Глава 3
Приграничные сражения (июнь — июль 1941)
«Русские солдаты — самые неуклюжие во всем мире.
Они не годятся ни для легкой пехоты, ни для легкой кавалерии...
Русский солдат... с одинаковой покорностью пойдет, если ему будет приказано, качать воду или сечь своего товарища... Что ему нужно, это команда, ясная, отчетливая команда, и если он ее не получает, тогда он хотя может быть и не обратится в бегство,
но и не пойдет вперед, не сумеет действовать собственным умом».
(Ф. Энгельс. «Русская армия»)
Получив сообщение начштаба KOBO М.А. Пуркаева об информации очередного перебежчика, нарком С.К. Тимошенко и начальник Генштаба РККА Г.А. Жуков, с согласия Сталина, направили в 00.25 ночи 22 июня в штабы Западных округов директиву № 1 о приведении войск в боевую готовность. К 3 часам утра часть сил была поднята по тревоге (в первую очередь в Киевском Особом военном округе), другая часть указаний штаба округа еще не получила и продолжала оставаться в неведении (в основном в Белорусском и Прибалтийском округах). А в начале четвертого утра на головы бойцов, командиров и граждан СССР полетели первые бомбы и снаряды.
С началом боевых действий, вопреки расхожему мнению, советские войска вовсе не ушли в позиционную оборону, изредка нанося контрудары. Напротив, они сразу же попытались разгромить противника во встречных сражениях (исключение — войска ПрибОВО — там разгром 8-й и 11-й советских армий привел к крушению всего Северо-Западного фронта в первые же часы). Именно так, как это предусматривала теория «глубокой операции» применительно к «маневренному периоду». Но случилось то, что данной теорией не предусматривалось — во всех встречных боях части Красной Армии потерпели поражение, почему впоследствии эти встречные сражения получили скромное наименование «контрудары».
22 июня командующий ЗапОВО Д.Г. Павлов бросил против корпусов немецкой 9-й полевой армии в районе Гродно 11 -й мех-корпус Мостовенко (двести с лишним танков). Направлять 6-й мехкорпус Хацкилевича на поддержку Мостовенко Дмитрий Григорьевич не стал, так как с часу на час ожидал особого указания Сталина и Тимошенко о вторжении на вражескую территорию (директива № 2, переданная в войска в 7 утра, предписывала обрушиться на врага всеми силами, не переходя при этом «доособого распоряжения» государственную границу). Если снять с направления главного удара (на Млаву) 6-й МК и другие части конно-механизированной группы Болдина и бросить их под Гродно, то чем потом наносить этот самый главный удар, когда «приказ нам даст товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет»?
Когда же глубокой ночью особое распоряжение наконец последовало (директива № 3, предписывавшая, в частности, войскам Западного фронта начать наступление на Сувалки), обстановка на фронте настолько осложнилась, что выполнить это указание Москвы не представлялось возможным. На севере Мостовенко и правофланговым частям 3-й армии не удавалось выдавить немецкую 9-ю армию из района Гродно, а с юга войска 4-й немецкой армии теснили правый фланг 10-й армии К.Д. Голубева к Наре-ву, создавая реальную угрозу окружения всей белостокской группировки. Поэтому Павлов на свой страх и риск (фактически вопреки наступательной директиве Тимошенко) в ночь с 22 на 23 июня начал перегруппировку войск 3-й и 10-й армий, сняв КМГ Болдина и бросив ее под Гродно, а также перебросив несколько стрелковых дивизий к Нареву для удержания фронта против 4-й армии немцев.
Тем временем рассеченная Гудерианом 4-я армия Коробкова отходила на Кобрин, тщетно пытаясь восстановить фронт, прикрыв шоссе Брест — Минск. В Прибалтике разбитые вдрызг войска Ф.И. Кузнецова совершенно оголили направление Вильнюс — Минск и таким образом к 25 июня над войсками Павлова нависла угроза двойного охвата.
Еще хуже, учитывая изначально более выигрышное положение в сравнении с войсками ЗОВО, действовали армии Юго-За-падного фронта. Бестолковые акции командующих 6-й советской армией Музыченко и 4-го мехкорпуса Власова привели к тому, что авангардные соединения 1 -й танковой группы Клейста в первые же часы вклинились между 5-й и 6-й советскими армиями в районе Радехова. Эвальд Клейст в течение суток расширил этот клин, выйдя в район Броды.
Энергичные действия Кирпоноса и прибывшего в ночь с 22 на 23 июня представителя Ставки ВГК Жукова, сконцентриро-иавших для мощного удара по 1 -й ТГ части четырех мехкорпусов (8-го, 9-го, 15-го и 22-го), в разной степени готовности к наступлению, привели к крупнейшему в истории танковому сражению н районе Луцк — Броды — Ровно (23—29 июня 1941 года), сражению, завершившемуся полным поражением советских бронетанковых соединений. Это, в свою очередь, повлекло быстрый отход нойск Юго-Западного фронта на 300 км, на рубеж Коростень — Житомир — Каменец-Подольский.
А севернее генерал армии Павлов безуспешно пытался выправить ситуацию в свою пользу. Встречное сражение в районе Гродно 22—25 июня 1941 года завершилось поражением 3-й со-иетской армии и группы Болдина, что вынудило к отходу в направлении Мосты — Волковыск всю белостокскую группировку.
Правильным, вопреки послевоенным утверждениям Жуко-иа (и современным — Исаева), являлось решение командзапа удерживать рубеж Лида — Слоним — Пинск. Это оставляло шансы 3-й и 10-й советским армиям на выход из полукольца (при условии удержания магистралей Слоним — Брестское шоссе и Лида — Барановичи) к Минску по Брестскому шоссе. В крайнем случае, при потере Барановичей, оставались шансы на выход к столице Белоруссии через Новогрудок, крайне затрудненный ппрочем, так как восточнее древней столицы Великого княже-с гва Литовского вплоть до Минска дорог, даже проселочных, не было (нет и по сию пору), а ведь пришлось бы еще и Неман форсировать. Однако, удержав Лиду и тем самым обезопасив себя с севера, от Новогрудка можно было выйти на Брестское шоссе по местным магистралям — обходя Барановичи с востока.
Впрочем, все это были запасные варианты, так как главный удар, направленный на разрыв кольца окружения (еще до завершения сражения в районе Гродно), генерал Павлов запланировал » районе Брестского шоссе западнее Баранович. 27 июня начальник Генштаба РККА Жуков в переговорах по «Бодо» с начштаба Западного фронта В.Е. Климовских, фактически одобрил это решение.
С 25 по 29 июня произошло крупное и в то же время совершенно «незнаменитое» в советской истории сражение в районе реки Щара. Прорыв белостокской группе не удался, «выскочить» из кольца удалось лишь разрозненным группам 3-й армии. Основная же масса 3-й и 10-й армий Западного фронта вынуждена была начать отход на Минск через Лиду и Новогрудок.
Но тут «белостокцев» ожидала новая «подлянка» — части 13-й советской армии, которые в отечественной историографии принято почему-то хвалить и которые в действительности хвалить совершенно не за что, 29 июня поспешно сдали Минск, хотя вполне могли бы сопротивляться сутки-другие, дав армиям
В.И. Кузнецова и Голубева шансы на выход из окружения.
Мышеловка захлопнулась и основные силы белостокской группы, попав в окружение, частью погибли, а частью сдались в плен. Избежать окружения удалось немногим соединениям (например, 21-му стрелковому корпусу) и штабам. Командующий Западным фронтом Павлов со своим штабом вырвался из окружения, но только для того, чтобы угодить в лапы «усатого правосудия».
А Северо-Западный фронт во всю прыть уносил ноги от нем -цев, вдобавок8-я и 11-я армии бежали в расходящихся направлениях. Чтобы закрыть брешь между ними, Ф.И. Кузнецов приказал 27-й армии Н.А. Берзарина прикрыть псковско-льговское направление. Для содействия Берзарину еще 26 июня, с задачей не допустить немцев на правый берег Западной Двины, кДаугав-пилсу (Двинску) был выдвинут 21 -й мехкорпус Д.Д. Лелюшенко. Вступив во встречный бой с 56-м мотокорпусом Манштейна, Лелюшенко потерпел поражение и, продержав оборону до
2 июля, начал поспешный отход. Вслед за Лелюшенко дрогнул и Берзарин, немцы сходу захватили Псков. 8-я советская армия тем временем откровенно «драпала»: бросив Ригу, она за какие-то две недели откатиласьаж кТаллину. Создалась угроза выхода немцев на подступы к Ленинграду.
* * *
На Южном фронте боевые действия развернулись с 1 июля. Части 11-й полевой армии Шоберта и 4-й румынской армии генерала Чуперки в течение 6 дней опрокинули 9-ю «особую» армию Якова Черевиченко и погнали ее из Молдавии. Какое фиаско! А ведь именно 9-й предстояло водрузить красный стяг над Святой Софией в Стамбуле.
Несладко приходилось и Кирпоносу. Вопреки позднейшим утверждениям Жукова, фронт здесь стабилизирован не был, корабль тонул и тонул, не переставая. Танковый клин Клейста, вбитый между 5-й и 6-й армиями Юго-Западного фронта еще 22 п юня, добрался уже до реки Ирпень (в нескольких километрах от Киева), а Потапов и Музыченко все никак не могли еголиквиди-ровать. Худо-бедно наспех сформированная 37-я армия прикрыла «матерь городов русских» от фронтального удара, но немцы начали перегруппировку для удара по Юго-Западному фронту с других направлений.
Кстати, 37-ю армию возглавил сталинский фаворит — А.А. Власов. Этот командир 4-го мехкорпуса сумел ловкими рапортами создать у Хозяина впечатление того, будто бы весь Юго-западный фронт только на нем и держится.
Одним словом, РККА горела ярким пламенем на всех фрон-
I ах. За 18 дней войны советские войска отдали противнику от 300 до 600 км своей территории и четыре республики — колоссальные потери! Это повальное бегство Красной Армии позже было скромно названо отходом. Ничего себе отход — размером в три четверти Франции!
Как тут не вспомнить того же Энгельса, совершенно спра-недливо утверждавшего, что всегда и во все времена Россию, в критические моменты ее истории, спасали необъятные просторы и численное преимущество. Вы можете себе представить, чтобы при подобном ведении боевых операций РККА смогла бы отстоять ту же Францию или Польшу? Отдали бы в два счета! И и Париже немцы были бы через неделю, а не через полтора месяца!
Такчего вдействительности стоила Красная Армия? Подробный анализ боеспособности РККА и действительных причин ее поражения я привожу далее, а пока вкратце о потерях. Официальные цифры потерь фронтов, равно как и численность советских войск (см. Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование. М., 2001, с. 267—318) ничего общего с реальностью не имеют, но даже эти данные достаточно красноречивы. К тому же наиболее интересно процентное соотношение, отражающее общие тенденции.
За первые 2—3 недели войны войска Северо-Западного фронта и Балтийского флота потеряли безвозвратно (убитыми, пропавшими без вести, пленными) из 498.000 бойцов, числившихся к началу операции — 75.202 человека (15%). Еще 13.284 человек получили ранения. Общая цифра потерь — 88.486 человек (около 18%), среднесуточные потери — 4916 человек. Потери серьезные, но не смертельные, тем не менее фронт бежал.
Западный фронт за 18 дней боев был почти полностью разгромлен. Из 627.000 человек, официально числившихся в его составе перед началом войны, безвозвратные потери составили 341.073 (54,4%)! Еще 76.717 человек были ранены. Общие потери — 417.790 человек (около 67%) при среднесуточных — 23.210 человек. Это абсолютный рекорд потерь советских войск во всех операциях Великой Отечественной войны!
Юго-Западный фронт за первые 15 дней из 864.600 человек безвозвратно утратил 172.323 человека (19,9%), еще 69.271 человек получили ранения. Общие потери — 241.594 человека (около 28%) при среднесуточных — в 16.106 человек.
А вот Южный фронт понес потери незначительные (по советским масштабам): за 26 дней (с 1 по 26 июля) из 364.700 человек безвозвратно выбыло 8519 человек (2,3%) и еще 9374 человека ранеными. Общие потери составили 17.893 человека (около 5%) при среднесуточных потерях в 688 человек. Тем не менее Тюленев и Черевиченко бежали из Молдавии «быстрее лани».
* * *
Первым актом драмы под названием «Великая Отечественная война» стали так называемые «приграничные сражения 1941 года», получившие название по аналогии с пограничным сражением 1914 года на Западном фронте Первой мировой войны.
Собственно, последующая драма советского народа напрямую вытекала из исхода первых сражений. Ведь все могло пойти и по другому сценарию, и в другую сторону. Скажем, разбили бы Жуков и Кирпонос Клейста под Бродами, выстоял бы Коробков против Гудериана под Брестом, глядишь —и не было бы всех последующих жертв и кровавого кошмара. Могло быть такое? А почему нет?
Но в том-то и дело, что РККА была разбита, и не просто разбита, а разгромлена вдрызг. Именно поражение РККА явилось причиной бедствий, обрушившихся на и без того «не шиковавшие» народы сталинской империи.
Значительные силы, сконцентрированные советским командованием у пограничных рубежей, силы, не уступавшие противнику, только подчеркнули масштабы свершившейся катастрофы.
Со всей очевидностью в первые же дни стало понятно, что Красная Армия воевать не умеет!
Именно этот единственно верный и логичный вывод, прямо вытекающий из происшедшего летом 1941-го, до сих пор в России опасаются внятно произносить вслух, так как он идет вразрез с раз и навсегда вбитым в миллионы голов тезисом относительно того, что «русский солдат — лучший в мире».
