебе… В конце концов, Дейзи была тебе классной девушкой. Вы даже похожи. Вас

все, – мой коллега принимается говорить медленно и плавно, – считали классной

парой. Ты помнишь, что сказал мой приятель, когда узнал о вашем разрыве?

Скользя лезвием по щеке, я на мгновение хмурюсь. Нет, не помню. И что за

приятель?

- Мне плевать.

- Де-ейл, – тянет страдальчески Алистер. – Дейл!

Я не отвечаю – он срывается:

- Мать твою, Мёрфи! Ну, чего тебе стоит сходить на этот гребаный показ?! Ты

можешь даже не оставаться до конца. – Его голос приобретает серьезность и

фундаментальность, которых не было минуту-другую назад. – А если ты не хочешь

впускать в свою жизнь ничего индийского, то спешу тебя расстроить: вдруг это

модельерша станет знаменита своими нарядами, и тогда римлянки и не только

они, может быть, станут сочетать восточный стиль с западным! А? Да, у тебя с

Майей не сложилось, но отпусти ты уже эту историю. Не можешь ведь ты всю

дальнейшую жизнь избегать всего, что напоминает тебе о ней.

Черт. Надавил на кожу лезвием. Идет кровь, капли падают на края

мраморной раковины. Я просто смотрю на свое отражение и слушаю монолог

Алистера. Как будто я сам не знаю, что он прав… Да знаю я! Но не готов пока

подвергать свою душу риску поранится, подобно лицу… вот сейчас. Это не так

больно, в отличие от внутренних терзаний, не оставляющих никак в покое.

- Дейл, – спокойнее изрекает ирландец, – эта сучка Дейзи знает, что я всегда

мечтал попасть на ежегодную закрытую выставку оружия. Ее старик – большая

английская шишка, мне повезло меньше… Он достал ей билет, о котором я грежу

денно и нощно. Ну, чего тебе стоит?.. – повторяет Алистер.

Больше не желая слышать, как болван за дверью наматывает сопли на

кулак, я вытираю лицо полотенцем и, встав в душевую кабину, включаю воду.

Сильный горячий напор – почти кипяток – наверняка поспособствует тому, чтобы

я перестал думать о ней.

О Майе.

Если бы она только знала, что происходит со мной каждый раз, когда я

вспоминаю ее кофейные глаза…

_________________

*1* – Термини – один из центральных районов Рима.

16

ГЛАВА

{Майя}

- Где здесь можно купить индийских сладостей? – нацепив солнцезащитные

очки, тетя Чанда осматривается на длинной и довольно узкой улице.

Все мы – я, Анжали, Шанти, Ниша и их мать – не помещаемся на ее

широтах. Приходится идти в два ряда и поторапливаться, поскольку позади тоже

есть люди. Но никто не спешит, наслаждаются видами. Кто-то, подобно мне, читает надписи на шероховатых каменных стенах. Здесь так много имен, признаний в любви. Прекрасный, прекрасный город!

Моя мать, отец, тетя Чанда, дядя Санджей, их родственники, друзья, близкие и просто знакомые сверстники родились, выросли в Индии. Кроме Ниши, мои двоюродные сестры и Массуд сравнительно недавно переехали в Европу, когда Санджей открыл бизнес в Англии. Его единственный сын, правда, улетел из

Дели в Лондон немногим раньше – поступать в колледж.

У папиной родной сестры не могло быть детей. Одинокая, стареющая

женщина, нашедшая утешение в недавно родившейся девочке – во мне. Мама

всегда была уверена, что родит еще. Ей нравилось развлекаться, наслаждаться

молодостью и богатствами моего папы. Потому я очень-очень много времени

проводила у тети Лалит в ее большом доме в Бакингемшире – пригороде

Лондона. Моих родителей это устраивало, особенно после одного случая. Мама

снова забеременела, а через несколько месяцев сделала аборт, узнав, что у нее

снова будет девочка. В Индии это в порядке вещей, хоть и абсолютно

противозаконно. Сейчас власти борются с такими явлениями лучше, но раньше

случаи уничтожения девочек посредством аборта или после их рождения

практически не могли контролироваться. Моя мать прервала беременность на

пятом месяце, и не смогла более иметь детей. Никогда. Не знаю, почему она сразу

же охладела ко мне? По крайней мере, тогда я – пятилетняя кроха – не могла

найти ответов. Отец тоже стал относиться ко мне хуже. По прошествии лет, с

высоты своего возраста и пережитых несчастий я сделала вывод, что они

обсуждали сложившую ситуацию, а так же – мое рождение. Если бы я родилась

мальчиком, проблем было бы меньше. Во всяком случае, на одну – точно.

Папа стал изменять маме. Ребенком я этого не понимала, но с годами все

становится понятно. Даже когда Лалит привозила меня к родителям на месяц, два

или полгода, мама, будто от меня сбегала. Их брак, скорее всего, был

спланированным, как и мой с Джеем. Я стала нежеланным ребенком. Вполне

вероятно, что сначала меня ждали и хотели. Хотя бы папа. Но, осознав, что

долгожданного сына он не получит, всю злость направили в мою сторону. Я

оставалась с няней, потому что отец проводил время с любовницами, а мать – с

подругами.

Моя родная мамочка, которая должна была стать самым дорогим

человеком на свете, оказалась такой чужой, такой отдаленной… Ее объятия

заменила Лалит. Изредка – няня. Но я хотела к маме. Помню, как плакала

ночами. В моей комнате у кровати стоял ночник. Он зажигался – и картинки на

нем отчетливо проступали: взрослая олениха обнимает своего олененка. Я

смотрела на бесподобно переданные художником эмоции на мордочке самки и

плакала. Она любила своего малыша. Я просто хотела, чтобы меня любили так же.

И чтобы делала это мама.

Моя мама.

В конечном итоге Лалит окончательно перевезла меня к себе. Читала

сказки перед сном, дарила свое тепло, готовила завтраки в школу, встречала

вкусными ужинами, интересовалась моей жизнью. Я начинала понимать, что

никогда не рожавшая женщина может оказаться неравнодушным, добрым

человеком, принимающим чужого ребенка, как своего. Я просто полюбила ее, как

родную. Мне ужасно не хватает ее. Тетя Лалит, заменившая мне мать, умерла пять

лет назад от сердечного приступа. После ее смерти я продолжила жить в ее доме, он достался мне по наследству. Но так, как еще училась в школе, осталась на

попечении переехавшего в Англию Массуда. А потом, уже после поступления в

колледж, я вдруг сделалась для родителей остро необходимой. Вся эта история с

папиным первым крахом, принуждение с его стороны, давление. Я обязана была

согласиться играть по правилам отца. Вышла замуж за Джея.

Как только в голове проносится его имя, я вздрагиваю.

Снова и снова.

Когда моя семья потеряла все во второй раз, акции папиной компании были

распроданы, и даже с недвижимостью в Дели пришлось распрощаться. Я

подписала документы на продажу дома, который передался мне от Лалит, чтобы

родители могли купить что-то приемлемое для них в Индии и, помимо этого, попытались хоть как-то встать на ноги. Наверное, следовало бы пожалеть их, но, как ни странно, нет у меня к ним ни любви, ни жалости.

В сети я часто натыкаюсь на сочиненные кем-то цитаты о том, что для

людей Востока семья – самое главное, ценное, а женщина – буквально святыня.

