***

В сумятице и шуме предковой памяти, которые я могу вызвать по своему желанию, возникает нечто, похожее на упорядоченные рисунки. Они похожи на звуки чужого языка, который мне хорошо понятен. Тревожные сигналы сообществ, готовящие их к нападению или защите, для меня подобны громким словам команд. Я вижу, как люди угрожают невинным, вижу, как опасно бунтует беспомощная молодежь. Необъяснимые звуки, видения и запахи возрождают ощущения, о существовании которых вы давно успели забыть. Когда вы встревожены, на ум приходят лишь слова родного языка — речь чужих языков превращается в набор странных и чуждых звуков. Вы требуете свой привычный костюм, ибо краски чужих одеяний кажутся вам враждебными и угрожающими. Это есть отрицательная обратная связь на ее первобытном уровне. Это воспоминания ваших клеток.

(Похищенные записки)

Рядовые Говорящие Рыбы, несшие пажескую службу У портала Зала Аудиенций, вели к Лето Дуро Нунепи, посла Тлейлаксу. Время его аудиенции еще не наступило, его доставили рано, изменив объявленный порядок, однако посол держал себя спокойно, изобразив на лице лишь легкое недовольство.

Лето молча ждал его приближения, вытянувшись на возвышении, установленном в дальнем конце зала. В памяти Императора всплыло древнее воспоминание — глазок перископа подводной лодки, осматривающий поверхность вод. Таков был и Нунепи — гордое, словно высеченное из кремня, лицо человека, Прошедшего все положенные ступени бюрократической лестницы Тлейлаксу. Не будучи сам Танцующим Лицом, он рассматривал этих людей, как воду по которой очень удобно плыть к назначенной цели, и надо было быть настоящим лоцманом, чтобы пристроиться в кильватер такому человеку. Нунепи был тем зловещим персонажем, который оставил свой кровавый след в происшествии у моста через реку Айдахо.

Несмотря на ранний час, Нунепи был в полном посольском облачении — широкие черные брюки, черные ботинки с золотым рантом, яркая красная куртка, открывающая поросшую волосами грудь, на которой красовался золотой тлейлаксианский гребень, украшенный бриллиантами.

Остановившись в положенных десяти шагах от тележки, Нунепи окинул взглядом выстроившихся у стены Говорящих Рыб. В серых глазах Нунепи мелькнула насмешливая искорка, когда он посмотрел на своего Бога-Императора и слегка поклонился.

Вошел Дункан Айдахо с зачехленным лазерным ружьем у бедра и остановился возле нахмуренного лица Лето.

Появление Айдахо не слишком понравилось послу, он принялся внимательно изучать начальника гвардии.

— Я нахожу Лицеделов особенно ненавистными, — произнес Лето.

— Я — не Лицедел, господин, — произнес Нунепи низким, хорошо поставленным голосом, в котором все же угадывалась некоторая растерянность.

— Но ты представляешь их, а это уже является предметом моего раздражения, — сказал Лето.

Нунепи ожидал открытого выражения враждебности, но Лето отбросил дипломатические условности, и посла потрясло то, что Император прямо упомянул то, что сам Нунепи считал необоримой силой Тлейлаксу.

— Господин, сохраняя плоть исходного Дункана Айдахо и снабжая вас гхолами, мы предполагали, что…

— Дункан! — воскликнул Лето.. — Если я прикажу, Дункан, поведешь ли ты экспедицию уничтожить Тлейлаксу?

— С радостью, мой господин.

— Даже если это будет означать потерю исходных клеток и уничтожение чанов с аксолотлями?

— Эти чаны — не самое приятное воспоминание в моей жизни, а те клетки — это давно уже не я.

— Господин, чем мы оскорбили вас? — спросил Нунепи.

Лето нахмурился. Неужели этот глупец всерьез думает, что сейчас Бог-Император заговорит о недавнем нападении Танцующих Лицом?

— До меня дошли сведения о том, что ваши люди распространяют сплетни о том, что вы называете «отвратительными сексуальными привычками».

