Богиня на кухне

12

В субботу утром я проснулась с колотящимся сердцем и вскочила с кровати, проворачивая в голове список предстоящих дел.

И вдруг мысли замерли, словно резко, завизжав резиной, затормозил автомобиль. Мгновение я боялась пошевелиться. Затем, осторожно, почти крадучись, легла обратно, испытывая самое невероятное, самое непредставимое для меня до сих пор чувство. Мне не нужно ничего делать.

Не нужно заключать контракты, отвечать на письма, спешить на чрезвычайное совещание в офис. Ничего не нужно.

Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, когда в последний раз мне нечего было делать. Что-то не припомнить. Судя по всему, такого просто не бывало, лет, наверное, с семи у меня всегда наличествовали какие-либо занятия. Я встала, подошла к окну, поглядела на утреннее, прозрачно-голубое небо и призадумалась – чем бы заняться? У меня выходной. Никто сегодня мной не командует. Никто не позовет меня, не потребует моего присутствия. Мое личное время. Как звучит – личное время.

Стоя у окна и глядя на улицу, я внезапно почувствовала, что становлюсь легкой, почти невесомой, как воздушный шарик. Свободна! Встретившись взглядом с собственным отражением, я поняла, что мое лицо расползлось в широкой улыбке. Впервые в жизни я вольна делать все что пожелаю, – или не делать ничего.

Я посмотрела на часы. Семь пятнадцать. Впереди целый день, свободный от забот, чистый, как лист бумаги без единой строчки. Чем же заняться? С чего начать? Легкость в мыслях необыкновенная, хочется хохотать до колик – просто так, без причины…

Постепенно у меня сложился план. Забудем о шестиминутных отрезках. Забудем о спешке. Начнем измерять время часами. Час на то, чтобы понежиться в ванне и одеться. Еще час на вдумчивый завтрак. Час на чтение газеты, от корки до корки. Я собиралась провести это утро самым расслабленным, самым умиротворенным, самым ленивым образом за всю свою взрослую жизнь.

Шагая в ванную, я ощущала, как болят мышцы – едва ли не каждая из них. Мышцы, о существовании которых я и не подозревала. Домашнюю работу надо рекомендовать тем, кто ищет физических нагрузок. Я налила себе ванну, щедро плеснула позаимствованного у Триш геля, ступила в ароматную воду и медленно улеглась.

Восхитительно. Я проведу здесь не час, а несколько часов.

Я закрыла глаза, погрузилась в воду по плечи и постаралась забыть о времени. По-моему, я даже заснула. Никогда в жизни я столько не лежала в ванне.

Наконец я открыла глаза, потянулась за полотенцем, выбралась из ванны и принялась вытираться. Из любопытства посмотрела на часы. Семь тридцать. Что?

Я нежилась всего пятнадцать минут?

Не может быть! Неужели мое блаженство продолжалось всего пятнадцать минут?! Я перестала вытираться и призадумалась, не улечься ли обратно, не предаться ли блаженству заново.

Нет. Это уж чересчур. Ну и ладно. С ванной не заладилось, зато уж за завтраком я оторвусь. Как говорится, по полной.

У меня появилось что надеть. Накануне вечером Триш вывезла меня в торговый центр по соседству, и я прикупила себе белья, шортов и летних нарядов. Триш сперва заявила, что бросит меня в магазине, а кончилось все тем, что мне пришлось слушать ее наставления и подчиняться ее выбору… Так или иначе, я ухитрилась не купить ничего черного.

Я осторожно натянула на себя короткое розовое платьице, надела сандалии и поглядела на себя в зеркало. Никогда раньше я не носила розового. К моему изумлению, оказалось, что выгляжу я очень даже неплохо. Если не считать, конечно, выбеленной пряди. С ней придется что-то сделать.

Я вышла в коридор. Из спальни Гейгеров не доносилось ни звука. Я вдруг засмущалась и тихонько прошмыгнула мимо двери. Вообще довольно странно – провести выходные в их доме и ничего при этом не делать. Пожалуй, надо будет пойти погулять. Чтобы не мешаться под ногами.

Кухня встретила меня привычным блеском. Не стану скрывать, в моих глазах она мало-помалу становилась все менее устрашающей. Я, по крайней мере, научилась обращаться с тостером и чайником и обнаружила в кладовке целую полку баночек с джемом. Так, на завтрак у нас будут тосты с имбирным и апельсиновым джемом и чашечка кофе. И газета! Я прочитаю ее от корки до корки, как и собиралась. Этак я просижу часиков до одиннадцати, а дальше посмотрим.

Я взяла с коврика перед входной дверью свежий номер «Тайме» и вернулась на кухню как раз в тот момент, когда из тостера выскочили поджаренные хлебцы.

Вот это жизнь!..

Я села у окна и, похрустывая тостами, стала пить кофе и лениво листать газету. Сжевав три тоста, выпив две чашки кофе и изучив весь субботний раздел в газете, я широко зевнула и бросила взгляд на часы.

Не верю! Семь пятьдесят шесть!

Что со мной такое? Я же собиралась потратить на завтрак пару-тройку часов. Собиралась просидеть за кофе все утро. И вовсе не стремилась уложиться в двадцать минут.

