В отделении травматологии и неотложной помощи медсестра из регистратуры еще раз записала те скудные сведения, которыми располагала Наташа.
Ей разрешили присутствовать при том, как Бетани уложили на кровать с колесами, которую затем поставили в углу длинной палаты, предварительно опустив вокруг нее занавески. К кровати тянулись провода кардиомонитора, лицо Бетани по-прежнему было накрыто кислородной маской. Молодой доктор в белом халате вставлял в руку иголку капельницы, зажав ее тонкое запястье между большим и указательным пальцем. Ее рука безжизненно, почти плашмя упала на кровать, когда доктор отпустил ее, чтобы сделать запись в карте.
– Вы знаете, что с ней? – спросила Наташа.
– Пневмония. Могут быть осложнения.
Уходя, он ободряюще улыбнулся Наташе.
Она нашла медсестру, сказала, что ненадолго уйдет, но скоро вернется.
Было время посещения больных. Около входа стояло такси, из которого только что вышли пассажиры. Наташа попросила подбросить ее до колледжа Эксетер, подождать ее там и привезти обратно.
Она пробежала через холл, по ступенькам поднялась в зал Морриса. Гул голосов был слышен за несколько метров до входа. Галерея выглядела совсем иначе, чем в тот вечер, когда Адам устроил для нее эксклюзивный предварительный просмотр. Рекламная кампания дала очевидные результаты: фотографии с трудом можно было разглядеть из-за толп людей, распавшихся на два лагеря – представители одного, в дорогих пиджаках, с модными прическами, стояли с бокалами шампанского; другие, в кожаных и джинсовых куртках, пили пиво прямо из бутылок. Она спросила у первых встреченных ею посетителей, не видели ли они Адама Мэйсона. Все видели, но не знали, где он сейчас.
В конце галереи она заметила Джейка Ромилли. Он беседовал с одним из представителей лагеря джинсовых курток, держащего в руках записную книжку, по всей видимости, репортером. Какой бы это было сенсацией, если бы они узнали правду – правнучка Лиззи Сиддал, спустя несколько поколений позирующая для фотографий-копий тех картин, благодаря которым Лиззи навсегда останется легендой богемного мира!
На руке Джейка повисла Кристин. Похоже, их роман еще не закончился. Кристин смотрела на него с обожанием, как будто все ее страхи рассеялись без следа. В этот момент Джейк повернулся и окинул взглядом зал, словно репортер ему наскучил и он искал что-нибудь более интересное или значительное. Он тяжело уставился на Наташу. Кристин тоже заметила ее, и ее взволнованное лицо побледнело. Наташа знала почему. Без сомнения, она проговорилась ему, что рассказала Наташе о подслушанном диалоге.
Кто-то коснулся Наташиного плеча.
– Вон мистер Мэйсон.
Адам стоял за дверью, под «Офелией», разговаривая с Энджи.
Он явно был приятно удивлен ее появлением. Направился было к ней, но, увидев выражение ее лица, замер.
– Я нашла Бетани. Сейчас она в больнице. Думаю, что все будет в порядке. Если хочешь, на улице ждет такси.
Он отрывисто кивнул, вернулся к Энджи, быстро сказал ей что-то.
Наташа мельком взглянула на Джейка Ромилли, диктующего репортеру последнюю строчку.
Джейк должен был заметить, как Адам ушел вместе с ней и правильно истолковать причину поспешности, с которой они покидали выставку. Может, стоит предупредить Адама, чтобы он велел Энджи ничего не говорить Джейку? Хотя какое это теперь имеет значение?
Наташа подвела Адама к месту, где за зелено-белыми занавесками лежала Бетани.
Когда Наташа уходила, она заметила, как Адам наклонился над кроватью и поцеловал Бетани сначала в губы, потом по очереди в каждое веко. Совсем как сказочный принц. За исключением того, что его принцессу поцелуи не разбудили.
Наташа вышла в холл, села на синий пластмассовый стул, держа в руках чашку кисловатого, обжигающего кофе. Было шумно, машины «скорой помощи» то и дело привозили жертв несчастных случаев с разбитыми носами, кровоточащими порезами: молодой мужчина в состоянии сильного опьянения с глубокими ранами на затылке, мамаша с ребенком на руках, палец которого был обмотан бинтом.
Как можно работать в больнице? Наблюдать каждый день трагедии, страдания и боль? Наташу все это приводило в больший ужас, чем вид любого кладбища.
Она подняла глаза, увидела Адама, встала и обняла его. В сравнении с Маркусом его тело казалось хрупким.
– Мне нужна сигарета, – сказал он.
Выйдя наружу, он привалился к стене рядом с автоматической дверью, глубоко вдохнул.
– Слава богу, ты ее нашла.
Эндрю Уилдинг приехал через полчаса. После разговора с врачом он нашел их в зале ожидания, пододвинул к ним стул. Фраза «он постарел за один вечер» звучит банально, но именно она пришла Наташе в голову: ей показалось, что на лице Эндрю Уилдинга морщин стало больше, он выглядел худым и осунувшимся. Даже волосы казались более седыми, чем во время первой встречи, несколько дней назад.
– Врачи говорят, что Бетани подхватила пневмонию. – Он покачал головой. – У нее сильное обезвоживание, по-прежнему высокая температура. Она всегда была слабенькой, к тому же провела несколько дней в холодном доме без воды и пищи. Врач сказал, что она могла пролежать без сознания несколько дней. – Он повернулся к Наташе. – Одному Богу известно, что она задумала сделать. Она хотела убить себя?
Последнюю фразу он произнес скептически, как будто сама идея казалась ему невероятной.
