Благочестивая Марта

Итак, решил я основаться

В Мадриде, чтобы здесь узнать,

Могу ли я успеха ждать

И с доньей Мартой обвенчаться.

Когда ж она моею станет,

То у меня в мечтах, мой друг,

Люсии уж готов супруг:

Племянник мой — лишь ею занят.

Поручик наш амура знамя

Как истинный солдат несет.

Выходит все наоборот…

Так я боялся… между нами.

Как изменилась дочь во всем!

В ней все другое: вкусы, взгляды…

Мне страшно ставить ей преграды

В ее намереньи святом.

Когда ее отговорю —

Боюсь, не будет мне прощенья

С небес. На это превращенье

Я с изумлением смотрю.

Во всем — другая. Ей не любо

В шелка рядиться: говорит,

Что ей, мол, совесть не велит…

Простой наряд из ткани грубой,

Почти монашеский покрой

Накидки верхней, очень скромной,

На голове — платочек темный

Взамен мантильи кружевной.

Без украшений веер — в зной.

Зимою вместо горностая

Из пуха муфточка простая…

Да подешевле все ценой.

Несет с смирением свой крест;

Нарядов нет, забыта мода…

Но не меняет обихода

В одном: как прежде спит и ест.

Хоть рада для поста предлогу…

И мяса — в рот бы не взяла,

Коль на обед… перепела.

Вот это так умно, ей-богу!

Как был бы рад я, капитан…

Поручик — сразу я заметил —

Сейчас попал к любви в капкан.

Все, друг мой, в пользу этой свадьбы:

Что я в приданое ей дам,

И то, что он имеет сам,

Твой дар притом… Чего желать бы!

Отлично жизнь у них пойдет,

А если с ними дом разделишь,

И молодых с собой поселишь,

То им совсем не знать забот.

Люсия — замужем, при этом

Наверно хорошеть начнет.

А Марта это все учтет:

И, где не удалось советам,

Поможет зависть, может быть.

Поручик будет рад безмерно.

А мне, хоть косвенно, наверно

Он будет счастлив послужить.

Сейчас уж с месяц он в Маморе,

Куда его с собой увлек

Столичных воинов поток,

Но должен возвратиться вскоре.

В отряде храброго бойца

Отплыл за славой и победой

Он с славным герцогом Македой,[32]

Достойным своего отца.

Вернуться время уж приспело.

А там и свадебку готовь!

Он объяснит свою любовь

Твоей Люсии.

Дело, дело!

Ох, с Мартой трудно! Несмотря

На все подобные замашки —

Не хочет поступать в монашки

И жить в стенах монастыря!

Нет. Только — замуж не идет,

Обет хранит без нарушенья,

И не желает разрешенья,

Хоть снять обет нетрудно тот.

Не хочет быть не чем иным,

Как только — в девушках остаться.

Вот жизнь печальная, признаться!

Ничем ее не убедить.

А так — не рыба и не мясо…

Но брак Люсии, может быть,

Ее поможет убедить.

Вся жизнь без радостного часа…

Каприз… Но кто идет? Постой…

Поручик! Он!

Не стану ждать я,

Чтоб заключить его в объятья,

Предвестник счастья дорогой.

Моей любви он с этих пор

Несет надежду, милый странник.

Поручик доблестный!

Племянник!

Дон Гомес… Добрый мой сеньор…

Мы только что — минуты нет —

Корили вас за промедленье.

И вдруг, на наш упрек в забвеньи,

Явились сами вы в ответ.

Здоровы ль вы?

И страшно рад

Увидеть вас и капитана.

Герой! Вы пышностью султана

Пленяете зефирам[33] взгляд…

Амура восхитит ваш вид,

А Марса[34] — подвиги лихие.

Да. Есть здесь некая Люсия…

Тот, кто сейчас ей сообщит,

Что ждет ее с тобой свиданье,

«Спасибо» может услыхать.

Разлука — всем страданьям мать,

Но, превратясь в воспоминанье,

Несет забвенье им она.

Что говорят здесь про Мамору?

О басни! И такому вздору

Способна верить чернь одна.

Но вы сейчас из тех сторон.

Расскажет слово нам живое

Все о Фахардо, о герое.

