Битва за Кавказ

Владикавказ — ключ к Востоку

В планах немецкого командования Владикавказ занимал особое место. Задача овладеть этим имеющим стратегическое значение городом пала на 1-ю танковую армию.

Армия, овладев 10 августа Пятигорском, обосновала в курортном городе свой штаб. Тогда же сюда из Винницы поступило требование выслать в Ставку соображения о дальнейшем наступлении танковой армии.

В ответе от 25 августа командующий армией генерал-полковник Эрих фон Клейст писал:

«Из-за пустынной степной местности вблизи Каспийского моря между Тереком и Манычем невозможно выдвинуть сильные части. Также и вопрос снабжения водой столкнётся с колоссальными трудностями, так как возникнет борьба за отдельные колодцы, которые противник оставит в негодном состоянии. Поэтому наступление должно вестись с рубежа Баксан — Моздок, здесь направление главного удара.

Возможность перейти Терек под Моздоком является наиболее выгодной, так как ширина реки здесь не превышает ста метров… В дальнейшем задача будет состоять в том, чтобы продвинуться западнее и южнее Терека на Владикавказ и отрезать военные дороги». Имелись в виду Военно-Грузинская и начинающаяся поблизости Военно-Осетинская. «После форсирования Терека нужно ввести в действие достаточное количество танков для удара на Владикавказ».

Имя Клейста в памяти советских людей с давней поры. Он потомок старейшего прусского рода, давшего Германии тридцать пять генералов. Он, фон Клейст, — тридцать шестой.

Вначале его родители хотели, чтобы он был артиллеристом, но его больше влекла легкомысленная кавалерия. Став офицером, он принял эскадрон, затем кавалерийский полк. Его успехи в Первой мировой войне были замечены сильными мира сего. О нём слышал и ефрейтор Шикльгрубер, который позже станет Гитлером. Тот доверит ему наиболее сильную в вермахте танковую армию.

На машинах армии, которой командовал Клейст, осела пыль дорог Европы. Его танки громыхали по мостовым Парижа, разгромили англо-французские войска на морском побережье у Дюнкерка. Позднее были дороги Балкан, Польши.

С началом войны с Советским Союзом танки Клейста вторглись в пределы Украины. Казалось, не было силы, которая смогла бы остановить бронированную армаду. Но осенью 1941 года армии Южного фронта под Ростовом нанесли танковой армии Клейста удар, отбросивший её почти на сто километров, к Миусу. Это был первый в войне контрудар советских войск, поколебавший славу «непобедимой» немецкой армии и самого Клейста.

Видевший его помпезный въезд в Ростов очевидец рассказывал:

«21 ноября утро выдалось морозным и ветреным. Однако уже с ночи у хлебного магазина был народ: занимали очередь. И вот со стороны Сельмаша послышался грохот, а потом на площадь выкатили танки. На броне снежная заморозь, колеса и гусеницы в грязи. Люди замерли, не понимая, чьи машины: наши или немецкие? Потом приехали автомобили с орудиями на прицепе. Солдаты в кузовах закутались в одеяла, брезенты, и нельзя было различить их формы. И лишь когда показалась мотопехота, все поняли, что это немцы...

Колонны были большие, шли долго. Часть автомобилей, скорей всего штабных, остановилась на прилегающих к площади улицах. Жителей из домов, особенно близких к Дому младенца, выселили. Немецких офицеров селили в домах, имевших так называемые парадные выходы прямо на улицу. У крыльца выставляли часовых.

Нас удивило, что многие офицеры говорили по-русски. Они проявляли любезность, пытались заговаривать и с утра до вечера крутили патефоны. Особенно им нравилась наша песня «Сулико».

Потом, на второй или третий день, немцы всполошились, занервничали. Сказали, что приезжает начальство: сам Клейст. «О, Клейст — это большой генерал! Самый главный!»

В морозный, но солнечный день 24 ноября, часов в 12 дня, со стороны 20-й линии на 1-й Мурлычевской улице показался эскорт. Впереди углом катили три мотоциклиста, потом два бронетранспортёра, за ними длинный открытый чёрный лимузин. Рядом с шофёром офицер, видимо, адъютант, а на заднем сиденье немолодой военный: лицо худощавое, красное от мороза, и рыжие усики. На нем зелёная шинель с лисьим воротником и фуражка с высокой тульёй. Клейст!

Лимузин, за которым катили ещё две танкетки и мотоциклы, остановился у Дома младенца, где выстроилась группа военных чинов. Сухо поздоровавшись, Клейст вошёл в старинный большой особняк со множеством комнат. В нем до того содержались дети-сироты...»

По рассказу очевидца, Клейст уехал из Ростова через два или три дня. Но нужно уточнить: немецкий генерал не уехал, он бежал, чтобы не попасть вместе со своими войсками в окружение. С севера на Ростов наступала наша мощная группировка, осуществившая знаменитый контрудар, поколебавший ореол «непобедимости» немецкой армии и самого Клейста. Его танковая армия с дивизией «Адольф Гитлер» спасалась бегством к Миусу, отступив от Дона почти на сотню километров.

Узнав об этом, взбешённый Гитлер прилетел в штаб главнокомандующего. Первым вызвал командира дивизии «Адольф Гитлер» генерала Дитриха.

— Зепп, почему танковая армия сдала Ростов? Кто в том повинен? Может, Клейст?

Но мог ли генерал взвалить грехи на благоволившего к нему Клейста? Два года назад он, Зепп Дитрих, командовал полком, но по настоянию Клейста ныне командует дивизией. Да ещё какой — «Адольф Гитлер»!

— Нет, мой фюрер, генерал Клейст в отступлении не повинен, — отвечал командир дивизии. — Он честный и преданный великой Германии генерал.

— Я так и знал. Он своим прошлым доказал это.

И вот танковая армия уже в глубине Кавказа и готова по Военно-Грузинской дороге проникнуть в Закавказье.

Некогда эта дорога преследовала военные и торговые цели между Россией и Грузией. Протяжённостью 207 километров, она завершалась в Тбилиси. Её постройка началась после присоединения Грузии к России в 1801 году.

Военно-Осетинская дорога брала начало от близкого Алагира и вела через Мамиссонский перевал в Кутаиси.

Обе дороги, выйдя из Ставропольской равнины, сходятся у Эльхотово — небольшого осетинского селения у долины в горном кряже. Долина образована неукротимым Тереком в древние времена. Бешеная река, вобрав в себя воды стремительных горных потоков, разрушила гранитную породу, оттеснила крутые берега и, вырвавшись на широкую равнину, устремила свой бег к Каспийскому морю.

А позже по долине, названной Эльхотовскими воротами, пролёг путь из России к недалёкому Владикавказу.

В 1829 году, совершая поездку в Эрзрум, здесь побывал Пушкин. Он писал:

«Первое замечательное место есть крепость Минарет... Лёгкий, одинокий минарет свидетельствует о бытии исчезнувшего селения. Он стройно возвышается между грудами камней, на берегу иссохшего потока. Внутренняя лестница ещё не обрушилась. Я взобрался по ней на площадку, с которой уже не раздаётся голос муллы. Там нашёл я несколько неизвестных имён, нацарапанных на кирпичах славолюбивыми путешественниками.

Дорога наша сделалась живописна. Горы тянулись над нами. На их вершинах ползали чуть видные стада и казались насекомыми. Мы различили и пастуха, быть может русского, некогда взятого в плен и состарившегося в неволе. Мы встретили ещё курганы, ещё развалины. Два-три надгробных памятника стояло на краю дороги. Там, по обычаю черкесов, похоронены их наездники. Татарская надпись, изображение шашки, танга, иссечённые на камне, оставлены хищным внукам в память хищного предка».

Такую память оставил нам об этом месте Александр Сергеевич, побывав здесь более 170 лет назад.

Помню, как, впервые проезжая мимо минарета, я сделал остановку. Предприимчивый черноглазый делец устроил здесь духан, и шашлычный запах был надёжным тормозом для многих проезжающих.

Я спросил духанщика о минарете, но он, приняв важный вид, пожал плечами:

— Это не минарет, а сторожевая вышка. Отсюда дозорные наблюдали, чтобы враги не приблизились. А минарет там, за Тереком, в селении. — Он указал на недалёкие дома и минарет, подобный тому, у которого мы стояли.

Селение называлось Эльхотово. В отличие от многих других, где жители исповедовали православную веру, в нем жили осетины-мусульмане, о чём свидетельствовала находившаяся там мечеть с башней минарета. Именем селения и назвали долину, лежавшую в межгорье.

В сентябре 1942 года немецкие войска завязали бои на подступах к Эльхотово. Стремясь прорваться к селению, они бросали в сражение танковые части до 100 машин в боевом порядке.

Наше командование, разгадав замысел врага, доносило в Москву, что ближайшие его действия, очевидно, будут направлены к тому, чтобы пробиться через Эльхотовскую долину в район Владикавказа, захватить северные участки Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорог. В дальнейшем, видимо, противник попытается развить наступление главными силами в направлении Грозного и Махачкалы, а частью сил по Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорогам в Закавказье.

В авангарде наступающих были части 13-й немецкой танковой дивизии.

Дивизией командовал полковник Герр, недавно принявший этот пост. До этого он долго был командиром полка, — не продвигаясь в должности. Его, тщеславного и самолюбивого офицера, мечтавшего о генеральских погонах, словно бы испытывали. Приняв высокую должность, он проявлял усердие.

Накануне наступления его вызвал командующий 1-й немецкой танковой армией Клейст.

— Полковник Герр, — обратился он к явившемуся к командиру подчинённому, — вашей дивизии предстоит ответственная задача: прорваться через Эльхотовские ворота к Владикавказу. Если задача будет выполнена, считайте себя генералом.

— Я выполню приказ, — ответил Герр командующему. — Умру, но слово сдержу.

Три дня у ворот продолжались упорные кровопролитные бои. Немцы сумели овладеть селением Эльхотово. Однако все попытки продвинуться дальше оказались тщетными. Воины-гвардейцы и моряки из бригады морской пехоты стояли насмерть.

Как только немцы захватили Эльхотово, на помощь защитникам долины выкатили два бронепоезда. В это время фашистские танки и мотопехота рванулись к Эльхотовским воротам, но на их пути оказались бронепоезда.

Горели леса над Тереком, густой дым заволакивал долину, вокруг грохотало от разрывов сотен снарядов и мин. Один из участников того боя вспоминал:

— Я не видел, что делалось снаружи бронепоезда, но от взрывов бомб, от ударов снарядов и щёлканья осколков дрожала и колыхалась тяжёлая бронеплощадка. Мы в тесных отсеках, полуголые, обливаясь потом и кровью, задыхаясь от пороховых газов и жары, подавали снаряды, ожесточённо вели огонь, отбивая атаки немецких танков.

Герр неистовствовал. Забыв об опасности, он перенёс свой командный пункт к боевой линии.

— Не уйду, пока не прорвёмся через эти чёртовы ворота!

Он настойчиво требовал атаковать и атаковать.

Снаряд разорвался у его ног. На следующий день несостоявшегося генерала отправили в цинковом гробу в родной фатерланд.

Понеся большие потери и так и не сумев пробиться через Эльхотовские ворота, немцы вынуждены были прекратить своё наступление. 24 сентября 13-й танковой дивизии удалось частью сил захватить плацдарм на западном берегу Терека. Обессиленная в предыдущих боях наша 151-я стрелковая дивизия не смогла оказать серьёзного сопротивления противнику и отступила. Для гитлеровских частей создалась выгодная обстановка.

После ухода Листа командование группой армий «А» принял Клейст. Он даже получил повышение в звании, стал генерал-фельдмаршалом. После такого доверия фюрера он не раз попадал в опасные ситуации. Однажды на его наблюдательный пункт, расположившийся на одной из вершин Терского хребта вблизи Малгобека, обрушился мощный артналёт. Снаряды, не оставив живого места, перемололи землю. Пронеслась чёрная весть, что находившийся там Клейст погиб. Но он отделался лёгким испугом.

