Больше, чем мы можем сказать

Данная книга предназначена только для предварительного

ознакомления! Просим Вас удалить этот файл с жесткого диска после

прочтения. Спасибо.

Бриджит Кеммерер

Больше, чем мы можем сказать

Тебе, с любовью… — 2

Оригинальное название: Brigid Kemmerer «More Than We Can Tell», 2018

Бриджит Кеммерер «Больше, чем мы можем сказать», 2018

Переводчик: Марина Юрченко

Переведено специально для группы: https://vk.com/club110509051

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Рев Флетчер сражается с демонами своего прошлого. Благодаря любящим

приемными родителям, ему удавалось сдерживать их в себе... пока он не получает письмо

от своего жестокого отца, и травма его детства возвращается.

Эмма Блю проводит свое время, совершенствуя компьютерную игру, которую она

построила с нуля, вместо того, чтобы сталкиваться с распадающимся браком своих

родителей. Она может решить любую проблему с помощью правильно подобранного

пароля, но когда преследование онлайн-троллей обостряется, она действительно боится.

Когда Рев и Эмма встречаются, оба хотят снять бремя своих секретов и между

ними мгновенно возникает связь на почве их совместных переживаний. Но когда их

ситуации становятся опасными, их доверие друг к другу проходит проверку так, как они

никогда не ожидали.

Эта обязательная для прочтения история снова заставит читателей влюбиться в

эмоциональный рассказ Бриджид Кеммерер.

Глава 1

Эмма

Панель управления игроками OtherLANDS

ИМЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ: Эмма Блю (Личное)

УРОВЕНЬ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ: Администратор/Разработчик

ИМЯ ИГРОКА: Azure M

НОВОЕ СООБЩЕНИЕ

Четверг, 15 марта 5:26 вечера

От: N1ghtmare

Кому: Azure M

Отсоси.

И это то, что я скажу тебе, когда найду тебя и засуну его тебе в ротовое

отверстие.

Жуть. По крайней мере, этот тип не добавил изображение члена.

Мой палец зависает над кнопкой УДАЛЕНИЕ ИГРОКА.

Я должна это сделать. Я знаю, что должна.

N1ghtmare бесится, потому что я исключила его из команды за оскорбление другого

игрока. Это было как раз в конце миссии, и то, что я его удалила, означало, что он потерял

все очки, собранные им. Два часа игры псу под хвост.

Но у OtherLANDS не очень большой фан-клуб. Может быть, двести игроков в

лучший день. Я только создала игру как часть школьного проекта. Я загрузила ссылку на

форуме 5Core окружной школы, потому что мне нужно было несколько игроков, чтобы

протестировать ее. Я никогда не думала, что кто-то действительно станет играть.

Но они стали. И сейчас... у меня есть игроки. Я создала сообщество. И одного

идиота, тролящего меня на 5Core, может быть достаточно, чтобы спугнуть остальных.

Теперь я вижу его записи.

Azure M взбесилась из-за небольшого недопонимания и забанила меня. Вот

поэтому девчонки только мешают играть.

Можете мне поверить, это точно он. Покажите мне девчонку, которая стала бы

писать «засуну его в твое ротовое отверстие».

Я вздыхаю и удаляю его сообщение.

Затем переключаюсь на iMessage и отправлю текст Кейт Кэмерон.

Эмма: Какой-то парень только что прислал мне сообщение, что он собирается

«засунуть его мне в ротовое отверстие».

Кейт: Ротовое отверстие? Разве это не слишком?

Эмма: Не так ли?

Кейт: Иногда я так рада, что худшее, с чем мне приходится иметь дело, это

люди, говорящие мне, что я уродка.

Кейт дает уроки макияжа на YouTube.

И она не уродка. Ни капельки.

Хотя ее макияж довольно специфический. Она обожает косплей и воссоздание

персонажей, но мой энтузиазм так далеко не заходит. Ее настоящий талант заключается в

образах, которые она сама создает. На днях она объявилась в школе с крошечными

сверкающими русалочьими чешуйками на щеках. А однажды ее лицо выглядело так, будто

бы она расстегивала свою кожу, но учитель заставил ее смыть рисунок.

Я не очень-то увлекаюсь макияжем, но позволила ей сделать его мне прошлым

месяцем, после того, как она упрашивала, и умоляла, и заверила меня, что придумала кое-

что потрясающее. Она нанесла полупрозрачную компьютерную матрицу на мои виски, спускающуюся к челюсти, едва заметную, затем очертила мои глаза темной подводкой и

серебряными тенями. Я думала, что это выглядит довольно круто – пока школьные

придурки не начали спрашивать меня, была ли я запрограммирована для развлечений.

Я смыла его в душевой посреди первой пары.

С тех пор Кейт больше не вспоминала об этом. Я тоже.

Я посылаю ей новое сообщение.

Эмма: Я собираюсь поиграть. Не хочешь со мной?

Кейт: Не могу. Я только что настроилась испробовать новую подводку на

маме.

Уф. Ну конечно.

Как только эта мысль появляется у меня в голове, я чувствую себя, как настоящая

сука. Когда-то мы с Кейт были не разлей вода, но где-то в начале школьного года наша

дружба начала распадаться. Не знаю, дело ли в играх или макияже или чем-то еще, но все

больше и больше складывается ощущение, что одна из нас постоянно занята чем-то еще.

Хотела бы я знать, как это исправить. Но если решение проблемы лежит в рыбьих

чешуйках и полупрозрачной матрице на лице, этого не будет никогда.

Я вздыхаю, возвращаюсь к OtherLANDS и регистрируюсь не как админ, а как

игрок. И тут же получаю приглашение вступить в команду от Итана_717.

Я улыбаюсь и надеваю игровую гарнитуру. Может быть, день и не будет потерян

полностью.

Я понятия не имею, кто такой Итан в реальной жизни. Он в старшей школе, потому

что в его профиле на 5Core указано, что он ходит в Олд Милл, но это вовсе не сужает круг.

Итан может быть фейковым именем, но Итан_717 не совсем «вымышленный» ник, так

что, может быть, и настоящее. В игре он сложен как воин, одет в черные доспехи и

красный плащ. Маска скрывает нижнюю часть его лица, и у него два меча, излучающих

электричество. Синее электричество вибрирует по стали, когда он использует их в битве –

одна из моих лучших дизайнерских работ.

Он мало что знает обо мне, хотя он один из немногих людей, кому я рассказала, что

создала OtherLANDS. Для всех остальных в игре и на 5Core я просто Azure M, еще один

обычный игрок. И никто из них не может связать Azure M с Эммой Блю.

Как только мы оказываемся в одной команде, мы можем общаться друг с другом по

гарнитуре.

– Привет, М, – говорит Итан. Его аватар машет рукой.

– Привет, Ит. – Я улыбаюсь чуть шире. У него приятный голос. Немного ниже, чем

ожидалось, с небольшой хрипотцой. Это даже сексуально.

Окей, ладно, возможно я немного запала на Итана. Анимированные птички не

летают вокруг моей головы, но все же.

Это нелепо. Олд Милл в сорока пяти минутах отсюда. Я понятия не имею, как он

выглядит на самом деле. В конце концов, он может оказаться первогодком.

– Я собирался собрать еще парочку людей, – говорит он. – Готова к прохождению

миссии?

Это еще одна вещь, которая сдерживает анимированных птичек в гнезде: хотя он

забавный и милый, он всегда говорит только об игре.

Вздох.

– Конечно, – говорю я.

– Я собирался тебе сказать; у тебя есть пробел в графике эльфийского леса. Я

пришлю тебе снимок на 5Core, когда мы закончим, чтобы ты могла это исправить.

– Мило. Спасибо.

Как я и сказала. Только игра. Только технические вопросы.

Что, в общем-то, нормально. Подозреваю, что должна быть благодарна уже за то, что Итан не поинтересовался размером моего лифчика.

Спустя мгновение имя еще одного игрока появляется в списке. GundarWez. Его

профиль присоединяется к команде на экране. Он огромен и одет во все черное, что

оказывается полной тратой всех настроек, на которые я потратила столько времени при

разработке игры. Я никогда раньше с ним не играла.

– Привет, Gundar, – говорю я в микрофон.

– Привет, – говорит Итан.

– Привет, Azure. Привет, Итан.

Я подавляю смешок. После огромного профиля, я ожидала более низкого голоса.

Голос Gundarа звучит так, будто ему девять лет.

Появляется еще один игрок. Его имя появляется в списке команды, и улыбка

сползает с моего лица.

N1ghtmare. Мистер Ротовое Отверстие собственной персоной.

Его профиль женский, как же иначе. Груди настолько большие, насколько

позволяют мои настройки – которые, к счастью, не слишком откровенны. Тонкая талия.

Широкие бедра. Он выбрал одежду и цвет кожи одного бежевого оттенка, так что его

аватар выглядит голым. Мне тут же хочется удалить этот цвет из настроек.

Я внутренне замираю где-то между отвращением и раздражением. Это кажется

намеренным, но я не могу определить, как именно. Он не мог знать, что я в команде, пока

Итан не добавил его.

Может быть, все обойдется. Я знаю много людей, которые пишут всякое в личных

сообщениях, что они не станут говорить в микрофон.

– Извините, – говорит он, и его голос грубый и жесткий. На долю секунды мне

кажется, что он действительно извиняется, но затем он произносит: – Я думал, это

настоящая команда.

– Так и есть, – говорит Итан. – Нас четверо. Готов пробежаться по миссии...

– Нет. Пока не забанишь суку.

Очевидно, некоторые люди готовы произнести вещи в микрофон, которые никогда

не стоит произносить вслух. Отвращение превращается в гнев... и унижение.

– Вперед. – Мой голос звучит ровно, хотя сердце скачет галопом у меня в груди. –

Сам себя забань, Кошмарище. (прим. Nightmare – Кошмар)

– Ни за что. Я здесь, чтобы играть. Я просто не хочу играть с какой-то бешеной

сучкой.

– Что ж, а я не хочу играть с придурком, – рявкаю я.

– Ребята, – говорит Итан. Он вздыхает. – В нашей команде ребенок.

– Я не ребенок! – восклицает Gundar.

Я морщусь. Я о нем забыла.

– Чувак, – говорит Nightmare. – Может ты ее удалишь? Она не может играть. Она

нам всю миссию провалит.

– Чувак, – произносит Итан, его голос полон сухой насмешки, – она и создала эту

игру.

Я снова морщусь. Я старалась никому этого не говорить.

– Поэтому-то она такой отстой?

– В чем твоя проблема? – резко спрашиваю я.

– Вы моя проблема, – отвечает Nightmare. – Тупые истеричные сучки, которые

думают, что знают, как играть только потому, что взяли парочку уроков кодирования, но на

самом деле полный отстой. А теперь захлопни свое ротовое отверстие или я выполню свое

обещание и кое-что туда запихну....

Я резко захлопываю лэптоп. И сдираю с головы гарнитуру. Мое сердце бешено

колотится. Глаза внезапно становятся горячими.

Мне это не в новинку. Я не должна расстраиваться.

Я хороша в этом. Я создала игру. Я знаю, на что способна.

«У тебя пробел в графике эльфийского леса».

Ладно, значит, она не идеальна. Но я могу это исправить. А что есть у этого

Кошмарного типа? Чип на плече? Или уставшая правая рука?

Фу. Не могу поверить, что только что подумала об этом.

Когти скребут по двери моей спальни. Прежде, чем я успеваю подняться, чтобы ее

открыть, Техас, моя золотистая лабрадорша, открывает дверь мордой. Она вся состоит из

завитушек и сопящего носа, который тычется мне в ладони.

Звучит ужасно мило, но на самом деле, таким образом, она дает понять, что ей пора

выйти.

Хорошо. Мне нужно отвлечься. Я запираю компьютер, запихиваю телефон в карман

и спешу вниз по ступеням.

Везде включен свет, но поблизости никого нет. Техас скачет вверх-вниз на передних

лапах, нетерпеливо поглядывая на заднюю дверь.

Я хватаю ее ошейник и вглядываюсь в темноту. Мама стоит на заднем дворе с

бокалом вина в руке. На ней темные джинсы и короткая куртка, волосы забраны в конский

хвост. Никакого макияжа. Она считает это пустой тратой времени. Она кардиолог-

педиатор, так что можно подумать, что она прямо таки излучает сочувствие и сострадание, но, возможно, она полностью растрачивает их на работе. Здесь же она зажата и критична.

В сравнении с ней, отец выглядит как наркоман. Он не брился несколько дней, на

нем толстовка на молнии и джинсы. Он растянулся в одном из кресел фирмы Адирондак с

ноутбуком на коленях. Рядом с ним на земле стоит открытая бутылка пива.

Свет от костра отражается на обоих. Я не слышу, что они оба говорят, но, учитывая

их раздраженные лица, я готова поставить деньги на то, что мама читает отцу нотации.

До меня доносится обрывок фразы.

–...не нравится влияние, которое это оказывает на Эмму.

Игры. Она жалуется на компьютерные игры. Как обычно.

Она замечает меня, и ее лицо принимает раздраженное выражение.

– Это личный разговор, – кричит она.

Это первые слова, которые мама говорит мне за весь день.

Я приоткрываю дверь на пару дюймов.

– Собаке нужно выйти.

– Так выведи ее. – Как будто я и так не собиралась этого сделать. Она отпивает

глоток вина. – Тебе иногда нужно выходить из своей комнаты. Проводить немного времени

в реальном мире.

Это камень в огород моего отца. Он прожигает жизнь, прикованный к компьютеру, живя в потусторонних реалиях. Он разработчик видеоигр.

Яблоко от яблони. Да, да, намек ясен.

Можно представить, как это радует мою маму-доктора, которая, я уверена, предполагала, что я возглавлю институт Джона Хопкинса по клиническим исследованиям, как только мне исполнится двадцать пять. Она бы и слова не сказала, запрись я в своей

комнате с учебником по биологии.

Отец вздыхает и проводит рукой по лицу.

– Оставь ее в покое, Катарина.

– Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты поддержал меня в этом, Том. –

Длинная пауза. – Если только ты не очень занят своей игрой.

Я закрываю дверь. Мне не нужно слышать остальную часть их перепалки. Я

практически сама могла бы написать их диалог.