В результате тяжкое поражение советских войск в первые же недели войны начали объяснять. Какими только факторами его не обусловливали! Раньше — тем, что не были готовы и спали в шапку, а также тем, что мало войск сконцентрировали у границы. Но сейчас уже всем известна цена подобных басен. И тогда на сцене явились выдумщики новой формации —■ вроде Алексея Исаева. И появилось понятие «роковых мелочей».
Суть новых выдумок состоит в том, что и армия советская была боеспособной, и комсостав — на высшем уровне, да вот незадача — с раннего утра 22 июня чуть-чуть не заладилось дело. Там недодумали, здесь недоработали, там не согласовали — воти проиграли.
Взять, для примера, статью «Роковые мелочи» («Аргументы и факты», № 25 (1338), 21 —27 июня 2006, с. 20—21). Вот как, в рамках «концепции мелочей», объясняет причину поражений РККА кандидат исторических наук Мирослав Морозов:
«Рассмотрим (естественно, в несколько упрощенном виде) действия немецкой танковой дивизии против советской стрелковой дивизии (вовсе не обязательно в первые часы войны против советской стрелковой действовала именно танковая дивизия немцев. — С.З.), входившей в армию прикрытия государственной границы... В 3.20 утра, за 10 минут до начала артподготовки, немцы захватывают автомобильный мост... и начинают наводить наплавной, или понтонный, мост... через реку (совсем не обязательно, если у них в руках автомобильный мост. — С.З.). Одновременно выброшенные ночью парашютисты перерезаютлинии связи (в то время она была у нас почти на 100% телефонной) полков с вышестоящим штабом (но директива наркома обороны о приведении войск в боеготовность была передана в войска в 00.20, а не в 3 часа; кто или что помешало войскам получить ее раньше? — С.З.).
Что должен сделать комполка, если его жилой городок подвергся обстрелу? (Но советские войска вовсе не обязательно располагались в жилых городках, они в массе своей пребывали в неких летних лагерях, а некоторые откровенно прятались в лесу; кроме того, вовсе не обязател fa-но советские воинские части находились в пределах огня немецкой артиллерии. — С.З.) Вскрыть секретный пакет, в котором записано: поднять по тревоге личный состав, «с разрешения командования» получить боеприпасы и... ждать дальнейших распоряжений».
А это уже прямая ложь—г-н Морозов не знает, какие указания содержали пакеты советских полководцев. Например, если судить по первым приказам командующего 4-й армией Коробкова, пресловутые красные пакеты его армии содержали указание занять определенные исходные районы, причем некоторые из них располагались на сопредельной территории. Однако пойдем дальше:
«Но распоряжения не поступают — нет связи. Инициативный командир 1-го полка (таких случаев было немало) выводит своих людей на позицию по утвержденному плану прикрытия госграницы (одной из таких позиций, в частности, для 6-й и 42-й СД РККА, располагавшихся в Брестской крепости, являлось селение Вельке — в 10 км по ту сторону границы — С.З.). Командир 2-го полка решает перестраховаться (такое тоже случалось достаточно часто) и остается на месте. Вскоре его полк будет атакован в неудобном для обороны месте — в жилом городке — и практически уничтожен (полная чушь— много ли советских полков немцы уничтожили вжилых городках? — С.З.)...
А где в это время находятся советские танки и самолеты? Танки в составе главной ударной силы РККА — механизированных корпусов находятся во втором эшелоне (ложь — многие корпуса уже располагались на самой границе; так, 6-й МКХацкилевича в составе КМ Г Болдина располагался на самом острие белостокского выступа, 8-й МК Рябышева — на острие Львовского, а 4-й МК Власова вступил в бой с 1-й ТГ Клейста уже 22 июня. — С. 3.).
Они имеют все шансы занять выгодные для контратаки рубежи и развернуться в боевые порядки до подхода немцев. Например, на Западной Украине четыре мехкорпуса (а это 3500 танков) на четвертый день войны должны были нанести по немцам контрудар. До соприкосновения с противником им предстояло пройти своим ходом 150—200 км. Увы, до исходного рубежа добралось лишь 1900 танков, остальные вышли из строя по техническим причинам (ха-ха три раза. — С.З.). А все потому, что когда СССР перешел на выпуск новых танков (Т-34 и КВ), запчасти к старым перестали выпускать (я сейчас разрыдаюсь. — С.З.).
Конечно, 1900 танков — это тоже огромная сила. Но когда они добрались до места, оказалось, что их нечем заправлять. О бензовозах в горячке никто не подумал, да и не было их, этих бензовозов. В СССР на случай войны предполагалось реквизировать автотранспорт из народного хозяйства (по предвоенным планам на это отводилось аж две недели), чего сделать по понятным причинам не успели. В результате экипажи сожгли свои танки и ушли в леса».
А скажите мне, дорогой г-н Морозов, что в таком случае делало в Белостоке представительство «Азнефти», затарившее группировку Павлова горючим по самые уши? Впрочем, это еще не все перлы кандидата исторических наук:
«А где же советская авиация, столь внушительно смотрящаяся на бумаге? Да примерно там же. Например, на 22 июня в приграничных округах имелось в наличии 4700 истребителей. Прекрасная цифра — больше, чем всех самолетов Люфтваффе! Правда, к ним «прилагается» всего 3000 экипажей (истребитель — машина одноместная, экипаж ему не требуется — С.З.). Результат: 1700 самолетов, которым не хватило летчиков, было уничтожено при отступлении своими (полный бред. — С.З.).
Суммируя все это, можно сказать, что в 1941 году Красную Армию сгубило пренебрежение к «мелочам», которые в общем-то не требовали больших материальных затрат».
Ну и так далее. Цель этой «дезы» двоякая. Помимо сокрытия истинных причин поражения РККА и их масштабов, продолжается курс на сокрытие факта подготовки СССР к нападению на Германию и ее союзников. Еще дальше пошел Алексей Исаев. Он использует традиционный прием советской пропаганды — расчет на дурака, или, если политкорректно, — на человека, слабо разбирающегося в военной науке, а посему верящего любому «антисуворовцу», с умным видом несущему полную ахинею. Исаев тут же садится на любимого конька, начиная теоретизировать на темы, в которых сам мало что смыслит.
От него читатель узнает о том, что Красная Армия немцам практически ни в чем не уступала, а причина поражений кроется в следующем:
а) Германия упредила СССР в развертывании войск;
б) РККА сделала ставку на позиционную оборону, а следовало наносить побольше контрударов;
в) большинство контрударов советских войск не принесло результатов только потому, что командующие фронтами (армиями, корпусами, дивизиями и т.д.) неверно определили то-то и то-то, ошиблись там-то и там-то;
г) бронетанковые части немцев действовали успешно против советских танков лишь при наличии в собственном составе противотанковой артиллерии;
д) ВВС РККА вообще не уступала Люфтваффе, просто «механизм» у немцев был отработан немножечко (ну совсем чуть-чуть) лучше.
И так далее.
Затем в дело вступают всевозможные Дрожжины, Лебедин-цевы и Мухины, которые сообщают «лопушистому» читателю пару баек собственного сочинения. Например, о том, что все победы немецких асов (летчиков, снайперов, танкистов, подводников и прочих) — сплошь вымысел и пропаганда, а в поражениях Красной Армии повинны советские военачальники — сплошьту-пицы и предатели, загубившие великолепно подготовленную армию (жаль только, что они забыли сообщить, кто и когда эту армию успел великолепно обучить).
Относительно начального этапа Отечественной войны в головы граждан прочно вбиты несколько стереотипов, которые продолжают культивироваться и по сей день.
Во-первых, что противник имел подавляющее превосходство в силах и средствах.
Во-вторых — что ВВС РККА если и не были уничтожены полностью в первые часы на собственных аэродромах, то уж наверняка понесли колоссальные и невосполнимые потери.
В-третьих, что оперативная обстановка на фронтах с самого начала сложилась для Красной Армии столь тяжело, что шансов выправить ее не было и оставалось действовать только так, как действовали.
Действовали (это в-четвертых)двумя основными способами — позиционной обороной и нанесением контрударов, направленных лишь на то, чтобы задержать противника и выиграть время.
Ни один из указанных выше посылов действительности не соответствует.
О какой вообще позиционной обороне в первые дни войны может идти речь, если подобный способ действий Красной Армии не был предусмотрен предвоенными уставами? И о каких контрударах, если с этими самыми контрударами дело обстояло практически также — предполагалось, что контрудары будет наносить противник, а РККА будет их отражать в процессе своего победоносного наступления на Запад.
Многие историки «новой волны» то ли лгут, то ли действительно не знают о том, что вся предвоенная доктрина РККА, получившая название «глубокой операции» сводилась, по сути дела, всего к двум вещам — взлому вражеского фронта и последующему разгрому частей противника в ряде боев и сражений так называемого маневренного периода (или полевой войны — по Брусилову). Причем даже взлому фронта уделялось недостаточно внимания — все кэтому самому «маневренному периоду», то есть к открытому сражению, и сводилось.
«Наши уставы основаны на опыте маневренного периода мировой войны и совершенно не давали представления о войне в позиционных условиях при наличии долговременных сооружений» (из выступления командарма 2-го ранга К. А. Мерецкова 16апреля 1940 года на совещании при ЦК ВКП (б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии 14—17 апреля 1940 года).
Мало того — излюбленной темой (и предполагаемой формой действий) игр и учений советских частей являлось как раз встречное сражение в ходе маневренного периода, а вовсе не сидение в траншее по уши в земле. Именно в таком ключе велась подготовка РККА к «Большой войне» еще с середины 20-х годов. Можно сказать даже больше — само пограничное сражение, то есть откры-юе столкновение противоборствующих армий в районе госгра-ницы на первом, начальном, этапе войны тоже являлось приоритетной задачей Красной Армии. Один из создателей теории «глубокой операции» М.Н. Тухачевский в 1934 году написал труд как раз на эту тему — «Характер пограничных операций». В том же духе велось обучение армии — прорыв, встречный маневренный бой, обход, охват, окружение противника, рейд, наступательные действия механизированных соединений. И никакой позиционной обороны!
Вникая в историю советских контрударов начального периода войны, я пришел к поразительному выводу — никаких контрударов в природе не существовало, контрударами действия советских войск были названы позже, уже после войны. Зачем? Чтобы скрыть то, что произошло на самом деле. Дело в том, что само понятие «контрудар» предполагает некую незначительность происходящего события. Целью контрудара было всего лишь остановить (приостановить, задержать, сорвать) действия противника; получилось — хорошо, не получилось — не беда, мы и так не очень-то и рассчитывали, следующий раз проведем контрудар более успешно.
На самом деле контрударов (если вкладывать в это понятие незначительность поставленных целей — приостановить, задержать и т.д.) в первые дни приграничных сражений не было. Вместо контрударов имел место целый ряд встречных сражений, с вполне конкретными решительными задачами — отразить, отбросить, разгромить, уничтожить... Почему-то действия 3-й и
4-й французских армий в Арденнах 22—25 августа 1914 года, 5-й французской 22 августа на реке Маас и британского экспедиционного корпуса Френча 23—25 августа в районе Монса никто не называет контрударами, а вот подобные же действия 3-й, 5-й,
6-й или 10-й советских армий в июне 1941-го — якобы самые что ни на есть классические контрудары.
Поражения во всех этих встречных сражениях привели к тому, что послевоенной пропаганде факт разгрома потребовалось завуалировать выдуманными менее значимыми задачами, якобы ставившимися в этих операциях советским командованием. Вранье про контрудары было придумано также и для того, чтобы скрыть очевидный факт — Красная Армия просто не умела воевать.
Зимняя война 1939—40 гг. выявила неумение РККА действовать в условиях позиционной войны, взламывать серьезную оборону, вести партизанскую войну на местности со сложным рельефом. Приграничные сражения 1941 года показали, что Красная Армия не умеет действовать и в условиях маневренной войны (никакой позиционной войны втечение первых недель не наблюдалось ни сонной, ни с другой стороны), не умеет вести современный встречный бой. Она не в состоянии одерживать победы в крупных встречных сражениях с организованной и боеспособной армией — даже при наличии подавляющего перевеса в живой силе и технике — так как советское командование попросту не представляет, как эту силу и технику разумно использовать. РККА не умела делать даже то, что было декларировано ее собственными доктринами и в уставах и к чему советские войска готовились долгие годы.
* * *
22 июня 1941 года в 3 часа 30 минут утра германские войска начали авиационную и артиллерийскую подготовку, после чего группировки Вермахта перешли в наступление. В первые же часы выявилось одно обстоятельство (о котором мы уже упоминали выше), на которое не обратили внимания исследователи — это серьезнейшие потери советских войск от артогня противника. Доходило до того, что некоторые советские части теряли свою боеспособность уже в результате обстрела, еще до соприкосновения с противником.
В районе Бреста (в Южном военном городке) от артиллерийского огня понесла тяжелые потери 22-я танковая дивизия 14-го мехкорпуса 4-й армии. Были уничтожены две батареи и автотранспорт 204-го гаубичного полка 6-й СД. Сама 6-я стрелковая, а также 42-я СД из-за плотного огня не сумели своевременно вывести части из Брестской крепости (оборонять которую они не собирались) — выход через Северные ворота оказался под обстрелом, дивизии были заблокированы и подверглись интенсивному огневому воздействию.
Ладно бы только Брест — он обстреливался практически прямой наводкой. Но ведь большие потери от артиллерийского огня понесли и части, не столь близко к границе расположенные. Досталось 27-й, 56-й и 85-й стрелковым дивизиям 3-й армии, 113-й СД 10-й армии (получившей «на орехи» еще в момент выдвижения к границе), и 75-й СД 4-й армии Западного фронта, и.т.д. В чем дело?