Что духом — чистый Сципион.[35]

В Мадриде примут здесь у нас

Его с триумфом и почетно.

Я расскажу вам все охотно.

Правдивым будет мой рассказ.

Солнце только что шестому

Зодиаку[36] — сиречь Деве[37]

(В небесах еще есть девы) —

Плату золотом несло,

Антиподы[38] ж, дань сбирая

За январь с Цереры с Вакхом,[39]

Заполняли закрома

И увешивали кровли…

(Я хочу сказать: был август.

Не могу никак привыкнуть

Чепухой латинской[40] этой

Вкус романсам придавать).

В день, когда Фахардо славный

Имя, десять сфер небесных[41]

Опоясавшее славой

И величием своим, —

Счастлив тем, что водрузилось

Знамя славное Филиппа,[42]

Крест Испании, в Лараче,[43]

В том гнезде пиратов[44] гнусных,

И желая Океану

Дать в свободное владенье

На границах африканских

Все порты и берега,

Позамыслил уничтожить

Все гнездо проклятых тигров,

До руна златого падких,

Что Испаньи юг приносит.

И, воздвигнувши в Маморе

Неприступный порт, разрушить

Все надежды и попытки

Мавров и еретиков.

И на это предприятье

Он сто парусов направил

(Бригантины и галеры)

К Геркулесовым столпам;[45]

С ними — воинов семь тысяч

(Без гребцов и без саперов),

Что внушили б зависть солнцу.

Паруса взвилися гордо.

Тысячи знамен и флагов,

Голубых, зеленых, алых,

Стлались по ветру коврами,

С свежим воздухом играя.

А чтоб не было заметно,

Как шумит от весел море,

Громкий голос труб военных

Привелось услышать рыбам.

Белопенная стихия

На водах сады узрела:

Роскошь перьев, блеск нарядов

За цветы приняв и клумбы…

И в самом виду Лараче,

Что со стен встречал их — словно

В муках грозного рожденья —

Взрывом пушек и пищалей,

Флот причалил… так за лигу[46]

От Маморы, где пристать

Мелководие мешает:

Море слишком там смиренно.

Якорь бросили в заливе…

Там их приняли с приветом

Корабли голландцев стойких,

Заключивших море в дамбы…

Генерал узнал от них,

Что в порту сейчас пятнадцать

Кораблей, служащих маврам

С верной помощью корсаров.[47]

Но Фахардо-победитель,

Невзирая на Харибду,[48]

Что искусство и природа

Здесь устроили в проходе,

Сделать вылазку решил.

А чтоб дело было верно,

То четыре наваррезца[49]

(Каждый был главой отряда)

Первыми сошли на землю.

Имена их впишет слава,

После ж — бронза или яшма

Обессмертят их дела.

Тут — Агарь[50] на берег вышла.

И под звуки флейт арабских

Ярко-красные тюрбаны

Расцветили дол и горы.

Стрелы звонкие из луков,

Что даны войне, как небу

Радуга дана для мира,

Заслоняя солнца свет,

На землю ступить мешали

Аргонавтам[51] благородным,

«Non plus ultra»[52] возносящим

Вплоть от Кадикса до Чили.[53]

Но увидев тьму большую

Варваров, что громким криком,

Кличем боевым стремились

Отвратить Испаньи мощь,

Фернандино вместе с Эльдой

(Смелый Гектор и Ахилл[54] —

Оба доблестью достойны

Песней лебедей испанских)

Носом к берегу галеры

Повернули (что, коварно

Подражая лицемерам,

Сыплют порох и свинец),

И язычники из Мекки

Уж не ждали подкреплений,

Сохранявшихся в боченках,

И не смели тост заздравный

Этих выстрелов принять,

Но бежали прочь в смятеньи,

Кинув тысячи убитых,

Целью для мячей пелоты[55] —

Чтоб их красить гнусной кровью.

И вошли победоносно,

С ликованием испанцы

В этот форт — легко так павший.

В полном ужасе взирало

Население пиратов

На затылки гнусных мавров —

Чьей языческою кровью

Обагрялися мечи.

Тут мы крепость заложили,

Чтоб она стояла вечно.

Кто вчера был Геркулесом[56] —

Нынче каменщиком стал.

Около двух тысяч мавров

Помешать не в силах нашим.

