«Что нас не убивает, то делает сильнее».
Гефест — греческий бог земного и подземного огня, кузнечного дела и других искусств и ремесел. Примечательным образом он — как и Арес — считается то сыном Зевса и Геры, то сыном одной Геры, рожденным ею партеногенно. Впрочем, в мифологии Гефест был связан только со своей матерью. Фигура отца не была для него особенно значимой. Можно предполагать, что отцовство Зевса было скорее номинальным и поздним нововведением.
«Бог-кузнец Гефест уродился таким хилым, что его мать Гера, чтобы не мучить себя жалким зрелищем, какое являл собой ее сын, решила сбросить его с вершины Олимпа» [68]. Гефест сумел отомстить своей матери за отвержение. Он изготовил великолепный трон для нее, однако как только та на него уселась, то ее сковали прежде невидимые узы. Освободить ее смог только сын. Тогда его признали равным другим олимпийцем. Это, а также то, что он вырос и научился делать разные полезные и красивые вещицы, повлияло на его согласие матери вернуть его в семью. С тех пор Гефест души в ней не чаял и заступался за мать перед Зевсом.
Гефест, в отличие от других олимпийцев, представлялся несколько звероподобным: косматым, волосатым и даже уродливым — хромым на обе ноги и, вместе с тем, очень могучим. Это сближает его с хтоническими силами.
…от наковальни великан закоптелый поднялся
И, хромоногий, медлительно двигал увечные ноги:
Снял с горна мехи и снаряды, какими работал,
Собрал все и вложил в красивый ларец среброковный;
Губкою влажною вытер лицо и могучие руки,
Выю дебелую, жилистый тыл и косматые перси;
Ризой оделся и, толстым жезлом подпирался, в двери
Вышел хромая…
Гефест — главный изобретатель и мастер-ремесленник греческого Олимпа. Он кует молнии для Зевса, доспехи для богов и героев (например, панцирь Геракла), строит дворцы для других божеств (потому он — первый архитектор), придумывает самодвижущиеся треножники для святилищ. Он — создатель всяких одушевленных механизмов: быков царя Ээта с медными ногами и огнедышащими пастями или собаки, от которой никто не мог убежать. Ему даже прислуживали девушки, сделанные им из золота. Прославился Гефест и как искусный ювелир — созданием женских украшений. Особенно удаются ему хитроумные ловушки и разные опасные вещи.
Гефест способствовал рождению богини Афины, стукнув своего отца (с его разрешения) молотом по голове, откуда и появилась богиня мудрости и доблести. В культовой практике Афин они почитались совместно, им принадлежал один и тот же храм. В мифологии он был в Афину влюблен. По злой шутке Посейдона он даже решил, что та ответит ему взаимностью, и попытался овладеть Девой, однако та убежала. Впрочем, их сын после долгих мытарств родился [70], хоть и со змеиными ногами, и был назван Эрихтонием.
Женой Гефеста стала прекраснейшая из богинь — Афродита. Детей у них не было. Более того, Афродита часто изменяла Гефесту. Ее самым постоянным любовником был бог войны Арес, но случались и другие любовные увлечения. Гефест попробовал проделать с неверной женой тот же трюк, что и с матерью, когда поймал в сети ее и ее любовника «с поличным». Но ход не удался. Остальные боги высмеяли самого Гефеста и позавидовали Аресу. От многих любовников Афродита рожала детей, но не от своего законного мужа Гефеста. Иногда супругой Гефеста называется Харита. В классической мифологии Гефест временами играет роль придворного «дурачка», примиряющего богов. И все же он сохраняет черты древнего грозного бога, который может заставить трепетать большинство своих собратьев. Тем не менее, Гефест, похоже, боится своего отца. По приказу Зевса он, например, приковывает к скале Прометея. В остальном Гефест редко принимает участие в олимпийских интригах. Он не покровительствует героям, ни с кем постоянно не враждует и не ссорится; ничего не известно и о его любовных приключениях. Постепенно грозный бог огня уходил в тень, под землю.
В жизни мужчин-Гефестов мы можем часто видеть холодную, отвергающую и, тем не менее, нежно любимую мамочку. Они могут всю жизнь стараться заслужить расположение своей матери. Конечно, в этом случае она не должна быть постоянно отвергающей. Она, скорее, то дает любовь, то отворачивается: «Ты плохой мальчик, я не буду тебя любить», «Вот молодец, теперь все сделал правильно». При сильной фигуре сурового отца матери Гефестов склонны всегда поддерживать и транслировать его точку зрения. В доме у мальчика-Гефеста, как и у бога, низвергнутого с Олимпа, может не быть своего «нормального» места. Это скорее углы, где хранятся важные ему лично вещи, места под столами и тумбами. Делает уроки он за обеденным столом, когда тот освобождается, одежду ему выдает мама из общего шкафа, даже спальное место может быть каким-то непостоянным, вроде «кресла-кровати».
Иногда мать сына-Гефеста не столько холодна по каким-то причинам, сколько крайне тревожна и не способна подарить достаточно любви своему сыну. Если ребенок болеет, это также вызывает ее раздражение и обеспокоенность. Альфред Нобель родился достаточно хилым ребенком, в семье, где уже были дети, и многие из его братьев и сестер умерли во младенчестве. А экономическая ситуация в стране тогда была более чем удручающей. Позже в своей автобиографической юношеской поэме Нобель напишет:
Моя колыбель была похожа на кровать
мертвеца, и в течение долгих лет
рядом с ней бодрствовала моя мать,
беспокойная, испуганная:
так малы были шансы сохранить
этот мерцающий огонек [71].
И все же Гефест находит поддержку. Его приютили две морские богини: Фетида и Эвринома. Они символизируют не столько вдруг обнаружившиеся реальные материнские фигуры на замену (например, добрую бабушку или тетю), сколько уход в свои эмоциональные переживания («морские пучины») и обретение там некоего психического ресурса, душевной поддержки.
В тоже время какое-то двойственное отношение к себе часто остается у мужчины-Гефеста на всю жизнь. Навсегда прославивший Швецию Альфред Нобель, когда его брат попросил рассказать что-нибудь о себе для семейных мемуаров, ограничился следующим замечанием: «Альфред Нобель, тщедушное существо, которое из человеколюбия акушер должен был придушить с первым же криком».
Черты Гефеста часто возникают у сына деспотичного отца. Такие отцы формально лояльны, но требуют, чтобы мальчик шел строго определенным ими курсом, а в случае неповиновения строго наказывают или выражают очень резкое неприятие. Сын-Гефест может появиться и у отца-Гефеста. Отец Альфреда Нобеля, Эммануэль, сам был изобретателем, и довольно удачливым. И Альфред продолжил профессиональную линию. Вот кстати, довольно характерное описание этого типа по портретам Эммануэля Нобеля, сделанным после пожара, когда сгорел дом и все имущество семьи [72]: «От его фигуры исходит какая-то невероятная мощь и лишь несколько недовольное и обеспокоенное выражение лица может ослабить это впечатление» [73].