«Части выдвигались без авиационного и артиллерийского прикрытия». Ну, во-первых, я веду речь о потерях от артогня, а не от атак авиации. А вот «отсутствие прикрытия артиллерийского» — это уже полный нонсенс. Советские стрелковые дивизии, при своей насыщенности артиллерией, не смогли сами себя прикрыть?! Как такое вообще могло произойти? Дело не в отсутствии какого бы то ни было прикрытия как такового. Дело в том, что советские войска не умели начать бой.
Проблема: «Завязка боя»
О том, сколь неповоротлива была Красная Армия, я уже упоминал выше.
«Встречный бой характеризуется обычно быстрым сближением сторон, недостаточной ясностью обстановки, частыми и резкими ее изменениями, скоротечностью боевых действий, крайней ограниченностью времени на их организацию, вступлением войск в бой с ходу, наличием открытых флангов и свободой маневра.
Наиболее характерными способами действий войск во встречном бою являются нанесение по противнику упреждающих огневых ударов (акцент мой — С.З.), применение передовых отрядов и воздушных десантов, быстрый ввод в бой главных сил и нанесение ими ударов по флангам и тылу главной группировки противника с целью ее рассечения и разгрома в короткие сроки» («Встречный бой», БСЭ, том 5, М., 1971, с. 478).
Однако сперва необходимо увидеть противника, столкнуться с ним лицом к лицу, то есть обнаружить его средствами разведки. Это первая задача встречного сражения — вовремя обнаружить противника и правильно отреагировать на наличную ситуацию. Тут-то и выявилась полная несостоятельность Красной Армии. Обнаруживать противника первой она хронически не умела, в результате чего первым обнаруживал советские войска противник и устраивал им кровавую баню.
Проблемы у частей РККА начинались еще на стадии выдвижения. В этот момент происходил интенсивный радио-, телефонный и телеграфный обмен между большими и маленькими советскими штабами, обеспечивая информацией не только собственные части, но и службу радиоразведки противника. За всю войну практически ни одно крупное наступление советских войск не стало для Вермахта абсолютной неожиданностью. Иное дело, что в конце войны немцы далеко не всегда были в состоянии реагировать на угрозу должным образом.
Далее выдвигающиеся колонны обнаруживали авиаразведка и служба авианаводки, после чего советские войска попадали под огневое воздействие противника — сперва дальнее (авиация, артиллерия), а после — и ближнее: внезапные удары во фланг и тыл сухопутных частей Вермахта.
Самое примечательное в этом шаблоне то, что советские части до последнего момента не подозревали о надвигающейся напасти — вплоть до той минуты, когда противник начинал свою разрушительную работу. Советские войска выдвигались в исходные районы слепыми и глухими. Авиационной разведки практически нет, а если пилоты что-то и обнаруживали, то их путаные доклады проходили очень длинный путь от штаба авиачасти до штаба общевойсковой армии и к тому времени успевали безнадежно устареть. Та же картина имела место при прохождении информации в обратную сторону — от штаба общевойсковой армии до штаба авиачасти.
Наземная разведка оставляет желать лучшего — высланным впереддозорным партиям, лишенным радиосвязи, требуется время на то, чтобы «сбегать» туда и обратно и доложить. А дальность полевой артиллерии немцев — 10—12 километров, что превыша-от радиус действия полевой разведки полков и батальонов. Обнаружив техническими и авиационными средствами подходящие колонны советских войск (если их еще не рассеяла авиация), немцы накрывали их артиллерийским огнем. В результате части РККА подвергались разгрому еще до того, как успевали обнаружить, где располагается противник.
Итак, враг обнаружил себя действием. Как же реагировали на подобное развитие событий советские войска?
Некоторые части в панике разбегались, другие начинали поспешный отход, даже не увидев врага. Третьи приступали к лихорадочному окапыванию на открытой местности, хотя все учебники по тактике черным по белому указывают на необходимость скорейшего преодоления открытого, обстреливаемого пространства. Наконец, самые стойкие начинали разворачиваться в стрелковые цепи и наступать туда, «не знамо куда», руководствуясь указаниями всевозможных «красных пакетов» или вышестоящих штабов, указаниями, в 90 случаях из 100 уже не имевшими никакой логической и временной связи с реально протекающими событиями. А дальше?
А дальше начинался собственно разгром. Артобстрел противника продолжался, пушки сменялись минометами. Затем неожиданно где-нибудь на фланге, с высотки, начинал работать немецкий MG, ведя огонь по советским шеренгам, и только ту г воины Страны Советов впервые сталкивались с немцами нос к носу, точнее — обнаруживали противника у себя за спиной либо на фланге, потому как пока слепые и глухие колонны РККА топали на запад, давно уже обнаруживший их враг начал свой маневр и сейчас уже его завершал.
В тактике немецкой пехоты не было никаких премудростей — она использовала групповой боевой порядок, как и положено во встречном бою, нанося главный удар во фланг и тыл. Поскольку краеугольным камнем структуры немецкого пехотного отделения являлся пулеметный расчет со скорострельным MG-34,to, выйдя во фланг советским частям, немецкие пулеметчики старались занять выгодную огневую позицию (желательно на возвышенности) и начинали прошивать очередями боевые порядки советских стрелковых батальонов.
В этот момент ярко проявлялись другие негативные стороны организации боя советской стрелковой дивизии. Пехота и артиллерия не составляли в ней единого целого, тактика их взаимодействия не была отработана. Советские артиллерийские батареи вообще довольно неповоротливы, расчеты не были обучены применяться к бою, в котором ситуация быстро изменяется вместе с позициями. Они привыкли к тому, что будут располагаться на таких позициях, где противник тревожить их не станет — в нескольких километрах от места основного боя. А оттуда они неспешно будут посылать «сталинские приветы» супостатам, не испытывая на себе ответного неприятельского огня, как это было, к примеру, в Финляндии. Положение, при котором советские войска будут обходиться, окружаться, а артиллерии придется постоянно менять огневые позиции вместе с секторами обстрела и реперами, подвергаться контрбатарейному воздействию артиллерии врага, атакам танков и авиации, казалось просто немыслимым для армии, привыкшей иметь дело с многократно слабейшим оппонентом. Однако именно это и происходило повсеместно в первые часы, дни, недели и месяцы войны.
Растет замешательство. Маневренные группы немцев обтекают (опрокидывают) фланги советских подразделений и проникают в тыл. Вот когда начинаются вопли: «Окружили!»
Еще хуже обстояло дело при столкновении советских частей с танковыми дивизиями Вермахта —тут уж окружения стали приобретать стратегический масштаб и бороться с ними Красная Армия оказалась попросту не в состоянии, равно как и с тактикой, исповедуемой немцами, тоже.
«Так и прут. Только еще хуже. Он собирает в кулак танки и бьет со всей силы. Пробьет дырку и пошел гулять к нам в тыл, рвать фронт со спины» (Козлов Ю. «Кайнок». Повесть. Библиотечка журнала «Советская милиция», №4(16), 1982, с. 10).
* * *
Включающая в себя (наподобие наполеоновских корпусов) практически все необходимые в бою войска (два танковых полка, полк мотопехоты, батальон мотоциклистов, разведывательный батальон на бронетранспортерах, батареи противотанковой артиллерии, артполк, вспомогательные части, в том числе саперные и инженерные), немецкая танковая дивизия в меньшей степени зависела от поддержки других родов войск (за исключением авиации). Образованная из таких частей танковая группа являлась чрезвычайно гибким и опасным для противника инструментом войны. Именно танковые дивизии стали краеугольным камнем теории «блицкриговых» операций.
Немецкий «блицкриг» в общих чертах состоял из следующих этапов:
1) массированный авиаудар по аэродромам противника, подавление вражеской авиации на земле и в воздухе, выведение из строя линий коммуникаций;
2) массированные авиаудары по районам сосредоточения вражеских войск;
3) ввод в бой сухопутных войск: сперва мотопехота, затем танки и САУ и лишь в самом конце — линейные пехотные части и полевая артиллерия.
На практике это выглядело следующим образом. После общей авиационной и артиллерийской подготовки немецкие танковые группы начинали прорыв в заранее определенном районе. Вопреки киношным байкам, они вовсе не «ломили стальной стеной» на глубокоэшелонированную оборону противника, а наоборот — искали разрывы, стыки, слабые места фронта противника. После прорыва следовал отрыв, выход в тыл противника и разгром его коммуникаций.
Непосредственную поддержку танковым группам оказывали пикирующие бомбардировщики (Ju-87 и Hs-123) и тяжелые истребители (Bf-110). Как отмечал фельдмаршал Альберт Кессель-ринг, было правилом, когда штурмовая авиация расчищала путь танковым группам, действуя исключительно точно прямо перед ними на поле боя. Авиационные и артиллерийские наводчики находились здесь же, в авангардных частях танковых групп и поддерживали непрерывную радиосвязь со своими штабами.
Точно так же в передовых частях находились командующие полков, дивизий и фу пп. Для немцев было правилом, что их танковые командиры всегда находились в первых рядах и руководили действиями танков на поле боя непосредственно. В этих условиях немецкие танковые дивизии в меньшей степени зависели от наличия или отсутствия радиосвязи со штабами.
Достижения танковых групп закрепляли полевые армии, следовавшие во втором эшелоне наступления. Одновременно они прикрывали тылы и фланги авангардных механизированных соединений.
При выдвижении резервов противника из глубины к линии фронта, танковые группы немцев (после обнаружения неприятеля средствами радио- и авиационной разведки) заранее уходили на фланги и, продолжая встречно-параллельное движение навстречу колоннам противника, выходили в тыл выдвигающейся вражеской группировке, а затем приступали к его разгрому. Вместо танков в район прежнего нахождения мехгрупп (куда, собственно, и направлялись колонны РККА) подтягивались пехотные части с полевой и противотанковой артиллерией и создавали там район ПТО.
В результате советские войска, зачастую атакуемые еще и с воздуха, сперва натыкались на противотанковую оборону пехоты, а затем, смешавшись и понеся потери, обнаруживали у себя в тылу танки противника. То есть ответные действия стороны, подвергшейся первому удару танковых групп немцев, почти всегда запаздывали на 1 —2 хода (это в лучшем случае): резервы пытались «ловить» группы «панцерваффен» в районах, в которых те когда-то были, но где их уже нет и где вместо танков — вязкая оборона немецкой пехоты и огонь противотанковой артиллерии. А танки надо уже искать у себя на флангах ил и в тылу.
С бронетанковыми соединениями противника «панцерваффен» без нужды предпочитали во фронтальную мясорубку не вступать, и вовсе не по причине боязни. Просто подобные столкновения тормозили наступление и могли вообще привести к его срыву. Подвижные соединения должны быть высвобождены для маневра. Поэтому немецкие танковые группы действовали против механизированных колонн врага таким же способом — уходили на фланги и, выйдя на тылы, приступали к их разгрому. Танки же противника натыкались на следовавшие за «панцерваффен» пехоту с артиллерией, не говоря уже об атаках авиации.
При невозможности (или тактической нецелесообразности) избежать прямого столкновения с бронетехникой противника, немцы:
а) используя рельеф местности (скрываясь в ее складках), стремились подпустить танки неприятеля на ближнюю дистанцию, с тем чтобы максимально эффективно использовать свои не шибко дальнобойные пушки;
б) старались выйти на фланги противника, чтобы расстреливать танки в борт, где броня слабеее;
в) огонь вели с места и с коротких остановок, но в промежутках между залпами постоянно перемещались, чтобы не превращаться в неподвижные мишени;
г) действовали в тесной связи с приданной противотанковой артиллерией, которая, в свою очередь, занимала выгодный рубеж для ведения огня и вносила свою лепту в разгром противника.
Со всеми указанными «прелестями» неповоротливая сталинская военная машина столкнулась в первые же часы войны.
* * *
Как действовал в складывающейся ситуации, командующий Западным фронтом? Павлов действовал практически безошибочно, только поэтому окруженные советские войска смогли дотащиться до Налибокской пущи, а не сгинули у Белостока в одночасье. Подчеркиваю — Д.Г. Павлов в своих основных решениях не допустил, по сути, ни одной ошибки.
Здесь нет никакой сенсации — в отличие от «официоза», я детально рассмотрел ходы командования Западного фронта в первые дни войны. Как уже отмечено выше, в последнее время получила распространение новая версия тогдашних событий: мол, войска у нас были — «супер», но вот командиры, особенно высшие (Павлов в том числе) — сплошь «лохи» и изменники, «подставляли» бойцов Красной Армии и дорогого товарища Сталина. Ту же песню поет и Резун (Суворов) — войска у нас были классные, а во всем виноват Жуков. Указанным исследователям не мешало бы знать, что если бы РККА действительно была хорошо подготовлена, такого погрома не случилось бы.
Никаких серьезных ошибок Павлов не допускал, иное дело, почему все запланированное не получилось. А не получилось как раз потому, что Красная Армия была подготовлена просто отвратительно (что, в свою очередь, не снимает вину с того же Павлова — одного из предвоенных теоретиков действий механизированных соединений), превосходя по своей боеспособности разве что китайцев и эфиопов. Пардон, у эфиопов прошу прощения — тактикой малой войны (партизанско-повстанческой) они владели на весьма приличном уровне, а вот боевой техники у них просто не было. Но по порядку.
Дмитрий Григорьевич быстро осознал опасность, исходящую из районов Гродно и южнее Бельска (о происходящем в районе Бреста он достоверной информацией не располагал), а посему отдал следующие приказания: левофланговым частям 10-й армии остановить продвижение противника с юга на Бельск и Белосток упорной обороной на рубеже реки Нарев. 11-му мехкорпусу 3-й армии нанести удар по противнику в районе Гродно, разгромить его, вернуть Гродно и отбросить немцев на их территорию.