Теперь он часто вёл переговоры с самим Гитлером, и каждый раз тот спрашивал, когда его войска будут во Владикавказе и Грозном. Клейст обещал фюреру, намечал сроки, которые оказывались пустыми. Он вынужден был требовать то же самое с командующего танковой армией генерала Макензена, который сменил его.

В штабе фронта

Майор Сочнов провёл на карте последний штрих, бросил карандаш и с вожделением потёр поясницу. Всё. Готово.

На большом столе лежала разрисованная цветными карандашами карта. Над ней он трудился всю ночь.

Накануне командующий фронтом генерал армии Тюленев с ближайшими помощниками долго и обстоятельно обсуждал план дальнейших действий Северной группы фронта, которая обороняла Терский рубеж.

Обстановку оценивали скрупулёзно, тщательно подсчитывали силы немцев и возможности группы, обсуждали различные варианты действий, отвергали, дополняли, уточняли, прежде чем пришли к общему решению. Карту, особенно участок между Малгобеком и Эльхотово, исчертили вдоль и поперёк, определяя направления наступлений, задачи частям, возможные контратаки и вероятные боевые рубежи.

Сошлись на том, что противник выдыхается, резервов не имеет и что самый раз ударить по нему, тем более, что войска группы стойко удерживают позиции на Терском рубеже и мало-помалу завоёвывают инициативу. Если нанести удар по противнику из района Малгобека на запад, в направлении Арика и ещё дальше, то ударная группировка противника у Эльхотово не только понесёт потери, но будет отсечена от главных сил и потом может быть уничтожена.

Такой замысел показался не только заманчивым, но и реальным, и командующий велел к утру отработать карту начисто и составить директиву для наступления Северной группы. За работу принялся начальник оперативного управления генерал Рождественский, а оформить карту поручили майору Сочнову — направленцу Северной группы.

Зазвонил телефон.

— Карта готова? — послышался голос главного оператора в штабе генерала Рождественского. — Бери её и к командующему. Быстро!

Кабинет командующего фронтом большой, светлый, с высоким потолком. Проёмы окон глубокие, стены чуть ли не в полтора метра толщиной. Здание строили ещё при Ермолове.

— Давай карту, стели.

Моложавый и высокий Рождественский взял из рук Сочнова карту и разложил её на столе. Сверху положили коробку заточенных карандашей «Тактика», резинку, курвиметр — измерять расстояния, циркуль.

— Ну-с, посмотрим ещё раз.

Командующий подошёл к столу. Рядом с ним встал худощавый, слегка сутулый генерал-лейтенант Бодин — начальник штаба фронта. Он был на полголовы выше Тюленева.

Опираясь руками на стол и несколько откинувшись, словно пытаясь взором охватить возможно больший район, командующий уставился на карту.

Красно-синяя скобочная линия фронта тянулась из песков Чёрных земель к Ищерской — большой казачьей станице на Тереке, от неё — к Малгобеку и Эльхотово. У осетинской станицы линия плавным полукружием поворачивала на север и продолжалась вдоль Терека до Михайловского. У Прохладного она повернула на запад — к Баксанскому ущелью.

Конфигурация линии фронта напоминала огромный язык, обращённый у Эльхотово к Владикавказу. Основание этого языка отсекала красная стрела. Её основание — у Малгобека, и нацелена она прямо на запад. Это главный удар Северной группы. В случае успеха ударная группировка противника окажется в котле...

— Какие его силы здесь? — спросил Тюленев.

— Моторизованная дивизия «Викинг», 370-я пехотная и 13-я танковая, — ответил Рождественский.

— А где 23-я танковая? — Командующий, размышляя, пощипывал аккуратно подстриженные усики.

— Она севернее, в районе Прохладного.

— А точнее?

— С полной вероятностью установить её нахождение не удалось.

— Так нужно искать!

Тюленев недовольно крутнул головой. Сам в прошлом разведчик, он понимал, что служба разведки сделала не всё, что должна была сделать.

— Меня беспокоит этот плацдарм.

Он показал на западной стороне языка узкую полоску вдоль Терека, которую немцы захватили ещё в сентябре. Плацдарм включал в себя Александровскую, Котляревскую и Майскую станицы. Он был неглубоким, однако вдоль реки тянулся более чем на два десятка километров. Части 37-й армии пытались выбить гитлеровцев за Терек, но не смогли.

— Вчера я говорил с командующим группой генералом Масленниковым, обратил его внимание на этот участок, — сказал Бодин. — Он обещал усилить направление. Но думаю, в ближайшие дни вряд ли смогут это сделать: нет резервов. — Бодин произносил слова негромко и спокойно, как привык докладывать в Генеральном штабе, где служил долгое время. — Этот участок и сам генерал Масленников считает второстепенным и глухим.

— Кто у нас здесь?

— Стрелковый полк 151-й дивизии, — ответил Сочнов.

— Всего полк?.. Явно недостаточно! Примите, Бодин, все меры, чтобы усилить данное направление, особенно противотанковой артиллерией. И сделать это надо немедленно! С этого плацдарма открывается прямой путь на Нальчик, а из Нальчика непременно последует удар на Владикавказ... Где директива?

Рождественский протянул лист с отпечатанным текстом. В нем указывалось предварительное распоряжение на предстоящее наступление. Северной группе войск предписывалось быть готовой с утра 3 ноября перейти силами 9-й армии в наступление из района Малгобека на запад. Цель — уничтожить эльхотовскую группировку. Вспомогательный удар наносится силами 10-го гвардейского и 9-го стрелковых корпусов по северному берегу Терека из района Наурской на Моздок.

— Ну что ж, пусть это станет началом наступления. — Командующий взял красный карандаш, расписался и вывел дату: 23 октября 1942 года. — Это будет наше первое наступление.

Наступление... О нём мечтали, говорили как о чём-то далёком и нелёгком, трудновыполнимом деле. За шестнадцать месяцев войны советские войска нечасто применяли этот активный вид действия. В прошлом году лишь у Ростова, Тихвина, Москвы да ещё у Керчи решались наши войска на такое. А в 1942 году немецко-фашистские войска прочно завладели инициативой и не намерены были её выпускать из рук.

И здесь, на юге, они с августа настойчиво рвались к Грозному и Баку, альпийские егеря вышли к перевалам, ожесточённые бои шли у Туапсе и Новороссийска. Командующий понимал, что танковый генерал фон Клейст не откажется от дальнейшего наступления и, вероятно, даже бросит дивизии к Владикавказу, чтобы по Военно-Грузинской дороге пробиться в Закавказье.

Нужно не дать ему сделать это, опередить, начать наступать первыми.

Так рассуждал командующий, поэтому сказал:

— Терять время нельзя. Сегодня же направить с нарочным директиву в Северную группу. — И, обращаясь к майору Сочнову, продолжил: — Вручите документы и передадите генералу Масленникову всё, о чём мы здесь говорили.

— Я готов, товарищ командующий! — ответил майор.

На Военно-Грузинской дороге

Сборы не заняли у Сочнова много времени. Жил он, как и большинство офицеров, в здании штаба, а все его вещи помещались в небольшом чемодане.

— Не забудь плащ-накидку. Владикавказ да Грозный — места дождливые, — подсказал капитан, сосед по койке.

— Если б она была...

— Бери мою. Я обойдусь. — Он оставался вместо Сочнова.

Тот не стал отказываться: кто знает, сколько времени там проведёт и какая будет погода. Затолкал плащ-накидку в чемодан.

У выхода его уже ждал автомобиль-легковушка.

— Прибыл в наше распоряжение, — доложил водитель-узбек с чёрными, как маслины, глазами.

— Доедем на этом звере?

Сочнов с недоверием оглядел видавший виды автомобиль. Тент выгорел и залатан. Кузов помят, а в ветровом стекле зияло отверстие со множеством расходящихся лучиков — пулевая пробоина.

— Главное, товарищ майор, мотор. А мотор у него совсем как зверь.

— Ну, если зверь, тогда заводи. Как ваша фамилия?

— Рядовой Хамракулов, товарищ майор.

— Откуда сам?

— Из Ташкента. Бывали?

— Не приходилось. А как с заправкой?

— Полный бак, под завязку. И ещё две канистры в багажнике.

Выехав из города, они катили по шоссе, уходящему к горам. Сочнов уже был на этой дороге: в сентябре ездил в штаб Северной группы. Но и теперь он с интересом глядел на жёлто-серые голые склоны и небольшие грузинские селения, расположенные вблизи и поодаль дороги.

Проехав Мцхету со старинным храмом из отёсанного бурого камня, они увидели вытягивающуюся из лощины к шоссе солдатскую колонну. За стрелковыми ротами двигались приземистые пушки-сорокопятки. За ними тянулись повозки с установленными на них пулемётами «максим», со стволами и плитами миномётов.

«Батальон», — безошибочно определил Сочнов и стал высчитывать, сколько потребуется дней, чтобы выбраться на перевал. Несложный расчёт, и итог подведён: дня три до перевала и ещё два, прежде чем батальон достигнет Владикавказа. Эх, были бы автомобили!..

Потом они обогнали ещё одну колонну, тоже стрелковый батальон, направлявшийся к перевалу. А затем ещё один и ещё.

Красноармейцы шагали без равнения, строй растянулся, низкорослые гривастые «монголки» тащили повозки и пушки, и люди шли между ними. Это был долгий людской поток, упрямо взбиравшийся к перевалу, чтобы оттуда ринуться вниз и разлиться на плоской равнине предгорья, преградив путь противнику.

«Сколько людей! — подумал Сочнов, и внутренний голос возразил: — А остановить врага не можем».

Но он тут же успокоил себя словами народной пословицы: «Ничего, будет и на нашей улице праздник... Скоро ли?»

Он вспомнил, что главные наши резервы выдвигаются не здесь, а восточнее, у побережья Каспия. От Баку идут целые дивизии, которые образуют корпуса и армии.

Газик бежал бойко, весело, двигатель работал чётко.

— Машина хорош, — не отрывая взгляда от дороги, убедительно сказал Хамракулов. — Мало-мало подкрасить, перебрать мотор — совсем новая будет. Это дорога такая. Трудная дорога.

Сочнов смотрел на убегающую под колеса ленту дороги, а мысли его были там, за перевалом. За те три-четыре дня (этот срок определил генерал Рождественский) он должен побывать на различных боевых участках, встретиться с командирами, воочию узнать детали обстановки, чтобы по возвращении обо всём доложить командованию фронта. И не только доложить, но и высказать свои заключения и предложения.

Прежде всего ему надо выяснить в штабе группы общую обстановку, съездить в 37-ю армию, обязательно посмотреть участок обороны у занятого немцами плацдарма. И конечно же, он должен быть в штабе 9-й армии, которой выпала задача нанести главный удар в предстоящей наступательной операции. Ещё он знал, что непременно возникнут новые дела, новые задания, которые потребуют времени. А где его взять-то, это время? За Тереком ему вряд ли удастся побывать: на это нужно иметь ещё один день...

Так Сочнов планировал работу.

Повстречался обоз, который двигался от перевала. На повозках лежали и сидели красноармейцы, в бинтах, заросшие, с воспалёнными лицами.

Притормозив, Сочнов подозвал старшину-усача:

— Откуда путь держите?

— Из-под Малгобека.

— Ну как там?

— Да что говорить, товарищ майор. Он, гад, нас танками да самолётами жмёт. Душит прямо-таки...

От селения Млети дорога резко взяла вверх и поползла к перевалу затейливым серпантином. Далеко внизу серебряной ниточкой вилась Арагви, а домишки казались крошечными коробками. На крутых участках двигатель натужно ревел, и, казалось, в следующую секунду не выдержит, откажет, но шофёр вовремя успевал переключать скорости, и рёв умиротворённо стихал.

Недалеко от перевала двигатель заглох. Подложив под колеса камень, шофёр крутанул пробку радиатора, и из отверстия вырвалась струя кипятка, едва не обварив руки солдата.

Мощно ревя, их обогнал тяжёлый тягач с красным флажком на металлическом кузове.

