Близость

Нью-Йорк. Двенадцать лет спустя

Было три часа дня.

Двадцать минут назад Мери вернулась из школы и более-менее дружелюбно препиралась с маленьким Джо, который, несмотря на двухлетнюю разницу в возрасте и не столь крепкое сложение, не уступал сестре в упрямстве.

Оба лежали на животах на полу в гостиной, разглядывая картинки в книге, подаренной Джо тетей Луизой на пятый день рождения в прошлом ноябре. Это была история маленького утенка, боявшегося, что ему не позволят идти на пикник. Конечно, книжка была слишком детской для столь закаленной в уличных боях и школьных проблемах второклассницы, как Мери, но картинки оказались очень занимательными, и к тому же Мери не удалось прочитать эту книгу в свои дошкольные годы.

— Переверни страницу, — велела она. — Я хочу посмотреть на локомотив.

Но малыш засмотрелся на изображение утенка, игравшего на лугу. Мечтательный по натуре, совсем как отец, он обычно все делал медленно, чем неизменно раздражал Мери, унаследовавшую темперамент и нетерпеливость матери и приходившую в ярость, если что-то было не по ней.

— Ну же, — подстегивала она, — ты всегда читаешь целый час одну страницу!

Еще через десять секунд девочка окончательно вышла из себя и была готова затеять ссору. Она начала переворачивать страницу, но малыш обеими ручонками уперся в книгу, пытаясь остановить сестру.

— Нет!

Последовала короткая молчаливая схватка, в которой девочка придавила брата к земле, пытаясь вырвать книгу.

Вскоре должны были раздаться крики, но вмешался отец, сидевший в кресле у окна.

— Дети, — тихо, но строго предупредил он, — не ссорьтесь.

Мери, которая никогда не сдавалась легко, нахмурившись, повернулась к нему.

— Па, он вечно копается! Почему я должна ждать всю ночь?

— Чья это книга, милая?

В невинном вопросе отца звучали одновременно предостережение и наставление. Мери отвернулась, признавая вину.

— Все равно он копуша, — мятежно пробормотала она.

В этот момент из кухни появилась мать, словно внутренним радаром уловившая какой-то беспорядок.

— Опять вы ссоритесь?

Мери, взглянув на отца, предпочла дипломатический курс действий.

— Нет, мама, Я читала книжку Джо.

Скептическая улыбка тронула губы матери.

— Вот и хорошо. Постарайся продолжать в том же духе. Скоро вернется Мег.

В этот момент зазвонил телефон. Отец поднял трубку под любопытными взглядами детей.

— Лазарус, — сказал он.

Последовала долгая пауза. Дети вернулись к прерванному занятию. Отец наблюдал за ними, казалось, вовсе не интересуясь тем, что говорит звонивший.

— Приеду утром, — наконец сказал он. — Не может ли это подождать до завтра?

И после еще одной паузы добавил:

— Тогда решайте сами. Полагаюсь на ваше суждение.

Он повесил трубку и, слегка улыбаясь, посмотрел на детей. Они теперь уже спокойно переворачивали страницы книги, хотя он подозревал, что такое внезапное перемирие, скорее всего, напускное, специально для того, чтобы доказать ему свое послушание.

Не успел он снова начать читать, как послышался стук входной двери, и в комнате появилась Мег с розовыми от холода щеками. На пальто и шарфе еще не успел растаять снег.

— Вот это мне нравится, — фыркнула она при виде мирной сцены в гостиной. — Хорошенький прием!

Младшие словно по команде взметнулись с пола, хотя, по правде говоря, Мег переняла эту обличающую речь у отца, произнесшего ее несколько лет назад, и присвоила себе. С тех пор она стала семейной шуткой и фамильным ритуалом. Теперь, когда Мег поступила в высшую школу, она часто пропадала на репетициях и концертах — у нее было неплохое сопрано, и девочку приняли в Манхэттенский детский хор, который собирался три раза в неделю. Поэтому она никогда не приходила домой в определенные часы. Мег крайне серьезно относилась к своим обязанностям, и никому не позволяла забывать, как усердно она трудится.

Она могла не волноваться. Младшие дети глядели на нее, как на богиню. Живой ум и остроумие в сочетании с раскованной брызжущей энергией женственностью, делали ее их героиней. Малыши по одному ее слову немедленно бросали все занятия и выполняли любое желание Мег. Она была заводилой и лидером во всех играх, и стоило ей появиться в доме, как атмосфера мгновенно насыщалась электричеством.

— Ну так что, — продолжала она, бросив пальто и шарф на стул и встав на колени, чтобы заглянуть в книгу через плечо Джо.

— В конце концов, попадет Даги на пикник или нет? Я должна знать.

Мег осторожно потянула за тощую косичку Мери. Она по-матерински трогательно относилась к младшим детям. Отец, наблюдавший за ней, ощутил неожиданный комок в горле при виде такого неосознанного стремления защитить. Именно Мег пекла имбирные пряники, печенье с ореховым маслом, жарила кукурузу. Именно Мег водила их на каток в парк зимой и в зоопарк летом. Именно Мег находила особое удовольствие в том, чтобы знать все их детские беды и печали и помогать, чем возможно, словно малыши могли отдалиться от нее, забыть, если она будет принимать меньше участия в их жизни.

Отец и мать считали, что все это происходит только потому, что Мег — их сводная сестра. Будь она им родной, возможно, попросту не обращала бы внимания на малышей. Каким-то образом непохожесть Мег придавала ей нечто экзотическое, служила цементом, скреплявшим всю семью.

Но на пороге кухни уже стояла мать, глядя на детей и мужа.

— Родная, — объявила она, — выбирай.

— О-й-й, — вздохнула Мег, поднимая глаза, — так я и знала.

— Можешь либо помочь этим двоим месить тесто для пряника, либо отправляться убирать комнату.

— Пряник, — поспешно решила Мег.

— Я так и думала, — улыбнулась мать, хотя во взгляде явно сквозило раздражение. Неряшливость девочки была постоянным источником конфликтов между ними. С самого раннего детства Мег была слишком поглощена планами на будущее, чтобы обращать внимание на груды игрушек, книг и кукол, разбросанные по всей комнате. С годами проблема все увеличивалась, поскольку пузырьки и коробочки с косметикой, тетради, одежда и молодежные журналы вносили свою долю беспорядка. Комната выглядела гнездом странной птицы, выстланным принадлежностями женского туалета.

Вот и прекрасно, — кивнула мать. — Но запомни, ты отделалась только до пяти. Я хочу, чтобы ты развесила всю одежду и ничего не оставила на полу, прежде чем спустишься к обеду.

— Мама, но у меня много уроков, — запротестовала Мег.

— У нас у всех работа, — напомнила мать. — Но это не означает, что мы должны жить как дикари.

Мег вскочила и подошла к отцу.

— Па, опять она меня достает, — пожаловалась девочка, но ничего не успела добавить — младшие дети ринулись вперед и навалились на отца — еще один семейный ритуал — куча мала каждый раз, когда кто-нибудь один пытался завладеть его вниманием.

— Ой, — вскрикнул тот с притворной гримасой, — неужели у вас троих нет никакого уважения к раненым? Я ведь старый ветеран, сами знаете.

Он давно привык подшучивать над своим ранением в живот, хотя полностью игнорировать его не мог. Пуля задела жизненно важные органы и едва не убила его. Доктора признали его безнадежным, сообщив семье, что больной не выживет. Джордан пробыл в больнице два месяца и перенес несколько операций.

Конечно, с тех пор он давно поправился и даже начал заниматься спортом. Но всегда использовал старую рану как предлог, чтобы, как сегодня, не поехать в офис и побыть с детьми. В неизбежном конфликте между работой и семьей Джордан выбрал последнее еще до того, как родились младшие дети. Теперь он предоставлял администраторам большую свободу действий, и хотя его слава и известность были уже не такими, как прежде, Джордан предпочитал такую жизнь. Теперь он вспоминал о старой ране, только когда хотел получить преимущество в семейных спорах. Детям сказали, что с отцом произошел несчастный случай на охоте сразу после женитьбы на матери. Иногда, желая подразнить мать, отец объявлял, что это она ранила его в живот после ссоры, и с тех пор он всегда старается держать оружие подальше от нее.

Младшие дети, получив свою долю поцелуев, вернулись к книге. Мег продолжала сидеть на коленях отца, наслаждаясь минутой передышки. Она была слишком занята собственной деятельной жизнью, чтобы заметить, что привычка сидеть у него на коленях была забыта еще два года назад.

— Папа, заставь ее понять. У меня уроки. Не могу же я всюду успеть. Кроме того, это моя комната.

— Ага, — улыбнулся отец. — Подростковые войны из-за захваченных территорий. Придется, видно, ввести специально для тебя новые правила.

— Почему бы не начать сейчас? — осведомилась Мег.

Отец вздохнул.

— Беда с вами, двумя, — заметил он, — в том, что вы слишком похожи. Вам слова не скажи.

— Па-а-п, — умоляюще протянула Мег.

Он перевел взгляд с дочери на жену, все еще стоявшую в дверях кухни и не сводящую с них глаз. Джордан никогда не уставал сравнивать их лица, такие разные и в то же время одинаково освещенные внутренним сиянием. Их случайные ссоры и пререкания были просто внешним знаком невидимой связи, которая, возможно, делала их ближе друг к другу, чем к кому бы то ни было.

Глаза Джордана и Лесли встретились. Хотя это Мег стояла на пороге девичества, Лесли по-прежнему выглядела юной и свежей. Стройная фигура и прекрасные волосы делали ее вечно юной. Лесли опять была беременна, но от этого становилась только привлекательнее. В следующем июле она снова подарит ему ребенка. Дети пока еще ничего не знали.

Джордан и Лесли решили сохранить это в тайне еще несколько дней.

— Папа!

Джордан снова взглянул на Мег, восхищаясь ее способностью хамелеона менять внешность в зависимости от настроения. Рыжеватые волосы казались сейчас каштановыми, сине-зеленые глаза потемнели, став почти фиолетовыми, веснушки мерцали на молочно-белой коже в полуденном свете, придавая ей женственно-деликатный вид.

Мег чуть пошевелилась, устраиваясь поудобнее. Он не спускал глаз со старшей дочери, поражаясь ее сложной сути. Ее лицо, словно магическое зеркало, отражало в каждой своей грани женщин, занимавших место в его сердце. Одна из них стояла сейчас в дверях кухни, с гордостью улыбаясь при виде старшей дочери, хотя отец подозревал, что следующая размолвка не за горами.

Другая лежала на старом кладбище, храбро пройдя по недолгой бурной жизни, словно вынесла тяжкий крестовый поход, перед тем как пожертвовать всем ради дочери.

Третья была похоронена в Пенсильвании, давно забытая миром, трубившим славу ее брату, но все еще говорившая с ним тихим, прерывающимся голосом, и правду этих слов Джордан никогда не забудет.

«Ты слишком долго забывал о себе, Джорджи, найди себя ради меня…»

Он так и не нарисовал картину, о которой мечтала Мег, хотя его родной город, как и другие города страны, носил следы его кисти, кисти гения. Джордан займет свое место на холстах истории, пусть не вечное. Но он давно уже перестал заботиться о месте в истории.

Джордан Лазарус еще раз оглядел семью. Ленивое течение дня, прерываемое случайным звонком или неизбежными потасовками детей, было тем самым подобием рая, о котором он раньше боялся мечтать. Джордан многим жертвовал ради этого, но никогда ни о чем не жалел.

И сейчас он внезапно подумал, что если бы сестра видела его жену и детей, то могла бы сказать, что именно это стало его величайшим достижением, которым она может гордиться.

«Будь счастлив…»

С этой мыслью Джордан вновь перевел взгляд с девочки на Лесли. Казалось, вся его жизнь, от детских грез до последней отчаянной борьбы, держится на невидимой нити между двумя дорогими лицами.

«Время, — подумал он со вздохом, — жестокая любовница, которая может использовать желания мужчины, чтобы завести его далеко от самого себя и заставить умереть в разлуке с собственной душой. Но капризная богиня в конце концов пожалела Джордана и привела его домой».

Дети снова стали ссориться.

— Папа! — позвала Мери с пола.

— Папа, — пробормотала Мег, глядя ему в глаза со странной нежностью.

И Джордан взглянул на Лесли, губы которой молча шевелились, произнося волшебное слово.