Мужчина-Гефест может производить впечатление простофили, дурачка, человека социально неадаптированного. Кажется, он не знает, что и когда нужно говорить или делать. Он как будто все делает невпопад или не совсем так, даже думает как-то по-другому. Но это его поведение или восприятие временами оказывается очень важным. Роль Дурака бывает близка сюжету о Трикстере-Гермесе. В то же время Дурак оказывается порой рядом со Святым Безумцем — Дионисом. Но Гефест — это скорее Простофиля, тот, кого обманывают хитрые Ловкачи-Гермесы. Или же тот единственный, кому удается разгадать загадку, выполнить задание и совершить нужный поступок. Это тот простак Парсифаль, кому — одному из всех — удается рассмешить Деву, которая не смеется, и неожиданно победить Красного Рыцаря, тот, кому выпало на долю найти и вновь потерять Святой Грааль. Это Иван-Дурак русских сказок, тот неразумный сын отца, который единственный из всех поступает единственно правильно.
Доброта, искренность, открытость ко всему необычному и новому дают ему возможность выбрать верный путь в своем нелегком приключении. «Дурак, наивный, бесхитростный, живущий сообразно каким-то своим законам… самое главное свойство — наивно удивляться обыденным вещам, благоговеть перед повседневной рутиной. “Что ты говоришь! — восклицает Дурак. — Неужели?!”» [74].
В жизни таким мужчинам тоже приходится изрядно постараться. Конечно, мужчина-Гефест может на всю жизнь остаться славным добрым парнем, к помощи которого охотно прибегают, но не торопятся отплатить благодарностью. Тем, кто не умеет считать деньги и всегда готов снять с себя последнюю рубашку, пожалев ближнего. Он может не замечать измен супруги и всю жизнь подчиняться капризам своей матушки, веря ей на слово. Это и опустившийся юродивый, пьющий добряк со странностями, ворующий часто в ущерб себе же. «Тридцать три несчастья» — это тоже про него.
Второй раз Гефест был сброшен с Олимпа уже Зевсом. Он осмелился высказать громовержцу, что тот поступает нехорошо, подвешивая свою супругу (и мать Гефеста) Геру между землей и небом [75]. И был свергнут вниз, на землю. В жизни мужчин-Гефестов мы тоже можем наблюдать некую социальную отверженность или изоляцию. В детстве, из-за болезненности, мальчик может все время сидеть дома и не научиться толком общаться со сверстниками.
Альфред Нобель в восемнадцать лет так это описывал в своей поэме:
И вот я снова маленький мальчик.
Слабость по-прежнему делает его
чужаком в том мире, где он живет.
Когда его друзья играют, он — лишь
задумчивый зритель;
лишенный удовольствий своего возраста,
его разум пускает ростки того, что
будет потом.
Воображение парит
в высотах, которые только доступны мысли;
тогда был неизвестен способ остановить
его полет
или хотя бы нащупать границы
упоительных мечтаний.
Прошлое, настоящее, отягощенные
ощущением, что ты несчастен,
казалось, были только трамплином,
первым шагом к будущему счастью [76].
Здесь, несмотря на тяготы изоляции, ощущается предчувствие чего-то иного, какое-то стремление достичь чего-то большего или неведомого. Быть может, это свидетельство контакта с «морскими богинями», таинственными силами души мужчины. А вот если такой мальчик найдет своих «Фетиду и Эвриному», скажем, лишь в бабушке или других опекающих женских фигурах, то, скорее всего, останется вечным их «придатком». Отверженный матерью, он слишком крепко ухватится за протянутую ему руку и не уйдет далеко. Все мы встречаем время от времени таких великовозрастных юношей в растянутых тренировочных штанах (или в явно старомодной одежде), с каким-то озабоченным выражением лица ведущих под ручку своих стареньких бабушек.
Бог Гефест, даже достигнув высот мастерства, оставался в некоей изоляции от бурной жизни Олимпа. Так и вполне успешный мужчина-Гефест может сам выбрать жизнь в одиночестве, рядом со своей мастерской и сараем с инструментами. Обычно при этом его и считают человеком «не от мира сего», он находится на краю обычного социального мира семьи, деревни. В городе это мастер, которого вызывают на помощь при крайней необходимости (починить кран, повесить полки, установить стиральную машину, собрать кухню), а все остальное время и не вспоминают. То же свойство может проявляться и просто как социальная неприметность мужчины-Гефеста. Помните статус «простого советского инженера» как символа городской обыкновенности?
Бог Гефест был главным творцом и ремесленником среди всех греческих богов. В культуре Древней Греции мы также видим расцвет художественно-ремесленного творчества. Жители Аттики считали себя «сыновьями Гефеста».
Обратим внимание на чертоги Гефеста:
Тою порою Фетида достигла Гефестова дома,
Звездных, нетленных чертогов,
прекраснейших среди Олимпа,
Кои из меди блистательной создал себе хромоногий.
Бога, покрытого потом, находит в трудах, пред мехами
Быстро вращавшегось: двадцать треножников
вдруг он работал,
В утварь поставить к стене своего благолепного дома.
Он под подножием их золотые колеса устроил,
Сами б собою они приближались к сонму бессмертных,
Сами б собою они возвращались, взорам на диво.
В сем они виде окончены были; одних не приделал
Хитроизмышленных ручек: готовил, и гвозди ковал к ним.
Мужчины-Гефесты всех времен — это те, кто умеют и любят работать руками. Они постоянно стремятся к техническому усовершенствованию тех или иных механизмов или приборов. Они сразу «видят», что можно сделать и что будет наиболее эффективным. Мне сложно это понять самой, но это то, что меня всегда изумляло и восхищало в мужчинах вообще [78]. Мужчины-Гефесты же способны трудиться от зари до полночи, корпя над каким-то техническим заданием, изготовлением поделки, разгадкой прибора, улучшением изобретения. Они невероятно старательны и упорны. Они пробуют то один материал, то другой, применяют разные способы и вновь начинают все заново — только для того, чтобы все получилось как надо. Современных программистов, мне кажется, тоже зачастую можно отнести к мужчинам-Гефестам.
В мифологии боги-кузнецы часто связаны с племенем «маленьких подземных существ»: греческих кабиров [79], скандинавских черных альвов, поздних европейских гномов, чертей христианской культуры. В современной культуре фэнтэзи гномы наделяются преувеличенными качествами и способностями типичного мужчины-Гефеста.
Известна история о том, как Гефест вырыл для колхидского царя Ээта, отца известнейшей волшебницы греческого мира — Медеи, четыре источника, текущих из-под виноградной лозы. Они били водой, молоком, оливковым маслом и вином. Мы уже говорили о том, что еще в детстве мальчик-Гефест может научиться находить контакт с таинственными, вдохновляющими силами своей души. Умение находить этому вдохновению форму и воплощение в реальной жизни, наверно, и можно назвать даром, талантом, гением. Дар и талант — то, что нельзя купить и чему нельзя просто научиться, — необходимо развивать и не тратить на всякие пустяки. Иначе источник вдохновения иссякнет. И наоборот, люди, успешно реализующие свой дар, удивительным образом могут быть талантливы и в других областях. Сил, и творческих, и физических, у них как будто больше чем у обычного человека. Раньше мы приводили стихи Альфреда Нобеля, а теперь обратимся к произведениям гениального скульптора и ювелира эпохи Возрождения — Бенвенуто Челлини. Он писал сонеты, и некоторые из них не лишены известного утрирования и желчи, порой так свойственной людям искусства:
Бессмертный Бог, великий, триединый,
Творец небес, земли, Кто сделал нас
Достойными руки своей, Кто враз
И без набросков создал мир предивный,
Слепил скульптуру первую из глины
И ангелам представил напоказ;
Один из них впал в зависть — и тотчас
Смерть, ад и распри хлынули лавиной.