Жаль, что многие в это беззаветно верят. Необходимо подвергать сомнению все, о

чем мы где-то услышали, где-то прочитали… Я научилась различать людей лишь

по двум категориям: хорошие и плохие. Ничего не зависит от нации, религии, цвета кожи. Любой человек может оказаться восхитительным или ничтожным, ни

в чем не повинным или преступником.

И вот сейчас я слушаю, как Анжали и Шанти потакают Чанде, соглашаются

с ее критикой, выискивают на вершине холма Пинчо нечто индийское, поскольку

прочитали в Интернете, что около Испанской лестницы недавно открылось

несколько лавок, где продают гулаб джамун,*1* джалеби*2* и все такое прочее.

Они ведут так себя и в Лондоне. Ниша – другая, она понимает меня. Мы

перекинулись с ней сегодня парой предложений. Было приятно почувствовать ее

поддержку и узнать, что у нее есть что-то от меня – любовь к свободе. Нише так

повезло – муж разделяет эту ее страсть.

Она любит жизнь вольной птицы так же, как люблю ее я. Я к ней привыкла.

Но, невзирая на обстоятельства и место, где я выросла, мне всегда было велено

слушаться и уважать старших. Девушкам и женщинам, похожих на меня, очень

страшно однажды остаться без единого родного плеча. Если посмеешь кому-то

перечить, если поступишь по-своему, то от тебя отвернуться, выкинут из своих

жизней, потому что ты – напоминание о позоре, с которым им довелось

столкнуться. Я выросла на Западе, но мне ежедневно говорили, что я принадлежу

Востоку. Иногда появляются такие мысли – сбежать. Но потом я начинаю

размышлять, пугаюсь предполагаемых проблем, которые могут появиться на

моем пути. И вообще – что делать дальше? А Дейл… Двигаясь вперед по улице, я

улыбаюсь, припомнив его голубые-голубые глаза. Наверное, это мечта любой

девочки – чтобы ее так кто-то беспрекословно любил. Я никогда не позволяла

своим чувствам взять над собой верх, не показывала и не давала ему понять, как

он мне дорог, как хочу быть с ним. Жизнь, которую я живу – не сериал и не сказка.

Не знаю, что должно произойти, чтобы моя родня согласилась на наши

отношения. Или ладно… представим, что мы вместе. Сделает ли он мне когда-

нибудь предложение? Семья с моей стороны однозначно будет давить, настаивая

на этом. Откуда я знаю, надоем ли я ему однажды? А если так случится, что мне

останется? Возвратиться домой и слушать упреки. Если меня вообще захотят еще

видеть.

Все совсем не так просто, как об этом мечтается. Я знаю, что мне еще даже

нет двадцати одного года, однако быть влюбленной дурочкой и отдаться миру грез

– не мой вариант. Я люблю его. В особенности, зная об отношения Дейла ко мне.

О том, каким нежным и ласковым он может быть. Я люблю это в нем. Но если

буду думать об этом, если разрешу чувствам вырваться, пострадаю сама. Он, в

конце концов, когда-нибудь обо мне забудет… Или уже это сделал…

Перестав излагать историю Испанской лестницы, по которой мы

спускаемся, Ниша оставляет впереди маму и сестру и пристраивается ко мне, идущей позади. Она обнимает меня за плечи; я вскидываю глаза на нее, улыбаюсь, но приходится сощуриться – январь в Италии то ли всегда такой

теплый, то ли просто нам повезло.

- Почему ты грустишь? – Ниша выше меня, я закидываю голову назад, чтобы

хорошо видеть ее лицо.

- Не грущу. – Моя притянутая за уши улыбка, вероятно, говорит обратное. – С

чего ты взяла?

Мы осторожно шагаем мимо отдыхающих, расположившихся на ступенях.

Кузина оглядывает местность, потом вновь обращает взор на меня, но продолжает

молчать.

- Знаешь, у тебя все еще впереди, – спустя несколько минут говорит Ниша.

- Знаю.

Она и не догадывается о Дейле. Она, наверное, считает, что я печалюсь из-

за неудавшейся семейной жизни, бывшего мужа-угнетателя, мучителя и того, что

мои родители бедны. Возможно, я изменилась, но теперь не боюсь признаться

самой себе о том, что они мне, собственно, – никто. В это мгновение взгляд

цепляется за идущих нам на встречу двух молодых девушек-итальянок. Они так

заразительно над чем-то смеются, быстро болтают на языке, которого я не

понимаю, и активно жестикулируют руками. Мне внезапно так сильно захотелось

стать частью их мира.

Вот этого мира, разверзнувшегося передо мной во всей своей красе.

Когда мы спускаемся к просторной площади, посреди которой расположен

шикарный фонтан, Ниша вдруг покидает меня, и я вижу, как она подходит к

молодой парочке. В их глазах читается, что они тоже ее узнали. Высокая девушка, державшая под руку русоволосого парня, теперь обнимают мою двоюродную

сестру. Они здороваются, целуются в щеку, громко хохочут, как только

широкоплечий спутник знакомой Ниши вставляет свое слово в их еще недолгую

беседу. И она – настоящая красотка и скорее всего, итальянка, – и он –

накаченный принц – так беспечны, улыбаются, живо общаясь с моей сестрой.

Ниша от них нисколько не отстает. Она оборачивается и подзывает к себе с

энтузиазмом нас всех.

- Мама, – кузина касается Чанды одной рукой, а свободной ладонью указывает на

пару, увиденною мной впервые, – это Лукас Блэнкеншип. Он – основной инвестор

моего проекта. И его девушка – Ева.

Светло-карие глаза Евы загораются, когда Анжали и Шанти по очереди

пожимают ей руку. Чанда в знак приветствия прижимает ладони в молитвенном

жесте к груди и слегка наклоняется. Лукас, смущенно улыбнувшись, отвечает ей

таким же традиционным индийским знаком внимания. Чанду это подкупает и

она, наконец, растягивает губы, чем радует свою старшую дочь. Очередь доходит

до меня, я тоже радушно здороваюсь, но Лукас почему-то останавливает на мне

пристальный взгляд. Я не знаю, куда деть свои глаза. Он выдает то, что я никак не

ожидала услышать:

- Мы случайно не знакомы?

Нехило изумившись, первые пять секунд я просто моргаю, вглядываясь в

его лицо. Может, виделись с Лукасом в Лондоне? Когда-то давно. Никому не под

силу запомнить каждого встречного человека в своей жизни.

Ниша легко хлопает себя по бедру и извиняется перед приятелями за то, что

не представила своих сестер.

- Мои родные сестренки – Анжали и Шанти, – указывает на них пальцами, а

младшую, к тому же, треплет по щеке. Ее ладонь касается моего плеча, она

отходит немного в сторону и кивает на меня головой, – а это моя кузина Майя.

Лукас в ту же секунду протягивает, изменившись в лице:

- А-а-а… – По-моему, он даже побледнел. – Точно… Я ведь… видел твою

фотографию.

Чанда спохватилась, схватила меня грубо за локоть.

- Фотографию? – обеспокоенно. – Какую фотографию?