— Подсобить? — высунулся из окна кабины офицер.

— Поезжай, поезжай! — махнул Сочнов.

Но тягач остановился.

— Что там у вас? — спросил майор воентехника. — Взрывчатка?

— Так точно! К замку царицы Тамары везём.

— Вот ей и везите!

На перевал автомобиль выбрался с трудом. Вокруг лежал снег, было ветрено и неуютно. Нависли облака, сыпал снег. Дорогу перекрыл полосатый шлагбаум.

— Документы! — потребовал старший лейтенант.

Он внимательно прочитал удостоверение, подписанное начальником штаба фронта Бодиным.

— Из штаба фронта, товарищ майор? А я из курсов младших лейтенантов. Мы здесь держим оборону.

Офицер стал объяснять, где расположились взвода, а заодно стал сетовать на холод, снег и каменистый грунт, в котором приходится оборудовать позиции.

— Где же крест? — спросил его Сочнов.

— A-а, тот, что царь Давид поставил? Вон там, на макушке Крестовой стоял, — указал лейтенант на ближайшую гору. — Теперь его нет...

С перевала автомобиль катил весело и быстро. Облака рассеялись, ветер стих, а у селения Казбеги перед ними открылся Казбек. Гора была видна от самого подножия со старинным, будто игрушечным храмом до сверкающей льдом сахарной макушки.

В продуваемом насквозь Дарьяльском ущелье муравьями копошились солдаты. В узкой теснине они устанавливали фугасы, минные поля, во многих местах над дорогой устраивались завалы. В пойме Терека лежал огромный, в три этажа, Ермоловский камень, — сорвавшийся сверху валун. С помощью отбойных молотков сапёры вгрызались в него, оборудуя орудийный дот.

И в других местах доты готовились прямо у дороги. Узкие щели-амбразуры хищно глядели в сторону Владикавказа.

— Неужели и здесь этот шайтан пройдёт? — покачал головой водитель.

В Северной группе

Командующего Северной группой на месте не оказалось, и Сочнова принял начальник штаба генерал-майор Забалуев.

— С чем приехал, майор? С добрыми вестями или грозными приказами? — Узнал его генерал.

— Всё при мне: и вести, и приказы. В пакете.

Только что закончилось совещание, и кабинет был полон офицеров. Все заговорили, задымили табаком.

— Секретчика ко мне! — распорядился генерал.

Старшина секретной службы молча вскрыл пакет, пересчитал листы документов, зарегистрировал их в толстом журнале.

— Ну-с, — по-академически произнёс генерал, — о чём говорит директива фронта? — и углубился в чтение.

Все разошлись, и в кабинете остались Забалуев и Сочнов. Начальник штаба читал, делая на полях документа пометки и подчёркивая отдельные строчки красным карандашом.

— Хорошо! — воскликнул он, дочитав бумаги до конца. — Наконец-то начнём наступать! Сейчас самый раз ударить по неприятелю. Он основательно выдохся, резервов не имеет, и есть все основания надеяться на успех. Главное — сосредоточить силы на решающем направлении. А это сложней. В пехоте и артиллерии добиться превосходства сумеем, а вот в танках и авиации — трудно. Танков у противника в четыре раза больше, чем у нас. Тут нужна помощь фронта. — Генерал начал перечислять имеющиеся в группе танковые бригады. Их было немного, и в них был большой некомплект техники. — Да и боевые машины в них американские да английские. Машины ненадёжные. Не любят их танкисты, называют бронированными гробами.

Сочнов знал, что через Персию поступала по договорным поставкам боевая техника союзников. Она шла на вооружение некоторых наших частей. Генерал подошёл к висевшей на стене карте.

— Если мы нанесём удар здесь, — указал он на карте направление от Малгобека к станице Майской на Тереке, — то захлопнем всю группировку неприятеля у Эльхотово.

— А ударом по Моздоку мы скуём северную, затерекскую группу войск, не допустим переброски соединений оттуда,— продолжил мысль Сочнов.

— Да, конечно, — согласился генерал. — На Моздок будут наступать два наших стрелковых корпуса, а с севера их прикроет кавалерийский корпус генерала Кириченко. А директиву эту мы давно ждали. Кое-что уже предприняли. В 37-й армии произвели перегруппировку, выдвинули к участку наступления 2-ю гвардейскую дивизию, как самую боеспособную. Так срок готовности...

— Второго ноября, — досказал Сочнов.

Генерал принялся по пальцам высчитывать, сколько дней осталось до начала наступления. Десять.

— Даже девять. Сегодняшний, 23 октября, можно не считать. Да-а... Не так уж много: операцию нужно спланировать, произвести перегруппировку, подвезти боезапасы, горючее. Работы непочатый край. И всё нужно делать, не прекращая боевых действий... Ну, к этому не привыкать. Уже сегодня штаб сядет за работу. Время терять нельзя... А второй что за документ?

Генерал стал разворачивать бумагу.

— Это частное указание командующего фронтом 37-й армии.

Генерал Забалуев начал читать отпечатанный на папиросной бумаге текст. Его лицо озабоченно нахмурилось.

— И здесь усиление направления! Откуда же взять столько сил? — Генерал пожал плечами и тяжко вздохнул: — Но приказ есть приказ. Не выполнять его нельзя. Однако подобное распоряжение в 37-ю армию нами уже послано. Я сам лично предупреждал Козлова, чтобы к занятому немцами плацдарму были подтянуты ещё силы. Но усиливать нечем. В 151-й дивизии всего один полк, вот его и разместили на плацдарме сдерживать неприятеля.

Генерал, а с ним и Сочнов опять подошли к карте и вгляделись в тот участок, который именовался плацдармом. Противник захватил его в конце сентября на западном берегу Терека. В руках у неприятеля находились станицы Александровская, Котляревская, Майская. А прямо против плацдарма в трёх десятках километров — Нальчик. Город подковой растянулся у подножия.

Сочнов вспомнил, что в Тбилиси генерал Бодин — начальник штаба фронта — обратил внимание на ту угрозу городу, которую таил в себе плацдарм, и генерал Тюленев согласился с ним.

«Но разве противник станет наступать на запад?» — усомнился тогда Сочнов и сейчас сказал:

— Станет ли Клейст наступать с плацдарма? Ведь ему нужен Грозный!

— И Нальчик тоже, потому что отсюда он может вырваться к Владикавказу. А от Владикавказа прямой путь к грозненской нефти, да и в Закавказье через хребет, — пояснил генерал, имея в виду Военно-Грузинскую и уходящую в горы от недалёкого Алагира Военно-Осетинскую дороги.

— Возьмёт Нальчик и уткнётся в горы, — возразил Сочнов.

Но генерал ответил вопросом:

— А если Клейст попытается воспользоваться дорогой, что идёт через Толдзгун и перевал?.. То-то!

Он задёрнул шёлковую штору у карты, давая понять, что деловой разговор закончен.

— Ужинал? Нет? Тогда в столовую. Сопровождающий есть?.. Нет. Водитель только. И его приглашай. Я сейчас обо всём распоряжусь. А командующий выехал в 58-ю армию, к генералу Петрову Ивану Ефимовичу. Не слышал о нём? Толковейший человек!

Сочнов уже направился к выходу, когда генерал остановил его:

— У тебя какой план на завтра?

— Думаю отправиться к генералу Козлову, заглянуть на баксанский рубеж, а по дороге заехать к плацдарму на Тереке.

— Сопровождающий нужен?

— Не надо. Сам разберусь. А вот удостоверение на всякий случай подготовьте...

— Хорошо. Всё сделаем. Иди отдыхай, пока представляется такая возможность.

Клейст находит решение

Наступил октябрь, однако бои не утихали. Ценой величайших усилий нашим войскам удалось оттеснить противника с Терского хребта, овладеть Малгобеком и Вознесенской.

Раздосадованный неудачами Клейст нервничал. Вот и сейчас, сдерживая себя, выслушал рапорт дежурного, молча кивнул. Он шёл, наклонив голову, что было признаком дурного настроения. На худом со складками лице топорщились небольшие рыжие усы, нервно подёргивалось плечо.

Он был не в духе. Причиной стал разговор с Цейтцлером, недавно назначенным вместо Гальдера начальником Генерального штаба сухопутных войск, тем самым Цейтцлером, который год назад был в подчинении Клейста, исполняя должность начальника штаба танковой армии. Теперь тот поучал его, советовал, как надо поступить, чтобы пробиться к Владикавказу.

Клейст мысленно представил Цейтцлера — маленького, подвижного, с круглой головой и румянцем на щеках. Офицеры прозвали его «шаровой молнией».

В разговоре он весьма неодобрительно отозвался о Гудериане.

Гудериан! При одном этом имени Клейст терял самообладание, приходя в ярость. Оба танковые генералы, оба претендовали на первую роль. В мае 1940 года во Франции строптивый Гудериан отказался выполнить приказ Клейста. Меж ними произошла открытая перепалка. Дело дошло до самого фюрера...

И всё же ныне Клейст осознавал некую правоту упрёков Цейтцлера, своё бессилие пробиться к Владикавказу. Для захвата Малгобека и Вознесенской полуторамесячный срок был более чем велик.

Несколько улучшило настроение прибытие к нему генерала Макензена. Он теперь командовал 1-й танковой армией. Этому способствовал Клейст, рекомендуя его в командармы. Макензен отличался корректностью, показным благородством, обходительностью в отношениях с подчинёнными. Сын фельдмаршала времён Первой мировой войны, он прошёл достойный путь командования. Вначале был в кавалерии, затем возглавлял железнодорожные войска, а потом принял танковый корпус в армии Клейста.

— Экселенц, — обратился Макензен к Клейсту, — у меня есть некоторые соображения по дальнейшему использованию войск армии. Хотел бы сообщить вам своё предложение.

— Карту! — потребовал от штабного офицера Клейст.

— Не надо карту, — заметил Макензен. — У меня есть с обстановкой.

Он достал из планшета карту, разложил её на столе. На ней был обозначен знакомый изгиб Терека, Сунженский и Терский хребты, десятикилометровый Эльхотовский проход к Владикавказу и занятый несколько севернее плацдарм, где обосновались 13-я и 23-я танковые дивизии.

— Что предлагаете? — спросил Клейст Макензена.

— Обращаю ваше внимание, экселенц, на плацдарм. — Карандаш в руке Макензена обвёл на западном берегу Терека занятые гитлеровцами в сентябре Пришибскую, Майскую и Александровскую станицы. — С этого плацдарма нужно нанести удар нашими танковыми дивизиями по Советам, но не в сторону Грозного и не через Эльхотово на Владикавказ, а на восток. — Оставляя на карте след, карандаш устремился к Нальчику. — Овладев Нальчиком, мы повернём на юг. По грунтовым дорогам выйдем к подножию Скалистого хребта и там свернём на восток, к Владикавказу. По данным разведки, здесь русских войск нет. Расстояние в какие-то семьдесят километров наши танки пройдут за два дня.

Даже для такого опытного военачальника, каким был Клейст, предложенный манёвр был необыкновенным. Могут ли русские предположить, что удар будет нанесён в неожиданном направлении!

Взяв карандаш, он торопливо, словно утверждая услышанное от Макензена предложение, прочертил на карте стрелу от плацдарма к Нальчику, от него на юго-восток, к Чиколе. Дальше стрела пролегла вдоль Скалистого хребта к Владикавказу. Вот это манёвр!

Уж если для него это было неожиданной находкой, то, конечно же, удар будет непредвиденным и для русских.

— Этот манёвр мы проведём, — сказал он в одобрение Макензену. — И сделаем это без промедления.

В районе Нальчика оборонялись части нашей 37-й армии, понёсшие в предыдущих боях значительные потери и нуждавшиеся в пополнении людьми, вооружением и техникой. Особенно слабой была 151-я стрелковая дивизия. На плацдарме действовал лишь один её стрелковый полк. Остальные два полка имели только штабы и обслуживающие подразделения. Отведённые в глубину расположения, они со дня на день ожидали пополнения.