Низвергся в огнь со всею ратью тот,
Кто зависти и злобы не смирил
Пред Тем, Кто высшей красоты создатель;
В этом сонете Челлини то ли глумится над противниками (считающими только живопись на чистых холстах искусством, а работу с драгоценными металлами — всего лишь ремеслом; кстати в наше время эта точка зрения возобладала), то ли иронизирует над своим собственным пылом, превознося искусство ваяния над живописью. Но нас здесь интересует и само отношение к своему таланту и умениям как к проявлению божественного в человеке. В акте творения человек подражает самому Богу.
Бог Гефест, как мы уже не раз говорили, очень любил делать разные механизмы. Нам, уже привыкшим ко множеству таких вещей, трудно вообразить что-либо подобное в Древней Греции. Можно пофантазировать на тему «древние греки предсказали появление роботов» или даже «они их видели своими глазами, их принесли инопланетяне, только потом они разбились». Но в рамках данной книги мы видим в этом, скорее, потребность, жгучее желание, свойственное Гефесту и мужчинам его типа, мастерить подобные штуковины. Вот она-то и привела, по всей видимости, к изобретениям и открытиям, сделанным в этом направлении. Кстати сказать, я главным образом за мужчинами замечала потребность наделять механизмы свойствами одушевленного существа — по крайней мере, в своем представлении. Это обычно касается не всех, но каких-то особых для них аппаратов: автомобилей, компьютеров или даже (поначалу) стиральных машин.
Мужчины-Гефесты обожают разные секретные механизмы: потайные пружинки, открывающие крышечки и защелкивающие замки, незаметные кнопочки и предметы-«трансформеры». Помните брошь, превращавшуюся в браслет, в комедии Оскара Уайльда «Идеальный муж»? Она же стала ловушкой для коварной миссис Чивли. Тоже очень по-гефестовски — такой механизм с оковами. А потайные комнаты и проходы, открывающиеся с помощью рычага, замаскированного в виде книжного томика? Классика приключенческого жанра.
Мужчина-Гефест в науке — это практик и экспериментатор. В этом он отличается от Аполлона — теоретика. Ученые-Аполлоны вначале придумывают некую теорию и пробуют ее представить публике. Если их пытаются опровергнуть, они все так же в теории защищают свою точку зрения. В качестве доказательств они объясняют, какой именно эксперимент подтвердил бы их точку зрения. Оппоненты возражают по поводу того, насколько связан предполагаемый эксперимент с обсуждаемой темой. На это вновь уходит время. Затем в качестве последнего аргумента Аполлон проводит наконец физический (химический, какой угодно иной в рамках естественных наук) эксперимент и доказывает свою правоту — или же оказывается неубедительным и несостоятельным. Мужчины-Гефесты поступают наоборот. Они способны сразу же представить блестящий эксперимент, но с неохотой что-либо объясняют, особенно если реакция публики им пришлась не по душе. Так, рассказывают историю о знаменитом ученом Никола Тесла, который представил публике какую-то коробочку с двумя проводками, подсоединил ее к машине без двигателя и катался со скоростью 150 км в час. Когда окружающие заподозрили что-то неладное, он рассердился и унес коробочку. До сих пор, однако, никто точно не знает, как же ездила эта машина.
Характерная роль мужчины-Гефеста — это «безумный изобретатель». Квартиру он давно превратил в склад деталек и мастерскую или заполнил всю комнату своим единственным аппаратом — например, позволяющим считывать фазу быстрого движения глаз у человека во время сна (да, такой прибор может быть довольно большим). У него проблемы с женой, которая не понимает его исканий и выселяет его в сарай (если сарай есть), выгоняет из дома или пытается сдать в лечебницу. Чем больше простора и места, куда этот человек может уйти и позаниматься в свое удовольствие, тем лучше. Потому выживают изобретатели в маленьких городках и даже селах. Их считают чудаками, но обычно хотя бы не мешают. И жена занята огородом, хозяйством, утешается: «Не пьет, не буянит… что еще надо?…»
Современная научная фантастика и литература «фэнтэзи» обожают сюжет о Безумном Изобретателе. От них не отстают научно-технические кинобоевики. Почти вся «бондиана» строится на идее появления сверхмощного супероружия в руках у сумасшедшего технического гения или доступа к оному не более здравомыслящего мстителя всему человечеству. Множество фильмов сверхужасных чудовищ (обычно это хтонические существа — пауки, змеи, динозавры, акулы или насекомые) в завязке обнаруживают историю о лаборатории с беспечными и наивными или же безумными учеными, которые и ввели в мир таких страшилищ. Конечно же, на самом деле эти фильмы рассказывают нам о страхе Эго перед чудовищами из бессознательного. Неудивительно, что именно мужчина-Гефест становится архетипической фигурой создателя чудовищ или их проводника. Этот архетип близок и к Тени — вытесненному из сознания, и к силам бессознательного. Сам Гефест постепенно, по мере погружения в подземный мир или жерло вулкана, становится теневой фигурой. В современных киномифах убежище героя-Гефеста представляется затерянной где-то в пустыне секретной лабораторией.
История науки знает множество открытий, совершенных благодаря наитию, прозрению или даже видению. Не будем вспоминать всем известную историю про таблицу великого русского химика, а обратимся к гениальному исследователю и экспериментатору (Гефест всегда экспериментатор, в отличие от Аполлона), отцу современной теории энергосистем и даже любимых современными экстрасенсами «энергоинформационных наук». Мы про него уже говорили. Это Никола Тесла. Именно он изобрел генератор переменного тока, резонансный трансформатор (трансформатор Тесла). Создал первый электромобиль, построил первый радиоволновый передатчик, открыл возможность исцеления человека с помощью высоких частот тока. Его именем названа единица измерения плотности магнитного потока (магнитной индукции).
Этот выдающийся ученый утверждал, что первоначально визуализирует свои открытия и получает ответы, прибегая к активному воображению:
«Момент, когда кто-то конструирует воображаемый прибор, связан с проблемой перехода от сырой идеи к практике. Поэтому любому сделанному таким образом открытию недостает деталей, и оно обычно неполноценно. Мой метод иной. Я не спешу с эмпирической проверкой. Когда появляется идея, я сразу начинаю ее дорабатывать в своем воображении: меняю конструкцию, усовершенствую и “включаю” прибор, чтобы он зажил у меня в голове. Мне совершенно всё равно, подвергаю ли я тестированию свое изобретение в лаборатории или в уме. Даже успеваю заметить, если что-то мешает исправной работе. Подобным образом я в состоянии развить идею до совершенства, ни до чего не дотрагиваясь руками. Только тогда я придаю конкретный облик этому конечному продукту своего мозга. Все мои изобретения работали именно так. За двадцать лет не случилось ни одного исключения» [81].
