Бог-Император Дюны

***

Первый взрыв раздался, когда темнота опустилась на Онн. Этим взрывом убило несколько гуляк, отправившихся на вечеринку, где (как было обещано) Танцующие Лицом должны были показать древнюю пьесу о короле, убившем своих детей. После драматических событий первых четырех дней Празднеств некоторые граждане потеряли бдительность и снова начали появляться на улицах, перестав прятаться в относительной безопасности своих жилищ. Слухи о ранениях и смертях случайных прохожих начали циркулировать по городу как предупреждение и призыв к осторожности.

Погибшие и пострадавшие вряд ли оценили бы замечание Лето о том, что случайные прохожие оказались слишком близко от центра взрыва.

Обостренные чувства Лето позволили ему точно и быстро определить место взрыва. Император пришел в ярость и отдал приказ, о котором потом долго жалел. Он велел Говорящим Рыбам «истребить Танцующих Лицом — даже тех, кто был им ранее помилован».

Сама вспышка ярости буквально зачаровала Лето. Прошло так много времени с тех пор, как он последний раз ощущал нечто похожее на небольшом гнев. Его отрицательные реакции ограничивались растерянностью и раздражением. Но теперь, когда опасность угрожала Хви Нори, — он испытал наконец ярость!

По зрелом размышлении он решил изменить жестокий приказ, но это случилось не прежде, чем Говорящие Рыбы покинули подземелье, преисполненные яростью своего Бога.

— Бог разгневан! — кричали некоторые из них.

Второй взрыв задел некоторых Говорящих Рыб, появившихся на площади, Лето отменил свой последний приказ, чем спровоцировал еще большее насилие. Третий взрыв, раздавшийся невдалеке от места первого, заставил Лето непосредственно принять участие в событиях. Он привел в движение свою тележку, на лифте поднялся на поверхность и, словно потерявший разум берсерк, ворвался в битву.

На площади царил хаос, освещаемый тысячами прожекторов, запущенных в небо Говорящими Рыбами. Центральная часть площади была разворочена, нетронутым осталось только металлопластиковое покрытие, по которому были разметаны обломки стен, убитые и раненые.

У стен иксианского посольства развернулось настоящее сражение.

— Где мой Дункан? — проревел Лето.

К нему подбежала башар гвардии и, едва переводя Дыхание, доложила, что Дункан доставлен в Цитадель.

— Что здесь происходит? — спросил Лето, указывая на побоище у посольства.

— Мятежники и тлейлаксианцы атакуют иксианское посольство. У них полно взрывчатки.

Башар не успела закончить фразу, как перед развороченным фасадом посольства прогремел еще один взрыв. Вихрь оранжевого, в черных точках пламени взметнул в воздух извивающиеся тела.

Не думая о последствиях, Лето убрал колеса, включил подвеску и стремительно перелетел через площадь, Обрушившись на ряды атакующих. Этот полет был похож на полет бегемота с огнями у морды. Перелетев через своих, Лето обрушился на фланг нападавших, чувствуя, как по его телу бьют лучи лазерных ружей.

Тележка столкнулась с мягкой человеческой плотью, сокрушая тела врагов.

Тележка вынесла Императора к стене посольства. Ровная поверхность закончилась, подвеска чиркнула по бугристому булыжнику. Лето чувствовал, как его ребристое тело щекочут лазерные лучи. Внутреннее тепло, преобразованное в кислород, извергалось из хвоста. Инстинктивно Лето спрятал лицо в складку кожи Червя, то же самое он сделал с руками. Тело его взметнулось над тележкой, выгнулось огромной дугой и принялось крушить нападавших.

По мостовой потекла кровь. Для тела Лето кровь была водой, смертельно опасной водой, но что поделаешь — смерть освобождает воду. Извивающееся и разящее тело скользило по этой кровавой воде, проникая в поры кожи из песчаных форелей и причиняя Лето невыносимые мучения. Эти страдания еще больше увеличивали ярость, и огромное тело разило противника с еще большей силой.

Когда Лето нанес первый удар, Говорящие Рыбы отступили по периметру схватки, поняв, какое преимущество они получили. Башар закричала, покрывая шум битвы:

— Добивать оставшихся!

