Большая кровь

* * *

Наиболее добросовестные эксперты обратили внимание на один немаловажный факт в начальной стадии Отечественной войны — неспособность советских войск выходить из окружения. РККА как не умела делать этого в середине (см. свидетельства Жукова о маневрах БВО в 1935—36 гг.) и конце 30-х, так и не сподобилась научиться к лету 1941-го. Ведь смешно предполагать, будто немцы могли плотным непроходимым кольцом перекрыть район Лида —Волковыск ил и район Налибокской пущи, где полно лесов, болот, рек и т.п. — то есть щелей, через которые можно было свободно пройти, а не просочиться даже. Что ж не прошли, не просочились? Отчего главные силы Павлова задохлись в кольце западнее Минска?

Одна из причин в том, что как организованной силы большинства воинских формирований уже не существовало. Впервые столкнувшись с силой более мощной, нежели машина сталинской империи, простой люд, согнанный по мобилизации под ружье, стал разбегаться кто куда.

«Вконцеиюня 1941 г. район шоссе Волковыск—Слоним был завален брошенными танками, сгоревшими автомашинами, разбитыми пушками так, что прямое и объездное движение на транспорте было невозможно...Колонны пленных достигали 10 км в длину» (Солонин М. 22 июня... М., 2007, с. 105).

Однако это только часть правды. Другая часть заключается в том, что многие соединения продолжали сопротивляться и пытались пробиться из окружения. Так почему не выбрались? Вновь вспоминаем доклад комдива Никишева за январь 1940 года про «необычайно низкую обученность войск действиям в особых условиях»: лес, ночь, туман, дефиле и т.д. Говоря грубо, Красная Армия представляла собой одно большое стадо, а стадо, как правило, пасется только на открытой местности — леса боится, потому что там страшно и полно хищников. Но это в чужом лесу, а в собственном?

Обремененное большим количеством техники, это стадо было привязано исключительно к дорогам (напрасно историки полагают, что танкистам БОВО был известен каждый кустик на своей территории, советские танкисты действиям в лесу и на «пере-сеченке» обучены не были), вне дорог они действовал и из рук вон плохо, а в лесной чаще их лупил даже численно уступавший противник — это наглядно продемонстрировала Зимняя война.

Вот по этой-то причине советские войска и не могли прорваться через кольцо окружения — техника может двигаться только по дорогам, а части РККА отступали вместе с этой техникой (так как существовал приказ первыми из окружения выводить танки и артиллерию, а пехоту — в последнюю очередь) по дорогам и вдоль них.

Вместо того чтобы рассыпаться на мелкие группы, выйти из кольца лесом (в Белоруссии сам бог велел вести лесную войну) и соединиться в условленном месте, соединения Красной Армии формировали колонны из техники (армия Российской Федерации по сию пору так воюет, смотри ее действия в Чечне и только что — в Грузии) и этими колоннами пытались проскочить по дорогам (которых в Западной Белоруссии — кот наплакал, а прямой магистрали на Минск от Волковыска нет по сию пору), где их уже ждали немцы. Вермахт не мог перекрыть все лазейки из белосток-ского выступа — зато он перекрыл все магистрали, тут и конец «Дмитриевой рати». Постоянно двигаясь то по одной дороге, то подругой, советские войска постоянно же натыкались на немецкие заслоны и районы ПТО.

Стоило бросить эту самую «технику» и углубиться в лес, как выход из окружения сразу же превращался в относительно несложное занятие — это видно из доклада генерал-майора С.В.

Борзилова об отступлении вверенных ему частей через реки Щара и Свислочь в «Пинские болота по маршруту Гомель — Вязьма». Подумать только, ведь на берегах Щары при попытке вырваться из окружения по открытому пространству и по дороге на Барановичи полегло множество народу. Пытались наводить понтонные переправы только для того, чтобы вывести из кольца весь этот броневой лом, которым все равно пользоваться толком не умели, а стоило сбросить его с плеч и уклониться (по примеру товарища Борзилова) чуть в сторону, в лес, и, как по волшебству — нет ни немцев, ни вражеской авиации. И вот уже товарищ Борзилов в «Пинских болотах»...

Совершенно напрасно обвиняет Валерий Абатуров генерала Жукова в том, что, отдавая 27 июня 1941 года начштаба Западного фронта В.Е. Климовских приказ о нанесении контрудара по противнику в районе шоссе Брест — Минск, он не знал реальной ситуации, в которой оказался Западный фронт. Ситуации начальник Генштаба РККА возможно и не знал, но вот указание отдал в высшей степени разумное: боевые порядки 2-й танковой группы Гудериана растянулись по всему брестскому шоссе, командование ОКВ гнало «быстроходного Гейнца» на Минск, тогда как он еще и районом Барановичей толком не овладел.

Удар полуокруженных 3-й и 10-й армий в указанном направлении не только выводил их из кольца, но и приводил в местность (припятские леса и болота), где последующие атаки противника им практически не угрожали, можно было скрытно перегруппироваться и без помех, под прикрытием леса отходить чуть л и не до Гомеля (см. путь группы товарища Борзилова). Однако стадообразная масса белостокской (некогда) группировки Западного фронта в бою на реке Щара была разгромлена и полностью потеряла всякое подобие армии, несмотря на то что с точки зрения численности вроде бы еще оставались грозной силой.

К истории вопроса: операции на окружение

Несмотря на появление в XVIII — начале XIX века многотысячных армий, более широкий размах и обширные театры военных действий, операции на окружение армии противника должного признания в тот период не получили и проводились лишь в редких случаях с разной степенью успеха (Хохенлинден в 1800 г., Ульм в 1805 г., Бауцен в 1813 г.). Тому были свои объективные причины.

«Атака в середину невыгодна, разве кавалерия хорошо рубить будет, иначе сами сожмут. Атака в тыл очень хороша, только для небольшого корпуса, а армиею заходить тяжело (курсив мой. — С.З.)» (А.В. Суворов «Наука побеждать»).

Даже для осуществления простого обхода одного из флангов противника требовалось отделить от своих главных сил значительную группу войск, которую и направлять в обход. Таким образом, основные силы армии, в преддверии фронтального столкновения с войсками противника ослабевали ровно на эту отделившуюся часть: добрый кусок «отполовинили», в сражении он не участвует (двигаясь обходным маршрутом), а дойдет ли до вражеских тылов — еще вопрос, может и заблудиться, плутать без толку (такие случаи были даже в XX веке, что уж говорить о XIX, при тогдашних-то «средствах связи»!).

Для окружения же требовалось отделить от основных сил уже две части — для обхода обоих флангов противника, что донельзя ослабляло армию при весьма туманных перспективах смелого маневра. А посему долгое время попытка окружения противника на широком фронте считалась крайне опасной для армии, пытающейся ее осуществить.

Тем не менее размах наполеоновских войн привел к совершенствованию штабных структур и форм управления войсками в бою. Во второй половине века XIX на первое место вышла немецкая военная школа. Наполеоновский принцип «порознь идти, вместе сражаться» германцы довели до автоматизма и перебросили клинья фланговых маршей за спину противника. Первой жертвой новой стратегии стали сами ее основоположники — французы в ходе войны 1870—1871 гг. Фланговый маневр позволил сбивать противника с позиции даже в том случае, если не давали результата фронтальные массированные атаки, как, например, 4 августа 1870 года при Вейсенбурге.