Вместе с тем командование 37-й армии обращало большое внимание на укрепление местности. Все населённые пункты в полосе её обороны были приспособлены для их удержания. На многих участках создавались противотанковые и противопехотные минные поля. Силами местного населения строился армейский тыловой рубеж. В глубине танкоопасные направления перекрывались препятствиями. Все мосты минировались и готовились к уничтожению.

Клейст ещё раз оценил намётки плана. Кажется, недурно. Главное — неожиданный вариант.

План был уточнён в совместной работе с начальником штаба и офицером разведки.

— На плацдарме нужно заблаговременно сосредоточить все танки дивизий, — решил генерал.

— Тогда получится мощный удар, — угадывая мысль шефа, подсказал полковник.

— Да. Сколько в этом случае здесь будет танков?

— Около двухсот.

— Хорошо, — одобрил Клейст. — А сколько танков у противника?

— Разведка их не обнаружила, — ответил майор-разведчик.

— Нужно проверить.

— Яволь, мой генерал. В ближайшие два-три дня проведём тщательную воздушную разведку.

— Где располагается штаб армии противника?

— В Нальчике, мой генерал. А точнее, в его пригороде, Долинске. В санатории «Нальчик-Эльбрус».

— Смотрите, не спугните. Первый удар нанесём по нему.

К началу наступления на плацдарм была тайно переправлена 23-я танковая дивизия генерала Макка, подтянута дивизия «Викинг». Сюда же была нацелена часть сил 370-й пехотной дивизии генерала Клеппа.

К 25 октября на участке прорыва немецкому командованию удалось создать тройное превосходство в пехоте, одиннадцатикратное — в артиллерии, десятикратное — в миномётах. Превосходство в танках было абсолютным. 37-я армия не имела ни одной боевой машины.

В 37-й армии

Майор Сочнов выехал в 37-ю армию позже, чем рассчитывал. И не один, а с офицером связи старшим лейтенантом Дзуцевым.

— Осетин? — оглядел майор попутчика, стройного черноглазого молодого человека со спокойным взглядом.

— Осетин.

На гимнастёрке у Дзуцева, повыше гвардейского знака, была аккуратно вшита золотая полоска тяжёлого ранения.

— Где? — Майор кивнул на нашивку.

— Под Ростовом. В 37-й армии.

— О-о! Значит, мы с тобой одним сражением крещённые. Я тоже там получил ранение, в группе генерала Козлова... Да-да, того самого, который ныне командует 37-й армией...

После этих слов ледок настороженности растаял.

— А как звать?

— Харитоном, товарищ майор.

— А меня Николаем Ивановичем. Ну что ж, поехали?

Утро выдалось прохладное, с туманом. Ехать было приятно. Справа тянулся застланный облаками невысокий Сунженский хребет. Когда они сделали остановку неподалёку от осетинского селения с крепостными стенами у дороги, из-за хребта послышалось громыхание: там, на северных скатах, шёл бой. У Назрани начиналась развилка дорог: одна, левая, шла на Владикавказ, вторая, правая, — на Беслан. По ней они и направились, намереваясь выехать к Нальчику.

У Беслана им повстречался легковой автомобиль. Мелькнули генеральские погоны, седая голова, и тотчас раздался автомобильный сигнал. Газик затормозил, Сочнов, а вслед за ним Дзуцев поспешили к «эмочке».

Рядом с водителем сидел немолодой генерал. Он окинул майора придирчивым взглядом.

— Кто такой? Куда едете? — голос густой, простуженный.

— Офицер связи Закавказского фронта майор Сочнов. А старший лейтенант из штаба Северной группы.

— Удостоверение, — потребовал генерал.

Он внимательно прочитал документ, недовольно кашлянув.

— Я командир 10-го стрелкового корпуса генерал Ловягин. Так с чем ехали?

— У старшего лейтенанта пакет на ваше имя из штаба Северной группы, а мне, согласно приказу командующего фронтом, предписано уточнить состояние корпуса... В частности, готовность его частей.

— Готовность корпуса постоянная, — раздражённо ответил генерал. — Бригады готовы в любой час выйти на задание. А вот с укомплектованностью дело обстоит хуже. Тут коротко не скажешь. Поезжай, майор, в штаб, там обрисуют тебе картину со всей полнотой.

Не подав руки, генерал кивнул водителю: «Эмка» покатила дальше.

10-й стрелковый корпус дислоцировался в районе Беслана. Начал он формироваться всего около двух недель назад и ныне находился в том состоянии, когда личный состав лишь прибывал и шло формирование входивших в корпус двух бригад и подразделений. Вооружение и боевая техника только стали поступать, не хватало артиллерии, автотранспорта, отсутствовали средства связи, особенно рации.

Майор слушал начальника штаба корпуса, делал пометки в своей тетради, мысленно отмечая, что корпус ещё далёк от полной готовности и что надо минимум пару недель, а то и больше, чтобы корпус окончательно завершил формирование.

Наскоро пообедав в военторговской столовой, Сочное и Дзуцев поспешили снова в дорогу. К плацдарму можно было ехать коротким путём, через горный хребет. Но их отговорили.

— Не всегда, майор, короткий путь — самый близкий. Дороги в горах крутые, после дождей раскисли. Застрянешь в два счета. Не рискуй! Поезжай лучше через Чиколу, Толдзгун — там небольшой перевал, а уж дальше опять попадёшь на равнину. Оттуда до плацдарма рукой подать.

Как ни старался Сочнов попасть засветло в полк, что оборонялся у плацдарма, однако сумерки начали сгущаться прежде, чем он рассчитывал. План пришлось изменить.

— Поедем прямо в штаб армии, к генералу Козлову, — решил он.

— Правильно, товарищ майор, — поддержал его Дзуцев. — Что ехать на ночь глядя!

И водитель Хамракулов не удержался, чтобы не одобрить решение. Солдат хотя и не признавался, но почти весь день крутил баранку и устал.

Штаб 37-й армии находился за Нальчиком, в курортном местечке Долинское, лежавшем за городом. «Справа от дороги, в дачах санатория «Эльбрус», — уточнили Сочнову ещё в Грозном местонахождение штаба. Да он и сам ещё издали определил местоположение штаба по тянувшимся вдоль дороги проводам, движению людей в военной форме, автомобилям, красно-белому шлагбауму, установленному под аркой. Видно было, что штаб обосновался давно и надолго.

И действительно, штаб пребывал в санаторных корпусах более месяца.

Когда командующему доложили о прибытии офицера из штаба фронта, он насторожился:

— Сочнов? Майор Сочнов? Неужели тот самый командир полка? Пусть заходит!

Увидев прибывшего, генерал встал, распахнул объятия:

— Ну, здравствуй, Сочнов, отчаянная твоя головушка! Жив? А ведь, знаешь, прошелестел слушок, что ты того, не выжил... — Среднего роста, по-юношески подтянутый, Козлов выглядел моложе своих тридцати шести лет. На стянутом ремнём генеральском кителе поблескивало два боевых ордена. — И когда же это тебя поразило? Где?

— В последней атаке, когда шли через «долину смерти». Миной задело. Собирались ногу ампутировать, но вот, спасибо врачам.

«Долиной смерти» красноармейцы называли плоскую, как ладонь, равнину, простиравшуюся перед рукавом Дона, покрытым льдом. За рекой на возвышенности находились немецкие позиции, и вся равнина простреливалась вдоль и поперёк.

— Здорово мы под Ростовом Клейсту дали коленом в зад! Бежал почти на сто километров к Миусу! Закуривай, Сочнов!

Генерал Козлов командовал тогда оперативной группой в 56-й армии, которая освобождала город, а Сочнов был командиром в той группе.

— Спасибо 37-й армии: ударила фрицам по самому больному месту, во фланг танковой армии.

— Это точно! 37-я отличилась, — не скрывая удовольствия, согласился генерал. После тех событий он вступил в командование армией. — Так ты где сейчас? В штабе фронта? Что так?

— Иван Владимирович, когда вручал награду, предложил остаться в штабе.

— Ну, если сам комфронта предложил, тут уж не откажешься, — развёл руками Козлов. — Так с чем к нам прибыл?

Николай стал рассказывать о том, что ему было известно о предстоящем наступлении группы в районе Эльхотово и на Моздок, которое должно привести к ликвидации эльхотовской группировки и освобождению Моздока. Высказал он и опасение командования фронта относительно слабого укрепления нальчикского направления со стороны захваченного немцами плацдарма.

— Нас это тоже тревожит, только сил в армии нет. Бросили бы туда не полк, а дивизию, но где её взять? Ты сам рассуди. Армия обороняет сто двадцать три километра. — Генерал взял карандаш и на листе бумаги записал эту цифру. — В армии четыре дивизии, каждая обороняет на фронте ни много ни мало тридцать километров. Есть ещё одна дивизия, но в ней всего один полк. Тот тоже задействован. К тому же почти двойное превосходство противника в артиллерии. А в танках — полное. В армии нет ни одного танка, а у немцев — почти триста! Понимаешь, что это значит?! Вчера говорил с командующим группой, он приказал быть готовым нанести встречный удар по эльхотовской группировке. Ломаем голову, откуда взять силы, чтобы создать ударный кулак. Получается вроде тришкина кафтана: чтобы залатать дыру, нужно отхватить кусок рукава!

— Но у вас же есть целая дивизия НКВД!

— Дивизия! Есть, да мне она не подчинена! Распоряжается сам Берия. Я было попробовал скомандовать, так после того думал, что лишусь звания.

— В Тбилиси он тоже нагнал шороху, — осторожно признался Сочнов.

— Теперь понятно, какая обстановка в армии?

— Но ведь разведка в последние дни доносит, что противник зашевелился. Возможно, он готовится снова перейти к активным действиям...

— Это нам известно, — ответил генерал. — Только его возня означает другое. И в этом повинны мы: не смогли сохранить в секрете подготовку к предстоящему наступлению. Его агентура раскрыла наш план, и теперь он стягивает к участкам предполагаемого нашего наступления свои силы. Вот что значит его возня.

Мост

Вечером командир батальона обер-лейтенант Гюнтер был удостоен вызова к самому командиру дивизии.

— Подойдите ближе, — сухо произнёс генерал, когда Гюнтер доложил о своём прибытии. — Достаньте карту.

Офицер поспешно вырвал из полевой сумки карту, аккуратно сложенную гармошкой.

— Яволь, мой генерал!

Обер-лейтенант был на особом счету у командира 23-й танковой дивизии генерала фон Макка. Офицер в своё время под видом туриста побывал на Кавказе, проехал по дороге через горы, нужное направление изучил. В позапрошлом году участвовал в боевых действиях на Балканах, где получил «Железный крест». И в России проявил себя довольно успешно.

— Мост через реку видите? — ткнул пальцем в карту Макк.

— Яволь, мой генерал!

— Завтра захватить. Эта задача возлагается на вас.

Генерал не стал больше утруждать себя пояснениями, а Гюнтер не осмелился что-либо уточнить. Он щёлкнул каблуками, выбросил руку и пружинисто повернулся кругом.

Вот уже которые сутки дивизия ведёт бой севернее станицы Эльхотово, пытаясь пробиться к Тереку, занять там мост. Он нужен для того, чтобы по нему перебраться на противоположный берег и создать там плацдарм. Плацдарм крайне необходим для последующего прыжка к Владикавказу. Гюнтера предупредили, чтобы мост он обязательно захватил. Мост и только он — задача отряда! Ни на какие другие цели отряд не должен отвлекаться.

— Прибавьте скорость! — приказывает Гюнтер водителю. Стрелка спидометра вздрагивает и ползёт. — Скорей! Скорей!

Гюнтер представляет себя и своё подразделение на острие той стрелы, которая прочерчена на карте у командира дивизии. Стрела упирается в реку, в то самое место, где находится мост. Он, Гюнтер, должен его сегодня захватить. Офицер ясно понимает важность возложенной на него задачи: если удастся овладеть мостом, то через сутки вся танковая дивизия будет уже на противоположном берегу. Тогда перед полками откроется дорога на Грозный и Владикавказ.