Тетя требует ответа, встряхнув меня. Она думает, что я зарегистрировалась в

одной из социальных сетей, чего делать не разрешает. Лукас начинает говорить

торопливо, чтобы спасти скорее мое положение:

- А-м-м… Нил! Нил Уардас, когда мы разговаривали, показал мне фото своей

дочери на телефоне, – он сглатывает, снова на меня посмотрев.

Я хмурю брови, ничего не понимая. Чанда отпускает меня, сконцентрировавшись на новом собеседнике.

- Вы знаете мужа моей сестры? – она трясет головой в полной озадаченности.

Лукас переглядывается со своей девушкой, но кивает, переведя взор на

Нишу, потом – на ее мать.

- У нас с ним было соглашение, которое, увы, позже аннулировалось.

Чанда мрачнеет.

- И правда, – вздыхает она, – все сложилось не лучшим образом.

Обычно, говоря об этом, тетя измеряет меня постылым взглядом, а сегодня

обошлось. Я привыкла к неприязни с ее стороны. По ее мнению, я должна была

страдать, но сберечь отца с матерью от банкротства.

- Я и не знал, что вы родственники, – Лукас откашливается в кулак.

Заметно, что он хочет быстрее уйти. Незатейливое начало нашего общения

превратилось в петлю на шее, которая его душит. По-другому я не могу объяснить

выражение лица парня Евы. Она тоже, как мне показалось, удивлена резкой

сменой настроения Лукаса.

- Если честно, я сама не могла подумать, что мир настолько тесен! – Ниша

взмахивает руками.

Пытаясь спасти беседу, она напряженно смеется. Ева поддерживает ее. Но

больше никто не берется за это гиблое дело.

О, Господи! Я знаю… Я знаю, почему Лукас так поменялся! Боже, я так

увлеклась, стараясь разгадать его мысли, что и не подумала о том, что он – тот

самый несостоявшийся партнер отца. Он, Дейл и их общий приятель, имени

которого я не запомнила, – ведь часть одной компании. По-видимому, Дейл ему

обо мне рассказывал. Я не могу ошибаться… Я отлично помню, что у отца перед

моим разводом с Джеем с его стороны был лишь один отказ в сотрудничестве.

Нельзя забыть, как он обвинял меня в этом.

Отныне мы с ним понимаем, о чем речь. Он смотрит на меня, а я изредка

поднимаю на него блуждающие глаза. Не знаю даже, как ко мне относится Лукас, но очень сомневаюсь, что он рад меня видеть.

_________________

*1* – Гулаб джамун – традиционное блюдо индийской кулинарии. Сладкие

шарики из сухого молока со щепоткой муки, обжаренные во фритюре из масла

гхи и поданные в сахарном сиропе.

*2* – Джалеби – десерт, популярный в Индии, на Ближнем Востоке и в Северной

Африке. Представляет собой нити из теста, приготовленного из пшеничной муки

тонкого помола, жаренные во фритюре из гхи и политые сахарным сиропом.

17

ГЛАВА

{Майя}

Чанда без воодушевления отмечает:

- Земля так компактна, сэр, – уверена, она забыла его имя, – вчера мой зять

собирался вам помочь, а сегодня вы помогаете моей дочке…

Ее голос, будто попал под волну тоски. Тетя переводит взор на меня, поджимает губы и суживает глаза. Она без слов говорит мне то, что не может

произнести. Я предпочитаю отвести от нее взгляд. Это ее, без сомнения, разозлит

еще больше, но мне невыносимо чувствовать, как она угнетает меня, не издав ни

звука.

- Мама, – Ниша, судя по душевному подъему, твердо намерена исправить

ситуацию, – как тебе идея вместе пообедать? Мы с Лукасом могли бы рассказать

тебе о часах, которые производит их компания. Тебе они точно понравятся. – Она

ищет поддержки во взгляде Лукаса, и, поборов себя, он улыбается, кивнув.

Ева поощряет идею:

- Я считаю, что будет весело. Мм? – она смотрит счастливыми глазами на своего

парня. Явно влюблена в него. – Кстати, можем зайти на официальный сайт

фабрики, и твоя мама, – обращается она, полная радости, к Нише, – сможет

выбрать для себя что-то из каталога. Ваши дочери тоже, – говорит Чанде.

Та категорически настроена на отказ. Я уже изучила мимику тети.

Замявшись, она прячет глаза под ресницами, изредка оглядывая площадь.

- Нет, извините, но у нас другие планы. Ниша, дочка, – перестав тянуть губы в

неискренней улыбки, она смотрит на мою кузину, – ты же помнишь?

- Но, мама…

- Ниша!

Ее младшие дочки принимаются протестовать, капризничать. Они хотят

пообедать с европейцами. Со стороны заметно, как сильно им понравилась Ева. А

как понравился Лукас! Да, он, действительно, хорош собой. Но, глядя на него, я

вижу Дейла. Мое сердце стучит та-ак оглушительно, что я даже не разбираю, о чем

хнычут Анжали и Шанти. Конечно, догадываюсь, но не различаю слов. Про что

они там спорят с матерью… Все равно! Он был моим. Он был моим. Он пытался

связаться со мной очень долгое время, а получилось только под Новый год. В

Рождество. Я не дала ему договорить, бросила трубку, а перед этим сказала, что не

любила его. Никогда не любила.

Слезы встают в глазах, и я отворачиваюсь, чтобы никто не видел страдания

в моем взгляде. Не хочу, чтобы кто-то заметил, что происходит со мной. Я – такая

дура! Лукас и Ева – безумно счастливые, веселые, наслаждающиеся друг другом.

Я вижу их такими и осознаю, что это могло бы быть и у меня. Я отказалась от

отношений, которые, возможно, не продлились бы вечно, но заставили бы

почувствовать себя желанной и прекрасной. Я ни разу в жизни не думала о себе

так. У меня был шанс стать свободной, бросить тех, кто меня не любит, и остаться

с тем, кто не может без меня жить.

Дура, дура, дура. Эти размышления просто заполонили мой мозг. Будто до

этого, кто-то закрыл их в сейфе, а код необходимо было разгадать мне самой. Как

будто я не проникалась в самые, что ни на есть, бесспорные истины. Если ты

любишь, то подаришь независимость человеку, в котором не чаешь души. Дейл

подарил бы мне ее. Он рисковал ради меня. Ему было далеко не плевать на то, что

у меня за жизнь. Этим не может похвастаться ни один человек из моей семьи, кроме тети Лалит. Но она мертва. Я часто думаю, как бы она хотела, чтобы я

поступила?

Чанда быстро захлопывает рты младшим дочерям:

- Еще хоть слово – и я все расскажу отцу!

Они повесили головы. Шанти чуть не разрыдалась. Но больше я от них не

услышала ни-че-го. Чанда погнала вперед своих двоих девочек, как пастух

барашков. Она оставила Нишу попрощаться с Лукасом и Евой, но наскоро

откланявшись перед новыми знакомыми, не позволила мне побыть рядом с ними

хоть немного. Ее пухлая рука схватила меня выше локтя. Позоря меня, она громко

прокричала на всю площадь:

- Не испытывай мое терпение, Майя! Все твоему отцу расскажу. Все!

Люди вокруг оборачиваются на нас. Они, ясное дело, считают повадки

Чанды дикими. И я с ними полностью согласна.

- Мне больно, – говорю, а у самой вот-вот слезы из глаз польются.

- Давай, иди! Молча иди.