Некоторое время мир «переваривал» увиденное, а затем отношение к обходам изменилось полярно — если раньше на угрозу вражеского обходного маневра чихать хотели и презрительно усмехались, услыхав о подобной угрозе (последним, кто усмехался, был Пит Кронье — пока не попал в окружение под Паадербер-гом), то теперь опасность вражеского обходного маневра превратилась в фобию. При малейшем намеке на прорыв или обход противником какого-либо из своих флангов, военачальники спешно снимали с позиции всю армию и начинали отступление — призрак Меца и Седана стоял перед глазами военачальников среднего пошиба («ограниченные фигуры», как охарактеризовал их Борис Тарле). Именно эта боязнь и привела в конечном итоге после «бега к морю» к установлению позиционной обороны в районе Дюнкерка «от моря до моря» — чтоб супостат не обошел флангов и не добрался до тылов.

Хуже всех к фланговым действиям противника приспосабливалась громоздкая и неповоротливая императорская армия России. В русско-японскую она попросту ударялась в бегство, будучи не в силах ничего противопоставить фланговым маневрам предприимчивого в этом отношении противника, а в Первую мировую стабилизировала фронт лишь после катастрофы у Мазурских озер, когда в «котел» у Нейденбурга попали более 100 тысяч человек из состава 2-й армии А.В. Самсонова. А через несколько месяцев, уже после установления позиционного фронта — новый конфуз: в районе Августова 8-я и 10-я армии немцев окружили состоявшую из элитных российских частей 10-ю армию Ф.В. Сиверса (более 100 тысяч человек).

«Обходобоязнь» высших российских военных чинов достигла своего пика весной 1915 года, когда 19—22 апреля (2—5 мая по новому стилю) в районе Горлице 11-я германская и 4-я австровенгерская армии под общим командованием А. Макензена совершили прорыв Юго-Западного фронта генерала Н.И. Иванова. Это рядовое по большому счету событие привело к позорному отходу ВСЕХ русских фронтов на всем протяжении — от Балтийского моря до Карпат. Просто потому, что у российского командования не нашлось никакого противоядия выходу противника на тылы их позиционной обороны.

Боязнь вражеских обходов и неумение к ним приноровиться наблюдались и позже — в годы Гражданской войны. Вот любопытные выдержки из телеграфных переговоров главкома Народно-революционной армии Дальневосточной республики Блюхера с членом Военного совета Приамурского округа Мельниковым в период боев на Дальнем Востоке в 1921—22 годах:

«Блюхер. Бегло ознакомившись с обстановкой, замечаю ряд крупных недостатков в управлении, требующих немедленного устранения.

1. Отсутствие мер охранения и разведки как по фронту, так и на флангах. Ссылка на отсутствие конницы не оправдательна, это можно организовать на подводах, беря их у населения.

2. Отсутствие маневрирования, доходящее до того, что появление в тылу 60 человек влечет к отходу всей группы (курсив мой. — С.3.). Такое положение, если оно будет продолжаться, приведет к окончательной деморализации и полной потере уверенности частей в своей силе...

7. Неумение примениться ктактике противника, действующего небольшими обходными колоннами на тыл и фланги ваших частей, парировать которые следует выделением небольших резервов, располагая их в тылу и уступами на флангах. Вот ряд правил и необходимых мероприятий, обусловливающих успех, если они выполняются, и разгром, деморализацию, постоянный отход из-за угрозы быть обойденными, если ими пренебрегают».

Совершив этот маленький исторический экскурс понимаешь, что русская армия как не умела примениться к обходным акциям противника в русско-японскую войну, так, в общем, не научилась и в советский период (похоже, что и не старалась).

«Поведение русских было, конечно, необычным, но оно говорит о том, что русские чувствуют себя неуверенно при атаке во фланг, особенно если эта атака является внезапной и проводится танками. В ходе Второй мировой войны такие случаи происходили довольно часто, и мы убедились, что умелое использование для атаки противникадаже небольшого числа танков или смелые танковые рейды нередко приводят к лучшим результатам, чем сильный артиллерийский огонь или массированные налеты авиации. Когда имеешь дело с русскими, рапира оказывается гораздо полезнее дубины» (Меллентин Ф. Бронированный кулак вермахта. Смоленск, 1999, с. 351).

Луцк — Броды — Ровно (22 — 29июня 1941)

С этим сражением все понятно—тому, кто разбирается в специфике танковых операций Второй мировой. Тому же, кто в ней не разбирается, следует познакомиться с аналогами — сражени-ямиуСиди-Резегили у Эль-Газалы (ноябрь 1941 и май-июнь 1942 года), благо эти события, в отличие от украинских, описаны разными авторами подробно и доступным языком. После ознакомления с событиями в Ливии читателю станет понятно то, что непонятно российским историкам.

Российские авторы путаные доклады о боях советских командиров постарались запутать еще больше, пытаясь изобразить (как и в случае сражения под Гродно) дело таким образом, будто бы и столкновения танковых масс Вермахта и РККА места не имели, так, были отдельные бои ограниченными силами. И якобы некоторые из этих боев «красные» выиграли, а развить успех им помешали бестолковые указания собственного командования. Но в основном, как и в Белоруссии, личный состав украинских мех-корпусов побросал танки и разбежался без боя.

Посему сжато показать сражение так, как оно происходило на самом деле, возьмусь я. Никаких «сенсаций», только суть.

Какое «наступление на Люблин» для 5-й армии Потапова? Какие «клещи» с 6-й армией Музыченко? Неужто непонятно, что для осуществления окружения противника путем фланговых ударов необходимо сперва разгромить противостоящие группировки. О какой возможности окружения немцев в районе Люблина может идти речь, если Штюльпнагель теснил Музыченко в райб-не Львова, а Рейхенау (армию которого Солонин неопределенно обозвал «немецкой пехотой, частично окружившей 2 дивизии 5-й армии») теснил Потапова в районе Ковеля? К тому же у немцев врайонелюблинского выступа располагались только механизированные части группы Клейста, которые в случае любой угрозы легко и просто могли выскочить из кольца (в отличие от малоподвижных пехотных соединений).

Далее. Единственным советским подразделением, прикрывавшим шоссе на Луцк, если верить многочисленным описаниям, оказалась «вступившая в бой с ходу» 1 -я противотанковая артиллерийская бригада незабвенного героя К.С. Москаленко («Ах Москаленко! Ох Москаленко! Нам бы в 41-м побольше таких Москаленко!»). Простите, но маленький вопросик: на каком конкретно рубеже Москаленко встретил 14-ю танковую дивизию немцев?

Вопрос не праздный. 24 июня, когда советский 22-й мехкорпус вступил с 14-й ТД в бой под Войницей, 1-я ПТАБ (которая якобы была единственной частью на шоссе Владимир-Волынский — Войница — Затурцы — Торчин — Луцк) оказалась позади корпуса С.М. Кондрусева, значительно восточнее Войницы. Но, в таком случае, когда и где Москаленко мог столкнуться с немецкими танками (у которых «мощнейшие советские 76-мм и 85-мм пушки срывали башни»), если немцы даже к Войнице подошли только 24 июля? Где находилась 1 -я ПТАБ все это время вовсе не секрет — Москаленко «оборонялся» у Торчина. Но дело втом, что никаких немецких танков у Торчина ни 22-го, ни 23-го июня не было. А 24-го Кондрусев обнаружил их у Войн ицы — километрах в двадцати от места «героического сидения» 1-й ПТАБ.

История «героической обороны Луцка у Торчина» — из той же оперы, что и другие «героические защиты» 1941 года, вроде обороны под Минском 2-гоСКА.Н. Ермакова против 3-й танковой группы Гота или 44-го СК В.А. Юшкевича все того же Минска, но уже от 2-й танковой группы Гудериана (по мотивам этих басен в настоящее время разыгрываются сцены-фантазии на «линии Сталина»). Фактическая основа этих мифов такова — пока в поле зрения обороняющихся советских частей не появлялись главные силы супостата, а происходили лишь перестрелки с передовыми частями мотопехоты, следующей в авангарде танковых групп, очередной советский «Леонид у Фермопил» строчил начальству доклады о героическом отражении (с большими для недруга потерями) очередного вражеского приступа.