Нунепи был изумлен до глубины души. Обвинение было лживым до абсурда, он не ожидал этого. Но Нунепи отчетливо понимал, что вздумай он все отрицать, ему все равно никто не поверит, ибо так сказал сам Бог-Император. То была атака с непредсказуемым исходом, произведенная в неведомом для посла измерении. Нунепи заговорил, глядя на Айдахо:

— Господин, если мы…

— Смотри мне в глаза! — приказал Лето. Нунепи торопливо повиновался.

— Могу сказать тебе в первый и последний раз, — продолжал Лето, — что у меня вообще нет сексуальных привычек. Никаких.

На лбу Нунепи выступила холодная испарина. Он смотрел на Императора с выражением загнанного в угол животного. Когда посол заговорил, в его голосе не осталось и следов от былой звучности.

— Господин, я… Это какое-то недоразумение, ошибка…

— Замолкни, тлейлаксианский проныра! — взревел Лето. — Я — метамерный переносчик священного червя — Шаи-Хулуда! Я — твой Бог!

— Прости нас, Господи! — прошептал Нунепи.

— Простить вас? — голос Лето был на этот раз исполнен участливого понимания. — Конечно, я прощу вас. Это Функция вашего Бога. Ваше преступление прощено. Однако ваша глупость требует ответных мер.

— Господин, если бы я только мог…

— Молчать! Партия Пряности должна была отправиться на Тлейлаксу в эту декаду. Вы не получите ничего. Что касается тебя лично, то сейчас мои Говорящие Рыбы отведут тебя на площадь.

В зал вошли две дюжие женщины в форме гвардейцев и взяли Нунепи под руки, ожидая указаний Императора.

— На площади, — сказал Лето, — вы снимете с него одежду и дадите ему пятьдесят ударов плетью.

Нунепи попытался вырваться из мертвой хватки Говорящих Рыб, его лицо исказилось от ярости.

— Господин, я хочу напомнить вам, что я полномочный посол…

— Ты — обычный преступник и как таковой будешь наказан. — Лето дал знак гвардейцам и они потащили посла к выходу.

— Жаль, что тебя не убили, — орал потерявший голову Нунепи, — жаль, что…

— Кто? — спросил Лето. — Кто должен был меня убить? Разве ты не знаешь, что меня нельзя убить?

Гвардейцы потащили посла к выходу, но он продолжал кричать: «Я невиновен! Я невиновен!» Крики постепенно стихли.

Дункан склонился к Лето.

— Что такое, Дункан? — спросил Император.

— Мой господин, все послы будут очень напуганы.

— Да, я преподам им урок ответственности за свои действия.

— Мой господин!

— Участие в заговоре, равно как и армейская служба, освобождает людей от чувства личной ответственности.

— Но это может привести к ненужным осложнениям, мой господин. Лучше я распоряжусь об усилении охраны.

— Об этом не может быть и речи!

— Но вы позвали меня…

— Как небольшой образчик военной глупости.

— Мой господин, я не…

— Дункан, подумай о невежестве Нунепи. Он — квинтэссенция моего урока.

— Простите мою тупость, господин, но я не понимаю сути ваших слов о военных.

— Они думают, что, рискуя жизнью, приобретают право применять любое насилие к врагам, которых сами же и выбирают. Это ментальность завоевателей. Нунепи думает, что не отвечает за любые действия против чужих.

Айдахо посмотрел на дверь, через которую стражницы вывели Нунепи.

— Он очень старался, но проиграл, мой господин.

— Но при этом он освободил себя от уз прошлого и отказался платить за это.

— В глазах своего народа он является патриотом.

— А кем он является в собственных глазах? Орудием истории.

Айдахо понизил голос и придвинулся еще ближе к Лето.

— Насколько вы отличаетесь от нас, господин?

Лето усмехнулся.

— Ах, Дункан, как я люблю твою восприимчивость. Ты заметил, что я сделан из совершенно другого теста. Неужели ты уверен, что я не способен проигрывать?

— Такая мысль действительно приходила мне в голову.

— Только неудачники могут прятать свою гордыню под покров «великого прошлого», мой старый друг.

— Вы с Нунепи похожи в этом отношении?

