Богатый. Свободный. (не) Мой

Глава 8

Олеся

Медленно танцуя, опускаются вниз крупные снежинки, скрывая от нас весь мир. Или это я перестала его видеть?

Влад приближается, а я тону в его глазах, размышляя о том, к чему вся эта дурацкая игра? Разве я что-то должна Алле? Да и какие ко мне претензии? Мужчину сюда никто не звал.

От Влада приятно пахнет. Хочется уткнуться в него носом и дышать им как кислородом. Но недолго. Чтобы не отравиться. Потому что он не кислород. Он – угарный газ, от которого теряешься в пространстве.

Синие глаза мечутся по моему лицу, пытаясь определить, что у меня в голове.

А потом он просто стягивает с меня шапку и запускает горячую сильную ладонь в мои волосы на затылке, притягивая меня к себе.

И я его не отталкиваю. А гостеприимно раскрываю губы, пуская его язык. Он ласкает мой рот, а я отпускаю себя, свои страхи и сомнения.

Пусть это будет просто секс. И ничего больше. Я не пущу его дальше тела. Да ему ничего и не надо кроме него.

Им всем ничего больше не надо, чтобы они не говорили. Как бы не клялись.

Все равно солгут.

Влад хотя бы молчит.

И целуется классно. Так, что тело окутывает приятное тепло, слабеют ноги, а внутри начинает рождаться потребность чего-то большего. Желание подчиняться. Принимать мужчину. Стать с ним единым целым.

И перестать, наконец, быть женщиной Саввы Белова. А стать свободной. Ничьей. Может это и не плохо. Пометить себя другим самцом. Стереть из себя принадлежность кому-то одному.

Потому что для того, кто меня сейчас целует, это скорее всего просто удовлетворение любопытства. А вдруг я какая-то особенная?

Но мне кажется, его невозможно удивить.

И я не буду стремится. Пусть он просто сделает мне хорошо.

Поцелуи становчтся все смелее, руки мужчины начинают путешествовать по моему телу, расстегнув куртку.

Поэтому когда чья-то рука сзади пережимает мне горло, я элементарно перестаю что-то соображать.

Еще мне в висок упирается нечто холодное. Очень холодное. Железное.

Я распахиваю глаза в надежде, что мне лишь показалось.

Но слышу возле своего уха злобный шепот.

– Тихо, сучка. Не вздумай орать. Иначе сверну тебе шею.

Шею сдавливают сильнее. Дышать становится труднее. Сознание никак не желает принимать такую реальность.

Влад стоит напротив, подняв руки в гору. До него пара метров. За ним замечаю пару крепких мужчин.

Это, что, шутка такая?

Не смешно.

Несмотря на то, что меня держат за шею, мне удается повернуть голову в бок. К нам бежит охрана Холодова. В воздухе раздаются неясные звуки. И до нас никто не добегает. Мужчины в костюмах падают на снег. Мне даже кажется, что я вижу как белый снег окрашивается красным.

Нет, не шутка.

Мужчин возле нас становится больше. Они в масках и камуфляже. У них – оружие.

Во что я влипла?

На сцене появляется еще один человек. Люди, окружившие нас, при виде него подбираются. Похоже, это главный.

– Грузите, – отдает он распоряжение.

И мне очень не нравится его голос. Вернее, даже не голос. А тон. Как будто для него, то, что происходит – привычное дело. Это плохо, очень плохо.

– Эту куда? – еще один вопрос.

А я даже не сразу соображаю, что речь обо мне.

На меня обращают внимание, сканируют ледяным взглядом, от которого мне хочется закричать во всю мощь своих легких.

– Тоже с ним.

Я наталкиваюсь на взгляд синих глаз. Отмечаю про себя, что он неплохо держится для всего этого треша.

Не вовремя, конечно, но оба подвисаем, глядя друг другу в глаза.

Шок. По другому объяснить то, что вырывается у меня изо рта я не могу:

– Ну вот и потрахались... – слова слетают с губ вместе с облачком теплого воздуха.