Можно, впрочем, понять того же Юшкевича: он оказался командиром корпуса почти сразу с тюремных нар и ему просто необходимо было зарекомендовать себя с самой лучшей стороны, чтобы опять на этих самых нарах не очутиться. Что же до Москаленко, то именно Кирилл Семенович переплюнул в «литературном творчестве» практически всех других советских командиров — по итогам боев за 23—27 июля его 1 -я ПТАБ «изничтожила», ни много ни мало, аж 150 танков врага! Командующий

5-й армией Потапов 24 июня по аппарату «Бодо» докладывал Жукову не только о двух тысячах мифических танках врага перед фронтом своей армии, но и отом, что около сотни из них уже уничтожены — таково было эхо докладов прыткого командира

1-й ПТАБ.

Самое интересное не в том, что 24-го июня бригада Москаленко находилась в десятках километров от реальных (а не выдуманных) танков врага, ато, что днем 25-го ее уже и под Торчиным не было — разбитые остатки 22-го мехкорпуса обнаруживают «мужественных бойцов и командиров», артиллерийские расчеты («с великолепной выучкой», а также их комбрига, «чей воинский талант оказался сильнее вражеских танков» (все по М. Солонину), уже за Луцком, на противоположном берегу Стыри. А после известия о разгроме корпуса Кондрусева Москаленко собрал в охапку все свои «великолепные 76-мм орудия» и дунул что есть мочи, под крыло командира 9-го мехкорпуса К.К. Рокоссовского того самого Рокоссовского, которого через двадцатьлетон выгонит из собственного кабинета).

Вывод напрашивается сам собой — маршрут «оборонительных рубежей» 1-й ГТТАБ недвусмысленно указывает на то, что Москаленко всячески избегал серьезного боя, держась на приличной дистанции от мест основных событий. Впрочем, я несколько отвлекся.

Немцы, прекрасно представлявшие расположение советских армий, нанесли свой главный удар в неприкрытый стык S-й и

6-й армий в общем направлении на Ровно — Здолбунов. Два танковых корпуса Клейста — 3-й (в составе 13-й и 14-й ТД) и 48-й (в составе 11-й и 16-й ТД) двигались по параллельным дорогам: 3-й ТК — через Войницу на Луцк и Ровно; 48-й ТК — через Сокаль и Радехов на Берестечко и Дубно. Однако...

Однако в самом районе и непосредственной близости от него находились сразу пять советских мехкорпусов (8-й, 9-й, 15-й, 19-й и 22-й) с общим числом танков более чем в 3000 единиц (!), против 700 с небольшим — у Клейста. А посему танковое сражение в районе Луцка, Броды и Ровно не могло не произойти, в этом треугольнике решалась судьба всей Правобережной Украины. И как же это сражение протекало?

Так ли уж было неправо командование Юго-Западного фронта, начав наносить частные удары отдельными корпусами до их полного сосредоточения? Полагаю, что нет. Танки немецких 3-го и 48-го ТК двигались к Ровно кратчайшим путем, вбивая клин не только между 5-й и 6-й армиями, но и между мехкорпусами. 8-й и 15-й корпуса (не считая 4-го, который Музыченко «прибрал» для собственных нужд) оказывались полевую от немецкого клина сторону, а 9-й и 22-й — по правую. Соединиться в этих условиях в каком-то одном районе восточнее Ровно советские бронетанковые части не успевали — немцы по кратчайшей дороге двигались быстрее, оставляя мехкорпусам РККА шанс на соединение друг с другом только где-нибудь за Горыныо. Согласиться с таким развитием событий советское командование не могло — это означало бросить тылы 5-й, 6-й, 12-й и 26-й армий на произвол судьбы.

Следовательно, параллельное движение немцев подорогам к Ровно необходимо было «тормознуть», а посему два фронтальных удара, нанесенные 22-м МК по 3-му ТК немцев у Войницы, и 15-м МК по 48-му немецкому ТК у Радехова, были не только своевременны, но и логичны. К тому же оба советских корпуса имели каждый в отдельности столько же танков, сколько вся группа Клейста вместе взятая. Поэтому надежды на разгром врага имели под собой по крайней мере арифметическую основу.

Наступление же советских танковых корпусов в район За-мость — Люблин (на необходимости которого настаивает М. Солонин) привело бы просто к фронтальному столкновению в районе Сокаля с тем же, что и ниже, исходом. Если бы советские танки могли разгромить немецкие, это произошло бы и в районе Дубно.

В принципе верно действовал и прибывший в качестве представителя Ставки начальник Генштаба РККА Г.К. Жуков, пытаясь наладить общее управление мехкорпусами в районе Ровно: так уж вышло, что корпуса эти входили в состав разных армий и подчинялись разным начальникам, а им, начальникам этим (Потапову и Музыченко) было не до Дубно с Ровно: армия Потапова дралась западнее Ковеля в полуокружении, а Музыченко, теснимый 17-й полевой армией группы «Юг» Штюльпнагеля шаг за шагом пятился к Львову (потому и не отдал 4-й МК, свои проблемы волновали командарма-6 гораздо сильнее, нежели общая стратегическая обстановка).

Получив сведения о захвате противником района Сокаля, командиру ближе всех расположенного к указанному пункту корпуса — 15-го механизированного И.И. Карпезо был отдан приказ уничтожить прорвавшегося врага.

Карпезо действовал осторожно. Не имея точных данных о количестве и составе прорвавшейся вражеской группировки, он направил в сторону Сокаля только часть своих сил — 10-ю танковую дивизию С.Я. Огурцова. Тот, в свою очередь осторожничая, выдвинул вперед передовую группу в составе одного танкового и одного мотострелкового батальона. Вечером, около 22.00, группа, двигаясь к Сокалю, в районе Радехова будто бы натолкнулась (по докладу командира) на «два батальона противника с противотанковыми орудиями».

«В результате боя уничтожено 6 противотанковых орудий и до взвода пехоты. Наши потери — 2 танка. К исходу 22 июня передовой отряд занял Радехов» (Солонин М. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война. М.:Яуза, Эксмо, 2007г., с. 275).

В действительности никакого противника в районе Радехова обнаружено не было. Просто, миновав город, передовая группа в районе Корчина наскочила на противотанковый рубеж немецкой пехоты. Потеряв два танка, оба советских батальона откатились в район Радехова, где и заняли оборону, а их командиры сочинили очередную басню о «героическом овладении с боем городом Радеховым».

До сих пор старшие командиры (в данном случае Карпезо и Огурцов) существенных ошибок в руководстве не допускали. Чего не скажешь об их младших подчиненных.

Вышеозначенная передовая группа организовала по окраине Радехова жидкую оборону из пехоты, не обеспеченную необходимым количеством артиллерийских стволов. Основные же силы батальонов засели в самом городе, совершив тем самым грубейшую тактическую ошибку. Войдя в населенный пункт, батальоны не могли контролировать обстановку вокруг него, да и вообще ничего вокруг видеть не могли. А при охвате города противником советский отряд был уже не в состоянии из него выбраться, так как немцы легко и просто могли сжечь всю технику на выходе. На улицах же Радехова от советских танков не было никакого толку.