Ладно… замнем. Не надо нервничать. Развеемся как-нибудь иначе.

Я поставила посуду в посудомойку и вытерла стол. Затем снова села и огляделась по сторонам. Чем бы заняться? На улицу-то выходить слишком рано.

Внезапно я сообразила, что барабаню пальцами по столешнице. Мысленно отругала себя и посмотрела на свои руки. Расскажи кому – не поверят. У меня – первый выходной едва ли не за десять лет. Я должна расслабляться. И что? Хватит, Саманта, придумай себе развлечение.

Что люди делают по выходным? Перед мысленным взором промелькнула череда картинок из телерекламы. Еще чашечку кофе ? Я и так выпила две. И третьей мне совсем не хочется. Перечитать газету? Но у меня, к сожалению, почти фотографическая память. Так что перечитывать газетные статьи и заметки несколько бессмысленно. Мой взгляд переместился за окно. На каменном столбе, подергивая передними лапками, восседала белка. Может, все-таки на улицу? Буду наслаждаться природой, красотой утра и каплями росы… Отличная идея.

Вот только утренняя роса, как выяснилось, норовит промочить вам ноги. Шагая по мокрой траве, я горько сожалела о том, что надела открытые сандалии. И что слегка поторопилась с прогулкой.

Сад оказался гораздо больше, чем я думала. Я прошла по лужайке до изящно подстриженной живой изгороди, на которой, чудилось, все заканчивается, – и убедилась, что сад тянется дальше, до рощицы плодовых деревьев и обнесенного каменной стеной участка.

Даже я, с моим невеликим опытом садовода, понимала, что сад замечательный. Цветы выглядели весьма живописно и не казались вычурными, все стены были покрыты ползучими растениями и мхом, с веток ближайшего дерева свисали маленькие золотистые груши. Честно говоря, не припомню, чтобы мне когда-либо доводилось видеть грушу на дереве.

Я миновала плодовые деревья и вышла к лишенному травы квадратному участку, засаженному рядами каких-то растений. Наверное, те самые овощи…Я настороженно коснулась пальцами ноги одного из стеблей. Капуста? Или латук? Или вершки чего-то такого, что растет под землей?

Или замаскировавшийся инопланетянин? Откуда мне знать? Я все равно их не различаю.

Побродив по саду, я уселась на деревянную скамью и посмотрела на куст, сплошь покрытый белыми цветками. М-м… Красиво.

Что теперь? Что люди делают в саду?

Надо было взять с собой книжку. Или назначить кому-нибудь свидание. Руки требовали работы. Я поглядела на часы. Восемь шестнадцать. О Боже…

Брось! Не торопись сдаваться! Посиди еще немного, понаслаждайся тишиной и покоем. Я откинулась на спинку, устроилась поудобнее и стала наблюдать за птицей, копавшейся в земле неподалеку.

Потом снова поглядела на часы. Восемь семнадцать.

Не могу.

Не могу бездельничать целый день. Нужно что-то придумать. Иначе я сойду с ума. Пойти, что ли, купить другую газету в местном магазинчике? И заодно «Войну и мир», если у них есть эта книга. Я встала и направилась было к дому, когда в кармане раздался противный писк. Я замерла.

Мобильник! Принял сообщение. Кто-то послал мне эсэмэску. Только что, ранним субботним утром. Я достала телефон и недоверчиво посмотрела на него. Он не требовал от меня контактов с внешним миром уже больше суток.

Я знала, что в памяти аппарата в предыдущие дни накопилось достаточно сообщений, но не собиралась их читать. Знала, что получала сообщения голосовой почты, но не собиралась прослушивать ни единого из них. Не хочу. Отстаньте от меня.

Я нерешительно держала телефон, не зная, как поступить. Проигнорировать? Но во мне вдруг разгорелось любопытство. Кто-то отправил мне сообщение всего несколько секунд назад. Кто-то старался, набивал на клавиатуре буковки…

Мне почему-то представился Гай, в своих домашних брюках и голубой рубашке. Сидит за столом, набирает текст, хмурится… Извиняется.

Сообщает новости. Нечто такое, что я упустила вчера… Несмотря на все пережитое, я ощутила всплеск надежды. Стоя на мокрой лужайке, я внезапно почувствовала, как меня уносит прочь из сада, влечет в Лондон, обратно в офис. Там прошел целый день без меня. За двадцать четыре часа многое могло случиться. Все могло перемениться. Обернуться иначе. В положительную сторону.

Или… в худшую. Против меня выдвинули обвинение. И собираются судить.

Напряжение нарастало. Я крепче и крепче сжимала в руке телефон. Я должна знать. Будь то хорошие новости или плохие. Я откинула флип и взглянула на экран. Номер корреспондента был абсолютно незнакомым.

Кто это? Кто шлет мне эсэмэски? Обуреваемая дурными предчувствиями, я нажала «ОК».

ПРИВЕТ. САМАНТА, ЭТО НАТАНИЕЛЬ

Натаниель?

Натаниель?

Облегчение было столь велико, что я рассмеялась. Ну разумеется! Я дала ему свой номер вчера, когда согласилась брать уроки у его матушки. Что там дальше?

ЕСЛИ ВСЕ В СИЛЕ, МАТУШКА ГОТОВА ДАТЬ ПЕРВЫЙ УРОК СЕГОДНЯ.