Никто в этом доме никогда бы не произнес «ротовое отверстие», но оборот

практически тот же.

Со вздохом я хватаю собачий поводок и направляюсь к передней двери.

Глава 2

Рев

«С днем рождения, Сын.

Надеюсь, ты заставишь меня гордиться тобой

Роберт.Эллис@speedmail.com»

Записка была в почтовом ящике. Конверт адресован мне.

Не мне сегодняшнему. Он никогда не звал меня Ревом Флетчером. Он, вероятно, даже не знает, что это мое имя.

Это адресовано тому мне, каким я был десять лет назад. Обратного адреса нет, но

на почтовой марке указан Аннаполис.

Я не могу дышать. Я чувствую себя застигнутым врасплох, как будто снайпер

держит меня на прицеле. Я жду, когда в затылок мне ударит пуля.

Нелепо. Я стою на тротуаре посреди пригорода. Сейчас март. В воздухе висит

прохлада, вдалеке садится солнце. Две девочки в возрасте начальных классов катаются на

велосипедах по дороге, напевая и смеясь.

Моему отцу не нужна пуля. Этого письма достаточно.

Десять лет назад ему так же не нужна была пуля.

Иногда мне хотелось бы, чтобы у него было оружие. Пуля сделала бы сове дело

быстро.

Он знает мой адрес. Он здесь? Он может быть здесь? Загораются уличные фонари, и я снова оглядываю улицу.

Никого здесь нет. Только я и эти девочки, которые теперь выписывают ленивые

восьмерки.

Когда меня только забрали у отца, я не мог спать месяцами. Я лежал в кровати и

ждал, что он схватит меня в темноте. Что он станет трясти меня или ударит, или обожжет

и начнет обвинять меня. Когда же я мог заснуть, мне снилось, как это происходит.

Я чувствую себя так, будто прямо сейчас вижу кошмар. Или у меня паническая

атака. Остальная часть письма смята у меня в руках.

Мне нужно избавиться от него.

Прежде, чем успеваю подумать об этом, я оказываюсь на заднем дворе. Пламя

пожирает небольшую кучку ароматных палочек и листьев в маминой ароматической

миске. Дым извивается в воздухе, неся с собой сочный, сладкий аромат, который

напоминает мне об осени. Я держу конверт над миской, и язычок пламени тянется к нему.

На ощупь бумага мягкая, будто ее складывали и разворачивали бесчисленное

количество раз, сначала втрое, а потом пополам. Складки настолько хлипкие, что кажется

будто бумага вот – вот порвется, если я не буду осторожен. Как будто он написал это много

лет назад, но ждал до сегодняшнего дня, чтобы отправить письмо.

«С днем рождения, Сын».

Мне исполнилось восемнадцать три недели назад.

У бумаги знакомый запах, что-то вроде одеколона или лосьона после бритья, который воскрешает старые воспоминания и зарывает нож напряжения прямо между

лопаток.

«Надеюсь, ты заставишь меня гордиться тобой».

Слова мне также знакомы, будто десять лет не отделяют меня от того последнего

раза, когда он говорил их мне вслух.

Мне хочется полностью запихнуть руку в миску с огнем.

Затем я вспоминаю о том, что мой отец проделывал со мной, и осознаю, что

засунуть руку в миску с огнем, вероятно, именно то, что заставило бы моего отца

гордиться мной.

В моем подсознании продолжает вспыхивать адрес электронной почты, словно

неисправный неоновый знак.

Роберт.Эллис@speedmal.com

Роберт.

Эллис.

Роберт Эллис.

Огонь начинает разгораться. Бумага начинает исчезать и развеиваться.

Сдавленный хрип срывается из моего горла.

Бумага оказывается на земле, прежде чем я осознаю, что уронил ее, и моя нога

топчет пламя. Только край письма обгорел. Остальное осталось нетронутым.

Я отбрасываю назад капюшон толстовки и провожу руками по волосам. Пряди

путаются между моих дрожащих пальцев. В груди болит. Я дышу так, словно пробежал

пару миль.

«Надеюсь, ты заставишь меня гордиться тобой».

Ненавижу ту часть себя, которая хочет этого. Нуждается в этом. Я не видел его

десять лет, и одна маленькая записка заставила меня жаждать его одобрения.

– Рев?

Мое сердце едва не взрывается. К счастью, у меня остро-отточеные рефлексы. Я

переворачиваю миску одной ногой, а другой наступаю на письмо.

– Что?

Слово выходит больше похожим на предупреждение, чем на вопрос. Звучит так, будто я рехнулся.

Джефф Флетчер, мой папа – не отец – стоит у задней двери, таращась на меня.

– Что ты делаешь?

– Школьный проект. – Очевидно, что я лгу. Одно небольшое письмо затянуло меня

в паутину лжи.

Он разглядывает меня с откровенным беспокойством и выходит на крыльцо.

– У тебя все в порядке?

– Ага. В порядке.

Звучит совсем не убедительно, а Джефф вовсе не идиот. Он подходит к краю

крыльца и смотрит на меня сверху вниз. На нем бледно-розовая рубашка – поло и брюки

цвета хаки – его одежда учителя. В прошлом году ему исполнилось пятьдесят, но при

взгляде на него этого не скажешь. Он остается в форме, и он выше шести футов. Когда мне

было семь лет, когда социальная работница впервые привела меня сюда, я жутко его

испугался.

– Эй. – Теперь его темные глаза полны тревоги. – Что происходит?

Мои мысли – спутанный клубок.

Я должен сойти с письма, поднять его и протянуть ему. Он смог бы от него

избавиться.

Я думаю о своем отце. «Надеюсь, ты заставишь меня гордиться тобой».

Я почти дрожу от внутреннего конфликта. Я не хочу, чтобы Джефф знал об этом.

Джефф. Не папа. Мой отец уже имеет надо мной власть, а это письмо находилось в

моем распоряжении всего пятнадцать минут. Теперь, когда я солгал, мне придется

продолжать врать.

Мне не нравится это чувство.

Я не могу смотреть на Джеффа.

– Я же сказал, что я в порядке.

– Ты не выглядишь так, будто у тебя все в порядке.

– Я в порядке. – Мой голос грубый, почти что рык. – Ладно?

– Что-то случилось?

– Нет. – Мои ногти впиваются в ладони, а сердце колотится так, будто пытается

сбежать от чего-то.

– Рев...

Наконец я поднимаю голову.

– Может, просто отстанешь?

Он ждет какое-то время, и очень долгий момент мой гнев повисает в воздухе между

нами.

– Почему бы тебе не зайти в дом и не поговорить со мной? – Его голос спокойный и

мягкий. Джефф просто само спокойствие. Это делает его отличным приемным родителем.

И отличным отцом. – Становится поздно. Я собираюсь приготовить ужин, чтобы мы

смогли поесть, когда вернется мама.

– Я пойду к Деклану.

Я ожидаю, что он откажет. Я даже не осознаю, как сильно хочу, чтобы он отказал

мне, пока он не говорит:

– Хорошо.

Это не совсем отказ, но почему– То кажется таковым. Внезапно мне хочется

умолять его простить меня. За ложь, за гнев, за то, что покрываю отца.

Но не могу. Я снова натягиваю капюшон и позволяю волосам скрыть мое лицо. В

голосе звучит раскаяние:

– Сперва, я уберу тут.

Долгий момент он молчит, и я поднимаю миску с земли, запихивая в нее

обгоревшие обрывки, продолжая придавливать ногой письмо. Мои движения скованные и

резкие. Я все еще не могу посмотреть на него.

– Спасибо, – говорит Джефф. – Не слишком поздно, ладно?

– Ага. – Я верчу миску в руках и таращусь на ее край. Ветер треплет капюшон моей

толстовки, но он продолжает скрывать мое лицо. – Прости.

Джефф не отвечает, и нервное напряжение давит мне на плечи. Я рискую поднять

взгляд. На крыльце его нет.

Затем я слышу как отъезжает в сторону стеклянная дверь. Он меня даже не слышал.

Он вынулся внутрь, оставив меня здесь наедине с моей проблемой.

* * *

Моего лучшего друга нет дома.

Я прождал возле его дома в тени, будто какой-то преступник, сидя на бордюре в

заднем углу подъездной дороги дома Деклана. Прохлада в воздухе не беспокоила меня до

того, но теперь пронизывает до костей, примораживая к месту.

Свет пробивается из окон его кухни, и я вижу, как в доме туда – сюда ходят его

мама и отчим. Они бы пригласили меня зайти, если бы знали, что я сижу тут, но мой мозг

переполнен паникой и нерешительностью. Я вынимаю телефон и посылаю ему

сообщение.

Рев: Ты работаешь?

Дек: Нет. В кино с Джей. Как дела?

«Джей» – это Джульет, его девушка. Я таращусь на телефон и концентрируюсь на

дыхании. Я не осознавал, как сильно рассчитывал на то, что Деклан окажется дома, пока

он не оказался.

Я выбираюсь из тени и иду вперед. Я не могу пойти домой, но и не могу остаться

тут, если только не хочу замерзнуть до смерти. Я мог бы пойти в тренажерный зал, но они

обучают новичков по четвергам, и если бы я сцепился с кем-нибудь сегодня, они бы это

просто так не оставили бы.

Должно быть, я долго не отвечал, потому что Деклан присылает новое сообщение.

Дек: Ты в порядке?

Мои пальцы замирают над экраном. Я уже собирался рассказать ему про письмо, но

теперь... теперь это не кажется правильным.

Я заставляю свои пальцы работать.

Рев: Все путем. Хорошо провести время. Привет, Джей.

Почти тут же раздается звонок. Это он.

– Что происходит? – спрашивает он быстрым шепотом. Я гадаю, звонит ли он

прямо из кинозала.

– Ничего. Я в порядке. – Мой голос низкий и грубый.

Долгое время он молчит. Деклан знает каждый мой секрет. Не то, чтобы я вообще

что-то скрывал.

– Мне вернуться домой? – спрашивает он тихо.

Его тон напоминает мне Джеффа. Как будто мне нужна опека. Может, и нужна, но

мне не нравится напоминание об этом.

Я заставляю свой голос звучать спокойно. Мне это почти удается.

– Ага, может еще и стаканчик шоколадного мороженого захватишь по пути? Чувак.

Нет. Ты же в кино.

– Рев.

– Не парься, Дек.

– Что-то случилось.

– Ничего не случилось. Позже поговорим, ладно? – Я нажимаю кнопку, чтобы

закончить разговор.

Что-то со мной определенно не так.

Мой телефон тут же гудит сообщением.

Дек: Что с тобой такое?

Мой отец прислал мне письмо и я не знаю, что делать.

Я не могу написать это. Даже мысленно это звучит слабо и по – детски. У меня

бордовый пояс по бразильскому джиу-джитсу, но я не могу справиться с тремя строчками

корявого почерка на клочке бумаги, который оказался в почтовом ящике.

Рев: Ничего не случилось. Я в порядке. Прости, что побеспокоил.

Деклан не отвечает. Может быть, он обиделся. А может быть, я.

Отлично. Даже не знаю, почему меня это радует.

Я снова поднимаю телефон. И набираю новое сообщение. Добавляю адрес моего

отца.

Печатаю «Оставь меня в покое» в строчке «Тема сообщения».

Я не печатаю сообщение.

Просто нажимаю «Отправить».

А затем продолжаю идти вперед, позволяя темноте поглотить меня.

Глава 3

Эмма

Ночной воздух морозный, чуть холоднее идеального. Если повезет, весна не за

горами. Техас трусит рядом со мной, вяло повиливая хвостом. Мы гуляли целую вечность.

Я должна бы наслаждаться покоем, тишиной и свежим воздухом, но вместо этого

прокручиваю в уме перепалку с Nightmare.

«Я выполню свое обещание и кое-что туда запихну.

Она не может играть.

Отсоси».

Мои глаза снова начинает жечь, и я оказываюсь к этому не готова. У меня

срывается дрожащий вздох, прежде чем я справляюсь с собой.

Мой мобильник гудит сообщением. Я наматываю поводок вокруг запястья и

вытаскиваю телефон из кармана.

Сообщение пришло через 5Core. Оно от Итана.

Четверг, 15 марта 6:46 вечера.

От: Итан_717

Кому: Azure M

Эй, вот снимок, который я тебе обещал прислать.

И еще, тот парень просто говнюк. Я его забанил. Мне правда жаль. Сообщи

мне, если вернешься.

Сообщение подавляет мои слезы. Я улыбаюсь.

Я вывожу на экран снимок, который прислал Итан.

Сначала у меня уходит мгновение, чтобы понять, на что я смотрю, но когда доходит, я хихикаю. Его величественный аватар разделен пополам склоном горы, и одна рука с

мечом поднята в общем/машущем/командном режиме. На снимке он выглядит так, будто

зовет на помощь.

Я огибаю угол Католической Церкви Святого Патрика, и там открывается огромная

полоса травы перед парковкой. Когда я была ребенком, мы обычно приходили сюда всей

семьей послушать мессу, пока однажды мама с папой не забили на это. Это кажется еще

одним ударом по зубам, что мы позволяем собаке гадить на их газоне. Но я приношу с

собой собачьи пакеты. Это считается?

Улица напоминает колодец тишины, так что я останавливаюсь под фонарем, чтобы

спустить Техас с поводка и позволить ей сделать свои дела. Пока я жду, я печатаю ответ.

Эмма: Спс. Я исправлю это, когда вернусь с прогулки с собакой. Около 9?

Должно быть, он онлайн, потому что его сообщение возвращается почти

мгновенно.

Итан: 9 пойдет. В этот раз никаких собачьих пакетов.

Я улыбаюсь экрану телефона.

– Идем, Текс. У нас свидание.

Техас не подходит.

Я поднимаю голову. На лужайке никого нет.

Я оглядываюсь по сторонам. На улице тоже никого. Слабый свет светит из церкви.

Ветер проносится между деревьев, проникая под куртку и заставляя меня дрожать.

В воздухе пахнет дождем.

Я прислушиваюсь к звону бирок на ошейнике Техас. Ничего.

– Текс! – зову я. – Текси! Ко мне!

Как я могла потерять девятилетнюю собаку менее, чем за тридцать секунд?

Мама меня убьет.