Неприятности не заставили себя ждать. Утром 23 июня к городу подошли части 11-й танковой дивизии Людвига Крювеля (будущего героя сражения у Сиди-Резег). Как и следовало ожидать, немцы не поперлись колонной в город, а охватили его с двух сторон. Слабый заслон советской пехоты был смят в считанные минуты, мышеловка захлопнулась, на выезде из города немцы подожгли три танка, остальные, не успев выскочить, так в нем и остались.

«По нашим данным, немцы потеряли в этом бою 20 танков, 16 противотанковых орудий идо взвода пехоты» (Исаев А. Лнтисуворов, с. 252).

В действительности немцы потеряли только один танк фельдфебеля Ханса Альбрехта из 1-й роты 15-го батальона (снаряд снес ему башню, смертельно ранив командира). А вот советская группа потеряла всю свою технику — 20 танков БТ-7 и 6 Т-34, из города смогла убежать только пехота, потеряв около 50 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести.

Тут же российские историки начинают плакаться: мол, силы были неравными, не было артиллерийской поддержки; как же такую силищу остановить двумя батальонами?

Как? Ну, наверное так, как это сделал командир 2-й роты 101-го батальона тяжелых танков оберштурмфюрер СС Микаэль Витман 13 июня 1944 годауВиллер-Бокажа на своем «Тифе», совместно с еще четырьмя T-VI и одним T-IV. Подбив 27 британских танков и свыше двух десятков другой техники, лучший танковый ас всех времен и народов, тактически грамотно построив бой, на сутки задержал продвижение прославленной 7-й бронетанковой дивизии Великобритании, дав тем самым возможность немецкому командованию залатать брешь в обороне.

Командование же двух означенных выше (3-го танкового и

2-го мотострелкового) советских батальонов оказалось совершенной бестолочью, потому все и завершилось так, как завершилось. Пока же отметим, что ранним утром 23 июня советская

10-я ТД уже потеряла ни за понюх табаку три танковые роты.

В 3 часа дня к Радехову стали подтягиваться основные силы Огурцова. Однако это не стало для немцев неожиданностью — о гом, что им навстречу выдвигаются крупные массы советских танков, они знали от авиаразведки еще до первого боя у Радехова. Сперва командир 10-й ТД снова выдвинул к Радехову разведку — чтобы уточнить наличие вражеских сил.

«Атака мотострелкового и 20-го танкового полков 10-й танковой дивизии без поддержки артиллерии, при наличии явно превосходящих сил противника, расположенных на выгодном рубеже, была неуспешной, и Радехов остался за противником. Подбито 5 танков противника и 12 противотанковых орудий...» (Солонин М. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война. М., 2007, с. 276).

На самом деле ни одного танка или орудия немцы не потеряли — советский дозор сбежал, натолкнувшись на такой же дозор (шесть T-III) 11 -й ТД немцев. Рассказывает участник боя Густав III родек:

«Неожиданно перед нами возникает шум мотора. Внимание! Справа от нас, следуя вдоль дороги, на маленьком холме появляется танк, за-1см второй в 50 метрах за ним, затем третий и четвертый. Мы не можем их опознать, т.к. нас ослепляет солнце. Мы всецело уверены, что это наши. Ни одного мгновения мы не можем себе представить, что это мо-! ут быть танки врага... Наши сердца сжимаются, страх, ужас, но, может быть, также и радость, т.к. наконец мы можем показать себя. Видели ли они нас? Принимают ли они нас за своих? Наши силы равны...

И кактолькоони приближаются на расстояние примерно в 100 м от иаших пушек, «танец» начинается. Мы посылаем им первый снаряд. Румм-мм! Первое попадание в башню. Второй выстрел и новое попадание. Головной танк, в который я попал, невозмутимо продолжает свое движение. Тоже самое и у моих товарищей по взводу. Но где же превосходство наших танков над танками русских, так долго провозглашавшееся?! Нам всегда говорили, что достаточно лишь «плюнуть» из наших пушек! Однако единственным результатом, которого мы добились, стал быстрый отход противника...

«Второй взвод, возвращайтесь! Второй взвод, возвращайтесь!» В то время, как мы посылаем еще несколько снарядов вслед отходящим русским танкам, мы обращаем наконец внимание на то, что нас настойчиво вызывают по радио. Мы отвечаем: «Дрались с 4 танками русских. Неизвестного типа, т.к. он не указан в наших таблицах. Несмотря на многочисленные явные попадания, наш огонь остался безрезультатен. Создалось впечатление, что наши снаряды от них только отскакивали. Вражеские танки отошли, не защищаясь. Должны ли мы их преследовать? Пожалуйста, подходите к нам» (отрывки воспоминаний Г. Шродека взяты из книги «Der Wegwarweit», Neckargemund, 1973, (воспоминания солдат 4,9, 11,16ul8Pz.Div.).

«Этот странный бой 23 июня, в ходе которого советские танкисты вынуждены были царапать броню вражеских танков осколочными снарядами, оказался единственным крупным танковым сражением на Раде-ховском направлении. После этого каждая сторона занялась своим делом» (Солонин М. 22июня..., с. 277).

Сейчас общеизвестно, что произошло у Радехова несколькими часами позже. Единственный вопрос — одна ли 10-я ТД действовала в той массированной советской атаке или же была поддержана 37-й ТД?

После нескольких часов передышки передовые группы немецких танков подвергаются артиллерийскому обстрелу, безрезультатному впрочем. Вылетевший для разведки полковой самолет-разведчик Fi-156 «Шторьх» (с которого после войны Яковлев скопировал свой Як-12) обнаружил за гребнем возвышенности двигающиеся к Радехову большие массы советских танков и передал в машину командира передового полка сообщение: «Приготовиться к бою!» Следует сигнал тревоги — и немецкие танки готовы к встрече.

Обратите внимание на тактику немцев: авиаразведка теснейшим образом взаимодействует с танками. Использование «Шторьхов» в танковых подразделениях Вермахта не только в качестве дозорного самолета, но и в качестве воздушного КП было нормальной практикой; РККА ничего подобного не ведала. Как известно, Эрвин Роммель частенько использовал «Шторьх» в качестве командного пункта.

«Десять — двадцать — пятьдесят — сто, они все более и более многочисленны. Первые снаряды свистят вокруг нас. Их недолеты все еще слишком велики. Так как наши собственные пушки имеют лучшую эффективность на дистанции в 400 метров, мы должны сжать свои нервы и ждать приближения русских танков. Небольшая складка местности скрывает нас от первой волны атакующих. Когда они появляются, мы имеем лучшую позицию для стрельбы из всех возможных. Огонь поглощает все. Мой первый выстрел приходится точно в цель. Второй сносит часть башни удругого вражеского танка. Новые цели появляются постоянно. Они выцеливаются и уничтожаются. Русские поражены. Они посылают все больше танков из-за возвышенности, но те никак не могут прорвать наши порядки. Наши танки уничтожают 68 русских танков у Радехова, не понеся никаких потерь (после боя погиб ефрейтор Пик, который отправился осматривать подбитые танки и был убит из пистолета уцелевшим советским танкистом. — С.З.). Невозможно узнать, кому именно из нас принадлежат эти победы. Это коллективная победа, куда каждый внес свою лепту» (По книге «Der Weg war weit», 1973; воспомина-ниясолдат 4, 9, 11, 16и 18Pz.Div.).

Мне не вполне понятно, почему свидетельство Густава Шро-дека о 68 подбитых советских танках в некоторых изданиях «правят» в пользу Оскара Мюнцеля, указавшего в своей «Тактике танков» только 40 подбитых машин. В конце концов, Шродек непосредственный участник боя, он эти подбитые машины видел своими глазами, а где был во время радеховского боя Мюн-цель?

«Однако документы 10-й и 32-й танковых дивизий таких потерь не подтверждают» (Исаев А. Антисуворов, с. 254).