HAT.

Урок кулинарного мастерства. Просто здорово! Вот и занятие нашлось. Будет на что потратить день. Я нажала «Ответить» и быстро набрала:

С УДОВОЛЬСТВИЕМ. СПАСИБО. СЭМ.

И прибавила к сообщению смайлик. Забавно. Минуту или две спустя телефон тренькнул снова.

КОГДА? В 11 НЕ РАНО? HAT.

Я посмотрела на часы. До одиннадцати еще два с половиной часа.

Два с половиной часа безделья, если не считать покупки газеты и попыток избежать встречи с Триш или Эдди. Я набрала:

МОЖЕТ. В 10? СЭМ.

Без пяти десять я уже ждала в холле. Судя по всему, дом матушки Натаниеля найти было не так-то просто, поэтому мы договорились встретиться у Гейгеров, чтобы потом меня отвели. Поглядев на свое отражение в зеркале, я поежилась. Выбеленная прядь нахально лезла в глаза. Я откинула волосы назад, потом перебросила вперед. Бесполезно; спрятать след вчерашнего безумия не получалось. Может, пойти, приложив руку к голове, словно напряженно размышляя? Я попробовала изобразить эту позу перед зеркалом…

– У вас болит голова?

Я резко обернулась. Натаниель, в джинсах и простой рубашке, стоял в дверях.

– Нет… нисколько, – промямлила я, не опуская руки. – Я просто…

Ладно, чего притворяться? Я опустила руку, и Натаниель с интересом уставился на белую прядь.

– Занятно, – сказал он. – Как у барсука.

– У барсука? – возмущенно повторила я. – Я не похожа на барсука!

На всякий случай глянула в зеркало. Нуда. Ничего общего.

– Барсуки – красивые животные. – Натаниель пожал плечами. – Уж лучше походить на барсука, чем на горностая.

Секундочку! С каких это пор меня заставили выбирать между барсуком и горностаем? И с чего вообще мы сбились на обсуждение местной фауны?

– Нам не пора? – сухо поинтересовалась я, подобрала сумочку и шагнула к двери, напоследок снова поглядев зеркало.

Что ж. Чем-то я и вправду смахиваю на барсука.

Снаружи уже потеплело. Пока мы шли по посыпанной гравием дорожке, я воодушевленно принюхивалась. В воздухе витал сладкий цветочный аромат, казавшийся очень знакомым.

– Жимолость и жасмин! – воскликнула я, когда меня посетила внезапная догадка. Так пах гель для душа «Джо Мэлоун».

– Жимолость вон. – Натаниель указал на бледно-желтые цветки на стене. – Посадил год назад,

Я пристально посмотрела на изящные лепестки. Значит, вот как выглядит жимолость?

– А жасмин у нас не растет, – продолжал он. – Вы ничего не напутали?

– Э… – Я развела руками. – Почудилось, наверное.

Пожалуй, не стоит упоминать о геле. Ни сейчас, ни вообще.

Когда мы свернули с дорожки, я вдруг поняла, что впервые с тех пор, как очутилась здесь, выхожу за пределы территории Гейгеров – не считая поездки в торговый центр с Триш. Но тогда я была слишком занята поисками компакта Селин Дион в бардачке машины, чтобы обращать внимание на окрестности. Натаниель повернул налево и двинулся по дороге. А я остановилась как вкопанная. Я глазела на открывшийся мне вид, широко раскрыв рот. Как ошеломительно красиво!

Я и знать не знала.

Старинные, золотистые, с медовым отливом стены. Ряды коттеджей с островерхими черепичными крышами. Речушка, бегущая под ивами. Прямо впереди паб, который я заметила в день приезда, украшенный приколоченными к стенам корзинами. Откуда-то доносилось цоканье лошадиных подков. Никаких резких городских звуков. Все такое уютное, такое славное, было таким на протяжении сотен лет и столько же еще наверняка будет…

– Саманта?

Натаниель наконец заметил, что идет один.

– Извините. – Я поспешила догнать его. – Здесь так красиво! Я и не догадывалась.

– Красиво, – согласился он. Кажется, мой восторг пришелся ему по душе. – Вот только туристов слишком много… – Он пожал плечами.

– Надо же! – Мы двинулись дальше, я крутила головой, не переставая восхищаться. – Какая речка! А церковь какая!

Я словно впала в детство и радовалась так, как радуется ребенок, получив новую игрушку. Можно сказать, до сих пор я не бывала в английской глубинке. Мы всегда находились в Лондоне или выезжали за границу. В Тоскане я практически стала своей, а в Нью-Йорке прожила полгода, когда мама отправилась туда на стажировку. Но в Котсуолд я выбралась впервые в жизни.

Мы перешли реку по старинному сводчатому мосту. На самой высокой точке моста я задержалась, залюбовавшись утками и лебедями.

– Господи! – выдохнула я. – Разве они не прекрасны?

– Вы что, их раньше не замечали? – удивился Натаниель. – Или вас доставили сюда на летающей тарелке?

Мне вспомнилось то перепутанное, полностью выбитое из привычной колеи, отчаявшееся существо, каким я была всего несколько дней назад. Я слезла с поезда, голова раскалывалась, взгляд затуманен…

– Можно и так сказать, – откликнулась я. – Я не смотрела по сторонам.