— Воинствующие миссионерские религии разделяют эту иллюзию «гордого прошлого», но лишь немногие понимают конечную опасность этого взгляда для человечества в целом — опасность ощущения собственной свободы от ответственности за свои действия.

— Какие странные слова, мой господин. Как мне следует понимать их смысл?

— Смысл заключается в том, что тебе говорят. Ты не способен слушать?

— У меня есть уши, мой господин.

— Неужели? Что-то я их не вижу.

— Вот они, мой господин. Вот и вот? — Айдахо коснулся рукой поочередно обоих своих ушей.

— Но они же ничего не слышат. Следовательно, у тебя нет ушей — ни здесь, ни здесь.

— Вы смеетесь надо мной, мой господин.

— Слышать — значит слышать. То, что существует, не может быть сделано заново, поскольку оно уже существует. Быть — значит быть.

— Ваши странные слова…

— Суть не более чем слова. Я их произнес. Они прозвучали и их больше нет. Их никто не услышал, следовательно, они уже не существуют. Если же они не существуют их можно произнести снова, тогда, может быть, их кто-нибудь услышит.

— Зачем вы делаете из меня шута, мой господин?

— Я ничего не делаю с тобой, кроме того, что произношу слова. Я говорю их без всякого риска оскорбить тебя, ибо убедился, что ты лишен ушей.

— Я не понимаю вас, мой господин.

— Начало всякого познания — это открытие факта, что ты чего-то не понимаешь.

Айдахо не успел ничего ответить, так как Император подал знак одной из женщин, и та взмахнула рукой перед хрустальным экраном за помостом, на котором возлежал Лето. На ровной поверхности появилось трехмерное изображение площади, где должны были наказать Нунепи.

Айдахо отступил к центру зала и внимательно вгляделся в изображение. В середине площади возвышался помост, на котором были установлены треугольные металлические козлы; к ним был привязан раздетый донага посол. Его одежда лежала рядом. Говорящая Рыба могучего телосложения в маске взмахнула длинной плетью с несколькими тонкими концами. Айдахо узнал в ней одну из женщин, которые встречали его на Арракисе.

По сигналу офицера Говорящая Рыба нанесла первый удар по обнаженной спине.

Айдахо вздрогнул. Толпа затаила дыхание. В том месте, где кончики плети коснулись спины, появились багровые полосы. Нунепи молчал.

На его спину вновь опустилась плеть; при втором ударе из полос появилась кровь.

Плеть опустилась еще раз, на этот раз кровь потекла тонкими струйками.

Лето ощутил печаль. Наша слишком старательна, подумал он. Она убьет его, а это создаст проблемы. — Дункан! — позвал Лето.

Айдахо стряхнул с себя наваждение, оторвался от изображения и постарался забыть яростный крик толпы, который она испустила после особенно кровавого удара плетью.

— Пошли кого-нибудь прекратить порку после двадцатого удара, — приказал Лето. — Пусть объявят, что Император оказался настолько великодушен, что решил смягчить наказание.

Айдахо поднял руку и сделал знак одной из Говорящих Рыб. Женщина кивнула и выбежала из зала.

— Подойди ко мне, Дункан, — сказал Лето.

Ожидая нового подвоха, Айдахо вернулся к ложу Императора.

— Все мои действия, — сказал Лето, — это уроки, которые следует усваивать.

Айдахо боролся с желанием оглянуться и досмотреть сцену наказания Нунепи. Что это за звук? Стоны посла, заглушаемые ревом толпы? Эти крики пронзали душу Айдахо. Он посмотрел Лето прямо в глаза.

— У тебя на уме какой-то вопрос, — сказал Лето.

— Много вопросов, мой господин.

— Говори.

— Какой урок заключается в наказании этого глупца? Что мы скажем, когда нас начнут спрашивать об этом?

— Мы скажем, что никому не позволено хулить Бога-Императора.

— Это кровавый урок, мой господин.

— Он не такой кровавый, как некоторые уроки, преподанные в свое время мне.

Айдахо недовольно покачал головой.

— Из этого не выйдет ничего хорошего.

— Это очень точное замечание!

Загрузка...