«Воттут-то он и наделал «ляпов»! — воскликнет какой-нибудь очередной «стратег», — он не смог сразу же переместить в помощь Мостовенко 6-й мехкорпус Хацкилевича, не смог скоординировать их действия, мало того — он вообще в течение 22 июня не смог перегруппировать для удара по Гродно КМГ Болдина!» Однако все эти прописные истины из советских учебников действительности не соответствуют. Павлов не произвел перегруппировку группы Болдина (вплоть до вечера 22 июня) потому, что первоначально и не собирался этого делать. Почему? Смотри и вникай в тексты директив № 2 и № 3 наркома обороны СССР Тимошенко, переданные в войска в 7.15 и 24.00 соответственно 22 июня 1941 года.
Директива № 2: «1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить».
Между строк читаем: «Уничтожить прорвавшегося противника и подготовиться к переходу в наступление на вражескую территорию».
Главной ударной силой Западного фронта, предназначенной для вторжения в Польшу в направлении на Млаву, являлась КМГ Болдина в составе 6-го мехкорпуса Хацкилевича и 6-й кавдиви-зии Никитина. 11-й мехкорпус Мостовенко в нее не входил, он предназначался для усиления 3-й армии, а не 10-й. Если бы для уничтожения противника, прорвавшегося в районе Гродно, Павлов сразу же использовал КМГ 10-й армии, то это автоматически означало невозможность, после получения «особого распоряжения» на переход в наступление (по довоенному плану «Гроза»), осуществить такое наступление — ведь главная ударная сила после удара на Гродно оказалась бы в «разобранном состоянии».
Поэтому Павлов принял логичное решение: КМГ Болдина оставить на месте, а контрудар на Гродно нанести силами расположенного там 11-го МК Мостовенко. Что здесь неправильного или невероятного? Разве же знал Дмитрий Григорьевич, что в это самое время он уже угодил под «двойной охват»? В крушении Западного фронта в первую голову повинны были войска соседнего Северо-Западного фронта, о чем не любят распространяться российские историки, однако его командующий Ф.И. Кузнецов, но неизвестной мне причине, избежал суда летом 1941 года — в отличие от Павлова.
События в полосе прибалтийской группировки Сталина развивались катастрофически не только для нее, но и для ее соседей в Белоруссии. Развернутые у самых границ Восточной Пруссии в ожидании приказа на наступление советские 8-я и 11-я армии оказались совершенно не готовы к встречному бою.
Вопреки многочисленным басням, никакого эпического сражения у переправ на Алитус между 7-й ТД немцев и 5-й ТД РККА не было. Преодолев за несколько часов расстояние от границ Восточной Пруссии до Немана (30 км) и сметя по дороге соединения 11-й армии ПрибОВО, 3-я танковая группа Гота вдрызг разгромила бездарно действовавшие части 3-го мехкорпуса, наплевав на его новейшие Т-34 и КВ. Самое же трагическое было здесь то, что шняв в скором времени Вильнюс, Г от по прямой дороге выходил к Минску — в глубокий тыл армиям Павлова.
А слева семимильными шагами двигался 56-й корпус Манш-тейна, показавший абсолютный рекорд всех времен и народов — 160 километров задвое суток! Таким образом, правый фланг Павлова был открыт «стараниями» соседей а вовсе не по причине его собственных ошибок.
Встречное сражение в районе Гродно (22—26ик>ня 1941)
Самым значительным событием первых дней войны явились не события у Алитуса и не танковая битва в районе Луцк — Броды — Ровно. В первый же день войны началось крупное встречное сражение в полосе Западного фронта, получившее в советской историографии название «контрудар под Гродно».
Весь день 22 июня Павлов пытался ликвидировать опасность у Гродно силами 11 -го МК Мостовенко. Забавляют меня умствования некоторых теоретиков, утверждающих, что контрудар под Гродно советские войска будто бы наносили во фланг и тыл 3-й танковой группы Гота и будто бы с самого начала эта операция преследовала цель перерезать немцам коммуникации от Гродно до Балтики. Они, видимо, забыли, что между 3-й танковой группой Вермахта и частями Западного фронта РККА располагалась 9-я полевая армия немцев, надежно прикрывшая фланги и тылы соединения Гота. Именно эта армия наступала на Гродно, а вовсе не части 3-й группы. Танковые группы немцев осуществляли более глубокий охвате конечной целью — Минск, практически не оставляя командующему Западным фронтом шансов на спасение.
Спастись Павлов мог только в начальной стадии операции, в ходе серии встречных сражений. Естественно, если бы он их выиграл.
Сражение в районе Гродно завязалось в первые же часы немецкого наступления. Стремясь с ходу захватить переправы через Неман и лишить тем самым части 3-й советской армии возможности развернуться для удара во фланг группировки «Север» и в то же время упростить развертывание своих частей для выхода на тылы белостокской группы Павлова, немецкая 9-я армия силами 20-го армейского корпуса (162-я и 256 пехотные дивизии) и
8-й ПД утром 22 июня нанесла удар на Гродно. В отличие от противостоявшей 3-й советской армии, немцы сосредоточили свои главные силы в один кулак для удара по правому флангу В.И. Кузнецова — 4-му стрелковому корпусу.
4-й СК (как и остальные советские войска) к наступлению противника совершенно не был готов. Уже к полудню 22 июня была полностью разгромлена 56-я СД (разгром этой дивизии констатировал сам В.И. Кузнецов в докладе Павлову), а к 18.00 следующего дня штаб немецкой 9-й армии констатировал разгром, помимо 56-й, еще и 85-й СД — они были отнесены к разбитым и «не представляющим никакой боевой мощи соединениям». Правый фланг 3-й армии в панике стал отступать, открывая немцам дорогу на Гродно и тылы всей белостокской группы. Над охваченным паникой краснозвездным стадом пронесся вопль: «Окружают!»
Марк Солонин утверждает, что эта боязнь окружения была порождена паникой на ровном месте, мол, у страха — глаза велики. Извините, дорогой товарищ, но бойцов Красной Армии и раньше лупили, и раньше окружали (например, у Леметти и Су-омуссалми, да и на Халхин-Голе им однажды грозило окружение), однако патологического страха не наблюдалось, а развился он в полной мере лишь с началом «Барбароссы». Отчего так?
Оттого, что действительно стали окружать, причем не только на стратегическом или оперативном уровнях, но даже на уровне рот и батальонов. Оттого, что впервые Красная Армия была атакована на собственной территории безжалостным противником, ставившим задачу не просто потеснить, отразить, отбросить (что случалось в прошлых кампаниях), а окружить, разгромить, уничтожить, захватить территорию и двигаться дальше.
Войска Красной Армии привыкли к тому, что даже после неудачных боев противник оставит их в покое (как это было в Финляндии, где 9-я пехотная дивизия генерала Сииласвуо, уничтожив 44-ю дивизию Виноградова, вышла к государственной границе, I ю переходить ее не стала, хотя и могла). Советские части вернутся на исходные позиции, в обжитые районы для приведения себя в порядок. А тут...
Тутих не просто гнали, а стремились разгромить, не давая ни пощады, ни передышки. Лубочная РККА оказалась не готова ни к подобному повороту событий, ни даже к самым обычным на койне вещам. Начатьстого, что советские подразделения подвер-I л ись артиллерийскому обстрелу. Ну и чтостого, натоона и вой-I ia. Тем не менее во многих частях сразу же началась паника. Под артиллерийским огнем советские бойцы совершенно растерялись — Красная Армия не привыкла, чтобы ее кто-то обстреливал плотным огнем большого количества полевых орудий. РККА попросту не стал кивал ась до сих пор с таким противником (финны имели мизерное количество стволов и советская «царица полей» в jtom плане чувствовала себя вольготно).
Малотого, это был не спорадический обстрел, а прицельный огонь на поражение, что и привело некоторые части к моментальному расстройству. Красная Армия любила сама обстреливать слабого противника, и совершенно не ожидала, что обстреливать вдруг станут ее. Ни обнаруживать батареи противника, ни реагировать правильно на огневой налет советские бойцы не умели: по сути дела, в своей подготовке советские части ориентировались на ведение боя с противником, находящимся в пределах прямой видимости и досягаемости. Как будто и не минуло 37 лет с начала применения артиллерийских орудий с закрытых позиций.
К истории вопроса: артиллерийский огонь с закрытых позиций
Приведением этой тактики в систему мы обязаны все тем же немцам. Готовясь с конца XIX века к войне за европейскую гегемонию, земляки воспетого Гёте страдальца Вертера кардинально усовершенствовали тактику применения в бою полевой артиллерии. На основе опыта франко-прусской войны 1870—71 г. они пришли к выводу, что с увеличением дальности артиллерийского огня до десятка километров нет нужды располагать свои пушки на дистанции стрельбы прямой наводкой (где они, в свою очередь, могут угодить под воздействие вражеских батарей). Гораздо выгоднее спрятать орудия где-нибудь за возвышенностью ил и лесом, и оттуда, по наводке с наблюдательных постов, «накрывать» противника, пребывая в относительной безопасности.
Для непосредственной поддержки войск в бою на вооружение немецкой армии поступили полевые гаубицы, основной задачей которых являлась стрельба по навесной траектории, в том числе при больших углах наводки. Однако первыми использовали указанную тактику в реальных сражениях японцы. Как так вышло? Очень просто. Японкая императорская армия после 1871 года в подготовке своих вооруженных сил опиралась исключительно на германский опыт. Полностью переняв организацию немецкой армии, а также закупив вооружение, армия микадо позаимствовала и тактические приемы, в том числе фланговые обходы и навесной артиллерийский огонь с закрытых позиций. Первой жертвой новой тактики стала российская армия.
13 мая 1904 года произошло сражение под Цзинчжоу: части 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии А.Н. Фока пытались воспрепятствовать 2-й армии Я. Оку в ее движении к Порт-Артуру. К тому времени уже было известно о применении японцами своих батарей закрыто и рассредоточенно, но русское командование, как всегда, когда дело касалось кардинальной перестройки организации боя, проявляло крайнюю инертность и медлительность. В результате батареи Квантунской крепостной артиллерии на цзинчжоуских позициях располагались по старинке — открыто и чутьли не колесо к колесу. Русские уповали на превосходство в калибре орудий: крепостная артиллерия Квантуна выкатиласюда почти 70 «стволов» калибром от 6 дюймов, вто время как полевая артиллерия японцев хоть и насчитывала 200 орудий, однако самые крупные из них не превышали 4 дюймов. Все это привело к тому, что в течение нескольких часов все русские батареи были полностью разгромлены японской артиллерией.
Большие потери японцев в этом бою (как и во всех остальных крупных сражениях той войны) стали следствием не столько «героизма русских воинов», сколько того, что переняв тактику немцев времен франко-прусской войны, японцы позаимствовали и тактические ошибки прусской армии. Императорская армия практически всегда (под Цзинчжоу в том числе) действовала в густых ротных и батальонных колоннах, несущих большие и совершенно излишние потери (точь-в-точь как войска Гельмута Мольтке 18 августа 1870 года в сражении у Сен-Прива — Граве-лот). Кроме того, в бою под Цзинчжоу генерал Оку 13 мая трижды менял направление атаки (центр — правый фланг — левый фланг), вместо того чтобы, по примеру Бонапарта, наметив главный пункт боя, сконцентрировать на нем свои основные усилия...
* * *
Итак, сухопутные войска противника появлялись на флангах п в тылу частей РККА, после чего в них начинался хаос. Атут еще п вражеская авиация систематически долбит сверху!
Марк Солонин поведал в своей книге «22 июня» о том, будто бы немецкая штурмовая авиация против советских частей в бело-c iокском выступе из-за своей малочисленности практически не действовала, мол, все это позднейшие выдумки советской пропаганды для оправдания поражения. Видимо, этот автор плохо знаком со спецификой немецкой авиации. Да, она была немногочисленна, но действовала в нужное время в нужном месте, не только взаимодействуя с танковыми группами, но и работая по заказам. В частности, именно так она работала в районах Гродно и Белостока.
Немецкие части, наступавшие на Белосток, Гродно и Вильнюс, поддерживала StG2 оберст-лейтенанта Оскара Динорта. 26 июня ее «штуки» уничтожили под Гродно 59 из 60 обнаруженных советских танков (Солонин здорово «обмишурился», заявив, будто бы в тот день из 60 танков был уничтожен лишь один).
Наиболее активно в районе Гродно действовала I./StG2 под командованием Хубертуса Хичхольда. Уже 23 июня в ее составе (в отряде оберст-лейтенанта Эвальда Янсена) совершил свой первый боевой вылет в район Гродно — Волковыск (а всего за тот день четыре боевых вылета) величайший ас штурмовой авиации Ганс-Ульрих Рудель.
«То же самое продолжалось и в последующие дни — мы взлетали первый раз около 3 часов утра, а приземлялись после последнего вылета, когда уже было около 10 часов вечера». (Зефиров М.В. Штурмовая авиация Люфтваффе. М., 2003, с. 225).
( !.ik. 1312 ^ ^
Не отставала от «штук» Динорта и II.(Sch)/LG2, оснащенная кроме истребителей-бомбардировщиков Bf- 109Е еще и бипланами Hs-123 под командованием майора Отто Вейсса. «Хеншели» действовали в составе 8-го авиакорпуса и поддерживали наступление 9-й полевой армии и 3-й танковой группы.
«Всякий раз, когда их передовые части натыкались на советские оборонительные сооружения, они вызывали на помощь самолеты Вейсса. В течение первой недели пилоты 11.(Sch)/LG2 уничтожили 7 бункеров и 40 позиций противотанковых пушек» (пам же, с. 396).
Непосредственную поддержку с воздуха 2-й танковой группе Гудериана оказывали I./StG77 гауптмана Герберта Мейселя и SKG210, оснащенная истребителями-бомбардировщиками Bf-110.