Где Испаньи мощь жива,

Там количество не страшно.

Все работают — сражаясь.

Держат меч рукою правой,

Левой — доблесть без примера! —

Сыплют известь и песок.

Ныне каждый в то же время

Съединяя труд и подвиг, —

Полководец и строитель.

Тучами сыны Агари

Наблюдают за осадой

И надеются, что голод

Победит, где мощь бессильна.

Но Фахардо славный пишет

Королю и всей Испаньи:

Требует людей — чтоб дали

Силу новую победам.

Бeтика[57] сынов отважных

Шлет ему, просящих море

В корабли им дать дельфинов,

Если нет еще судов.

Бeтика — вся поголовно,

Вплоть до сыновей Улисса,[58]

Рвется в бой, спеша на помощь,

Словно тигры на добычу.

Чтоб не кончились нежданно

Эти славные победы

Поражением ужасным,

Наш монарх понять дает,

Что желание его —

Чтобы лучшие вельможи

Все несли Маморе помощь.

И едва немые знаки

Сердца выразили мысль,

Не успел король словами

Высказать свое желанье, —

Духом смелые бросают

Наслажденья бога Кипра,[59]

Чей огонь тлетворно вреден

Только низменным сердцам.

Тыщи рыцарей и знати

Арфы звон сменяют звуком

Труб военных, барабанов,

Чтоб заржали гипогрифы.

Тыщи воинов отважных,

Чьи великие деянья

Мир отметил на страницах,

Позабытых уж давно,

Пробуждаются под громы

Звуков Марса, и мечи их

Грозно просятся на волю

Из темниц своих обычных.

Их ведет Македа: имя

Это значит «Море тихо».[60]

Кровь Манрике[61], материнский

Род от Кaрденас ведет он.

За подобным полководцем

Честью я почел пойти.

Знают все, что вождь подобный

Нам предсказывает славу.

Скоро прибыли в Мамору…

Там нас приняли войска.

Радость их была не меньшей,

Чем отчаянье врага.

Тут во всевозможных стычках

Безошибочно испанцы

Доказали африканцам,

Как они их много выше.

Раз в счастливый понедельник,

В час, когда заря сквозь смех

Плачет, что ей солнце сушит

И гвоздику и жасмин,

Мавританский вождь, разгневан

Гордой похвальбой Испаньи,

Что она в земле неверной

Водружает крест, свергая

Полумесяц[62], кинул маврам

Оскорбленье: что должно б им

Не мечи носить, а прялки,

И, вскочив на скакуна,

Догоняющего ветер,

Взял двугранное копье,

Тоньше ветви гибкой ивы,

И, велев трубить атаку,

Первым кинулся бесстрашно

К неоконченным стенам,

Сильным лишь людской защитой,

Соскочил с коня; опершись

О копье, вскочил на стену,

Ухватился за зубец,

И — хоть все кругом кричали:

«Смерть надменному рабу!» —

Крест сорвал и наземь бросил.

Левой выхватил рукою

Знамя — синее, серпами

На ущербе (как ревнивцы

Смерть любви изображают), —

Алый крест повергнув наземь,

Символ доблести испанской,

С непостижной быстротою

На копье свое он вздел

Три серпа проклятых лунных,

И как знамя укрепив их,

Прянул вниз и крикнул нам:

«Кто желает отомстить

За обиду и восставить

Крест, что вопреки испанцам

Мне Аллах под ноги бросил,

Тот — спустись! Я сход оставил.

Пусть, не прячась за стенами,

А в бою увековечит

Имя славное свое!»

Слышал дерзость эту, громко

Повторяемую мавром,

Некий доблестный Осорьо,[63]

Воин и строитель вместе…

Он в араба бросил камнем.

Был удар его так меток,

Что мозги разнес арабу.

В мир — второй Давид[64] явился.

По копью затем спустился,

Чтобы с ним во всем сравняться.

Он неверному сначала

Голову отсек мечом,

После ж, крест подняв с земли,

Он, под градом стрел арабских,

Тканью шелковой священной

Плечи мощные окутал.

Окружен врагами тесно,

Отбивался он отважно.

Вдруг — победно зазвучала

Редондилья[65] звуком бронзы.

