Боевая тревога

СЕРДЦЕ МАТЕРИ

Стояло жаркое лето, как в Каракумах. И ветры дули сухие, с юго-востокa, приносили с собой не влагу, которую ждала земля и все живое на ней, а зной и пыль. Почти два месяца не капнуло с неба. Пожелтела трава на буграх, на лугу высохли бочажины и мелкие озерки. Обмелела речка, вода отступила от берега и оголила песчаные белые отмели. Под мостом, на одном таком островке, обнажился стабилизатор большой авиационной бомбы. Ржавчина проела дырки, ее обвили зеленые водоросли. Бомба стояла, будто глубоко вбитая свая…

Обезвредить бомбу приехали вместе с лейтенантом Васильцевым ефрейторы Куприянчик, Леманис и еще двое солдат. Мост был на ремонте, машины все шли в объезд, поэтому и дорогу не надо было перекрывать. Осмотрели под мостом и около моста, нет ли еще такой бомбы, присели на берегу.

– Не повезло нам, – сказал Куприянчик. – Воскресенье сегодня, а тут эта бомба…

День был тихий, знойный, гудели оводы, стрекотали кузнечики, стоял густой запах клетзера и свежих сосновых бревен – их недавно привезли для ремонта моста. На лугу, возле озерка с берегами, поросшими высокой травой, паслись стреноженные лошади. Около табуна бегали мальчишки.

Васильцев прилег в тени под ольхой. Хотелось спать. Вчера вернулся из командировки в полночь, уставший, с головной болью. Больше месяца путешествовал по селам и поселкам, искал и взрывал мины и снаряды, оставшиеся с войны. Думал сегодня отдохнуть, но не тут-то было, пришлось ехать сюда, на берег этой речки.

Утром Васильцев успел поговорить с матерью по телефону. Жаловалась, что к ней подолгу не приезжают. А еще – что болела голова, пила калиновую настойку, помогло. Под конец разговора спросила: «Володя, сынок, говорят, ты бомбы ищешь?» Он успокоил: «Нет, мама, нет». Она, кажется, поверила…

Куприянчик собрался выкупаться. Раздевался и ворчал – не мог никак смириться с тем, что сорвано увольнение в город.

А Васильцев думал о своем. Все матери одинаковы. Все боятся за сыновей: не поднимайся высоко, даже по земле ходи осторожно. Недавно лейтенанту Белому мать письмо прислала. Просит, чтобы отговорил младшего брата идти в летное училище. «Он же так высоко будет летать и так быстро…» Все одинаковы, все. А кому-то ведь надо и ввысь взлетать, и под водой находиться неделями, и обезвреживать вот такие бомбы.

Куприянчик разделся, вошел в воду. Вылез на островке, присел возле бомбы. Торчит, страшилище! Сколько их, необнаруженных, сидит еще в земле! И правда, почему она не взорвалась, когда ее бросили? Раздвинул водоросли на бомбе. Возле пластины стабилизатора притаился лягушонок. Забрался каким-то образом и сидит, как в теремке, моргает пучеглазыми гляделками. «Брысь, – согнал он лягушонка, – а то в космос взлетишь».

К мосту подбежали два мальчика, те, что пасли лошадей, они были в зеленых шапках-буденовках с большими красными звездочками. В руках шашки, выструганные из ивовых палок, с веревочными темляками на концах. Лихие конники! Даже шпоры были на кедах – белые проволочные дужки.

– А ну-ка, пошли отсюда! – крикнул на них Куприянчик.

– Мы посидим на берегу, посмотрим.

– Что тут смотреть? Цирк идите смотреть.

– А зачем вы приехали?

– Раков ловить. Есть еще вопросы?

– Раков? – улыбнулся мальчишка с облезлым носом и сдвинул свой шлем на затылок. – Раки все здесь подохли.

– Шагом марш отсюда! – прикрикнул еще строже Куприянчик. – Кому сказано?

Мальчишки встали. Подошел Леманис, снял с одного из них буденовку, примерил.

– Сами шили, – похвалились мальчики.

– Молодцы, – сказал Леманис. – Только, ребята, все же уходите отсюда. Запрещено. Ясно?

– Ясно. А что делать будете?

– Слышали такое – «военная тайна»? То-то ж! Вон лошади ваши в посев залезли, – показал Леманис на белый клин гречихи, куда в самом деле забрался конь.

Мальчишки взмахнули шашками и с гиком понеслись по лугу.

– Мы красные! Ура!

