Близнец Бешеного

Глава 25 НУЖНО МЕНЯТЬ ТАКТИКУ

Баринов оторвался от программы телевидения и взглянул на часы. Они уже показывали десять часов двадцать восемь минут, а со стороны дежурного по карцеру не было никаких сообщений, и это было странным: что-то должно было произойти в шестой камере карцера.

Старший Кум выключил ставший раздражать телевизор, вышел из-за стола и принялся нервно вышагивать по кабинету. В голове зудела только одна мысль: «Звонить или не звонить? Звонить или не звонить?»

— Звонить или не звонить… — Сергей Иванович не заметил, как заговорил вслух, а когда до него дошло, с усмешкой добавил, — …вот в чём вопрос? Ну, все: потянуло на Шекспира: только этого ещё мне не хватало! — майор саркастически усмехнулся. — Что-то нервы, майор, у тебя расшалились: совсем ни к чёрту! Неужели опять не получилось?

Решительно подойдя к столу, он быстро набрал номер по внутренней связи:

— Дежурный Щекотилин, это Баринов говорит, — как можно спокойнее произнёс он. — У тебя все. в порядке?

— На вверенном мне объекте никаких происшествий с того момента, как я заступил на смену, не произошло, товарищ майор! — чётко доложил дежурный прапорщик.

— И к тебе никто не наведывался? — машинально спросил его старший Кум.

— Ко мне?

— Нет, ко мне! — вспылил майор.

— Ко мне никто не приходил, а вот шестую камеру карцера, в которой содержится нарушитель режима содержания, подследственный Понайотов, навещали трое сотрудников из спецподразделения нашего изолятора, — доложил дежурный: его голос явно выдавал волнение.

— Навещали? Й что? — нетерпеливо спросил Баринов.

— Навещали, побыли в камере минут сорок-пятьдесят, а может, и подолее, потом ушли, — прапорщик пытался говорить спокойно, словно речь шла о чём-то бытовом, не очень важном, но это ему плохо удавалось.

Тем не менее майор этого волнения не заметил и готов был взорваться от спокойствия своего сотрудника, но больше всего, конечно же, от неизвестности.

— И это все? — с раздражением спросил он.

— Я не понимаю, товарищ майор, что вы ещё хотите услышать? — дежурный прапорщик так разволновался, что казалось, ещё немного и он пустит слезу.

Послушай, Миша, да не прикидывайся ты шлангом, — грубо бросил Баринов. — Со всеми подробностями и мелочами расскажи обо всём с того самого момента, когда сотрудники внутренней спецслужбы заявились к тебе, и до того, как ушли, ты понял, о чём я тебя спрашиваю?

— Так точно, товарищ майор! Докладываю! Сотрудники внутренней службы в карцер явились втроём: старший группы старший лейтенант Дорохин Василий, лейтенант Севостьянов и лейтенант Гранаткин.

Баринов мысленно представил фигуры названных сотрудников внутренней спецслужбы и одобрительно заметил:

— Действительно, гладиаторы…

— Что, товарищ майор? — не понял прапорщик.

— Так, ничего… Продолжай Щекотилин!

— Ну, вот, пришли, поздоровались, — продолжил докладывать Михаил, — как положено представились, после чего одели на головы чёрные маски и приказали открыть шестую камеру, когда я открыл, они приказали мне выйти, закрыть их в камере, уйти и открыть камеру только тогда, когда они прикажут…

— Они были чем-нибудь вооружены?

— Как обычно: резиновые дубинки, баллончики, наверное… — прапорщик пожал плечами.

— Что значит, наверное?

— Так я ж в их карманы не заглядывал…

— Дальше!

— Я все и сделал, как они приказали… А что, не нужно было, товарищ майор?

— Нет-нет, ты всё сделал правильно, дальше рассказывай! — нетерпеливо попросил старший Кум.

Я ушёл к себе в дежурку и принялся заполнять журнал дежурного по карцеру… — он пожал недоуменно плечами, явно не понимая, что от него добивается майор Баринов. — Потом услышал стук и пошёл открывать… открыл, выпустил сотрудников из карцера, и они ушли…

— А что с нарушителем?

— Каким нарушителем? — снова не понял дежурный прапорщик.

— Ты че дуру гонишь? — рассердился Баринов, — С тем, к которому они приходили: с Понайотовым!

— А что с ним? Ничего, готовится ко сну, наверное, как и положено по правилам распорядка нахождения в карцере нарушивших режим содержания подследственных!

— И ты ничего не слышал, не видел, — с ехидством спросил старший Кум.