И трусливо враг бежал,

Повернувши спины войску,

Что гналo его с победой.

Поле битвы — было наше.

И смешав с веселой песней

Барабанный громкий бой,

В лагерь воины с триумфом

Возвращаются, ликуя.

А Фахардо славный делит

Им добычу, что неверный

Мавр к ногам его несет.

Крепость грозно укрепили.

Вскоре начались и сборы

Благородных смельчаков.

С ними я решил вернуться…

Из добычи той досталось

Мне две тысячи цехинов.[66]

И приехал я — обнять вас

И поведать о победе.[67]

Так рассказ ваш превосходен,

Что когда в бою — Аяксом[68]

Были вы, то эта повесть

Самого Улисса стоит.

В добрый час, мой друг. Будь счастлив.

Королю же, в чьих руках

Два земные полушарья,

Победить дай бог врагов.

Как сеньора донья Марта

Поживает?

Жизнь ведет

Ту же, что вела, когда вы

Уезжали из Ильески.

Вот как… А ее сестрица?

Та — повеселей, помягче,

Над сестрою все смеется,

Да о ком-то… часто плачет.

Тише… Вот и донья Марта.

Как? В такой простой одежде?

Да… большая перемена,

Если только не каприз.

Я встретила Фелипе в Прадо[69]…

Он шел измученный и бледный,

Смущен той новой жизнью, бедный,

К которой прибегать мне надо.

И видя, что не смеет милый

Благодаря моей одежде

Заговорить со мной как прежде,

Я с ним сама заговорила:

Сказала, что по нем томлюсь,

Люблю его, о нем тоскую,

Что если жизнь веду такую, —

Он — тот святой, кому молюсь.

Убил он брата моего…

Грозит беда: он ждет ареста.

Там было говорить не место,

Но я ободрила его.

Разлука будет коротка,

Здесь видеться нам будет можно.

Нашла я способ…

Осторожно.

Здесь оба наши старика.

Ну, за игру… Бог вас храни,

Сеньор.

Откуда вы идете?

В труде тяжелом и работе

Мы, как всегда, проводим дни.

В больнице бедных навещаем,

За ними ходим мы вдвоем…

И им в смирении своем

Болезнь, как можем, облегчаем.

Послушай, Марта. Я ж твои

Не порицаю убежденья.

Но не вдавайся в заблужденье,

Щади достоинство семьи!

Удобно ль молодой девице

У всяких нищих, не боясь,

Лечить болячки, видеть грязь,

Постели оправлять в больнице…

Мой бог! За добрые дела

Бранишь меня… Будь я другая,

Торчи день целый у окна я,

Тогда бы лучше я была?

Вся радость мне — в трудах упорных,

Ты ж в ней — плохое разглядел…

Но не бегут от добрых дел

И многие в кругах придворных.

Так дай монашеский обет.

Поймут твое все поведенье…

Иначе ж, Марта, осужденье

Произнесет тебе весь свет.

Совсем связать себя не смею:

Еще нет сил, родитель мой,

Принять подобный сан святой.

Иду дорогою своею…

Молю — дай мне по ней идти.

Так выходи же, дочка, замуж.

Приобрети почет, а там уж

Иди по доброму пути.

Тебе супруг твой в деле этом

Навстречу всячески пойдет.

О да! Ваш труд святых забот

Примером будет мне и светом.

А как с обетом чистоты?

Но мы добьемся отпущенья

От полудетского решенья.

Мою исполнишь волю ты.

Ни слова мне об отпущеньи!

А если хочешь правду знать —

Давно я начала питать

Ко всем мужчинам отвращенье.

Толкать на грех! Как это худо!

Я — замуж? Ни за что на свете!

Не плачь… Ну, будет.

Цепи эти

Мне предлагать?

Вот так причуда!

Не вынесет душа моя!

Не прячьте солнца за туманом:

Свободны вы.

С моим приданым

Могла б больницу строить я.

Хочу смягчить несчастных рок.

Коль хочешь, чтоб я жить осталась,

Тому, что мне давно мечталось,

Не ставь преград. Не будь жесток.

Ну, дочка, хорошо, не бойся.

Довольно. Главное — не плачь.

Как хочешь. Я ведь не палач…

А ты за это успокойся.

Мне жаль, что я тебя расстроил.