Дочки Чанды забывают о несбывшемся сценарии, предложенном Нишей, когда мы подошли к фонтану в форме лодки. Здесь о-очень много туристов, но, несмотря на это, Анжали и Шанти удалось пробраться к краю произведения

искусства и бросить монетку. Они заставили и маму загадать желание. Я

обернулась, чтобы посмотреть на Нишу. Она, как раз, возвращалась. Не сказать, что будущий знаменитый дизайнер выглядит отрадной и оживленной, но силится

не выдать своего настроения. Она закидывает руку мне на плечо и подбадривает, осознавая, что я сейчас нуждаюсь в этом. Я посылаю ей слабую улыбку, а после

снова поворачиваю голову. Ева и Лукас еще недалеко отошли. Да, наверное, я

намереваюсь совершить безумство, но сколько можно уже бездействовать?

Отметив про себя, что Чанда, Анжали и Шанти увлечены пустым трепом, я даю

знак Нише, чтобы она молчала. Приложив указательный палец к губам, я отхожу

от нее и, пройдя несколько шагов, бегу со всех ног к удаляющейся паре. Они

доходят до перекрестка, ожидая, когда загорится нужный цвет светофора.

Увеличиваю скорость, дабы не упустить их. Сумка, перекинутая через плечо, отлетает немного ввысь и опускается обратно, ударяясь о мое бедро. Но в итоге я

оказываюсь рядом с ними, до того, как стало возможным перейти дорогу.

Ева вздрагивает, когда я приближаюсь и зову по имени ее парня. Лукас

бросает на меня взгляд. Поначалу он слегка опешен, но спустя меньше минуты

неодобрение и осуждение пляшут в его светлых глазах, словно языки пламени.

Он отворачивает голову и сжимает челюсти – наверное, чтобы не обидеть меня

злым словом против воли.

- Майя? – озадаченно усмехаясь, Ева треплет мне руку через мое бежевое пальто с

десятком черных пуговиц. – Что-то случилось?

Запыхавшись, перевожу дыхание. Но волнение сбивает все к чертям. Я

постоянно смотрю назад, боясь, что Чанда с детьми уже идет за мной.

- Я… хотела поговорить с Лукасом.

В Еве просыпается львица. Он глядит подозрительно на бойфренда и на

меня. Качнув головой, говорит очевидно ревностно:

- И чего я не знаю?

Лукас вскидывает ладонь, чтобы успокоить ее. Он выдыхает и закатывает

глаза. У него не сразу получается сосредоточить на мне взор. Он просто не хочет.

- Скажи, что тебе от него нужно? Разве не достаточно ты его помучила?

Держать под строгим контролем внутреннее возбуждение – моя задача. Я

не должна давать эмоциям волю.

- Пожалуйста… Мне просто нужно знать, как он?

До настоящего момента я представляла Лукаса человеком, впервые

вставшим на коньки. Он пытался держаться на льду, нещадно по нему скользя.

Руками хватался за бортики, не переставая нервничать. Но больше не сумев

бороться с нетерпимостью, он всерьез поскользнулся и свалился на спину. Он

раскинул руки, как крылья, и, склонившись, накричал на меня:

- Зачем?! Зачем, ты можешь объяснить?!

Ева выпучивает глаза и берет его за руку, придя в полное изумление.

- Лукас!

Он вырывается из ее хватки и отводит свою ладонь назад – а она снова за

нее взялась.

- Ты ничего не знаешь!

Я не могу проглотить в горле ком, размером с футбольный мяч.

- Хватит! – адресует мне парень Евы менее жестко, но с прежним нажимом. –

Дейлу хорошо живется без тебя. Он, наконец, смог выкинуть тебя из головы.

Оставь его в покое. Не знаю, что за проклятая мистика, – рассуждает, сведя вместе

брови, – жизнь сводит вас опять и опять! Но мне это все надоело, понятно? – Его

указательный палец практически меня касается, так близко он подошел.

Мне не страшно. Мне больно.

- Лукас! – Ева не унимается. – Погоди, – она, начав схватывать суть неприятного

разговора, расширяет глаза цвета меда, – ты что же, та самая Майя? – Я ничего не

успеваю ответить, но девушка уже прикладывает ладони к губам и улыбается во

весь рот. – Да ладно! Господи…

Лукас спешно спускает ее с небес на землю.

- Ты ничего не скажешь Дейлу! – рявкает он.

Она великолепно владеет английским, но ее сладкий акцент и страстность, с

которой она действует и говорит, не вызывают никаких сомнений. Я догадывалась

с самого начала, что Лукас встречается с итальянкой. Вообще-то, это подсказала

мне спорная внешность Евы. Есть в ней нечто южное. А ее бойфренд – напротив –

чересчур суров и строг. Она не соглашается с ним, но он буквально пригвождает ее

холодным взглядом к месту и принуждает замолчать.

- Мы уходим, – вместо «махания ручкой» отрезает он и уводит ее сразу, как только

загорается красный.

Пока меня можно увидеть, стоящую на этой стороне улицы, Ева то и дело

оборачивается. Пока она не становится лишь пятном среди множества других

людей, я могу видеть целое море сожаления в добрых, чистых глазах. Вернее

всего, мы больше никогда не встретимся, но я ее однозначно запомню.

****

{Дейл}

После пятичасовой игры в гольф мы с отцом расслабляемся в кафетерии

спортивного клуба. Сегодня он побил свой собственный рекорд, и это с учетом

того, что сделал он это на новой – более длинной и сложной – трассе. Теперь еще

месяц будет напоминать мне об этом, я могу быть в этом уверен. К нашему столику

еще не подошел официант, но уже несколько папиных друзей его поздравили с

выигрышем. Они проходят мимо и дают ему «пять». Ладно, мне нужно потерпеть.

Кто-то притормаживает около нас больше, чем на одну минуту. Тогда начинается

болтовня о политике, бизнесе, деньгах. Ну, и разумеется, о гольфе – любимой игре

моего старика и его приятелей.

Один из них, чтобы оправдать свое поражение, убеждает отца, что все дело в

его клюшке.

- Она у меня была дерьмовая! – жалуется мужчина, почесывая живот.

Он приподнимает потную футболку и делает это при мне, меня, в общем-то, даже не замечая. Удивительно, что все эти люди, наверное, никогда не слышащие

о правилах приличия, работают на моего отца и отцов моих лучших друзей. Это

просто не укладывается в голове. Я наблюдал за ними в офисе. Их начищенные

блестящие туфли и непревзойденные галстуки говорили мне о них совсем другое

– не то, что я вижу сейчас. Ладно, я все понимаю, это игра, релакс и крутое

времяпровождение для некоторых, но несмолкающий гогот и не

заканчивающиеся маты режут слух.

- Не выдумывай, Билли! – отмахивается мой отец.

- Мне было неудобно играть! – защищается его друг с прямым наездом.

Он так и хочет, чтобы все с ним согласились. Его двойной подбородок

превращается в тройной, когда он крамольничает и выдвигает челюсть. Его

мощная ладонь отодвигает свободный стул, а полная туша усаживается к нам.

Билли бьет меня по плечу, точно мальца.

- Как же ты вырос, Декстер!

Папа начинает ржать, хотя секунду назад он намеревался вновь позвать где-

то болтающегося официанта. Он бьет рукою по столу и укатывается со смеху.