Затем я слышу его, слабое позвякивание собачьих бирок вдалеке. Должно быть, она

обошла угол здания. Я срываюсь на бег и обнаруживаю ее позади церкви, под витражами.

Тут почти непроглядная тьма, но выглядит так, будто она что-то ест.

О, боже. Если она нашла мертвое животное, меня стошнит.

– Техас! – кричу я, врываясь в темноту. – Текс. Отойди оттуда!

– С ней все в порядке, – произносит мужской голос. – Это я ей дал.

Я коротко вскрикиваю и поскальзываюсь в траве, жестко падая.

– Прости, – говорит парень тихим голосом. Теперь я его вижу, темная фигура рядом

с церковной стеной. На нем темные джинсы и толстовка с капюшоном, и капюшон

достаточно большой, чтобы полностью скрыть его лицо в темноте. У меня такое чувство, будто я разговариваю с Лордом Ситхов. (прим. персонаж Звездных Воин)

– Прости, – повторяет он. – Я не хотел тебя напугать. Я думал, ты меня видела.

Кое – как мне удается подняться на ноги. Мой телефон потерялся где-то в траве, и у

меня нет ничего, чтобы защититься.

Не могу поверить, что беспокоюсь о телефоне.

– Кто ты такой? – запыхавшись, спрашиваю я. – Что ты делаешь с моей собакой?

– Ничего! Это всего лишь куриные наггетсы.

К чести парня, Текси выглядит возбужденной. Она виляет хвостом и смотрит на

меня, радостно чавкая.

Мой пульс не готов поверить ему на слово.

– Значит, ты просто случайно сидишь около церкви, поедая куриные наггетсы?

– Да. Что касается случайного сидения. А ест твоя собака. – Его голос сухой и

тихий. Он не сдвинулся с места.

Я проглатываю свое бешеное сердцебиение.

Ты же не отравил их крысиным ядом или чем-то еще?

– Конечно нет. – Кажется, он обиделся.

– Что ты здесь делаешь?

– Мне здесь нравится.

– Хорошее место, чтобы закопать труп?

– Что?

– Ничего.

Техас приканчивает наггетсы и тычется носом в его пустые ладони. Предательница.

Он чешет ее за ушами и она плюхается на землю рядом с ним. В нем есть что-то знакомое, но я не могу вспомнить.

Я слегка наклоняюсь вперед.

– Я... я тебя знаю?

– Не думаю. – Это звучит почти что самокритично. – Ну, возможно. Ты ходишь в

Хэмилтон?

– Ага. А ты?

– Я в выпускном.

Он на класс впереди меня. Я изучаю его затемненную фигуру.

И тут я узнаю его. Я не знаю его имени, но знаю кто он. Его толстовка с

капюшоном должна была стать немедленной подсказкой, потому что он постоянно их

носит. Я слышала, как ребята в школе зовут его Мрачным Потрошителем, но не уверена, знает ли он об этом. У него нет опасной репутации за плечами, просто еще один

фриковатый изгой. Я не очень-то с ним знакома, но слышала о нем, примерно так, как

один изгой школы знает о существовании другого.

Я полностью подавляю свой внезапный страх и начинаю думать о других причинах, почему подросток может сидеть в темноте позади церкви.

– У тебя все в порядке? – спрашиваю я.

Он качает головой.

– Нет.

Он произносит это слово так просто, без всяких эмоций, что у меня уходит

мгновение, чтобы понять, что он ответил «нет». Его руки погружены в шерсть Текси, и она

прижимается к нему.

Я бросаю взгляд на свой мобильник, лежащий в траве.

– Хочешь, я позвоню кому-нибудь?

– Нет, не думаю.

Я сажусь в траву. Она холодная и почти влажная.

– У тебя что-то случилось? – тихо спрашиваю я.

Он медлит.

– Это довольно сложный вопрос.

В самом деле?

– Ты уверен, что не хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонила?

– Уверен.

Мы какое-то время сидим молча. Текси положила голову ему на колени, шея под

его рукой. Его рука по-прежнему зарывается в ее шерсть, пока это не начинает выглядеть

так, будто она – спасатель, а он отчаянно цепляется за жизнь.

Наконец он поднимает на меня взгляд. Не знаю, как я это поняла – капюшон

сдвигается всего на пару дюймов.

– Ты веришь в Бога?

Честное слово, эта ночь не могла бы быть более сюрреалистичной. Я облизываю

губы и честно отвечаю:

– Не знаю.

Он не настаивает, о чем я беспокоилась.

– Есть строфа, которая мне нравится, – говорит он. – «Сомневающийся похож на

морскую волну, поднятую и гонимую ветром».

Я прищуриваюсь.

– Ты цитируешь Библию?

– Да. – Он произносит это так, будто это самая обычная вещь в мире. – Знаешь, что

мне в ней нравится? Мне нравится, что это заставляет сомнение выглядеть неизбежным.

Сомневаться нормально.

Я моргаю и прокручиваю эту мысль в голове. Она должна быть отталкивающей, но

почему– То не кажется таковой. Чувство такое, будто он делится частью себя.

Хотела бы я знать его имя.

– Мне тоже это нравится, – говорю я.

Долгий момент он ничего не говорит, но я чувствую, что он меня изучает. Я пялюсь

на него в ответ... ну туда, где, как я думаю, находятся его глаза. Мне нечего скрывать.

– Ты выяснила, откуда меня знаешь? – спрашивает он.

– Я видела тебя в школе.

– Ты что-нибудь обо мне знаешь?

Вопрос звучит грубее, чем должен был, что говорит мне о том, что его история

скрывает гораздо больше, чем просто тот факт, что он носит толстовки с капюшоном.

– Пока что все, что я знаю, это то, что тебе нравится сидеть у церкви и цитировать

Библию, – говорю я. – И это я выяснила за последние две минуты.

Он коротко усмехается, впрочем без всякой иронии.

– Почему ты спросил, верю ли я в Бога? – спрашиваю я.

Он строит гримасу и отводит взгляд.

– Иногда я забываю, насколько я похож на фрика, когда говорю что-то подобное.

– Ты не похож на фрика.

Он тянется в карман и достает сложенный лист бумаги.

– Я получил это письмо по почте и сидел тут, пытаясь выяснить, что делать.

Он не протягивает мне письмо, и я жду, пока он скажет еще что-нибудь. Когда он

молчит, я говорю:

– Не хочешь поделиться?

Он медлит, затем протягивает письмо. Я разворачиваю смятую бумагу, и темные

обрывки падают в траву. Я быстро прочитываю три короткие строчки и пытаюсь понять, почему они его огорчили.

Я снова смотрю на него.

– Кто-то послал тебе обгоревшее письмо?

– Это я сделал. Поджег его.

Я облизываю губы.

– Зачем?

– Потому что это письмо от моего отца. – Пауза. – Я не видел его десять лет. – Еще

одна пауза, более весомая. – По причинам.

– По причинам, – эхом отзываюсь я. Я изучаю его, пытаясь понять эмоции в его

голосе. Пытаясь понять, что могло сподвигнуть кого-то поджечь письмо человека, которого тот не видел десять лет. Сперва мне показалось, что это может быть гнев, потому

что какая-то его доля проскользнула в его тоне, но это не он.

Когда же до меня доходит, я удивлена.

– Ты боишься, – шепчу я.

Он вздрагивает, но не поправляет меня. Пальцы, теребящие шерсть Текси, сжимаются так сильно, что почти побелели костяшки.

Я задумываюсь о своей суперкритичной матери и отрешенном отце. Мы спорим, но

я никогда их не боялась.

«По причинам».

Внезапно он поднимается с травы. Он крупнее, чем я ожидала, высокий и крепкий, с широкими плечами. Он двигается, словно ниндзя – все движения тихие и плавные.

Глядя на него сейчас, я не могу представить, чтобы он чего-то боялся.

Но затем он говорит:

– Мне пора домой.

Он кажется немного напуганным, поэтому я удивлена, когда он протягивает мне

руку, чтобы помочь подняться. Он силен. Его хватка заставляет меня почувствовать себя

невесомой.

Как только я оказываюсь на ногах, он не двигается. Внезапный свет касается его

глаз и заставляет их сиять под капюшоном.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что увидела меня.

Затем он поворачивается, перебегает улицу и растворяется в темноте.

Глава 4

Рев

Четверг, 15 марта 7:02:08 вечера

От: Роберт.Эллис

Кому: Рев Флетчер

Тема: Ответ: Оставь меня в покое

И как это ты стал «Ревом Флетчером»?

Как бы то ни было, я рад получить от тебя весточку. Если бы ты хотел, чтобы

я оставил тебя в покое, то не стал бы вообще посылать мне сообщение.

Конечно же, он прав.

«Ты боишься».

Она тоже права. Это сообщение, кажется, только удваивает мой страх.

Не могу поверить, что показал ей письмо. Я уже на полпути домой, прежде чем

осознаю, что так и не узнал ее имя.

Она тоже ходит в Хэмилтон, но я даже не знаю, в каком она классе.

Не то, чтобы это имело значение. Я уже давно оставил всякую надежду на

отношения с девчонкой.

Я продолжаю думать о ее глазах. О том, как она смотрела прямо сквозь гнев и

нерешительность и пронзила меня насквозь всего двумя словами.

«Ты боишься».

А затем я доказал это, сбежав.

Я такой идиот.

Мой телефон вспыхивает сообщением. Это Кристин.

Я морщусь. Это Мама.

Я ожидал, что она станет меня проверять, потому что уверен, что папа рассказал ей, что я вел себя, как обиженный подросток после школы. Но к моему удивлению, она не

проверяет. Ну, не совсем.

Мама: Ты скоро вернешься домой? У нас срочное распределение. Я

подготавливаю все необходимое.

Я останавливаюсь посреди улицы.

Срочное распределение означает, что ребенку нужна срочная опека. Джефф и

Кристин подписаны на оказание опеки и помощи для детей и младенцев, так что к нам

часто поступают таковые. Некоторые дети остаются ненадолго – когда, например, родители попали в аварию или произошел несчастный случай, и требуется время, чтобы

определить, кто получит опеку. Некоторые остаются дольше – например, когда мать

оказывается арестована или проходит реабилитацию. Последний ребенок, который у нас

был, остался на девять месяцев. Свободная комната стояла пустой меньше недели, но она

никогда не пустует надолго.

Обычно я бы поспешил домой, чтобы помочь.

Но сегодня мои спутанные эмоции стоят у меня на пути. Я продолжаю

беспокоиться из-за своего отца, гадая, когда что-то внутри меня сорвется с тормозов.

Гадая, когда я стану опасным и жестоким, таким, как он.

Я хочу написать Деклану, чтобы узнать, могу ли я завалиться к нему, но наша

последняя переписка висит на экране, заставляя все внутри меня сжаться. Я не смогу

объясниться с ним, не рассказав об отце. Я к этому не готов.

Он не имел бы в виду ничего плохого, но дело в его личности. Деклан разжигает

конфликт, а я подавляю.

Возможно, я не совсем честен с ним. Все кажется запутанным.

Может быть, я слишком остро реагирую. Я могу пойти домой. Могу сесть на диван

и гримасничать ребенку. Я могу на какое-то время забыть об отце.

Однажды к нам поступила крошка, которой было всего четыре дня от роду – самый

маленький ребенок, которого я держал на руках. У ее матери случился приступ во время

родов, она умерла днем позже. Малышка пробыла у нас шесть месяцев, пока ее бабушка и

дедушка сражались в суде за право опеки. Мы видели ее первую улыбку, накормили ее

первой ложкой детского питания.

Кристин плакала несколько дней, когда ее забрали.

Она всегда плачет, когда их забирают. Даже если это всего лишь на сутки.

Затем она обнимает меня за плечи и говорит, как им повезло, что им позволили

оставить меня навсегда.

Это никогда не смущало меня до сего момента, когда я осознаю, какой огромный

секрет я скрываю от них.

Письмо моего отца прожигает горячее красное клеймо в моем сознании.

«Надеюсь, ты заставишь меня гордиться тобой».

Я не могу им рассказать.

Полицейская машина стоит перед нашим домом, когда я сворачиваю за угол. В этом

нет ничего необычного, особенно в случае экстренного размещения. Я прохожу через

переднюю дверь, ожидая услышать плач ребенка или младенца, но в доме неожиданно

тихо. Может быть, это действительно маленький ребенок, спящий в переноске.

Приглушенные голоса доносятся из коридора, рядом со спальней Джеффа и

Кристин. Я начинаю подниматься по ступеням.

Джефф появляется в коридоре.

– Рев, – говорит он тихо. – Спускайся вниз. Надо поговорить.

Я медлю, и наше столкновение у ароматизированной миски вспыхивает в моем

сознании. Письмо моего отца жжет мой карман.

– Я не... прости, что накричал.

– Все в порядке. – Он спускается по ступеням и легко хлопает меня по плечу. –

Тебе можно быть подростком. Ты в порядке?

Нет.

– Да.

– Спускайся вниз. Мне нужно с тобой поговорить.

Он направляется на нижний этаж, но я задерживаюсь на лестнице, таращась на него

сверху. Внезапно, я становлюсь семилетним и таращусь вниз с другого лестничного

пролета, не зная, что ожидает меня внизу.

– Рев?

Я моргаю и снова становлюсь собой.

– Прости.

Я все еще не услышал плач ребенка наверху... и это должен быть ребенок, потому

что от младенцев всегда ужасно много шума. Джефф сидит на диване и жестом указывает

мне сделать то же самое.

Он выглядит так, будто предстоит разговор.

– Я сэкономлю тебе немного времени, – говорю я. – Я знаю, что такое секс.

Он улыбается.

– Забавно. – Пауза. – Бонни звонила ранее. Им нужно было место для срочного

размещения.

Бонни – социальный работник. Они с Кристин близкие подруги.

– Мама написала мне. Я видел полицейскую машину.

– Его зовут Мэтью.

– Ладно.

Я жду, когда Джефф перейдет к сути дела, потому что появление в нашем доме

нового ребенка – не из ряда давай-сядем-и-поговорим-об-этом новостей. Я к этому

привык. Обычно мне это нравится.

– Мэтью четырнадцать.

Я замираю.

– О.

Я не уверен, как на это реагировать. Они никогда раньше не брали подростков.