Оставив множество тайн и загадок, Никола Тесла стал излюбленным персонажем научно-фантастических историй. Он и сам полагал, что общается с существами иных миров, страдал навязчивыми страхами и действительно был человек на удивление странный. И великий гений.
Мужчина-Гефест не разделяет искусство и ремесло. Он всегда творит нечто новое, существенное, значимое. Материал или техника значения для него не имеют: он создает новую Вещь, Продукт, Произведение для этого мира. В этом его отличие от художника-Аполлона, который в своих произведениях всегда демонстрирует себя, свой талант, свое особое видение мира. Для мужчины-Гефеста, опять-таки в отличие от Аполлона, не особенно важна традиция, если она не может научить его ничему новому и не соответствует его творческой задаче. Маньеризм на излете эпохи Возрождения, авангард и модернизм — вот прибежище творцов-Гефестов. Аполлоны же всегда налегали на классику.
Интересно своеобразное описание творцов эпохи маньеризма: «Их своеобразие проявляется и в их темпераменте, и в их интеллекте. По темпераменту это, как правило, были “сумасброды”, романтики, люди, зачастую поглощенные самим собой. Биографы почти всегда награждали их одними и теми же эпитетами: “дикий”, “странный”, “подозрительный”, “меланхолический”, “одинокий”, “рассудочный”; одними и теми же кличками: “безумец”, “привереда”, “пачкун”» [82]. Это тоже очень характерные описания мужчин-Гефестов — талантливых, подчас даже гениальных творцов, обычно не приспособленных к жизни, страдающих из-за несправедливого отношения окружающих и вместе с тем порой отталкивающих тех, кто пытается помочь. И самым оскорбительным для них оказывается пренебрежение к их таланту. Аполлон обижается за себя, Гефест — за свой гений.
Если мужчина-Арес ищет соперничества и находит его, то Гефест предпочел бы остаться единственным и неповторимым. Обыкновенно ему это не удается, находятся и другие мастера-умельцы. Мужчина-Гефест может, подобно Аполлону, соревноваться опосредованно, создавая все более прекрасные вещи или совершая открытия. Но порой, подобно Аресу, он вступает и в откровенную борьбу, не сдерживаясь и доходя до ярости и ругани, оскорблений и физической расправы над соперником. Характерным именно для Гефеста образом он может годами копить в себе зависть и злобу на соперника, постоянно нелестно вспоминая о нем и обо всех его учениках. Отсюда же идет соперничество многих течений и школ. Подобное происходит и в сфере Аполлона, но если там критериями часто являются традиция и тактическое преимущество, то в сфере мастерства Гефеста критериями могут быть эффективность, универсальность, мастерство изготовления, удобство, эстетическое удовольствие. Гефесту не требуется оглядываться назад и следовать чьему-то курсу. Он хорош именно тогда, когда придумывает что-то новое. Отсюда зависть к талантам и способностям, к тому, что кому-то удалось, а другому — нет. Это нередко то, чего нельзя добиться упорным трудом, что дается и находится по наитию (потом, правда, придется потрудиться для воплощения, но для Гефеста это не бывает мукой).
Обычно целителями называют Аполлона и его сына Асклепия. Однако же и образ Кузнеца связан с лечением. Это либо исцеление с помощью некоей магии, либо изготовление богом-Кузнецом недостающей части тела для человека. Так Гефест сделал плечо Пелопу. Так даже в сказке о волке и семерых козлятах кузнец перековывает горло волку, чтобы голос стал тоненьким как у козы-мамы. Иными словами, Аполлон символизирует терапевтический подход к излечению человека, а Гефест — костоправский, хирургический.
Спору нет, в ряде случаев именно хирургия способна спасти человеку жизнь. Однако порой мы встречаем и увлеченность медиков — узких специалистов именно жесткими, оперативными методами. Применение удачной техники для врача может оказаться более важным приоритетом, чем, как это ни парадоксально, здоровье человека в будущем. Я сама иногда с горечью думаю об операции, которую мне сделали в детском возрасте. Много позже я узнала, что к тому времени существовали и терапевтические способы лечения болезни, как с помощью сильных антибиотиков, так и — особенно эффективные — гомеопатические.
Дабы отвлечься от грустных переживаний, упомяну о том, что меня развлекает и забавляет. Это помешанность на пластической хирургии. Конечно, в отдельных случаях помощь врача необходима: после катастроф, исказивших внешний облик человека, или для исправления врожденных очевидных недостатков. Но сонмища юных, молодых и дам в возрасте жаждут исправить себе то или это: уголки губ или глаз, форму крыльев носа, размер бюста или живот. Примечательно, что это — явное влияние архетипа Афродиты, богини красоты. Таково ее требование: быть лучше всех, быть совершенством. Именно она была женой — да, неверной, но женой — бога Гефеста. Так и современные пластические хирурги иногда берут себе в жены совсем молоденьких девушек, которые чувствуют себя счастливыми только после очередной переделки лица или тела и страдают от невозможности совершить оную, скажем, ровно в тот день, когда им хочется.
Бог-кузнец в различных мифологиях оказывается связан с музыкой и голосом. Мастера, изготавливающие музыкальные инструменты, бесспорно, как и все ремесленники, представляют тип мужчины-Гефеста. Но особенная архетипическая сила дается редким мастерам своего дела — тем, что совершенствуют старые и придумывают новые инструменты, изготавливают их так, что столетиями другие мастера не могут приблизиться к этому совершенству. Конечно, сразу вспоминаются знаменитые скрипки итальянских мастеров. Создавая инструмент, мужчина-Гефест находит еще один способ выразить порой невыразимое словами — эмоции, переживания, чувства, впечатления, любые душевные течения. Это очень характерно для архетипа данного бога. В наше время, благодаря новым технологиям, придумано множество новых музыкальных инструментов [83].
Мы уже говорили о путешественниках. Мужчина-Гермес с охотой идет странствовать по разным незнакомым местам, знакомится с новыми людьми и культурами и, вернувшись, много рассказывает о своих путешествиях или пишет книги. Гефест же не столько путешественник, сколько отшельник. Это человек, предпочитающий по каким-то причинам или по своему душевному складу «уход от цивилизации». Он живет один или в скудной компании ручных животных где-нибудь на краю мира, в забытых и заброшенных, а то и вовсе малопригодных для жизни человека местах. Это полярники и метеорологи дальних станций, все «технари-отшельники», которых разбросало по земле если не профессией и распределением, то собственным желанием жить так, как хочется, вдали от суеты городов и цивилизации. При этом именно благодаря своей «гефестовской» способности сделать из ничего удобную и полезную, порой необходимую вещь, довольствоваться малым и выживать в самых неблагоприятных условиях они успешно держатся на своем месте и бывают вполне довольны своей жизнью. «Возвращение к природе» может быть и чисто символическим: так люди-Гефесты бывают увлечены спортивным голубеводством или обучают канареек петь популярные песенки.