- Меня зовут Дейл, – объясняю папину реакцию.

Билли сильно хмурится. Ему стыдно, но я говорю, что все в порядке в

надежде, что он не станет выяснять отношения с папой при мне. Сквозь смех мой

старик на него наседает:

- Боже, Билли-Билли!.. Ты ни правил игры запомнить не можешь, ни имя моего

сына!.. Стирая слезы с глаз, он не может прекратить смеяться. Его друг обиженно

отстаивает свою правду.

- Вот только не надо, Тимоти…

- Сколько замечаний сделал тебе рефери, забыл? – серьезнее отвечает ему папа.

- Да что он понимает! – досадует Билл. – А я ему сказал, что пару раз он не

промаркировал местоположение моего мяча.

- Не выдумывай!

- Да чтобы я провалился!

- Что это за рефери такой?! Почему он не стоял у лунки?

- Говорю тебе, не выдумывай!

Они оба обмениваются мятежными предложениями, как шариком в

настольном теннисе. Но отец прекращает бессодержательный спор и неожиданно

прижимает меня к себе.

- Забей уже, Билли! Лучше взгляни на Дейла. Как тебе моей кедди,*1* а?

Друг отца смотрит на меня оценивающе, а потом выдает свой вердикт в

форме поднятого вверх большого пальца. Он своеобразно шутит:

- Где такого взять, Тим?

Папа посчитал это смешным, и вместе они гогочут, как умалишенные.

Успокоившись, мой старик отвечает:

- Нужно родить, Билл. По-другому не получится.

- У меня одни девчонки! – скривив рот, сетует тот. Он широко раскрывает глаза, когда какая-то мысль озаряет его большую голову. – Твоему парню уже сколько?

Двадцать пять?

Я изрекаю сухо и со вздохом:

- Двадцать шесть.

- Тем более! – кричит мне на ухо Билли, словно вокруг война: летят гранаты, идет

перестрелка – шумно, ничего, вашу мать, не расслышать. – Моя старшая дочь

закончила колледж в прошлом году. Такая красотка! Хочешь покажу фото?

Билли сует руку в карман, дабы вытащить телефон, но папа его

останавливает.

- Ты опоздал, приятель. У нас уже другие планы.

Я бросаю стремительный взгляд на отца, взметнув брови вверх. Покраснел.

Нереально занервничал, зная лучше, нежели другие, что за человек – мой отец.

- Что? Какие еще планы?

Он откинулся на своем стуле и, щелкнув пальцами, указал на центральную

дверь кафетерия.

- А вот и они идут.

Я резко поворачиваю голову. Вот же черт!

Это Дейзи.

________________________

*1* – Кедди – помощник игрока в гольфе, в чьи обязанности входит перенос

спортивного инвентаря и помощь советами.

18

ГЛАВА

{Дейл}

Дейзи Финч – сероглазая стройная блондинка – настоящая прилипала! Она

в очередной раз это доказала. Я и предположить не мог, что мои родители с ней в

сговоре. Или это недавно началось? Плюс ее появления только в одном – Билли

самоликвидировался. Отец время от времени машет ему – сидящему за соседним

столиком.

- Вы прекрасно смотритесь вместе, – комментирует он то, как она близко ко мне

сидит. Наконец-то, принесли напитки: отец поднимает бокал, Дейзи ему вторит, и

они чокаются. Нет, это точно без меня. Я ее не люблю. И не хочу возобновлять

отношения.

- Папа, что происходит? – посмотрев в окно, говорю и убираю от себя руки

блондинки с грудью четвертого размера.

Глупо скрывать, что именно это меня в ней и привлекло. Отец склоняет

голову набок. Он подмигивает моей бывшей.

- А на что это похоже? – улыбается он, довольный сам собой.

- На какой-то тупой розыгрыш.

Дейзи снова делает попытки обнять меня, но я отбрасываю ее руки грубее, чем в прошлый раз. Взрослая. Она, блин, младше меня всего на год, но ведет себя, как маленький избалованный ребенок! Вообще, если быть откровенным, чаще

всего она напяливает на себя образ расчетливой стервы. Не знаю, почему перед

моим отцом Дейзи хочет выглядеть другой. Чистой, как малютка – не получается.

Скорее – глупой и возбужденной, как шлюха.

- Следи за словами, Дейл, – скрипит зубами старший Мёрфи.

Я молниеносно поднимаюсь на ноги. Стакан с моим фрешем чуть

пошатнулся, и из него вылилось немного жидкости. Папа встает вместе со мной.

Он не дает мне выйти из кафе. Когда он преграждает мне путь, я с легкостью

обхожу его.

- Перестань решать за меня, – бросаю, как мне думалось, напоследок.

Но папа со всей силы хватает меня за локоть и возвращает к нашему

столику. Ему не заставить меня сесть обратно. На нас все обратили внимание.

Вероятно, он очень раздосадован тем, что люди, трудящиеся на его компанию,

стали свидетелем непримиримости единственного сына одного из владельцев

[«Blankenship & Friends»].

- Как ты, Дейзи? – взглянув на нее, не сдерживаю себя в ехидных репликах. –

Давно приехала? И не сложно было тебе добираться загород? Может, хотя бы

отоспалась денек-другой после дороги, прежде чем вешаться на меня?..

Она открывает рот в ужасе и едва выговаривает мое имя:

- Д-Дейл…

Отец принимает ее сторону.

- Не смей обижать Дейзи, – отчеканивает он, смотря на меня со злостью.

Я опускаю уголки губ вниз и киваю на нее подбородком.

- А то что? Не хочешь, чтобы она рассказала своему супер-богатому папаше, какой

у тебя сын-урод?

Дейзи ахает. Девушки, расположившиеся за столиком рядом – тоже. Я

выдерживаю ненавистный взор отца еще с минуту, а потом удаляюсь на*рен.

{Майя}

Ниша, когда мы встречаемся с ней на ее большой белой кухне, отмечает, что

у меня очень красивое анаркали.*1* Она трогает ткань малинового цвета, обшитую золотом, восхищается тем, как искусно мастера поработали над узорами.

И ей нравится, что я распускаю волосы не только в особых случаях.

- Присаживайся, – она машет в сторону обеденного стола из красного дерева.

Чанда с дочерями ушла в гости, оставив меня дома. Я даже обрадовалась

тому, что они не взяли меня с собой. А когда узнала, что Ниша сегодня отдыхает, почувствовала какое-то облегчение. Я смогу объясниться с ней наедине насчет

вчерашнего инцидента. Нужно отдать ей должное – она сама меня ни о чем не

спрашивала. Я просто благодарна Чанде за Нишу, хоть для меня секрет, почему

только двое ее детей отличаются целесообразностью?

Я сажусь напротив нее, снимаю с шеи длинный платок и принимаюсь

накручивать его концы на запястья, чтобы чем-то себя увлечь, пока Ниша

наливает нам чай. На самом деле, я жутко нервничаю.

- Ладно, – смущенно произносит кузина, отпивая из своего стакана.

Она приготовила «замороженный» чай – крепкий, с добавлением сахара, лимона и льда. Так, как любят у нас на Родине.

- Ладно, – зачем-то повторяю я, а потом сама себя костерю.

- Ты же хочешь поговорить со мной? – нежданно спрашивает Ниша.