Самому старшему ребенку, который у нас оставался, было девять лет и он остался всего на

одну ночь, после того, как его отец упал с лестницы в подвале, и его бабушка не могла

сесть на самолет из Балтимора до следующего утра. Я прокручиваю эту новость в голове и

представляю, что должен радоваться, что мне не придется снова менять пеленки.

Я не против того, чтобы здесь жил ребенок постарше. По крайней мере, я так

думаю. Что мне отчасти нравится в Джеффе и Кристин – это то, что они готовы

приветствовать каждого человека в своем доме.

Но как только эта мысль возникает у меня в голове, в сознание тут же

закрадывается и сомнение. Появление другого подростка будет означать кого-то с

вопросами и суждениями по поводу нашей семьи. Обо мне. Я почувствовал это в тот

момент, когда девчонка позади церкви поняла, кто я такой. Все в школе знают, кто я такой, даже если только отдаленно. Сложно скрывать свой статус фрика, когда носишь толстовки

с длинными рукавами в самую жару летом. Еще сложнее скрывать, что ты усыновлен, когда ты – белый, а твои родители – темнокожие.

Не то, чтобы я когда-либо хотел это скрыть. Но люди болтают всякое.

– Мэтью побывал в четырех приютах за последний год, – говорит Джефф. – Он

затеял драку сегодня днем, и его приемная семья вызвала полицию. Никто не выдвинул

обвинений, но они не хотят, чтобы он там оставался.

Четыре приюта за последний год? Я не знаю, что на это ответить.

– Что произойдет, если он не останется здесь? – спрашиваю я.

Джефф медлит.

– Его отправят в Челтенхем. У него уже было две стычки с приютами.

Исправительная колония для несовершеннолетних.

– Вау, – тихо говорю я.

– Бонни считает, что он не доставит проблем, – продолжает Джефф. – И ты знаешь, что Кристин готова открыть дверь любому ребенку в стране. Но я хочу быть уверен, что

ты не против.

– Я не против.

Джефф наклоняется вперед.

– Ты уверен?

Понятия не имею. Мои эмоции разбросаны в миллион разных направлений. Я ни в

одной из них не уверен.

– Он может остаться. – Мой голос звучит хрипло.

– Рев. Мне нужно, чтобы ты был честен со мной.

Он говорит о Мэтью, а не о письме, спрятанном у меня в кармане, но его слова

заставляют меня вздрогнуть.

Мне нужно заговорить, чтобы скрыть это, потому что я замечаю, как Джефф

морщится в ответ.

– Все в порядке, – быстро говорю я. Мне приходится откашляться. – Это будет по-

другому, но все будет в порядке.

Затем я поднимаю взгляд.

– А где он будет спать?

Свободная комната обставлена для детей младшего возраста. Там стоит кроватка

для младенцев и люлька, комод, столик для пеленания и кресло-качалка. Цветовая гамма

подобрана в персиковых и белых тонах, с алфавитом, тянущимся по потолку. Кроме

кресла-качалки в этой комнате нет ни одного подходящего для подростка предмета мебели.

Джефф вздыхает.

– Это вторая причина, по которой мне нужно было с тобой поговорить.

* * *

Это не первый раз, когда я делю комнату с кем-то. Деклан постоянно остается на

ночь. Джефф и Кристин поставили здесь кушетку специально для него. Джефф сказал, что

это только до субботы, когда он купит кровать нормального размера, но, так или иначе, Мэтью нужна кровать, так что теперь он здесь.

Сейчас уже за полночь. Он не спит.

Так же, как и я.

Он меньше ростом, чем я ожидал, хотя и крепок. Джефф сказал, что Мэтью начал

драку, но, определенно, не он ее закончил. Вся левая часть его лица – кровавое месиво, отек и синяки тянутся от виска к челюсти. Его щека треснула и кровоточила в какой-то

момент, пятна засохшей крови прилипли на его лице в тех местах, где, вероятно, было

слишком больно ее отдирать. Его движения резкие и осторожные. Я гадаю, с кем он

дрался.

Скорее всего, мне придется гадать еще какое-то время. Он сказал мне всего два

слова. «Привет», когда Кристин познакомила нас, и «Ок», когда я сказал ему, куда он

может положить свои вещи, которые он нес в белом пакете для мусора.

И это все. Он почистил зубы и забрался в кровать. Полностью одетым. В джинсах и

всем остальном.

Не мне судить. На мне футболка с длинными рукавами и треники.

После описания Джеффа я ожидал... чего-то другого. Агрессии. Гнева.

Неповиновения. Некоторой дерзости.

Мэтью тихий, но бдительный. Сейчас он наблюдает за мной, краем глаза, хотя его

взгляд устремлен в потолок. Напряжение накрыло комнату, словно слишком тяжелое

одеяло.

– Иди спать, – говорю я тихо. – Я не стану тебя доставать.

Он не отвечает. Не двигается. Он даже не моргает.

Мой телефон звенит. Деклан.

Дек: Как твой новый сосед по комнате?

Я написал ему ранее, чтобы дать знать, что происходит, но так и не ответил на его

первое сообщение о том, что случилось. Теперь оно висит над нашими последними

сообщениями, словно гигантский слон в комнате. На экране. Как угодно.

Я обращаюсь к насущной проблеме.

Рев: Тихий

Дек: Как его зовут?

Рев: Мэтью

Дек: Он поедет с нами завтра в школу?

Хороший вопрос. Я всегда езжу в школу с Декланом. Мне нужно спросить

Кристин.

– Мы заперты? – Голос Мэтью хриплый и низкий.

Я смотрю на него. Он, наконец, перестал таращиться на потолок.

Я не понимаю его вопроса.

– Заперты?

– В спальне. – Он бросает взгляд на закрытую дверь. – Мы заперты здесь на ночь?

У меня уходит секунда, чтобы переварить то, что он имеет в виду. Я опускаю

телефон.

– Нет.

– Мне можно выйти в туалет?

– Да.

Я стараюсь не показывать тоном, насколько это необычный вопрос, а только то, что

я отвечаю на него, без всякого суждения. Довольно сложная задача для такого короткого

слова.

Пока его нет, я снова возвращаюсь к своему телефону.

Рев: Он только что спросил меня, запирают ли мама с папой нас на ночь в

нашей спальне.

Дек: Отстой

В точку.

Я закусываю губу и изучаю нашу переписку. Может быть, я просто воображаю

расстояние между нами, но я ненавижу скрывать от него что-то. Уже достаточно тяжело

скрывать это от Джеффа и Кристин.

Но теперь, когда я скрыл этот огромный секрет, я не уверен, как с этим справиться.

Пока я раздумываю, я осознаю, что Мэтью уже долго нет. Я не слышал текущей

воды или спуска туалета.

Я опускаю телефон в карман и босиком крадусь из комнаты. Дверь ванной открыта, свет выключен. Дверь в спальню Джеффа и Кристин закрыта. Весь дом погружен в

темноту.

Тишина окутывает меня. Я направляюсь вниз по коридору, в кухню.

Вдруг я его замечаю, внизу лестницы, уставившегося на входную дверь – которая

заперта на двойной замок. Чтобы открыть ее изнутри, нужен ключ.

Я останавливаюсь наверху лестницы.

– Мы заперты в доме, – шепчу я.

Он оборачивается и прижимается спиной к двери. В его руке нож.

В моем мозгу дважды раздается щелчок.

Нож. В его руке.

Это нож для чистки овощей из кухонного гарнитура, но все же это нож.

Никогда еще ребенок в нашем доме не брался за оружие.

Это был самый длинный день в моей жизни. Я почти что говорю это вслух, но

затем смотрю на лицо Мэтью и осознаю, что его день был еще длиннее. Я получил

письмо. У него побитое лицо.

Я понятия не имею, что делать. Позвать Джеффа и Кристин? Отправят ли они его в

колонию? Сделаю ли я ему снисхождение или закончу это прямо сейчас?

Я задумываюсь над тем, в каком положении я его застал. Он схватил нож и

направлялся к передней двери. Он не пошел за мной. И ни за кем в этом доме.

В следующее мгновение он, вероятно, попробовал бы выскочить через заднюю

дверь – которая отодвигается в сторону и закрывается обычной защелкой – и исчез бы.

Я сажусь на верхней ступени.

– Я же сказал, что не собираюсь тебя доставать.

Слова должны его успокоить, но это также служит напоминанием мне. Я мог бы

сцепиться с ним. Гораздо сильнее, чем тот, кто разбил ему лицо.

Эта мысль связывает меня с моим отцом, и я стараюсь выкинуть ее из головы.

– Опусти нож и отправляйся назад спать, и мы сможем сделать вид, что этого не

произошло.

Мэтью таращится на меня и ничего не говорит. Его грудь быстро вздымается и

опускается.

Я не двигаюсь. Я могу быть терпеливым.

Очевидно, он тоже.

Проходят десять минут. Двадцать. Я прислоняюсь головой к стене. Его дыхание

замедлилось, но он все так же продолжает стискивать нож.

Тридцать минут. Он скользит вниз вдоль двери, пока не опускается на коврик. Я

приподнимаю брови, но он продолжает таращиться на меня и сжимать нож в руке.

Ладно.

Проходит час. Тишина становится напряженной. Помимо воли, мои глаза начинают

закрываться.

Должно быть, его тоже.

Потому что именно так, заснувших, находит нас Кристин на следующее утро в

шесть часов.

Глава 5

Эмма

Пятница, 16 марта 3:28 утра

От: N1ghtmare

Кому: Azure M

Не заставляй меня найти тебя, сука.

И ему доброе утро.

Это я не удаляю. И пока что не блокирую его. Сначала кофе.

Мама оказывается на кухне, когда я спускаюсь вниз. Она стоит у стойки и ест

фрукты и творог на завтрак. Сейчас едва ли половина седьмого утра, но она уже приняла

душ и оделась на работу. Она также пробегает пять миль каждое утро. Настоящий пример

дисциплины.

– Ты выглядишь усталой, – говорит она мне.

Я размышляю, хуже ли это того, что какой-то придурок в Интернете зовет меня

сукой.

Я пожимаю плечами и достаю кружку.

– Скажи это тем, кто придумал школьную систему. Не я составляю расписание.

– Как долго ты не ложилась спать?

До двух. Я гоняла по миссии с Итаном, пока мои глаза не начали слипаться. Кейт

присоединилась к нам после того, как ее мама пошла спать и не было никого, чтобы

сторожить семейный компьютер. Мы начали игру в OtherLANDS и перешли в Battle Guilds (Гильдия Сражений), когда он спросил, не хотим ли мы заняться чем-нибудь новым. Я не

часто играю в эту игру, потому что она была разработана соперником папиной компании, но не стала пренебрегать приглашением. Этого никогда не случалось раньше. Обычно

парни отписываются, чтобы поиграть с кем-то еще.

Я снова пожимаю плечами и достаю сливки из холодильника.

– Не помню. Я читала.

– Я уже говорила тебе раньше, что мне не нравится, что ты пьешь кофе, Эмма.

А я и раньше ее игнорировала. Я кладу четверть кружки сахара.

– Прости, что?

Она поджимает губы.

– Я знаю, что твой отец не ложится до самого утра, но ему не нужно быть на

занятиях в семь тридцать утра.

– Это потому, что ему повезло.

– Это потому, что он взрослый. – Она делает паузу. – Или, по крайней мере, делает

вид...

– Мама. – Я резко смотрю на нее. Она знает, что я не люблю ее нападки.

– Я знаю, что ты любишь компьютеры и игры, но надеюсь, ты понимаешь, какая

конкуренция...

– Потому что ты сразу скользнула в медицину? – Я отпиваю глоток своего кофе и

направляюсь к лестнице. – Я и забыла, как легко тебе удалось поступить в Колумбийский

университет.

– Эмма. Эмма, вернись.

Я уже на полпути вверх по лестнице.

– Мне нужно в душ.

Я радуюсь душу и шуму воды в поддоне. Я делаю воду настолько горячей, насколько могу вытерпеть, и встаю под струи. Вода обжигает голову.

«Не заставляй меня найти тебя, сука».

Мои глаза горят, и я подставляю лицо под струи воды. Ненавижу таких людей, как

он. Ненавижу.

У папы есть сотрудница, которой приходится гораздо хуже. Смертельные угрозы.

Угрозы изнасилования. Это широко распространено в этой индустрии. Мне нужно

научиться справляться с этим сейчас, если я хочу построить на этом карьеру.

И все же. Слова глубоко засели у меня в сознании, постоянный голос тревоги. «Не

заставляй меня найти тебя».

Я напоминаю себе, что ему, скорей всего, тринадцать лет и скучно.

Дверной замок щелкает.

– Эмма. Я хочу с тобой поговорить...

– Мама! Господи, я же в душе!

– Ты же знаешь, что есть занавеска. И я твоя мать. И врач. Я видела...

– Мама!

– Эмма. – Ее голос звучит ближе. – Я вовсе не против компьютеров и

программирования. Надеюсь, ты это знаешь. Но я беспокоюсь, что привычки твоего отца

могли дать тебе неправильное представление...

– Мам. – Я прикрываю лицо занавеской и смотрю на нее. Она сидит на крышке

унитаза. Пар от душа уже впитался в пряди ее челки. – Папа работает не меньше тебя. Я

знаю, что это не только развлечение и игры.

– Я просто хочу быть уверена, что ты осознаешь, что творческим людям

приходится тяжелее. Мы вели бы тот же разговор, если бы ты захотела стать художницей...

или писательницей... или актрисой... – Ее голос обрывается и, кажется, она недовольна ни

одной из названных профессий.

Шампунь попадает мне в глаза и снова ныряю в душ.

– Вау, спасибо за разговор о том, чтобы следовать своим мечтам.

– Мечты не оплатят ипотеку, Эмма. Я просто хочу убедиться, что ты думаешь

объективно. Ты в предвыпускном классе старшей школы.

– Мама, я вполне уверена, что знания по программированию помогут мне найти

работу.

– Я знаю это. Но игры до двух часов ночи и зомбированное состояние в течение дня

– нет.

На это мне ответить нечего. Она заставляет меня чувствовать себя такой

неудачницей.

В сочетании с сообщением, которое я получила сегодня утром, жжение в моих

глазах возвращается.

– Ты сделала уроки? – спрашивает она.

