Божественный сумасброд. Жизнеописание и песни Друкпы Кюнле - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Лхундруб Цо (Глава пятая О том, как Владыка Дхармы Друкпа Кюнле посещал Дагпо и Цари и затем прибыл в Бутан) #10

Глава пятая О том, как Владыка Дхармы Друкпа Кюнле посещал Дагпо и Цари и затем прибыл в Бутан

Простираемся в ноги Владыке Дхармы

Друкпа Кюнга Легпе,

Слава о ком звучит как раскаты грома

Посреди облаков великого достижения,

Степенно плывущих над Белой Линией Преемственности[56]

Подобной цепи высоких снежных гор.

По пути в Цари, невдалеке от Шар Даклха Гампо Защитник Живых Существ, Владыка Дхармы Друкпа Кюнга Лета заметил небольшую избушку на обочине дороги, и которой обнаружил дурака но имени Хоргьял и его жену Гаякмо, проявлявшую все признаки дакини. Они как раз ели цампу с чаем. Увидев, что у Гаякмо превосходные духовные истоки, он захотел взять её своей спутницей и направить по Великому Пути; поэтому он запел ей такую песнь:

Светло-синяя обезьяна,

Раскачиваясь на сухом персиковом дереве,

Не желай персиков ни сладких, ни кислых.

Иди сюда и полакомься из дядиного кармана!

Девушка прекрасно поняла его намерения и отослала своего придурковатого муженька собирать дрова. Лама запел ей ещё одну песню.

Судя по размеру твоих ягодиц,

Натура твоя крайне сладострастна.

Судя по маленькому рту,

Влагалище твоё сильно и упруго.

Судя по маленьким ножкам,

Толчки твоего таза особенно умелы.

Давай попробуем, как ты это делаешь!

— Я не знаю, как это делают, — отвесила Гаякмо, — но влагалище у меня наверняка упруго, так как на него ещё никто ни разу не притязал.

— Как же это делает тогда этот урод? — спросил Кюнле.

— Он не знает разницы между "внутри" и "снаружи", — сказала она ему.

— Я знаю разницу между "внутри" и "снаружи": оставаться снаружи не имеет ровно никакого смысла, я должен проникнуть внутрь, — сказал Кюнле и немедленно приступил к делу.

Таким образом, её потенциал дакини пробудился и, чувствуя влечение к религиозной жизни, она попросила Ламу взять её с собой.

Видя, что она является подходящим сосудом для учения, он согласился. Когда возвратился её придурковатый муж Хоргьял, она обманула его, сказав, что пойдёт в горы за мясом и вернётся назад до наступления ночи. Затем, прихватив самое необходимое, она преданно последовала за Ламой.

Тремя днями позже Лама сказал, что её муж всё ещё зовет её и что вина, которая возникнет, если оставить его несчастным, будет серьёзным препятствием в её духовном развитии. И всё же он в течение семи дней обучал её медитации и затем отослал в Цари Дзачил[57], где она должна была начать свою практику, сказав, что вскоре последует за ней.

По прибытии в Даклха Гампо[58] Лама застал гомченов, монахов, мирян и женщин, преданно выполняющих простирания в период поста, связанного с практикой Нюнгне. Лама подошёл к свободному месту и тоже начал простираться, повторяя молитву:

Я простираюсь перед нерождённым, неумирающим Будда-телом Абсолютной Реальности.

Я простираюсь перед видимым не всеми Будда-телом Совершенной Радости.

Я простираюсь перед проявляющимся повсюду Будда-телом Форм — Проявлений.

Я простираюсь перед Ламой, обладающим знаками Будды.

Я простираюсь перед божественным Йидамом, дарующим постижение.

Я простираюсь перед хороводом Дакинь, выполняющих свои обязательства.

Я простираюсь перед Защитниками Дхармы, удаляющими с пути препятствия.

Я простираюсь перед Совершенным Учением, которое так глубоко.

Я простираюсь перед Сангхой, которая держит обеты.

Я простираюсь перед Взглядом, не имеющим ни центра, ни края.

Я простираюсь перед гомченами, которые не нуждаются в объекте медитации.

Я простираюсь перед практикующими, свободными от лицемерия.

Я простираюсь перед плодом практики, который уже существует изначально.

Я простираюсь перед монахами, не нуждающимися в оправданиях.

Я простираюсь перед обетами самайи, которые не нуждаются в специальном поддержании.

Так я простираюсь, дабы опираясь на тех, кто выше, обрести Просветление.

А так простираюсь для того, чтобы, опираясь на тех, кто ниже, проявлять Просветлённую Активность:

Я простираюсь перед блаженством, обретённым вследствие накопление заслуги и мудрости.

Я простираюсь перед страданием, переживаемым вследствие накопления плохих поступков.

Я простираюсь перед налджорпой, остающимся довольным, что бы ни происходило.

Я простираюсь перед ухом повелителя, которое ни о каких прошениях не желает слышать.

Я простираюсь перед убеждениями слуг, отказывающихся выполнять приказы.