В успехе предприятия генерал фон Макк уверен: он категорически запретил авиации бомбить мост. А Клейст уверен в Макке. Он восхищался им, когда тот дважды обращался к нему с просьбой направить его дивизию на Владикавказ первой: «Если дивизия переправится через Терек, то обещаю: через двое-трое суток мои танки ворвутся в город...»

И вот колонна Гюнтера почти достигла реки. Мост левее. Теперь нужно развернуть подразделения в боевой порядок, скрытно приблизиться к мосту и внезапно атаковать с фланга людской поток и охрану.

Всё происходило, как он и предвидел. Высадившиеся из автомобилей солдаты развернулись в широкую цепь и тайно, маскируясь в зарослях высокой кукурузы, направились к основной дороге.

Чтобы лучше наблюдать, Гюнтер забрался на кабину автомобиля и поднёс к глазам бинокль.

Первыми по его команде открыли по дороге огонь миномётчики. Он видел, как заметались на дороге люди, бросились в стороны повозки, мчавшийся автомобиль съехал в кювет, а потом задымил. Вслед за тем донёсся оглушительный стрекот автоматов.

Бой продолжался около часа. Обер-лейтенант подъехал к мосту. Одна из рот была уже на противоположной стороне реки, и солдаты окапывались. Всё! Путь дивизии открыт! Приказ генерала выполнен!..

Когда о потере моста узнал генерал Масленников, он, не удержавшись, стукнул о стол кулаком. Вызвав полковника — начальника инженерных войск, приказал ему выехать в сапёрную часть и сделать всё возможное, чтобы мост взорвать.

— От этого моста, чёрт возьми, зависит весьма многое!

Полковник хорошо знал этот мост через бурный Терек. Массивный, на мощных сваях, он способен был выдержать не только автомобильные, но и танковые колонны. А танки врага должны появиться вот-вот. Севернее наши отряды ведут бой с главными силами 23-й танковой дивизии. Но долго ли они смогут задержать их?

Только взорвать, и не иначе, — склонялся к единственному решению полковник. С этим он и прибыл в сапёрный батальон.

Командир, выслушав его, заметил:

— Тут много добровольцев не нужно. Справится и один, — и назвал фамилию: — Есть такой Самсон Газаров.

— Справится?

— Уверен.

Рядовой Газаров — коренастый черноглазый горец, и, как все горцы, горячий и настойчивый. Выслушав полковника, он не задумываясь ответил:

— Если надо, сделаю.

Наступила ночь. Где-то на севере за Прохладным гремит: там идёт бой. Танки врага ещё не вышли к реке, но к утру наверняка пробьются к мосту.

Мост надёжно обороняет батальон обер-лейтенанта Гюнтера. Сам же Гюнтер укрылся от речной прохлады в стоящем на отшибе доме. В нем ни души, хотя всё оставалось на своих местах, будто жильцы отлучились ненадолго. Шкаф с одеждой открыт, за стеклом горки поблескивает посуда, в комоде в стопках — отглаженное бельё. А за окном шумит Терек.

Лежит, предаваясь мечтам, обер-лейтенант, тешит себя светлыми мыслями о предстоящей встрече с командиром дивизии и возможной награде за этот дерзкий рейд и захват моста. А вокруг расположились три его роты, и на самом мосту расхаживает часовой: сторожит добычу...

Газаров взваливает на спину взрывчатку, целый мешок упакованных и увязанных, похожих на мыло кусков. К ним присоединён капсюль-детонатор. Бикфордов шнур закреплён и скручен в кольцо. Всё сделано надёжно и прочно. Стоит лишь поднести спичку... И спички вплавлены в воск, чтобы не намокли.

— Ну, Самсон, желаю удачи, — негромко говорит полковник и касается плеча солдата. — Верю, что всё сделаешь, как надо...

— Ага. Всё сделаю.

Солдат осторожно входит в реку. Мост там, ниже по течению в полукилометре. До него нужно добраться, где вплавь, а где по воде у берега.

Ночь тёмная: не видно ни зги, только звёзды мерцают — большие и яркие.

Солдат отдаётся течению, стараясь держаться ближе к берегу. Руки то и дело натыкаются на холодные осклизлые голыши.

Река рокочет, а Самсону кажется, что его всплеск непременно услышат на берегу...

Время тянется необыкновенно долго. Телу стало холодно. Скоро ли мост?.. Где он? Не проплыть бы...

На счастье Самсона в воздух взлетает ракета. От неожиданности он замирает и тут же хватается за подвернувшийся камень.

Впереди через реку темнеет что-то длинное. Да ведь это мост! Теперь нужно выплыть к опоре и там удержаться... Сейчас самое трудное... «Ну, вперёд, Самсон! — мысленно командует он себе. — Вперёд!»

Вот и опора. Руки скользят по мокрой поверхности, течение сносит. Но тут, слава Богу, ноги находят прибитые к опорам глыбы.

С трудом цепляясь за холодные камни, Самсон выбирается из воды. Под мостом ещё темней. Действовать приходится на ощупь.

Где-то здесь должны быть металлические скобы. О них говорил полковник... Вот одна. Самсон подтягивается и достаёт вторую... Ещё одна... Над головой доски. По ним кто-то идёт... Сквозь шум реки он слышит шаги. Это часовой...

Солдат затаился. Ждёт... Шаги стихают. Он быстро снимает с одного плеча лямку мешка, перехватывает руку, закусывает лямку зубами. Вот и вторая рука свободна...

А где же бикфордов шнур? Скрученный в кольцо, он был привязан к мешку. Теперь же его нет... Из мешка торчит лишь небольшой обрывок шнура, который сгорит за десять-пятнадцать секунд. Сгорит и вслед за тем последует взрыв... Но об этом сейчас не надо думать... Куда же уложить взрывчатку?.. Ага, вот выступ, можно положить на него. Только бы не упал...

Солдат заталкивает мешок в углубление, под самый настил. Нащупывает стерженёк шнура... Всё в порядке. Теперь спички. Они в мешочке. Мешочек висит на шее, на шнурке.

Держась одной рукой за скобу, второй Самсон достаёт из мешочка коробок спичек, завёрнутый в оплавленную в воск бумагу.

Осторожно и вместе с тем решительно он рвёт бумагу, вытаскивает из коробка спичку и зажигает её.

Спичка вспыхивает и тут же гаснет от ветра. Тогда он достаёт две спички прикладывает их к срезу запальной трубки и, не раздумывая, чиркает коробком. Спички вспыхивают разом, и от них загорается шнур.

Всё! Готово!

Не раздумывая, Газаров прыгает вниз. Теперь быстрей от моста! В его распоряжении секунды, течение подхватывает тело...

В этот момент гремит взрыв страшной силы. Он настолько сильный, что стальная многотонная ферма моста приподнимается с опор и в следующий миг обрушивается вместе с гитлеровцем-часовым в реку. Этот взрыв не может выдержать всё живое, что находится вблизи — и на берегу и в реке... Так отважный воин Самсон Газаров вошёл в бессмертие.

Неожиданный удар

Утро 25 октября выдалось не по-осеннему ясным и солнечным. Накануне весь день шёл дождь, и сейчас воздух казался промытым. На недалёком снежном хребте нежно играли краски.

Оперативный дежурный штаба 37-й армии, за ночь собрав от дивизий боевые донесения, сводил их в общую сводку.

К 8 часам прибыл начальник штаба генерал Разуваев, а вслед за ним и командующий генерал Пётр Михайлович Козлов, как всегда, сосредоточенный, строгий, с худым, болезненным лицом.

К штабу подкатил мотоцикл с коляской, и из него выскочил офицер в шинели, перетянутой ремнями полевого снаряжения. Он почти бегом поднялся по ступенькам, бросив на ходу дежурному:

— Где начальник штаба? Срочное донесение из 295-й дивизии, — и скрылся в здании.

— Что такое? — почувствовал недоброе генерал Разуваев.

Разорвав конверт, он прочитал донесение командира дивизии. Тот сообщал, что противник за рекой Баксан проявляет подозрительную возню, похоже, готовится к наступлению.

— Понятно, — произнёс генерал. — Сейчас я отвечу.

Ни радио, ни проводной связи с дивизией не было.

Приходилось использовать подвижные средства, главным образом мотоциклистов.

Послышался гул. Он приближался, становился сильней. Где-то захлопали зенитки, застучали неподалёку счетверенные пулемётные установки. А гул всё нарастал, и вот уже в небе появились чёрные бомбардировщики с раскинутыми колёсами. Они шли на Долинск.

Откуда-то взлетела ракета. Описав дугу, красный огненный комок упал вблизи здания штаба. За первой ракетой полетела вторая...

Часы показывали 8 часов 25 минут.

Один за другим срывались в пике самолёты и сбрасывали бомбы на строения бывшего санатория. Отбомбившись, самолёты улетали, но накатывалась новая волна, и опять летели бомбы.

Несколько штук угодило в здание, особенно пострадал узел связи: аппарат и радиостанция генерала Масленникова вышли из строя. Отсутствие запасного командного пункта сразу же привело к потере штабом армии управления войсками.

Офицер связи из 295-й стрелковой дивизии, прибывший с распоряжением генерала Разуваева, не успел добежать до мотоцикла: смертельно раненный, он упал в коридоре...

До ста вражеских бомбардировщиков под прикрытием истребителей нанесли бомбовый удар не только по командному пункту, но и по боевым порядкам 295-й стрелковой дивизии и нашим аэродромам. Лишь на аэродром в Нальчике в тот день было совершено 42 налёта.

Авиационный налёт сменился сильным ударом артиллерии и миномётов по переднему краю, вслед за которым на позиции дивизии в 10 часов утра двинулись немецкие пехота и танки. Они пошли в атаку под прикрытием дымовой завесы.

Танки с посаженными на них автоматчиками переправились через неширокий Баксан и атаковали наш передний край. За ними устремились мотоциклисты. С треском моторов, ведя огонь с установленных пулемётов, они поддержали танковый десант. За ними двинулись цепи румынских егерей.

Части дивизии дрались с упорством, переходили в контратаки, однако сдержать наступление противника не смогли. Гитлеровцы настойчиво рвались вдоль дороги на юг. К вечеру они вклинились в оборону на глубину до восьми километров и подошли к селению Чегем 1-й. До Нальчика оставалось ещё столько же.

Утром 26 октября противник возобновил наступление. Ему удалось оттеснить к горам наши части, отразить предпринятые контратаки. Во второй половине дня передовые части 2-й румынской горнострелковой дивизии подошли к Нальчику.

Выждав, когда в бой втянутся наши резервные части, противник после короткой артиллерийской подготовки при поддержке авиации предпринял наступление с плацдарма. На слабый 626-й стрелковый полк и части 2-й гвардейской дивизии обрушилось более ста танков. Неся потери, они смяли боевые порядки наших подразделений и начали быстро распространяться к юго-западу. К исходу дня они углубились почти на 20 километров.

У 37-й армии создалось крайне тяжёлое положение. Оно усугублялось ещё и тем, что в этот напряжённый период штаб армии не имел надёжной связи с соединениями. Командиры дивизий вынуждены были действовать разрозненно. 392-я стрелковая дивизия отошла в горы. 295-я стрелковая и 2-я гвардейская дивизии, ведя бой в полуокружении, с трудом пробивались на юго-запад.

Необходимых резервов для отражения удара противника 37-я армия не имела, и командующий Закавказским фронтом генерал армии Тюленев должен был снять находившийся в районе Беслана 10-й стрелковый корпус и направить его к Чиколе. Однако противник упредил его: к исходу 27 октября он уже был там.

Понимая, что немецко-фашистское командование временно перенесло усилия на владикавказское направление, командующий фронтом генерал Тюленев распорядился переместить штаб Северной группы из Грозного к Владикавказу.