Под мостом величественно скользили лебеди. Мы проводили их взглядом. Потом я посмотрела на часы. Пять минут одиннадцатого.

– Пойдемте, – поторопила я. – Ваша мама ждет.

– Погодите! – остановил меня Натаниель, когда я было устремилась вперед. – У нас целый день в запасе. – Он догнал меня. – Так что можете не рвать жилы.

Он шел легко и уверенно. Я попыталась приноровиться к этому шагу, но быстро поняла, что не привыкла к такому ритму. Я привыкла к другому – к пропихиванию сквозь толпу, к прокладыванию дороги локтями, к суете и спешке.

– Вы выросли здесь? – спросила я, сбавляя темп.

– Угу. – Он свернул на узенькую мощеную дорожку слева. – Вернулся, когда заболел отец. Потом он умер, и мне пришлось разбираться с наследством. И о матушке заботиться. Ей тяжело все это далось. Финансы оказались в плачевном состоянии… да и все прочее тоже.

– Мне очень жаль, – растерянно проговорила я. – А другие родственники у вас есть?

– Брат. Джейк. Приезжал тут на недельку. – Натаниель помедлил. – У него свое дело.

Очень успешное.

Голос его вроде бы ни на йоту не изменился, но я уловила нотку… чего-то. Пожалуй, с вопросами насчет семьи пора заканчивать.

– Я бы здесь поселилась, – сказала я мечтательно. Натаниель искоса поглядел на меня.

– Вы и так тут живете, – напомнил он.

Ба! А ведь он прав. С формальной точки зрения я и вправду здесь живу.

С этой мыслью нужно свыкнуться. До сих пор я всегда жила в Лондоне, не считая трех лет, проведенных в Кембридже. Мой почтовый индекс всегда начинался с букв «NW». А телефонный номер – с цифр 0207. Вот кто я такая. Вот… кем я была.

Прошлая жизнь казалась все менее и менее реальной. Ощущение было такое, словно я гляжу на себя, даже недельной давности, через матовое стекло или через кальку.

Все, к чему я когда-то стремилась и чем гордилась, сгинуло в одночасье. Рана еще не зарубцевалась до конца. Однако… Однако сейчас я чувствую себя куда более свободной, куда более живой, что ли. Я глубоко, так, что закололо под ребрами, вдохнула чистый сельский воздух. Внезапный прилив оптимизма был сродни эйфории. Поддавшись неожиданному порыву, я остановилась под могучим деревом и уставилась на его пышную, раскидистую крону.

– У Уолта Уитмена есть замечательное стихотворение о дубе. – Я погладила прохладную, шершавую кору. – «Я видел дуб в Луизиане, Он стоял одиноко в поле, и с его ветвей свисали мхи…»5 Я покосилась на Натаниеля, почти не сомневаясь, что произвела на него впечатление.

– Это бук, – сказал он, кивая на дерево.

Да? Какая жалость.

Не знаю ни одного стихотворения о буках.

– Нам сюда. – Натаниель приоткрыл старинную железную калитку и жестом направил меня по вымощенной камнем дорожке к невысокому домику с голубыми в цветочек занавесками на окнах. – Пойдемте, я познакомлю вас с вашей наставницей.

Я ожидала иного. Мне рисовалась этакая миссис Тиггиуинкл6 – седые волосы собраны в пучок, на носу круглые очки… Меня же встретила сухощавая, подтянутая женщина с очень выразительным, живым лицом. Глаза пронзительно-голубые, в уголках начинают собираться морщинки; седеющие волосы заплетены в косички. Когда мы вошли в дом, мама Натаниеля, в фартуке поверх джинсов и футболки, ожесточенно раскатывала что-то вроде теста.

– Мам. – Натаниель усмехнулся и подтолкнул меня вперед. – Вот она. Это Саманта. Саманта, это моя матушка. Ее зовут Айрис.

– Добро пожаловать, Саманта. – Айрис подняла голову. Мне почудилось, что она буквально в долю секунды успела оценить меня и составить обо мне определенное мнение. – Подождите немного, хорошо? Сейчас я закончу.

Натаниель жестом пригласил меня садиться, и я осторожно примостилась на краешке деревянного стула. Кухня находилась в задней части дома, в окно лился солнечный свет. Повсюду стояли глиняные горшки с цветами. Я отметила старенькую плиту, видавший виды деревянный стол и полуоткрытую дверь, ведущую, очевидно, в сад. Пока я размышляла, не задать ли какой-нибудь вежливый вопрос, в кухню вошел цыпленок.

– Ой, цыпленок! – воскликнула я – и смущенно потупилась.

– Он самый, – подтвердила Айрис, с интересом посматривая на меня. – Никогда не видели?

Только на прилавке. Цыпленок тем временем подобрался к моим сандалиям, и я торопливо спрятала ноги под стул, чтобы маленький клюв не прошелся по моим пальцам. Потом постаралась принять по возможности уверенную позу.

– Ну вот. – Айрис ловко выложила тесто кругом на противне, распахнула дверцу духовки и запихнула противень внутрь. Сполоснула запачканные мукой руки под краном и повернулась ко мне. – Значит, вы хотите научиться готовить. – Тон ее был дружелюбным, но вполне деловым. Я поняла, что передо мной женщина, не привыкшая тратить время попусту.