Ступай в больницу… Слезы кинь.

Прости тебя господь. Аминь.

Как дорого твой гнев мне стоил!

Пока ей лучше уступить:

Такой каприз не может длиться.

Должно все это измениться.

Ты прав… Так лучше, может быть.

А ты б поручику сказала

Два слова. Он сюда стремился,

Едва лишь только возвратился.

Он уезжал? Я и не знала.

Как, ты не знала, что в Мамору

Он уезжал?

Откуда знать?

С тех пор, как небо благодать

Духовному открыло взору,

Мне не до суеты мирской.

Здоровы ль вы?

Я в изумленьи,

Такое видя просветленье…

Бог видит тех, кто чист душой.

Идем, поручик! Поразите

Мою Люсию поскорей,

И добрый день скажите ей.

Коль впрямь вы нас соедините,

К чему откладывать! Полна

Душа живого нетерпенья…

Не страшно счастью промедленье.

Идем.

Остаться я должна:

Мой долг любви нетерпеливо

Зовет меня, неумолим —

Пока вы заняты земным.

На редкость ты благочестива.

Сеньоры! Как я к вам стремился!

Целую вам…

Что?

Ручки.

Плут!

Ленивы ручки, видно, тут,

Раз ты у них так загостился.

Где ж лучше венту[70] мне найдут?

Где время лучше проведу я,

Чем ручки дамские целуя,

Такие милые, как тут?

Что нового? И как дела?

Пастрана, хитрость нам полезна.

У лицемерья выгод бездна.

Свободу я себе взяла.

Когда как все жила, бывало,

На все наложен был запрет:

Жди то носилок, то карет…

За каждый шаг мне попадало.

Теперь же я вполне свободна,

Без эскудеро и дуэньи[71]

Вернусь хоть ночью без стесненья,

А днем — хожу куда угодно.

Ну что ж, я рад… А мой-то франт

Фелипе, встретясь с дамой сердца,

Стал слаще меда, жарче перца,

Нежней, чем самый Аликант.[72]

Придумал хитрость он: как можно

Ему к тебе пробраться в дом.

Мне славу это даст потом

Коросаина[73]. Непреложно.

Мне, видишь, притворяться надо,

Что из Севильи прибыл я,

Что, мол, от готов[74] кровь моя,

А имя — дон Хуан Уртадо.

И должен твой узнать отец,

Что дон Фелипе там захвачен.

Что суд теперь над ним назначен

За два убийства наконец.

И суд, приняв в соображенье,

Что дон Антоньо им убит,

Послал меня сюда, в Мадрид,

Чтоб у отца узнать решенье.

Что я расследую все дело,

И если пожелает он,

Чтоб строго покарал закон, —

Пусть мне доверится всецело.

Пошлет доверенность со мной

И требованье смертной казни.

А твой Фелипе без боязни

Обман плести здесь будет свой.

Тут кутерьма такого сорта —

Что кто, ни кто, а я в беду

Уже наверно попаду!

Отправлюсь прямо в лапы чорта.

Мы с ним придумали вдвоем

Интригу спутанного плана.

С твоею помощью, Пастрана,

Войдет ко мне мой милый в дом.

Да? Хочешь ты, чтобы Пастрана

Позорный заслужил колпак?[75]

Ведь от сестры твоей никак

Не скрыть нам этого обмана.

Как только явится он в дом —

Она его узнает сразу.

Поверит про арест рассказу.

Ее всегда мы проведем.

Добро еще — меня не знает

Люсия.

Все за нас, Пастрана.

Я — прямо сводник из романа.[76]

Тебя награда ожидает.

Какая ж?

Друг мой благородный,

Инес с тобою вступит в брак.

Инес? Да что ты? Вот так-так!

Так ты моя?

Твоя, негодный!

Ну, а капризов будет много?

Так, как у всех.

«Ах, прочь, злодей!»

Ну, не щипись и будь добрей…

Боюсь тебя, зачем так строго?

«Молчи! Иль запущу башмак

Тебе в башку!» — Совсем напрасно.

«Ох, надоел ты мне ужасно!»

Увидишь, это будет так.

А чем такие ссоры плохи?

Однако, раз взялся за гуж,

Пойду к отцу я. Ждать к чему ж?

