Боберман-стюдебеккер

Глава пятнадцатая

И у Георгина талант отыскался!..

…И еще какой! Из-за этого таланта отец смотрел телевизор в наушниках, а бабуля все-таки уехала погостить к другим своим дочерям и внукам. Явил свой талант стюдебеккер неожиданно, но сразу во всем блеске.

Жить он в прихожей, естественно, не желал. С большим трудом его удавалось вытолкать туда на ночь, днем же он терся в комнатах, затаиваясь под диванами, стульями, выскакивая неожиданно прямо под ноги с таким искусством, что все Вовкино семейство кувыркалось через него, будто клоуны в цирке.

Как подсчитала мама, с той поры как в доме появился Георгин, в семье перебили посуды больше, чем за всю предыдущую жизнь. Даже если вести счет с рождения бабушки. Однако, это был не главный талант бобермана.

Георгин с большим интересом присматривался к телевизору. Особенно его волновали музыкальные передачи. Не однажды мама вскакивала, держась за сердце, когда Георгин вставал передними лапами на спинку ее кресла и взвизгивал прямо ей в ухо.

Но это были еще цветочки. Исторический момент грянул неожиданно, как стихийное бедствие.

Шел какой-то концерт. Ведущая в длинном черном платье с блестками процокала каблучками.

— Алябьев. «Соловей», — объявила она.

Певица в белых кружевах сложила руки лодочкой, точно собралась нырнуть со сцены в зрительный зал.

— Ах, люблю… — сказал отец, устраиваясь поудобнее на диване.

Вовка тоже поднял голову от тетрадей — теперь он, чтобы избавиться от Георгина — ну, скажем, чтобы не выводить его по вечерам, — учил уроки. Бабушка и мама тоже приготовились слушать.

Никто не видел, как за креслом, взволнованный оркестровым вступлением, поднялся Георгин.

— Со-о! Ло-о! Вей! Моой! Со-о-ло-о-вей! — по складам пропела певица.

И боберман вдруг вместе с оркестром грянул гнусавым баритоном:

— Вац, вау-у-у-у…

— Гооолосистый, соооловей! — продолжала певица.

— Ай! Ай! Ай! — поддержал ее боберман. И не успели Вовка, бабушка и родители ахнуть, как он невыразимо и противно затянул вместе с певицей:

— Ты вау-вау куда-ваууу, куда, ав-ав… летишь… Где уууу всю ночку… рррррр… пропоешь…

— Замолчи! — страшным голосом заорал отец.

Но боберман уже ничего не видел и не слышал вокруг.

— Соловей мой, соловей! — выкрикивала певица и, удивительно точно выводя мелодию, стодебеккер заскакал по комнате, роняя стулья и грозя опрокинуть телевизор.

— Прекрати! — вопили все.

Но остановить пение Георгина удалось нескоро, даже после того, как выключили телевизор.

С этого вечера мертвая тишина воцарилась в Вовкиной квартире. Стоило включить радио или телевизор, как боберман тут же усаживался напротив приемника и ждал, когда начнут транслировать музыку. Он пел с хором мальчиков, с Государственной филармонией, солировал со звездами эстрады, подпевал духовым оркестрам и отдельным виртуозам-исполнителям.

Со временем он насобачился точно вести мелодию и только что не выговаривал слова. Но к этому времени отец заявил, что он на грани помешательства или самоубийства.

Спасли семью наушники. Теперь телепередачи смотрели в полном молчании, заткнув уши черными ватрушками аппаратов.

Боберман, видя изображение без звука, изнывал от тоски, и всю свою ненависть обращал на наушники. Если после просмотра передачи их забывали запереть в шкафу, стюдебеккер моментально разгрызал ненавистное радиоприспособление.

Ярость бобермана была так страшна, что от него пришлось прятать и телефон — он грыз трубку!

— Скоро нам придется выучить азбуку глухонемых! — мрачно предсказала мама.

А отец добавил:

— Может, его в консерваторию отдать? Нет, серьезно! Пусть инструменты сторожит. Или там сторожа не требуются? Все-таки от этого чуда природы хоть какая-то польза будет.