Нет ничего удивительного в том, что 11-й мехкорпус РККА начал боевые действия не в полном составе: на этом основании кое-кто почему-то делает вывод, что остальные подразделения корпуса к тому времени разбежались без всякого боя. Но надо понимать, что корпус — это крупное соединение, он не может концентрироваться в одном конкретном месте, в конкретной деревне. Корпус состоит из дивизий, ате, всвою очередь, — из полков, батальонов, приданных батарей и приданной техники. Место дислокации у каждой дивизии — свое, степень готовности — тоже, паркбоеготовых машин и техники, подлежащей ремонту, — аналогично.
Многим почему-то кажется, что после получения приказа Павлова на удар, весь 11-й МК в едином порыве должен был сняться с места и поехать по одной дороге. А если этого не случилось, значит, остальные части корпуса, окончательно разложенные большевиками и собственными нерадивыми командирами, разбежались в разные стороны.
Однако в действительности этого не могло произойти, так как некоторые группы 11-ro МК (например, 24 танка Т-34 будущего Героя Советского Союза подполковника И.Г. Черяпкина) уже 22 июня втянулись в бои с немцами севернее Гродно, некоторые еще находились на подходе к районам сосредоточения, некоторые — вообще не были готовы к удару по различным причинам. А посему подразделения Мостовенко выдвигались на рубежи атаки (успев ктому времени попасть под несколько авианалетов противника) по мере способности, оставив транспорт и подлежащую ремонту матчасть в местах прежней дислокации (где их позже и нашли немцы) — по разным дорогам, но в одном направлении: 11овы-Двор — Домбров — Августов.
Катит такой советский танковый полк к Домброву (командо-нание его смутно представляет себе, где находится противник и с чем придется столкнуться; знает только, что получен приказ — нанести контрудар на Меркине, а что за противник — танки или пехота — одному Богу ведомо), в лучшем случае — выдвинув вперед на несколько километров (по уставу) разведбат, и вдруг — авианалет! Наличный автотранспорт несет серьезные потери, несколько танков выведены из строя. Боге ним, переживем (хотя не всегда, например, 26 июня немецкие штурмовики уничтожили практически всютанковую колонну — шесть десятков машин — из 6-го МК Хацкилевича; вот и нет танкового полка!).
Катим дальше и — ах! Головной танк подбит, пытавшийся объехать его следующий — тоже. Возникает пробка, а вместе с ней начинается кавардак, или, если назвать это более прилично, — развертывание советской бронетанковой части для атаки с ходу. Только вот местность (лес и неровный рельеф) тому не способствуют, и вдобавок все это время по колонне бьет противотанко-ная артиллерия немцев, выводя «тонкостенные» Т-26 и БТ один за другим. А откуда бьет батарея — пес его знает, обнаруживать замаскированные орудия противника советские «трактористы» не больно обучены (хотя зачастую немцы располагали свои 37-мм орудия прямо на дороге безо всякой маскировки — в том случае, если трасса впереди делала изгиб). Вдобавок, по развертывающейся танковой группе с закрытых позиций начинает бить полевая артиллерия, которая тоже расположена непонятно где. Бьет не то чтобы очень уж прицельно, большого урона танкам она не наносит, но постоянные разрывы снарядов поблизости серьезно нервируют неопытные экипажи.
Наконец, зловредная противотанковая батарея обнаружена и подавлена (либо, что более вероятно, сменила позицию), начинается собственно атака советской танковой части, если все это можно так обозвать, потому что экипажи с трудом представляют задачу, которую предстоит решить. Им дано только общее направление атаки: юго-восточная окраина селения Новы-Двор, к примеру, или мост через Бебжу на шоссе Гродно—Августов и т.п. Где располагается и что собой представляет рубеж обороны противника — неизвестно.
Неумелое, неповоротливое стадо советских танков нерешительно и на малой скорости (реалии оказались куда прозаичнее киевских маневров) ползет по дороге и вдоль нее с обеих сторон, и вдруг — бац! Из одного района ПТО попадают в другой — по ним снова бьют замаскированные орудия немцев. А затем следует авианалет.
Так весь день советские танкисты и плюхаются из одной ямы в другую, как слепые на картофельном поле. Часть машин выбита, связи со штабом нет, начинается паника — уцелевшие танки либо неорганизованно выходят из боя, либо их бросают экипажи.
Тут ко всему прочему начинает сказываться еще один фактор.
С легкой руки новейших россиянских историков жалобы на недостаточное радиооснащение советских мехкорпусов признаны несостоятельными. Однако это у немцев в «панцерваффе» отсутствие радиосвязи (а она у них очень даже присутствовала) не имело большого значения. Потому что командующие немецкими танковыми соединениями находились здесь же, в передовых частях наступающих групп и могли управлять боем непосредственно.
Для советских же механизированных соединений отсутствие радиосвязи на танках было действительно одним из факторов поражения — потому что руководство корпусов, дивизий, полков и даже батальонов (подвиги Борзилова, о которых пойдет речь ниже, не в счет — это был жест отчаяния, вовсе не правило) располагалось в тылу и пыталось руководить боем (которого не видело) из КП, расположенного в 5—10 километрах. В таких условиях им просто необходима была постоянная радиосвязь с наступающими частями, но где ее взять, если большинство танков не имеют радиопередатчика, а командирская машина могла выйти из строя? Попытайтесь представить себе «стиль руководства» командующего советского мехполка, засевшего в блиндаже в десятке километров от своих танков, попавших в очередной район немецкой ПТО!
«Огромным злом является отрыв крупных штабов от войск. Это приводит к потере управления боем... Штаб фронта находится где-то в районе Минска, более чем за триста километров от передовых войск. Штабы армий, чтобы не потерять связь с ним, тоже располагаются в глубине, местами более чем на пятьдесят километров от линии фронта... А куда это к черту годится!» ( Солонин М. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война. М., 2007, с. 118).
Вдобавок, многими советскими танковыми соединениями руководили общевойсковые командиры, не имевшие понятия о i ом, как следует использовать «брон ированный кулак» в современ -1юм бою.«1. Многие общевойсковые командиры плохо знают при -роду и тактику танков»... (Из приказа командующего войсками с ‘еперо-Западного фронта командарма I ранга С.К. Тимошенко
0 I 26 января 1940 года № 0028).
За примерами далеко ходить не надо — это в Западном Особом округе собрались командиры, имевшие более или менее с носную «бронетанковую квалификацию»: Павлов (главный со-нстский эксперт по части использования танков, имевший, кста-
1 и, практический опыт — Испания, Карельский перешеек... Ему Гн.| командовать корпусом, а не округом), Болдин, Борзилов, Хац-килевич. А что, к примеру, творилось в Киевском округе?
4-й мехкорпус — командующий А.А. Власов;
8-й мехкорпус — командующий Д.И. Рябышев;
9-й мехкорпус — командующий К.К. Рокоссовский;
15-й мехкорпус — командующий И.И. Карпезо;
19-й мехкорпус — командующий Н.В. Фекленко (неудалый первый командующий 57-го ОСК наХалхин-Голе);
22-й мехкорпус — командующий С.М. Кондрусев.
Ни одним механизированным корпусом в Украине не командовал «панцерлидер» (по определению Гудериана) — сплошь ка-иалеристы да пехотинцы. Стоит ли удивляться их печальной судьбе?
Наступление 11-го мехкорпуса Мостовенко в направлении Мсркине завершилось поражением, атаки 6-го мехкорпуса на Гродно — тоже. 6-й кавкорпус Никитина после безуспешных попыток содействовать порыву Болдина и Хацкилевича был рассеян немецкой авиацией и не смел высунуть нос из лесу.
О том, как конкретно развивались действия советских мех-корпусов под Гродно, советская историография предпочитает умалчивать. Между тем в эфир понеслись панические доклады командиров танковых подразделений, ответом на которые стала раздраженная отповедь штаба Западного фронта следующего содержания:
«Немедля активизируйте действия, не паникуйте, а управляйте. Надо бить врага организованно, а не бежать без управления... Почему вы не даете задачу на атаку мехкорпусов?» (Солонин М. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война, с. 104).
На основании цитированного документа некоторые историки делают вывод о том, что контрударов корпусов (в частности
6-го МК) не было в помине. Это не так. Когда в документе говорится «почему мехкорпус не наступает, кто виноват... почему не даете задачу на атаку мехкорпусов...» это следует понимать так: «Почему до сих пор нет результатов?» Таков типичный советский приемчик — если нет результатов, значит, вы ни хрена не делаете! Позже на основании другого конкретного документа я покажу, что 6-й МК очень даже наступал.
Павлов прекрасно видел (в общих чертах, по крайней мере) угрозу белостокской группе с флангов: помимо выхода 9-й полевой армии немцев в район Гродно с севера, южнее части 4-й полевой армии рвались через Нарев к Белостоку и Волковыску. 13-й советский мехкорпус на реке Нурец, так же как и 11-й МК Мостовенко, не смог преодолеть противотанковую оборону немецкой пехоты. А контрудар 14-го мехкорпуса Оборина и 28-го стрелкового корпуса Попова в полосе 4-й армии Коробкова, начавшийся в 6 утра 23 июня, закончился катастрофой: от огня противотанковой артиллерии немцев одна только 30-я ТД потеряла около 60 танков из 130. После атаки танков Гудериана 14-й мехкорпус, по сути дела, прекратил свое существование как серьезная боевая сила.
Но о проблемах Коробкова и о прорыве Гудериана в первый же день на 40—60 км вглубь Павлов не ведал (он полагал, что 4-я армия прочно удерживает свой фронт). Проблемы же 10-й армии на реке Нарев ему были известны, именно потому он первоначально и перенацелил КМГ Болдина южнее (под влиянием панических докладов о прорыве в полосе 5-го стрелкового корпуса немецких танков). Но разве это была ошибка Павлова? Скажите, как он должен был реагировать на подобные донесения?
К моменту появления директивы № 3 наркома обороны Тимошенко обстановка под Гродно ухудшилась настолько, что ввод в бой КМГ Болдина для ликвидации вражеского прорыва стал делом решенным — Млава и Пултуск отпали сами собой. А поскольку 11-й МК Мостовенко уже действовал на Гродненском направлении, Павлов вполне логично, хотя и несколько механически включил его в состав группы Болдина под общим командованием последнего — совершенно справедливое решение в плане централизации боевых действий указанных частей. Иное дело, что Болдин и Мостовенко так и не смогли объединить своих усилий, но ведь это не признак глупости Павлова.
Напрасно стараются историки, рассказывая басни о том, будто бы действия 11-го мехкорпуса и КМ Г был и направлены исключительно в интересах Северо-Западного фронта Ф.И. Кузнецова и с самого начала якобы нацеливалисьтолько натылы 3-й танковой группы Гота (к ночи 22/23.06.1941 года советское командование еще никакого понятия не имело о том, кто конкретно рвет войска Северо-Западного фронта в клочья, равно и то, что Гот уже в районе Алитуса).
У Марка Солонина вообще выходит, что Мостовенко и Болдин под Гродно воевали с 3-й танковой группой, 9-я полевая армия у него в «22 июня» фигурирует один раз (надо полагать, чисто случайно) в уже упоминавшемся выше докладе «о разбитых и не представляющих никакой боевой мощи соединениях противника».
На момент издания приказа об ударе под Гродно, этот город прежде всего и интересовал Павлова (в смысле безопасности и устойчивости своего правого фланга). Он творчески, в духе развивающихся событий, переработал директиву Тимошенко об ударе на Сувалки, рассуждая при этом примерно так: «Сперва надо вытеснить немцев из района Гродно, а уж там и до Сувалок очередь дойдет».
Но отчего же наступление Мостовенко и Болдина завершилось сокрушительным поражением? Многие авторы справедливо отмечают, что в данном случае советские танки увязли в вязкой обороне немецкой пехоты. Вот только не удосужились они разъяснить, отчего для немецких танковых групп советская пехота превращалась в масло под горячим ножом, тогда как немецкая пехота для советских танков становилась непроходимым месивом? Занятно все это выглядит на картах боевых действий — хлипкие «скобки» немецких пехотныхдивизий, на них несутся грозные жирные стрелы советских танковых корпусов, вот они сталкиваются — и ах: хлипкие синие «скобки» двигаются дальше, а грозные жирные красные стрелы растворяются. Что случилось?
Кое-кто из историков распространяет откровенную «дезу» (основываясь в первую очередь на том, что в советских архивах нет обстоятельных докладов о том, как конкретно протекал удар Мостовенко и Болдина) о том, будто бы и не было никакого танкового удара. Дескать, советские корпуса, запутанные бесконечными переходами и бестолковыми указаниями начальства, сами собой рассыпались в пыль без всякого боя. Уверяют, что и в немецких свидетельствах нет упоминаний о каких-либо серьезных столкновениях под Гродно с советскими танками, есть лишь упоминания о действиях советской кавалерии. Ну что вы, дорогие, напраслину возводите на немцев! Воту того же Гальдера запись от 29 июня 1941 года:
«Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека... Генерал-инспектор пехоты Отт доложил свои впечатления о бое в районе Гродно. Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволять себе известные вольности и отступления от уставных принципов, теперь это уже недопустимо» (Военный дневник, том 3, книга первая, М., 1971).
И только 8 июля следует заключение: «противник уже не в состоянии создать сплошной фронт, даже на наиболее важных направлениях» (там же).
Или вот выдержка из доклада III отдела (разведывательного) все той же 9-й полевой армии Вермахта:
«На участке Гродно контратаковали сильные танковые группы (29-я танковая дивизия и другие части)... 22 июня подбито 180танков (!), из них только 8-я пехотная дивизия в боях за Гродно уничтожила 80 танков» (Военно-исторический журнал, 1989, № 7).