— А что я должен был увидеть и услышать, товарищ майор? — взмолился тот. — Скажите, я что-нибудь не так сделал? А может вы меня прямо спросите о том, что именно вы хотите услышать? А то я не понимаю…

— Успокойся, Миша, ты все правильно сделал, продолжай работать в том же духе: старшим прапорщиком станешь! — старший Кум с раздражением бросил трубку на аппарат. — Чёрт бы тебя побрал, Понайотов! — он снова набрал номер, на этот раз на городском аппарате: — Алло, капитан, это ты? — спросил он, услышав знакомый голос.

— Так точно! Что вам угодно? Старший Кум вкрадчиво представился:

— Не узнал? Это Баринов, Толик!

— Действительно, не узнал: богатым будешь! — весело заверил Будалов.

— Скорее бы! — вздохнул майор. — Говорить можешь: ни от чего тебя не отрываю?

— Все в порядке, товарищ майор, могу! — бодро ответил тот.

— Что можешь сказать?

— О чём, Сергей Иванович?

— Как о чём? О том, как произошла «историческая встреча» нашего подопечного с твоими хвалёными гладиаторами?

— Что-то не так, Сергей Иванович? — наконец-то до него дошло, что голос майора настроен совсем не оптимистично.

— А все не так! — с раздражением ответил Баринов.

— Как это?

— Как это? А так это! — передразнил старший Кум. — Как мне только что доложил дежурный по карцеру: твои «гладиаторы», мать их… — он с трудом сдержался, чтобы не выругаться матом, — пришли, одели маски, вошли к Понайотову, приказали прапорщику отвалить и открыть только тогда, когда они скажут…

— И что дальше?

— А дальше ничего! Около часа пробыли там, потом ушли оттуда…

— А твой подопечный?

— Готовится ко сну, как сказал дежурный, мать его… Богородица, — майор едва не рассмеялся от бессилия.

— Ничего не понимаю… Дайте мне, Сергей Иванович, минут пять: я позвоню Дорохину и сразу доложу вам, почему они не выполнили свою работу…

— Надеюсь, причина окажется достаточно уважительной… — угрожающе заметил Баринов.

Он бросил трубку на аппарат и настроился на долгое ожидание, однако как ни странно, а капитан отзвонился буквально через несколько минут:

— Это я, Сергей Иванович, — его голос звучал явно виновато и сконфуженно.

— Ну?

— Мы с вами не учли человеческий фактор…

— Какой ещё, к чёрту, капитан, человеческий фактор? — вспылил старший Кум.

— Афганский синдром…

— Причём здесь афганский синдром?

— Все, кто побывал в Афганистане, считают себя братьями и в любой ситуации встают на защиту друг друга, — спокойно пояснил капитан, потом вздохнул. — Сейчас я такого наслышался от Василия, что, честно говоря, даже мне стало стыдно… Так что, извините, товарищ майор, но ваше приказание выполнить не могу: готов на любое взыскание с вашей стороны, — официальным тоном проговорил Подсевалов.

— Дурак ты, капитан! — беззлобно бросил Баринов. — Какое на хрен здесь может быть взыскание? Это же был не приказ по службе, а просьба о дружеской услуге… — примирительно пояснил он: не хватало, чтобы об этом узнал ещё кто-то. — Не получилось и не надо, не переживай: все нормально, привет жене и детям!

— Спасибо, Сергей Иванович, — совсем растерялся тот, потом добавил невпопад: — И вам того же… — и положил трубку.

— Ну ты и жук, гражданин Понайотов, — Баринов громко рассмеялся. — «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл…», — потом снова взял трубку и набрал номер.

— Будалов на проводе, — отозвался капитан.

— Здорово, дружище! — весело проговорил майор, с трудом сдерживая смех. — Это Баринов беспокоит.

— И тебе не хворать! — насторожённо ответил. — Есть народная примета, которая гласит: «Беспричинное веселье не к добру!» Я прав, Серёжа?

— Как никогда! Слушай, давай оттянемся по-взрослому, как ты смотришь на это?

— А не поздно?

— Поздно для чего? — усмехнулся майор.

— Только в смысле времени суток, — не поддержал его игры Будалов.

— С каких это пор одиннадцать часов вечера стало для тебя вдруг поздно? Или мама не отпустит? — съехидничал Баринов. — А может быть я тебе планы какие-нибудь ломаю? Свидание там или ещё чего?

— Никаких планов не было… — обречено возразил капитан и тут же предложил: — В «Поплавке»?