Документы 32-й ТД 4-го МК не могут ничего подтвердить или опровергнуть, поскольку этой дивизии под Радеховом не было. Что же до 10-й...

Дело втом, что о бое под Радеховом никаких документальных подтверждений (кроме того липового рапорта о «неуспешном наступлении на город», 5 танках и 12 противотанковых пушках, уничтоженных у противника) у советской стороны нет вообще. Не потому, что они засекречены. Просто потому, что их и не было. Огурцов Карпезо о своем конфузе поведал (не мог не доложить), а вот Карпезо дальше по начальству ничего не доложил.

Под Радеховом 15-й МК только на поле боя оставил в общей сложности 10 танковых рот (то есть более одного танкового полка). А сколько машин получили повреждения? А сколько их было брошено при отходе? А сколько позже списали или уничтожили как не подлежащие восстановлению? 23 июня 1941 года корпус Карпезо одним махом лишился танкового полка полностью и еше один полк был основательно потрепан, то есть 10-я ТД Огурцова на утро 24 июня была уже малобоеспособным соединением. Вот почему командир 15-го МК как манны небесной ждал 8-ю ТД 4-го МК. Но о результатах боя и о состоянии корпуса Карпезо, повторюсь, докладывать командованию Юго-Западного фронта ничего не стал, так как знал, чем это для него может окончиться (забегая вперед: командир 22-го МК Кондрусев тоже «оргвыводов» ждать не стал). И в документах бойня под Радеховом никакого отражения не получила. Отсюда недоумение историков — на такое-то число в корпусе числилось столько-то танков, а через неделю — всего несколько десятков. Так воевали.

Впрочем, и сейчас так воюют — по СМИ передают, что под Ярыш-Марды 16 апреля 1996 года погибли 50 человек, затем появляется доклад генерала Льва Рохлина в Госдуме, из которого следует, что 245-й СП на самом деле потерял убитыми 73 человека при 52 раненых (хотя какие там раненые, если моджахеды позже добили всех, кто еще был жив, и ноги из «тещиного языка» под Шатоем унесли только 15 человек). Попутно из того же доклада выясняется, что в истории 245-го СП есть такой факт, как нападение боевиков на блокпост № 24, когда были убиты 12 человек, 8 ранены, а еще 31 взяты в плен — СМИ об этом по сию пору ничего не рассказывают. Затем выясняется, что в колонне 245-го полка под Ярыш-Марды находились «дембеля» и отпускники другого стрелкового полка — 324-го. Таким образом, общее количество убитых переваливает за сотню. А на закуску узнаем (без подробностей по сию пору), что за две недели до «операции Ша-той» у Хул-Хуло Басаевым была разгромлена куда более крупная колонна спецназа армии РФ.

Никаких официальных докладов о происшедшем за период боев под Радеховом не имеется, зато позже появляется сводка потерь 10-й ТД Огурцова, из которой выясняется, что за ту же самую неделю дивизия неведомым образом одних только Т-34 потеряла 32 единицы, при этом все они являются боевыми потерями (хотя командование 10-й ТД к боевым относит только 20 машин, а еще 12 — к небоевым; Исаев же великодушно причислил к боевым 2/3 из указанных 32 танков.

Но извините, как можно причислять к небоевым потерям танки: а) подбитые и оставленные на территории противника;

б) не вернувшиеся с экипажами с поля боя после атаки; в) подбитые в бою и уничтоженные в связи с невозможностью эвакуации;

г) оставленные противнику из-за невозможности эвакуировать? Вот так в Красной Армии занижались боевые потери.

Таким образом, первый танковый бой сражения за Луцк, Броды и Ровно сталинской «броней» был вдрызг проигран. Второй бой произошел сутками позже.

23 июля командир 22-го мехкорпуса С.М. Кондрусев получил указание оставшимися в его распоряжении частями (а это была только 19-я танковая дивизия, так как 41-ю танковую и 215-ю мотострелковую дивизию Потапов послал на правый фланг 5-й армии) совместно со 135-й стрелковой дивизией и при поддержке 1 -й ПТАБ атаковать противника в направлении Владимир-Нолынского укрепрайона. Дальнейший ход событий известен (непонятен он только исследователям, оперирующим не вполне

I очной монографией А.В. Владимирского и выдумками К.С. Москаленко).

Подытожив все известные факты, можно прийти к следующему выводу — Москаленко приказ Кирпоноса и Потапова не выполнил и 1-я ПТАБ в дальнейших событиях не участвовала, оставив 19-ю ТД и стрелков без артиллерийской поддержки. Какие гам «ожесточенные бои 24 июня у Торчина», если: а) в действительности 24 июня сражение шло у Войницы (гораздо западнее Торчина); б) 25 июня 1-я ПТАБ уже была за Луцком?

Москаленко с бригадой у Войницы не было, он удрал к Луцку. Мало того, он и Луцк не оборонял — город до 25 июня защищала 131-я мотострелковая дивизия Н.В. Калинина 9-го мехкорпуса. Мифические подвиги «чудо-богатырей» — артиллеристов Москаленко, когда на один расчет приходилось якобы по 5—7 уничтоженных танков — полная чушь. В столкновении с немец-кимитанками, мотопехотой и артиллерией 3-го-танкового корпуса участвовали, помимо 19-йТД, 135-я СД, 16-йстрелковый полк Х7-й СД И.И. Федюнинского и 460-й артполк 27-го стрелкового корпуса.

То, что от 22-го МК в ударе принимала участие только одна дивизия, большого значения не имело — от немецкого 3-го ТК тже участвовала всего одна (14-я) танковая дивизия, к тому времени потрепанная, но не артиллеристами Москаленко, а участием в боях в районе Владимир-Волынского, где танки дивизии содействовали армии Рейхенау.

Описывая события под Бойницей, российские историки зачастую становятся жертвами ошибки А.В. Владимирского, неверно прочитавшего строки доклада, буквально звучащего так: «В атаку были выведены танки Т-26, старых (то есть выпуска начала 30-х годов. — С.З.) — 45 шт. (Владимирский посчитал, что в 19-й ТД всего насчитывалось 45 танков, тогда как в докладе подразумевалось только число старых машин в общем количестве. — С.З.), бронемашин БА-10 — 12 шт. под общим командованием командира 37т. и. подполковника Бибика». Так что в бою только со стороны 19-й ТД принимали участие все танки, имевшиеся в ее составе. Никаких 400 с лишком машин в 19-й ТД никогда не существовало, непонятно, откуда некоторые историки взяли такую цифру, ибо она противоречит всякой логике: в 22-м мехкорпусе на 15 июня числилось 647 танков (а не 712), на долю 215-й мотострелковой дивизии приходится не менее 150—200 единиц, остальные более-менее поровну (по 200 единиц) распределены между 19-йи41-йТД. За вычетом процентов 15 капремонта —получаем исходные 160 единиц.

Бой под Войницей завершился полной катастрофой — немцы, как обычно, обнаружили выдвижение советских танков загодя и устроили засаду.

«Большинство этих танков было уничтожено противником и выведено из строя. Подостижении танками района леса южнее высоты 228,6, сев. Каневичи, пехота противника начала отступать, а из леса был открыт сильный артиллерийский и ружейно-пулемстный огонь, с последующим выходом средних и тяжелых танков. Завязался сильный танковый бой, длившийся 2,5 часа. Оставшиеся после боя танки начали выходить из боя».

Немецкие доклады свидетельствуют о полном разгроме дивизии генерал-майора Семенченко:

«Танковая битва близ Александровки развивалась таким образом, что до 25 июня были уничтожены 156 вражеских танков...»