Что до советских свидетельств, то по ним как раз можно понять, что случилось под Гродно, их просто нужно уметь читать. Вот, например, «Политдонесение политотдела 11 -го мехкорпуса Военному совету Западного фронта от 15 июля 1941 г.»:
«В связи с отходом стрелковых частей 4-й СК вся тяжесть боевых действий легла на части 11 МК как по прикрытию отхода 4-й СК, так и задержке продвижения немцев» (курсив мой. — С.З.) (Солонин М. 22 июня..., с. 138).
Но Мостовенко никто не давал указаний прикрывать свою удирающую пехоту, то есть вести оборонительные действия, так же как и стрелковым дивизиям 4-го СК никто не давал никаких указаний «поддерживать танки Мостовенко»!
11-й мехкорпус получил ясную задачу — выбить немцев из района Гродно, отбросив на исходные позиции, и наступать в направлении Меркине! А посему из этого туманного «политдонесе-ния политотдела» совершенно ясно вытекает следующее:
1. Мостовенко вытеснить немцев на исходные позиции не сумел, столкнувшись с чем-то.
2. При столкновении с этим «чем-то» 11-му мехкорпусу срочно потребовалась поддержка пехоты.
3. Но поскольку разбитые части 4-го СК в панике отступали, танкисты помощи от стрелков не дождались и были вынуждены с потерями откатиться назад.
Но с чем столкнулись танки Мостовенко под Гродно? Что стало непреодолимой преградой для 11-го МК? Танки Хацкиле-нича через двое суток столкнутся под тем же Гродно с тем же «чем-то» и будут «бодать» это самое «нечто» три дня и три ночи. А восточнее остатки 11 -го МК при поддержке танков КВ, неся тяжелые потери, будут безуспешно атаковать такое же «нечто», но уже из состава 3-й танковой группы Гота в районе Вороно-но — Трабы.
Свидетельство о том, что же это такое было, в докладах советских командиров имеется. Но ведь, возразят мне, утверждается, ч го единственным достоверным документом является доклад ко-мандующего 7-й бронетанковой дивизии 6-го мехкорпуса С.В. Борзилова в Главное автобронетанковое управление РККА от 4 августа 1941 года, и из него ничего не понять. Но дело втом, ч то отчет С.В. Борзилова (если речь идет об одном и том же документе) просто плохо прочли.
Из документа, с которым ознакомился я (Отчет командира
7-й ТД Борзилова о боевых действиях соединения; смотри «Сводки боевых действий», выпуск № 33, с. 118), становится понятно, какая хворь приключилась с АБТВ РККА СССР в районе белорусского города Гродно:
«Лично преодолевал четыре противотанковых района (акцент мой. — С'.З.) машинами КВ и Т-34. В одной машине была выбита крышка люка механика-водителя, а в другой — яблоко ТПД (пулемета стрел ка-радис-
I а. — С.З.). Надо отметить, что выводятся из строя главным образом орудия и пулеметы, в остальном машина Т-34 прекрасно выдерживает удары 37-мм орудий, не говоря уже о КВ».
Могильщиком советских танков под Гродно стали противотанковые оборонительные районы, оснащенные многократно охаянной современными советскими историками 37-мм пушкой Рак 36/37. Действительно, никаких сенсаций, кроме того, что Вермахт умело использовал наличное вооружение, а РККА была бестолковым механизмом, работавшим вхолостую.
О том, какой кошмар творился под Гродно, красноречиво свидетельствует тот факт, что только под одним командующим
7-й ТД были «убиты» несколько Т-34 и КВ. А что же в это самое время происходило с другими экипажами? Как в этой «каше» чувствовали себя куда как более хлипкие БТ и Т-26 (с броней 6—15 мм), составлявшие основу советских мехкорпусов? Об этом узнаем у немцев:
«Сперва русским танковым армиям приходилось дорого расплачиваться за недостаток боевого опыта. Особенно слабое понимание методов ведения танковых боев и недостаточное умение проявляли младшие и средние командиры (курсив мой. — С.З.). Им не хватало смелости, тактического предвидения, способности принимать быстрые решения.
Первые операции танковых армий заканчивались полным провалом. Плотными массами танки сосредоточивались перед фронтом немецкой обороны, в их движении чувствовались неуверенность и отсутствие всякого плана. Они мешали друг другу, наталкивались на наши противотанковые орудия, а в случае прорыва наших позиций прекращали продвижение и останавливались, вместо того чтобы развивать успех. В эти дни отдельные немецкие противотанковые пушки и 88-мм орудия действовали наиболее эффективно: иногда одно орудие повреждало и выводило из строя свыше 30 танков за один час (!). Нам казалось, что русские создали инструмент, которым они никогда не научатся владеть» (Медлен тин Ф. Бронированный кулак Вермахта. Смоленск, 1999, с. 439).
Действительно, никаких сенсаций, все то же самое, хорошо известное:
«2. Не весь комсостав учитывает свойства разных марок машин и как наиболее эффективно использовать их. Например, 217 ОТБ был пущен в наступление на противника, имевшего перед передним краем сильное противотанковое препятствие из каменных надолб. Проходы в противотанковых препятствиях заранее проделаны не были, в результате атака танков не имела успеха и многие из них оставлены на поле боя...
6. Группировка танковых войск вне боя не отвечает требованиям уставов РККА. Большинство легкотанковых бригад и отдельных танковых батальонов расположены близко от переднего края, причем боевые части, тыловые учреждения вместе, без эшелонирования в глубину. Все это может повлечь большие потери в личном составе и машинах в случае артогня или авиабомбежки противника» (Из приказа командующего войсками Северо-Западного фронта С.К. Тимошенко №028от 26.01.1940г.).
Ну, 30 танков в час на одно орудие, это, возможно, перебор (хотя бросается в глаза то, что зимой 1941 —42 гг. у многих проти-иотанковых и зенитных орудий немцев много белых колец и гусиных горлышек было нарисовано на стволах орудий), но то, что советские танки немецкая противотанковая артиллерия выбивала подчистую, ясно как день.
Немецкие данные вызывают сомнение?
Но ведь никто не подвергает сомнению тот факт, что за сутки боя на горе Баин-Цаган 11 -я танковая бригада потеряла 80 танков БТ из 150 от огня японской артиллерии. Тогда почему кто-то сомневается, что можно было за сутки потерять 150 машин от огня куда более мастеровитой артиллерии немцев? «Все познается в сравнении»? А с чем сравниваем? С выдуманными подвигами 100-й СД Руссиянова под Минском, за которые прыткий комдив получил Героя (о «героических докладах» 1941 года читайте и иже)?
Я приведу два маленьких, но реальных примера. В 1965 году и ходе очередной и ндо-Пакистане кой войны Пакистан только в одном бою умудрился потерять сразу 100 танков М-48 «Патон III». А 6 января 1981 года в грязи долины Хархи «гениальные» иранские полководцы потеряли более 100 «Чифтенов» и М-60, добавив к ним 7 и 8 января еще сотню танков из 16-й танковой дивизии (итого 300 танков «Чифтен» и М-60). Если такие потери происходили в боях между противниками более-менее равными по уровню мастерства, то почему у многих вызывают недоверие такие же потери бестолковых советских мехкорпусов от действий лучшей на тот момент армии мира?
К истории вопроса: противотанковый оборонительный район
В принципе ничего нового в подобном явлении действитель-
I ю не было, противотанковые районы появились почти одновременно с танками как таковыми. Системная организация противотанковой обороны началась в германской армии в январе 1917 года с создания так называемых «батарей ближнего боя» для борьбы станками (в Красной Армии периода Гражданской войны они получили название «кочующих батарей). В российской армии организацию ПТО начали с момента издания приказов № 0234 и 0239 от 8 (21) и 15 (28) января 1917 года.
К окончанию Первой мировой войны система ПТО обеих воюющих сторон получила приличное развитие и была довольно насыщенной всевозможными противотанковыми средствами, но годилась она только для заблаговременно занятой (позиционной) обороны. В наступлении она не действовала — батареи ближнего боя не имели тогда наличного автотранспорта, да и не владели их расчеты тактикой быстрого развертывания во встречном бою (см. разгром немецкой пехоты французскими «Рено» FT-17 3 июня 1918 годау Виллер-Котере), а противотанковые рвы (глубиной 3 и шириной 4—5 метров с наклоном 45 градусов), железобетонные препятствия (высотой 2,5 и шириной 1,7 м) и «каретки Шумана» неактуальны для наступающей пехоты. Совершенствованием этих «узких мест» немцы всерьез занялись в 30-е годы и, как показали последующие события, реализовали свои идеи вполне успешно.
Первый в истории советский противотанковый район был создан в районе Каховского плацдарма в августе 1920 года усилиями командования 51-й СД (командующий В.К. Блюхер, начальник штаба В.К. Триандафилов) и военного инженера Д.М. Карбышева.
Ну так в чем тогда проблема? Отчего советские танковые части оказались не готовы к применению против них противотанковых районов? Отчего советская пехота оказалась не в состоянии ответить вражеским танкам той же монетой? Тут есть ряд нюансов.
Для начала, советские танкисты были вообще подготовлены хуже некуда. «Вперед, следуй за ведущим танком, делай как я» — вот и весь творческий багаж советских танкистов. Понятно, что в подобных обстоятельствах любое изменение обстановки на поле боя было для них как серпом по одному месту. Советским стратегам в предвоенные годы ПТО предполагаемого противника виделась такой, какой она была в Первую мировую войну — сплошной линией траншей с эскарпами и контрэскарпами впереди и позади (отсюда упор на «прыжковое качество» танков БТ — требовалось сигать через противотанковые рвы), плюс кое-где противотанковые заграждения в виде металлических «ежей» или мини-пирамид Хеопса — железобетонных надолбов, а также минные поля.
Ответом на все эти предполагаемые вражьи ухищрения должна была стать скорость. На полном газу советские танки перепрыгивают рвы и траншеи, выходят из зоны обстрела вражеской артиллерии (располагающейся побатарейно за первой линией траншей) и огневых точек. Главное — скорость. Чем выше скорость, тем меньше потери, скорейшее преодоление переднего края противника — залог низких потерь и полной победы.
Что до собственной ПТО, то противотанковой артиллерии в составе советских мехкорпусов первоначально не было — это считалось излишним для АБТВ РККА. Пехота же была насыщена противотанковыми пушками, имелись и отдельные противотанковые дивизионы. Но тут вот какая штука. Советские «сорокапят-ки» и отдельные противотанковые дивизионы предназначались для действий в передовых боевых порядках пехоты, которая и сама располагалась на острие удара; у немцев же, как мы помним, пехота являлась всего лишь третьим эшелоном наступательного боевого порядка.
В обязанности расчетов советских «сорокапяток» вменялась непосредственная поддержка стрелков в наступлении — стрельба по огневым точкам и танкам противника, располагавшимся перед фронтом атакующих стрелковых цепей (появление этих танков в большом количестве на фланге и в собственном тылу стало неприятным сюрпризом для советских артиллеристов). А поскольку батареи находились с пехотой в первых рядах, вместе с ними же они попадали под огневые удары и в окружение. Никаких противотанковых районов расчеты советских противотанковых орудий (многие из которых в стрелковом отношении были подготовлены весьма и весьма прилично) не создавали, действуя:
а) в наступлении — поорудийно; б) в обороне — побатарейно.
На практике все оказалось куда проще — без бетона, надолбов и контрэскарпов. Противотанковые районы Вермахта, с которыми столкнулись советские танки, представляли собой артиллерийские засады одного или нескольких замаскированных противотанковых орудий ( с 1943 года немцы стали применять противотанковые группы до десяти орудий в каждой — так называемый Pakfront), размещавшихся натанкоопасных направлениях и действовавших самостоятельно. Расчеты этих орудий были подготовлены великолепно: выжав максимум из одной позиции, они быстро и скрытно перетаскивали свою 37-мм «колотушку» на другую (заранее намеченную) позицию — ценных указаний вышестоящих штабов им для этого не требовалось.
Вот и все. Обнаружить артиллерийскую засаду из 1—3 орудий, в отличие от эскарпов и надолбов, было куда сложнее, а урон они наносили весьма существенный.
С этим явлением советским танкистам впервые пришлось столкнуться в Испании, где малокалиберная противотанковая артиллерия националистов и итальянцев нанесла бригаде Павлова существенный урон. Никаких уроков для себя (кроме того, что нужен танк с более серьезным бронированием, вроде французского S-35) советская сторона тогда не извлекла и через пару лет 11-я танковая бригада М.П. Яковлева вновь столкнулась с противотанковой артиллерией противника на горе Баин-Цаган.
В.Б. Резун (Суворов) может сколько угодно восхвалять БТ и поносить Жукова, но факт заключается в том, что Баин-Цаганс-кое сражение Жуков выиграл, а вот танк БТ его явно проиграл. Вообще должен отметить, что атака танков Яковлева у Баин-Цаган — авантюра чистой воды. Жуков тогда блефовал, как карточный игрок, «крыть» вражеское наступление ему было нечем: у японцев — 10 тысяч пехоты, у Георгия Константиновича пехоты не было вообще, если не считать малочисленный 24-й МСП И.И. Федюнинского, а 7-я мотобригада A.JI. Лесового (бронеавтомобили) в гору эффективно действовать не могла. Фронтальное же наступление танков 11-й бригады дивизия японцев была в состоянии элементарно отразить, сделав ставку на упорную оборону (танки БТ могли сколько угодно ее прорывать — закрепить успех без пехоты они все равно не могли), подтягивая ночью подкрепления по так и не уничтоженной советской авиацией понтонной переправе — и Яковлев не выдержал бы двухдневного кровопускания. Но генерал Камацубара струхнул (его элементарно «взяли на понт») и отдал приказ на отступление.
Тем не менее правильных выводов не сделали и тогда. Жуков, на которого вспыхивающие один за другим танки БТ произвели неприятное впечатление, пришел к выводу, что они — пожароопасны и нуждаются в замене на дизельные.