Говорящие Рыбы бросились вперед.

В течение нескольких минут перед стенами иксианского посольства разыгрывалась кровавая драма — сверкали клинки, плясали во тьме дуги лазерных лучей, видны были руки и ноги, ударявшие живые, корчившиеся в предсмертных судорогах тела. Говорящие Рыбы не брали пленных.

Лето неистово вращался всем телом в кровавой каше перед входом в посольство, едва ли осознавая боль, которую причиняла ему вода. Воздух вокруг него был насыщен кислородом, и это сохраняло его человеческие чувства. Он мысленно подозвал к себе тележку, осторожно потрогал поврежденную подвеску и аккуратно перенес свое тело на тележку, мысленно отдав ей приказ медленно двигаться назад, в подземелье.

Очень давно он приготовился к такому повороту событий, создав в подземелье специальную чистку — помещение, в котором создавалась высокая температура, и сухой перегретый воздух очищал поверхность тела Червя от избытка влаги. Можно было заменить это помещение обычным песком, но в Онне не было столько песка.

Уже находясь в лифте, он послал приказ немедленно доставить к нему Хви.

Если она осталась жива.

У него не было времени испытывать свои способности, сейчас его тело — тело червя и человека — нуждалось лишь в очищающем жаре.

Уже находясь в чистке, он вспомнил о своем измененном приказе: «Сохраните жизнь некоторым Танцующим Лицом!» Но к этому времени разъяренные Говорящие Рыбы уже действовали разрозненными группами по всему городу и у Лето не было сил оповестить о новом приказе всех сражающихся.

Как только Лето вышел из чистки, к нему прибыла капитан гвардии, сообщившая, что Хви получила лишь легкое ранение и будет доставлена в подземелье как только командир на месте сочтет это возможным и разумным.

Лето на месте произвел капитана в суббашары. Женщина отличалась мощным телосложением Наилы, но лицо ее было помягче — более округлое и соответствующее старинным понятиям о женственности. Дрожа от такой милости Бога, женщина с благоговением выслушала повеление проследить, чтобы ничего не случилось с Хви, повернулась кругом и бросилась исполнять приказ.

Я даже не спросил ее имени, подумал Лето, перекатываясь на новую тележку в углублении малого Аудиенц-зала. Потребовалось несколько мгновений, чтобы припомнить имя женщины, произведенной в суббашары — Киеуэмо. Надо подтвердить производство. Он записал на диктофон это напоминание, чтобы позже сделать это лично. Все Говорящие Рыбы должны знать, как высоко ценит он Хви Нори. После сегодняшней ночи в этом, правда, и без того не будет никаких сомнений.

Слишком многие видели, что я сам убивал, подумал он.

Ожидая прибытия Хви, Лето обдумал происшедшее. Атака была проведена не по типичным правилам тлейлаксианской стратегии, но нападение на дороге вполне вписывалось в эти новые правила. Все указывало на то что его хотят убить.

Я вполне мог погибнуть в этой свалке. Здесь крылось объяснение того, что он не предвидел нападения, но было в этом и еще одно, более глубокое соображение. Из многочисленных догадок складывалась ясная картина происходящего. Кто лучше всех знал Бога-Императора? Кто знал, как следует плести заговор? Малки!

Лето вызвал охранницу и велел ей узнать, покинула ли уже Антеак Арракис. Через несколько секунд охранница вернулась.

— Антеак все еще находится в своих апартаментах, — доложила Говорящая Рыба. — Командиры с мест докладывают, что тот квартал не подвергался атакам.

— Спросите Антеак, — сказал Лето, — понимает ли она теперь, почему я определил им такое неудобное место для проживания — вдалеке от своей резиденции? Скажите ей, чтобы во время своего пребывания на Иксе она разыскала Малки и установила его местопребывание. Потом пусть она сообщит об этом начальнице местного гарнизона.

— Малки, бывший иксианский посол?

