Блеск жемчуга

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

- Мейлин, почему бы вам не пригласить меня выпить что нибудь?

Он говорил таким ласковым тоном, словно и в самом деле был неравнодушен к ней. Она чувствовала себя такой несчастной, такой жалкой, ей так нужно было сочувствие.

«А что, если он в самом деле неравнодушен ко мне? - подумала она. - Что, если ему можно доверить тайны моего сердца?»

«Брось это! - тут же предупредил ее внутренний голос. - Сэму Каултеру наплевать на твое кровоточащее сердце. Его интересы более поверхностны. Его интересует только твое тело. Он еще не знает, какой лед таится под его знойной поверхностью. Тем не менее ты можешь пригласить его, о несчастная Дочь Номер Один. Пусть он расскажет тебе о Гарретте Уитакере. Может быть, ты узнаешь кое что неприятное об этом папаше, бросившем тебя на произвол судьбы».

- Джейд?

- Заходите, Ковбой.

Мейлин предложила ему спиртное на выбор из набитого доверху бара, однако Сэм предпочел газировку «Перье». И ответы на свои вопросы. Она казалась ему такой несчастной.

- Как вы?

- В порядке, - солгала она. - Прекрасно.

- А мне показалось, вы чем то расстроены. Мейлин в ответ только уклончиво пожала плечами, и Сэм решил не давить, а подождать, потягивая свой «Перье», хоть до бесконечности.

Мейлин, однако, не позволила молчанию воцариться надолго; она разыгрывала роль вежливой хозяйки, развлекающей гостя ни к чему ни обязывающей беседой. Тень боли в ее глазах исчезла, и их блестящая нефритовая поверхность снова казалась непроницаемой.

- Что такого сказал вам отец Алисон?

- То есть?

- Она сказала: «Независимо от того, что сказал вам обо мне отец». Интересно, что такого он мог сказать?

- Только то, что она направляется к нам и что она не слишком часто путешествовала. Если уж на то пошло, он не просил меня становиться ее телохранителем или нянькой. А что?

- Да ничего особенного. - Мейлин отхлебнула глоток из своей бутылки «Перье». - Вы его хорошо знаете?

- Кого? Гарретта? Ну, не слишком. - Сэм задумался и продолжал: - Впрочем, я знаю о нем одну вещь: он рисковал жизнью, чтобы спасти восемнадцатилетнего подростка, которого совершенно не знал.

Мейлин поняла, что при помощи Сэма не соберет никакого компромата на своего отца, скорее наоборот. И тем не менее она решила выслушать историю о восемнадцатилетнем подростке, так как им, судя по всему, был сам Сэм.

- Вот как? А что стряслось? - вежливо поинтересовалась она.

- Я тогда работал на прибрежной буровой вышке «Уитакер Ойл» в Мексиканском проливе. Разразился шторм, и наша вышка перевернулась. Тут же появились вертолеты береговой охраны и спасли большинство членов бригады, однако ночь, страшный ветер и волны не позволили им выручить всех. Мы точно не знали, вернутся ли они, но догадаться было нетрудно, - его лицо посерьезнело при воспоминании об этом ужасе. Он ощущал скорее презрение к окружающим, чем сострадание, и будь его воля, предпочел бы очутиться на какой нибудь балке в одиночестве. Но уединиться было негде - все они собрались на единственной торчавшей из воды части платформы. Все были старше его, но они нуждались в его поддержке. И Сэм начал лгать им: он говорил, что помощь непременно придет, говорил спокойно, и это был единственный островок спокойствия в разъяренном море. Никто из них не догадывался, что его спокойствие было вызвано равнодушием к смерти.

- Когда я услышал шум вертолета, я подумал, что начинаю бредить. Но это оказался настоящий вертолет, вертолет компании, прилетевший за нами.

- И он спас всех вас?

- В конечном итоге, но не сразу - ему пришлось сделать два вылета. Кто то один должен был остаться.

Сэм колебался, догадается ли Мейлин, что именно он решил остаться на тонущей платформе, или решит, что он, расталкивая остальных, устремился к спасительному трапу вертолета. Сэм понимал, что она и представления не имеет, почему он сделал это. Она, наверное, воображала невесть какое благородство с его стороны.

- Меня никто не ждал на берегу, - спокойно объяснил он. - У остальных были родители, семьи, подружки. Кое у кого даже дети. Спасусь ли с этой платформы я - никого не интересовало, по крайней мере, я так думал. Когда они отлетали, кто то крикнул мне, что мистер Уитакер еще вернется. Только тогда я сообразил, кто же нас спас.

- Но вы же знали его.

- Нет, я только слышал о нем. Мы ни разу не встречались, и он меня совершенно не знал.

- Кроме того, что вы такой герой.

- Нет, Джейд, - спокойно ответил Сэм, - просто мне было все равно.

«Как и тебе? - мысленно спросил он. - Неужели в тебе тоже кроется что то самоубийственное, и в аналогичной ситуации тебе тоже было бы не важно, уцелеешь ты или погибнешь. И может быть, смерть даже облегчила бы твою душу?»

- И вы в самом деле верили, что он вернется за вами? - «Точно так же, как я все эти годы, хотя мать сказала мне, что этого никогда не случится».

- Не помню, чтобы я думал об этом. Мне это казалось невозможным, даже если бы он и захотел.

- Вам было страшно?

- Нет. - Сэм подумал, стоит ли рассказать о том, как ему в самом деле было страшно, - ему было три года, и его родители орали друг на друга, их голоса были искажены выпитым. Он тогда не понимал в точности значения слов матери: «Ты меня изнасиловал, ты что, не помнишь?» - но он отлично понимал, что они ненавидят друг друга, и именно из за него. Или тогда, когда ему было уже четыре, и мать бросила его на произвол судьбы. Или тогда, когда он уже понимал, что такое изнасилование и то, что он - плод насилия, а не любви. Или уже подростком, когда он был уже достаточно силен, чтобы пресечь попытку отца убить его; Сэм понял, что ему нужно сделать это самому.

Сэм Каултер вполне был способен на это, ведь в его жилах текла кровь, унаследованная от его жестокого отца. Но в отличие от него, Сэм никогда не позволял себе быть жестоким по отношению к другим людям. Однако себе он не давал поблажек, и когда его оценки улучшались и казалось, еще немного, и он добьется успеха, он на недели пропадал из школы.

И все таки, несмотря на то, что Сэм отпустил все внутренние тормоза - пил, курил, употреблял наркотики, - он умудрился дожить до восемнадцати лет. Тогда его жизнь круто переменилась, но демоны остались, притаившись внутри. Когда нибудь Сэм расскажет все это Мейлин, но не теперь.

- А что вы делали, ожидая возвращения Гарретта Уитакера? - спросила Мейлин.

- Там оставался ящик пива и коробка с сигаретами. Я рассчитал, что к тому времени, когда платформа окончательно погрузится в воду, я должен справиться и с тем, и с другим. - Его голос в этот момент был резок, как тогда, на платформе. Но потом он продолжил, уже смягчившись: - Но Гарретт вернулся, хотя и не должен был делать этого. Это просто герой, Мейлин. Он не должен был рисковать жизнью, чтобы спасать меня.

- Но рискнул же. Так почему?

- Это была его платформа, а я был членом бригады, и он считал, что отвечает за меня.

«Отвечает за постороннего… но не за родную дочь».

- Так именно в эту ночь ваша жизнь изменилась? Он помог вам измениться?

- Да. Он с этого ничего не имел, а мог потерять все, - и все таки спас меня. Я решил, что тогда мне следует изменить свою жизнь, чтобы она стала достойной его подвига.

- Он помогал вам?

- То есть деньгами, на колледж? Он предложил мне деньги, но я не взял. Гарретт помог мне, дав нечто большее.

- Но все эти годы вы должны были много общаться?

- Не совсем. Мы иногда пересекались. У нас были одинаковые убеждения, и мы состояли в одних и тех же благотворительных фондах.

- Но ведь вы считаете его настоящим героем?

- Он и есть герой. А вы так не считаете? «Может быть, в отношении тебя и своей златовласки, но…»

В глазах Мейлин снова появилась тень боли, талантливая актриса забыла про нее. Сэм вдруг понял, насколько она уязвима и несчастна.

- Расскажите мне тогда о героях, с которыми вам пришлось сталкиваться в жизни, Мейлин, - тихо попросил он. - «Или нет, расскажите мне лучше о самом важном в вашей жизни, о том, что изменило ее».

«Моими героями были мои родители, - подумала про себя Мейлин. - Пока я не узнала, что отец вовсе не погиб, а мать все эти годы лгала мне. А самый важный, переломный момент? День, когда я узнала, что все это ложь».

- Мейлин? - ласково позвал ее Сэм, видя, что от какой то внутренней муки ее глаза снова становятся ледяными. Он сказал ей многое, очень многое, не всю правду, но так много он не рассказывал еще ни одной женщине. И что взамен? Она уплывала от него, отталкивала его.

- Я должна подумать над этим, - сказала она, своим тоном давая понять, что разговор окончен. - Я не могу припомнить ни героев в своей жизни, ни каких то переломных моментов.

- О'кэй, Джейд, подумайте об этом. - «А я подумаю над тем, не является ли мое увлечение тобой самой самоубийственной вещью во всей моей самоубийственной жизни».