Уже через пол года в Финляндии для бронетанковых соеди нений, казалось, все должно было складываться более привычно — тут тебе и позиционная оборона, и противотанковые заграждения, и отсутствие у финнов, ввиду недостатка противотанковых средств, районов ПТО в тылу; прыгай себе на полной скорости через рвы да овраги! Однако сразу обнаружилась масса недочетов.
На сложной, пересеченной местности, вопреки довоенным расчетам, действовать на высокой скорости оказалось невозможно, извольте не более 20—25 км в час. Плохо подготовленные экипажи не то что не летали над траншеями противника, напротив — сажали свои машины на препятствия при каждом удобном и неудобном случае, без всякого шанса с этих препятствий слезть.
Без поддержки пехоты советские танки действовали впустую, даже тогда, когда удавалось прорваться в тыл противника. Так, в ходе неудачного наступления 43-й стрелковой дивизии и 35-й танковой бригады 15—17 декабря 1939 года у Кирка Муола советские танки несколько раз врывались в ключевые пункты финской обороны — Ойнала и Кирка Муола, но каждый раз, израсходовав боезапас, вынуждены были возвращаться, не поддержанные своей пехотой, оставшейся лежать у проволоки.
Харальд Энквист вспоминал:
«Легкиетанки, применявшиеся русскими в начале войны, не произвели огромного впечатления. В первые дни на Карельском перешейке многие танки прорвались в тыл, большинство было уничтожено или вынуждено вернуться. Погоня за ними превратилась в спорт» (РГВА. Фонд 34980. Опись 11. Дело 116, лист 4).
Советские легкие танки легко загорались от бутылок с зажигательной смесью, а уж если вдело вступала оказавшаяся под рукою финнов противотанковая пушка — все, амба. Тонкая броня Т-26 и БТ была слабым прикрытием от снарядов. От «коктейля Молотова» танкистам приходилось спасаться, укладывая поверх моторных решеток связки дров за неимением лучшего.
Бронетанковые части РККА оказались привязаными к дорогам (Финляндия — не Украина) и вне ихдействовать не могли, да и не были обучены, равно как не были они обучены тактике боевых действий в обороне, в условиях леса, в населенном пункте и т.д., и т.п.
И снова не последовало никаких выводов — вполне по-рус-ски. И вот в июне 1941 -го все это вылезло в кубе.
Но как же, спросят, советские танкисты умудрялись с постоянством натыкаться на ПТ-районы противника? Неужели их нельзя было как-нибудь обойти? Где-то должны были быть слабые места!
Где-то они, возможно, и были, но беда в том, что советские мехкорпуса действовали исключительно вдоль дорог, там же и сражались, а посему немцы знали, в каком именно месте нужно устроить ПТ-рубеж, чтобы советский «бронекулак» с размаху уперся именно в него. Пехота Вермахта располагала свои 37-мм и 50-мм орудия в узлах магистралей и вдольтрасс, а иногда и прямо на дороге. Вдобавок, механизированные колонны притягивали к себе повышенное внимание Люфтваффе и подвергались постоянным атакам с их стороны.
* * *
С легкой руки некоторых нынешних исследователей авиация Люфтваффе из района белостокского выступа вообще исчезает (по причине своей малочисленности), а если и действует, то очень редко. Действия же ее против танков якобы вообще неэффективны по причине отсутствия вооружения, способного пробить броню танка.
Для начала советую российским «специалистам» не отождествлять немощную советскую авиацию (впрочем, это отдельная тема) с немецкой. Для того чтобы выяснить, насколько эффективно могли действовать немецкие штурмовики против танков, надо исследовать деятельность именно немецких штурмовиков, а не проводить аналогии с таким неэффективным организмом, как ВВС РККА образца 1941—42 года.
Конечно, Hs-123, Bf-110 или Ju-87 — это не АН-64 «Апач» или А-10 «Тандерболт», равно как MG-17, MG-FFh 250-кг бомба свободного падения — не GAU-8 или ракеты «Хеллфайер». Два штурмовика в то время не могли уничтожить за день два десятка танков (как это случилось с Т-72 иракской дивизии «Медина» при попытке контрудара во время «Бури в пустыне»). Однако надо знать уровень подготовки пилотов Sturzkampfgeschwader, а также используемую ими тактику, прежде чем делать громоподобные заявление об их неэффективности.
«Хеншели» атаковали танки, встретив только спорадический зенитный огонь. Вейсс первым сбросил свои бомбы. Они упали впереди и чуть правее одного из танков. Мощным взрывом танк подбросило в воздух, он перевернулся, и из него показалось пламя...
В ходе первой же атаки пилоты штабного звена и 4-я эскадрилья уничтожили четыре танка, еще два были повреждены и теперь пытались уйти назад. Вейсс спикировал на один из них и дал длинную очередь из пулеметов. Из моторного отсека показалось пламя, и экипаж покинул горящую машину. Остальные эскадрильи также сбросили свои бомбы на танки» (Зефиров М.В. Штурмовая авиация Люфтваффе. М., 2003, с. 394—395).
Это эпизод контрудара в районе Мормаль-Камбре 17 мая
1940 года. 40 танков, не считая множества грузовиков, потеряли тогда французы под ударами «неэффективной» штурмовой авиации Люфтваффе.
Как это удалось сделать? Ничего невероятного. Во-первых, все пилоты штурмовых эскадрилий прошли основательную интенсивную подготовку, проще говоря, они были «крутыми профи».
Вот свидетельство командующего британской средиземно-морской эскадрой адмирала Каннингхема об атаке I./StGl Пау-ля-Вернера Хоццеля и II./StG2 Вальтера Эннеккеруса 10 января
1941 года на авианосец «Илластриес»:
«Без сомненья, мы имели дело со специалистами. Описав большой круг над кораблями, они один за другим выходили в положение для атаки. Мы не могли не восхищаться их умением и точностью действий. Некоторые из них, выходя из пике, пролетали над полетной палубой «Илластриеса» ниже уровня его дымовой трубы, время от времени она полностью скрывалась за лесом больших всплесков от разрывов бомб» (там же, с. 198).
Или еще один наглядный пример. Как-то раз III./StG Гельмута Малке совершила совместный вылет на бомбардировку Тобрука со «штуками» итальянской 96-й авиагруппы. И итальянцы, и немцы использовали один и тот же тип самолета, но какова же оказалась разница в подготовке и тактике! В то время как «штуки» Малке пикировали до высоты 500 метров, итальянцы, вопреки приказу, кидали бомбы с безопасных 2000 метров, чтобы не нарваться на зенитный огонь, естественно, ни во что не попав.
«Для следующего совместного вылета Малке изменил свои инструкции. «Порядок атаки: штаб — 7-я эскадрилья — «Пиччиателли» (итальянские Ju-87. — С.З.) — 8-я эскадрилья. Высота сброса бомб — 300 метров. Выход над морем и поворот на запад вне диапазона огня зениток». В результате итальянцы, «зажатые» между двумя немецкими эскадрильями, просто были вынуждены выполнить все пункты приказа. Во время разбора операции в штабе... появился командир итальянской эскадрильи. Он был очень возбужден и дико размахивал руками. Переводчик едва успевал за потоком слов, лившимся из него: «Это была фантастика! На сей раз мы могли видеть нашу цель совершенно отчетливо и действительно поразить ее! Теперь наконец мы знаем, что нужно делать! Никто до этого не показывал нам ничего подобного!» (там же, с. 141).
Таким образом, процент попаданий бомбой в цель (особенно учитывая потрясающие характеристики пикирующей «штуки», которыми никогда не обладал Ил-2; это был первый в мире самолет, способный в боевых условиях выполнять «точечные» бомбардировки) был многократно выше, нежели в ВВС РККА. Некоторые задания, которые командование поручало своим лучшим пилотам, иногда находились на грани фантастики для того времени, и уж точно являлись «запредельными» для «сталинских соколов». Так, в ходе операции «Гельб» самолеты Ju-87 поразили штаб одной из бельгийских частей, располагавшейся в отдельном доме, в застроенном квартале (чуть ли не в частном секторе) без ущерба для близлежащих зданий. А 1 сентября 1939 года Бруно Диллеи, Хорст Шиллер и Герхард Гренцель прицельным ударом уничтожили малоразмерные польские бункеры управления взрывом моста у станции Тчев. Кто из теперешних российских пилотов на Су-25 сможетточно «накрыть» бомбой цель в частном секторе без ущерба для соседних зданий?
В первой атаке немецкие штурмовики или тяжелые истребители пытались поразить танки бомбами, затем следовали атаки с применением бортовбго оружия. Но ведь 7,92-мм пулемет MG не в состоянии пробить танковую броню? Ну, во-первых, Bf-110 имел, помимо пулеметов, еще и две 20-мм пушки MG-FF, а бронирование крыши советских танков былотаково: 4 мм — улегких плавающих танков Т-37 иТ-38; 6—10 мм — у легких танков Т-26 и БТ всех модификаций, среднего Т-28 и тяжелого Т-35; 20 мм — у Т-34; 30—40 мм — у КВ-1, -2. Вам все еще кажется, что основная масса советских танков была непробиваема сверху?
К тому же немецкие пилоты вовсе не вели огонь потанку куда попало, лишь бы попасть. Они целились в крышки моторного отсека, а там бронирования нет вовсе. На странице 245 неоднократно упоминавшейся книги М.В. Зефирова «Штурмовая авиация Люфтваффе» есть фото, на котором Г.-У. Рудель инструктируя пилотов 10.(Pz)/StG2, показывает им наилучшее направление атаки на моделях танков Т-34, КВ-1 и КВ-2.
А на странице 329 того же издания имеется фото (сделанное с самолета) подбитой «тридцатьчетверки» (если не ошибаюсь, образца 1941 года) с сорванными в результате точного попадания крышками моторного отсека. Возвращаясь к неудачному для французов контрудару у Мормаля, отмечу, что факт потери Антантой 40 танков от атак штурмовиков никаких вопросов у русскоязычных авторов не вызывает, несмотря на то что самые массовые легкие танки французской пехоты (R-35) имели бронирование 15—45 мм (следовательно, по выкладкам российских «специалистов», эффективность немецких воздушных атак у
Мормаля должна была равняться нулю), а вот возможность уничтожения с воздуха советских легких танков с броней в 6—15 мм подвергается сомнению.
Утром 14 мая 1940 года в районе Шемри произошло столкновение французской танковой бригады с частями 1-й танковой дивизии Вермахта. В этом коротком ожесточенном бою французы, проявившие, по свидетельству германской стороны, много храбрости, но мало умения, отогня противотанковой артиллерии и танков немцев потеряли около 50 своих танков. И вновь никаких сомнений у русскоязычных авторов, факт есть факт. Почему же подвергается сомнению факт таких же потерь советских мех-корпусов (на том основании, что 20—37-мм артиллерия немцев будто бы была неэффективна против брони БТ и Т-34), если годом ранее эта самая артиллерия уничтожила у Шемри 50 танков с лобовым бронированием таким же, как у Т-34 образца 1941 года?
А что же советская авиация?
Никаких «спящих аэродромов», конечно, не существовало, просто немцы весь день 22 июня колотили «сталинских соколов» не только в небе, но и на аэродромах. Не обнаружив противника в воздухе, «ягдфлигеры» летели к нему «домой» и уничтожали его на земле — это было постоянное правило Люфтваффе.
«Однако одной из характерных черт воздействия немецкой авиации на советские аэродромы была последовательность, упорство в достижении поставленной задачи. Советские аэродромы методично обрабатыва-лисьвтечение всегодня22июня 1941 г., немецкие летчики сумели организовать безостановочный конвейер ударов. И этот расчет оказался правильным, плана рассредоточения у ВВС РККА попросту не было» {Исаев А.В. Антисуворов. М., 2005, с. 26—27).
Алексей Исаев прав, он только не объясняет, что советская авиация оказалась не готовой к рассредоточению по причине «непривычки» — ВВС РККА до сих пор имели дело лишь с незначительными силами — с технически слабо оснащенными финскими ВВС, а также с пилотами армейской авиации Японии на Халхин-Голе. «Соколы» просто не предполагали, что кто-нибудь когда-нибудь будет тревожить их на собственных базах. Вывалив свой бомбовый груз куда попало, например на головы жителей какого-нибудь финского городка, «соколы» знали, что скоро вернутся (если только не попадут под снаряд «бофорса» ил и под прицел финского «фоккера») на родные аэродромы. И никто их там не побеспокоит.
Командование авиаполков и аэродромные службы были абсолютно не готовы ктому, что очень скоро придется осуществлять спешную переброску самолетов на запасные аэродромы, подготовку этих самых аэродромов, и вообще решать весь цикл задач, которые обычно осуществляют соответствующие подразделения в боевых условиях. Тщетно еще в Зимнюю войну Ворошилов, а позже и Тимошенко требовали от ВВС армий менять места базирования, выдвигаясь ближе к линии фронта и используя для этого лед замерзших озер — «соколы» и техобслуга не спешили отрывать задницы от насиженных теплых мест. А тут — на тебе...
Мало того что противник в хвост и в гриву колотит «соколиков» в воздухе, так еще и на земле покоя нет: группа за группой «ягдфлигеры» появляются над ВПП аэродромов и расстреливают из пушек и пулеметов уцелевшие самолеты. У истребителей Люфтваффе, по свидетельству Гюнтера Ралля, было правило: «Мы не ждем противника, мы сами его ищем. Если мы не встречаем его в воздухе, мы летим к его аэродрому и расстреливаем его на земле».
Советские летчики-истребители не умели толком ни стрелять, ни летать. Худо-бедно в лучшем случае было отработано поведение пилотов в паре, на этом все тактические изыски заканчивались. Некоторые авторы упрекают командование ВВС РККА за то, что они использовали свои бомбардировщики без истребительного прикрытия. Советую этим «экспертам» осознать следующие вещи.