— Он самый. Его нельзя оставлять в живых или на свободе. Вам надлежит известить командира тамошнего гарнизона, чтобы она установила самую тесную связь с Антеак и оказывала ей всякую потребную помощь. Малки должен быть взят иод стражу и доставлен сюда, ко мне, или казнен — это на усмотрение командира.

Охранница кивнула, по ее липу пробежала тень. Женщина не стала просить повторить приказ. Все охранницы обладали способностью прочно запоминать сказанное с первою раза. Они могли слово в слово, сохранил даже интонации, повторить все, что они услышат от своего Бога-Императора.

Когда женщина ушла, Лето послал запрос, и через Секунду ему ответила Наила. Иксианский аппарат выхолащивал живые интонации, и до слуха Лето доходил лишь металлический, лишенный всякого выражения голос.

Да, Сиона в Цитадели. Нет, Сиона не входила и контакт с мятежниками. «Нет, она даже не знает, что а данный момент я наблюдаю за ней». Нападение на посольство? Его осуществила раскольническая группировка «Союз с Тлейлаксу».

Мысленно Лето облегченно вздохнул. Всегда эти революционеры дают своим группам столь претенциозные названия.

— Кто-нибудь из них остался в живых?

— Судя по всему, нет.

Металлический голос был лишен всякого выражения, и Лето всегда удивлялся своей способности внутренне восполнять этот механический пробел.

— Ты свяжешься с Сионой, — сказал он. — Откроешь ей, что ты — Говорящая Рыба. Скажешь, что не говорила этого раньше потому, что боялась утратить ее доверие и опасалась разоблачения, поскольку из всех Говорящих Рыб только ты одна была обязана хранить Сионе беспрекословную верность. Подтверди ей свою клятву. Поклянись ей всем, что для тебя свято, что будешь и дальше хранить ей верность и выполнять все ее распоряжения. Ты сделаешь все, что она тебе прикажет. Так оно и будет, ты и сама это хорошо знаешь.

— Слушаюсь, мой господин.

В ответе Лето без труда уловил фанатичную преданность. Она подчинится ему беспрекословно.

— Если это возможно, сделай так, чтобы Сиона и Дункан Айдахо остались на какое-то время наедине.

— Слушаюсь, мой господин.

Пусть тесное общение само сослужит свою службу, подумал Лето.

Он отключил связь и вызвал к себе командира подразделений, действовавших на площади. Башар прибыла немедленно — форма была покрыта грязью и пылью, на сапогах — запекшаяся кровь. Высокая, изящная женщина, с тонкой костью. Морщинки на лице придавали ее орлиному профилю выражение собственного достоинства. Лето припомнил ее воинскую кличку — Ийлио, что по-фрименски означает «зависимая». Он. однако, обратился к ней по материнскому имени — Найше, что означает «дочь Шан», что придаю их общению некоторую интимность.

— Садись на подушку, Найше, — заговорил Лето. — Ты на славу поработала.

— Благодарю вас, мой господин.

Она опустилась на красную подушку, на которой сидела и Хви. В углах рта женщины таилась усталость, но глаза оставались живыми и внимательными. Она приготовилась слушать.

— Обстановка в городе стала спокойной, — это был не вполне вопрос, но Лето явно ждал подтверждения своей оценки.

— Она спокойная, но в ней все равно нет ничего хорошего, — произнесла Найше.

Лето взглянул на кровь, в которой были испачканы сапоги башара.

— Что происходит на улице перед иксианским посольством?

— Она полностью очищена, мой господин. Там уже идут ремонтные работы.

— Что на площади?

— К утру она примет свой обычный вид.

Она продолжала твердо смотреть Лето в глаза. Оба понимали, что главная тема разговора еще не затронута. Однако Император заметил в глазах Найше сильный блеск.

Она гордится своим господином!

Найше впервые видела, что ее Император умеет убивать сам. Были посеяны семена страшной зависимости. Если нам будет угрожать опасность, то наш господин лично придет на помощь. Именно поэтому так блестели глаза Найше. Она не будет больше поступать независимо, теперь для принятия решений она всегда будет черпать силу У Бога-Императора и отвечать лишь за правильное использование этой силы. Крылатая смерть явится по первому ее зову.