Женой хромого бога Гефеста стала прекраснейшая из богинь — вечно молодая и вечно весёлая Афродита. Ничего не известно о ее отношениях с мужем, кроме тех случаев, когда он ловил ее с другими мужчинами. Зная, что жена встречается с богом войны Аресом на их собственном супружеском ложе, Гефест изготовил ловушку с сетью, которая накрыла попавшихся любовников. А потом позвал всех олимпийцев, чтобы те полюбовались на стыд и позор. Богини, по свидетельствам, промолчали, а некоторые боги заметили, что не прочь были бы оказаться на месте Ареса. Ничего не добился этим Гефест, пришлось ему снести насмешки других богов и отпустить любовников. Примечательно, что с женой он пытается поступать так же, как со своей матерью, Герой. Та тоже его вначале отвергала, но он сделал трон-ловушку, и когда та на него села, ее также опутали узы и оковы. Гефеста упросили освободить мать (даже Зевс не мог этого сделать, такой хитрый механизм придумал Гефест), приняли в клан олимпийцев и как раз тогда выдали за него Афродиту. После этого Гефест помирился с матерью и всячески баловал ее хитрыми поделками. То же он пытается проделать с неверной и отвергающей его, судя по всему, супругой. Но фокус не удается. Афродита даже не родила ему детей.
С одной стороны мы видим здесь историю о повторении раннего сценария отношений с матерью в совсем не подходящих для этого условиях. Мужчины-Гефесты то заискивают и преклоняются, то впадают в ярость и начинают крушить что ни попадя, то мстят как-то по-другому. Не то чтобы исподтишка, но скрыто, скорее пассивно-агрессивно. Они отказываются или, чаще, «забывают» сделать обещанное, вдруг начинают вести себя как-то неадекватно по-детски, возможно, повторяя те способы, которым научились когда-то давно с матерью. Мужчина-Гефест уже в весьма зрелом возрасте может уйти из дома отвергающей матери к женщине, которая видится ему более доброй «матерью», и попытаться выстроить такие же отношения, добавив разве что сексуальную сторону. Такие условия устроят редкую женщину. Постепенно зреет недовольство и жена либо начинает изменять мужу, как Афродита, либо выгоняет его из дома, как Гера, сбросившая сына с Олимпа. Покинутый или обманутый муж, по моему ощущению, всегда воплощает черты архетипа Гефеста — вне зависимости от того, кем он был до этого.
«Илиада» нам показывает и другую возможную жену Гефеста — «прелестей полную, бога хромого супругу младую», Хариту. Вновь мы видим молодую жену при старом муже. Вспоминается «Старый муж, грозный муж, Режь меня, жги меня…» Подробностей из греческих мифов мы не знаем. Еще один вариант отношений мужчины-Гефеста с женщинами — обращение с ними как с куклами или живыми механизмами. Удивительным образом многие боги-кузнецы прибегают к этому способу. У Гефеста золотые служанки, помогающие ему ходить. Ильмаринен (из карело-финского эпоса «Калевала») создаёт себе золотую жену, но не может с ней спать, потому что она оказалась слишком холодной. Древнеисландский Вёлунд насилует дочь конунга Бёльвид, чтобы она родила от него сына. В реальной жизни мужчины-Гефесты порой предпочтут любимое занятие женщине или заведут собаку, которая будет всегда преданной и верной.
Мужчина-Гефест, разочарованный в человеческих отношениях, может предпочесть им общение с животными — дружеское и, по его мнению, партнерское. Или окружить себя множеством полезных механизмов. Таковы чудаковатые коллекционеры, собирающие разнообразные экспонаты, которые вызывают у них практически весь спектр эмоциональных привязанностей — в отличие от семьи и друзей.
В достаточно редких случаях особо талантливые и известные мужчины-Гефесты могут найти себе молоденькую женщину, которую «вылепят» так, как им нужно. Интересна история отношения Альфреда Нобеля с Софи Хесс, девушкой-цветочницей из приличной еврейской семьи. Она стала любовницей Нобеля, который снимал ей домики в разных уголках Европы, в зависимости от того, где проживал сам. При этом вначале она казалась ему очаровательной и забавной, но затем он счел ее чересчур легкомысленной, поверхностной и необразованной. Желая как-то «усовершенствовать» свою подругу, он нещадно ее критиковал. Он требовал, чтобы она стала утонченной светской дамой, но не разрешал ей выходить из дома, допрашивал кухарку о ежедневных занятиях Софи и не пускал ее в свою светскую жизнь, все же стесняясь простушки-любовницы. Он приходил лишь на ночь и постоянно уезжал в командировки, откуда писал письма и оплачивал расходы. Примечательно, что свои письма Нобель подписывал «ваш старый брюзга». Отличное самоопределение мужчины-Гефеста. При этом Софи была страшной растратчицей, умудрялась путешествовать в компании любовников и называла себя «мадам Нобель». Они расстались с Альфредом при условии, что он будет оплачивать ей ежемесячное содержание до конца ее дней. Нобель согласился. Это очень характерная история отношений мужчины-Гефеста и женщины-Афродиты (или младой Хариты).
Существует легенда, по которой Нобелевская премия не присуждается математикам, потому-де, что жена Нобеля изменила ему именно с этим представителем ученого мира. Это неправда. Во-первых, у Нобеля не было официальной жены, была лишь признанная любовница, та самая Софи Хесс. Но она ушла от него не к математику, а к жокею и игроку, от которого родила дочь, после чего он ее бросил, а умер вообще насильственной смертью. Так повторилась история Афродиты, которая изменяла Гефесту не с Аполлоном (он мог бы быть математиком), а с Аресом (любителем скачек) и Гермесом (плутом). А во-вторых, математика вряд ли является наукой, способной вносить внятный «вклад в дело мира».
По большей части мужчины-Гефесты склонны не выражать прямо своих чувств и эмоций, а наоборот, скрывать, сублимировать в творчестве или иных поделках или же накапливать, пока не «рванет». Зато когда вулкан [84] проснется, то окружающим не поздоровится. Мужчина-Гефест может как долго вынашивать свои мстительные и хитроумные планы (и так никогда и не воплотить их), так и взрываться без всякого умысла. Общим правилом является одно: взрыв всегда оказывается неожиданностью.
Порой и для самого мужчины. «Я не знаю, как такое получилось… что на меня нашло…» — потом будет, смущаясь, приговаривать он.
Берта фон Зутнер, выдающаяся пацифистка XIX века, так писала о Нобеле:
«Он практически никого не принимал и почти не выходил в свет. Этот необщительный и удивительно трудолюбивый человек испытывал неописуемый страх перед салонной беседой. К его любви к идеальному человеку, который существовал лишь в его воображении, примешивалось немного горечи и разочарования в тех людях, которых он повстречал в своей жизни. А в некоторых случаях поверхностность, предвзятость или вольности в поведении могли вызвать у него приступ гнева и даже ярости» [85].
А вот как описывается подобное качество (применительно к гномам — утрированному [86] изображению мужчин-Гефестов) в фэнтэзи: «Все гномы по своей природе исполнительные, серьезные, законопослушные и глубокомысленные люди; их единственный крохотный недостаток сводится к дурной манере: опрокинув стаканчик кидаться на неприятеля с диким воплем “А-аааааарх-хх!” и отрубать ему ноги по колено» [87].