– Конечно. – Мой голос почти срывается, и я надеюсь, что шума воды достаточно, чтобы заглушить это.

– Эмма? – Кажется, мама удивлена. – Ты чем-то расстроена?

– Я в порядке.

Она пытается отодвинуть занавеску в сторону.

Я хватаю ее и задергиваю.

– Мама! Ты издеваешься?

– Я просто хотела убедиться...

– Ты можешь выйти отсюда? Мне нужно подготовиться к школе.

Долгий момент она ничего не отвечает.

В течение этого момента я думаю обо всех тех вещах, которые хочу ей высказать.

Ты знаешь, что я написала свою собственную игру? Я полностью ее создала. И

люди действительно в нее играют. Сотни людей. Я это сделала. Я ЭТО СДЕЛАЛА.

Я в ужасе от того, что она посчитает это пустой тратой времени.

А затем заставит удалить ее, чтобы я могла сосредоточиться на чем-нибудь «более

продуктивном».

– Эмма, – зовет она тихо.

Я смахиваю воду с лица.

– Мам, все в порядке. Я в порядке. Иди на работу. Я уверена, тебя ждут пациенты.

Я задерживаю дыхание, и в этот момент разрываюсь между надеждой, что она

останется и надеждой, что она уйдет.

Не знаю почему. Это нелепо. Она презирает все, что мне дорого.

Затем дверь щелкает, и это не имеет значения. Она сделала именно то, о чем я

просила.

* * *

– Почему они не продают кофе на ланч? – произносит Кейт.

Она так же расплачивается за наши игры до двух ночи. Мы почти что

распластались на обеденном столе. Даже ее макияж кажется тусклым этим утром: блестящая подводка для глаз почти такая же смелая, как и она сама.

– Потому что они садисты. – Я накалываю кусок пиццы на своем подносе. –

Хочешь промотать следующую пару и пойти в Dunkin` Donuts?

– Если меня поймают, моя косметика окажется в мусорке и мама продаст мою

камеру.

– Какая же это будет трагедия.

Она немного вздрагивает, и я осознаю, что сказала. Я морщусь.

– Прости. Я не хотела... Я даже не знаю, что говорю.

Ее выражение лица застывает где-то между обидой и смущением.

– Что ты имела в виду?

– Я ничего не имела в виду, Кейт. Правда.

Она смотрит на меня, словно раздумывая, надавить ли ей на меня или оставить как

есть.

Я даже не знаю, почему так сказала. Мне нужно проверить связь между моим

мозгом и языком.

– Это было глупо. Я пыталась пошутить, но слишком устала для этого.

Тонкая линия появилась между ее бровей, но она откидывается назад.

– Ладно. – Она делает паузу, и медленно растущая стена между нами только что

стала на пару кирпичей выше.

Я собиралась рассказать ей о Nightmare, но сейчас между нами повисло

напряжение. Кейт все равно не поняла бы. Худший вид троллей, с которыми ей приходится

сталкиваться, это те, кто обвиняет ее в том, что она крадет чужие идеи по макияжу или

называют ее уродкой. У нее нет проблем блокировать их. Она не смогла бы понять, почему

я не могу сделать то же самое.

Движение в кафетерии привлекает мое внимание. Парень, которого я встретила

позади церкви, сидит за столом в углу. Сегодня на нем темно – Бордовая толстовка, капюшон надвинут так низко, чтобы скрыть его глаза от посторонних взглядов. Перед ним

на столе расставлена полудюжина пластиковых коробок с едой. Похоже, он делится ею с

другим парнем с рыже-каштановыми волосами.

Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз я видела, чтобы парни делили

ланч.

Смотрите-ка, мне и одного пальца хватит.

Ровно столько же раз я слышала, как парень цитирует Библию.

Я достаю пурпурную ручку из сумки и рисую полоски вокруг своих ногтей лишь

для того, чтобы чем-то занять руки, пока таращусь на Мистера Высокий, Темный и

Загадочный. Девушка присоединяется к двум парням в дальнем углу. Она симпатичная, с

длинными, блестящими темными волосами и в облегающей одежде. Опрятная. Гламурная.

Тот тип девчонок, которых я, обычно, избегаю по той простой причине, что они всегда

выглядят абсолютно собранными, а мне, обычно, требуется экран компьютера передо

мной, чтобы нормально общаться. Я понятия не имею, кто она.

И все же, она сидит рядом с Мрачным Потрошителем, а не на задворках, сплетничая о нем, так что, возможно, она не так уж плоха.

– Почему ты можешь рисовать на своих ногтях, а мне нельзя делать то же самое с

настоящей косметикой? – спрашивает Кейт.

Моя рука замирает.

– Ты можешь делать что угодно с косметикой, – говорю я резко. – Это было глупое

замечание.

– Хорошо.

Звучит вовсе не хорошо. Я медлю, желая знать, как это исправить.

– Я наблюдала за тем парнем. Ты его знаешь?

Она поворачивается на скамейке, чтобы посмотреть.

– Ага, – говорит она. – Он в моем классе по социологии. А что?

– Как его зовут?

– Рев Флетчер. А что?

Я наблюдаю за тем, как он накалывает еду из контейнера на вилку. Настоящую

металлическую вилку.

– Он гей?

– Погоди. Дай проверю. – Она хмурится. – Упс. Извини. Телепатия сегодня не

работает.

Я не могу решить, пытается ли она поднять мне настроение или, наоборот, грубит.

– Ты не знаешь, что у него за фишка по поводу капюшонов?

Она снова бросает взгляд через плечо.

– Нет. Хотя мистер Ван Айк заставляет его снять капюшон во время занятий.

– Он каждый день их носит?

Не знаю, какое мне до этого дело, но это похоже на то, что я нашла поисковик, но

скорость загрузки информации просто убийственно медленная.

– Да. Впрочем, каждый день разные. От него не воняет или типа того. Он очень

тихий. И не очень-то разговорчив. – Она делает паузу. – Почему тебя интересует Рев

Флетчер?

Не знаю. Но не могу подавить это чувство.

«Ты в порядке?

Нет»

Сейчас, кажется, у него все хорошо. Но также и... нет. Маленькая, скрытая часть

меня хочет подойти к нему и снова спросить его.

Представляю, как это будет. «Эй, помнишь меня? Ты напугал меня позади церкви. И

накормил мою собаку наггетсами. А еще мы обсуждали экзистенциализм?»

Ага, как же.

У него есть друзья. Он обедает. Я ему не нужна.

Но если у него есть друзья, почему он прятался позади церкви с тем письмом?

– Эмма?

– Не важно, – отвечаю я Кейт. – Я встретила его, когда гуляла с собакой.

– Это было странно? Мне кажется, он должен странно себя вести вне школы. – Она

строит гримасу. – В смысле, он странно себя ведет и внутри школы.

– Не странно. – Я делаю паузу. – Необычно.

– В чем разница?

– Ты каждый день по новому малюешь лицо. Сама мне скажи.

Она резко отклоняется назад, и мне немедленно хочется затолкать свои слова назад.

Я вовсе не хотела обидеть ее... или, может, хотела. Я слишком устала, чтобы сказать

наверняка.

Кейт закидывает рюкзак на плечо.

– Мне нужно поменять пару учебников перед занятиями. Увидимся позже, ок?

Прежде, чем я могу что-то ответить, она проталкивается сквозь поток учеников.

Я со вздохом собираю свои вещи и сама отправляюсь на занятия.

Я единственный юниор в классе программирования. А также одна из всего трех

девушек. В прошлом году я проспала всю Подготовку к Программированию, но это было

обязательной вводной. Я сама могла бы давать по ней уроки. Когда мистер Прайс заметил, что я делаю домашку по другим предметам в то время, как он монотонно бубнил у доски, он предложил заработать дополнительные баллы, если я разработаю что-то

самостоятельно. Думаю, он ожидал чего-то простого и жалкого, такого, чтобы

снисходительно потрепать меня по голове и сделать вид, что бросил мне вызов. Когда же

он зарегистрировался на OtherLANDS, он подавился своим кофе.

Серьезно. Он чуть меня всю не обрызгал.

Это не первая моя игра. Это шестая. Никто не выходит из стен этого класса с

готовым РПГ (генератор программы печати результатов анализа данных). Ну, никто из тех, кого я знаю. Ни даже мой отец. Он начал обучать меня программированию, когда мне

было семь лет, показав мне Pong и сказав, что хочет увидеть, смогу ли я его воссоздать. К

тому времени, как мне исполнилось десять, я начала создавать базовые

двухдимензиональные игры. К тринадцати годам я уже могла справиться с графикой 3Д.

OtherLANDS – самая сложная вещь, которую я когда – Либо создавала.

Папа никогда в нее не играл. Он даже не знает о ней.

Он старший программист в Axis Gaming. Его последняя разработка должна

подключаться к мобильным устройствам, позволяя людям свободно переключаться от

игры на десктопе к своим мобильным телефонам, переходя от боевых миссий к

поисковым. Я видела некоторые скриншоты, и это потрясающе.

Не могу дождаться, когда покажу папе OtherLANDS. Но сначала она должна быть

идеальной.

Это значит, что я не могу допустить, чтобы герои в моей игре исчезали в части

горы.

Мистер Прайс вводит код в главный проектор. На каждом компьютере стоит

защитный экран, чтобы предотвратить подглядывание, и я могу делать все, что захочу. Я

регистрируюсь на сервере OtherLANDS и достаю блокнот, чтобы начать «делать заметки».

И там, прямо наверху, меня ожидает утреннее сообщение от Nightmare.

Мой палец замирает над кнопкой «Удаление Игрока».

Я это делаю. Я ее нажимаю.

А затем удаляю его сообщение.

Все кончено. Дело сделано. Он исчез. Он больше не сможет доставать меня здесь.

Облегчение почти что могущественное.

Он может доставать меня на 5Core, но этот сайт охраняется школьной системой

страны. Я могу сообщить о нем администратору, если он продолжит присылать письма с

угрозами.

Я смотрю на доску. Мистер Прайс продолжает бубнить, так что я начинаю рисовать

карту. Я хочу попытаться создать игровой сервер насекомых. Я еще не создавала ничего, что может летать, и мне нужно испытание. У меня могли бы быть рои пчел, пауков, жалящих скорпионов, бабочек, которые бросают целебные зелья ... Хммм.

Мой компьютер мигает мне.

Новое сообщение. Мои глаза задерживаются на отправителе, и я замираю.

Пятница, 16 марта 12:26 дня

От: N1ghtmare

Кому: Azure M

Хорошая попытка.

Ты только что перешла на личности.

Глава 6

Рев

От: Роберт Эллис

Кому: Рев Флетчер

Тема: Молчание

Я полагаю, моменты тишины – самые громкие.

Твое молчание говорит о многом, Сын.

Две строчки, и вина уже грызет меня изнутри. Мое молчание кажется

преступлением против каждого человека в моей жизни.

Я не ответил своему отцу.

Я не рассказал Джеффу и Кристин.

Я не рассказал Деклану.

Сегодня, оглушительное молчание просто сминает меня. Мы обедаем как «семья», но никто не разговаривает. Кристин приготовила закуски на завтрак: французские тосты с

яичницей, жареный бекон и сосиски, жареный картофель, и нарезанные фрукты со

взбитым кремом. Приятная еда, потому что обстановка в доме кажется неуютной. Я

перекатываю еду по тарелке, уставившись взглядом в салфетку под приборы.

Мэтью сидит на другом конце стола, делая ровно тоже самое.

Я был удивлен застать его дома, когда вернулся из школы. Я был полностью уверен, что история с ножом заставит его вернуться в лапы органов опеки. Когда Кристин застала

нас этим утром, она оценила ситуацию, затем положила руки мне на плечи и спокойно

сказала идти готовиться к школе.

Я бросаю взгляд через стол. Мэтью выглядит изнуренным. Синяки на его лице

потемнели и стали более заметными. Очевидно, Бонни, его социальный работник, снова

возвращалась в приют и у них всех состоялся длинный разговор.

Не знаю, о чем они там говорили, но так или иначе это позволило ему задержаться

здесь еще на одну ночь. Он совершенно точно не выглядит раскаивающимся. Но также не

выглядит и агрессивным. Очко в его пользу? Понятия не имею.

Джефф сказал, что Мэтью пообещал спрашивать разрешения, прежде чем уйти из

дома.

Так убедительно. Время для конфетти.

– Рев, милый, можешь передать сосиски? – Голос Кристин фальшиво – бодрый.

Таким тоном она разговаривает с малышами, которые демонстративно размазывают еду –

или хуже – швыряют ей в стену.

Передавая еду, я вынужден поднять взгляд и вижу, что Мэтью наблюдает за мной, не глядя на меня открыто, так же, как делал это прошлой ночью.

Знакомое напряжение сковывает мои плечи. Я чувствую необходимость занять

оборонительную позицию, и пока что еще ничего не произошло.

Джефф сидит в конце стола, наблюдая за нами обоими. Он также не проронил ни

слова. Он не выглядит довольным.

Голос Кристин все еще привычный.

– Ты ничего не рассказал о школе сегодня, Рев.

– Все как обычно. – Я засовываю кусок французского тоста в рот, чтобы избавить

себя от необходимости сказать что-то еще.

– Деклан не хотел присоединиться к нам сегодня?

Мой лучший друг обычно обедает с нами по пятницам, давно сложившаяся

традиция еще со времен, когда ему приходилось избегать своего отчима. Я заставляю себя

сглотнуть.

– Он на свидании с Джульеттой.

Снова.

Впрочем, все в порядке.

Я разговаривала с мистером Дивиглио сегодня. Мэтью начнет занятия с

понедельника. Я подумала, что было бы мило с твоей стороны помочь ему немного

освоиться.

Мистер Дивиглио – завуч школы. Французские тосты превращаются в камень у

меня во рту и мне больно глотать. Как только я снова могу говорить, я впиваюсь взглядом

в глаза Мэтью, почти что вынуждая его посмотреть на меня.

– Если тебя поймают с ножом в школе, тебя исключат.

– Рев, – говорит Кристин мягко. Не совсем с упреком, но почти.

– Я раньше ходил в Хэмилтон, – говорит Мэтью, уставившись в тарелку. – Я знаю, как там все устроено. – Пауза. – И правила.

