Блондинка в озере

3

Альтаир-стрит тянулась по краю глубокого каньона, расширяющегося у залива. К северу до мыса Малибу голубела прохладная водная гладь. Южнее на крутом берегу ленился над прибрежным шоссе пляжный городок Бей-Сити. Улица оказалась маленькой, всего три-четыре квартала, и кончалась тупиком — высоким железным забором, отгораживающим чье-то большое поместье. Сквозь прутья с позолоченными пиками виднелись деревья, кусты, край лужайки, кусок подъездного пути, но сам особняк был скрыт. На противоположной от каньона стороне улицы выстроились большие, ухоженные дома, а те, что раскинулись по краю обрыва, были так себе. Вблизи железного забора стояли всего два бунгало, почти точно одно против другого. На том, что поменьше, висел номер 623.

Я проехал мимо, сделал разворот у тупика, вернулся и заглушил машину чуть дальше, у соседнего участка. Дом Лавери жался ласточкиным гнездом к склону обрыва: парадная дверь немного ниже уровня улицы, патио на крыше, спальня в полуподвальном этаже, а гараж свисал вниз, как сетка бильярдной лузы. По фронтальной стене дома вилась темно-красная бугенвиллия, а дорожку, выложенную из плоских камней, окаймлял корейский мох. Дверь была узкая, решетчатая, с острыми зубцами полукругом вверху. Под решеткой висел железный дверной молоток. Я постучал.

Никто не ответил. Тогда я надавил кнопку звонка сбоку двери, услышал, как близко в доме зазвенело, и подождал: опять ничего. Пришлось снова взяться за молоток. Безрезультатно. Я вернулся по дорожке к улице, спустился к гаражу, и мне удалось чуточку приоткрыть дверь. Там стояла машина с белыми колесами. Я снова пошел к передней двери.

Из гаража на противоположной стороне улицы выполз задом аккуратный черный «кадиллак», развернулся и, проезжая мимо дома Лавери, замедлял ход. Худощавый человек в черных очках строго оглядел меня, словно н не имел никаких прав торчать тут. Я ответил ему холодным взглядом, и он покатил дальше.

Подойдя к двери, я снова взялся за молоток. На этот раз повезло. Окошечко в двери распахнулось, и сквозь прутья решетки на меня уставилось красивое лицо с блестящими карими глазами:

— Черт, ну и грохот!

— Мистер Лавери?

Он кивнул и спросил, что мне нужно. Я просунул сквозь решетку визитную карточку. Большая загорелая рука забрала ее. Через секунду карие глаза вонзились в меня снова.

— Пардон, но сегодня мне сыщики не требуются.

— Я работаю на Дераса Кингсли.

— К чертям и вас, и его, — сказал он и захлопнул окошко.

Надавив на звонок, я свободной рукой достал сигарету, чиркнул спичкой о косяк, но тут дверь распахнулась, и из нее вышел здоровенный парень в плавках, пляжных тапочках и белом махровом халате.

Я убрал палец с кнопки и ухмыльнулся:

— Ну что, не выдержали?

— Позвони еще раз, — сказал он, — и полетишь кувырком через всю улицу.

— Бросьте глупить, — сказал я. — Ясно же, что нам не избежать разговора.

Я вынул из кармана бело-голубую телеграмму и поднес к его блестящим глазам. Он угрюмо пробежал текст, закусил губу и проворчал:

— Проходите, черт вас дери.

С этими словами Лавери широко распахнул дверь, и я прошел в приятный полумрак гостиной с дорогим китайским ковром абрикосового цвета, глубокими креслами, белыми цилиндрическими плафонами ламп, длинным, очень широким диваном под мохеровым пледом бежево-шоколадных тонов и камином с резной доской светлого дерева и медным экраном. В камине за экраном лежали дрова, прикрытые большой веткой толокнянки. Ее соцветия уже местами пожухли, но были все еще красивы. На стеклянной столешнице низкого круглого столика из орехового дерева стояло медное ведерко для льда, и на подносе бутылка «Ват 69» и бокалы. Комната тянулась через весь дом и кончалась аркой, за которой виднелись три узких окна и белые перила ведущем вниз железной лестницы.

Лавери хлопнул дверью и сел на диван. Потом вынул из чеканной серебряной папиросницы сигарету, прикурил и раздраженно уставился на меня. Я сел напротив и тоже принялся его рассматривать. Снимок не наврал — парень был действительно хорош. Потрясающий торс, роскошные ноги. Кофейные с сероватыми белками глаза. Волосы длинные, слегка вьющиеся на висках. Кожа загорелая, абсолютно гладкая. Призовой бык, и только — на мой взгляд, во всяком случае. Хотя понять, почему женщины вешались ему на шею, было нетрудно.

— К чему скрывать, где она? — спросил я. — В конце концов, мы так или иначе узнаем. А скажете сами, от вас быстрей отстанут.

— Отстанут? Так я и испугался какого-то частного шпика!

— Зря. Частный шпик может попортить нервы кому угодно. Народ мы упорный, к оскорблениям привычный. Да и платят нам за время, так что не все ли равно, как его проводить?

— Послушайте! — Он наклонился вперед и ткнул в мою сторону сигаретой. — Вашу телеграмму я посмотрел. Чушь собачья! Ни в какой Эль-Пасо я с Кристл не ездил. А в последний раз мы виделись… в общем, задолго до той даты, что стоит на бланке. Кингсли я уже говорил — ничего я о ней не знаю.

— Он не обязан вам верить.

— А какой мне смысл врать? — удивился Лавери.

— А какой смысл говорить правду?

— Послушайте, — сказал он с серьезным видом, — вы, видно, совсем не знаете Кристл. На Кингсли ей плевать. А если ему не по душе ее поведение, пусть ищет себе другую. Меня просто тошнит от этих ревнивых мужей.