Предпринятый и осуществлённый манёвр двух немецких танковых дивизий напоминал на карте узкий и длинный язык, устремлённый вдоль Скалистого хребта к Владикавказу. Наступавшая впереди 13-я танковая дивизия, оттеснив часть 37-й армии в горы, открыла путь для следующей за ней 23-й танковой дивизии через небольшой, но единственный там перевал Толдзгун, выводивший к населённому пункту Чиколе.

Занявшие там оборону части 10-го стрелкового корпуса не смогли закрепиться и под превосходством сил противника начали отходить. Войска Северной группы оказались в тяжёлом положении. Стремясь остановить наступавшие части противника, командование приняло срочные меры по усилению войсками владикавказского направления.

В ночь на 30 октября в район Дигора были выдвинуты танковая бригада и истребительно-противотанковый артиллерийский полк. Одновременно на рубеж реки Ардон, к Алагиру прибыла 319-я стрелковая дивизия. Она должна была прикрыть уходящую в горы Военно-Осетинскую дорогу.

Благодаря принятым мерам наступление противника несколько приостановилось, однако положение продолжало оставаться напряжённым.

В течение 31 октября танковая бригада и истребительно-противотанковый полк вели ожесточённые бои, но под давлением превосходящих сил противника вынуждены были отойти на Алагир, а затем и далее, к Гизели.

1 ноября враг, продолжая наступление, наносил по Владикавказу и прилегающим к нему районам непрерывные удары авиацией, занял Алагир и переправился через реку Ардон. Два полка 319-й стрелковой дивизии отошли по Военно-Осетинской дороге вглубь гор и заняли там оборону, надёжно перекрыв путь на юг. Один полк этой дивизии отступил в ущелье несколько восточнее с задачей не допустить выхода гитлеровцев на Военно-Осетинскую дорогу.

К исходу дня передовые танковые группы противника вышли на рубеж, отстоявший от Гизели на 10 километров.

В связи с осложнившейся обстановкой генерал Масленников принял решение: вывести из-под Беслана 10-й гвардейский стрелковый корпус и повернуть его к Владикавказу. Сюда же были направлены и другие части, в том числе танковые и артиллерийские.

Ввиду возникшей у Владикавказа кризисной обстановки, в город из Тбилиси прибыл командующий Закавказским фронтом генерал Тюленев и с ним начальник штаба округа генерал-лейтенант Бодин. На Военном совете постановили, что Владикавказ нужно оборонять до последней возможности, потому что под его стенами решается судьба всего Кавказа.

Прямо с заседания генерал Бодин выехал на ответственный боевой участок, под Гизель. Бодин понимал, что на этом участке находится ключ успеха сражения за Владикавказ, и он должен быть там. Павел Иванович по праву считался знатоком военного дела, генералом новой школы оперативного искусства и стратегии. За его плечами были Гражданская война и Восточный фронт, подавление басмачества в Восточной Бухаре. Сочетая командирские и штабные должности, он закончил Академию имени Фрунзе и перед войной Академию Генштаба. В начале Великой Отечественной войны Бодин возглавлял штабы армий Юго-Западного, Сталинградского и Закавказского фронтов.

Два автомобиля, мчавшихся по шоссе в сторону Гизели, привлекли внимание лётчиков немецкой эскадрильи.

— Ахтунг! — скомандовал ведущий и, перейдя в крутое пике, направил самолёт на бегущую цель.

С устрашающим воем бомбы понеслись к цели.

Они взорвались на полотне, совсем рядом с автомобилями. Генерал Бодин оказался в числе погибших.

2 ноября противник продолжил наступление и к исходу дня захватил Гизель. Этот укреплённый оборонительный пункт, расположенный в восьми километрах от Владикавказа, имел важное тактическое значение для удержания города, и здесь развернулись серьёзные бои.

На этом закончился первый этап Нальчикской операции. Ценой больших потерь немецко-фашистским войскам удалось прорвать оборону 37-й армии, но выполнить основную задачу — овладеть Владикавказом и проникнуть в район Грозного — они не смогли. Командование Северной группы сосредоточило в районе прорыва необходимые силы, противопоставило удару танков врага надёжную противотанковую оборону и прочно прикрыло подступы к Владикавказу. Понёсшая большие потери ударная группа противника к первым числам ноября была задержана нашими войсками в районе Гизели.

Началось сражение за Владикавказ.

В связи с тяжёлой обстановкой, создавшейся на левом крыле Северной группы войск, генерал Тюленев вынужден был приостановить подготовку наступления в районе Моздока, ставившую своей целью ликвидацию группировки противника на южном берегу Терека. Более того, часть сил ударных групп, находившихся у Грозного, была направлена к Владикавказу.

Понимая, что немецко-фашистское командование перенесло наступление на владикавказское направление, командующий фронтом генерал Тюленев распорядился перевести штаб Северной группы из Грозного во Владикавказ.

Все проведённые операции Ставка Верховного главнокомандования одобрила.

Было бы ошибочно полагать, что перенос усилий противником с грозненского направления на нальчикское означал отказ от борьбы за Грозный. Совсем нет! Наступлением на Нальчик и Владикавказ предпринималась новая попытка прорыва к грозненской нефти, но только другим путём — через Владикавказ. Задача овладения нефтеносными районами никак не снималась, поскольку враг испытывал большой недостаток в горючем. И в первую очередь в нем нуждалась танковая армия Клейста, которой теперь командовал Макензен.

Таким образом, захват Нальчика и прорыв к Владикавказу открывал противнику выход к Грозному с юго-запада. Однако эта попытка, несмотря на успех в её начальной стадии, носила авантюристический характер. В ходе боев ударная группировка противника истощилась, а усилить её не было возможности, потому что все войска были втянуты в бои и скованы активными оборонительными действиями наших войск.

В соответствии со сложившейся обстановкой командующий Закавказским фронтом принял решение о нанесении контрудара по Гизельской группировке противника. Удар намечалось произвести одновременно всеми силами, находящимися на Владикавказском направлении. Предназначенные для контрудара войска должна была поддерживать 4-я воздушная армия, нанося штурмовые и бомбардировочные удары по боевым порядкам противника в районе Гизели.

Удар был нанесён с утра 6 ноября. В результате дневного боя оборонявшийся в районе Гизели противник оказался почти окружённым. Для вывода из гизельского мешка у противника оставался спасительный выход на запад шириной около трёх километров.

Бои с пытавшимися вырваться из окружения немецкими частями продолжались 8, 9 и 10 ноября. Спасаясь от полного уничтожения, немецкие войска в ночь на 11 ноября вынуждены были покинуть Гизель и, бросая материальную часть, поспешно отходить в западном направлении.

Таким образом, Нальчикская оборонительная операция войск Северной группы Закавказского фронта закончилась поражением гизельской группировки противника. В итоге этой операции последняя попытка противника прорваться к Грозненскому и Бакинскому нефтяным районам потерпела полный крах.

О некоторых операциях оборонительного периода

Ретроспективно бросая взгляд на первый, оборонительный период битвы за Кавказ, невольно отмечаешь наиболее важные, узловые события, произошедшие с 25 июля по 31 декабря 1942 года.

Прежде всего к ним нужно отнести действия сторон в междуречье Дона и Кубани. По плану «Эдельвейс» немецкие войска группы армий «А» должны были здесь окружить и уничтожить советские войска. При выполнении этого замысла для немецких танков и мотопехоты открывался якобы беспрепятственный путь к Кавказу. Уверенность в этом у немецкого командования была полная. Начальник оперативного отдела Генерального штаба сухопутных войск генерал Хойзингер рекомендовал начальнику штаба группы армий «А» Грайфенбергу: «Из предместного укрепления Ростова не нажимать слишком сильно на юг, чтобы не принудить противника к отступлению прежде, чем он будет окружён продвигающимся вперёд левым флангом группы армий». Это указание поступило в штаб фельдмаршала Листа 27 июля, когда многие потерявшие управление советские полки и дивизии самостоятельно устремились на юг в надежде закрепиться там на подготовленных рубежах.

Такие рубежи должна была подготовить 8-я сапёрная армия, имевшая в своём составе восемь сапёрных бригад и девятнадцать строительных батальонов. Но эти части отходили сами, смешавшись с людским потоком, катившим на юг.

Начав наступление, немецкие войска в первый же день прорвали оборону Южного фронта и углубились на расстояние до 80 километров.

Выход танковых и моторизованных войск врага в задонские и сальские степи и на просторы Кубани создал реальные предпосылки для успешного выполнения плана «Эдельвейс».

30 июля Гальдер записал в своём дневнике: «У группы армий «А» благоприятное развитие операции. Противник отходит перед войсками 17-й армии по всему фронту, а на восточном крыле (1-я танковая армия) обратился в беспорядочное бегство. 4-я танковая армия вышла к Пролетарской и оттуда продвинулась на юг, вплоть до переправ через Маныч. Под Цимлянской наступление начнётся завтра».

Столь же оптимистичными были и последующие записи:

31 июля. «Обстановка южнее Дона развивается в полном соответствии с нашими планами. Фронт противника разгромлен. На отдельных его участках противник ещё оказывает сопротивление».

4 августа. «Сопротивление противника перед войсками Руоффа слабеет. Однако сомнительно, в какой мере здесь можно говорить о добровольном отходе противника на главную кавказскую позицию. Передвижение войск противника в направлении Новороссийска и Туапсе. Клейст захватил плацдарм на Кубани, но для дальнейшего удара на Майкоп должен занять новые исходные рубежи».

В тот день Гальдер соизволил принять японского посла его превосходительство Осиму, побывавшего в войсках 17-й немецкой армии. Тот с упоением повествовал о своих впечатлениях от встречи в Сталино и Ростове с генералом Руоффом. Своим рассказом японец подтвердил заключение Гальдера, что на юге советские войска разгромлены.

Упоенный успехами, Гитлер приказал передать 4-ю танковую армию из группы армий «А» на сталинградское направление, в группу армий «Б». Фельдмаршал Лист, лишившись восьми дивизий, не посмел возражать: дела у него шли блестяще.

Английский военный историк Александр Верт, узнав о таком решении Гитлера, записал в своём дневнике: «Это была одна из самых неудачных идей, осенивших Гитлера».

Постигшая войска Северо-Кавказского и Южного фронтов неудача потребовала срочного изменения системы управления войсками. Были созданы две оперативные группы войск: Донская во главе с генералом Малиновским и Приморская генерала Черевиченко. Донская группа прикрывала ставропольское направление, а Приморская — краснодарское.

Испытывая недостаток в личном составе и боевой технике, в средствах передвижения и связи, советские войска были не в состоянии сдержать врага на равнинных просторах Ставрополья и Кубани. К тому же командный состав не имел прочных навыков организации обороны и особенно маневренной обороны, когда противнику наносились удары с допускаемой потерей части территории. Вместо создания надёжных и устойчивых рубежей глубокой обороны войска растягивались в нитку, не имея ни вторых эшелонов, ни сильных резервов. При ударе мотопехоты, а тем более немецких танков такая оборона не могла устоять.

Поспешное отступление войск вызвало эвакуацию промышленных предприятий и материальных ценностей. Железнодорожные пути были забиты эшелонами, на обычных дорогах двигались автомобили, повозки, толпы беженцев, стада угоняемого скота. Всё это осложняло действия войск, совершение ими необходимого манёвра.

Продвижение противника на юг грозило войскам Северо-Кавказского фронта окружением. Они занимали оборону вдоль побережья Азовского и Чёрного морей. Перед ними в недалёком Крыму находилась 11-я немецкая армия фельдмаршала Манштейна. Овладев в начале июля Севастополем, она вышла к Керченскому проливу и была готова форсировать его.

В победной реляции после взятия Севастополя новоиспечённый фельдмаршал писал: «Потери противника в живой силе превосходили наши в несколько раз, количество захваченных трофеев было огромно, крепость (Севастополь. — А.К.), защищённая мощными естественными препятствиями, оборудованная всеми возможными средствами и оборонявшаяся целой армией, пала. Эта армия была уничтожена, весь Крым был теперь в наших руках. С оперативной точки зрения, 11-я армия как раз вовремя освободилась для использования в большом немецком наступлении на южном участке Восточного фронта». «Мы готовы теперь идти на Кавказ!» — как бы заявлял Манштейн.