Тут не помогут ахи-охи!

Амур тебя благослови.

Веди тебя его десница.

Вот так святой!

Пойдем, сестрица.

Итак, мы будем жить в любви?

О, да!

В любви небесной?

Выше.

И будут ласки?..

Пыл и зной.

Моя?

Твоя!

Я твой!

Ты мой!

«Мой, мой, моя!» —

Коты на крыше.

Благодарю душой за уваженье,

Каким почтили оба вы мой дом:

Тот, кто таит души своей движенья

И от отца крадет любовь тайком, —

Тот очень часто вместо достиженья

Покроет только свой предмет стыдом.

Большая дерзость! Скверные манеры!

Такой любви дать невозможно веры.

Но вы наверно, как и весь Мадрид,

Уж знаете, любезные сеньоры,

Что дочерью моею свет забыт,

Оставлены и роскошь и уборы…

Ее никто, ничто не убедит:

Ни просьбы, ни советы, ни укоры.

Наследница богатств моих — пока

Забросила брильянты и шелка…

Ее заставить прямо невозможно

На брак какой-либо согласье дать.

Пока — ее решенье непреложно.

Со временем — изменится, как знать!

Я очень огорчен, скажу не ложно,

Что этой чести не могу принять.

Не хочет замуж донья Марта, явно.

Люсия же просватана недавно.

Я понимаю, как прискорбно вам,

И потому здесь медлить я не стану.

Ведь для души слова любви — бальзам,

А я не в силах залечить вам рану.

Прощайте же.

Как вы жестоки к нам!

Бог видит, я и сам не перестану

Жалеть, что Марта небу предана,

А что Люсия уж сговорена.

Дон Диего, опечален ты?

И есть для этого причина!

Ах! И в моей душе кручина!

Тебе остались хоть мечты…

Как так?

Но разве невозможно

Брак этот заменить другим?

Лишь только был бы ты любим,

А остальное все не сложно.

Но донья Марта ведь…

Святая?

Почти.

Ну да, как я — монах.

У ней — молитва на устах,

А в сердце — песенка другая.

Не знал я, что тебя обманет

Так скоро эта «благодать»!

Ее отец не станет лгать.

Отец не станет, дочка станет.

Зовут «мартышкой» обезьян.

Да. Ну так что ж?

В парче хоть тканой

Быть обезьяне — обезьяной.

У этой Марты все обман.

И святость вся ее притворна,

И обезьянье ханжество…

Ты ж глуп — и больше ничего,

Коль веришь этому покорно!

Покажет время, прав ли ты.

Поверь; примерная девица —

Всего лишь хитрая лисица.

У них в цене — одни хвосты.

Пусть шутит шутки не со мной.

В приметы верить я не брошу:

«Подальше обходи святошу!»

У этой Марты глаз дурной.

Что ты мне принесла за весть?

Что наконец Фелипе схвачен,

И что уж суд над ним назначен?

Господь мою свершает месть!

В Севилье, говорят, схватили

Убийцу брата моего.

Пусть покарает бог его!

Пусть не карает — хоть и в силе.

Что говоришь ты?..

Я, сеньор,

По совести ему прощаю.

Я всей душою порицаю

Суровый смертный приговор.

Не против правого закона —

Убийцу смертью ж покарать.

Бог может кару ниспослать.

Взамен его — монарх наш с трона.

Но только дело в том, что мне

Сомненье эта весть внушает:

Ее никто не подтверждает,

Кому б я доверял вполне.

Иные же подозревают,

Что слух тот пущен им самим,

А сам он, цел и невредим,

В Мадриде тайно проживает.

Об этом Марта мне сказала.

Но как могла она узнать?

Как? Или я умею лгать?

Я слов таких не ожидала.

Ложь сразу всем всегда видна:

В ней клятвы ничего не значат;

Как лихорадки, лжи не спрячут,

В лицо кидается она.

Идальго прибыл нынче с юга,

И, радость думая принесть,

Он сообщил мне эту весть…

Увы! Печальная услуга:

Пусть грех его велик весьма —

Я этой новостью убита.

Сеньор, ведь даже и москита

Я б не могла убить сама.

Но не угодно небесам

Дать истину на посрамленье.