Лето очень не нравился такой оборот деда, но делать было нечего, обратного хода нет. Исправить положение можно будет лишь медленно и постепенно.

— Где нападавшие ваяли лазерные ружья?

— С наших складов, мой господин. Охрана была заменена.

Заменена. Какой великолепный эвфемизм. Провинившиеся Говорящие Рыбы были арестованы и содержались в камерах до тех пор, пока не потребуются смертники для выполнения какого-либо чрезвычайного задания. Они умрут с радостью, искупая свой грех. Даже слух о том, что такие берсерки существуют, мог успокоить самые горячие головы.

— Проникли ли нападавшие в арсенал?

— Хитростью и с помощью взрывчатки. Охрана арсенала потеряла бдительность.

— Источник взрывчатки?

Найше устало пожала плечами.

Лето мог только согласиться с ней. Он понимал, что может установить источник, но какой в этом прок? Предприимчивые люди могли изготовить взрывчатку из самых разнообразных подручных средств — сахара, свинцовых белил, растительного масла, невинных удобрений, пластита, растворителей и обычной навозной жижи. Если учесть сообразительность, техническую подготовку и образованность, то этот список можно продолжить до бесконечности. Даже в таком обществе, которое он создал, — в обществе с ограниченной технологичностью, всегда найдутся люди, способные создать довольно совершенное малое оружие. Сама идея исключения такой опасности — это химера и пустой миф. Ключ к решению проблемы — это ограничение стремления к насилию. В этом отношении события нынешней ночи можно рассматривать как катастрофу.

Как много новой несправедливости, подумал он.

Найше, словно прочитав его мысли, тяжело вздохнула.

Это естественно, ибо с младых ногтей Говорящих Рыб учат всячески избегать несправедливости.

— Мы должны заняться поисками оставшихся в живых мирных жителей, — сказал он. — Проследи, чтобы им помогли всем, чем можно. Все должны понять, что вина целиком и полностью лежит на тлейлаксианцах.

Найше согласно кивнула. Она никогда не стала бы башаром, если бы не понимала смысла таких приказов. Она верила слепо. Если господин говорит, что виноваты тлейлаксианцы, значит, так оно и есть. В таком понимании была своя практичность. Она поняла, почему они не убили всех тлейлаксианцев.

Нельзя полностью избавляться от всех козлов отпущения.

— Надо отвлечь внимание, — сказал Лето. — Возможно, один из них уже у нас в руках. Я скажу вам об этом после встречи с госпожой Хви Нори.

— Иксианским послом? Разве она не…

— Она совершенно невиновна, — ответил он, не дав башару закончить фразу.

В глазах Найше светилась безграничная вера, этот пластичный материал мгновенно прекращал всякие размышления и зажигал глаза фанатичным огнем. Иногда Лето испытывал ужас от своей неограниченной власти. Даже Найше не была исключением.

— Я слышу, что госпожа Хви уже прибыла. Пригласишь ее ко мне, когда будешь выходить, — приказал Лето. — И вот что еще, Найше…

Башар, которая уже встала, застыла на месте, ожидая приказания.

— Сегодня я произвел Киеумо в суббашары, — сказал он. — Проследи, чтобы это производство было утверждено официально. Что касается тебя, то я очень доволен. Проси и получишь.

Он заметил, что эта ритуальная фраза пришлась очень по душе башару. Однако она ничем не выразила свою радость и сказала:

— Я испытаю Киеумо. Если она справится с моими обязанностями, то я хотела бы пойти в отпуск. Я очень давно, много лет, не была дома, на Салуса Секунду с.

— Можешь ехать в любое время по своему выбору.

Салуса Секундус, ну конечно же! — подумал он.

Когда женщина упомянула о своей родине, Лето сразу вспомнил, на кого она так похожа. В ней течет кровь Коррино, она напоминает Харка аль-Ада. Оказывается, мы с ней довольно близкие родственники.

— Мой господин очень великодушен, — сказала Найше.

Она покинула зал пружинистым шагом. В вестибюле раздался ее голос.

— Госпожа Хви, наш господин сейчас примет вас.