Джефф прочищает горло. Его голос низкий и спокойный, скрадывающий некоторое

напряжение, повисшее в комнате.

– Хорошо. Значит, тебе будет легче войти в привычную колею.

Его спокойствие напоминает мне о том, что большая часть напряжения создана

моим воображением. Мне нужно успокоиться. Я пожимаю плечами и накалываю

очередной кусок тоста.

– Он может поехать в школу с нами. Деклан не будет против.

Вообще– То, Деклан, скорее всего, будет очень даже против, и не станет этого

скрывать. Я представляю своего лучшего друга, заставшего Мэтью в прихожей с ножом в

руке.

Деклан бы впечатал его в стену.

– Разве здесь не ходит автобус? – спрашивает Мэтью. Он все еще продолжает

таращиться в тарелку.

На мгновение за столом повисает тишина.

– Здесь ходит автобус, – осторожно произносит Кристин. – Но дорога до школы

занимает сорок минут. Тебе бы пришлось стоять на остановке уже в шесть – двадцать.

Он ничего не отвечает.

Я наблюдаю за ним. Чувство такое, будто я облажался, даже не стараясь.

– Тебе не обязательно ездить на автобусе. Ты можешь ездить с нами.

– Шесть-двадцать – нормальное время. – Он откусывает кусок и тихо продолжает. –

Я могу вставать рано.

Его слова кажутся осознанными и просчитанными, и я не могу понять, взаправду

ли это, или мое собственное взвинченное душевное состояние воспринимает все

неправильно.

«Твое молчание говорит о многом, Сын».

Я отодвигаю стул от стола.

– Можно мне выйти из-за стола?

Джефф и Кристин обмениваются взглядом, а затем она смотрит на меня.

– Ты едва что-то съел.

– Ты запаковала мне много еды на ланч. – Я медлю, не желая показаться грубым. –

Дай мне знать, когда закончите. Я могу убрать со стола.

Она наклоняется и гладит мою руку, слегка пожимая ее.

– Не волнуйся об этом. Делай то, что должен делать.

* * *

Я надеваю одежду, чтобы отправиться в тренажерный зал, но в последнюю минуту

передумываю. Мне отчаянно нужно выбраться из дома, но мысль о том, чтобы покинуть

дом, заставляет мой рычаг управления стрессом до конца переключиться вправо. Если бы

я мог пойти к Деклану. Если бы я мог все ему рассказать.

В то же время, я этого не хочу. Я чувствую себя слишком разоблаченным. Слишком

незрелым.

Нет. Мне стыдно.

Я думаю о девушке позади церкви.

«Ты боишься».

Я годами учился не испытывать страх. И теперь, всего парой коротких

предложений, мой отец разрушил всю мою защиту.

Я атакую тяжелый мешок в подвале. Я начинаю с ударов ногой, затем ударов

кулаком, затем хуки и выброс колена, прежде чем повторить все упражнение заново.

Сначала я сбиваюсь с ритма и действую неуклюже, чего не чувствовал уже много лет. Но в

конечном итоге мой разум подключается, и в действие вступает мышечная память. Я

полностью отдаюсь силе каждого движения.

Когда я был маленьким, а Джефф и Кристин только стали новыми приемными

родителями и я был их первым приемным ребенком, я каждую ночь с ужасом ждал того, что мой отец заберет меня и будет мучить за малейшую привязанность к ним. Кристин

приходила ко мне в комнату каждую ночь и читала мне историю, в то время как я

таращился в потолок и делал вид, что не слушаю ее. Мне никогда не позволялось иметь

книги о магии, фэнтези или о чем-то, не связанном с религией, так что я слушал, как она

читает «Гарри Поттер и Философский Камень» и был уверен, что дьявол выползет из пола

и утащит меня прямо в ад.

Этого не случилось. Очевидно.

Ко второму месяцу она перешла к «Гарри Поттеру и Тайной Комнате», и я перестал

пялиться в потолок. Я над чем-то рассмеялся. Кристин придвинула стул ближе к кровати, так, что я мог рассмотреть картинки к главе.

Я едва помню эту историю.

Но помню, что когда она закрыла книгу, я расплакался.

– Что случилось? – спросила она.

– Я не хочу возвращаться.

Ей не нужны были пояснения. Она знала, что я имею в виду.

Это было одно из немногих мгновений, когда ее голос стал твердым, как сталь.

– Ты никогда не вернешься туда.

«Твое молчание говорит о многом, Сын».

Мое горло сдавливает, а глаза внезапно начинает жечь. Слова работают против меня

в обоих направлениях. Я не просто избегаю его. Я также избегаю Джеффа и Кристин. Я

избегаю своего лучшего друга.

Я впечатываю кулак в мешок, и моя рука дрожит от усталости. Я отступаю назад, запыхавшись, и убираю волосы с глаз. Джефф и Кристин разговаривают наверху, их

голоса звучат приглушенным бормотанием.

Я опускаюсь на силовую скамью, снимаю перчатки и не глядя выпиваю половину

бутылки воды. Холодная воды почти обжигает, что одновременно и прекрасно и ужасно.

Холодная тишина нижнего этажа окружает меня.

А затем, словно в моем мозгу щелкнул переключатель, я осознаю, что я здесь не

один. Может быть, воздух колеблется или тень сдвигается, но атмосфера меняется.

Я делаю еще один глоток воды, напрягая зрение. Должно быть, это Мэтью.

Я не слышу его дыхания, но он должен быть где-то здесь. Я его не боюсь. Не

совсем. Сознательно я понимаю, что он не представляет для меня большой угрозы.

Но более темная, примитивная часть моего мозга не принимает никакой вид

угрозы. Особенно теперь, когда воспоминания о моем отце прокладывают себе путь на

поверхность моего сознания.

– Выходи, – говорю я низким голосом, не оставляющим места для споров.

Каким-то образом атмосфера вокруг становится еще более тихой.

– Выходи, – повторяю я.

Ничего.

Мое сердцебиение чуть участилось, молотком отдаваясь в грудной клетке. Свежая

струйка пота крадется вниз по моей груди. Чем дольше он остается в тени, тем меньше

мне это нравится.

Я встаю и делаю полный круг, потому что подобная тревога не позволит мне сидеть

на месте.

– Даже не думай ко мне подкрадываться.

Тишина.

«Твое молчание говорит о многом, Сын».

Может быть, это вовсе не Мэтью. У моего отца есть этот адрес. Мой отец знает, как

меня найти.

Страх тут же сдавливает мою грудь смертельными тисками. Я не могу говорить. Не

могу двигаться.

Это не мой отец. Это не может быть мой отец.

Не может.

Не может.

Мои ногти оставляют борозды в ладонях. Комната сжимается вполовину. Я в

ловушке.

Я срываюсь прочь из подвала. Мои ноги не чувствуют ступеней. Я хватаю

толстовку с вешалки у двери и широко распахиваю входную дверь. Прохладный ночной

ветер кажется стеной, через которую я прорываюсь.

Луна висит высоко в небе, звезды раскачиваются дугами. Воздух едва прорывается

в мои легкие.

– Рев!

Голос Кристин позади меня.

Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Она стоит на переднем крыльце. Кажется, что

нас разделяет целая миля.

Она не может пойти за мной. Я не знаю, что сделаю, если кто-то пойдет за мной

прямо сейчас.

– Мне нужно прогуляться. – Мой голос звучит так, будто я бежал марафон. Я

набрасываю на голову капюшон и пихаю руки в рукава.

– Подожди, – говорит она. – Папа пойдет с тобой.

– Нет. – Слово похоже на рык. – Нет. Мне нужно идти.

– Ты взял с собой телефон?

Возможно. Кто знает. Прямо сейчас мы могли бы быть на Марсе и мне было бы

плевать.

Но вопрос настолько обычный, что пробивает мою паническую атаку, словно

дротик с успокоительным. Я могу вздохнуть. Могу пощупать карман. Могу ответить.

– Ага.

– Напиши мне, если собираешься задержаться дольше часа.

Воздух становится холоднее. Мое тело становится горячее.

– Ладно. – Мой голос почти срывается. – Хорошо.

Она смотрит назад, затем снова на меня.

– Папа говорит, что ему тоже нужно пройтись. Почему бы тебе не подождать

секунду? Он обувается.

Если она продолжит говорить со мной, я потеряю сознание. Или начну рыдать.

Или проломлю кулаком окно в машине.

– Я собираюсь побегать, ладно?

Я не дожидаюсь ответа. Разворачиваюсь и бегу вниз по улице.

Глава 7

Эмма

Я снова играю в OtherLANDS. Мама бы так мной гордилась.

Впрочем, некоторая радость от этого поумерилась. Дело не только в том идиоте

тролле – которого я забанила во второй раз. Дело в странном напряжении с Кейт, которая

раньше зашла бы поиграть со мной, и, которая сейчас, вероятно, выкладывает лайв-видео

о накладных ресницах. Дело также в мамином замечании сегодня утром о том, что мечты

не оплатят ипотеку, как будто я этого не знаю.

Не понимаю, к чему вообще эти разговоры. Папа хорошо зарабатывает. Он так же

допоздна работает. Только потому, что он подсел на компьютеры, а она – на медицину, не

означает, что его время бесполезно.

Голос Итана раздается у меня в наушниках.

– Кажется, ты чем-то отвлечена.

Мы проходим миссию в Эльфийском Королевстве. Я никогда раньше не играла с

ним один-на-один, но после того, что случилось с Nightmare, после того, как Итан добавил

меня, я спросила «Мы можем просто поиграть вдвоем? Я хочу проверить, нет ли где еще

пробелов в моем коде».

Итан ничего не ответил; просто активировал миссию.

Я не подозревала, как сильно меня это напрягало, пока узел у меня в животе не

развязался.

– Прости, – говорю я. – Просто задумалась.

– Школа или родители? – Его аватар быстро пронзает эльфа, выступившего из-за

дерева.

– Что?

– Ты отвлечена из-за школы, или из-за родителей? – Он делает паузу. – Или из-за

парня?

– У меня нет парня. – Мои щеки горят, хотя в его голосе не было и намека на флирт.

Мы совершенно точно просто друзья. Если уж на то пошло.

– Может, девушка? – добавляет он. – Ни на что не намекаю.

Я смеюсь.

– Так же и не девушка. И в школе все в порядке. Это родители. Ну, то есть, мама. С

папой все нормально. – Мой аватар следует за его, пробегая через зеленое поле.

– Подожди. Я хочу добавить здесь больше текстуры. Мне нужно сделать заметку.

Его аватар останавливается.

– Дай угадаю. Слишком много игр, недостаточно сосредоточена на школе, выйди

немного на свет, прежде, чем тебе понадобятся прививки с витамином Д...

– Да! Откуда ты это знаешь?

Презрительный смешок.

– Я с этим живу. – Он делает паузу. – Но я просто играю. Она знает, что ты вообще–

То сама пишешь эти игры? Думаю, моя мама отступила бы, если бы нашла в этом какую–

То пользу.

Я сама издаю презрительный смешок.

– Моя мама думает, что стипендия в Гарвардский Медицинский Университет –

полезная вещь.

– Кто б спорил. – Его герой делает пару шагов вперед. – Ты готова?

– Ага. – Мы бежим. Ну, наши аватары. – Нет, она не знает о OtherLANDS.

– Ты шутишь? Ты написала игру.

– Знаю. – Я делаю паузу. – Она думает, что это глупо. Я боюсь, что она заставит

меня удалить ее.

– Она хочет, чтобы ты стала врачом?

– Думаю, она знает, что я не хочу идти в медицину.

– Не знаю, каким бы ты была врачом, но как разработчик игры, думаю, ты просто

отпад.

Его голос такой же бесстрастный, как и обычно, но его замечание заставляет меня

сиять. Никто еще никогда не называл меня отпадной. И уж точно не в игре.

Затем он говорит:

– В смысле, она вроде как базовая, и графика не такая интенсивная, но...

– Нет, нет, – говорю я. – Пусть будет отпадная.

Он смеется.

У него приятный смех.

Мне нужно перестать краснеть.

Мой игровой почтовый ящик вспыхивает сообщением. Я замираю. На экране, мой

аватар перестает бежать.

– М? – зовет Итан.

– Подожди. Мне пришло сообщение.

Я нажимаю горящую кнопку.

Пятница, 16 марта 7:29 вечера

От: N1ghtmare3

Кому: Azure M

Я могу делать это весь день, крошка. Скажи мне, ты готова отсосать?

У меня перехватывает дыхание. Ненавижу это.

Я не могу забанить его отсюда. Мне нужно зарегистрироваться на панели

управления админа.

– Мне нужно идти, – говорю я Итану.

– Ты в порядке? – Должно быть, он услышал, как изменился мой голос, потому что

кажется обеспокоенным.

– Я в порядке. Просто... мне нужно идти.

Крышка лэптопа захлопывается.

Я должна его перезапустить. Я должна снова зарегистрироваться и забанить этого

придурка.

Я просто не могу снова на это смотреть. Не сейчас.

Мои глаза снова горят. Мне нужно выбраться из дома. Я засовываю телефон в

карман и сбегаю по ступеням. Текси ждет у подножия лестницы с виляющим хвостом.

– Идем, – говорю я ей. Мой голос срывается. Глаза заволокло слезами. Собака

послушно следует за мной, игнорируя мои дрожащие руки, когда я пытаюсь пристегнуть

поводок к ее ошейнику. Она возбуждена предстоящей прогулкой, и ее когти отстукивают

ритм по мраморному полу прихожей.

– Эмма? – зовет мама из кухни. Она появляется в дверях с бокалом вина в руке. –

Куда ты идешь?

Я не могу смотреть на нее.

– Гулять с собакой. – Надеюсь, мой голос звучит воодушевленно, а не

эмоционально.

– Хорошо! – говорит она. – Я рада, что ты немного разомнешься.

Миссия закончена. Полагаю.

Затем мы оказываемся снаружи.

Мне нужно успокоиться. Я веду себя нелепо. Женщины получают подобные

сообщения постоянно. Это неправильно, неприемлимо, но я могу это исправить. Я только

могу его заблокировать. Моя игра свободна и общедоступна. Людям не нужно платить за

игру. Как и сказал Итан, она довольно простая. Все мои старания по обеспечению

безопасности ушли на то, чтобы убедиться, что никто не сможет взломать мою сеть. А не в

том, чтобы быть уверенной, что я знаю личности игроков. Я никогда не думала, что у меня

будет повод беспокоиться об этом.