Точно так же внезапно просыпается в мужчине-Гефесте страсть. То есть для него-то она не бывает чем-то неожиданным, но для его избранницы это так почти наверняка. Кто бы мог подумать, что этот обычно молчаливый и погруженный в себя человек придал значение нелепой шутке или комплименту, улыбке или сочувствию… «Что именно всколыхнуло в нем чувства?» — будет долго гадать избранная особа. Кто-то постарается побыстрей отделаться, другая наоборот, обратит на него внимание как на мужчину. К слову сказать, мужчинам-Гефестам обычно приписывают склонность к моногамии. Заключив брачный союз, они не склонны искать развлечений на стороне (если это не связано с новой техникой, разумеется).
Бог-кузнец создает как орудия для мирной жизни, так и оружие. Мужчина-Гефест, профессионально занимающийся созданием тех или иных механизмов по заказу или из собственного любопытства, изобретает машины или вещества, способные причинить вред и гибель многим людям. Говорят, что их увлекает сама идея попробовать что-то новое в этой, кажется, вечной задаче. Для них это полигон для испытаний сложных и интересных инженерных решений. Оригинальность исполнения доставляет им удовольствие. А чем это обернется для других людей, волнует их мало. Так незадолго до смерти Никола Тесла вдруг объявил, что он изобрел «лучи смерти», способные уничтожить разом миллионную армию. Впрочем, эту тайну он унес с собой в могилу.
Но все мы знаем о завещании Альфреда Нобеля, изобретателя динамита, который по-своему попытался отвратить человеческие умы от создания разрушающих механизмов и обратить их к делу мира, к тому, что приносит наибольшую пользу человечеству. Он был производителем и торговцем оружия, однако жаждал совершить такое открытие, которое установило бы наконец «равновесие, основанное на страхе». Мужчина-Гефест, даже отдав дань своей мизантропии в сочетании с интересом к хитроумным техническим решениям, способен принять идеи пацифизма и «мира во всем мире» как более совершенную модель устройства мироздания. В конце концов, кто лучше него знает, как и что наиболее эффективно работает?!
Бог Гефест, подобно многим другим богам-ремесленникам древних цивилизаций, был основателем и строителем храмов, первым архитектором. Для нас тут принципиально то, что, не будучи Демиургом, создавшим все сущее (в греческой мифологии мир создают безличные силы), он все же имел прямое отношение к строительству человеческого общества, основанного на взаимодействии с богами.
В истории культуры этому паттерну удивительным образом следовали масоны, признавшие своим мистическим основателем библейского Хирама, строителя храма для царя Соломона, а своими предшественниками — средневековые братства каменщиков, строителей церквей. Масоны не занимались строительством непосредственно, но вооружились строительными символами — угольником и циркулем. На протяжении нескольких веков они были культурной элитой Европы. Идеалы Французской революции были пронизаны идеями масонов, американская демократия вышла из-под пера масонских деятелей. В реальности их деятельность проходила скорее под влиянием Аполлона и Гермеса. Высшие слои общества в то время не особенно умели работать руками и вряд ли развивали архетип Гефеста лично в себе [88]. Но на символическом уровне они считали себя «потомками» Хирама, ведущего свой род от Тувалкаина (семитского Гефеста) и сына его Вулкана [89].
Интересно, что один их самых характерных мужчин-Гефестов русской классической литературы — Пьер Безухов — вступает в какой-то момент в ряды масонов (впрочем, они его разочаровывают, и это понятно). Пьер — типичный Гефест: чужак, только что вернувшийся на светский Олимп, толстый увалень несветского вида, женатый на блестящей красавице Элен — неверной Афродите. Он, как всякий Гефест, внешне флегматичен, но способен на приступы гнева и разрушительной ярости. Л. Толстой предлагает Пьеру выполнить сразу последний квест Пути развития Гефеста: найти смысл жизни, свое место в мире и научиться делать что-нибудь полезное. В общем и целом, русскому дворянину ничего больше и не оставалось (творческая реализация для них шла под звездой Аполлона, социальное положение имелось и так, физическая сепарация от матери была обусловлена образом жизни).
В повседневной жизни одного человека такой переход к видению того, как устроен мир и как его можно «переустроить» или сохранить имеющееся, может произойти с развитым творчески и успешным мужчиной-Гефестом. В противном случае ему будет просто не до того. (Конечно, встречаются революционеры, бунтующие против любой власти или стремящиеся к совершенству, которого нет и не будет, но это уже не про Гефеста. А мы говорим тут только об этом типе.) Альфред Нобель, создатель динамита, в конце жизни основал комитет по присуждению премий тому, кто славно потрудился на благо мира. Швейцарский масон Анри Дюнан основал общество Красного Креста. Мы помним как Андрей Сахаров, создатель водородной бомбы, вдруг выступил со своими гуманными идеями.
Путь развития Гефеста несколько раз ставил меня в тупик. Этот бог не совершал особых героических подвигов, сам не сражался с чудовищами и не покровительствовал характерным героям. Перипетии его судьбы касались большей частью отношений с другими богами и особенно богинями. При этом сколь-либо удачливым и успешным в этом плане его тоже не назовешь. Однако в связи с этим возникают вопросы, на которые мужчине-Гефесту приходится находить ответы. Это мы и покажем.
Родительское или социальное отвержение может заставить мужчину-Гефеста погрузиться в себя. В худшем случае он станет инертным «болванчиком», двигающимся под музыку своей мамы или бабушки. В лучшем — найдет внутренние ресурсы поддержки и вдохновения (аналог усыновления Гефеста морскими богинями Эвриномой и Фетидой). Он может обнаружить склонность к исследованиям и поделкам, маленьким изобретениям, наблюдениям и открытиям.
Увлечение бога Гефеста Афиной Палладой символизирует необходимость обучения в избранной специальности, а также способности к самодисциплине и планомерной деятельности. Супружество с Афродитой связано с видением красоты и гармонии, необходимым художнику, а также потребностью создавать прекрасное. Так программист может быть увлечен фотографией и дизайном, изобретатель пишет стихи или вдохновляется музыкой. Брак с Афродитой может означать и склонность к мирному решению проблем мужчины-Гефеста.
Собственно, мужчине-Гефесту не обязательно заниматься признанным искусством или традиционным мужским ремеслом, чтобы творчески себя выразить. Ему достаточно стать мастером в избранном им деле. Великие повара или парикмахеры, умелые портные или талантливые сапожники — все они, как мне кажется, черпают силу из архетипа Гефеста.
Следующим этапом развития мужчины-Гефеста обычно становится социальная реализация. Он должен найти место, где будет востребованным и оцененным по достоинству. Тогда у него появятся и адекватное представление о себе как о профессионале, и стимул к совершенству. Мы помним, что в мифе боги признали Гефеста после того, как он смастерил нечто такое, с чем не смог справиться сам Зевс, — трон-ловушку для Геры. Наиболее характерным явлением мужчины-Гефеста миру становится неожиданное открытие или некий шедевр — то, что равнозначно его признанию как мастера. Если этого не случается, то вся его жизнь проходит в безуспешных попытках поведать миру о себе. Самые душераздирающие истории о мужчинах этого типа строятся по сценарию: «Он много думал и делал, но остался непонятным; и только после его смерти…» Или: «Признание пришло слишком поздно». Это все про Гефеста, будь он изобретатель или художник.