Я на миг выпадаю из реальности. От смятения душа в пятки уходит. Не

знаю, как начать. В голове – каша. Вопросы, вопросы, вопросы… А что я скажу?

Поймет ли она меня? А вдруг предаст меня и проболтается обо всем маме, сестрам?

- Не бойся, я не выдам тебя, что бы ты ни сделала, – словно прочитав мои мысли, заверяет Ниша.

Мне, безусловно, становится немного спокойнее, но страх полностью не

исчезает. Я потеряла долгую дружбу с братом, потому что полюбила, потому что

очень захотела увидеть Дейла. Еще раз его поцеловать – пускай и последний.

Она тянется через стол и берет мои руки в свои, сжимает их, подтверждая

то, что я могу доверять ей. Сделав глубокий вдох, я без спешки приступаю к

своему расскажу. С самого начала, с самой первой встречи с Дейлом. Кажется, что

я говорю бесконечно. Стираю слезы с щек, а они снова бегут. Нет возможности

перестать рыдать. Не знаю, как назвать это по-другому, поскольку ближе к

середине я уже зажимаю рот ладонью, чтобы боль, которую я так долго держала в

себе, не вырвалась наружу. Ниша пересаживается ко мне. Она обнимает, будто

своего ребенка. Мы никогда не общались, как друзья. Мы вообще едва

поддерживали отношения. И то, делали это, наверное, потому что так принято.

Но теперь одна из нас знает о другом все. В ее руках – моя жизнь, без каких-либо

преувеличений.

После того, как все факты выложены на стол, свое начало берет этап

оправданий и сожалений. Мне так неприятно думать о том, что Ниша сбережет до

конца дней обо мне дурное мнение, потому я не могу бросить извиняться. За что?

За то, что хотела быть счастливой? Выходит, так и есть.

- Эй, – кузина прерывает мою местами сумасбродную речь и ласково проводит

ладонью по щеке; я поднимаю на нее заплаканные глаза, – ну все, хватит. Все

будет хорошо.

Выпрямившись на стуле, я обеими руками крепко обнимаю ее. Как давно

никто не вставал на мою сторону. Как давно никто не касался меня с любовью и

пониманием. Как давно никто не слушал меня. Никому не было интересно

услышать меня. Узнать, почему в моих глазах пропал блеск. Массуд, конечно, был

во все это втянут. Но наша братско-сестринская привязанность потерпела крах.

Ниша успокаивает меня больше часа, никуда не уходя, не вставая с места.

Не передать, насколько я ей благодарна! Я почти засыпаю в ее руках, как бывало с

тетей Лалит. И только, когда мне сделалось легче, кузина встает, не сказав ни

слова. Я смотрю, как она выходит из комнаты, и не догадываюсь, чего ожидать. Ее

долго нет. Идти мне ли за ней? Куда вообще ушла Ниша? Может, стоит

отправиться в комнату, которую выделили для меня в этом доме? Я не могу ждать

бесконечно. Теперь, когда я поведала ей абсолютно все, в голову лезут всяческие

сомнения. Я их отгоняю, но они размножаются и заполняют мои мысли

полностью. Если я начну что-то делать – хоть что-то, – то у меня не будет времени

об этом думать.

Хорошо. Хорошо. Сейчас.

Вдох-выдох.

Господи, если мой длинный язык и желание выговориться подействовали

мне самой во вред, умоляю, просто убей меня. Лучше убей.

Я берусь за спинку стула, чтобы встать. От того, что долго плакала, голова

кружится. Ноги не ходят. Непредвиденно и крайне тихо на кухне вновь

появляется Ниша. Она суживает глаза, лучезарно улыбается и энергично машет

указательным пальцем.

- Хитрюга! – произносит она громко ребячливым тоном и цокает языком. –

Захотела сбежать, да?

Я обматываю шею платком. Заведя прядь волос за ухо, улыбаюсь, стесняясь

выдать свою радость по поводу того, что она вернулась. Ниша совсем не выглядит

так, будто я опозорила честь семьи. Я могла частично предположить, что она

думает иначе – не так, как Чанда однозначно. Я, сказать откровенно, рисовала ее в

сознании, как уважающую родителей дочь, любящую мужа жену, но в то же время

– как женщину, что никогда не даст себя в обиду. Вчера вечером мы обедали

вшестером – Викрам к нам присоединился. Я нашла у них много общего. Я так

счастлива за Нишу – человек, который разделяет с ней жизнь и постель, не

зависит от бестолковых предрассудков.

- Смотри, что у меня есть, – кузина показывает мне какой-то буклет.

Я беру его в руки, читая, что написано на обложке. Емейл-адреса, обрисовка

спектров работы, какие-то незнакомые мне имена, кроме… Лукаса Блэнкеншипа.

И тут я обращаю внимание, что изображено под множеством цифр и букв: фото

часов в выигрышных ракурсах. Лукас занимается именно этим. Я поднимаю

недоумевающий взор на Нишу. Она продолжает сдержанно улыбаться. Стоп, стоп… Если Лукас работает в этой сфере, то Дейл тоже. Ниша поворачивает

страницу буклета в моих руках. Еще часы. Куча часов. Я замечаю другие имена в

правом углу.

Директор по маркетингу – Алистер Бри Шеридан.

Алистер… Это же… Да. Да! Это его вместе с Дейлом родители пригласили в

тот самый вечер. Значит, где-то здесь… Я жадно впиваюсь в каждое слово на

буклете, веду пальцами по мелованной бумаге.

Технический директор – Дейл Рэнделл Мёрфи. И номер телефона. Ниша

указывает прямо на него. Она поднимает пальцем мое лицо за подбородок.

- Если ты хоть на секунду думала, что я стану критиковать тебя, то ты крупно

ошибалась.

Она растягивает пухлые губы в улыбке. Мне ничего не остается, кроме как

поступить так же, ведь ее доброта обезоруживает. Я раскрылась перед ней, но

Ниша не бросила в меня камень. Облегчение, смешавшись с кровью, бежит по

венам, опьяняя возможностью расслабиться, быть собой. Я утопаю в объятиях

сестры. Именно этого мне так не хватало.

- Больше тебе спасибо, – всхлипнув, говорю я, в одной руке крепко держа

заветный буклет.

- Если хочешь отблагодарить меня, – начинает Ниша, и я машинально киваю, – я

прошу тебя больше никогда не плакать.

Она отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Вытирает мое влажное лицо.

- Ладно?

- Я не могу обещать.

Проведя рукой по длинным волосам, доходящим мне до поясницы, она

серьезнеет.

- Майя, будь сильнее. Не позволяй обижать себя. – Ее глаза вновь засияли. – Ты

же хочешь быть счастливой?

Я не отвечаю, но мое сердце наполняется надеждой. Ее вдруг оказалось так

много, что мне непонятно, как она в нем помещается – в месте, которое было

прочно заперто. Ниша по-сестрински целует меня в лоб, привлекая к себе.

- Позвони ему, – тихо произносит она у моего уха.

Я так и сделаю. У Дейла есть право отключить вызов в ту же минуту, как он

услышит мой голос. Но я хотя бы попробую.

Через тонкие занавески в моей спальне видны звезды. Луна светит в окно.