Вошла Хви, сначала на фоне сводчатого дверного проема возник ее силуэт, она нерешительно остановилась, потом, привыкнув к полумраку, шагнула вперед. Она шла к Лето, словно мотылек, который летит на свет свечи, окидывая взглядом его тело, ища на нем следы ран. Он знал, что никаких следов она не увидит, — он лишь чувствовал боль и небольшую дрожь.

Своим сверхъестественным зрением Лето увидел припухлость на правой ноге Хви, скрытую под платьем. Девушка остановилась перед углублением, в которой находилась тележка.

— Мне сказали, что ты ранена, Хви. Тебе больно?

— У меня под коленом резаная рана, мой господин. Небольшой осколок стены. Говорящие Рыбы смочили его каким-то лекарством, и боль утихла. Я очень боялась за тебя, мой господин.

— А я боялся за тебя, моя дорогая Хви.

— Я была в опасности только во время первого взрыва. Меня спрятали в подвале посольства.

Значит, она не видела моего неистовства. Как я благодарен за это Говорящим Рыбам.

— Я послал за тобой, чтобы просить у тебя прощения, — сказал он.

Она села на золотистую подушку.

Что я должна простить тебе, Лето? Нет никаких оснований…

— Меня проверили, Хви.

— Тебя?

— Нашлись люди, которые захотели проверить глубину моих чувств по отношению к тебе, они хотели узнать, что я сделаю для спасения Хви Нори.

Хви указала рукой наверх.

— Это… произошло из-за меня?

— Это произошло из-за нас.

— О… Но кто…

— Ты согласилась выйти за меня замуж, Хви, и я… — Он поднял руку, видя, что она хочет заговорить. — Антеак открыла то, что ты ей рассказала, но не это послужило причиной событий.

— Тогда кто…

— Это неважно, кто. Важно, чтобы ты все обдумала с самого начала. Я должен дать тебе возможность изменить свое решение.

Она печально опустила глаза. Как сладостны ее черты, подумал он. Только в своем воображении мог он прожить с Хви всю жизнь, как живут мужья со своими женами. В его памяти хватило бы воспоминаний для того, чтобы представить себе такую жизнь. Он мог представить себе радости узнавания, прикосновения, поцелуи, ласки, из которых рождается болезненная красота истинной любви. Эти представления причиняли ему боль намного более сильную, чем раны, полученные на площади.

Хви вздернула подбородок и посмотрела в глаза Лето. Он увидел в ее взгляде сострадание и стремление помочь ему.

— Как еще могу я служить тебе, мой господин?

Он напомнил себе, что она — человек, человек, которым он в полной мере больше не является. С каждой минутой эта разница становилась все больше и больше. В душе его поднялась сильная боль. Хви была неизбежной реальностью, такой земной и такой первобытной, что ее нельзя было выразить никакими словами. Душевная боль стала почти невыносимой.

— Я люблю тебя, Хви. Я люблю тебя так, как мужчина любит женщину… но между нами невозможна близость. Ее не будет никогда.

По ее щекам заструились слезы.

— Я должна уехать? Мне надо вернуться на Икс?

— Они станут мучить тебя, стараясь узнать причину, по которой провалились их планы.

Она видела мою боль, подумал он. Она знает всю тщетность усилий, она подавлена. Что же она станет делать? Она не солжет. Не скажет, что возвращает мне любовь, как женщина мужчине. Она понимает всю бесполезность наших отношений в земном смысле. Но она знает и свои чувства в отношении меня — сочувствие, благоговение, жажда познания, которая не знает страха.

— Тогда я остаюсь, — сказала она. — Мы будем извлекать из нашего общения ту радость, которая будет нам доступна. Это самое лучшее, что мы сможем сделать. Если для этого нам надо пожениться, то пусть будет так.

— В этом случае я должен поделиться с тобой теми знаниями, которыми я никогда и ни с кем не делился, — сказал он. — Я дам тебе такую власть над собой, которой…

— Не делай этого, господин! Вдруг кто-нибудь принудит меня…

— Отныне ты никогда не покинешь моего дома. Твоим домом станет это подземелье, Цитадель, потайные места в Сарьире.

— Пусть исполнится твоя воля.