Ко всему ещё с падением Севастополя резко изменилась оперативная обстановка на Черном море. Наш флот ныне мог действовать, опираясь только на базы восточного побережья: Новороссийск, Туапсе, Поти. Но эти базы не были подготовлены для базирования на них крупных морских соединений. Противник же в это время мог использовать захваченные порты Евпатории, Ялты, Феодосии.

Активизировала действия и немецкая авиация. Самолёты вели непрерывную разведку нашего побережья, военно-морских баз и коммуникаций, наносили по ним бомбовые удары.

Установленные на Керченском полуострове артиллерийские батареи систематически обстреливали таманское побережье, препятствовали проходу наших кораблей через Керченский пролив.

Военный совет Северо-Кавказского фронта, которому оперативно был подчинён Черноморский военный флот, ещё 2 июля 1942 года поставил ему задачу: активными действиями по базам, кораблям, коммуникациям наносить противнику потери, не допустить высадки его десантов на восточное побережье Азовского и Чёрного морей.

Однако выполнить это требование флот не мог по причине больших потерь и изношенности кораблей.

Задачу задержать рвущегося на юг противника, сорвать его замысел окружения отходящих советских частей Ставка возложила на Северо-Кавказский фронт, возглавляемый маршалом Будённым. Директива обязывала не только остановить врага, но и последующим мощным контрударом отбросить его к Дону.

Для этой цели назначались 18-я армия и 17-й кавалерийский корпус. В условиях подвижности и маневренности немецких войск армия и корпус должны были сами проявить высокую оперативность, упредить противника в занятии исходных рубежей и нанесении контрудара. Но осуществить это они были не в силах. Приказ пришёл в войска с большим опозданием, отсутствовали устойчивые средства связи, без которых управление соединениями и частями было невозможным.

Вступив в бой в невыгодной обстановке, войска в течение пяти суток сдерживали врага, однако полностью выполнить задачу не смогли.

К 5 августа между войсками Донской и Приморской групп образовался разрыв в 80—100 километров, которым противник не преминул воспользоваться.

Не сумев окружить советские войска между Доном и Кубанью, немецко-фашистское командование изменило направление главного удара: 1-я танковая армия была повёрнута на Армавир и Майкоп с целью окружить войска Северо-Кавказского фронта, оборонявшиеся за Кубанью, и прорваться к Туапсе. 5 августа танковая армия захватила Ставрополь и вышла на ближние подступы к Невинномысску и к реке Кубань.

Ещё ранее, предвидя такой ход развития боевых действий, Ставка Верховного главнокомандования приказала Закавказскому фронту занять и подготовить к прочной обороне подступы к Закавказью с севера по рубежу реки Терек и перевалам Главного Кавказского хребта от горы Эльбрус до Белореченского перевала. Одновременно Ставка начала усиливать Закавказский фронт войсками, выделив из своего резерва восемнадцать стрелковых бригад и несколько артиллерийских и танковых частей.

Возникла угроза Майкопу. Заключив, что удержать город войска не в состоянии, Военный совет Северо-Кавказского фронта принял решение уничтожить запасы нефтепродуктов и привести нефтепромышленное оборудование в негодное для эксплуатации состояние.

В обстановке, грозившей прорывом врага к Туапсе, Ставка указывала: «Самым основным и опасным для Северо-Кавказского фронта и Черноморского побережья является направление от Майкопа на Туапсе. Выходом противника в район Туапсе 47-я армия и все войска, находящиеся в районе Краснодара, окажутся отрезанными и попадут в плен».

Ставка приказывала немедленно перебросить туда войска и занять в три-четыре линии по глубине дорогу от Майкопа на Туапсе и ни в коем случае не пропустить противника к морю; город удержать любой ценой.

Командир 12-й гвардейской Донской казачьей кавалерийской дивизии генерал Шарабурко вспоминал:

«Действия дивизии развернулись на майкопском и туапсинском направлениях — направлениях главного удара противника. Бои велись во взаимодействии с другими соединениями, но поскольку дивизия действовала в центре, перекрывая железную и шоссейную дороги, идущие на Туапсе, нам пришлось испытать особую тяжесть этих боев.

Дивизия держала оборону в горах. Здесь воины стояли насмерть, отражая натиск вражеских полчищ, остервенело рвавшихся к Чёрному морю. Дело осложнялось трудностями в снабжении боеприпасами, продовольствием, фуражом. Но ничто не могло сломить боевой дух наших людей. Многие, будучи ранеными, отказывались от эвакуации, не уходили с поля боя. Я тоже был ранен, но продолжал руководить дивизией.

Здесь, в боях, мы получили радостную весть о преобразовании нашего корпуса и дивизии в гвардейские. Это известие вызвало подъём нашего боевого духа».

Одновременно с усилением туапсинского направления часть сил Северо-Кавказского фронта была брошена к Новороссийску для укрепления его обороны. Оборона Таманского полуострова была возложена на береговые части Черноморского флота.

Дальнейшие попытки противника преодолеть оборону войск Северо-Кавказского фронта успеха не имели.

За время боев противник имел некоторый территориальный успех, но решить основную задачу — окружить советские войска, овладеть Туапсе, выйти к морю и разобщить наши войска на Кавказе — не смог. Он был вынужден прекратить наступление на этом направлении.

Советские войска, временно уступая врагу территорию, в ожесточённых боях изматывали противника, истребляли его живую силу и технику и, отойдя к предгорьям, остановили наступление немецко-фашистских войск.

Действуя в исключительно тяжёлых условиях, войска Северо-Кавказского фронта не допустили врага к побережью Чёрного моря, измотали его в оборонительных боях и выиграли время для организации обороны силами Закавказского фронта.

Располагая ограниченным временем, войска Закавказского фронта сумели занять оборону по рекам Терек и Баксан, на перевалах Главного Кавказского хребта и прочно прикрыть следующие направления: Грозный, Баку и Владикавказ, Тбилиси.

В середине августа войска немецкой группы армий «А» вышли к западному предгорью Главного Кавказского хребта в полной уверенности, что советские войска утратили боеспособность и не в состоянии оказать серьёзное сопротивление для продвижения в Закавказье. Произведя перегруппировку, гитлеровские части вновь перешли в наступление на четырёх направлениях: 1-я танковая армия — на Грозный, Махачкалу, Баку; 17-я армия вдоль Черноморского побережья — Новороссийск, Туапсе, Батуми; входивший в состав армии румынский кавалерийский корпус имел задачу захватить Таманский полуостров; 49-й горнострелковый корпус по плану «Эдельвейс» переходил через перевалы Главного Кавказского хребта и овладевал районом Сухуми.

Перед войсками Закавказья, осуществлявшими до того оборону Черноморского побережья, прикрытие советско-турецкой и ирано-турецкой границ и охрану коммуникаций в северной части Ирана, возникла новая, чрезвычайной важности задача — организация обороны Кавказа с севера.

29 июля 1942 года начальник Генерального штаба генерал-полковник Василевский передал командующему Закавказским фронтом генералу Тюленеву указание Ставки: «Закавказскому фронту необходимо немедленно подготовиться к прочной обороне всех подступов к Закавказью с севера.

Наиболее лёгким, а следовательно, и более вероятным подступом для противника является направление на Кизляр, Махачкалу, Дербент. Это направление должно быть особенно прочно занято, а вместе с ним должны быть заняты и все перевалы через Главный Кавказский хребет... Решая этот вопрос, не надо ни на минуту забывать о той ответственной роли, которую будет играть оборона Черноморского побережья».

В соответствии с поставленными Ставкой задачами генерал Тюленев в тот же день разработал план обороны Кавказа и Закавказья с севера. 4 августа план, утверждённый Ставкой, был доведён до войск.

В нём предусматривалось занятие обороны от устья Терека до так называемых Эльхотовских ворот — узкого прохода севернее Владикавказа, затем по Главному Кавказскому хребту до черноморского селения Лазаревское. Кроме того, намечалось создание обороны городов Грозного и Владикавказа. Глубоко эшелонированной обороной прикрывались Военно-Грузинская и Военно-Осетинская дороги с Крестовым и Мамиссонским перевалами на них. На остальные перевалы, такие как Клухорский, Марухский, Бечо, Донгуз-Орун, Санчаро, выдвигались горнострелковые и кавалерийские подразделения, входивший в состав 46-й армии. Прочие перевалы подрывались, чтобы сделать их непроходимыми.

Находившийся между Каспием и Черноморьем горный участок с перевалами, где должен был наступать 49-й немецкий горнострелковый корпус, не был главным направлением в плане «Эдельвейс». Главным направлением было моздокское, где действовали войска 1-й танковой армии. Там командующий армией генерал Клейст, создав сильную ударную группировку, 18 августа перешёл в наступление с ближайшей задачей выйти к Тереку.

К 25 августа передовые части не только вышли к Моздоку, но и заняли Прохладный. Создалась реальная предпосылка прорыва противнику к Грозному, перед которым заняли оборону войска Северной группы Закавказского фронта.

Придавая первостепенное значение танковым дивизиям, Клейст направил 200 танков против 9-й армии, оборонявшейся у Малгобека. Форсировав у Моздока Терек, немецкие танки устремились на позиции советских войск.

Две недели продолжались упорные бои за этот небольшой город. Несколько раз он переходил из рук в руки, и лишь 14 сентября в нем закрепились гитлеровцы.

В эти дни Гальдер писал в своём дневнике:

13 сентября. «На Кавказе успехи в наступлении на Тереке, но одновременно возникает угроза восточному крылу 1-й танковой армии».

18 сентября. «На Тереке войска добились успехов, также и на восточном крыле».

20 сентября. «У Клейста на Тереке отрадные успехи ».

Но одна из последних записей Гальдера перед уходом в отставку тревожна. 23 сентября он записал: «1-я танковая армия. Утром 4 батальона противника при сильной артиллерийской поддержке и одновременных ударах авиации начали атаку с востока против Ищерской. Атака отбита с помощью сосредоточенного огня всех средств. Противник понёс большие потери. Была также отбита и вторая атака силами двух батальонов с шестью танками севернее канала.

С самого утра 3-я танковая дивизия ведёт тяжёлый оборонительный бой против только что введённых противником крупных танковых сил (по донесениям авиации — 70 танков).

62-й танковый полк (3-й танковой дивизии) начал наступление с запада и севера. Пока подбито 6 вражеских танков».

Пояснение к записям начальника Генерального штаба сухопутных войск генерала Гальдера может быть таким.

Захватив Малгобек, ослабленные в боях части противника не смогли развить успех и вынуждены были перейти к обороне. Перебросив во второй половине сентября на плацдарм дополнительную танковую и пехотную дивизии, он вновь перешёл в наступление. С новой силой развернулись ожесточённые бои. Несмотря на количественное превосходство в технике, немецкие войска не сумели добиться оперативного успеха. Они лишь несколько потеснили советские войска.

Не сумев прорваться к Грозному кратчайшим путём, немецкое командование решило использовать окружной путь. Произведя перегруппировку и усилив ударную группировку прибывшей из-под Туапсе дивизией СС «Викинг», оно организовало новое наступление. Избранным направлением были Эльхотовские ворота, Владикавказ и далее по долине реки Сунжа на Грозный.

Враг бросил в наступление крупные силы пехоты и до 300 танков. Однако добиться решающих успехов ему не удалось.

Соединения нашей 9-й и 37-й армий в течение оборонительных боев стойко удерживали позиции, наносили контратаки, изматывая и обескровливая врага. В напряжённых боях в районе Моздока, Малгобека и Эльхотово они вынудили гитлеровское командование отказаться от наступления на грозненском направлении. В этом важную роль сыграл и широкий манёвр резервами, взаимодействие всех родов войск, стойкое сопротивление советских войск.

В успешном ведении оборонительных боев огромное значение имела артиллерия, особенно противотанковая. На танкоопасных направлениях сосредотачивалось до 14—16 противотанковых орудий на километр фронта.