– Да. – Я улыбнулась. – Если вы не против, конечно.

– Всякие штучки «Кордон блё», – прибавил Натаниель, расположившийся неподалеку от духовки.

– Вам уже приходилось готовить? – Айрис вытерла руки полотенцем в красную клетку. – Натаниель уверяет, что нет. Но этого не может быть, верно? – Она аккуратно сложила полотенце и улыбнулась мне. – Что вы умеете? Каков, так сказать, ваш фундамент?

Под ее пристальным взглядом я занервничала. Надо бы вспомнить, что я умею.

– Ну… э… я могу… могу приготовить… тосты, – промямлила я. – Да, тосты!

– Тосты? И все? – озадаченно переспросила Айрис.

– Еще пышки, – торопливо добавила я. – И булочки… В общем,

все, что греют в тостере…

– Я имею в виду настоящую еду. – Айрис повесила полотенце на стальную перекладину на стене и вновь повернулась ко мне. – Как насчет омлета, например? Вы наверняка можете приготовить омлет.

Я сглотнула.

– Не уверена… – Она смотрела на меня с таким недоверием, что я залилась краской. – Понимаете, в школе я не занималась экономикой домашнего хозяйства. Нас не учили готовить…

– Но ваша мама… Или бабушка… – Я отчаянно замотала головой. – Неужели никто?..

Я закусила губу. Айрис глубоко вдохнула, словно осознала наконец, какую непосильную ношу собирается на себя взвалить.

– Значит, вы не умеете готовить. А чем вы собирались угощать Гейгеров?

Боже мой!..

– Триш хотела примерного меню. Ну… я и… составила меню… по вот этому… – Я достала из сумочки помятое меню «Максима» и протянула листок Айрис.

– «Ягненок, тушенный в молодом луке, и ассамбле из картофеля, козьего сыра, кардамона и шпината», – прочитала она, округлив глаза.

Послышался сдавленный смешок. Я обернулась. Натаниель согнулся пополам, явно сражаясь с душившим его хохотом.

– А что мне оставалось ?! – воскликнула я обиженно. – Что я могла им предложить – рыбные палочки с фри?

– «Ассамбле» – это всего-навсего запеканка. – Айрис продолжала изучать меню – В общем, обыкновенный пастуший пирог. Этому мы вас научим. Лосось, тушенный с миндалем, – тоже ничего сложного. – Она водила пальцем по строчкам, а когда дочитала, подняла голову и нахмурилась. – Саманта, я могу научить вас готовить эти блюда, но это будет нелегко. Если учесть, что у вас нет никакого опыта… – Она покосилась на Натаниеля. – Честно говоря, не знаю…

Меня охватила тревога. Пожалуйста, пожалуйста, не отказывайтесь!

– Я быстро учусь. – Я подалась вперед. – И привыкла много работать. Я на все готова. Мне это очень, очень нужно.

Я смотрела Айрис в глаза, телепатируя: «Пожалуйста, не бросайте меня!»

– Хорошо, – сказала она наконец. – Попробуем.

Она достала из буфета весы, а я воспользовалась моментом, чтобы извлечь из сумочки ручку и записную книжку. Когда Айрис увидела, что у меня в руках, на ее лице появилось недоуменное выражение.

– Зачем вам это? – Она кивнула на мои инструменты.

– Чтобы записывать, – объяснила я. Поставила на листке дату, написала: «Кулинарный урок № 1», подчеркнула строчку.

Айрис покачала головой.

– Саманта, ничего записывать не понадобится. Готовка – это не записи. Это вкус. Запах. Умение чувствовать пищу.

Понятно. – Надо запомнить. Я быстро сняла с ручки колпачок и записала: «Готовка = вкус, запах, чувство и т. д.». Потом надела колпачок обратно.

Айрис недоверчиво поглядела на меня, затем решительно забрала ручку и записную книжку.

– Вкус, – повторила она, – вкус записями не выработаешь. Вы должны довериться чувствам. Инстинкту, если угодно. – Она сняла крышку с кастрюли, потихоньку кипевшей на плите, и окунула ложку в содержимое. – Попробуйте.

Я настороженно поднесла ложку ко рту.

– Подливка, – мгновенно определила я и вежливо добавила: – Очень вкусно.

Айрис опять покачала головой.

– Вопрос не в том, что это за блюдо, а в том, что вы чувствуете.

Я передернула плечами. Хорошенький вопросик, однако!

– Я чувствую… подливку.

Выражение лица Айрис не изменилось. Она явно ждала другого ответа.

– Э… мясо? – рискнула я.

– Что еще?

В голове не было ни единой мысли. Я ничего не могла придумать. Ну, подливка и подливка. Что про нее можно сказать?

– Попробуйте снова, – не отступалась Айрис. – Постарайтесь распробовать.

Я старалась так усердно, что даже вспотела. Я чувствовала себя глупым ребенком, неспособным выучить таблицу умножения.

– Мясо… вода… – Черт побери, что еще кладут в подливку? Ну конечно! – Мука!