— Так в том же месте, в тот же час! — неожиданно пропел Баринов.

— Ох, не к добру, товарищ майор, не к добру ты веселишься! Чует моё сердце, что ты специально хочешь напоить меня, чтобы не слишком по мозгам садануло то, во что ты меня хочешь посвятить… Угадал?

— Вскрытие покажет… — хмыкнул Баринов.

— Хорошо, через сорок минут буду за нашим столиком у эстрады, — со вздохом проговорил Будалов.

Тем не менее несмотря на то, что сам назначил время, к удивлению Баринова, капитан опоздал более, чем полчаса. Остановившись с виноватой улыбкой перед их столиком, где сидел майор, Будалов смущённо объяснил:

— Извини, Сергей Иванович, перед самым выходом из кабинета дежурный по городу вызвал к себе. Ну, думаю, все: снова какое-нибудь убийство и меня пошлют латать дыру. Попытался даже отговориться, мол, родственники ждут, мама плохо себя чувствует: ни в какую… К счастью, пришла ориентировка на бежавшего с сыктывкарской зоны зэка, прописанного в Омской области. Пока довёл информацию, пока то да се… Короче, это тебе, Серёжа, чтобы не держал на меня зла за опоздание, — капитан протянул Баринову коллекционную бутылку французского коньяка.

Ни слова не говоря, майор недовольно поморщился, но взял всё-таки подарок, внимательно исследовал этикетку, после чего примирительно кивнул:

— Ладно, будем считать, что ты отбоярился за то, что мне пришлось скучать здесь в одиночестве, — потом улыбнулся и подмигнул. — Садись, выпей штрафную!

— Дай хотя бы закусить немного: с утра маковой росинки во рту не было! — в подтверждение своих слов Будалов взял из тарелки кусочек колбаски, положил на хлеб и принялся жадно жевать, запивая соком.

— Жуй, пока наливаю! — согласился Баринов, взял фужер для вина, наполнил его до краёв водкой и пододвинул капитану. — Валяй, догоняй меня: залпом!

Будалов быстро дожевал, картинно вздохнул, словно его заставляют совершить нечто-то непосильное, взял фужер.

— Смерти моей хочешь? — обречено кивнул он. — Смотри, тебе же хуже будет!

— Отчего хуже-то?

— Свалюсь и тебе придётся на себе тащить пьяного капитана! — ответил тот.

— Ничего, как-нибудь… если что, твоих коллег вызову: он тебя быстренько оформят в тёплое местечко!

— В камеру, что ли?

— В вытрезвитель, Коленька, в вытрезвитель! — рассмеялся Баринов.

— Ничего себе тёплое местечко нашёл! Ладно, хотя бы там меня поймут ребятишки, — сказал он и единым залпом опрокинул обжигающую жидкость себе в рот, потом смачно крякнул, демонстративно вытерся рукавом пиджака и только после этого с улыбкой отметив, — хороша, чертяка! — закусил кусочком солёного огурчика.

— А ты могешь! — заметил Баринов:

— Не могешь, а могешь! — весело подмигнул капитан: невооружённым глазом было заметно, что его глаза мгновенно осоловели.

— Ты закусывай, приятель, а то действительно быстро с копыт соскользнёшь, — посоветовал майор.

— Кто, я? Да я поллитровку могу залпом в себя влить и буду, как стёклышко! — заверил он.

— Ага, остекленевший! — язвительно подхватил майор. — Не-а, поллитровку не хочу! Но по второй, чтобы пуля не пролетела между первой и второй, выпьем, — он снова взял бутылку «смирновской», разлил на этот раз по рюмкам и предложил: — Давай выпьем за то, чтобы наши желания совпадали с нашими возможностями! Как тебе мой тост?

— Очень хороший! — согласился Будалов. — Главное, многозначительный, особенно, для нас, не так ли! — он чокнулся с Бариновым, выпил, привычно крякнул, но на этот раз закусывать не стал, неожиданно спросил, глядя в глаза собеседнику: — Что, Серёжа, все так плохо?

— Плохо? — удивился майор, тоже выпил, не спеша поставил рюмку на стол, закусил долькой лимона и только потом спросил: — О чём ты?

— О нашем подопечном…

— А что ему сделается? — Баринов ехидно скривил губы. — С ним все в полном порядке…

— Как в порядке? — не понял Будалов. — Это что значит, твои хвалёные гладиаторы не справились с порученным делом или я что-то не понимаю?

— Не захотели справляться! — возразил майор.

— Как это не захотели?

— А так, не захотели и все тут! Братскую солидарность проявили, мать их… — чуть не выругался Баринов.

— О какой братской солидарности ты говоришь? Кто-то из гладиаторов оказался братом Понайотова? — у капитана было такое ехидное лицо, словно он подумал, что старший Кум над ним подтрунивает, а потому даже спросил: — А-а, понял: это ты так шутишь?

— Какие в нашем деле могут быть шутки? — всерьёз возразил Баринов. — Кто-то из «весёлых ребят» узнал нашего подопечного по Афганистану… А разве ты не слышал, как эти гребаные афганцы помешаны на фронтовой дружбе?

Да, слышал… — досадливо бросил капитан. — И уже не раз с этим сталкивался по службе… Прикинь, едем как-то на вызов в этот вот самый ресторан, приезжаем, а здесь трое афганцев молотят местных криминальных авторитетов… А у тех, мало что у каждого, по ножичку в руках, да ещё их едва ли не втрое больше! Афганцы все в крови, а стоят, опираясь на спины друг друга, и не падают, словно они все ещё там в Афганистане и продолжают воевать со своими смертельными врагами… Дошло до того, что криминальный авторитет, увидев нас, принялся умолять: «Начальник, останови этих бешеных, а то мне придётся валить их, а Мотя-ручник ещё никогда „по мокрому“ не ходил и ходить совсем не хочет: я Вор, а не мокрушник!»

— И что?

— А ничего, выдали и тем, и другим по пятнадцать суток, и «Гуляй, Вася!»

— И что же мы будем делать с нашим подопечным? — вернулся Баринов к их сакраментальной теме.

— Знаешь, есть хорошая народная мудрость: «Не получается крыть матом, давай крыть патом!»

— Ты, Коля, уверен, что это народная мудрость? — засомневался Баринов.

— Не уверен… — мотнул головой капитан, — Может, это я сам придумал…

— И как перевести твою «народную» мудрость на нормальный человеческий язык?

— Не можем сломать его физически, сломаем морально, — пояснил Будалов, разлил водку и предложил: — Давай выпьем за твой тост, но немного его переиначим: выпьем за то, чтобы наши возможности совпадали с нашими желаниями!

— Не понял, в чём разница, но давай! — согласился майор.

Выпили. Закусили.

— И что ты предлагаешь? — спросил Баринов.

— Ну, во-первых, придумать возможность сообщить ему о самоубийстве невесты….

— Его невеста наложила на себя руки? — нахмурился Баринов. — Вот не везёт бедолаге, — искренне посочувствовал он. — И как это произошло?

— Повесилась…

— А ты-то как узнал об этом?

Судьба! — капитан картинно вздел глаза кверху, потом не выдержал и рассмеялся. — Шучу! Прикинь, в моё дежурство звонок: труп по такому-то адресу… Выезжаю: самоубийство! Казалось бы… все понятно, ан нет, перед тем как повеситься, девушка была изнасилована…

— И тебе поручили заняться этим расследованием?

— Вот именно!

— Удалось отыскать насильника?

— Какое там… — капитан махнул рукой. — Эта припадочная дурочка…

— Про мёртвых или хорошо или никак! — недовольно оборвал его Баринов.

— Ты прав, конечно… — моментально согласился Будалов. — Короче, самоубийца тщательно себя вымыла, оделась в подвенечное платье и в петлю… А отпечатков своих насильник не оставил… Попытался я и так и этак столкнуть дело с мёртвой точки — ни в какую! Пришлось дело отправить в архив. Но во время следствия я и выяснил, что у неё именно с нашим подопечным и был назначен день свадьбы…

— Ничего себе: судьба у парня! — с огорчением вздохнул майор. — Мало того, что сам загремел за решётку, так ещё и невесту изнасиловали, но и этого мало: она ещё и ушла из жизни… И как символично: в подвенечном платье, словно со смертью обручилась… — майор покачал головой. — А наш парень что, не знает о том, что произошло с его невестой?

— Откуда? Мы его накануне арестовали на прямо месте происшествия, ограбления, то есть… — капитан как-то странно посмотрел на Баринова.

— И что, никто ему не сообщил?

А кому сообщать-то? Сам он — сирота, а родители девушки в таком шоке от того, что произошло… Им, конечно же, не до него… Представляешь, каково им было узнать и увидеть свою единственную дочь болтающейся на верёвке?

— Да, зрелище не для слабонервных… — со вздохом жалости согласился майор, после чего, немного подумав, нерешительно предложил своему приятелю: — Послушай, Серёжа, а может, достаточно с него?

— Пожалел? — укоризненно заметил Будалов и тут же неожиданно спросил: — А ты знаешь, что он вовсе и не хотел этой свадьбы? — капитану хотелось так очернить Серафима, чтобы его приятель сам разочаровался в нём и захотел принять активное участие в задуманном.

— Как это не хотел? — не понял Баринов. — Тебе-то это откуда известно?

— А ты не забыл, что именно я расследовал оба дела: и его невесты и его самого, а? — недовольно напомнил капитан.

— И что?

— А то! Этот подонок, который так неожиданно вызвал твоё сочувствие, сам и навёл насильника на свою невесту, чтобы потом предъявить ей измену и расторгнуть помолвку!

— Ничего не понимаю: если это так, то почему ты говоришь, что дело об изнасиловании пришлось отправить в архив, если насильник тебе известен? — удивился Баринов.

— В том-то все и дело, Серёжа, что выяснить имя насильника не удалось…

— Не понимаю, но откуда тебе известно, что Понайотов и натравил насильника на свою невесту? — не унимался майор.

Господи, Серёжа, какой же ты дотошный! — недовольно пробурчал себе под нос Будалов: он понял, что несколько заигрался в придуманных обвинениях и теперь искал разумный выход из тупика, в который сам себя и загнал, и вдруг вспомнил одну народную истину: «Повинную голову меч не сечёт!» — Если честно, Серёжа, то по моей вине случилось так, что человека, который слышал, как Понайотов пытался найти насильника для своей невесты, я не сразу вызвал к себе на допрос… — он виновато скривил губы. — Промедлил, как говорится…

— И что случилось с этим свидетелем? — догадливо спросил Баринов.

— Поехал на рыбалку и утонул по пьяни… — на ходу придумал Будалов.

— Или ему помогли утонуть? — предположил майор.

— Это тоже подверглось проверке в первую очередь, но… вместе с утопленником находилось трое его приятелей, которые в один голос утверждали, что рядом с ним никого не было: они пили, и никто из них, кроме несчастного, никуда не отлучался… А тот отошёл, как они сказали, «до ветру», и они о нём просто забыли, а через полчаса вспомнили, стали кричать, звать его… И когда не услышали от него никакого ответа, забеспокоились, пошли искать и обнаружили на берегу…

— На берегу?

— Ноги с опущенными штанами на берегу, а голова в воде… Видно, пописать хотел, да поскользнулся и упал головой в воду… — капитан нагромоздил столько подробностей в этой вымышленной им самим истории, что, казалось, сам в неё поверил. — Был пьяный и тут же захлебнулся…

Да-а, — протянул Баринов. — Не повезло тебе: мог раскрыть дело, а пришлось сдать в архив… — и снова собрал в кучу морщины на лбу. — Одного я в толк не возьму: если они назначили день свадьбы, то почему он, ни с того, ни с сего, решил отделаться от своей невесты, да ещё столь жестоким способом?

— Ему стало известно, что она забеременела, — не моргнув глазом, сочинил капитан очередную мерзость. — А парень молодой, ему учиться хотелось, да и погулять ещё хотелось… А здесь пелёнки-меленки…

— Так вот он какой, оказывается, гусь! Такую мразь, действительно, гнобить нужно! Ишь, белым и пушистым прикидывается!

Баринов не на шутку разозлился на того, кто столько раз окунул его — майора советской армии! — и в грязь лицом! Но ещё больше злился на себя за то, что выразил сочувствие такому подонку!

— И что ты предлагаешь?

— Например, сделать так, что бы этот ублюдок срок получил по максимуму! Но сначала нужно придумать, как… — капитан задумался, не без усилий наморщил лоб. — Например, можно ему нужного нам адвоката подставить, чтобы тот направил его мысли в нужное нам русло… — предложил он.

— А можно на другую статью раскрутить! — тут же воскликнул Баринов.

— Как это?

— Пока не знаю: думать нужно!

— Вот именно: думать!

Будалов явно повеселел, довольный тем, что ему удалось так легко исправить допущенную оплошность во время своих фантазий о Серафиме.

— Что нужно делать всегда! — заметил майор.

Эт-то точно! — подмигнул Будалов. — Послушай, Серёжа, дружбан мой, а чего это мы все о грустном, да о грустном? — скривился он. — Не пора ли начать веселиться? Кстати, нет желания по бабам пройтись?

— Проституток снять, что ли?

— Зачем проституток, в нашей копилке имеются и «честные давалки»! — хитро прищурился капитан…