Как открыто и спокойно принимает она свою судьбу.

Надо успокоить эту пульсирующую боль. Она угрожает ему и Золотому Пути.

Эти умные иксианцы!

Малки понимал, как обстоятельства вынуждают власть имущих постоянно подвергаться искушению сирен, как это нужно властителям для довольства собой.

Это постоянное осознание силы и власти, присутствующих в самом незначительном жесте.

Хви приняла его молчание за неуверенность.

— Мы поженимся, мой господин?

— Да.

Надо ли предпринять что-то в отношении тлейлаксианских россказней о…

— Не надо ничего предпринимать.

Она внимательно посмотрела на него, припомнив их предыдущий разговор. Сеется семя распада.

— Я боюсь, господин, что могу ослабить тебя, — сказала Хви.

— Значит, тебе надо найти способ сделать меня сильнее.

— Станешь ли ты сильнее, если мы немного уменьшим огонь веры в Бога Лето?

Лето подумал, что в этом высказывании было что-то от духа Малки. Именно такие замечания делали его особенно очаровательным. Мы никогда не сможем избавиться от того, чему нас научили в детстве.

— Твой вопрос требует ответа, — сказал Лето. — Многие будут поклоняться мне так, как задумал я. Многие же станут верить лжи.

— Господин… ты станешь просить меня лгать ради тебя?

— Конечно нет. Но могу попросить тебя хранить молчание тогда, когда тебе очень захочется говорить.

— Но если они будут поносить тебя?

— Ты не станешь протестовать.

По щекам Хви снова потекли слезы. Как хотелось Лето утереть их… но это была вода, смертельная для него вода.

— Все будет делаться именно так, — сказал Лето.

— Ты все объяснишь мне, господин?

— Когда меня не станет, они должны будут объявить меня Шайтаном, Императором геенны. Но колесо будет безостановочно катиться по Золотому Пути.

— Господин, но, может быть, гнев будет направлен не на меня одну? Я не…

— Нет! Иксианцы сделали тебя более совершенной, чем задумали. Я воистину люблю тебя и с этим уже ничего нельзя поделать.

— Я не желаю причинять тебе боль! — в словах Хва прозвучала неподдельная мука.

— Что сделано, то сделано. Обратной дорога нет.

— Помоги мне понять.

— Та ненависть, которая возникнет после моей смерти, тоже уляжется и отойдет в прошлое. Пройдет много времени. Затем в один прекрасный день люди найдут мой записки.

— Записки? — Хви была удивлена такой сменой темы разговора.

— Хронику моего времени. Мои аргументы, мою апологию. Существуют копии и сохранятся фрагменты и обрывки, некоторые в искаженной форме, но оригиналы тоже сохранятся и будут ждать своего времени. Я хорошо спрятал их.

— И что будет, когда их найдут?

— Люди узнают, что я был совсем не таким, каким они меня себе представляли.

Голос Хви превратился в трепетный шепот:

— Мне уже известно то, что они узнают.

— Да, моя дорогая Хви. Я тоже так думаю.

— Ты не Бог и не дьявол. Таких, как ты. не было и нет, ты — тот, кто устраняет необходимость.

Она вытерла слезы.

— Хви, ты представляешь, насколько ты опасна?

Ее взгляд выразил тревогу, руки застыли в напряжении.

— Ты совершаешь поступки святой, — сказал он. — Ты понимаешь, как опасно появление святого в ненужное время в неподходящем месте?

Она отрицательно покачала головой.

— Люди должны быть готовы к появлению святого, — сказал он. — В противном случае они становятся слепыми последователями, попрошайками, фанатиками, которые прячутся в тени святого. Это уничтожает людей, ибо питает их слабость.

Посте минутного размышления она согласно кивнула головой.

— Появятся ли святые после того, как тебя не станет?

— В этом и заключается цель моего Золотого Пути.

— Дочь Монео, Сиона, — она тоже…

— Пока она только мятежница. Что касается святости, го мы позволим ей самой сделать выбор. Возможно, она сделает только то, ради чего родилась.

— Ради чего, господин?