Я простираюсь перед глотками богачей, которые объедают сами себя, опустошая свои кладовки.

Я простираюсь перед милостыней нищих, из которой не накопишь богатства.

Я простираюсь перед неверными супругами, недовольными своими жёнами.

Я простираюсь перед непрямой речью и лживой болтовнёй.

Я простираюсь перед ухом, внимающим молодым и пренебрегающим мудростью старых,

Я простираюсь перед задом старухи, не думающей о смерти,

Я простираюсь перед неблагодарными детьми,

Я простираюсь перед носящими одежды Дхармы, но нарушающими свои обеты,

Я простираюсь перед профессорами, придирающимися к словам.

Я простираюсь перед гомченами, старающимися ради еды.

Я простираюсь перед благотворителями с корыстными мотивами,

Я простираюсь перед теми, кто променял мудрость на богатство,

Я простираюсь перед теми, кто говорят, что отреклись от мира, а сами втайне занимаются накопительством,

Я простираюсь перед болтунами, которые никогда других не слушают,

Я простираюсь перед нищими, которые не имеют пристанища,

Я простираюсь перед не имеющими досуга задницами проституток.

Когда он закончил, некоторые люди смеялись, некоторые ругались и называли его сумасшедшим, тогда как другие утверждали, что он просто получал удовольствие, слушая свой собственный голос.

— Он не сумасшедший и не болтун, — сказал Гампо Тридзин Чэнга Ринпоче[59]. — Вы все пропустили главное. Он — налджорпа, обладающий необычными способностями, и вам всем следует попросить у него прощения.

Тогда они поклонились Ламе и попросили благословения. Затем Чэнга Ринпоче оказал ему щедрое гостеприимство: он приготовил для него гостевую комнату и обеспечил его всем, чего только тот ни желал для своего удобства и удовольствия.

— Сегодня хороший день, и — самое время спеть песню, призывающую издалека моего Ламу, — сказал Кюнле.

Мой Лама, Лхадже Сенам Ринчен[60],

Обрати на меня свой сочувственный взгляд!

Я обрёл это драгоценное человеческое тело в результате накопления заслуг в прошлых жизнях.

Лама, помни обо мне!

Поскольку всё, что я делаю, становится Дхармой, мне не нужно подавлять свои стремления.

Лама, помни обо мне!

Поскольку мне и так приходит столько благ, сколько я пожелаю,

Мне не нужно порабощать себя землепашеством.

Лама, помни обо мне! Поскольку я и так живу в удобных жилищах,

Мне не нужно ровнять землю и дробить камни для постройки дома.

Лама, помни обо мне!

Поскольку везде, где мне хорошо, — там моя родина,

То мне нет необходимости любить одни и не любить другие земли.

Лама, помни обо мне!

Поскольку я вижу свой собственный ум как Ламу,

Мне не нужно больше возносить молитв.

Лама, помни обо мне!

Поскольку я предоставляю все дела самим себе,

Кроме недеяния мне не к чему стремиться.

Лама, помни обо мне!

Поскольку в своём Взгляде я не впадаю в крайности,

Мне не надо придерживаться какого-то определённого философского воззрения.

Лама, помни обо мне!

Поскольку моя медитация не предполагает сосредоточения на каком-то объекте,

Мне нет необходимости бороться с сонливостью и отвлечением.

Лама, помни обо мне!

Поскольку мои действия спонтанны,

Я свободен от возможности совершить ошибку.

Лама, помни обо мне!

Поскольку Плод моих стремлений существует изначально,

Я свободен от страхов и ожиданий.

Лама, помни обо мне!

Поскольку я понял совершенные слова самайи,

Я свободен от соблюдения сложных предписаний Винайи.

Лама, помни обо мне!

Поскольку то, что со мной происходит, является результатом ранее сделанных мной пожеланий,

Мне не нужно изощряться в чтении молитв благоприятствования по каждому поводу.

Лама, помни обо мне!

Поскольку юные девушки всегда внимают моим наставлениям,

Мне не нужно препираться со старухами.

Лама, помни обо мне!

Поскольку я оставляю своих девушек прежде, чем они состарятся и умрут,

Мне не нужно оплакивать их смерть.

Лама, помни обо мне!

Поскольку я сам себе казначей,

Мне не нужно отдавать свою свободу в руки других.

Лама, помни обо мне!

Лама, помни обо мне, занимающем более низкое положение, чем ламы, полностью захваченные Восемью Мирскими Заботами[61].

Лама, взгляни на мой счастливый ум, который занят тем, что происходит, и оставляет то, что не случается.

Когда закончилась эта прекрасная песня, монахи и монахини поднесли ему чай и чанг, а некоторые даже лишились чувств от глубокой преданности. Чэнга Ринпоче тоже был очень доволен:

— Налджорпа, ты сознаёшь обманчивую сущность всех явлений,

Где бы ты ни остановился — это твой монастырь,

Где бы ни находился — это твоё отшельничество.

В своих странствиях по всей стране

Кого же ты нашёл заслуживающим большей похвалы?

Лама отвечал:

Я, вечно странствующий налджорпа, побывал в монастыре Кагью.

