Кто же не знает: если у вас есть больное место, именно этим местом вы и будете тыкаться обо все мыслимые и немыслимые предметы на вашем пути.
Товарищ Мусляков Павел Прохорович, занимающий немалый пост — заместителя председателя облисполкома по промышленности, — познал этот закон на собственном опыте. Но познал своеобразно, мы бы сказали, ибо больным местом у него оказалось… Впрочем, расскажем, как оно вышло на деле.
Павел Прохорович вернулся с работы позднее обычного, и по многим признакам супруга его, Екатерина Степановна, установила, что ее благоверный в дурном настроении. В очень дурном! Он угрюмо сел к столу, чтобы в одиночестве скушать свой обед (семья, не дождавшись Павла Прохоровича, отобедала раньше) Молча возил ложкой по глубокой тарелке со щами, громко вздыхая, отщипывал кусочки хлеба прямо с хлебницы, перчил и солил еду так, словно не себе самому готовил блюда, а собирался отравить некоего врага…
И вдруг поднял голову, прислушался. И спросил жену:
— Это кто еще там разговаривает?
— Кто, кто… К нашей Клавочке подружка пришла, Леля. Сидят на диване, кроссворд решают…
— Чего решают?
— Ну, кроссворд. В журнале. Что ты, не знаешь? Там разные клеточки, и в каждую клеточку букву надо вписать, чтобы вышли слова…
— Какие такие слова?
— Да ты что придираешься? Слова, которые тут же, в журнале, описаны…
— Как описаны?
— А ну тебя, Павел! Ты уже совсем с ума сошел!..
И супруга, убрав со стола грязную тарелку, вышла из комнаты.
Мусляков же стал прислушиваться Две веселые девушки смеялись от беспричинного молодого веселья, перекидывались вперебой такими репликами:
— Строительный материал из шести букв…
— Какая первая буква.
— Не знаю. Последняя буква — «ч»…
— «Ч»… «ч»… Стой! Это, безусловно, кирпич!
— Правильно! Как мы сразу не догадались?
Взрыв смеха.
Мусляков опустил голову и перестал жевать.
— Какое им-то дело до кирпича?.. — пробормотал он сердито — Ну. ладно, ну, признал же я сегодня на бюро обкома, что с кирпичом у нас в области плохо. Ну, моя вина. Ну, не наладил. Не поощрил инициативу… Но дома-то уж, кажется, можно было бы мне дать покой?..
А девицы, отсмеявшись, продолжали:
— Восемнадцатое по горизонтали… Начинается как раз этим «ч»… Что там написано?
— Кровельный материал. На «ч». Как ты думаешь?
— Стой. Лелька, я знаю! Ей богу! Это чечевица!
— Черепица, дура!.. А чечевица, знаешь что? Крупа…
— И не крупа, а бобы такие темненькие…
— Ну, все равно… Чечевица, говорит, кровельный материал!.. Ой, не могу!
Новый взрыв смеха. Мусляков бросает вилку на стол.
— Они что, нарочно, да?.. Мало меня грели сегодня за эту черепицу и за камышит?
Он разевает рот, чтобы крикнуть дочери что-нибудь строгое, но передумывает. Снова берет в руки вилку, начинает ковырять котлету, однако прислушивается.
— Домашний сосуд для хозяйственных целей… Таз, что ли?
— Какой же таз, когда пять букв!
— Может, лохань?
— Лохань — шесть букв. Окоренок, а?
— Сама ты окоренок! (Смех)
— Ну, может, ванна?..
— Не подходит. Первая буква — «м».
— Тогда действительно получается не ванна, а манна… Смотри, опять крупа! (Смех)
— Ну тебя, Клавочка, я серьезно хочу решить…
— Горшок? Нет! Чайник?
— Чудачка! Чайник же с носиком… Тогда бы было написано, что сосуд с носиком…
— Вот уж не обязательно… Ведь если про тебя говорят «Леля», никто же не скажет «Леля с носиком»!
Очень большой приступ смеха у обеих подруг. А Мусляков сидит, опустив кос в котлету. В голове его мелькает: «И ничего из того, что сейчас назвали девушки, у нас в области не делают: ни тазов, ни лоханей, ни окорят, ни чайников…»
— Миска! — торжествуя, кричит Клава.
«И мисок нет! — про себя констатирует Мусляков. — Какой-то особенно подлый кроссворд…»
— Дальше давай. Деревянная утварь в семь букв.
— Вешалка.
— Семь букв. Понимаешь семь!
— А в вешалке сколько, по твоему?
— Да, правда… Только тут начинается с «п».
— Значит, плечики.
— Какие плечики?!
— Вешалку тоже так называют..
— Погоди, далась тебе вешалка! Может, полоскательница?
— Вот так семь букв! Вот так деревянная!
Чудовищный приступ смеха. Мусляков страдальчески морщится.
Успокоившись, подруги решают дальше:
— Форма взыскания. Этого я не понимаю…
— Ах, боже мой!.. Ну, там штраф или выговор… А может, судимость…
Тут Мусляков ударяет кулаком по столу и вопит:
— Сейчас перестать, отвратительные девчонки!!!
За дверью воцаряется молчание Потом недоуменный шепот Мусляков дрожащими руками пытается закурить. Входит жена и наивно начинает:
— Паша, я тебя хотела попросить, чтобы ты позвонил в ателье: Клавочке нужно шить пальто, а там. конечно, очередь на полтора года. Когда уж у нас будет столько пошивочных мастерских, чтобы…
Тарелка с грохотом летит на пол вместе со скатертью. Жена, выпучив глаза, глядит на Муслякова, который стремительно выбегает из комнаты…
Но еще проходя мимо кухни, он слышит, как работница рассказывает своей гостье:
— Кофту она себе достала вязаную… Такая красота, такая красота, вся в цветочках! Вот с тарелку цветочки бордовые, серые, зеленые — разные… Ведь вот умеют же доставать люди!.. А я как ни приду в универмаг, ничего там нету…
Мусляков, с силон захлопнув дверь на кухне, покидает квартиру. В палисаднике соседнего дома немолодой лысый человек в ватнике и лыжных штанах перекапывает грядки. При виде Муслякова он почтительно снимает кепку. Мусляков, тяжело дыша, заставляет себя произнести.
— Привет, товарищ Проценко! Грядки или клумба будет?
— Под огурцы думаем… Вот досада! Тяпок у нас в продаже нет, грабель хороших тоже, даже лопаты порядочной не купишь.
И Проценко замолкает, с удивлением увидев, что зампродоблисполкома сердито шарахнулся от него в сторону.
Вокруг были люди: кто-то сидел у ворот, кто-то останавливался для короткого разговора среди тротуара. Слышался разноголосый говор городской улицы. Но наш зампредоблисполкома зажал оба уха кулаками: ему не под силу, казалось, теперь слушать, о чем толкуют люди. Но и с зажатыми ушами Муслякову чудилось, будто все говорят об одном и том же… Вам ясно, о чем?