— Перестань называть меня господином, — сказал он. — Червь и его супруга. Зови меня Лето, если это тебе больше нравится. Господин мешает общению.

— Да, гос… Лето. Но в чем…

— Сиона была рождена для того, чтобы править. В такой селекции заключается определенная опасность. Начав править, познаешь вкус власти. Это может, в свою очередь, привести к непростительной безответственности, к неприятным эксцессам, и на поверхность выплывет страшный разрушитель — дикий гедонизм.

— Сиона…

— Все, что мы знаем о Сионе, — это то, что она может остаться привержена своему нынешнему повелению, которое наполняет все ее чувства. Она но необходимости аристократка, но аристократия большей частью обращает свои взоры к прошлому. Это залог неудачи. Ты не сможешь разглядеть путь, лежащий перед тобой, если будешь, подобно Янусу, смотреть одновременно вперед в назад.

— Янус? А, это бог, два лица которого направлены в противоположные стороны. — Она облизнула губы. — Ты Янус, Лето?

— Я — Янус, увеличенный в миллиарды раз. Но я и меньше, чем этот двуликий бог. Например, я обладал свойством, которое приводило в восторг всех моих администраторов, — все мои решения были выполнимы и действенны.

— Но если ты потерпишь неудачу, то…

— Это верно, тогда они все обратятся против меня.

— Заменит ли тебя Сиона, если ты…

— Ах, какое это огромное если! Ты же видишь, что Сиона угрожает самому моему существованию. Но она не представляет собой угрозы Золотому Пути. Остается также фактом то, что мои Говорящие Рыбы очень привязаны к Дункану.

— Сиона кажется такой юной.

— Я же играю роль обманщика, который притворяется, что полностью игнорирует нужды своего народа.

— Может быть, мне стоит поговорить с ней и попытаться…

— Нет, ты не должна в чем бы то ни было убеждать Сиону. Пообещай мне это, Хви.

— Если ты просишь, то я, конечно, соглашусь, но я…

— У всех богов возникают такие проблемы. Воспринимая глубокие потребности, я часто жертвую сиюминутными. Такое пренебрежение оскорбляет молодых.

— Но разве ты не можешь разумными доводами…

— Никогда не пытайся с помощью разума отговорить человека от чего бы то ни было, если он искренне считает, что он прав.

— Но если ты точно знаешь, что он не прав.

— Ты веришь в меня?

— Да.

— Ну а если кто-нибудь попытается убедить тебя в том, что я — величайшее на свете зло…

— Я очень рассержусь, я… — она замолчала.

— Разум ценен тогда, когда приходится иметь дело с бессловесной материей, основой вселенной.

Размышляя, Хви нахмурила брови. Лето наслаждался, видя, как пробуждается ее осознание.

— Ни одно разумное создание никогда не посмеет отрицать опыт Лето, — сказал он. — Я вижу, что начинает просыпаться твое понимание. Начинает! Начало! Вот в чем заключается суть любой жизни!

Она согласно кивнула.

Никаких споров. Когда она нападет на след, она последует по нужному пути до конца.

— До тех пор, пока существует жизнь, любой конец будет одновременно означать начало. — Я же спасу человечество от него самого.

Она снова кивнула. Движение началось.

— Отсюда следует, что никакая смерть не может означать неудачу, которая якобы постигла умершего, — сказал он. — Именно поэтому самые трепетные чувства у нас вызывает рождение нового человека. Вот почему самая трагичная смерть — это смерть юного создания.

— Икс все еще угрожает твоему Золотому Пути? Я всегда знала, что они замышляют против него какое-то зло.

Они плетут заговор. Хви не понимает глубинного смысла слов, которые сама же и произнесла. У нее нет нужды их слышать.

Он внимательно посмотрел на нее, полный ощущения чуда, которое являла собой Хви в его глазах. Девушка обладала той формой честности, которую многие назвали бы наивной, но которую сам Лето предпочел бы назвать честностью, лишенной себялюбия. Честность не была чертой ее характера. Она сама была честностью.

— Завтра я устраиваю на площади представление, — сказал Лето. — Выступать будут уцелевшие Танцующие Лицом. После этого будет объявлено о нашей помолвке.