– Саманта, не пытайтесь отождествить ингредиенты. Просто скажите мне, что вы чувствуете. – Айрис вновь зачерпнула варево ложкой. – Вот. Закройте-ка глаза. Закрыть глаза?

– Ладно. – Я зажмурилась.

– Что вы чувствуете? – тихо спросила Айрис. – Сосредоточьтесь на вкусовых ощущениях.

С закрытыми глазами я постаралась отрешиться от всего и сконцентрироваться на ощущении во рту. Какая-то теплая соленая жидкость… Соленая! Вот один вкус. И сладкая… и… и… еще какая то…

Казалось, я внезапно начала различать цвета. Сперва самые яркие, а потом и те, которых обычно не замечаешь – настолько они нежные.

– Она солоноватая, мясная… – проговорила я, не открывая глаз. – И сладкая… И фруктовая… Как вишни., .

Я открыла глаза, заморгала от солнечного света. Айрис пристально смотрела на меня. Натаниель тоже не сводил с меня взгляда. Я смутилась. Пробовать подливку с закрытыми глазами – дело, как выяснилось, весьма интимное. И сознание того, что за тобой наблюдают…

Айрис поняла без слов.

– Натаниель, нам понадобится вот это. – Она споро набросала список ингредиентов и вручила ему. – Будь хорошим мальчиком, обеспечь нас всем необходимым.

Когда он вышел, на губах Айрис заиграла улыбка.

– Так лучше, правда?

– Джордж, у нее получается! – процитировала я, и Айрис расхохоталась7.

Как посмотреть, милая, как посмотреть. Ну-ка, наденьте. – Она протянула мне белый в красную полоску фартук, и я с деловым видом завязала его на талии.

– Я вам очень признательна, – проговорила я, пока Айрис доставала лук и какие-то неведомые мне оранжевые овощи. – Так любезно с вашей стороны…

– Мне нравится справляться с трудностями. – Она усмехнулась. – Признаться, я заскучала. Натаниель опекает меня во всем. Иногда он даже перегибает палку.

– Все равно. Ведь я для вас чужой человек…

– Мне понравилось то, что о вас рассказывали. – Айрис положила на стол тяжелую деревянную разделочную доску. – Натаниель в лицах изобразил, как вы выпутывались с ужином. Я вполне оценила.

– Нужно же было спасать положение, – Я криво улыбнулась.

– А в результате вам повысили жалование. Чудеса! – Морщинки в уголках ее глаз напоминали лучики звезд. – Знаете, Триш Гейгер – очень глупая женщина.

– Мне нравится Триш. – Слова Айрис почему-то задели меня.

– Мне тоже. Она крепко поддержала Натаниеля. Но вы должны признать – с мозгами у нее туго. – Я подавила желание захихикать. Айрис поставила на плиту огромную кастрюлю, потом сложила руки на груди и повернулась ко мне. – Значит, вы их облапошили.

– Да, – согласилась я с улыбкой. – Они понятия не имеют, кто я такая.

– И кто же вы?

Ее вопрос застал меня врасплох. Я раскрыла было рот – но слова не шли с языка. – Вас вправду зовут Самантой?

– Да! – возмущенно воскликнула я.

– И то хорошо. – Айрис вскинула ладонь, как бы призывая меня успокоиться. – Девушка приезжает в нашу глушь и нанимается на работу, к которой она совершенно не готова… – Айрис помолчала, как если бы подбирала слова. – Натаниель сказал мне, что у вас личные проблемы?

– Да, – пробормотала я и опустила голову, не в силах выдержать испытующий взгляд.

– Вам не хочется говорить о них?

– По правде сказать, совсем не хочется.

Я рискнула поднять голову. Айрис понимающе смотрела на меня.

– Ясно. – Она взяла нож. – Ну, за дело. Закатайте рукава, подвяжите волосы, вымойте руки. Я научу вас резать лук.

Урок растянулся на весь уик-энд.

Я научилась резать лук кружочками и крохотными полосками. Научилась рубить зелень закругленным ножом. Научилась месить тесто и втирать имбирь в куски мяса и класть на раскаленную чугунную сковородку. Узнала, что сдобное тесто готовится быстрыми, резкими движениями у открытого окна, причем руки должны быть холодными. Выяснила, что фасоль нужно бланшировать в кипящей воде, прежде чем обжаривать ее в масле.

Неделю назад я и слова-то такого – «бланшировать» – не слыхала.

В перерывах между занятиями мы с Айрис садились на заднем крыльце, смотрели, как цыплята возятся в пыли, и попивали свежесваренный кофе с булочками или с солеными и крошащимися сырными палочками на домашнем хлебе с латуком.

– Ешьте и наслаждайтесь, – всякий раз приговаривала Айрис, вручая мне мой сэндвич, а потом качала головой. – Не так быстро! Не спешите! Ощущайте еду. В воскресенье днем, под бдительным присмотром Айрис, я приготовила жареного цыпленка с начинкой из шалфея и лука, а на гарнир – вареную брокколи, приправленную тмином морковь и жареный картофель. Вынимая из духовки огромный противень, я помедлила, позволила чудесному аромату окутать меня. Никогда в жизни не вдыхала ничего более вкусного! Цыпленок получился золотистым; хорошо прожаренная кожица пестрела крапинками перца, смолотого мной самолично. На горячем противне еще шипел и пузырился сок.