К Луцку прибыли уже не боевые подразделения, а беспорядочно бегущие толпы. Попытка современных исследователей навести тень на плетень, объяснив поражение 19-й ТД гибелью, якобы еще до боя, от неизвестных причин, командующего 22-го МК Кондрусева (дескать, Москаленко стал очевидцем его смерти еще 22 июня) не проходит: сейчас всем уже хорошо известно, что С.М. Кондрусев застрелился как раз после боя у Бойницы, не дожидаясь, когда за него возьмутся особисты.

И второй крупный танковый бой завершился поражением АБТВ РККА. Как закончились остальные механизированные баталии в районе Луцк — Броды — Ровно? А больше никаких крупных танковых боев не было. А эпическая битва в районе Дуб-но? А там не было никакого столкновения крупных танковых масс, эти выдумки взяты из докладов командиров советских мех-корпусов и танковых дивизий.

Непонятны метания 15-го МК в районе Радехов—Броды? Но это же так просто — Карпезо попросту изображал активность. Имея конкретное указание командования Юго-Западного фрон -та на овладение районом Радехова, командир 15-го МК не хотел этого делать в одиночку. Он уже попробовал на зуб немцев у Радехова (о чем не доложил «наверх») и больше пробовать желания не испытывал. Карпезо ожидал подхода 8-й танковой дивизии 4-го мехкорпуса, а также 8-го мехкорпуса, рассчитывая совместно с Фотченко и Рябышевым наступать на Радехов и вместе с ними разделить ответственность за возможную неудачу.

Однако немцы не стали ждать, когда «раскачаются» советские мехкорпуса. 11-я танковая дивизия, сдав свои позиции у Радехова 297-й пехотной дивизии, без всякого сопротивления захватила Берестечко, а 25 июня — Дубно. Южнее была развернута 16-я танковая дивизия 48-го танкового корпуса, устремившаяся от Берестечко к Кременцу.

Тем временем севернее части 14-й ТД 3-го немецкого танкового корпуса, смяв 131-ю мотодивизию 9-го МК К.К. Рокоссовского, оборонявшую Луцк, и нанеся ей серьезные потери артиллерийским огнем, без существенных помех навели понтонную переправу через реку Стырь и устремились в направлении Косто-поля. Развернувшаяся в районе Луцка 13-я ТД двинулась на юг, в район Млынова — в направлении Дубно. Советские мехкорпуса все более оказывались разобщенными, а над Ровно замаячили вражеские «клещи».

В Луцке (некоторым российским авторам, судя по всему, об этом неизвестно) немцы захватили более 200 советских танков (!), частично находившихся на ремонте, частично ожидавших заправки. Немецкие пехотные части в захваченных районах стали быстро разворачивать районы ПТО на танкоопасных направлениях.

Жуков и Кирпонос постарались привести действия мехкор-пусов в систему: 15-му МК было приказано, во взаимодействии с 8-йТД4-гоМК, наступать восточнее Радехова, 8-муМКД.И. Ря-бышева — в направлении Берестечко, 9-му и 19-му МК Рокоссовского и Н.В. Фекленко, не дожидаясь полного сосредоточения, нанести 24-го июня удар на Клевань и Дубно (131-я МСД тогда еще удерживала Луцк).

Корпус Рокоссовского не смог прорвать оборону 299-й пехотной дивизии немцев, а с захватом противником Луцка ему стал угрожать удар во фланг и тыл, в результате чего 9-й МК был вынужден начать поспешный отход на север. Вместе с тем Рокоссовский один из немногих советских командиров, кто не преувеличивал обстоятельства операции в своих докладах: наступал — наступал, не смог преодолеть оборону противника — обычное дело. Сочинения же всех остальных участников событий у Дубно — подлинные шедевры военной фантастики. Вы только вникните:

«20-я танковая дивизия на рассвете 24 июня (курсив мой. — С.З.)... с ходу атаковала располагавшиеся врайоне Олыка моторизованные части 13-й танковой дивизии немцев, нанесла им большой урон, захватила пленных и много трофеев... Закрепившись, дивизия весь день успешно отбивала атаки подходивших танковых частей противника...» (Солонин М. 22июня..., с. 284).

Каким образом дивизия 9-го МК могла на рассвете 24-го июня атаковать части 13-й ТД немцев у Олыка, если немцы взяли Луцк (располагавшийся гораздо западнее) только 25-го к вечеру, а 20-я танковая дивизия атаки противника будет отбивать не 24-го, а сутками позже.

Непонятно, куда пропали танки 4-го МК, в частности 8-й и 32-й танковых дивизий? 32-я ТД несколько дней вела тяжелые бои (особенно 25 июня) в районе реки Сан, где хоть и пощипала основательно 68-ю пехотную дивизию 17-й армии немцев (ее пришлось отвести в тыл), но и сама понесла тяжелые потери.

8-я ТД на соединение с 15-м МК прибыла, имея в наличии 65 танков. «О том, куда же пропали четыре из каждых пяти танков

8-й ТД, история пока умалчивает...»{Солонин М. 22июня..., с. 287). И вновь ошибочка. Маршрут выдвижения 8-й ТД показывает, что она уже успела побывать в боях в районе Яворов — Рава-Русская. При совершении контрудара в районе Немирова 24 июня 15-й танковый полк, в частности, указанной дивизии напоролся на район ПТО немцев и по докладу командира (уничтожившего, как водится, на бумаге «до батальона вражеской пехоты и 12 орудий ПТО») «потерял 19 танков Т-34». Вопрос — а остальных танков было потеряно сколько? Ведь не Т-34 составляли основу дивизии и всего 4-го МК. Кстати, на эту особенность (в последующих докладах особенно) поневоле обращаешь внимание: командиры отчитываются в основном о потерях Т-34 и КВ. А остальные машины? Ведь костяк корпусов составляли БТ и Т-26.

Таким образом, в район Буска 8-я тд прибыла уже в несколько «разобранном» состоянии.

А дальше понеслась череда сплошных подвигов, по крайней мере всем героическим докладам советской стороны российские историки безоговорочно верят, хотя они не выдерживают никакой критики.

Так, в 10.00 26 июня, 19-й ТП 15-го МК «по частной инициативе» своего командира — подполковника Пролеева, провел атаку южнее Радехова — и наскочил на район ПТО. Судя по всему, «частная инициатива» стоила полку дорого, дороже, чем указано в докладе. Только вдумайтесь — полк будто бы потерял 9 танков КВ и всего 5 (!) БТ-7! Целую роту КВ и всего пять танков с броней в 6— 15 мм (у БТ-7 — до 20-мм во лбу)! Ребята, вы там двоечку или нолик нигде не обронили?

Ну, естественно, врагов в этой неудачной атаке было побито «дюже богато» — до 70 (!) орудий ПТО, 18 танков (хотя никаких немецких танков под Радеховом уже давно не было) и батальон пехоты.

Затем в том же районе вступил в бой уже 20-й танковый полк все того же 15-го МК.

«С выходом наших танков танки противника (еще раз отмечу, что никаких танков противника под Радеховом уже двое суток не было. — С.З.) боя не приняли и отошли за линию высот, где у противника была организована сильная противотанковая оборона. В результате боя (такого же неудачного, как и первый. — С.З.) насчитано (курсив мой. — С.З.) 56 раздавленных и подбитых противотанковых орудий (итого за два дня боя — 126, надо полагать. — С.З.) и 5 подбитых танков противника. Наши потери: 4танка КВ и 7танков БТ-7» (Солонин М. 22июня..., с. 279—280).

Однако это все только цветочки, ягодки прорезались, когда в бой вступили 8-й и 19-й мехкорпуса РККА.