И я не очень-то беспокоюсь сейчас. Мне плевать, кто он. Я просто хочу, чтобы он

остановился.

Голос Итана звучит у меня в ушах, но теперь он похож на насмешку. «Думаю, ты

просто отпад».

Меньше всего сейчас я ощущаю себя отпадной. Мое дыхание дрожит. Мне нужно

собраться.

Телефон вибрирует у меня в руке, так внезапно, что я почти роняю его. Дисплей

горит входящим звонком. Папа.

Я нажимаю кнопку, чтобы ответить.

– Алло? – Мой голос хриплый от слез, и я ничего не могу с этим поделать.

– Эмма? – В его голосе звучит беспокойство. – Ты в порядке?

– В порядке. – Мой голос срывается.

– Нет, не в порядке. – Его голос густой и теплый. – Что происходит?

Я не могу рассказать ему, не рассказав об игре.

И даже тогда, я знаю, что он скажет. Я и раньше это слышала.

Это ужасно, – скажет он. – Но люди выходят в Интернет и срывают всю свою

злость там, потому что могут это сделать. Это меня убивает. Но единственное, что

ты можешь сделать, это блокировать и банить их.

И он будет прав. Это все, что я могу сделать.

– Я в порядке, – говорю я. – Какой-то придурок троллит меня в Интернете. Я

продолжаю блокировать его, но он возвращается под новыми никами.

– Ты сообщила о нем администратору? Иногда они могут блокировать пользователя

от попытки зарегистрироваться с помощью адреса его электронной почты.

Отличная идея. Жаль только, что я и есть администратор. И у меня нет его адреса.

– Я попробую, – говорю я. Я всхлипываю.

– Насколько все плохо? – спрашивает папа. – Он тебе угрожает?

– Ну, это похоже на...

– Погоди, Эмэндэмс. Кто-то только что вошел. – Должно быть, он прикрыл телефон

ладонью, потому что его голос становится приглушенным. Проходит минута. Слезы на

моих щеках высыхают.

Я начинаю гадать, не забыл ли он, что я на линии.

Наконец, он возвращается.

– Эй, малыш, мне нужно идти. Мы только что обнаружили критически важную

проблему на сервере, и ты знаешь, что до выпуска времени в обрез. Ты в порядке?

– Да. Да, конечно.

– Я, скорее всего, буду поздно, но увидимся утром, ок? Не позволяй женщине –

дракону сломить тебя, пока меня не будет.

Женщина – дракон – это мама. Когда я была маленькая, это меня смешило. В

последнее время, это прозвище звучит слишком реалистично.

– Хорошо, папа.

– Просто хотел услышать твой голос. Хорошо?

Эти моменты такие редкие и короткие. Когда его слова предназначены только мне.

– Хорошо, пап. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. Что бы ни случилось. – Он отключается.

Что бы ни случилось? Что это значит?

Текси скачет на передних лапах и лает. Должно быть, увидела белку. Я едва держу

ее поводок, но тяну ее назад.

– Идем. – Я шмыгаю носом. – Забудь об этом.

Она начинает громко лаять. Затем срывается с места. Поводок выскальзывает у

меня из руки.

Тьфу.

Она убегает недалеко. Бросается через улицу, чтобы остановиться на

противоположном углу, прыгая перед парнем, который стоит прямо за линией уличного

освещения. Все ее тело извивается.

Я бегу за ней. Текси все еще стоит на задних лапах, упираясь передними ему в

грудь, но человек чешет ее за ушами. Кроссовки и черные спортивные штаны – бегун.

Голова собаки висит в сторону, язык свешивается из пасти. Она будто говорит «Разве не

видишь? Вот почему я так взволнована».

Я нагибаюсь, чтобы поднять ее поводок.

– Простите. Мне очень жаль. Техас. Текси. Вниз.

– Все в порядке.

Я узнаю его голос, и снова резко поднимаю голову. Привычная толстовка с

капюшоном скрывает большую часть его фигуры от света, но это точно он.

– О, – говорю я удивленно. – Это ты.

– Это я.

– Рев Флетчер, – говорю я, не раздумывая. Как будто он не знает собственного

имени.

Он все еще чешет Текси за ушами, но это привлекает его внимание.

– Да. – Пауза. – Рев Флетчер.

Удивительно, как он произносит это, будто напоминая самому себе. Что странно.

Затем он чуть заметно наклоняется вперед, лишь настолько, чтобы свет упал на его

глаза.

– Ты плачешь?

Я отскакиваю назад и тру лицо. Я совсем забыла.

– Нет. – Мой голос звучит гнусаво. И конечно же я всхлипываю. – Это просто... это

аллергия.

Но стоя так близко к нему, когда его лицо обращено ко мне, я замечаю, что его щеки

тоже горят, а глаза немного дикие.

Этого достаточно, чтобы вывести меня из собственной драмы. Я думаю о письме, которым он поделился прошлым вечером, о страхе в воздухе.

– Ты сам плачешь? – изумленно спрашиваю я.

– Нет, – говорит он, имитируя мой собственный тон. – Это просто аллергия.

Ни на минуту на это не куплюсь.

Текси, наконец, опускается на землю, и Рев прячет руки в карманах толстовки.

Ночь окутывает нас, словно плащ, скапливая все эти эмоции между нами. Я знаю, что выстроила стены вокруг себя, но никогда не встречала кого-то , чьи собственные стены

казались бы одинаково непреступными.

Впервые в моей груди появился маленький комок страха. Это напоминает мне о

сообщении Nightmare.

«Не заставляй меня найти тебя, сука».

Но Рев не находил меня. Я нашла его. Ну, или Текс. И когда он говорит, его тон

глубокий и наполненный смыслом, почти осязаемый. Совсем другой, чем у Nightmare в

игре.

То, что он носит толстовки с капюшоном, кажется почти несправедливым. Я

прищуриваюсь.

– Ты можешь опустить капюшон, чтобы я могла тебя увидеть?

Я ожидаю, что он откажется, но Рев поднимает руку и убирает его.

– Не на что смотреть, – говорит он.

Он ошибается. Очень даже есть на что.

Его волосы доходят ему до подбородка, темные и неяркие в лунном свете. В нем, должно быть, нет и грамма жира, потому что его черты резкие, от края его челюсти до

линии скул. Темные глаза, их цвет неразличим в лунном свете. Он сложен и двигается, как

спортсмен, но ничто в нем не говорит о «командном духе», так что я не уверена.

– Ты пялишься, – говорит он.

– Ты тоже.

Он отводит взгляд.

– Прости.

– Не стоит, – говорю я быстро. – Тебе можно смотреть.

Уф, я такая странная. Вот почему я чувствую себя лучше с клавиатурой и экраном

передо мной, особенно, когда мои мысли встряхнули и разбросали, словно детали

«Эрудита».

Я вздрагиваю и отвожу взгляд.

– В смысле... все в порядке. Мы просто стоим тут. Я не жаловалась. Я ожидала, что

ты меня увидишь.

Его глаза снова находят мои, и он ничего на это не говорит. Я не могу понять

выражение его лица.

Ох, здорово. Я сделала ситуацию еще более неловкой.

Я дергаю поводок Текси и начинаю отходить в сторону.

– Я не хотела тебя задерживать.

– Подожди.

Я жду.

Он хмурится.

– Мне кажется интересным то, что мы уже дважды сталкиваемся друг с другом.

– Как будто я тебя преследую?

Это заставляет его улыбнуться, но улыбка выходит неуверенная.

– Нет. Совсем не так.

У меня уходит секунда, чтобы понять его. Учитывая наш разговор вчера вечером, это занимает на секунду больше, чем нужно.

– Ты говоришь о судьбе? – Я изучаю его. – Или Боге? Ты думаешь, что есть какие–

То высшие силы, контролирующие мою собаку?

– Не совсем. – Он делает паузу. – Но не уверен, что нам стоит закрывать на это

глаза.

Я не знаю, что на это ответить. Должно быть, он тоже, потому что долгий момент

мы просто стоим так, разделяя ночной воздух.

Когда он снова заговаривает, его голос тихий.

– Не хочешь снова посидеть у витражей?

– Поговорить?

– Или это, или мы можем зарыть тело.

Его голос звучит невозмутимо. Он дразнит меня после того, что я сказала прошлым

вечером.

– Да, – добавляет он таким тоном, будто бы я могла не догадаться, что это была

шутка. – Поговорить.

Дайте-ка я составлю список всех тех моментов, когда парень когда – Либо

предлагал мне сесть и поговорить.

1. Прямо сейчас.

Если судьба существует на самом деле, может быть, это ее способ сказать мне, чтобы я сама взяла под контроль свою судьбу.

Боже, я начинаю мыслить, как он. Не уверена, что я против.

– Конечно. – Я смотрю на него в темноте. – Пойдем.

Глава 8

Рев

Девушка следует за мной в траву позади церкви, и мы садимся, прячась в темноте

там, где до нас не дотягивается свет уличных фонарей. Мы прислонились к кирпичной

стене, и прохладная кладка приятно ощущается на коже моей разгоряченной спины.

Я понятия не имею, что я делаю. Я даже имени этой девчонки не знаю.

Собака плюхается на траву рядом со мной, и я зарываюсь пальцами в ее шерсть.

Она прижимается ближе ко мне, кладя голову мне на колени. Я всегда хотел иметь собаку, но Джефф и Кристин беспокоятся о том, что маленькие дети могут испугаться или у них

может быть аллергия, так что мы так и не завели животное.

Я бросаю взгляд на девушку. Рыжеватые волосы перекинуты через одно плечо в

длинной, растрепанной косе, и она теребит кончик, сжимая пряди между пальцев. Мягкие

черты, хотя ее глаза насторожены, обрамленные темными очками. Веснушки повсюду. Она

использовала блестящий серебряный маркер, чтобы соединить их в созвездия на тыльной

стороне руки. Она сидит в расслабленной позе, опираясь на стену, вглядываясь в дорогу.

Это кажется каким-то чудом, что она согласилась сесть и поговорить. Я такой

придурок. Деклан никогда бы не позволил мне услышать конец этой истории.

«Значит, ты наконец– То попросил девушку поговорить с тобой... и выбрал газон

позади церкви? Чувак».

Но опять же, может быть это именно то, чего бы он ожидал.

Я снова бросаю взгляд в ее сторону.

– Могу я задать тебе личный вопрос?

– Валяй.

– Как тебя зовут?

– Эмма Блю. Это не совсем личный вопрос.

– Ты знала мое имя. Мне казалось неправильным, что я не знаю твоего.

– Я знаю твое имя только потому, что спрашивала подругу... – Эмма краснеет и

прерывается, но, должно быть, понимает, что отступать смысла нет. – Мы видели тебя в

кафетерии сегодня утром. Она в твоем классе по социологии.

– Я тоже вас видел.

Она морщится и отводит взгляд.

– Извини, что пялилась. Снова.

– Я привык к тому, что люди на меня пялятся. – Пауза. – Я гадал, значит ли это, что

я должен заговорить с тобой.

Она поворачивает голову и смотрит на меня в темноте.

– Ты мог бы заговорить со мной.

– Ты тоже могла бы со мной заговорить. – Я делаю паузу. – Я подумал, может быть, я странно себя вел вчера вечером.

– Думаю, у меня другие стандарты относительно того, что такое «странно». – Она

краснеет сильнее. – И не знаю, заметил ли ты, но я не тот тип девушки, которая просто

подходит к парню и начинает разговор.

– Это у нас общее.

– Ты тоже нервничаешь, когда разговариваешь с парнями?

– Спать не могу после этого.

Она улыбается. Не знаю, дразнит она меня или флиртует, но точно знаю, что это

первый раз два дня, когда я не чувствую себя на грани панической атаки.

Затем она спрашивает.

– Могу я задать тебе личный вопрос?

Я медлю. Я знаю, что она спросит.

– Конечно.

– Почему ты все время носишь толстовки?

Мне приходится преодолеть немедленное желание забиться в свою раковину.

Спрятаться.

– Это... долгий и сложный ответ.

Она какое-то время молчит, затем делает предположение.

– Ты слишком волосат?

Это так неожиданно, что я смеюсь.

– Нет.

Она еще какое-то мгновение раздумывает.

– Киборг?

Мне нравится, что она легко к этому относится.

– Теперь, когда ты узнала, мне, вероятно, придется тебя убить.

Она улыбается, но ее голос становится серьезным.

– Шрамы?

Я медлю. Это ближе к истине.

– Не совсем.

– Не совсем?

– Ну. – Я делаю паузу, когда напряжение снова сковывает мне плечи. Мысли о моих

шрамах заставляют меня думать о моем отце. Я подтягиваю колени к груди и кладу на них

одну руку. Другой рукой я продолжаю зарываться в шерсть собаки. – Некоторые шрамы. У

меня... было трудное детство. Но я не поэтому их ношу.

Я ожидаю, что она станет расспрашивать, потому что она знает о письме – но она

не настаивает. Она скрещивает ноги и откидывается назад.

– Ладно. Твоя очередь.

Я хмурюсь.

– Моя очередь?

– Для личного вопроса.

Она напоминает мне Деклана. Немного. В хорошем смысле.

– Почему ты плакала?

Она медлит.

– Это... долгий и сложный ответ.

Я этого заслуживаю. Я вздыхаю и вглядываюсь в ночь.

Рядом со мной, она делает то же самое.

– Твоя очередь, – говорю я тихо.

Пару мгновений она молчит.

– Твой отец – причина твоего трудного детства?

– Да.

– Он присылал тебе другие письма?

Я сглатываю.

– Эмейл.

– Э мейл?

– Я написал ему. – Я делаю паузу. – Написал, чтобы он оставил меня в покое. И он

ответил.

– Из-за него ты носишь толстовки?

– Да. – Мое напряжение становится на одну ступень выше, пальцы крепко

стискивают колени.

Но затем она говорит:

– Разве тебе все время не жарко?

Я выдыхаю.

– Иногда.

– А сейчас жарко?

– Немного.

Я бегал, пока ее собака не нашла меня, и это было после того, как я целый час

атаковал тяжелый мешок.