– Теперь подливка, – заявила Айрис с другого конца кухни. – Положите цыпленка на тарелку и накройте чем-нибудь, чтобы он не остыл. Наклоните сковородку. Видите шарики жира? Их нужно вычерпать.

Наставляя меня, она смазала маслом макушку кекса с изюмом, сунула его в духовку, потянулась за тряпкой и одним ловким движением протерла стол. Я отчаянно завидовала ее ловкости и той уверенности, с какой она перемещалась по кухне, пробуя блюда на ходу. Никакой суеты, никакой паники. Все идет, как должно идти…

– Правильно, – одобрила она мои действия. – Давайте, давайте… Сейчас она загустеет…

Не могу поверить – я делаю подливку! Своими руками!

Как и следовало ожидать, все сладилось. На кухне Айрис иначе и быть не могло. Ингредиенты не пытались сопротивляться. Подчинялись беспрекословно. Мука и сок жареного цыпленка послушно смешались в прозрачную жидкость.

– Отлично! – похвалила Айрис. – Теперь перелейте ее вот в этот кувшинчик… остаток можно вылить в раковину… Видите, как все просто?!

– Вы волшебница, – сказала я. – Вот почему у вас все получается. Благодаря вашей кулинарной магии.

– Кулинарной магии! – Айрис фыркнула. – Мне это нравится. Так, фартук долой. Пора вкусить то, что мы приготовили. – Она скинула собственный фартук и протянула руку за моим. – Натаниель, ты накрыл стол?

Натаниель всю субботу и воскресенье то появлялся на кухне, то снова исчезал, и я мало-помалу к нему привыкла. Точнее, я настолько увлеклась готовкой, что практически перестала его замечать. Он приносил нам мясо и овощи, а сейчас накрыл деревянный стол клеенкой, разложил старинного вида приборы с костяными ручками и белые в клетку салфетки.

– Вина поварам! – воскликнула Айрис, доставая из холодильника бутылку и вынимая пробку. Она наполнила мой бокал и указала на стол. – Садитесь, Саманта. Вы достаточно потрудились. Небось на ногах едва стоите.

– Со мной все в порядке, – на автомате ответила я. Но стоило мне сесть, как я осознала, насколько устала. Я зажмурилась и впервые за этот день позволила себе расслабиться. Руки и спина ныли от физической нагрузки. Органы чувств впитывали запахи, вкусы и новые ощущения.

– Не засыпайте! – Голос Айрис вернул меня к реальности. – Вот ваша награда. Натаниель, милый, поставь цыпленка Саманты вон туда. Будешь резать.

Я раскрыла глаза как раз в тот миг, когда Натаниель взял в руки блюдо с жареным цыпленком. Весь такой золотистый, сочный на вид – я ощутила прилив гордости. Мой первый жареный цыпленок. Сфотографироваться, что ли, рядом?

– Только не говорите, что это вы его приготовили, – проворчал Натаниель.

Ха-ха-ха. Он прекрасно все знает.

– Так, пустяки… – Я с улыбкой пожала плечами. – Мы, мастера, не брезгуем такими вещами.

Натаниель опытной рукой разрезал цыпленка, а Айрис разложила по тарелкам овощи. Потом села и взяла в руку бокал.

– За вас, Саманта. Вы отлично потрудились.

– Спасибо. – Я благодарно улыбнулась и поднесла бокал к губам. Но вдруг заметила, что мои соседи по столу не торопятся.

– И за Бена, – тихо прибавила Айрис.

– По воскресеньям мы всегда поминаем отца, – пояснил Натаниель.

– А! – Я помедлила, потом кивнула.

– Ну, – сказала Айрис, пригубив вино, – настал момент истины. – Она положила в рот кусочек цыпленка и стала медленно жевать. Я покраснела. – Очень вкусно, – вынесла вердикт Айрис. – В самом деле.

Мое лицо расползлось в широкой улыбке.

– Правда? Вам нравится? Айрис подняла бокал.

– Джордж, она умеет готовить жареных цыплят!

Я сидела на залитой лучами заходящего солнца кухне, сама почти не участвовала в разговоре, больше слушала своих новых друзей. Они рассказывали мне о Триш и Эдди, о том, как Гейгеры пытались купить местную церковь и превратить ее в отель. Я от души смеялась. Натаниель поведал о своих планах относительно сада Гейгеров и нарисовал на салфетке аллею лаймовых деревьев, которую он создал в Марчант-хаусе. Воодушевившись, он чертил все быстрее и быстрее, карандаш тонул в его широкой ладони. Айрис заметила, с каким восхищением я наблюдаю за ее сыном, и указала на акварель с видом деревенского пруда, висевшую на стене.

– Это работа Бена. – Она кивнула в сторону Натаниеля. – Он пошел в отца.

Атмосфера в этом доме была такой теплой, такой домашней, так отличалась от той, к которой я привыкла! Никто не разговаривал по телефону. Никто никуда не спешил. Я бы могла просидеть у них всю ночь.

Но пора и честь знать. Я прокашлялась.

– Айрис, позвольте мне еще раз поблагодарить вас.

– Мне было приятно. – Айрис отправила в рот очередную порцию кекса. – Люблю, знаете ли, покомандовать.

