Эпилог

Неделей позже в Букингемском дворце торжественно пели трубы. Сопровождаемые эскортом ливрейных слуг, профессор Феликс Эйнштейн, лорд Бенджамин Карстерс и Мэри Эйнштейн следовали в тронный зал.

Хотя и покрытые гипсом и бинтами, трое изыскателей оделись в свои лучшие наряды; мужчины явились в официальных серых визитках, а Мэри была в прекрасном платье, сверкающем драгоценными камнями, позаимствованными из древнеегипетского раздела музея. На четвертом пальце ее левой руки поблескивало бриллиантовое кольцо поистине изысканного вкуса. Колечко это происходило из хранилища фамильных ценностей рода Карстерсов, а не с одной их сомнительных витрин профессора.

Прикованный к креслу-каталке, проф. Эйнштейн катился по красному бархатному ковру, толкая колеса забинтованными руками. Его сломанная нога торчала вперед, покоясь на деревянной подставке; разбитое колено сковывал гипс, покрашенный в черный цвет, в тон брюкам.

С левой рукой на перевязи и ворохом бинтов на кисти правой, лорд Карстерс выглядел словно ходячий мертвец. Шею его охватывала повязка с проступившими пятнами крови, на лбу были свежие швы. Опухший глаз почти совсем закрылся и сильно обесцветился, не помогло даже искусное прикладывание свежих лечебных пиявок. Вдобавок, лицо лорда украшал поистине впечатляющий белый крест из клейкого пластыря, фиксировавшего его разбитый нос. Дыхание через раненый орган производило весьма неприличный свистящий эффект, и поэтому лорд Карстерс дышал ртом, изо всех сил стараясь не пускать слюну, К сожалению, последнее давалось ему с трудом.

Хромающая рядом с мужчинами Мэри Эйнштейн казалась пострадавшей меньше всех. Но такое впечатление складывалось лишь потому, что многие из ее намеренно крупных украшений были специально подобраны с целью замаскировать собранную девушкой коллекцию синяков и контузий. Длинные рукава и высокий ворот платья скрывали богатый набор полос пластыря, а кружевной лиф маскировал ярды неудобных бинтов, перетягивающих ее сломанные ребра. Ходить ей было весьма трудно, а дышать и того сложней. Однако всеми присутствующими ее жестко прямая осанка воспринималась просто как результат надлежащего британского воспитания. А может, кто-то думал, что это какой-нибудь новомодный французский корсет.

Когда Королевский филармонический оркестр громче заиграл берущую за душу мелодию «Правь, Британия», изыскатели скованно пошли по ковру традиционным маршем – шаг, остановка, шаг, остановка. По огромному собранию политических сановников и аристократов прошелестел ропот одобрения. Присутствовали все особы королевской крови, знать всей Британской империи, наряду со всеми членами лондонского Клуба исследователей. В числе последних были и несколько исследователей, которых все считали давно умершими, а у одного приятеля все еще торчала стрела из пробкового шлема, настолько скорым был его отъезд из джунглей Борнео и последующее возвращение в Англию.

Среди исследователей гордо расположился и Дживс Синклер с золотым значком члена клуба на лацкане, полученным за спасение бесценных книг от пожара и погромщиков, и черной повязкой на рукаве в знак траура по покойному Карлу Смайту.

Одетые сплошь в черное и с вуалями на шляпках, члены Женского вспомогательного корпуса Лондонского Клуба исследователей скромно стояли рядом со своими печально знаменитыми мужьями. Все присутствующие деликатно не обращали внимания на скрытый в складках их одежды арсенал. По единодушному мнению парламента, эти воительницы доказали свою безупречную преданность короне и поэтому были удостоены привилегии ношения оружия в присутствии королевы.

Со значком почетного члена Ж.В.К.Л.К.И. на блузке, Катрина Кук стояла рядом с Эдвардом Крейнпулом, редко появляющимся на людях помощником лорда Карстерса. Осанистый слуга украдкой посматривал на миловидную кухарку, а та, в свою очередь, отвечала ему взглядами, полными откровенного интереса.

Надеясь, что никто не заметит, лорд Карстерс нарушил протокол, исподтишка подмигнув слугам. Мужчина сделался от смущения красным как свекла, а у Катрины хватило нахальства хихикнуть. Ай да девица! Какой великолепной женой она станет для Эдварда. Надо будет дать ему недели две отпуска на медовый месяц. Да что там две недели – именно месяц!

– Я бы предложила в качестве свадебного подарка пару револьверов «Веблей» с гравировкой «Его» и «Ее», – тихо прошептала Мэри уголком рта.

Внешне сама светскость, лорд Карстерс ничего не сказал, но веселый блеск в его глазах разгорелся до едва подавляемого приступа смеха.

Задержавшись на мгновенье, чтобы капнуть масла в поскрипывающее колесо своего новенького кресла-каталки, проф. Эйнштейн не обращал внимания на прочих и пытался сдержать волнение. Значит, вот он и настал. День дней. О радость, о божественный восторг!

Оркестр свернул музыку в идеальной синхронизации с остановкой исследователей у подножья ступенек, ведущих к стоящему на возвышении королевскому трону Англии.

Невысокая и полная, больше похожая на пожилого толстяка, чем на женщину среднего возраста, королева Виктория Ганновер обладала абсолютной решимостью прирожденного лидера, и ее ясные глаза не упускали ничего из происходящего в тронном зале. На заднем плане принц Альберт жевал сэндвич с ростбифом, капая соком на свой роскошный наряд.

Обычно одетая в черное, королева сегодня нарядилась в веселые яркие цвета в попытке поднять настроение истерзанного войной города. В корону даже был вплетен венок из живых цветов, а левое запястье украшал букетик из тех, что обычно носят на корсаже. Однако ее жесткие черные башмаки покоились на самом грубом из подножий – неровном куске скалы, известном как Камень Судьбы. Похищенный много веков назад из Эдинбургского замка, этот камень был символом шотландской независимости, и его нынешнее местонахождение было наполнено предельно ясным смыслом.

– Какая жалость, – тихонько вздохнула Мэри, неловко делая реверанс.

– Да он поддельный, – ответил, кланяясь, лорд Карстерс. – Оригинал я похитил много лет назад и вернул шотландцам.

Зардевшись от гордости, Мэри повернулась прямо лицом к мужчине.

– Я люблю тебя, – громко и отчетливо объявила она.

Десять тысяч присутствующих тут же смущенно закашляли ли от этой неподобающей выходки. Небольшая армия лакеев и горничных бросилась в тронный зал и примыкающие галереи, раздавая корзинки с льняными носовыми платками в попытке объяснить этот кашель заурядными причинами, словно сейчас был пик сезонного заболевания инфлюэнцей. Эта дипломатическая хитрость сработала, и, хотя на это ушло некоторое время, в конце концов общая атмосфера вернулась к соответствующему нормам уровню чопорного достоинства.

– Лорды и дамы, – провозгласил герольд, выступая вперед на покрытом ковром тронном возвышении. Сделав паузу, он в соответствии с ритуалом дважды громко стукнул по тронному возвышению Королевским посохом Англии. – Джентльмены и леди! Верховная правительница Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, императрица Индии, Ее Королевское Величество, королева Виктория Ганновер!

Верноподданная толпа разразилась приветственными криками; королева Виктория кивнула в ответ и слегка махнула рукой. В течение некоторого времени, пока ликование не поутихло, что-либо сказать или сделать было невозможно.

Стоящий сбоку от трона премьер-министр Дизраэли мрачно хмурился, глядя на ждущих на красном ковре троих исследователей, в то время как генерал МакТиг незаметно делал им одобрительный знак, подняв большой палец.

Встав немного поближе к невесте, лорд Карстерс углядел висящий на боку генерала древний меч и потрясенно сообразил, что это был давно пропавший Священный Боевой Меч Дутара!

– Интересно, и где же он нашел эту штуку? – пробормотал в сторону лорд.

– Я слышал, Экскалибур подсказал им, – тихо ответил проф. Эйнштейн. – Рухнуло какое-то здание, и он вывалился на улицу.

– Вероятно, его замуровали в стене кальмарники.

– Очень похоже на то, юноша.

– Вчера он определенно пригодился бы, – прошептала, массируя побаливающие ребра, Мэри.

Когда общие крики и разномастные «ура» стихли, к королеве подошел лорд-гофмейстер и протянул ей плюшевую подушку, на которой покоился меч с серебряной гравировкой. При виде его шум в зале стих, и все затаили дыхание.

Взяв оружие за инкрустированную драгоценными камнями рукоять, королева Виктория поднялась с трона и подошла к краю возвышения.

– Опуститесь на колено, проф. Эйнштейн, – приказала она, тут же поправившись. – Э-э... подкатитесь поближе, профессор.

Подогнав кресло к самым ступенькам, проф. Эйнштейн склонил голову перед своей повелительницей-сувереном. От избытка чувств по щекам у него покатились слезы счастья. Наконец-то, после стольких лет, это произошло!

Держа меч плашмя, королева Виктория слегка стукнула им сначала по одному плечу профессора, потом по другому.

– Во имя Святых Михаила и Георгия, – произнесла нараспев она, – мы посвящаем тебя, сэр Феликс Эйнштейн, странствующий рыцарь и защитник королевства.

Замок задрожал от одобрительного рева толпы. Когда королева вернула меч лорду-гофмейстеру, вперед выступил ливрейный паж с золотым подносом в руках. Взяв с подноса ожерелье, королева Виктория показала залу, что на нем – Большая печать Англии. Когда крики «ура» смолкли, королева наклонилась и надела золотую цепь с печатью на побитую шею профессора. Эйнштейн слегка поморщился под тяжестью, но ничего не сказал.

– Можете теперь встать... э-э, выпрямиться в кресле, сэр Феликс! – разрешила королева, официально провозглашая его новое звание.

Со слезами радости на лице, рыцарь поднял голову под гром аплодисментов.

В горле у него встал громадный ком, и сэру Феликсу пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем он смог заговорить.

– Ваше величество, я... я, право, не знаю, что сказать.

– Тогда не говорите ничего, – спокойно ответила королева. – Кроме того, сэр рыцарь, это еще не все.

Ничего подобного Эйнштейн не ожидал. Не все? На утренней репетиции лорд-гофмейстер ни слова не сказал о чем-то там еще.

Выйдя из-за трона, к Ним приблизился угрюмый государственный министр с маленькой деревянной шкатулкой в руках. Сняв с короны венок, королева Виктория открыла крышку шкатулки и достала прямоугольник черной ткани. Когда она возложила его себе на голову, в тронном зале наступила мертвая тишина. Где-то в задних рядах потрясенная белошвейка выронил булавку, и та, упав на пол, прозвенела громче, чем полуденный колокол Биг-Бена в День Гая Фокса[46].

– В соответствии с законами страны и королевским указом, – объявила твердо и отчетливо королева Виктория, – ваше имя отныне будет вычеркнуто из почетных списков за такое ужасное преступление как измена.

Собравшиеся громко ахнули, а Феликс Эйнштейн побелел. Губы его шевелились, но с них не срывалось ни звука.

– Ваше преступление – противозаконное владение венерианской боевой машиной и приведение оной в полное рабочее состояние, – продолжала королева, сурово глядя на внезапно побледневшего мужчину в кресле-каталке. – По английским законам, это преступление карается смертью.

Мир, казалось, закружился, Эйнштейн почувствовал, как им овладевает слабость, и бессильно обмяк на подлокотниках кресла. Поспешно приблизившись к нему, лорд Карстерс взял друга за локоть, не давая ему соскользнуть на пол.

– Ваше величество, могу ли... позвольте мне выступить в его защиту, – начал было лорд Карстерс в отчаянной попытке добиться снисхождения.

– Однако! – громко перебила его королева Виктория. Толпа затаила дыхание. Она дала всем почувствовать страшную силу своего гнева, а затем позволила легкой улыбке коснуться ее губ. – Принимая во внимание ваши недавние заслуги в служении короне, вы полностью прощены, профессор Эйнштейн.

Облегченно выдохнув с такой силой, что заколыхались гобелены на стенах, толпа сочувственно зашумела.

Возвращая ливрейному пажу цепь своего такого недолгого рыцарства, проф. Эйнштейн тепло с ней попрощался. А, ладно, как нажито, так и прожито.

С обеспокоенным выражением лица профессор подался вперед, насколько мог.

– Ваше величество, – напряженно прошептал он. – Полагаю, у меня нет никакой надежды сохранить те уцелевшие части треножника, которые я уже собрал?

– Не злоупотребляйте своим везением, Феликс, – едва слышно ответила королева Виктория. – Лорд-мэр хочет снять вам голову за уничтожение его резиденции, а принц Альберт не вполне убежден, что вы не несете прямой ответственности за весь этот инцидент.

Вытерев рот рукавом, принц-консорт сердито посмотрел на профессора с явной и открытой неприязнью.

– Да, понимаю, – пробормотал проф. Эйнштейн. – Тогда; благодарю вас за снисходительность, ваше величество.

Королева незаметно для всех слегка пнула его.

– Да перестаньте вы дуться. Я знаю, что вы не виноваты, и на следующей неделе, когда шум поутихнет, вас снова произведут в рыцари. А теперь будьте молодцом, откатитесь в сторону и примите самый серьезный вид.

В самом деле? Превосходно! Маскируя подъем духа скорбным выражением лица, проф. Эйнштейн оттолкнулся от красного ковра, являя собой классический образ удрученности и страдания. Несколько человек в толпе всплакнули при виде такого жалостливого зрелища.

Одобрительно кивнув, королева сделала лорду Карстерсу и Мэри Эйнштейн знак приблизиться. Лорд заставил себя поклониться, несмотря на боль, а Мэри сделала самый лучший реверанс, возможный при таких обстоятельствах.

– Лорд Бенджамин Карстерс и Мэри Елизавета Виктория Эйнштейн, похоже, мы мало чем можем вознаградить вас за службу короне и стране, – громко произнесла королева, делая царственный жест маленькой ручкой. – Лорд Карстерс уже произведен в рыцари Британской империи за доблестные действия во время Событий и имеет «Крест Виктории» за подвиги во время бурской войны в Африке.

Переменив позу, королева Виктория улыбнулась Мэри:

– А вы, дорогая, скоро станете леди Карстерс, заняв положение, которому мы до некоторой степени завидуем.

Женский вспомогательный корпус Клуба исследователей закодировал, но один строгий взгляд королевы живо покончил с этим ребячеством. Что за разнузданная толпа хулиганок! – подумала Виктория. – Нужно как можно быстрее взять их под свое покровительство.

– Благодарю за комплимент, ваше величество, – снова попыталась сделать реверанс Мэри.

– О, не делай этого, девочка, я же вижу, как тебе больно, – мягко приказала королева. А затем заговорила громким и повелительным тоном. – И потому мы просим Мэри Эйнштейн и лорда Карстерса принять наше предложение гостеприимства и устроить свою свадьбу здесь, в Букингемском дворце.

Разве что конец света мог бы удержать внимающую толпу от возгласов удивления, восторга, потрясения и необузданной ревности при этом объявлении. Хотя профессору Эйнштейну и полагалось вести себя как наказанному, он заулыбался, словно пьяный оболтус. Мэри зарумянилась, и даже лорд Карстерс был взволнован этой невероятной честью.

– О да, пожалуйста, ваше величество! – порывисто согласилась Мэри, осторожно беря забинтованную руку жениха в свою. – Благодарю вас, да!

– Не стоит благодарности, дитя, – сказала королева Виктория, выдав редкую улыбку. – На следующей неделе, дорогая, мы обсудим за чаем детали. Идет?

Мэри кивнула.

– Превосходно, – утвердительно заявила королева. – Тогда пусть будет так!

В ответ лорд-гофмейстер дважды стукнул Большим посохом империи по тронному возвышению, официально скрепляя договоренность.

– А теперь в отношении ущерба, причиненного этим довольно неприятным делом, – обратилась королева Виктория к толпе. – Мы постановили обложить всех во всем Содружестве однофунтовым налогом для содействия в восстановлении Лондона, а на Трафальгарской площади будет воздвигнута бронзовая статуя в честь солдат и граждан, которые столь доблестно погибли в ходе этого, кхм, Происшествия.

Происшествие. Это слово тысячу раз прошептали по всему тронному залу и на галереях. Хороший выбор.

– Кроме того, отныне на всей территории Британии запрещаются все виды кальмаров вплоть до дальнейшего уведомления! – добавила она с некоторой мстительной ноткой.

Точно по сигналу лорд-гофмейстер дважды стукнул Большим посохом.

– Боже, храни королеву! Аудиенция окончена!

Гремя медными цимбалами, Королевский филармонический оркестр заиграл бодрый марш. Взволнованно переговариваясь, толпа степенной процессией последовала к выходам.

Среди этой толпы несколько членов Клуба исследователей парламента бросились утешать проф. Эйнштейна по поводу потери звания. Но шагнувший из теней кэбмен Дэвис преградил им путь хмурым выражением лица представителя низшего класса. Гоня свою каталку как безумный, профессор воспользовался этим отвлекающим маневром и ловко прокатился через тронный зал к небольшой нише.

– Сержант Олтион? – спросил, с визгом тормозя, запыхавшийся проф. Эйнштейн. – Вы старший сержант Тревор Олтион? Мои контакты в среде военных сообщили, что вы тот, кто будет заниматься частями моей венерианской машины, если я не ошибаюсь?

Британский морской пехотинец уставился на профессора равнодушным и откровенно оценивающим взглядом и медленно – очень-очень медленно и пренебрежительно – поднял бровь.

– Сэр, эти части, которых, могу заметить, достаточно для постройки еще одной машины, – проговорил с нарастающей горячностью сержант Олтион, – вовсе не «ваши», в кавычках, а являются единственно и исключительно собственностью правительства Ее Величества! – От такого вербального отпора кресло профессора даже откатилось на несколько дюймов назад.

– Сэр, – добавил сержант поразмыслив.

– Конечно! Именно это я и имел в виду, старина Тревор! Но разве вы не могли бы просто оставить эти части у меня на хранении? – с надеждой спросил проф. Эйнштейн, роясь у себя в бумажнике. – Я почетный член Северо-Камберлендского драгунского полка!

– Нет. – Это единственное слово пресекло любые дальнейшие обсуждения.

Но Эйнштейн все равно продолжал гнуть свое:

– Я также полный капрал в Скотланд-Ярде.

– Это не имеет для меня никакого веса, сэр, – фыркнул сержант Олтион, скрестив на груди мускулистые руки с татуировками участника десятка войн.

– Я также оперативный сотрудник Британской Секретной Службы.

– Очень мило.

– Епископ англиканской церкви?

– Не волнует, – зевнул сержант.

– Однажды, давным-давно, я вернулся из путешествия в далекую страну, – проговорил профессор, стряхивая одной рукой невидимую соринку с лацкана, а другой потирая сложным жестом запястье.

Сержант непонимающе воззрился на профессора.

А, пропади ты пропадом.

– Богатый и неразборчивый в средствах? – в отчаянии спросил проф. Эйнштейн, извлекая из кармана визитки безупречный бело-голубой алмаз величиной с крикетный мяч.

У солдата отвисла челюсть.

– Он из утерянных копей царя Соломона, знаете ли, – поддразнил морпеха профессор, поворачивая бриллиант и давая ему посверкать своими многочисленными гранями. – И есть еще много других. О, их еще очень много.

Сияя от восторга, сержант Олтион дружески положил руку на плечо профессора.

– Черт возьми, так что же ты сразу не сказал, старина! – хохотнул солдат, не в состоянии оторвать глаз от массивного камня. – Выпьем-ка по чашечке чая у меня в кабинете, да там и поболтаем спокойно...

* * *

Много часов спустя, когда долгий день, наконец, закончился и солнце село, в звездном небе взошла полная луна. На сей раз ее нечеловеческий зад снова отвернулся, уйдя из поля зрения человечества, и «человек на луне» мирно улыбался дремлющей Земле.

Если это лицо казалось слегка изменившимся и теперь смутно напоминало очень пораженного проф. Феликса Эйнштейна, сияющего буйным взрывом магии в каком-то первобытном храме, то это наверняка было чистейшим совпадением.

Загрузка...