Большую помощь пехоте оказали танки. Действуя непосредственно в боевых порядках пехоты, они поражали огневые цели противника, помогали боевым цепям продвигаться, составляли ударную силу при контратаках.

В борьбе с танками противника немалую роль сыграла авиация 4-й воздушной армии. Малочисленность боевого парка вынуждала производить по 350—450 самолетовылетов в день, нанося бомбовые и штурмовые удары по важным целям противника. Активный характер носили действия нашей истребительной авиации. За период боев в районе Малгобека она сбила в воздушных боях 115 вражеских самолётов.

Таким образом, несмотря на количественное превосходство противника в танках и авиации, глубоко эшелонированная оборона оказалась для немецко-фашистских войск непреодолимой. Ценой значительных потерь ему удалось лишь несколько потеснить войска 9-й армии и захватить на Тереке небольшой плацдарм.

Малгобекская операция занимает важное место среди других операций оборонительного периода битвы за Кавказ.

Одновременно с оборонительными боями Северной группы Закавказского фронта на грозненском направлении, Черноморской группы под Новороссийском и Туапсе начались ожесточённые бои на перевалах Главного Кавказского хребта.

К моменту подхода вражеских частей к Кавказскому хребту не только подступы к перевалам, но и многие перевалы не были заняты нашими войсками, а занятые почти не имели оборонительных рубежей, не было организованной системы огня. Командиры соединений и частей, выделенных для защиты перевалов, не сумели быть в высокогорье, не проконтролировали построение боевых порядков и оборудование оборонительных сооружений.

Срочной директивой Ставка Верховного главнокомандования потребовала укрепить оборону высокогорья. В частности, она указывала, что «глубоко ошибаются те командиры, которые думают, что Кавказский хребет сам по себе является непроходимой преградой для противника. Надо крепко запомнить — непроходимым является только тот рубеж, который умело подготовлен и упорно защищается. Все остальные преграды, в том числе и перевалы Кавказского хребта, если их прочно не оборонять, легко проходимы, особенно в данное время года».

Неподготовленность войск к боям в высокогорье проявилась и в том, что личный состав оказался в летнем обмундировании, без запасов продовольствия, без отопления. В первых же боях пришлось испытать недостаток вооружения, боеприпасов, взрывных средств для устройства в скалах огневых позиций, укрытий, ходов сообщений. Личный состав был совершенно не подготовлен и не имел специального обеспечения для действия в районах ледников. К тому же отсутствие связи штабов с находящимися на перевалах отрядами крайне отрицательно сказывалось на управлении и боевых действиях войск.

Бои на Клухорском и Марухском перевалах начались в конце августа и продолжались несколько дней. В начале сентября там выпал снег, температура понизилась, наступила зима и боевые действия прекратились.

Егеря альпийских дивизий (их было две) несли большие потери, но смогли занять перевалы, однако дальнейшее продвижение стало невозможным.

Ответственность за неудачу наступления в горах, равно как и в других районах Кавказа, Гитлер взвалил на фельдмаршала Листа: «По его вине альпийские егеря не воюют, а расчищают снег на перевалах. Наступление у Новороссийска и Туапсе сорвалось. Заглох удар, нацеленный на Грозный». Фельдмаршал был отстранён. Командование группой армий «А», застрявшей на Кавказе, принял сам Гитлер.

О несостоявшейся немецкой воздушно-десантной операции на Черноморском побережье известно немного. Советская литература о ней не упоминала, умалчивала и немецкая печать. Проговорился о ней бывший военнослужащий 7-й авиадивизии, которая являлась исключительным парашютно-десантным соединением вермахта.

Алькмар Гове начал воинскую службу рядовым парашютистом, войну же закончил обер-лейтенантом, командиром парашютной роты. Книгу он стал писать после войны и не без помощи сведущего в парашютных делах генерала Штудента. Этому знатоку-десантнику, парашютисту № 1 рейха посвящены многие страницы книги.

Он готовил не только несостоявшуюся операцию в район Батуми, а потом в Баку, названную «двойной прыжок», но и операцию на Крит накануне войны с Советским Союзом, позже и другие. Он подготавливал и секретные десантирования, а проще — операции по заданию самого фюрера.

Так, к 12 сентября 1943 года он осуществил по заданию Гитлера операцию по освобождению пребывающего под арестом бывшего правителя Италии Бенито Муссолини.

О её подготовке не знал даже находившийся в Италии командующий немецкими войсками генерал-фельдмаршал Кессельринг. Возглавлял же операцию оберштурмбанфюрер СС Отто Скорцени.

Отель, где содержали Муссолини, располагался на вершине горы Абруццио, на высоте более двух тысяч метров. Добраться до него можно было лишь по канатной дороге. Вблизи отеля была небольшая каменистая площадка.

Для доставки похитителей к отелю Штудент избрал планеры, в которые помещались десантники. Но как вывести дуче из отеля?

«А может, воспользоваться моим лёгким самолётом? » — пришла мысль генералу.

Штудент вызвал своего личного пилота.

— Капитан, вам предстоит серьёзная задача: посадить самолёт на этой площадке. — Он карандашом указал на карте точку.

Офицер вгляделся в точку через лупу, потом долго рассматривал фотографию лужайки у отеля.

— Трудно сделать, мой экселенц.

— Но надо, капитан!

— Если только на лёгком одномоторном «физилер-шторхе», — неуверенно проговорил лётчик» — Но он всего двухместный.

— Туда полетите один, там возьмёте пассажира и с ним вернётесь.

К 12 сентября на австрийском аэродроме сосредоточили двенадцать транспортных планеров, туда же прилетели самолёты-буксировщики и двухместный « физилер-шторхе ».

А на рассвете над спящим ещё селением, что находилось у подножия горы Абруццио, появились два транспортных «юнкерса». Снизившись, они сбросили переодетых немецких парашютистов и тут же улетели прочь. Через полчаса десантники уже были в сборе.

— Начнём! — объявил капитан Скорцени. Крупный, массивный, со шрамом во всю щёку он имел внушительный вид. — Действовать со всей решительностью. О последствиях не думать!

Все направились к нижней станции подземной дороги.

— Кто такие? — остановила их охрана.

— Смена! Приказано принять пост.

В считанные минуты охрана была обезоружена.

— Поднимай наверх! — И Скорцени вытащил пистолет.

Мотор заработал, вагон фуникулёра пополз вверх. Через четверть часа была арестована стража и на верхней станции.

А в это время к отелю летели десять транспортных планеров с переодетыми в английскую форму немецкими десантниками. В каждом планере — девять человек. Появление планеров и высадившихся из них людей в английской форме было для карабинеров охраны полной неожиданностью.

— Кто такие? — потребовал полковник-итальянец. — Вы откуда? Зачем?

Перед ним вырос человек могучего сложения.

— Ни с места, полковник! Премьеру Муссолини грозит опасность. Внизу неприятельские солдаты. Они заняли фуникулёр. Мы прибыли на помощь, а заодно увезём отсюда дуче. Вот правительственное распоряжение. — Прорычав, Скорцени выбил из рук полковника пистолет, мёртвой хваткой сдавил ему горло. — Веди к дуче!

Лёгкий «физилер-шторхе» чудом приземлился на лужайке, остановился у самого края пропасти. С помощью десантников его откатили к месту старта.

Затолкав в кабину Муссолини, Скорцени едва втиснул туда своё тело.

— Лети! — приказал он пилоту.

— Я не ручаюсь...

— И не надо ручаться, капитан. Надо лететь.

После этого судьба Скорцени пошла на взлёт.

А в следующем году ему поручили не менее ответственную задачу: выкрасть в Югославии Главнокомандующего Народно-освободительной армией маршала Иосипа Броз Тито.

И эту операцию планировал командующий воздушно-десантными войсками вермахта генерал-полковник Курт Штудент.

Для проведения этой операции привлекался 501-й особый парашютно-десантный батальон СС. Он подчинялся начальнику диверсионного отдела эсэсовцу Скорцени.

Мысль об акции возникла у Гитлера на совещании, где обсуждалось положение на Балканах. После того как в мае 1943 года на Сицилии высадились и вторглись в Италию английские и американские дивизии, обстановка на Балканах осложнилась, особенно в Югославии.

— Сколько наших войск на Балканах? — прервал доклад Гитлер.

— Двадцать дивизий и более тридцати бригад и отдельных полков, — ответили ему.

— Это же сила! — воскликнул он. — Разве она не в состоянии ликвидировать какие-то отряды этого Тито. Какие у него силы?

— До пятидесяти дивизий, не считая пехотных бригад и партизанских отрядов.

— Нужно выкрасть этого Тито или уничтожить, — изрёк фюрер. — И его штаб тоже. Лишить югославских повстанцев их головы! Штудент, займитесь этим делом. А главным исполнителем назначить Скорцени.

Штудент без промедления приступил к разработке операции. Ему подсказали, что 25 мая у маршала Тито день рождения, и тогда он приурочил акцию к этой дате.

Под утро этого дня в штабе прозвучала тревога. Донёсся гул самолётов, тяжкие разрывы бомб, под ногами судорожно вздрагивала земля.

С высоты, где находился штаб маршала Тито, было видно, как внизу, в долине, полыхали языки огня, клубился дым. Самолёты улетели, но вместо них в сером небе чёрными тенями бесшумно проносились планеры. Сомнений не было: немецкий десант!

Вспыхнувшая в низине перестрелка усилилась, приближалась. Отчётливо слышались автоматные очереди, взрывы гранат, винтовочные выстрелы. Прогремели орудия стоявших там танков.

Тито удалось ускользнуть от немецких диверсантов в самый последний момент. Им досталась только его маршальская форма.

На выручку штаба Югославской народно-освободительной армии был направлен советский транспортный самолёт. На нем руководство было вывезено в безопасное место.

В результате пятимесячных сражений противник смог овладеть важными в экономическом отношении районами Кавказа. Его войска вышли в предгорье Главного Кавказского хребта, на Таманский полуостров, к Тереку.

Однако они не смогли выполнить основные задачи своего плана «Эдельвейс». Все попытки прорваться к Грозненскому и Бакинскому нефтяным районам, захватить Черноморское побережье закончились неудачей.

В упорных оборонительных боях советские войска обескровили немецкие армии, вырвали у них инициативу, заставили перейти к обороне. Разгром под Сталинградом войск группы армий «Б» вынудил немецкое командование начать переброску боеспособных дивизий с Кавказа к Волге.

В декабре 1942 года завершился первый, оборонительный период битвы за Кавказ.

Этот период был для многих советских соединений фактически их боевым крещением. Приходилось вступать в бой, не завершив формирования, с ходу в кризисной ситуации, при наличии минимального времени для подготовки. Бои протекали в трудных условиях горного театра военных действий, когда личный состав не имел необходимого опыта, экипировка и вооружение войск часто не отвечали условиям.

Нашим войскам в ходе оборонительных боев пришлось осваивать тактику боевых действий в горах, перевооружаться, усиливать соединения инженерными частями, обеспечивать тыловые части транспортными средствами, отыскивать пути правильной и устойчивой организации связи.

Оборонительный период был для войск боевой школой, где командиры приобретали опыт борьбы с противником в различных условиях. Особенно заметным было налаживание взаимодействия стрелковых подразделений с артиллерией.

В войсках ликвидировалась танкобоязнь, личный состав овладевал способами борьбы с танками врага. В то же время войска учились использовать свои танки в обороне, прежде всего при проведении контратак.

Действия советской авиации в этот период осуществлялись в трудных условиях. Она была вынуждена базироваться на плохо оборудованных и часто удалённых аэродромах. В течение всего периода авиация противника качественно превосходила нашу авиацию.

Большую помощь оказывал нашим сухопутным войскам Военно-морской флот. Тесно взаимодействуя с наземными войсками, он обеспечивал их операции с моря, помогал в организации противодесантной обороны, производил оперативные перевозки и обеспечивал снабженческие транспортировки.