– Вы мне очень помогли. Не знаю, что бы я делала без вас.

– В следующие выходные займемся лазаньей. И ньокки! – Айрис допила вино и вытерла губы салфеткой. – Устроим себе итальянский уик-энд.

– В следующий раз? – переспросила я. – Но…

– Вы решили, что обучение закончено? – Она расхохоталась. – Да мы едва начали!

– Но… мне неловко отнимать ваше время…

– Диплом я вам выдать не готова, так что у вас нет и выбора, – произнесла она с напускной суровостью. – В чем еще вам требуется помощь? В уборке? В стирке?

Я смутилась. По всей видимости, ей прекрасно известно, в какую лужу я села вчера.

– Честно говоря, я не очень-то в ладах со стиральной машиной, – призналась я.

– Разберемся, – сказала Айрис. – Я загляну к вам, когда Гейгеры куда-нибудь укатят.

– И пуговицы я пришивать не умею…

– Пуговицы. – Она взяла листок бумаги и карандаш и стала записывать. – А подшивать умеете?

– Э…

– Так, шитье. – Она внесла очередной пункт в свой список. – Как насчет глажки? Вам наверняка уже пришлось гладить. – Айрис вдруг забеспокоилась. – Как вы выкрутились?

– Я договорилась со Стейси Николсон. Ну, с девушкой из деревни. Она взяла с меня по три фунта за рубашку.

– Со Стейси Николсон? – Айрис отложила карандаш. – С этой вертихвосткой?

– В объявлении говорилось, что она имеет опыт…

– Ей всего пятнадцать лет! – Айрис вскочила и заходила по кухне. – Саманта, вы заплатили Стейси Николсон в первый и последний раз! Вам придется научиться гладить самой.

– Но я никогда…

– Я вас научу. Это просто. – Она метнулась в кладовку, вернулась с гладильной доской, обтянутой материалом в цветочек, поставила ее на пол и поманила меня к себе. – Что вам нужно гладить?

– В основном рубашки мистера Гейгера. – Я опасливо поглядела на гладильную доску.

– Понятно. – Айрис включила утюг, повернула регулятор мощности. – Для хлопка ставим на максимум. Подождите, пока утюг нагреется. Нет смысла начинать, пока температура слишком маленькая. А теперь я покажу вам, как гладятся рубашки…

Она обернулась, нахмурилась, снова метнулась в кладовку, где лежала груда чистого белья.

– Рубашка, рубашка… Натаниель, сними-ка рубашку.

Я замерла. Потом покосилась на Натаниеля. Он выглядел недовольным.

– Мам! – запротестовал было он, но Айрис только отмахнулась.

– Не смеши меня, милый! Ничего с тобой не сделается, если ты ненадолго разденешься. И никого ты не смутишь. Саманта, вас не шокирует, если он разденется?

– Э… – выдавила я. – Э… нет, разумеется…

– Так, это пар. – Айрис нажала кнопку, и из днища утюга вырвалась струя пара. – Не забывайте наливать воду. Натаниель! Я жду!

Сквозь завесу пара я наблюдала, как Натаниель медленно расстегивает пуговицы. Мелькнула загорелая кожа, и я поспешно отвела глаза.

Что за подростковая стыдливость?! Ну, снял он рубашку, и что с того?

Натаниель кинул рубашку матери, которая ловко ее поймала. Мои глаза усердно изучали пол. Я не смела взглянуть на него.

Я не собираюсь смотреть на него.

– Начинаете с воротничка. – Айрис разложила рубашку на гладильной доске. – Сильно давить не нужно. – Она направляла мою руку. – Держите ровно…

Это просто нелепо! Я – взрослая, зрелая женщина. От вида мужчины без рубашки меня не переклинит. Я только… посмотрю украдкой, и все. И забуду.

– Теперь спинка. – Айрис переложила рубашку, и я вновь заводила утюгом. – Хорошо… Теперь манжеты…

Я подняла рубашку – и, наполовину случайно, наполовину преднамеренно, взглянула на Натаниеля.

Господи Боже!

Да разве я смогу когда-нибудь забыть такое!

– Саманта! – Айрис выхватила утюг из моей руки. – Вы же сожжете рубашку!

– Ой! Извините, пожалуйста. Я… задумалась.

– Что-то вы раскраснелись. – Айрис приложила ладонь к моей щеке. – Как вы себя чувствуете?

– Это, наверное, от… от пара. – Я возобновила глажку. Щеки мои пылали.

Айрис продолжила наставления, но я не слушала. Слепо водила утюгом взад и вперед и размышляла. Меня интересовали а) Натаниель, б) Натаниель без рубашки и в) есть ли у него девушка?

Наконец я закончила. Вот так. Извольте получить. Со «стрелочками» именно там, где нужно.

Айрис зааплодировала.

– Молодец! Еще попрактикуетесь и будете укладываться ровно в четыре минуты.

– Неплохо, – усмехнулся Натаниель, протягивая руку за рубашкой. – Спасибо.

– Всегда рада, – сдавленно прохрипела я и поспешно отвернулась.

Сердце готово было выскочить из груди.

Здорово. Просто здорово. Один-единственный взгляд на обнаженный мужской торс – и голова кругом.

По правде говоря, я считала себя более… закаленной.