26 июня 1941 года — знаменательный день. В этот день советские мехкорпуса дружно лупили несчастную 11-ю танковую дивизию немцев. Если верить докладам советских командиров. Если же этим докладам не верить, а проанализировать исходные данные, то сразу становится понятно, что все доклады — макулатура.

Первой в бой с супостатом вступила 43-я танковая дивизия 19-го МК, имевшая в своем составе 2 КВ, 2 Т-34 и 75 Т-26 (непонятно, откуда взяли информацию о том, что в 43-й ТД И.Г. Ци-бинадолжно было быть 237 танков? На 15 июня 1941 года во всем 19-м МК числилось всего 280 танков).

«В 14.00 танки дивизии выступили в атаку, имея впереди два танка КВ и два танка Т-34, с ходу развернулись и ураганным огнем расстроили систему ПТО и боевой порядок вражеской пехоты, которая в беспорядке стала отступать на запад. Преследуя пехоту противника, наши танки были встречены огнем танков противника из-за засад и с места, но вырвавшимися вперед КВ и Т-34...танки противника были атакованы, а вслед за ними — и танками Т-26.

Танки противника, не выдержав огня и стремительной танковой атаки, начали отход, задерживаясь на флангах, но быстро выбивались нашими танками, маневрировавшими на поле боя. Танки КВ и Т-34, не имея в достаточном количестве бронебойных снарядов... вели огонь осколочными снарядами и своей массой давили и уничтожали танки противника и орудия ПТО...

Бой длился около 4 часов... Противник, отходя в Дубно, взорвал за собою мосты, лишив, таким образом, дивизию возможности прорваться в Дубно на плечах его отходящей пехоты...»(Солонин М. 22 июня..., с. 304-305).

Я прямо так и вижу, как немецкие PZ-тки выбивают «маневрирующие и стремительно атакующие» (максимальная скорость — около 28 км/ч!) советские Т-26, а два КВ и два Т-34 «своей массой давят и уничтожают танки противника и орудия ПТО». И вот, только подрыв мостов спасает 11-ю ТД немцев от потери Дубно и полновесного реванша за Радехов. Однако ж какие предусмотрительные немцы! Видать, загодя, идя в бой, заминировали мосты у себя за спиной. В противном случае, когда они могли успеть это сделать, унося ноги от витязей подполковника Цибина?

«Когда вечером 26 июня мы гнали фашистов к Дубно, это уже было не отступление, а самое настоящее бегство. Части 11-й танковой перемешались, их охватила паника. Она сказалась и в том, что, кроме сотен пленных, мы захватили много танков и бронетранспортеров и около 100 мотоциклов, брошенных экипажами в исправном состоянии...»(Солонин М. 22июня..., с. 305).

Эти «свидетельства» принадлежат генерал-полковнику Василию Архипову, с чьими бреднями о Курской дуге я познакомился еще в детстве. При этом заметьте — взяты они из его произведения «Время танковых атак», писанном в 1981 году, по прошествии 40 лет, когда уже и память не та, да и аберрация, зна-етели...

Любопытно, что в то самое время, когда Фекленко «громил»

11-ю ТД с северо-востока от Дубно, с юго-запада немцев «крушил» 8-й МК Рябышева. И что примечательнее всего — туже самую 11-ю ТД. Происходило это все якобы в районе селения Лешнев, что в 30 км от Дубно. Каким образом относительно немногочисленная 11-я танковая дивизия «панцерваффен» могла оказаться сразу в двух столь удаленных местах?

«Немецких танков перед нами что-то около пятидесяти... Танки... средние — PZ-III и PZ-IV... немцы дрогнули и под прикрытием взвода PZ-IV пустились наутек. Бежали откровенно, беспомощно, трусливо... наши КВ потрясли воображение гитле-ровцев»(откуда тогда-то было известно, потрясли или нет? —

С.З.). А это мемуары еще одного военного «фантаста» — комиссара 8-го МК Н.К. Попеля.

И вотони все побеждали, побеждали, а врезультате — ни Фекленко Броды не взял, ни Рябышев — Берестечко. Все, что удалось

8-му МК, так это перехватить и уничтожить на дороге Берестеч-ко-Кременец несколько грузовиков с пехотой. Оперативная сводка штаба Юго-Западного фронта от 26 июня 1941 года № 09 ставит единственную в этом месиве выдумок фактическую точку:

«8-й мехкорпус в 9.00 26 июня нерешительно атаковал мехчасти противника из района Броды и... остановлен противником в исходном... для атаки районе» {СолонинМ. 22июня..., с. 312).

Коротко и ясно. Ни с какими танками Рябышев дела не имел, а попал на несколько ПТ-районов немецкой пехоты, и в результате остался там же, откуда и начинал — западнее Бродов.

А на следующий день, 27 июня, 11-я танковая дивизия немцев неведомым образом оказывается в районе Острога, разгромив по дороге части 36-го стрелкового корпуса и донельзя переполошив штаб Юго-Западного фронта. От Дубно (исходная точка) до Острога — порядка 50 км. Нетрудно подсчитать, что для того, чтобы оказаться в указанном районе утром 27 июня, из Дубно выйти нужно было вечером 26-го — как раз тогда, когда 11-я танковая дивизия Вермахта, будто бы спасаясь бегством от Фекленко, бежала в Дубно, взорвав за собою мосты. Эти «взорванные мосты» почему-то не помешали той же 11-й ТД совершить бросок на восток.

Но что еще любопытнее — в тот же день 13-я танковая дивизия Вермахта, очистив район Млынова оттанков и пехоты Рокоссовского, устремилась на Ровно. По шоссе Дубно—Ровно. По тому самому шоссе, которое якобы занимал 19-й МК Фекленко. И что? А ничего. То есть, совсем ничего. Никаких советских танков, пехоты или артиллерии немецкая 13-я ТД не обнаружила. Не обнаружила ни под Дубно, ни далее по шоссе на Ровно, и вообще до самого Ровно немецкие танки прокатились без помех (город взят 28 июня), не встретив никакого сопротивления, не учуяв даже запаха солярки от цибинских и архиповских танков. Куда же девался победоносный 19-й МК? Ведь еще вечером 26-го (всего за несколько часов до наступления передовой дивизии немецкого

3-го танкового корпуса) он якобы находился на окраинах Дубно?

Где находился корпус Фекленко 27-го июня, мне неизвестно, но обнаружился он в первых числах июля уже в районе Корчевки (район Новоград-Волы некого), имея в своем составе только шесть десятков танков.

Впрочем, догадаться, что действительно произошло севернее Дубно 26 июня, несложно. Вновь, как и повсеместно до этого, ди -визия 19-го МК наткнулась на противотанковый рубеж немецкой пехоты, прорвать его не смогла и, понеся серьезные потери, унесла ноги в район Здолбунова (потому-то 13-я ТД немцев никого на дороге в Ровно не обнаружила). Никаких немецких танков вечером 26-го у Дубно не было — Людвиг Крювель уже начал свой марш на Острог.

Солонин так комментирует произошедшее:

«Немецкие танки сбежали с поля боя у Дубно — только сбежали они не назад, а вперед, на восток, в глубокий тыл Юго-Западного фронта. А разгромить советские мехкорпуса было поручено немецкой пехоте» (Солонин М. 22 июня..., с. 303).

Он еще добавляет, что «кавалерийский рейд изрядно потрепанной» дивизии (хотя даже по завершении Киевской операции всентябре 1941 годав 11-й ТД будет числиться безвозвратно потерянными затри месяца всего 40 танков; что уж говорить про четвертый день войны! — С.З.) являлся блефом немецкого командования (хотя параллельно 11 -й наступали на Ровно части 3-го ТК — на Ровно (севернее) и 16-я ТД 48-го ТК — на Кременец (южнее).