– Можешь снять, – говорит она. – Твоего отца сейчас здесь нет.

Ее голос такой прагматичный. Это не испытание. Это лишь кажется испытанием в

моем сознании.

Под толстовкой на мне надета спортивная футболка с длинными рукавами, так что

проблем не возникнет. Она ничего не увидит.

Я думаю о том чувстве в подвале, когда был уверен, что Мэтью наблюдает за мной.

Прямо сейчас, в этой толстовке, я чувствую себя трусом. Мне кажется, что я

прячусь.

«Твое молчание говорит о многом, Сын».

Я действительно прячусь.

– Я не хотела давить на тебя, – тихо говорит Эмма.

– Ты не давила.

Но давила. Вроде бы.

И это нелепо. Мы говорим о свитере.

Я хватаю край толстовки и тяну его через голову.

– Вау. – Резко выдыхает она.

Я замираю. Толстовка падает на землю смятой кучей рядом со мной.

Эмма пялится на меня. Ее глаза с тем же успехом могли бы быть лазерными

лучами, настолько силен их взгляд.

– Рев... я не...

– Перестань, – говорю я. Должно быть, моя футболка задралась вместе с

толстовкой. Должно быть, она увидела парочку отметин, которые оставил мой отец. Это

было такой ошибкой. Я такой тупица.

Я тяну за рукава, но футболка обтягивающая и уже висит у меня на запястьях.

– Пожалуйста. Перестань.

– Прости. – У Эммы прерывистый голос, и она отворачивается в сторону улицы. –

Прости.

Напряжение вцепилось когтями мне в плечи.

–

Что

ты

видела?

– Ничего.

– Ты что-то видела. – Мой голос хриплый, злой и напуганный, и во всем этом нет

ни капли ее вины, но она здесь, а я чувствую себя разоблаченным и все складывается

совсем не так, как я планировал. – Ты сказала «вау».

– Эй, – тихо произносит Эмма. – Рев. Я ничего не видела.

Воспоминания об отце вспыхивают у меня в сознании, так быстро, что я не могу

подавить ни одно из них. Это не имеет значения – ни одно из них не хорошее. Мои пальцы

сжимаются вокруг живота. Я до смерти боюсь, что она дотронется до меня, и я наброшусь

на нее и причиню ей боль.

– Не трогай меня, – выдавливаю я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Не...

тебе лучше вернуться домой.

Эмма ерзает в траве, будто бы отодвигаясь. Хорошо. Я могу вдохнуть.

Затем она говорит, прямо передо мной.

– Эй. Открой глаза. Посмотри на меня.

Не помню, чтобы я закрывал глаза, но, должно быть, закрыл. Я подчиняюсь.

Она стоит на коленях в траве, протягивая мне толстовку.

– Я ничего не видела, – повторяет она. – Правда.

Я сглатываю.

– Все нормально. Я в порядке.

Все не нормально. И я не в порядке. Я все еще не могу пошевелиться.

– Ладно. Слушай. Не знаю, что, как ты думаешь, я видела, – быстро говорит Эмма.

– И я не могу поверить, что признаю это вслух. Но я сказала «вау», потому что у тебя

потрясающее тело.

Мои мысли замирают.

Мир перестает вращаться.

Она продолжает бормотать.

– Я всегда видела тебя только в широких толстовках. Я не была готова к... – Она

указывает. – Этому.

Я хмурюсь.

– Ты меня оскорбляешь?

– Ты шутишь? Глядя на тебя, я была бы последней идиоткой, чтобы тебя

оскорблять. Ты что, никогда не смотрелся в зеркало?

Я вздрагиваю.

– Перестань.

– Это все равно, что наблюдать, как Кларк Кент превращается в Супермена.

– Эй. – Мои челюсти стиснуты, заставляя мой голос звучать резко. – Перестань.

Она отклоняется назад. Несколько прядей выбились из ее косы и свисают на лицо.

Она нетерпеливо сдувает их.

– Я не смеюсь над тобой, Рев.

Я чувствую себя таким дураком. Я смотрю на смятую толстовку. Не знаю, что

сказать.

«Твое молчание говорит о многом, Сын».

Глаза горят, и мне приходится затаить дыхание. Пальцы впиваются в джинсовую

ткань.

Эмма ерзает, пока не садится со скрещенными ногами.

– Моя очередь.

Это возвращает меня на землю. Мой голос – едва слышный шепот.

– Твоя очередь.

– Я тоже получаю сообщения, – говорит она тихо. – Не от моего отца. От какого-то

придурка в компьютерной игре. Он не угрожает мне, но... они не хорошие.

Я замираю.

– Я его не знаю, – продолжает Эмма мягким и глухим голосом. – И знаю, что это

звучит глупо. Но это привычное дело в онлайн – играх. Кажется, девушки всегда

становятся мишенью. Так что он думает, что может присылать мне сообщения, в которых

говорится о...

Ее голос обрывается. Ночь такая тихая, что я могу слышать шум машин вдалеке.

– О чем? – спрашиваю я.

– Я не могу. – Голос Эммы срывается, и я поднимаю голову.

Ее глаза блестят от слез, но она не плачет.

– Можешь мне сказать, – говорю я осторожно. Я возвращаю ее собственные слова.

– Его сейчас здесь нет.

На мгновение, я сомневаюсь, что она ответит, но затем Эмма достает мобильник из

кармана джинс и проводит пальцами по экрану.

Затем разворачивает его, чтобы показать мне.

«Я могу делать это весь день, крошка. Скажи мне, ты готова отсосать?»

Слова бьют меня, словно кулаком под дых, так что не могу представить, как они

влияют на нее. Любые тревоги о себе тут же растворяются в воздухе.

– Эмма... это от кого-то из игры?

– Есть еще. – Она тянется к экрану и пролистывает. – Это вчерашнее.

«Отсоси.

И это то, что я скажу тебе, когда найду тебя и засуну его тебе в ротовое

отверстие.»

Гнев подавляет мой собственный страх.

– Сколько таких сообщений ты получила?

– Это ничего не значит. Это всего лишь какой-то придурок, у которого слишком

много свободного времени.

– Эмма... это угрозы...

– Вовсе нет. Он меня не знает. Он ничего обо мне не знает. Всего лишь тупица с

электронной почтой. – Несмотря на ее слова, в ее глазах блестят слезы. – Глупо, правда?

– Нет, не глупо. – Хотел бы я иметь платок, чтобы дать ей. – Это... ужасно.

– Нет. – Громкий всхлип. – Это обычное дело. Это все время происходит. Он всего

лишь тролль. Я не должна так огорчаться.

– Эмма... это серьезное дело.

– Нет. – Она трет лицо. – Правда. Это ерунда. Ты проходишь через

посттравматический синдром или вроде того, а я реву из-за какого-то тупого тролля.

Я вздрагиваю.

– Это не соревнование.

– Нет! Это не то, что я имела в виду. – Она выпрямляется. – Я не думала, что моя

просьба снять свитер обернется... этим.

– Думаю, тебе можно плакать из-за тупого тролля, если я слетаю с катушек из-за

дурацкого свитера.

Я провожу рукой по волосам. Я чувствую себя вывернутым наизнанку.

Эмма встречается со мной взглядом.

– Это гораздо больше, чем просто свитер.

– Ну. – Я натягиваю толстовку через голову и продеваю руки в рукава. – А я думаю, что это гораздо больше, чем просто игра.

Она сглатывает.

– Ты прав.

– Ты тоже.

Мы сидим в темноте, смотря друг на друга. Испытывая друг друга, ничем не

рискуя.

Мой мобильник гудит, и я выуживаю его из кармана. Кристин.

Мама: Просто проверяю, как ты.

Я опускаю его обратно в карман.

– Моя мама.

– Она не знает о сообщениях от твоего отца?

Я качаю головой.

– Нет... не в этом смысле мама. Она его не знает. Она... я усыновлен.

Эмма хмурится, будто собирается спросить больше, но затем ее мобильник гудит, и

она вытаскивает его из своего кармана.

– М оя мама, – вздыхает она.

Я медлю, затем поднимаюсь на ноги.

– Нам, вероятно, лучше вернуться, пока они не выслали поисковые отряды. Я был

довольно взвинчен, когда уходил из дому.

– Я тоже.

Она поднимается на ноги, наматывая собачий поводок вокруг запястья.

Затем мы стоим так, не двигаясь, дыша одним воздухом.

– Ты... – начинаю я, затем резко прерываюсь. Я не очень в этом силен. Я даже не

уверен, что хочу спросить.

Эмма ждет.

Я делаю вздох и пробую снова.

– Было бы странно, если бы я спросил, не хочешь ли ты сделать это снова?

– Ты имеешь в виду, встретиться позади церкви, чтобы вместе сходить с ума?

Я выдыхаю.

– Да?

– Возможно. Было бы странно, если бы я согласилась?

Я улыбаюсь.

– Возможно. Завтра вечером? В восемь?

– Конечно. – Она поворачивается, чтобы уйти.

Я наблюдаю, как она идет через лужайку, собака лениво трусит рядом с ней.

– Эй, Эмма! – зову я.

Она оборачивается.

– Да?

– Это не нормально, – говорю я.– То, что он тебе написал. Ты же знаешь это, верно?

– Ага. – Она поворачивается и продолжает путь.

Затем снова оборачивается, но продолжает идти спиной вперед.

– Эй, Рев.

Я не двигаюсь, но это заставляет меня улыбнуться.

– Да?

– Что бы твой отец ни сделал с тобой. Это тоже не нормально. Ты же это знаешь, верно?

Слова сильно бьют меня. Я не могу говорить. Просто киваю.

– Хорошо.

Затем она оборачивается, переходит на бег и исчезает.

Глава 9

Эмма

Сообщение Nightmare висит прямо посреди экрана, когда я открываю свой лэптоп.

Впрочем, оно несколько утратило свою силу.

«Это не нормально. То, что он написал тебе. Ты же это знаешь, верно?»

Я это знала. Знаю это. Но по какой-то причине, то, что я услышала это от

совершенно постороннего человека, придает словам больше значимости.

То, что я услышала их от Рева, придает им еще больше значимости.

Я никогда раньше не встречала кого-нибудь, похожего на него. Он завораживает. Я

сказала, что наблюдение за тем, как он избавляется от свитера, похоже на то, как Кларк

Кент превращается в Супермена, но это почти что преуменьшение. Это больше похоже на

обнаружение темного и загадочного Оливера Куина под капюшоном Зеленой Стрелы.

Я, обычно, никому не рассказываю об издевках в онлайн – играх. Это настолько

распространено, что я едва ли задумываюсь о том, чтобы упомянуть об этом. Когда кто-то

достает тебя лично, можно сообщить учителю, или поговорить с менеджером, или вызвать

полицию. Это один человек, и вы можете собрать других людей, которые помогут вам

противостоять ему.

Если же кто-то донимает вас по Интернету, вы можете их заблокировать – но они

могут вернуться через считанные секунды, притворяясь кем-то другим. Снова и снова.

Анонимно.

Я закрываю сообщение Nightmare, захожу на панель администратора и снова

блокирую его.

Впрочем, это начинает казаться бессмысленным. Nightmare уже продемонстрировал

свою готовность создавать новые аккаунты, чтобы доставать меня. Я застряла на том

месте, когда даю ему то, чего он хочет – внимание – и желаю иметь более эффективные

средства противодействия.

Но у меня их нет. Так что. Я там, где я есть.

Сообщение от Итана также дожидается меня.

Пятница, 16 марта 8:11 вечера

От: Итан_717

Кому: Azure M

Что случилось? Все в порядке? Я буду какое-то время онлайн, если у тебя

будет шанс зайти. Если меня не будет, проверь Гильдию Воинов.

Это заставляет меня улыбнуться. Он становится другом.

Какой странный вечер.

Как только у меня возникает эта мысль, раздается стук в дверь. Я спускаю

наушники на шею и вздыхаю. Это, наверное, мама.

– Входи.

Мама приоткрывает дверь. Она в свободных пижамных штанах и топике, волосы

стянуты в фирменный хвостик. Иногда я гадаю, пытается ли она таким образом заявить

миру, что у нее нет времени на женские стандарты – но на самом деле, она, скорее всего, просто слишком занята, чтобы беспокоиться о большем.

Текси поднимается с места, где лежала, и тычется носом маме в ладонь. Мама

отстраненно чешет собаку за ушами.

– Ты играешь?

Я ощетиниваюсь.

– Сейчас вечер пятницы. – Я бросаю взгляд на часы. – И сейчас еще не поздно.

– Я не критиковала. Я лишь спросила, не мешаю ли я.

Естественно.

– Нет. Все в порядке.

– Можно мне войти?

Я закрываю лэптоп и хочу ответить «нет». Но я не хочу проповеди, так что лучше

просто смириться.

– Ладно.

Мама присаживается на стул возле письменного стола и осматривается вокруг.

– Я хотела поговорить с тобой о том, что ты сказала сегодня утром.

– О. Когда я была в душе?

– Да, Эмма. – Она кажется немного раздраженной моим поведением. – Когда ты

была в душе.

Техас прижимается к маминым ногам, положив голову ей на колени. Мне хочется

прогнать ее, но теперь мама почесывает ей голову. Это напоминает мне о том, как Рев

делал то же самое. Может быть, это снимает напряжение.

– Нам не нужно разговаривать, – говорю я. – Я знаю, что тебе не нравятся игры.

– Эмма... дело не в том, что мне не нравятся игры. Дело в том, что я хочу, чтобы ты

реально подходила к своим целям.

Я фыркаю.

– Что ты знаешь о моих целях?

– Я знаю, что ты думаешь, что у твоего отца замечательная работа. Я знаю, что ты

сама хотела бы стать разработчиком игр. Но иногда удача играет свою роль, и это не то, на

что ты можешь полагаться.

– Я знаю, мам.

– Я вполне приветствую продвижение женщин в области компьютерных

технологий, но думаю, было бы разумно, если бы у тебя было немного практичное...

– Я знаю. Я поняла.

– Я так не думаю. Я всего лишь прошу тебя смотреть широко...

– Если бы я сказала, что ты мешаешь, это бы избавило меня от этого разговора?

– Мне это не нравится, Эмма. Каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с тобой...