Отец мой, разреши сомненье:

Вот он идет сюда и сам.

Прошу прощения: не вы ли

Дон Гомес?

Да, сеньор… прошу,

И радость высказать спешу,

Что вы прибытьем нас почтили.

Добро пожаловать в мой дом.

Ваш враг захвачен был в Севилье.

Успех нам увенчал усилья.

Я приношу вам весть о том.

Я думал — не поймать живьем

Того, чья славится отвага…

Головорез он и бродяга,

Ему убийство нипочем.

И хоть большое хвастовство

Он проявляет неизменно

В своих речах — весьма смиренно

Происхождение его.

О, берегитесь этих слов!

К чему подобное презренье?

Господь наш возлюбил смиренье,

Оно превыше всех венцов.

Ужель смирение — презренно?

Его хулите вы, сеньор…

Но быть смиренным — не позор:

Одно смиренье в жизни ценно.

Эй, Марта! Проповеди брось!

Их слушать не могу теперь я!

Отец, беги высокомерья,

Чтоб горевать мне не пришлось!

Иль в мире нет хитрей плутовки,

Иль изменилась так сестра…

Но как ни будь она хитра —

Не проведут ее уловки.

Наряды бросила она,

Но в остальном — живет отлично.

И даже… красится обычно.

А краска — святости вредна.

Итак, сеньор, мне поручили

Два дела съединить в одно:

В судах так водится давно —

Ведут процесс в старинном стиле.

Так, если сын ваш им убит,

Доверенность мне только дайте.

Тогда спокойно ожидайте,

Что кары он не избежит.

Сеньор мой! К нам сюда попали

Поистине вы в добрый час.

Теперь зависит лишь от вас,

Чтоб кончились мои печали.

Я все бумаги вам вручу.

И если в вашем появленьи

Господь послал мне подкрепленье,

Я другом вас считать хочу.

О, лучшей чести мне не надо!

Поговорим-ка в стороне.

Все хорошо идет…

Вполне.

Зовут вас…

Дон Хуан Уртадо.

С Мендосами[77] в связи мы тесной.

Нас всех успела эта весть

В расстройство полное привесть…

Почтенный род, весьма известный…

Польщен, но я здесь ни при чем.

Хотел бы цели я добиться.

Боюсь я, что твоя сестрица

Поймет, что мы игру ведем.

Сомненьями себя не мучай:

Всего нельзя предугадать…

Здесь, как в игре, должны мы ждать,

Чтоб с картами нас вывез случай.

Сестра достаточно глупа…

Он явится переодетым.

Поможет нам в обмане этом

То, что любовь всегда слепа.

Ну, дочки…

Суетного рода

Занятия мне не под стать:

На четках буду я считать…

Минуты до его прихода.

Кокосовые четки…

Да…

Так что ж, кокосы ведь не редки,

Хотя и реже, чем кокетки[78].

Ах, миру набожность чужда!

Молитва нынче — только средство,

Чтоб вымолить послаще грех.

На женщин посмотреть — у всех

И в церкви лишь одно кокетство.

Вы правы: много суеты.

И часто у иной красотки

В руках кокосовые четки,

А косы — в коки завиты.

Дух моды прихоти земные

И в святость принести готов:

Теперь уж — в виде черепов

Все носят четки костяные.

Как часовых от дерзких взоров

Их закажу себе скорее.

Фи, нитка черепов на шее!

Вот вывеска для зубодеров!

Сеньоры, сжальтесь кто-нибудь

Над кандидатом[79] богословья,

Лишенным денег и здоровья,

Чтоб продолжать научный путь.

Увы, нужда моя сильна…

О помогите чем угодно —

Когда в вас сердце благородно,

Как благородны имена.

Забилось сердце состраданьем…

Отец, взгляни на бедняка:

Его нужда так велика…

Он трогает меня страданьем.

О, если бог позволит мне —

Когда больницу я открою,

Сейчас туда его устрою

И вылечу его вполне.

Ну, с богом! Дай ему монету.[80]

Довольно нищих без него.

Монету? Больше ничего?

Так — на мольбу ответить эту?

Ты дашь не милость, а проклятье,

Подобно злому богачу.

Пусть так! Тогда ему хочу

Открыть и сердце и объятья.