Конечно, даже социальное признание и широкая известность кардинально ситуацию не изменят, если на помощь Гефесту не подоспеют другие божественные архетипы, в первую очередь Аполлон, а иногда и Гермес. Если они далеко, то мужчина-Гефест способен забраться как можно глубже в самую недоступную пещеру, замаскировать вход, а потом горестно сетовать на недостаток друзей и на то, что к нему редко заходят в гости. Или оказавшись на виду и получив свой кусок славы, они будут мрачно сожалеть о том, что недостаточно хороши для этого мира и ведь могли бы все сделать лучше…
Бог Гефест был очень привязан к своей матери. Отвергнутый ею в раннем детстве он, тем не менее, был единственным, кто заступался за нее перед грозным Зевсом. Здесь мы видим один из вариантов порочного сценария Гефеста (а что, боги тоже ошибаются!). В споре между матерью и ее мужем [90] он встает на сторону матери, хотя его мнения никто не спрашивает и все остальные олимпийцы сидят тихо и не вмешиваются. Конечно, он должен был предоставить матери самой разбираться со своим мужем. Подобные сражения могут происходить и в реальности, при этом женщина сама начнет призывать на помощь сына, или жаловаться ему на отца [91].
Такая мать вполне может сделать своего сына «ролевым супругом», оставаясь холодной к своему мужу и отстраненной постоянно или «наказывая» таким образом своего супруга временами.
Либо муж сам в какой-то момент перестает играть активную и хоть сколько-нибудь значимую роль. Из разговора отца с сыном: «Но теперь твоя мать считает… в общем, мы оба считаем…»
Мальчику ничего хорошего это не принесет. Мать может убедить его, что он полностью беспомощен и способен лишь на то, чтобы находиться при мамочке и ублажать ее. Или что он — «единственный мужчина в этом доме» и ей просто больше не на кого положиться. Так формируются нерушимые узы тесной привязанности между матерью и сыном. При этом, как мы уже говорили ранее, мать может то отвергать сына, то приближать его к себе вновь. Это мать Аполлона любит его любого и безмерно, мать Гефеста же всегда даст понять, что ее сын — случайность, ошибка, так себе существо. Характерные отношения мужчины-Гефеста с матерью: он — пятидесятилетний художник и визионер, живет после развода с женой вместе со старенькими родителями. Время от времени напивается и ругается с матерью, потом просит прощения. Дарит ей свои восхитительные поделки, которые та царственно принимает, и гордится тем, какие у них хорошие отношения. Сценарий матери «то поглажу, то пошлю» продолжается все время.
Клип группы Rammstein «Sonne» из альбома «Mutter» (кстати сказать, с Белоснежкой-великаншей и гномами) отлично рисует отношения мужчин-Гефестов с матерью. Гномы (в клипе это нормальные взрослые мужчины) добывают всякие камешки и золото для своей Белоснежки — прекрасной великанши. Она их хвалит, нюхает золотой порошок, как кокаин, и по-своему допускает к телу: дает расчесывать волосы, невзначай показывает ногу или другую оголенную часть тела, демонстративно наказывает поркой залюбовавшихся и подсмотревших лишнее. Когда она умирает от яблока, мужчины рыдают и несут ее стеклянный гроб на вершину скалы (обожествляют маму). Но Белоснежка — «мама и хозяйка» — вдруг просыпается в гневе. После чего все гномы, видимо, вернутся к почитанию своей обожаемой и всесильной Белоснежки. Это все метафоры отношения к матери у мужчины-Гефеста. Даже после физического расставания с матерью он бывает не в силах заглушить ее голос в своей душе. А что говорит голос? Обычно — «Ты не имеешь права! Зачем ты родился?!» Это тот голос, который они заливают вином, или водкой, или чем-то другим не менее горячительным и позволяющим впасть в забытье, похожее на плавание в материнской — пока не отвергающей — утробе.
Мы уже говорили о том, что мужчина-Гефест может переносить сценарий отношений со своей матерью на женщину-партнера, и мало кому это приходится по вкусу. В таком случае мужчина просто пытается найти «более добрую» маму, с которой вдобавок можно заниматься любовью. Это неудачный вариант отношений. Женщина уходит сама или выгоняет такого мужчину.
Все, что может сделать мужчина-Гефест, — это, во-первых, физически отделиться от матери, разъехаться или уехать самому. Мне рассказывали историю про характерного Гефеста, который в результате смог выселить свою маму на дачу, очень хорошо оборудованную, по последнему слову техники.
Во-вторых, необходимо психологическое разделение, способность узнавать «голос любимой мамочки» в тех внутренних голосах, которые оценивают, сомневаются, обвиняют. Узнавать и нейтрализовать: мужчине-Гефесту понадобится и эта способность. Возможно, тут придут на помощь другие божественные архетипы.
В-третьих, мужчине-Гефесту лучше отказаться от построения супружеских отношений по принципу материнско-сыновних, но с «более доброй мамочкой». Потому что могут появиться дети как конкуренты за внимание женщины, и другой мужчина, способный стать его жене лучшим спутником.
Оживление неживого — прерогатива лишь двух типов богов в разных мифологиях. Боги-ремесленники одушевляют созданный им шедевр, божества магического толка создают живое почти вообще из ничего, из того, что попалось под руку, из разных элементов, из живой природы. И те, и другие пытаются повторить деяние старших (и более сильных) богов-демиургов. Но получается лишь подобие.
Самыми удивительными творениями бога Гефеста были «живые механизмы». Искусственно созданные из металла или глины, они обретали способность двигаться, выполняли то или иное задание или просто жили своей жизнью. Так была создана собака, которая всегда настигает свою добычу, прислужницы Гефеста из золота, самодвижущиеся треножники для храмов и даже прекрасная женщина — Пандора. Несколько изолированный от олимпийского общества бог создает свою «другую жизнь», где есть «живые» и послушные ему предметы, звери, люди. А потом нередко выводит их в жизнь реальную.
Схожим образом мужчины-Гефесты уединяются для создания некоего искусственного мира и его обитателей. Так творятся макеты деревень и городов, собранных из спичек или выстроенных так же, как настоящие, но в миниатюре. Внутрь бутылок засовываются целые корабли с парусами. Придумываются новые самодвижущиеся машины, летающие механизмы или просто устройства для автоматической мойки собак. Создается то, что облегчает жизнь инвалидам или старикам (Гефест знает, что такое социальная и физическая ущербность), или, наоборот, придумывается нечто себе на забаву, полностью оторванное от реалий окружающего мира, но иногда — совершенно гениальное и опережающее свое время.
Отдельная история — про роботов, подобие человека, умеющих выполнять какие-то (все?) его функции. Это мечта, фантазия, охватившая весь мир. Фантасты уже сочинили различные варианты развития будущего человечества и роботов на столетия вперед. Идем ли мы точно по их сценариям — пока неизвестно.
В греческой мифологии присутствуют два Талоса. Один — сын Поликасты и племянник Дедала, великого умельца из рода Эрехтидов. Другой — медный страж острова Крит, созданный, по одним версиям, Дедалом, по другим — самим Гефестом. Мы здесь будем говорить о первом. Этот Талое (или, по версии Гигина — Пердикс) был учеником Дедала, а тот его убил, сбросив с крыши храма Афины в Акрополе. Наиболее интересная для нас версия говорит о том, что Талое состоял в кровосмесительной связи со своей матерью, за что Дедал его и убил.