Слышали их, разумеется, все.

Синие глаза напротив начинают полыхать.

– Лесь, заткнись, – Холодов решает, что лишь гневного взгляда для меня будет недостаточно.

Рука в перчатке хватает меня за подбородок, хватает цепко и сдавливает сильно. Нельзя же так. Синяки останутся. Хотя я, наверное, не об этом переживаю. Какая разница, если на трупе останутся синяки?!

– Не волнуйся, голуба. Хочешь, я его заменю? – со мной решил поговорить главарь этой шайки.

Молчи, Олеся, ради всего святого, молчи. У тебя сын. У него скоро день рождения.

Но медвежья лапа на моей нежной коже вызывает неконтролируемый протест.

– Ага, щаз! Ты ж не олигарх.

Рука в перчатке отталкивает мое лицо.

– Шкура продажная – цедит тихо и раздраженно.

– Чего встали? – рычит он на своих людей, – Пакуйте.

Нам на головы цепляют мешки, причем Владу первому, подхватывают небрежно и закидывают в автомобиль. Скорее всего, в минивен. Это остается только предполагать, потому что возможности видеть меня лишили. Руки оставили свободными. Но о сопротивлении сейчас не может быть и речи. Нужно выбрать подходящий момент. Если он представится.

Не знаю, кто кроме нас еще в салоне. Но Влад, я уверена, здесь. Даже в мешке я чувствую его запах, перемешанный с дорогим парфюмом. Точно, угарный газ. А я передышала и у меня глюки.

– Влад, – зову я осторожно, – Слушай, это какой-то квест? Кто-то из твоих приятелей развлекается?

И правда... Может же, это быть правдой. Ну, пожалуйста.

– Не надейся, – отзывается рядом со мной голос их главного, – Но если твой ебырь будет сговорчивым, то ни ты, ни он не пострадаете.

От расстройства хочется топнуть ногой и заплакать, захлебываясь рыданиями. Мне за что это все? Холодов же мне никто. Мы так и не переспали ни разу. А теперь, возможно, меня из-за него убьют.

Вся несправедливость мироздания заставляет меня продолжить разговор:

– Зачем ты вообще на набережную приехал? – высказываю претензии, пусть Холодов мне и не ответил, – Тебя, что, звали? Хотел прогуляться, Алку бы прихватил...

От мешка ужасно чешется нос. И я издаю позорное:

– Апчхииии, – да еще как-то совсем по-детски.

– Не паникуй, – слышу голос Влада, приглушенный, тоже из-под мешка, – Все будет хорошо.

Хорошо?

Надо перестать привлекать внимание.

Что хорошего я от этих мужиков видела?

Спасение утопающих, дело рук самих утопающих – успокаиваю себя этой истиной и усаживаюсь поудобнее.

Только бы мне чуть-чуть повезло. Немного совсем. Добраться до пистолета. Я очень хорошо стреляю.

Матвей

Набираю матери, глядя на циферблат часов, висящих на кухне. Пять утра. Где она может быть?

Тревога царапает, не дает дышать. Слышу привычное: "абонент не доступен". Она не могла не прийти домой, не позвонив. Разумеется, она взрослая женщина. И я не младенец. Но позвонила она бы в любом случае. Даже, если ей конкретно снесло крышу.

Я ведь даже не успел её предупредить. Если Артем ей хоть что-то сделал, я ему вырву руки и вставлю в жопу. Чувствую, как внутри плещется черная ярость.

Правда, существует и вариант, что она со старшим Холодовым. Тогда почему не позвонила?

Пять минут шестого у меня заканчивается терпение. Я вызываю такси и еду к Артему домой, взвинченный до предела. Если он только... Ему никто не поможет.

Дом охраняется. Я это знаю. Но мне так сейчас всё равно.

Как ни странно, меня пропускают через кпп на улице, а охранник в подъезде просит представиться.

– Матвей Белов, – бросаю отрывисто.

– К кому?

– К Артему Холодову.

Мое удивление безгранично, но мне называют этаж и номер квартиры. Понимаю, что нужно включить голову. Но она не включается.

Тем более, когда вижу ухмыляющегося Артема, который вышел меня встречать. На рефлексах прижимаю его согнутой в локте рукой за горло к стене. Он впечатывается спиной в твердую поверхность, но не пробует отбиваться. Что странно. Он же может, я знаю. Видел на тренировках. Но в паре с ним никогда не стоял.

– Где она? – рычу, надавливая ему на горло сильнее.

Я даже не осмотрелся. Совсем слетел с катушек.

А так нельзя.

Расплата настигает мгновенно.

Мне на плечо опускается тяжелая ладонь.

– Эй, парень ты б отпустил его, – из квартиры раздается мужской голос.

Теперь я оцениваю обстановку целиком. Охрана. И много.

Интуиция вопит, что дело – дрянь.

Я убираю руку от шеи Артема и делаю шаг назад.

– Все нормально.

Артем, потерев шею, выдает:

– Маму потерял, мамонтенок? Ты не волнуйся так. Папа мой ее трахает. Сейчас попользует и вернет. Ничего с ней не случится.

Хочется ему врезать, но удерживает меня даже не присутствие здоровых, тренированных мужиков. Я б все равно успел. Удерживает меня выражение лица того, кто велел мне отпустить Артема.

Тут что-то не так.

– Я – не полиция нравов, Артем. Да и ты вроде тоже вырос. Только она бы не пропала, не позвонив.

– Хватит на площадке концерт устраивать. Заходите в квартиру. Оба, – командует снова тот же человек.

Вхожу. Выбора все равно нет.

Разговаривать с Артемом бесполезно, он сейчас будет стремиться вывести меня из себя.

Поэтому спрашиваю того, что своеобразно пригласил меня в гости:

– Что произошло?

Высокий, выше меня, хоть во мне и метр девяносто с лишним, с бычьей шеей, абсолютно лысый, с резкими чертами лица – он производит угнетающее впечатление. Его цепкий взгляд изучает меня, деля на атомы и частицы. Мне такое пристальное внимание не нравится.

– Ты зачем сюда явился? – спрашивает он у меня.

Пересекаюсь глазами с Артемом, тот кривится. Значит, о том, что случилось, они никому не рассказывали.

– Друга пришел навестить. Да, Артем?

Тот хмуро смотрит на дядьку с бычьей шеей и поддерживает мою версию:

– Вроде того.

– Вот что, салажатв. Вы из меня дурака-то не делаете.

Артем смотрит прямо на меня и огорошивает словами:

– Отца найти не могут. Он может с твоей матерью зажигать?

В принципе, между этими двумя есть какое-то нездоровое притяжение. Но даже если мать решила с Холодовым замутить, она бы не бросила меня барахтаться в догадках, а предупредила. И телефон выключать бы не стала.

– Я бы знал, что она не придет ночевать. И телефон всегда остается включен.

– Ну, мало ли. Мозги отключились, – замечает с похабной улыбочкой один из охранников.

– Мозги отключаются у тех, у кого их нет, – не остаюсь я в долгу.

Умник сразу перестает улыбаться.

А я едва не хлопаю себе ладонью по лбу. У нее же в телефоне программа слежения. У меня такая же. Их устанавливал какой-то спец после того, как меня и Луку похищали на соревнованиях.

– Я могу посмотреть, откуда в последний раз работал ее телефон.

На лице дядьки с бычьей шеей отразилась явная заинтересованность.

– Смотри, – велел он.

Рука ныряет в карман за гаджетом. Пальцы автоматически жмут нужные кнопки, а в голове немного проясняется. Если это не Артем, то... То значит всё еще хуже.

Телефон выключен с 9 вечера, но на карте высвечивается место, где он работал в это время.

– Ну-ка, дай гляну, – пытается забрать у меня телефон дядька.

– Мужик, ты не наглей. Посмотреть – на вот, из рук, – торможу его.

– Ах ты, борзота мелкая! Меня Тимофей Аркадьевич зовут. Я начальник службы безопасности Холодова.

– Честно? Мне по фиг. Карта работает как навигатор. На место поедете, Тимофей Аркадьевич?

– Артем, откуда у тебя такие друзья появились? – спрашивает начбез у моего "друга".

– Матвей Белов, прошу любить и жаловать, – не может удержаться тот, чтобы не поддеть.

– Ладно, господин Белов, пожалуй мы к Вам присоединимся, – говорит начбез, сверля меня своими едкими глазами.

– Как будет угодно, господа, – решаю не отставать в вежливости.

– Я тоже поеду, – вклинивается в беседу Артем.

– Артем... – пытается возразить Тимофей Аркадьевич.

Но не тут-то было.

– Я поеду, – твердо повторяет Холодов-младший и оппонент благоразумно умолкает.

Не стоит ссорится с сыном работодателя.

Вся группа садится в несколько машин и отъезжает от дома. Водитель за рулем опытный, ему удается сориентироваться. Но в районе набережной приходится поплутать.

– Вон машины, на которых они были, – говорит один из сидящих в автомобиле охранников, обращаясь к начбезу.

Вылезаю вместе со всеми. И сразу же в глаза бросаются неподвижные тела, алый снег. Меня накрывает чувство дежавю. Что-то такое уже было два года назад.

Нужно поискать мать.

Телефон в моей руке принимается противно пищать. Значит, второй аппарат где-то поблизости.

Иду на звук, страшась обнаружить тело матери.

Но его здесь нет. Зато я нашел ее телефон.

Олеся

Везут нас долго. А я прокручиваю, сколько шансов за то, что нас оставят в живых. И с какого бока не захожу, прихожу к выводу, что их нет. Холодов не производит впечатление человека, которого можно схватить на улице, затолкать в машину, заставить выполнить какие-то требования. И остаться при этом безнаказанным. Но если так считаю я, то также будут думать и люди, которым от него что-то нужно. Естественно, что для них выход очевиден.

На смену этим невеселым думам приходят другие. Еще более страшные. Ведь Холодов не похож также и на человека, у которого стоит что-то потребовать, как он тут же выполнит все требования. Скорее наоборот. И каким образом люди, которые нас похитили, будут добиваться своих целей? Через уязвимые места... А я с ним целовалась практически у них на глазах. Логично предположить, что я представляю для мужчины какую-то ценность.

Я сама, конечно, в этом сомневаюсь. То, что он хочет пристроить в меня свой член, еще не говорит о том, что он будет переживать о моем благополучии. А вот ребятам, не дружащим с законом, может казаться иначе. И что со мной будут делать? От этой мысли холодный пот бежит вдоль позвоночника, а воображение рисует картины, одна другой страшнее.

Надо отсюда выбираться. И быстро.

Машина остановилась. Видимо, наше вынужденное путешествие подходит к концу. Радости по этому поводу не чувствую. Напротив, становится страшно еще сильнее. Я же не дурочка, чтобы не понимать – возможно, ничего сделать, чтобы спастись, не удастся. И все, что останется – это умереть.

Меня вытаскивают из машины, но ведут себя довольно аккуратно, не толкают, наоборот, поддерживают, чтобы не упала, и куда-то сопровождают. Мешок у меня с головы так и не сняли. По ощущениям меня завели в помещение, стало теплее. Потом пришлось зажмуриться, так как мешок все же сняли.

Пытаюсь привыкнуть к свету, хотя ничего хорошего не вижу, вернув себе способность различать обстановку.

Меня привели в комнату, стены которой сложены из бревен. В ней много мужчин. Почти все они вооружены. Несколько одеты в классические костюмы. Черноволосые, черноглазые, со смуглой кожей, бородатые.

И не прячут лица. Это очень плохой знак. Зачем их прятать, если их некому будет узнавать?

– Здравствуй, Влад, – произносит один из них, с интересом наблюдая за реакцией того, к кому обращается.

Я тоже рассматриваю Холодова. Что еще остается, как только смотреть, когда тебя притащили насильно?

С мужчины сняли мешок. Он выглядит невозмутимым. Неужели не боится? В то время, как я готова забиться в угол от ужаса.

– Здравствуй, Амир, – даже голос у Влада звучит, как обычно, словно ничего не происходит.

Дальше следует пауза. А меня пробирает раздражение – они, что, в одном театральном учились?

Тогда могли бы встретиться вдвоем. Я не готова сегодня смотреть эту постановку. Я без платья, не на каблуках, макияж не тот, да и прическа подкачала.

– Ты ведь знаешь, почему ты тут очутился? – прерывает очередной "владыка" затянувшееся молчание.

– И? – Влад явно не собирается вступать в длительную дискуссию.

– Подпиши бумаги, – высказывает Амир свое требование.

– Нет, – как и следовало ожидать, у олигарха, как у кошки, девять жизней. Так что можно их не жалеть.

А у меня всего одна. И мне бы очень не хотелось ее потерять.

– А это кто? Новая подружка? – переводит тему восточный деспот. На меня.

И направляется в мою сторону.

Не думала, что Холодов будет что-то отвечать по этому поводу.

Но неожиданно раздается:

– Нет.

Он даже не соврал, однако Амир кидает на него насмешливый взгляд, а потом, остановившись, как по мне, так чересчур близко от моей скромной персоны, принимается меня беззастенчиао разглядывать. Это до того неприятно, что мне хочется отступить назад. Только некуда. Там стоит кто-то.

– Сосёт хорошо? – интересуется будничным тоном.

– Понятия не имею, – Холодов и тут почему-то не промолчал.

Они разговаривают обо мне как о какой-то вещи. Словно обсуждают технические характеристики.

Меня это возмущает. Я, между прочим, тоже человек.

Амиру одних комментариев показалось мало. Он протягивает руку, касается моей щеки и, большим пальцем надавив на нижнюю губу, проталкивает его мне в рот.

Да что же это такое?

Не знаю на какую реакцию рассчитывал этот идиот, но я разозлилась.

И от души тяпнула его за палец.

Он отдернул руку с негромким:

– Ай!

– Совсем, джигит, обалдел? Ты зачем мне свои грязные руки в рот суёшь? – я все же не сдержалась и высказалась.

Мужчина замер, несколько раз взмахнув длинными ресницами. Для чего мужикам-то такие? И они у него без всякого наращивания.

Потом зависание прошло, и он влепил мне хорошую оплеуху, разбив нижнюю губу.

Скорее всего, мне бы еще прилетело, но у него зазвонил телефон.

А я успела заметить в момент удара, что Влад дернулся в мою сторону, собираясь вступиться. Правда, не смог, потому что его сразу же скрутили.

Амир ответил на звонок на каком-то языке и, поговорив несколько секунд, прижимая аппарат к уху, скомандовал:

– В подвал их.

Туда нас и доставили, уже особо не церемонясь. Оштукатуренные серые стены, цементный пол и тусклая лампочка произвели на меня удручающее впечптление. Плюс болела щека и по подбородку текла кровь.

Однако через секунду мне стало не до размышлений о своей горькой судьбе. Меня осторожно развернули к свету сильные мужские руки. И к разбитой губе прижали белоснежный носовой платок.

– Больно?

Я взглянула мужчине в лицо и, наверное, впервые увидела в нем настоящие человеческие эмоции – сожаление, сопережевание и еще что-то, чему я затруднилась дать определение.

Было действительно больно, Отрицать это глупо. Амир ударил сильно, хотя и не так, как мог бы.

– Да, – подтвердила я, морщась, когда Холодов стал осторожно вытирать кровь.

– И вот куда ты полезла? Что за постоянная тяга к противоречию? Могла бы просто отвернуться...

Я собиралась сказать, что никуда не лезла, что этот индюк саи виноват, что нечего пальцы совать, куда не просят.

Но вместо этого тихо спросила:

– Влад, нас убьют? Да?