В этом монастыре Кагью у каждого монаха было в руке по кружке с чангом.

Опасаясь стать пьяным кутилой, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, заглянул в монастырь Сакья.

В том монастыре Сакья монахи были только заняты расщеплением различных философских доктрин.

Опасаясь сбиться с истинного пути Дхармы, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, заглянул в монастырь Ганден[62].

В монастыре Ганден каждый монах искал себе дружка.

Опасаясь потерять своё семя, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, заглянул в школу гомченов.

В тех местах отшельничества все гомчены в качестве йидамов выбирали любовниц.

Опасаясь стать отцом и главой семьи, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, посетил монастырь Ньингма.

В том монастыре Ньингма каждый монах хотел исполнять танец масок.

Опасаясь стать профессиональным танцором, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, посетил горные места отшельничества.

В тех горных уединённых местах монахи копили своё мирское имущество.

Опасаясь нарушить предписания своего Ламы, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, побывал на кладбищах и в глухих окрестностях.

В тех покинутых местах, помышляли практикующие Чёд

только о собственной славе.

Опасаясь покориться богам или демонам, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, навестил группу паломников.

Те паломники хотели купить всё, на что бы ни пал их взгляд.

Опасаясь стать торговцем, жадным до наживы, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, побывал в месте медитационного уединения,

Где практикующие грелись на солнце.

Опасаясь изнежиться в безопасности маленькой хижины, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, сидел у ног Ламы-Воплощенца.

Его постоянной заботой были подносимые ему сокровища.

Опасаясь стать коллекционером или скрягой, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, остановился при свите ламы.

Они сделали ламу своим сборщиком налогов.

Опасаясь стать слугой учеников, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, заглянул в дом богача

Где рабы богатства плакались так,

Будто они были жителями ада.

Опасаясь переродиться госпожой голодных духов

, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, заглянул в дом бедных, простых людей,

Заложивших своё имущество и наследство.

Испугавшись стать позором своей семьи, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, посетил религиозный центр — Лхасу,

Где хозяйки постоялого двора надеялись на подарки и милость гостей.

Опасаясь стать льстецом, я остался сам по себе.

Я, вечно странствующий налджорпа, кочующий по всей стране,

Куда ни смотрел — находил лишь терзаемых корыстью.

Опасаясь думать лишь о себе самом,

Я остался сам по себе.

— То, что ты говоришь, — абсолютная правда, — согласился Чэнга Ринпоче.

Собравшиеся разошлись, каждый вернулся к своим обязанностям. А Лама продолжил свой путь в Джаюл.

В Джаюле Лама жил в доме правителя, дверь которого была всегда открыта для паломников и монахов; там он наслаждался щедрым гостеприимством в обществе нескольких учёных, гомченов и монахов. Все сидели вместе, пили чанг и беседовали.

— Ты не носишь ни одеяний ламы, ни монаха, ни мудреца, — осуждал его пожилой учёный. — Ты ведёшь себя так, как тебе хочется в данный момент, а поэтому являешься плохим примером для обычных людей. Тебе надо найти себе постоянное пристанище и угомониться вместо того, чтобы беззаботно и бесцельно скитаться, как собака. Когда люди видят это, они перестают следовать религии. Зачем ты это делаешь?

— Если бы я был ламой, я стал бы рабом своих прислуживающих учеников и потерял бы свою независимость. Был бы я посвящённым монахом, я был бы обязан следовать правилам дисциплины, а кто может постоянно соблюдать все свои обеты. Если бы я был мудрецом, я должен был бы искать истинную природу ума, как если бы она не была явной! Подаю ли я хороший или плохой пример для обычных людей, это зависит в каждом случае целиком от степени их способностей. Кроме того, те, кто предназначен для ада, в любом случае туда попадут, пусть даже они станут подражать поведению Будды. Если же человеку всё-таки определено достичь состояния Будды, то одежда, которую носишь, дела не меняет и, как бы себя ни вёл, это происходит без какого-либо твёрдого намерения, и его активность естественна и спонтанно чиста. А если стремиться к постоянному пристанищу или тяготеть к какой-то определённой материальной цели, то отклоняешься от Пути, потому что имущество и положение усиливают иллюзию "я" и "моё". Что же касается монахов, то опасность эмоциональной привязанности у них больше, чем у мирян, а именно тем больше, чем больше почестей им воздают и чем больше перед ними благоговеют. Хотя обычно при основании монастыря поначалу присутствует похвальное намерение предоставить начинающим спокойное место для медитации, тем не менее защищённость общины ведёт под конец к лености внутри и трениям снаружи, и священное общество становится воровским притоном, где каждый одержим эгоистическими целями.

Поражённые обличительной речью учёные согласились с ним, одобрили и поблагодарили, а затем спросили о том, кто является его йидамом и какие он принял на себя обязательства. Он ответил им песней:

Если я и не могу обращаться искренне

К Трём Драгоценностям, защите обычных людей,

Я не нарушаю обязательство повторять трёхстрочную молитву Прибежища.