Приди! Хочу тебя покоить,

Мой нищий! Так велит мне бог.

О Марта! Мой мартиролог

Я для тебя готов удвоить[81].

Богатый нищий! Жизнь вся — в нем!

Покой мой! Счастие земное!

Ты обнялась с ним?..

Что ж такое?

Чем вы больны?

Параличом.

Так долг велит. Мы случай ищем

Всегда, везде — для добрых дел.

Уймись ты! Просто б не глядел,

Как виснешь ты на этом нищем!

Отец, прошу тебя сердечно —

Его страдания и боль

У нас мне вылечить позволь.

Лечить? Как? Где?

У нас, конечно.

Любовь перешагнет границы,

Которые страшны уму:

Здесь, в доме, буду я ему

Сиделкою — взамен больницы.

Ей-богу — ты сошла с ума!

Отец мой, если ты откажешь, —

Уйду.

Уйдешь? Еще что скажешь!

Куда?

В больницу с ним сама.

Я б мог латынью заниматься,

Когда б меня вы взяли в дом.

Всегда мечтала я о том,

Чтобы латыни обучаться.

Ведь для молитв нужна латынь.

Чтобы как следует молиться,

Латыни нужно научиться.

Отец, пусть будет так, аминь.

Черты Фелипе… О мой боже!

Да, это тот, кого люблю!

Обман сестры я разделю:

Любовь найдет в нем пользу тоже.

Взять в дом его? Да ни на час!

Сеньор, молю вас, ради бога.

Гони! У нас одна дорога:

Посмотрим, кто разделит нас!

Иль не жалею ни о чем?

Иль ревность мной не овладела?

О нищий мой!

Да, твой всецело!

Чем вы больны?

Параличом.

Ну, с богом!

Оставаться силой!

Мне это запрещает бог.

Сеньор отец, не будь так строг.

Тебе нейдет сердиться, милый!

Чем помешает нам бедняк?

Пускай он в доме остается.

Латынью с нами он займется…

Ну, будь по-вашему. Пусть так.

Верх доброты и сожаленья.

Как курица попался, брат!

Как ваше имя, кандидат?

Мое… Беррио[82], с позволенья.

Когда вы будете здоровы —

Чем вы нам сможете служить?

Хочу латынь я изучить.

Вы мне преподавать готовы?

Грамматику? Всегда готов.

Дойдем мы быстро до спряженья.

Когда я углубляюсь в чтенье,

Открывши свой молитвослов,

Всегда мне очень неприятно,

Что в толк молитв я не возьму.

О, я вас выучу всему

И много станет вам понятно!

Учите их, куда ни шло!

Мы ж, дон Хуан, пойдемте с вами

Заняться нашими делами.

Вот искушение пошло!

Ох! Мне-то целым бы убраться!

Разводит с Мартою амуры —

Ну что ж, пускай ей «строит куры»,

Я их оставлю развлекаться.

Инес, возьми с собой сестру.

Люсия, ты идешь со мною?

Идем.

Всю правду я раскрою,

Все подозренья разберу.

О мой больной!

Да, лютый змей,

Мне ревность душу всю терзает,

И холодом меня пронзает

Сомнение в любви твоей!

Болезнь меня лишает сил,

Я отогнать ее не волен…

Из-за нее теперь я болен,

И злой недуг меня разбил.

Под теплотою — оживи,

Лечись ты нежностью моею.

О мой больной, тебя согрею

Я на огне моей любви!

Куда я задевал бумагу…

Не знаешь, Марта?

Боже мой!

Что это?..

Дурнота со мной…

Ах! Я не в силах сделать шагу…

Был слишком долго на ногах…

И сердце… вдруг… остановилось…

О боже мой…

Что с ним случилось?

Да это обморок.

Ах!.. Ах!..

Держи его!

Давай больного

Скорей уложим на кровать…

Вот святость! Как не обожать

Такую дочь?

А! Краски снова

Вернулись, бледность прогоня.

Да.

Поведем вдвоем с тобою…

Не утомляйтесь вы ходьбою…

Ах…

Обопритесь на меня.

Сеньор мой… поддержите… так…

Позвольте руку мне, сеньора…

Ну, как вам?

Лучше мне, без спора.

Да что нашло на вас?..

Столбняк.[83]