Беда современных российских военных историков в том, что они до сих пор, как это ни прискорбно, не поняли сущности танковых операций того времени, сформулированных в свое время Гудерианом — танки должны быть высвобождены для маневра. Немецкие танковые группы совершали бросок, уничтожали противника и занимали район, затем в этот район подтягивались следовавшие позади пехота и артиллерия, после (а иногда и не дожидаясь подхода пехоты) следовал новый бросок, зачастую избегая прямого столкновения с крупными массами противника (чтобы не потерять темпа), а обходя его с фланга.

Г. Гот говорил:

«Успех, достигнутый благодаря смелым и стремительным действиям танковых соединений, необходимо использовать для того, чтобы удержать за собой оперативную инициативу... Сковывание подвижности танковых соединений, которая является ихлучшей защитой, удержание их в течение длительного времени на одном месте противоречит самому характеру и назначению этого рода войск» (Солонин М. 22 июня.., с. 331).

Так что именно немецкие танковые группы являлись «стремительным леопардом», асоветские мехкорпуса были скопищем техники, которой никто толком не умел распорядиться, в чем и заключается причина позорнейших поражений. И сокращали искусственным образом свои корпуса до размеров танкового полка советские командиры по одной только причине — они не умели управлять такой массой танков и старались облегчить себе жизнь, сократив численность атакующей группы до небольшого подразделения.

Нечто подобное проделанному в районе Дубно немцы совершат пятью месяцами позже в Ливии во время сражения у аэродрома Сиди-Резег 22 ноября 1941 года. Сковав 7-ю бронетанковую дивизию англичан с фронта мотопехотой и артиллерией, Роммель и фон Равенштейн атаковали британцев с тыла танками совершившего фланговый обходной маневр 5-го танкового полка 21-й танковой дивизии. А на следующий день, 23 ноября, фланговый маневр (на сей раз танками 15-й танковой дивизии Людвига Крювеля) был повторен, приведя английскую 7-юТД к разгрому.

Так и на Украине: пока советские мехкорпуса беспомощно топтались у Дубно, немцы, не дожидаясь активности противника, совершили бросок на Острог и Ровно — зачем сковывать танки обороной, если кДубноуже подходили три пехотные дивизии Вермахта — 44-я, 111-я и 299-я. Вот они пусть обороняются, а наше дело — маневр.

Таким образом, 27 июня 1941 года сражение уДубно было уже проиграно. Немцы вырвались на оперативный простор и наступали на Ровно и Шепетовку. Брешь в советском фронте не только не закрылась, а продолжала расширяться, заткнуть ее было нечем: 22-й МК разгромлен; 9-й МК, попав в «клещи» между Луцком, Киверцами и Ровно, отступал на север; 19-й мехкорпус пропал где-то в районе Здолбунов — Гоща; 15-й МК, вместе с 8-й танковой дивизией 4-го МК в бестолковых атаках южнее Радехова и Берестечко продолжал нести потери от огня немецкой противотанковой артиллерии.

Поэтому в распоряжении командования Юго-Западного фронта на тот момент оставался только 8-й МК Рябышева. Закрыть брешь он уже не успевал, так как, по сути дела, находился, вместе с 15-м мехкорпусом, втылу наступавшей немецкой группировки. Но можно было это немецкое продвижение задержать, а потому перенос атаки 8-го МК с Берестечко на Дубно явился правильным решением Кирпоноса.

Потерпев поражение у Берестечко, корпус Д.И. Рябышева зализывал раны в лесу под Хотиным. Полученный приказ на наступление застал командира корпуса в момент перегруппировки — половина соединения не была готова к бою по меньшей мере еще в течение суток. Посему было принято решение разделить 8-й МК на две части: первая, под руководством комиссара Н.К. Попеля атакует Дубно 27-го июня, а вторая, во главе с самим Рябышевым, днем позже (не совсем понятно, почему Дмитрий Иванович сам не возглавил первую группу).

В два часа дня Попель двинулся на врага и, если верить его послевоенным мемуарам, смел его одним ударом:

«Бой развернулся на широком, переливающем золотом ржаном поле километрах в десяти юго-западнее Дубно... К ночи с окруженной группировкой противника было покончено» (Солонин М. 22июня..., с. 327).

Однако...

«Подлинные боевые документы опровергают рассказ Попеля отом, что его боевая группа заняла Дубно — дальше местечка Малые Сады на южной окраине города продвинуться не удалось... Но эта частность не отменяет главного — важнейшая линия снабжения немецких танковых дивизий была заблокирована».

Мне это напоминаетодин из кавээновских пассажей: «Нудо-пустим, я соврал. Но факт остается фактом!» То есть, прорвать оборону немецкой пехоты (никаких танков там не было в помине— 11-я ТД давно ушла на Острог, 13-я ТД — на Ровно, а 16-я ТД — на Кременец) Попель не сумел. Зачем он врет? Ну это нетрудно понять: напутствуя его на ратный подвиг, член Военного совета Юго-Западного фронта Вашугин пообещал, что если к вечеру Попель не возьмет Дубно, то будет исключен из партии и расстрелян.

Комиссар 8-го МК к вечеру Дубно не взял, но ему повезло — ночью разведка обнаружила, что Дубно пуст. Ударная группа утром вошла в город и комиссар доложил, что захватил пункт с бою еще сутки назад. Почему Дубно был оставлен? Малочисленная группа немецкой пехоты решила не рисковать — к городу уже подходили несколько немецких пехотных дивизий, и его судьба была решена, Попель просто лез в мышеловку вместе со своими танками.

Довелось услышать, что после взятия Дубно комиссар 8-го МК мог куда-то там наступать. Куда наступать, если немцы со всех сторон. Кто поддержит это наступление, если все уже разбежались, а свежие части невесть где — у Шепетовки. Приказ командующего ЮЗФ на оборону Дубно и подготовку к контрудару имел бы смысл, если бы в этом районе имелись силы, способные контрудар нанести. Но таковых не наблюдалось. Следовательно, Попелю надо было уносить из Дубно ноги, не дожидаясь немцев.

28-го июня 297-я пехотная дивизия Вермахта вытеснила из-под Лопатина 15-й мехкорпус, отступление которого превратилось в беспорядочное бегство. В такое же бегство превратился отход второй группы 8-го мехкорпуса под командованием Рябы-шева. Пока тот безуспешно «бодал» оборону 57-й и 75-й немецких пехотных дивизий, танки 16-й ТД обошли 8-й МК и перерезали его тылы.

«Об обстановке тех дней очень красноречиво свидетельствует короткая фраза в докладе о боевых действиях 15-го МК: «шоссе восточнее Золочева все забито горящими автомашинами бесчисленных колонн» (Солонин М. 22 июня..., с. 338). Сколько аналогий со сражением у Сиди-Резег, даже слова генерала Байерлейна звучат идентично докладу 15-го МК: «Сотни горящих машин, танков и орудий, словно факелы, осветили поле битвы».

А что же комиссар Попель? Вместо того чтобы уводить свои части на восток, он начал отходить обратно к Бродам (хотя там уже не было Рябышева) и угодил в расставленные сети немецкой пехоты, истребившей практически всю ipynny: 1 июля у селения Козин собралось всего около одной тысячи человек.

На этой «оптимистической» ноте и завершилась попытка бронетанковых войск РККА «числом предрешить победу». Выяснилось, что в текущий момент гораздо большее значение имеет передовая тактика и профессиональная выучка, а того и другого у советских танкистов в 1941 году было — «кот наплакал».