— Если вы не ездили с ней даже до Эль-Пасо, с какой стати она дала эту телеграмму? — спросил я.

— Откуда мне знать?

— Не убедительно, — сказал я и показал на ветку толокнянки. — Сорвали у Оленьего озерца?

— Тут на склонах полно толокнянки, — бросил он презрительно.

— Но цветет она совсем не так.

Он рассмеялся:

— Если уж вам так хочется знать, я был у нее во второй половине мая. Все равно пронюхаете. Но с тех пор вообще не видел.

— Вы собираетесь на ней жениться?

— Подумывал. — Он пустил струйку дыма. — У нее есть деньги. А деньги никогда не мешают. Но уж больно тяжело они бы мне доставались.

Я кивнул, но промолчал. Лавери снова посмотрел на ветку толокнянки в камине, пыхнул сигаретой и откинулся назад, демонстрируя крепкую загорелую шею. Я все еще молчал. Почувствовав себя неуютно, он стал разглядывать мою визитную карточку.

— Значит, нанимаетесь копаться в чужом белье? И хорошо платят.

— Хвастать нечем. Доллар тут, доллар там. Кое-что перепадает.

— И все в дерьме?

— Бросьте, мистер Лавери. Зачем нам ссориться? Просто Кингсли считает, что вы знаете, где его жена, но не хотите сказать. То ли по злобе, то ли из чувства такта.

— А какие чувства он бы предпочел? — Губы на красивом загорелом лице насмешливо изогнулись.

— Ему один черт. Главное — получить информацию. Его не волнуют ни ваши с ней отношения, ни поездки, ни даже развод. Он просто хочет быть уверенным, что у нее все в порядке и она не влипла в передрягу.

Лавери заинтересовался:

— В передрягу? В какую передрягу? — Он катал это слово во рту, словно пробуя на вкус.

— А то вы не знаете, что он имел в виду.

— Не знаю. Расскажите, — попросил он с сарказмом. — Буду счастлив просветиться.

— С вами каши не сваришь, — сказал я. — Хлебом не корми — дай похохмить, а о деле ни слова. Мы правда не собираемся таскать вас по судам за то, что вы умыкнули ее за границу.

— Какие в черту суды? Сначала надо доказать, что я вообще уезжал.

— Чего же она отправила телеграмму? — гнул я свое. Мне показалось, что я уже много раз повторял эти слова.

— Вероятно, шутка. Она без этого не может. А все шутки у нее или глупые или злые.

— А тут-то зачем шутить? Ни вижу логики.

Он осторожно стряхнул пепел на стеклянный столик, метнул в меня взгляд и тут же отвел глаза в сторону.

— Я ее обманул, — медленно произнес он. — Вот она и мстит. Должен был приехать на выходные, но не приехал. Она… она мне надоела.

— Угу, — буркнул я и спокойно уставился на него, — но мне больше нравится другой вариант, вы отправились с ней в Эль-Пасо, там поругались и разъехались. Согласны, что так оно правдоподобнее?

Его загорелое лицо побагровело:

— Черт вас подери! Сколько раз повторять, что никуда я с ней не ездил. Никуда! Неужели трудно запомнить?

— Запомню, когда поверю.

Он наклонился и затушил сигарету. Потом не спеша, без усилия встал, туго затянул пояс халата и сделал шаг в мою сторону.

— Все, — сказал он четким звенящим голосом. — Теперь вон отсюда! Уматывайте! Мне этот дурацкий допрос надоел. Только отнимаете у меня время. И у себя, если оно хоть чего-то стоит.

Я тоже встал и ухмыльнулся.

— Стоит оно не много, но мне все же платят. А не могло, к примеру, случиться, что вы нарвались на неприятности в каком-нибудь универмаге? Скажем, в трикотажном или ювелирном отделе?

Нахмурив брови и плотно сжав губы, Лавери внимательно посмотрел на меня.

— Не понимаю, — сказал он, но по голосу чувствовалось, что он задумался.

— Вот и все, что мне хотелось узнать, — сказал я. — Спасибо за внимание. Кстати, где вы устроились после того, как ушли от Кингсли?

— А вам какое дело?

— Никакого. Но это легко выяснить, — ответил я и двинулся к двери, но ушел недалеко.

— В настоящее время я не работаю, — заговорил он холодно. Со дня на день жду призыва во флот.

— Там вам самое место, — сказал я.

— Точно! Прощай, топтун. И не вздумай являться снова. Меня не будет дома.

Я подошел к выходу и толкнул дверь. Внизу у порога ее заклинило — разбухла от морской влаги. Справившись с ней, я обернулся. Он стоял, сузив глаза, едва сдерживая ярость.

— Может быть, я приду еще, — сказал я. — Но не обмениваться остротами. Если что-то раскопаю, придется поговорить.

— Все еще уверен, что я вру? — взорвался он.

— Вас явно что-то тревожит. Мне пришлось повидать людей, и я редко ошибаюсь. Может быть, это меня не касается. Но если касается, у вас будет случай выгнать меня снова.

— С удовольствием, — сказал он. — Только в следующий раз захватите с собой приятеля, чтобы было кому отвезти домой. Бывает, хлопаешься задницей, а отшибает прямо в крышу.

Меня покоробило. С него слетело все показное, и внезапно оскалило зубы мурло. Так коробит, когда интеллигентная на вид женщина вдруг начинает говорить непристойности.

— Прощай, красавчик, — бросил я и взялся за дверь. Пришлось поднажать, чтобы она закрылась. Я выбрался по дорожке на улицу и остановился на тротуаре, рассматривая дом напротив.