Наташа подумала, что тот факт, что Бетани не бросилась с моста, не отравилась таблетками или не перерезала вены, вовсе не означает, что у нее не было мысли покончить с собой. Отнять у себя жизнь можно двумя путями: совершив над собой насилие или проявив к себе полное безразличие...
Самый большой вред ей нанес Джейк Ромилли.
– Если бы вы ее не нашли... – слова Эндрю Уилдинга повисли в воздухе.
Еще несколько часов, и Бетани могла умереть в тот момент, когда Адам открывал свое шоу.
Эндрю вернулся к постели Бетани. Адам согнулся и уронил голову на руки.
Наташе внезапно стало страшно за него. Она встала.
Он поймал ее за руку.
– Не уходи.
– Я собиралась принести нам кофе.
Она вышла, позвонила Джеймсу, объяснила, где находится, и попросила выгулять Бориса. Когда она вернулась, в отделении было удивительно тихо. Свет стал приглушенным, к работе готовилась ночная смена.
Адам переместился в опустевшую комнату отдыха для больных и сидел, утонув в низком кресле, положив скрещенные ноги на журнальный столик. Тихо работал телевизор, показывали вестерн. Изображение было практически неразличимым за пеленой помех, но Адаму было не до этого. Он положил согнутую руку на подлокотник кресла, устроил голову на ладони. Она подумала было, что он уснул, но его глаза были открыты и смотрели в никуда.
Она коснулась его руки, села рядом.
Он выпрямился в кресле. Она подала ему кофе и сырный рулет.
– Спасибо. – Он сделал глоток. – В таком месте начинаешь чувствовать себя больным, даже если здоров.
– Понимаю. Я недавно кое-что обнаружила, – тихо сообщила она. – Ребенок Лиззи Сиддал, девочка, не умерла. Врач Россетти, доктор Маршалл, забрал ее и назвал Элеонорой. – Она посмотрела на Адама. – Бетани – правнучка Элеоноры.
– Ты уверена?
– Существует письмо дочери Маршалла, Дженет, автора дневника, в котором расставлены все точки над «і».
– Я не верю. – Он уставился в потолок. Потом изумленно покачал головой. – Хотя, – произнес он, – знаешь, я могу в это поверить.
Она собиралась рассказать ему о записке Лиззи, но остановилась. Она чувствовала, что Бетани должна узнать об этом первой.
– Ты расскажешь ей об этом? – спросил Адам.
– Если хочешь. Полагаю, что это не совсем правильное место.
– В окружении врачей? Эндрю говорит, что дома ей будет спокойнее. Он интересуется каждой мелочью, которую делают врачи. По мне, так лучше оставаться в блаженном неведении относительно своих болячек.
– Проявляется наследственность Маршаллов, – заметила Наташа, – даже если она не в ее крови.
– Воспитание сильнее природы.
– Можно провести генетический скрининговый тест, чтобы определить, подвержена ли она риску.
– Ты во всем была права, – сказал тихо Адам. – В том, что прошлое важно. Мы несем его в себе, не так ли? Оно в каждой клетке нашего тела. Ты рассказывала о нем Бетани. Об этом, как его? Синдроме предков. Все это кажется мне довольно запутанным, но это правда. Можно унаследовать судьбу, и не только сверхъестественным образом, а вполне научно обоснованно, через гены.
– Да.
Адам убрал ноги со стола.
– Я понял, чем она отличалась от других. Она ничего не считала само собой разумеющимся. Всю свою жизнь она жила так, будто каждый день мог стать для нее последним.
– Может, не всю жизнь. Однажды мне кто-то сказал, что по-настоящему бояться смерти начинаешь только тогда, когда находишь человека, которого тебе невыносимо больно было бы оставить.
Адам посмотрел на нее.
– Я в растерянности.
Наташа поняла, что он имел в виду. Пока Бетани не нашли, ему в некотором смысле было проще. Россетти тосковал по неземному образу возлюбленной, боготворил его. Адам стремился сохранить в Бетани подобный идеал, не хотел, чтобы их отношения изменились, стали банальными. Однако это не было причиной для того, чтобы прекратить их.
Она пошла, чтобы взглянуть на Бетани и попрощаться с Эндрю. Он держал руку дочери в своих ладонях. Когда Наташа спросила, как она, он ответил:
– Ей удобно.
Она лежала на спине, поза была несколько неестественной. Но маску с лица уже убрали и на ее щеках появился едва заметный розовый румянец, Теперь она лежала в тепле, ее легкие были наполнены концентрированным кислородом, организм насыщен антибиотиками, дыхание нормализовалось. Накрахмаленная белая рубашка, жесткая постель – все это отдаленно напоминало фотографию Спящей красавицы, которую Адам сделал для нее. Словно этот снимок был предостережением. Как можно спать в таком положении?
Эндрю улыбнулся Наташе.
– Это напоминает мне те времена, когда Бетани была маленькой девочкой. Я любил смотреть на нее по вечерам. Она обычно спала, как сейчас, никогда не переворачивалась на бок. Она терпеть не могла слышать, как бьется ее сердце.
Боялась, что оно остановится.
Наташа положила руку ему на плечо.
– Вам что-нибудь принести?
– Нет, спасибо, со мной все в порядке. – Он повернулся к ней. – Было бы хорошо, если бы вы приехали, когда она очнется. Уверен, она будет рада вас видеть. Доктор сказал, что она придет в себя примерно через сутки.
Через двадцать четыре часа Бетани вернется в мир живых. Но Наташа не была готова встретиться с ней так скоро.