Ее яркий свет падает на кровать и на мягкий подоконник, где сижу я. Для меня

Рим – пока что неизведанный город, отсюда мне открывается лишь виды на холм, поскольку вилла Ниши и Викрама находится в часе езды от центра. Это место –

рай между двумя озерами. Чанда по нескольку раз на дню желает счастливой

судьбы риелтору, продавшему дом Викраму. Но я тоскую по шумным улицам, где

мы были вчера. Жизнь в самом Риме бурлит. Наверное, вечерами там очень

интересно – к примеру, просто смотреть из окна на гуляющую молодежь. Слушать

песни, доносящиеся из пивных баров на первых этажах жилых зданий. Слышать

итальянскую речь и изучать их красивый язык, внимая каждому громкому оклику

снаружи. Если Дейл живет в Риме, то где? Может ли он наслаждаться этим

городом, как мечтаю о том я?

Я верчу телефон в руках, куда вбила его номер. Составила мысленный

список – «за» и «против». Звонить или не звонить? Боже, у меня даже кончики

пальцев покалывает. Давно я так ужасно не переживала. Сердце так громко и

быстро бьется. Себе места не нахожу! Его имя на экране смартфона, чуть ниже –

сокровенные двенадцать цифр. Решение кликнуть на них не дается… Боже, ну

почему это так сложно?! Душа, разум, тело – все в огне. Я в плену своей

неуверенности. Но все, о чем я могу думать еще с обеда – это Дейл. Его «морские»

глаза снятся мне каждую ночь. Иногда его черешневые, полные губы что-то

шепчут – не разобрать. А порой я даже могу четко слышать свое имя. Он зовет

меня. Ждет ли он меня в реальной жизни? Лукас сказал, что Дейл «наконец, смог

выкинуть тебя из головы». То есть, меня. Он избавился от Майи в своих мыслях.

Есть ли смысл?..

Я отбрасываю телефон на кровать, чтобы не было искушения. Но не

проходит и минуты, тянусь за ним снова…

_________________________

*1* – Анаркали – это индийский наряд: платье с широкой юбкой и узкими

штанами под ним.

19

ГЛАВА

{Дейл}

Наверное, о закрытой вечеринке в Остиенсе*1* Дейзи рассказал Алистер, но

он отнекивается. Конечному, я ему не верю. Мудак! Как же они оба достали меня.

Скрыться от надоедливой девчонки мне помог Маркус. Мы спустились в подвал

клуба и закрылись в нижней крайней комнате. Диван и кресла из коричневой

кожи, дубовый стол в центре, на котором лежит раскрытая коробка кубинских

сигар. Хозяин этого паба – Исайа – не считает деньги, у него их слишком много.

Однако он забыл о звукоизоляции. Сверху громкая клубная музыка в исполнении

Энрике Иглесиаса пробивается к нам – через потолок. Стены грохочут, вибрация

передается по ним, а басы я чувствую даже под кожей. Они, разумеется, приглушены, но отдохнуть в тишине, увы, не удастся. Маркус закуривает сигару, предлагает мне. Я качаю головой, отказываясь.

- Серьезно, что ли? – выпустив дым изо рта, он посмеивается надо мной, когда я

достаю из заднего кармана черных джинсов пачку [Marlboro].

Я улыбаюсь ему в ответ и щелкаю зажигалкой, прижав губами сигарету.

Швыряю на стол все из карманов, включая телефон, и вторю Маркусу – он

складывает ноги на столе. Мы разлеглись в удобных креслах напротив друг друга, по обе стороны квадратного стола. Он, черт возьми, шикарен. Откровенно говоря, под стать Исайе. Он любит, чтобы вещи подчеркивали его статус. Отец зачастую

твердит мне то же самое.

Думая о нем, я вспоминаю и о Дейзи, которую он пытается мне навязать. Я

не думал, что захочу оборвать связь с папой насовсем, как это сделал Марк. Но

старик вынуждает меня. Если он не перестанет вести себя, как козел, мне…

придется. Так. Достаточно. Я должен закопать размышления об отце куда-то

подальше и достать их тогда, когда наступит нужное время. Мы ведь набираемся

сил для жестоких будней. Если бы Лукас знал, как я провожу время после работы

во вторник… Напиваюсь. Вряд ли он будет рад.

Наверху начинает играть знаменитый трек «Push», и Маркус, хохоча, начинает елозить по креслу, двигая бедрами. Он что-то принял, не очень

серьезное, но его разнесло. Он веселее, чем обычно. Я смеюсь вместе с ним, потому что Ферраро забавный, с ним не нужно ни о чем думать, не надо ни о чем

париться – лишь наслаждаться этой короткой жизнью.

- Ты идиот! – бросаю я в шутку, а Марк показывает мне средний палец.

Он принимается сквернословить по-итальянски, и теперь я выставляю фак, продолжая курить свою мятную сигарету. В дверь стучат, сразу после она

открывается. Я хотел прокричать, что нужно подождать, пока ответят, но в

кабинете Исайи появляется маленькая длинноволосая блондинка. Лямка белой

майки съехала с ее правого плеча. Она смотрит очарованными глазами на

мерзавца Маркуса. Он сидит так, как и сидел. Если бы его реально интересовала

она, а не ее телесная оболочка, мой друг уже подорвался бы с места. Лениво

улыбнувшись, Ферраро подзывает ее к себе пальцем. Манит ее нахально, и она

идет к нему, будто плывет по облаку. Я думаю, что девушка накурилась, но я

видел, как она смотрела на Марка в начале вечеринки – точно так же.

Он убирает ноги со стола. Блондинка садится на его колени. Он сдергивает с

нее майку. Черт возьми, прямо при мне!

- Ты же не собираешься трахать ее здесь?

Девушка смеется, прильнув к Маркусу. Он чуть отстраняет ее от себя и

втягивает в рот сосок небольшой, но аккуратной груди. Она стонет, выгнувшись.

- Марк! – рассмеявшись, я занервничал и кинул в него своей зажигалкой.

Та попала в кресло, выше его головы.

- Я не заказывал порно, – объясняю свою категоричность ввиду

сформировавшейся передо мной сцены.

Блондинка ласкает языком шею Марка, тогда как он спокойно и с ухмылкой

указывает мне на дверь.

- Я хочу ее, – невозмутимо произносит он, жадно оглядывая полураздетую

девушку. – Ты можешь выйти, Дейл.

На столе вибрирует мой смартфон. Не желая больше наблюдать за

раскрепощённостью Маркуса, я хватаю гаджет и выхожу за пределы этой

комнаты, превратившейся в студию съемки кинофильмов для взрослых.

Наверное, кто-то по работе звонит. Незнакомый номер. Господи, только не в

десять вечера! Ну и что, что впереди еще половина рабочей недели?! Вечер

вторника по праву принадлежит мне! Голова немного кружится. Я не совсем

соображаю, куда иду. Зато точно знаю, что кабинет под категорией «Строго 18+»

остался позади. Так много прыгающей и танцующей молодежи! Я должен

выбраться из музыкального лабиринта светодиодных диско-ламп. Я не сразу

нахожу выход, потому что алкоголь неплохо подействовал на мой организм, но, к

счастью, какая-то милая девушка берется меня проводить. Когда мы оказываемся

на улице, я поднимаю голову и хочу ее поблагодарить. Слова застревают в горле.

Моргаю снова и снова. Сначала показалось, что передо мной стоит Майя.