Васильцев вылез из речки, лег на траву. На солнце вода блестела так, что резало глаза. В затоне, затканном ряской, белели водяные лилии. Порой там плескалась рыба. Было хорошо, приятная расслабленность охватила все тело. Лежать бы так весь день и глядеть в небо. А тут эта бомба! Васильцев прикинул глазом расстояние от моста до бомбы: метра три. Можно поднять бомбу на веревках и потом опустить на автомашину-Бомбу вытащили, возились с ней часа два. Осталось отвезти подальше от дороги и подорвать. Лейтенант огляделся вокруг. Самое удобное место в низине, возле высокого бугра. Туда и дорога ровная – мягкая щетка скошенного луга.

-Товарищ лейтенант, – сказал Леманис, – бомбу повезу я. А то все вы и вы.

– Ты пойдешь в оцепление. И все остальные. Понял, Леманис?

Солнце уже не жарило так нещадно, как прежде, лучи его смягчились, оно пошло вниз, подернутое прозрачными, как стрекозьи крылышки, облачками. От речки, которая уже не так поблескивала, повеяло холодком.

В кузов насыпали гравия, положили на гравии бомбу. Васильцев еще раз предупредил:

– Смотрите ж, никого не пропустите.

Лейтенант сел на крыло автомашины, закурил. Сидел и смотрел на мальчишек, все еще игравших в войну: они бегали, падали, «стреляли»: ды-ды-ды-тыр-р-р… Затоптал окурок, сел за руль и повел машину потихоньку, стараясь не думать о бомбе. Где-то в душе все время шевелилось противно-назойливо: «А вдруг грохнет?» Всем существом чувствовал ее холодную близость. «Сынок, говорят, ты бомбы ищешь?» – вспомнил он сегодняшний разговор с матерью. «Ищу, вот и эту нашел…»

Подъехал к бугру, спустился в ложбинку, выключил мотор. Позвал Леманиса и Куприянчика. Бомбу сняли с автомашины и положили на траву. Рыжая от ржавчины, облепленная водорослями, она походила на причудливое волосатое существо.

– Бомба и отважный сапер, – сказал ефрейтор Леманис и поставил ногу на бомбу. – Ах, жаль, нет фотографа!

Куприянчик и Васильцев засмеялись.

– Все по местам, – приказал лейтенант, сам взялся за взрывчатку.

Наконец все готово. Осталось только зажечь шнур и убить эту спящую смерть. Васильцев щелкнул зажигалкой, поднес ее к концу шнура. Зеленоватый дымок пополз к бомбе. Васильцев выбежал из ложбинки и прыгнул в канаву.

Эти минуты перед взрывом всегда проходят в напряженно-тяжелом ожидании. Так солдаты ждут сигнала атаки: затаенно и с подсознательным желанием оттянуть время хотя бы на полсекунды, перед тем как подняться с земли и закричать «ура».

И вдруг произошло нечто странное: послышалось «ура» и топот лошадей. Лейтенант вскочил. Сюда от речки мчались на конях два мальчика в буденовках.

– Ура-а! – кричали они и размахивали своими шашками.

– Стой! – бросился наперерез Васильцев.

А они мчались, пригнувшись к лошадиным гривам. Мальчишек еще больше распалило это неожиданное препятствие.

– Там бомба!

Не остановились. Не услышали и не поняли. А может, подумали, что лейтенант тоже включился в их игру.

Васильцев рванулся к бомбе. Бежал впереди лошадей. Топот их точно бил по голове. Спиной чувствовал теплое конское дыхание. Десять, пять, три шага осталось… Зеленоватый дымок почти подобрался к запалу. Васильцев успел еще сделать шаг, успел схватиться за шнур… Детонатор щелкнул в воздухе…

Какая же тишина стояла вокруг! От нее звенело в ушах. Кони, промчавшиеся мимо, будто летели в воздухе – стука их копыт он не слышал.

Тяжело дыша, подбежал Куприянчик. На нем лица не было. Это он не углядел, как проскочили сюда мальчишки…

Васильцев сел на траву и долго глядел вслед коням. На фоне багрового неба кони тоже были багровыми. Вот они обогнули кустарник и скрылись.

Лейтенант лег. Земля была теплая – нагрелась за длинный июльский день. Остынет она не скоро. Даже в полночь, если пройти босиком, почувствуешь ее теплоту…

Вечером Васильцев, приехав в город, пошел на почту и заказал разговор с матерью. Сидел и нетерпеливо ждал вызова. Ему надо сказать матери очень многое, успокоить ее. Ведь все беды материнское сердце предвещает заранее. Вот и сегодня утром она, почувствовав возможную беду, подала свой голос, предупредила, чтобы был осторожным.

Все скажет он матери, все добрые сыновьи чувства выскажет в этом телефонном разговоре. И непременно приедет к ней хотя бы на день, отпросится у начальства…