В данном случае это метафора слишком близких отношений сына-Гефеста с матерью. Он становится если не инцестуальным любовником, то «ролевым супругом», что встречается гораздо чаще, особенно в наших широтах после многочисленных войн, репрессий и других причин недостатка взрослых мужчин. Мальчику говорят: «Ты — единственный мужчина в доме», — и поручают всевозможные заботы, в первую очередь о маме. Заменяя папу, мальчик закупает и приносит домой продукты, выполняет любую работу по хозяйству, которую возложила на него мать. Он отказывает себе в присущих своему возрасту развлечениях, отдавая большую часть свободного времени заботе о матери и других ее детях. Когда нужно строго поговорить с младшими детьми, исполнение этого возлагается именно на него. Теперь он то ли брат, то ли отец, то ли сын, то ли муж, то ли родитель — непонятно. Обыкновенно у него нет реального права голоса, ему потакают по мелочам и отказывают в праве на существенный выбор. (Кстати, в ряде случаев мальчик вплоть до половой зрелости может спать в одной кровати с матерью или бабушкой.) При живом супруге вся семья может играть в игру «Кто заслужит расположение мамочки». Игра может начинаться по инициативе жены и раздражать супруга. Или же супруг может с готовностью играть в эту же игру, если сам видит в своей жене мамочку. Сын в таком случае становится то разменной, то козырной картой в игре родителей.
Для того чтобы избежать такого хода событий, молодой мужчина должен в какой-то момент оставить свою мать, связать свою жизнь с женщиной своего поколения и создать собственную семью. После этого он сможет вернуться к своей матери, но уже в ином качестве — как взрослый сын, а не как маленький муж.
Дедал происходил из греческого рода Эрехтидов — потомков Эрехтея, сына Гефеста и Афины. Ремеслу Дедала обучила сама Афина. Он был прекрасным мастером и имел хорошую репутацию, пока не был изгнан из Афин за убийство своего племянника (по ругим версиям, он сбежал еще до суда). В этой истории мы уже видим не только творческое мастерство, не только склонность к всплескам агрессии и насилия, но и достаточно нередкий этап изгнания или бегства из привычного окружения. Это тип творческого и эмоционально непредсказуемого мужчины. Можно сказать, что первый и второй этапы развития на пути Гефеста он уже прошел. О его матери ничего не известно, но позже мы встретим «материнскую фигуру» в его жизни.
Известного афинского мастера с радостью принял у себя великий критский царь Минос. На острове Дедала ждали почет и уважение. Он сделал много полезных вещей и построил Лабиринт для царя. Была у него и связь с царской рабыней Навкратой, которая родила ему сына Икара. По-прежнему мы видим склонность мужчины этого типа к «инструментальным» отношениям. Дедал не был женат и не собирался жениться, о его любовных увлечениях тоже ничего не известно. Так представлен тип мужчин-Гефестов, у которых нет ни особых проблем с женщинами, ни собственно женщин.
Супруга царя Миноса Пасифая вдруг влюбилась в лучшего царского быка. Чтобы утолить свою страсть, она позвала на помощь Дедала, и тот соорудил ей полую корову, забравшись в которую, царица сумела удовлетворить быка. После этого ужасного адюльтера (проклятия богов, между прочим) родился у царицы сын с головой быка, Минотавр. Тогда раскрылась вся правда и участие в этом Дедала. Его вместе с сыном заточили в построенном им же Лабиринте. Примечательно, что, будучи гостем царской четы, Дедал встает на сторону царицы, как Гефест выступает в защиту своей матери. Как Гефест не должен был вмешиваться в дела родителей, так и Дедал, помогая царице, изрядно превысил свои права и полномочия. Возможно, царица попросту его подкупила. Мужчина-Гефест часто старается «купить любовь» своей помощью, своими подарками и поделками, «правильным поведением». Это приводит к «заточению в лабиринте», что может символизировать как безвыходность и тупиковость подобных отношений, так и зависимость от реальной женщины или же подавление мужского Эго неосознанной женской частью, Анимой.
Однако Дедал оказывается в Лабиринте вместе с сыном, что символизирует более зрелую мужественность, способную найти выход и освободиться от удушающей «материнской хватки» лабиринта. По наиболее распространенной версии, отец и сын улетают самодельных крыльях, как будто они — сами боги. Вот как видел это Овидий:
…На крыльях поднявшись,
Он впереди полетел и боится за спутника, словно
Птица, что малых птенцов выпускает на волю.
Следовать сыну велит, наставляет в опасном искусстве,
Крыльями машет и сам и на крылья сыновние смотрит.
Но Икар нарушает инструкции отца и падает в море.
Начал тут отрок Икар веселиться отважным полетом,
От вожака отлетел; стремлением к небу влекомый,
Выше все правит свой путь.
Соседство палящего Солнца
Крыльев скрепление — воск благовонный —
огнем размягчило;
Воск, растопившись, потек; и голыми машет руками
Юноша, крыльев лишен, не может захватывать воздух.
Приняты были уста, что отца призывали на помощь,
Морем лазурным, с тех пор от него
получившим названье.
В горе отец — уже не отец! — повторяет: «Икар мой!
Где ты, Икар? — говорит, — в каком я найду тебя крае?»
Все повторял он: «Икар!» — но перья увидел на водах;
Проклял искусство свое, погребенью сыновнее тело
Предал, и оный предел сохранил погребенного имя [93].
Потеря Дедалом сына и переживание его смерти для мужчины-Гефеста может символически означать опыт утраты своих произведений, детищ своего творчества. Многие мастера прошлого, да и настоящего, сталкивались с разрушением того, что они лелеяли и взращивали, мастерили и создавали. Это трагедия, которую невозможно предугадать и предотвратить. Исторический опыт, к сожалению, учит и этому.
Дедал остановился на острове Сицилия у царя Кокала и всячески радовал его и его семью затейливыми поделками. Но Минос сам отправился в погоню за мастером и нашел его, предложив загадку, которую, как он знал, не разгадает ни один человек на свете, кроме Дедала. Он стал требовать выдачи ему мастера, но дочери Кокала убили критского царя, обварив кипятком в ванной. Они любили Дедала за то, что он делал им красивых кукол и все такое, и не хотели с ним расставаться. Кокал, покрывая дочерей, провозгласил, что Минос умер сам, споткнувшись о коврик и совершенно случайно упав в котел с кипящей водой. Так случилось еще одно преступление, которыми почему-то полным-полна история Дедала. Сам мастер тут остался за кадром, но это вновь дело его рук. Мне кажется, что этот эпизод может поведать нам о мужчине-Гефесте, над которым взяла вверх неразвитая и неопытная женская часть его души (дочери царя). Поэтому он способен совершать спонтанные действия, хитрые и разрушительные, даже преступления, но скрывать это и от других, и от себя самого. Может быть, этот короткий сюжет о «маньяке»? Замкнутом и внешне не примечательном человеке, временами дающем выход своей страсти, а потом вновь таящемся и скрывающемся.