Длинные черные волосы в мелких кудряшках закинуты на плечи, поверх них

надет плетенный хиппи-хайратник. Его концы с разноцветными бусинками

спускаются к самим предплечьям. Самое главное то, что лоб девушки украшает

зеленая точка – бинди. Такое ощущение, что мне дали под дых.

- С вами все в порядке? – интересуется неожиданная помощница, но без особой

тревоги.

Я убираю свой взгляд от нее. Смотрю себе под ноги. Правда, она до сих пор

держит меня. Хочу отойти, но чуть не падаю. Приходится дать снова спасти себя.

- Может, кого-нибудь позвать? – Девушка оставляет меня, прислоненным к

каменной стене.

Ее темные глаза исследуют мое лицо. Курить. Нужно покурить. Проклятье!

Я не взял сигареты с собой.

- У тебя есть сигарета? – откинув голову назад, смотрю на нее из-под ресниц.

Она оторопело качает головой.

- Я не курю, – все на том же чистом итальянском отвечает симпатичная брюнетка,

– но могу спросить у Антонио.

Не знаю, почему я смеюсь. Тихо посмеиваюсь над ее словами. Девушка

хмурится.

- Кто такой этот Антонио?

- Мой друг.

- Ты любишь его?

Она вздергивает бровью и наполовину возмущенно, наполовину

недоуменно фыркает.

- А вам-то какое дело?

Из клуба выбегает целая группа таких же, как она. Они все одеты, как

хиппи. Девочки громко смеются и зовут ее к себе.

- Джулия!

- Джулия, подойди!

- Что ты там делаешь, Джулия?

- Эй, что за красавчик?

Она еще с полсекунды дарит мне свой пронзительный взгляд, а потом

отворачивается и шагает к своей компании. Я смотрю на нее долго – вплоть до

того момента, пока у меня вновь не начинает вибрировать мобильный. Выуживаю

его из кармана. На экране все тот же номер – помню, что заканчивается на три

восьмерки. Что такого срочного могло произойти сегодня? Какого х*ена… Я

собираюсь вновь отклонить вызов, но зачем-то рискую испортить себе вечер и

отвечаю. Наверное, потому что он и так уже безвозвратно протух.

- Я слушаю, – говорю, шумно выдохнув весь воздух из легких.

Набираю новую дозу кислорода. Дышу часто, протираю глаза, чтобы прямо

тут не завалиться спать. Всего два слова – два, б**ть, слова! – взбадривают меня

так, на что не способен никакой кофе.

- Ты… пьян?

Это она. Это ее голос. Боже. Я провожу ладонью по лицу, бью себя по

щекам. Показалось. Мне показалось?

А потом снова она – Майя:

- Дейл?

Я землю хочу целовать! Хочу склониться, блин, и целовать эту дорожку из

бетонного камня! Но в сердце моем так много обиды, так много злости! Я готов

себе горло разодрать, чтобы просто не чувствовать душевной боли. Ее имя у меня

в груди запечатлено меткой. Я без нее не могу полноценно жить. Почему она

вообще появилась в моей жизни?! Лучше бы я ее никогда не встречал! От

накопившегося исступления я зверею и ударяю по фасаду здания стопой. Я бью

снова и отскакиваю назад, точно пружинка.

- Зачем ты звонишь? – наклонившись и уперев одну ладонь в колено, другой

продолжаю держать трубку у уха.

Она слышит на том конце провода бесчувственный и притупленный тон

голоса. Она слышит мужчину, которому на нее плевать. Да, в реальности все

обстоит иначе, но я хочу, чтобы она думала обо мне так. Я хочу, чтобы она

засыпала и просыпалась с мыслью о том, что не нужна мне. Нисколько. Не

необходима.

- Я хотела узнать, как ты…

- Где ты взяла мой номер? – выпрямляю спину и бесцеремонно перебиваю Майю.

- Моя сес… Какая разница?

Меня пробирает на безрадостный хриплый смех. Я смотрю на звездное небо

и рыдаю от хохота. Боже, ну, какая ирония! Ей не все равно на меня. Ей, видите

ли, интересно, все ли у меня хорошо!

- Я хочу, чтобы ты оставила меня в покое.

Это было жестко, но по-другому я не смогу. Не хочу снова расстилаться

перед ней, не хочу вновь умолять ее довериться мне. Сделать хоть один долбанный

шаг навстречу! Разве я многого просил? Она не верила мне столько времени. И

если я вновь впущу ее в свою жизнь, буду страдать. Ведь в любой момент Майя

стушуется и сбежит. Испугается, что я не в силах решить ее проблемы. Какого

черта в жизни женщины делает мужчина, если он не способен разрешить все ее

трудности? Я был бы опорой Майи, ее телохранителем, ее волшебником. Отцом ее

будущих детей…

Нет, нет, нет! Только не думать об этом! Только не об этом…

Она была на проводе несколько долгих молчаливых минут и не вешала

трубку. Я не смогу решиться на данный шаг вместо нее. Мы оба молчим. Я с

уверенностью отмечаю, что Майя плачет. Она, возможно, делает попытки скрыть

всхлипы, но ни черта у нее не выходит. {«Не плачь»}, – хочется сказать мне, но я

упрямо продолжаю хранить молчание. Я тоже проливал слезы. О-о-о! Кто считает, что парни не плачут, очень ошибаются. Конечно, мы не рыдаем и не бьемся в

конвульсиях от несчастной любви. Но порой нам тоже трудно сдержаться. Бывает, просто хочется избавиться от тяжелого камня на сердце. К сожалению, освободиться от него не так легко. Не знаю, сколько еще лет должно пройти, чтобы я забыл Майю навсегда. Если она будет звонить, этого однозначно никогда

не случится.

Люди выходят из клуба и заходят в него. Я сажусь на асфальт, подобрав

колени, облокачиваюсь спиной о блеклый каменный фасад. Так и проходит целых

полчаса: она захлебывается слезами – я слушаю. Ее дыхание, словно так близко, и

это опьяняет пуще любого ликера. Будь она рядом, я бы поцеловал ее.

Ну, вот. Снова наступят дни и ночи без сна, нежелание трахать других

девочек. Снова я утону во мраке, потеряю вкус к жизни, который лишь недавно

начал проклевываться.

Свет в клубе вырубили специально для того, чтобы поздравить с днем

рождения Исайю. Через мгновение музыка перестала играть. Лишь ди-джей

совместно с собравшейся публикой скандируют его имя. По плану вскоре должны

вынести огромный торт, а из него выпрыгнет грудастая стриптизерша. Нависла

пугающая тишина, темнота стала более основательной. Теперь мысли, сводящие с

ума, навалились увесистым грузом на мои плечи. В эту минуту я отчетливо

осознал: так будет каждый раз, когда я буду оставаться один, и так будет каждую

ночь, когда я не смогу сомкнуть глаз.

- Ненавижу тебя, – шепчу во время звенящего затишья.

И сбрасываю вызов.

____________________

*1* – Остиенсе – один из районов Рима, где любит собираться молодежь: ночная

жизнь здесь особенно популярна.

Дорогие читатели, вы прочитали большую половину романа

«БИНДИ», но это еще не конец! Продолжение ищите в интернет-

магазине «ПРИЗРАЧНЫЕ МИРЫ».