Во-первых, советские бомбардировщики и раньше, еще с Испании, летали без всякого прикрытия, в СССР это было правилом, а не исключением. Во-вторых, в Советском Союзе не существовало истребителей, способных сопровождать дальние бомбардировщики. В-третьих, советские истребители не умели осуществлять прикрытие бомбардировочных групп — сколько-нибудь разумной тактики такого рода не существовало.
Все «прикрытие» обычно заключалось в том, что звено «ишаков» летало поблизости, но в случае атаки истребителей противника моментально «выпадало в осадок» и теряло своих подопечных.
Без всякого преувеличения можно сделать вывод, что по уровню боевой подготовки советские ВВС однозначно уступали абсолютно всем участникам Второй мировой войны (включая
Польшу и Югославию), за исключением разве что китайцев. И в таковом состоянии продолжали пребывать всю войну.
«Великолепно обученные пилоты дальней бомбардировочной авиации»? «Великолепное обучение» сводилось к тому, что пилоты-бомбардировщики имели больший налет в часах, нежели пилоты-истребители. Действия бомбардировщиков на фронте отличались такой же бестолочью, как и действия советской истребительной авиации.
ВВС РККА и раньше, в прежних конфликтах, вели какую-то свою войну, их действия очень сложно было увязать с операциями наземных войск (этого, под угрозой расстрелов, удалось добиться лишь комкору Жукову на Халхин-Голе). Когда же летом 1941-го на них навалились численно уступавшие, но закаленные в боях асы Люфтваффе, советских авиаторов моментально «выдуло в трубу». Примечательно, что и в ходе наступательных операций под Москвой зимой 1941-го — весной 1942-го, и в ходе операции «Марс» советское сухопутное командование отмечает господство вражеской авиации в небе (это несмотря на то, что с середины 1942 года крайне немногочисленный 2-й воздушный флот Германии, отвечавший ранее за центральный участок Восточного фронта, был переброшен в район Средиземного моря, и авиационную поддержку до 1943 года Вермахту здесь эпизодически оказывали отряды соседних 1 -го и 4-го флотов). Ту же картину наблюдаем и в начале 1943-го, а в ходе Курской битвы немцы держали небо под своим контролем ровно столько, сколько продолжалась активная стадия операции «Цитадель».
В 1941-м, какя уже отметил выше, на перехват отрядов, групп и эскадр Люфтваффе советские пилоты вылетали парами и звеньями. Поэтому, превосходя немецкую авиацию численно в целом, ВВС РККА умудрялись оказываться во многих ситуациях в меньшинстве. Расплата за поразительное зазнайство — ведь еще в 1940-м летчики RAF, в ходе «битвы за Британию», применили тактику вылета на перехват бомбардировочных групп немцев несколькими эскадрильями сразу (нередко — всеми имевшимися в наличии боеготовыми самолетами). В результате на Люфтваффе наваливалась вся масса истребительной авиации RAF, а не 2—3 звена «харрикейнов».
Это сразу поставило бомбардировщики Геринга под угрозу полного разгрома, a Ju-87 руководство рейха признало самолетом, малопригодным для использования против авиации западных государств. Да-да, летом 1941 года в небе СССР царил штурмовик, официально свою войну на Западе уже проигравший. И что же? Небоеспособность авиации РККА оказалась столь вопиющей, что «штука» вновь пожала на советских нивах кровавый урожай, не чета европейскому, и продолжала его пожинать вплоть до конца войны.
А посему грешно сетовать на то, что советских «соколов» вовремя о чем-то не предупредили и т.д. Просто не было в СССР силы, способной противостоять Люфтваффе. Так же как китайская авиация (вкупе с советскими «спецами») не могла бороться с японской, так же и советские ВВС мало что значили в сравнении с Люфтваффе. Вот единственный факт, и нет никаких загадок в поражении сталинской авиации. Глупо перечислять все недостатки ВВС РККА — неготовность к реальным боевым действиям была всеобщей, а организационные пороки — системными.
Убожество собственной авиации стало понятно даже товарищу Сталину. По этой причине советским пилотам вручали высшие награды страны всего за 3 (!) сбитых самолета противника. Большое количество воздушных таранов в первые дни войны (обратите внимание — в последующем их количество резко упало, если анализировать по периодам) — показатель бессилия и слабой летной подготовки.
Тем не менеее вранье про мощь советских ВВС продолжается до сих пор. Вот как, например, Алексей Исаев описал таран Ивана Иванова ранним утром 22 июня 1941 года:
«В общем случае к первому налету немцев уже никто не спал. Как правило, немцам противостояло дежурное звено истребителей, которое поднималось в воздух по сигналу поста ВНОС... Посты ВНОС по звуку и визуально обнаруживали перелет границы (врет и не краснеет! — С.З.) и докладывали по инстанциям. Дежурное звено проводило первый бой той или иной степени успешности...
Старшийлейтенантсчисто русским именем Иван Иванович Иванов на «И-153» в лобовой атаке (курсив мой. — С.З.) таранил «Хе-111», шедший на его аэродром в первые минуты войны. Врезавшаяся в разбитое остекление носовой части «111-го» «чайка» с полным баком была оверкилем (?) для всего экипажа немецкого самолета. Оба самолета, охваченные пламенем, рухнули на землю. И.И. Иванов был пилотом дежурного звена46-го истребительного авиаполка 14-й авиадивизии Киевского особого округа» (Исаев А.В. Антисуворов, с. 24).
Так создается впечатление о силе советской авиации в те дни. Чего и добивался автор — потому, что история с тараном Иванова в реальности выглядит несколько иначе. Вышеуказанная сказка взята из истории 46-го ИАП, нотам нет упоминания о лобовом таране носовой части «хейнкеля», цитирую дословно:
«Пристроившись вхвостодному из бомбардировщиков, «И-16» пошел на сближение...Какое-то мгновение — и в воздухе раздался треск. Винтом своего самолета Иванов обрубил хвост фашистскому стервятнику... »(Смирнов С. С. Рассказы о неизвестных героях. М., с. 55).
Те же басни подхватывает Марк Солонин, рассказывая о тяжелых потерях немецкой бомбардировочной эскадры (с намеком на мифическое воздействие советских истребителей) и не добавляя при этом, что потери были вызваны наземным огнем, потому что из-за нехватки ударных самолетов горизонтальным бомбардировщикам пришлось решать несвойственные им штурмовые задачи.
Что же до тарана Ивана Иванова, то история с ним такова. Вот рассказ А.Г. Больнова, очевидца и сослуживца И.И. Иванова:
«С 21 на 22 июня 1941 года звено из трех истребителей (46-й ИАП использовал устаревшее тактическое построение из трех самолетов в звене.— С.З.) — Иван Иванов, Иван Сегед и н, фамилию третьего летчика не помню —дежурило на самолетах «И-16» (вовсе не на «чайках», как у Исаева. — С.З.). Как всегда под воскресенье, часть офицеров была отпуще-
I ia и уехала на зимние квартиры, в том числе и я.
На рассвете 22 июня была объявлена боевая тревога, сбор у дежурного по гарнизону. Прибежали я, инженер Макаров и майор Бслич. Мы втроем сели на первую следовавшую в лагерь машину и поехали. При выезде из города мы заметили взрывы, услыхали стрельбу в воздухе и одновременно увидели идущую на малой высоте пятерку самолетов «хей-нкель-111» (как видим, служба ВНОС налет немцев «проспала» и звено Иванова воспрепятствовать бомбардировке не смогло. — С.З.). На нее сверху пикировало звено истребителей, ведущих огонь. «Хейнкели»всли ответный огонь. После атаки ведомая пара истребителей отвалила и ушла на свой аэродром, а ведущий — это был Иван Иванов — продолжал преследовать противника (такова мощь сталинской авиации — атака трех истребителей на неприкрытые «хейнкели» закончилась ничем, исключая напрасный расход боеприпасов. — С.З.). Перевалив через гору, мы вновь увидели фашистский бомбардировщик. В то же мгновение сзади него, чуть сверху, показался истребитель и тут же врезался в него.
Израсходовав все патроны (курсив мой. — С.З.), Иван Иванович Иванов, исполняя долг патриота, пошел на таран и погиб смертью героя...» (там же, с. 56).
Первые же бои в небе западных округов были показательны с точки зрения трудностей и недочетов, с которыми столкнулись советские истребители. Зато чередой потянулись «утки» о мифических победах славных «сталинских соколов» над «стервятниками Геринга». Разберем для примера бой, в котором также был совершен один из первых в той войне таранов.
Из истории 123-го ИАП, базировавшегося в районе Пружан (Брестская область):
«22.VI.41 г. 4 истребителя (123-й ИАП использовал более современную тактику, нежели их коллеги из 46-го ИАП. — С.З.) — капитан Мажа-ев, лейтенанты Жидов, Рябцев и Назаров — вступили в бой с 8 «Ме-109». Самолет лейтенанта Жидова был подбит и пошел на снижение. Три фашиста, видя легкую добычу, сверху стали атаковать его, но капитан Ма-жаев, прикрывая выход из боя лейтенанта Жидова, меткой пулеметной очередью сразил одного «мессершмигга», а второй фашист был подхвачен лейтенантом Жидовым и подожжен. В конце боя у лейтенанта Ряб-цева был израсходован весь боекомплект. Лейтенант Рябцев, не считаясь с опасностью для жизни, повел свой самолет на противника и таранным ударом заставил его обломками рухнуть на землю. В этом бою было сбито 3 фашистских истребителя при одной своей потере» (там же, с. 41).
Анализ свидетельских показаний позволяет сделать вывод
о том, что большая часть описанного в истории полка боя — лажа. Во-первых, непонятно, куда пропал самолет лейтенанта Назарова: он не фигурирует ни в одном рассказе очевидцев. Судя по всему, ведомый Рябцева был сбит и строки истории 123-го ИАП «при одной своей потере» относятся именно к нему, а не к самолету Рябцева, который почему-то в число потерь не включен.
Далее выяснилось, что за исключением самого Рябцева (погибшего 31 июля 1941 года в воздушном бою над аэродромом Ед-рово) два других участника эпохального боя над Брестом — Ма-жаев и Жидов, войну пережили и в 60-е годы прислали С.С. Смирнову свои письменные свидетельства. Выяснилисьлю-бопытные подробности. Примечательно, что ни Мажаев, ни Жидов ни словом, ни полсловом не обмолвились о сбитых ими (согласно все той же истории полка) вражеских истребителях, а ведь это были их первые победы.
«Первая победа всегда памятна — это очень важный этап в боевой жизни каждого летчика-истребителя» (Чертова дюжина асов Люфтваффе. Минск, 2000, с. 209).
Мажаев пишет осторожно:
«Динамика боя — если мне не изменяет память —описана правильно. В этом неравном бою, когда у нас на исходе были боеприпасы, встала необходимость выйти из боя. Лейтенант Петр Рябцев, уже не имея патронов, совершает таран и этим приводит в смятение группу вражеских самолетов» (там же, с. 49).
Забавные «факты» приводит Жидов: помимо «Ме-109» их, оказывается, атаковали еще и «Хе-113» — самолеты, никогда не существовавшие в реальности (только в пропагандистских целях, для дезинформации британского командования, немцы опубликовали ряд материалов о «ночном истребителе Не-113» (роль которого на фотографиях исполнял не доведенный до ума истребитель Не-110).
«Между девятью и десятью часами утра вражеские самолеты начали бомбить штаб одного нашего соединения, расположенного недалеко от аэродрома (и снова служба ВНОС ни сном, ни духом — советские истребители вылетают «по способности», если враг оказался неподалеку. — С.З.). Фашистских бомбардировщиков прикрывала группа истребителей.
Мы вылетели звеном: капитан Мажаев, лейтенанты Рябцев, Назаров и я. На высоте примерно 3500 метров нам встретилась группа самолетов противника — «Ме-109».
Завязался напряженный бой. Атака следовала за атакой. Наши летчики старались держаться вместе, чтобы можно было прикрывать друг друга. Бой продолжался 8—10 минут...
Создалось очень трудное положение. Я пошел в атаку на врага, а меня, в свою очередь, преследовал «мессер». Капитан Мажаев взял его под обстрел. Одновременно фашистские «Ме-109», ранее вышедшие из боя и набравшие вновь высоту, стремились атаковать Мажаева. Наперерез врагу ринулся лейтенант Рябцев. В пылу боя Петр израсходовал и боекомплект, а преградить путь к самолету Мажаева надо было во что бы то ни стало.
Вот тут-то и созрело у отважного летчика решение таранить ведущий истребитель врага. Резко развернув свою «чайку», Рябцев пошел на сближение с противником...» (Тамже, с. 50).
А теперь опишем бой так, как он, судя по всему, протекал на самом деле.
Вылетевшее на перехват немецких бомбардировщиков звено капитана Мажаева в свою очередь было перехвачено прикрывавшими «бомбовозы» истребителями Люфтваффе. После серии атак «маятником» (это видно из описания боя Жидовым) «возникла необходимость выйти из боя», то есть попросту сбежать. Мажаев попал в клещи и не мог из них вырваться, самолет Жидова был подбит; возможно, в первые же минуты боя был сбит Назаров, а Рябцев, потерявший ведомого, расстрелял весь боезапас впустую. Главная проблема заключалась в том, что тихоходная «чайка» даже убежать не могла от «мессера» — скорость не позволяла, так что таран Рябцева был как нельзя кстати. Итог боя — 2 (а возможно и 3) самолета потеряно, так как поврежденный истребитель Жидова, приземлившийся в Пружанах, отремонтировать не успели — на следующий день там уже были немцы.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги