Больше, чем мы можем сказать

В его голосе звучит нотка задумчивости, и я гадаю, что стало с этим

иллюстратором. Впервые он упомянул приемную семью без отвращения в голосе.

Мэтью смотрит на меня, будто прочитав мои мысли.

– Ее муж получил новое место работы, а они не были заинтересованы в

усыновлении. С приемным ребенком нельзя покидать страну, так что... – Он снова

пожимает плечами.

– У тебя действительно хорошо получается.

Мэтью цинично ухмыляется.

– Ты даже не знаешь, на что смотришь.

Но он выглядит довольным.

– У тебя здесь есть еще что-нибудь? – спрашиваю я.

Он кивает и поднимает глаза к потолку.

– Вон там. Лес?

Я нахожу рисунок, на который он указывает. Он преимущественно в черных и

серых тонах, темные деревья на фоне ночного неба. Звезды выглядывают из-за голых

ветвей. Ничто не указывает на то, что это зима, но каким-то образом рисунок заставляет

меня подумать о холодной погоде. У подножия одного дерева находится маленькая темная

фигурка, будто кто-то присел на корточки, и взрыв ярких цветов, желтого и оранжевого, будто бы огонь.

Я задумываюсь над тем, что он сказал. «Терпеть не могу оставлять что-то

недоделанным». Интересно, сколько его работ спрятано в художественных классах по всей

стране, картин, которые он начал и так и не закончил.

Это кажется еще большей тайной, чем то, что он рассказал мне о своих прошлых

приемных семьях. Ничто среди его вещей не указывает на привязанность к искусству. Это

как-то смягчает его.

– Тебе стоит рассказать об этом маме и папе, – говорю я. – Сорвать тот дурацкий

алфавит в твоей комнате и нарисовать что-то свое.

Мэтью улыбается.

– Было бы здорово. – Но его улыбка тут же исчезает. – Они мне не позволят.

– Почему нет? Это всего лишь краска.

– Потому что это не мой дом.

Я не знаю, что на это сказать. Но знаю, что не могу этого отрицать. Я пожимаю

плечами.

– Ну, ты мог бы рассказать им о своих работах. Они бы нашли для тебя варианты.

Краски и все такое.

На короткий момент кажется, что он над этим раздумывает, но затем его лицо

становится непроницаемым.

– Они и так уже потратились на кровать и все остальное.

Уже во второй раз он упомянул о деньгах. Что он тогда сказал в столовой?

«Неужели ты не понимаешь, что я пытаюсь не доставлять проблем?». Я думал о всех

тех вещах, которые он сделал с тех пор, как поселился с нами. Побег. Нож. Прятки в

темноте. Но ни разу не задумывался над тем, чего он не сделал. Он ни разу не доставил

маме с папой никаких проблем. Ни разу не попал в неприятности в школе. Ни разу не

прогулял уроки и не ввязался в драку и даже ни разу не повысил голос.

И не стал драться с теми парнями, которые на протяжении долгого времени

издевались над ним.

Это напоминает мне о замечании папы о том, как мы вынуждены задавать вопросы, чтобы услышать молчаливых людей.

За всей той бравадой Мэтью по поводу того, что он только и прыгает из одного

приюта в другой, и за всей его уверенностью в том, что его время с нами ограничено, я не

осознавал как сильно, должно быть, это давит на него. Это напоминает мне о том времени, когда я жил со своим отцом, промежуток времени между действием и наказанием, когда я

знал, что надвигается что-то ужасное, но не знал, когда и как.

Неуверенность, ожидание, должно быть, ужасно.

Мой телефон гудит, и я достаю его из кармана.

Среда, 21 марта 12:05:34 дня

От: Роберт Эллис

Кому: Рев Флетчер

Тема: Ответь мне

«Мои дни более скоротечны, чем веретено ткача, и подходят к концу без

всякой надежды».

Может быть, для тебя это слишком тонко. Может быть, ты забыл свои уроки.

Я требую ответа.

Может быть, дело в требовании. Может быть, во времени, проведенном рядом с

мамой и папой. Может быть, дело в неразберихе с Эммой, или Мэтью, или Деклане.

Но в этот раз его сообщение меня не огорчает. Оно меня бесит.

Звенит звонок, возвещающий о конце ланча. Мне нужно вернуться в столовую, чтобы забрать свои вещи.

Мэтью сидит на табурете перед своим мольбертом.

– Думаю, ты знаешь, чего хочешь.

Я резко поворачиваю голову.

– Что?

– Ты ей нравишься. Я думаю, ты знаешь, что хочешь делать. Тебе просто нужно

собрать нервы в кулак и сделать это.

Он говорит об Эмме.

Я думаю о своем отце.

Ученики начинают заполнять зал. Мэтью бросает взгляд на часы на стене.

– Тебе разве не нужно в класс?

Он прав. Нужно.

Я засовываю мобильник в карман и направляюсь к двери.

Но затем останавливаюсь и снова оборачиваюсь.

– Эй, – говорю я, понизив голос. – Тебе не нужно продолжать сбегать от них. Я

могу тебя прикрыть. И Дек тоже.

Мэтью выглядит потрясенным, но тут же это скрывает. Он снова смотрит на свою

картину. Не думаю, что он собирается что-то ответить.

И я действительно опаздываю на занятия.

– Эй, – зовет он меня. Я едва слышу его за шумом учеников, проталкивающихся

через дверь, чтобы занять свои места.

Я оборачиваюсь.

– Да?

– Спасибо.

* * *

Деклан ждет в коридоре с моим рюкзаком. У него свободный урок после ланча, так

что я знаю, что он никуда не спешит.

– Все в порядке? – спрашивает он.

– Да. Погоди.

Я вывожу на экран телефона сообщение своего отца и, прежде чем успеваю об этом

подумать, нажимаю «Ответить».

Среда, 21 марта 12:09:14 дня

От: Рев Флетчер

Кому: Роберт Эллис

Тема: Ответ: Ответь мне

Я не стану делать это через сообщения. Если хочешь поговорить, сделаем это

лично. Скажи мне где и когда.

Я нажимаю «Отправить» прежде чем могу передумать.

Затем беру свой рюкзак и иду вперед.

Деклан торопится догнать меня.

– Что только что произошло?

Я протягиваю ему свой телефон, чтобы он увидел переписку. Он быстро читает.

– Твою ж мать, Рев.

В другое время я бы бросил на него недовольный взгляд, но в данный момент мне

совершенно плевать на его выражения.

Дек смотрит на меня и неправильно понимает мое молчание.

– Прости. Но когда ты делаешь такое, это заслуживает того, чтобы я сказал...

– Я понял.

– Вот. Он написал ответ. – Деклан протягивает мне телефон.

Еще одно сообщение. С адресом... его квартиры, судя по тому, что он включает в

себя номер. Или просто квартиры, но это в Эйджвотере, так что, думаю, квартира

принадлежит ему.

И время. 4:00 дня.

Твою мать.

Деклан пристально смотрит на меня.

– Что собираешься делать?

Мое дыхание стало прерывистым, а пульс утроился. Несмотря на это, я на

удивление спокоен.

Я смотрю на него в ответ.

– Собираюсь одолжить у тебя машину.

Глава 37

Эмма

Он мне не ответил.

Я проверила свой телефон по крайней мере тысячу раз сегодня. Ничего. А сейчас я

в автобусе, направляясь домой.

Эмма. Его голос, выдыхающий мое имя, звучит в моих ушах без остановки. Эмма.

Эмма. Эмма.

Мне нужно это исправить. Мои отношения с любым человеком кажутся сейчас

сломанными и нестабильными.

– Он тебе напишет, – сказала Кейт. Она наблюдала как я открываю и закрываю

свой электронный ящик. – А даже если и нет, он ведь сказал, что вы встречаетесь сегодня

вечером, верно? Разве ты не сказала, что у него сейчас много проблем?

– Ага.

И это правда. Я знаю, что правда.

Но и у меня тоже.

Я закусываю губу.

– Я так боюсь, что разрушила нашу... что бы то ни было.

– Ты ничего не разрушила.

– Может быть, разрушила. Не знаю, что со мной не так.

Кейт какое-то мгновение молчит.

– Эмма, я не думаю, что с тобой что-то не так. Ты просто говоришь, что думаешь.

Это хорошо. – Она замолкает.

– Это твой способ сказать мне, чтобы я перестала быть такой сукой?

– Ты не сука. Думаю, ты просто знаешь, как постоять за себя.

Это заставляет меня подумать о Реве, о том, что он тоже вынужден был научиться

тому же самому, только по-другому. И по другим причинам.

– Может быть, тебе нужен другой к нему подход, – говорит Кейт. – Когда

попытаешься исправить что бы то ни было между вами.

Я дарю ей кислую улыбку.

– Спасибо, что сказала когда, а не если.

Автобус останавливается в конце моей улицы. Кейт тянется снова меня обнять.

– Позвони мне, если снова соберешься зайти, ладно? Мама тебя заберет.

Воздух холодный, когда я выбираюсь из автобуса, но солнечный свет так и льется

на меня. По всем меркам – потрясающий день. Сейчас половина третьего, и весь вечер

принадлежит мне одной. Я глубоко вдыхаю свежий воздух.

С мамой все напряженно, но не безнадежно. И думаю, что в конечном итоге, смогу

наладить отношения и с отцом.

У меня все в порядке. Еще один глубокий вдох. У меня все хорошо.

Затем я сворачиваю за угол и вижу вывеску «Продается» впереди моего дома.

Она в самом деле это сделала. Я не думала, что она это сделает.

Я потрясена. Перед глазами начинают плясать пятна.

Мне нужно дышать. Мне нужно вдохнуть.

Мои ноги несут меня вперед. Мир сужается до букв на вывеске. «П – Р – О – Д – А

– Е– Т – С– Я». Белый деревянный столб. Металлическая табличка, раскачивающаяся на

ветру.

Незнакомые машины на подъездной дорожке. Одна из них – новенький седан.

Другая – большой внедорожник. Обе машины дорогие и блестящие.

Подойдя ближе, я осознаю, что на нашем переднем крыльце собрались люди.

Женщина в строгом полосатом костюме стоит у двери. Рядом с ней молодая пара с

ребенком в коляске.

– Вы сказали, дом только сегодня выставлен на торги? – спрашивает мужчина.

– Да, – говорит женщина в костюме. – В Аннаполисе трудно найти

квалифицированных строителей. Интерьер безупречен. Эта семья действительно

заботилась о своей собственности...

Она отпирает дверь. Они исчезают внутри.

Она не может этого сделать. Не может.

Она даже не сказала мне, куда мы отправимся. Я думала, что это была угроза

против папы. Что-то, чтобы подстегнуть его. Что-то, чтобы попытаться спасти брак.

Я понятия не имела, что она говорила всерьез.

А дом был сегодня выставлен на торги? Она не подумала упомянуть об этом за

завтраком?

«Я могу быть лучше».

«Я тоже».

Какая чушь!

Я стою на тротуаре перед собственным домом, задыхаясь. Мне нужно убираться

отсюда, пока счастливая пара не увидела из окна, как меня рвет на газон.

А Текси! Где Текси? Почему она не лает?

Я врываюсь через переднюю дверь. Они не ушли дальше столовой. Все трое

таращатся на меня, будто я спятила. Женщина прикрывает голову ребенка рукой, как будто

не хочет, чтобы младенец увидел такой сошедший с рельс скоростной поезд.

Мисс Пинстрип хмурится, глядя на меня.

– Я могу тебе помочь?

– Я... просто... моя собака... – Мой голос дрожит. Я сглатываю. – Мне нужно

выгулять собаку.

– О! Ты Эмма? Доктор Блю сказала мне, что она займется поиском хозяина на этой

неделе. Уверена, в питомнике о ней хорошо заботятся.

Она отдала Текси в питомник. Она забрала мою собаку и ничего мне не сказала.

Какая сучка.

– Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? – Агент по недвижимости направляется ко

мне. У нее чуть встревоженный голос, немного рассерженный, как будто я мешаю ей

заработать комиссионные.

Мне нужно убираться отсюда.

– Нет... простите. – Я вытираю глаза, пока не начала рыдать перед совершенно

незнакомыми людьми. – Мне... мне нужно идти...

Я вырываюсь наружу, пока не чувствую асфальт под ногами, и бегу.

* * *

Рева у церкви нет. Понятия не имею, почему я думала, что он там будет. Сейчас

вторая половина дня. Я запыхавшаяся и потная, и готова потерять сознание.

Я достаю телефон и набираю сообщение.

Эмма: Рев. Мне нужно с тобой поговорить.

Я жду и жду и жду. Он не отвечает.

Эмма: Пожалуйста. Я знаю, ты злишься. Пожалуйста, не игнорируй меня.

Он меня игнорирует.

Или, может быть, он не видит моих сообщений. Но судя по тому, насколько

несправедлива была ко мне судьба все это время, я думаю, что он меня игнорирует.

Я набираю Кейт. Прошло всего пятнадцать минут с того момента, как мы виделись, так что я знаю, что она все еще едет в автобусе, но ее мама может быть дома.

Ее нет дома. У них стоит автоответчик, но к тому моменту, когда раздается сигнал, я

так сильно всхлипываю, что просто прерываю звонок.

Я звоню своей матери.

По какому-то совпадению, она отвечает.

– Эмма?

– Ты выставила дом на торги? – ору я.

Пауза.

– Эмма, я говорила тебе, что мы не можем себе позволить содержать дом. Когда я

позвонила, агент сказала, что у нее есть пара, которая хотела бы прийти сегодня. Мне

пришлось принимать быстрое решение. Прости.

– Ты мне даже не сказала! И куда мы отправимся? Что будет...

– Эмма. – Она понижает голос. – Мне нужно, чтобы ты взяла себя в руки. Я сейчас

не в том месте, чтобы это обсуждать.

– Ты собиралась стать лучше. – Мой голос срывается. – Думаешь, это лучше?

Вздох.

– Эмма...

– Забудь.

Не могу поверить, что приготовила ей завтрак. Не могу поверить, что вообще

сочувствовала ей. Я нажимаю кнопку, чтобы прервать звонок.

Затем я сижу в траве и плачу. Плачу целую вечность.

Я снова пытаюсь позвонить Кейт. Никакого ответа. В этот раз я тоже не оставляю

сообщения.

Достаточно ли я отчаянна, чтобы пойти к Реву домой?

Очевидно, да, потому что обнаруживаю себя, стоящей на его крыльце и стучащей в

дверь прежде, чем успеваю опомниться. Я слышу, как кто-то отпирает замки, и быстро

вытираю лицо.

Я похожа на пугало.

Что я здесь делаю?

Если повезет, они не станут вызывать полицию и не скажут, что на их переднем

крыльце стоит маньячка.

Дверь открывает приемный брат Рева. Не думаю, что Рев говорил мне, как его

зовут.

Он бросает не меня всего один взгляд и произносит:

– Рева нет дома.

Это вызывает новый поток слез, прежде чем я могу их остановить. Я прижимаю

пальцы к глазам.

– Конечно, нет. Ладно. – Я поворачиваюсь.

– Подожди. Хочешь, позову Кристин? Или...

– Мэтью, дорогой? – зовет женский голос где-то снизу. – Кто там?

– Нет. Нет, – отмахиваюсь я и давлюсь слезами. – Нет.

– Но... ты в порядке? Она может ему позвонить...

– Нет.

Я сбегаю вниз по ступеням. Это было такой ошибкой. Это так унизительно. Я такая

дура.

Я снова падаю в траву рядом с церковью. Витражи блестят в солнечном свете.

Я снова звоню Кейт. Опять никакого ответа. Сейчас почти четыре, так что она уже

должна быть дома. В этот раз я оставляю душераздирающее сообщение: «Позвони мне?

Ладно? Позвони».

И кладу трубку.

Почти тут же мой телефон звенит сообщением. Мое сердце делает кульбит. Это

Рев?

Это не Рев. Это Итан.

Итан: Привет. Весь день ничего от тебя не слышал. Все в норме?

Эмма: Нет. Не в норме.

Итан: Что не так?

Эмма: Все.

Мой телефон светится входящим звонком. Это Итан.

Я даже не раздумываю. Я отвечаю на звонок.

– Привет, – говорю я полным слез голосом.

– Эмма. Что случилось?

Его голос звучит точно так же, как и в игре, что, по какой-то причине, удивительно.

Мое дыхание дрожит.

– Моя мама продает дом. И она увезла мою собаку. Люди приходили осматривать

дом. Я пыталась позвонить подруге...

– Вау. Погоди. Она увезла твою собаку?

– Она отдала ее в приют, чтобы люди смогли осмотреть дом. – Мой голос

срывается и я снова начинаю плакать. – Я не знаю, где мы будем жить.

– Ох, Эмма. Мне так жаль.

– Я не знаю, куда пойти. Моя подруга не отвечает на звонки. И я не могу пойти

домой, потому что там эти люди.

– Хочешь я к тебе приеду?

У него такой мягкий голос. Я всхлипываю и тру глаза.

– Ты меня даже не знаешь.

Он коротко усмехается.

– Я тебя знаю. В некотором роде. – Он делает паузу. – Можем съездить за кофе или

вроде того. Ты где?

– В траве рядом с церковью Святого Патрика. В Аннаполисе.

– Забавно.

– Почему?

– Потому что мы ходим в эту церковь. И я в пятнадцати минутах от нее.

Подождешь меня?

– Ага. – Я делаю глубокий, дрожащий вдох. – Спасибо.

– До скорого.

Глава 38

Рев

Поездка до Эйджвотер длится целую вечность. Чем дальше я еду, тем больше

жалею, что заставил Деклана остаться дома. Он тоже был этому не рад. Я думал, мне

придется угнать его машину.

Но это я должен сделать сам. Этот визит не похож на его путешествие, чтобы найти

своего отца.

Здесь нет ничего позитивного. Даже воспоминаний.

– Что, если он попытается тебе навредить? – спросил Деклан.

– Я ему не позволю.

Это я знаю точно. Он ко мне не прикоснется. Мои мускулы уже напряжены.

– А если у него есть оружие? Ты не сможешь отбить пулю.

Этот вопрос меня ошарашил. Но затем я сказал:

– Ты тоже. Я еду.

Каким-то образом я быстро нахожу нужную улицу, и это не то, что я ожидал.

Окрестность тихая и мирная, с большими домами на одну семью, стоящими чуть поодаль

от дороги. Я не вижу ни одного многоквартирного дома, такой дом здесь был бы очень не

к месту. Я гадаю, не назвал ли он мне фальшивый адрес. Названия дорог часто

повторяются по всей стране. Но когда я останавливаюсь, чтобы вывести на экран телефона

карту, она снова возвращает меня на это место.

Может быть, это дом, который был перестроен под многоквартирный?

Должно быть, это так, потому что адрес ведет меня к большому желтому дому с

белой отделкой. Серые камни обрамляют сад, окружая большие кусты, рассаженные на

равном расстоянии друг от друга. Дорога ведет к небольшой парковке. Рядом с лестницей

был установлен пандус для инвалидов.

Я встаю на парковку, затем сижу и изучаю здание. Еще шесть машин запаркованы

рядом, хотя здание и не кажется настолько большим, чтобы в нем жило столько семей. Я

знаю, что меня разлучили с отцом десять лет назад, так что я не имею четкого

представления о его вкусах, но это место вовсе не похоже на то, в котором, по моим

представлениям, он мог бы жить.

Теперь, когда я здесь, я не могу заставить себя выйти из машины.

Его власть надо мной кажется непроницаемой. Я напоминаю себе, что я не ребенок.

Я сам сюда приехал. Я почти шесть футов ростом (ок. 183 см). Я знаю, как постоять за

себя.

Я продолжаю слышать голос Джима Мерфи, когда он только услышал голос

Деклана. «Ты стал мужчиной».

Чего мой отец будет ожидать от меня? Что он скажет?

Мой телефон гудит, и я подскакиваю.

Сообщение от Кристин.

Мама: Мэтью говорит, что приходила Эмма, и, кажется, она была очень

расстроена. Я подумала, ты захочешь знать. Целую и обнимаю.

Я бросаю взгляд на часы. Сейчас 3:57 дня.

Расстроена? В каком смысле расстроена? Хотел бы я, чтобы у Мэтью был

мобильник.

Настолько расстроена, что искала меня.

Но тут я замечаю, что пропустил два сообщения еще от кого-то . Они пришли, пока

я ехал.

Эмма: Рев. Мне нужно с тобой поговорить.

Пожалуйста. Я знаю, что ты злишься. Пожалуйста, не игнорируй меня.

Я быстро печатаю ответ.

Рев: Не злюсь. Я вел машину. Ты в порядке?

Я жду, но ответа не приходит. И я просидел в машине слишком долго, чтобы это

стало заметно. Сейчас 4:02 дня.

Я гадаю, видит ли меня мой отец.

Комментарий Деклана насчет оружия сейчас так некстати. Я пытаюсь представить

своего отца со снайперской винтовкой и не могу. Это не в его стиле.

Мне нужно выбираться из машины.

«Приятно видеть, что ты немного выбираешься из своей раковины».

Не думаю, что мама имела в виду это.

Впрочем, ее слова срабатывают. Я вылезаю из машины Деклана. Мои ноги утопают

в пыли парковки, и я по очереди осматриваю каждое окно. Сердце колотится. Я изучаю

каждое оконное стекло, ожидая, когда в ответ покажется чье– То лицо.

Ничего. Все окна закрыты занавесками или жалюзи.

Мне стоило бы сбросить капюшон, знаю. Мне стоило бы постараться выглядеть

нормально. Сейчас толстовка напоминает мне пуленепробиваемый жилет. На какой-то

дурацкий момент я рад, что мой отец не в тюрьме.

Затем я опускаю капюшон. Мама с папой годами вдалбливали в меня хорошие

манеры. Я не войду в чей-нибудь дом, выглядя как Мрачный Потрошитель.

Когда я поднимаюсь по ступенькам, открывается парадная дверь. Я вздрагиваю от

звука, но это всего лишь молодая женщина в робе медсестры. Должно быть, еще одна

съемщица, спешащая на работу.

Но она замечает меня и останавливается. У нее утомленные, но добрые глаза.

– О. Привет! Ты пришел навестить постояльца?

Я в замешательстве. Навестить постояльца? Это что, гостиница?

– Я... я не знаю.

Между ее глаз появляется тонкая морщинка, но в остальном ее выражение лица не

меняется.

– К кому ты пришел?

Я не хочу вслух говорить «к своему отцу». Я также не знаю, какое ей до этого дело.

Ее лицо полно ожидания, так что я не могу ее просто проигнорировать.

– Мне нужен номер сто пять.

– О! К мистеру Эллису?

Я сглатываю.

– Да. Вы его знаете?

Морщинка снова появляется.

– Конечно. Я - Джози. Пойдем со мной. – Она оборачивается и направляется к

двери, откуда только что вышла.

Теперь меня одолевает смущение. У моего отца есть соседка по комнате?

Едва пройдя через дверь, я натыкаюсь взглядом на длинную стойку, которая тянется

через всю комнату, которая, должно быть, служит в этом доме гостиной. Пара диванов

стоят в углах у стен, с телевизором, прикрепленным над ними. На журнальном столике

между диванами разбросаны журналы.

За стойкой за экранами компьютеров сидят еще две женщины и один мужчина. Они

все одеты в медицинские халаты, как и Джози.

На стене позади них, большими синими буквами висит надпись «Чесапикский

Хоспис».

У меня пересыхает во рту.

Это не может быть правдой. Я останавливаюсь посреди холла.

– Подождите.

Джози останавливается и снова таращится на меня. С такого расстояния я осознаю, что она вовсе не так молода, как я думал вначале. Седина пробивается на ее висках, а

вокруг глаз собираются еще морщинки, когда она смотрит строго.

– Ты в порядке? – Она делает паузу. – Ты здесь в первый раз? Тебе нечего бояться.

У нее такой добрый голос. Она напоминает мне маму.

Я сглатываю.

– Подождите. – Мой голос едва слышен. – Подождите.

Теперь они все на меня смотрят.

Еще одна медсестра отрывается от монитора, наполняет небольшой бумажный

стаканчик водой и приносит мне. Она старше, и берет меня за руку, когда протягивает мне

стаканчик.

Теперь я окончательно смущен. Я застенчиво беру стаканчик.

– Простите. Я не... я не знал, что это за место. Он просто дал мне адрес. Я думал

это... – Я сглатываю. – Номер квартиры. А не...

Не номер палаты в хосписе.

Не то место, куда люди приходят умереть.

– Значит, мистер Эллис ожидает тебя?

– Да, – говорю я.

– Прекрасно, – говорит Джози. – Я могу отвести тебя к нему, когда ты будешь

готов.

Я не готов.

Не готов.

Не готов.

Это кажется несправедливо. Я не могу встретиться с отцом у его смертного ложа. Я

пытаюсь переосмыслить все его сообщения, зная это. Может быть, я все неправильно

понял? Может быть, он просто пытался наладить какую– То связь?

Я замер между стойкой и дверью, и мне хочется все переиграть. Я хочу зайти в это

здание, уже все зная.

Мне нужно было взять с собой Деклана.

Нет. Эта мысль приводит меня в чувство.

Я справлюсь.

– Простите, – говорю я дрожащим голосом. – Я готов.

Джози ведет меня по коридору и сворачивает за угол. Наши ноги ступают по

мягкому ковру. Сейчас я бы все отдал за охрану и решетки на окнах.

Затем она останавливается у двери с табличкой «105» и стучит. Мы в задней части

здания; ни одно из окон здесь не выходит на парковку. Он меня еще не видел.

– Войдите, – зовет голос изнутри.

Его голос. Я помню его голос.

Я непроизвольно делаю шаг назад.

Но затем беру себя в руки, заставляю себя успокоиться и вхожу.

Глава 39

Эмма

Итан ездит на серебристой Тойоте Каролле. Совершенно обычная машина. Когда он

тормозит, я удивлена. По какой-то причине мое сознание продолжает накладывать образ

его онлайн персонажа на образ реального человека. Я думала в нем будет что-то дерзкое и

безумное.

Окно опускается, когда он паркуется, он хмурится и произносит:

– Azure M не может плакать.

Это заставляет меня улыбнуться, и я вытираю последние слезы со щек.

Он выглядит в точности так, как на фото, которую мне прислал, что радует. Он

крупнее, чем я ожидала. Не толстый. Просто... крепкий.

Я открываю переднюю пассажирскую дверь и забираюсь на сидение.

– Привет. Спасибо, что делаешь это для меня.

– Ты невероятная.

Я закрываю дверь, Итан нажимает кнопку блокировки и отъезжает.

Это так отличается от поездки с Ревом. Та машина была громкой и агрессивной.

Эта – маленькая и тихая. На связке ключей, торчащей в зажигании висит бейджик. Сверху

большими красными буквами написано AACS – Окружная школа Анны Арундель. Под

ней, черным шрифтом, стоит имя – И. Нэш, а ниже маленькими буквами –

Информационные Технологии.

Итан замечает, что я рассматриваю бейджик.

– Это моей мамы. Она там работает. Я же говорил, что знаю нужных людей.

– Значит, это она его нашла.

– Нет, я, – говорит он чуть раздраженно. – Я просто использовал ее систему.

– О.. нет, это потрясающе. Я рада, что ты это сделал. – Я продолжаю слышать

голос Рева о том, что я хотела разобраться с этим сама, а затем Итан все сделал за меня.

Его слова терзают мои мысли, отказываясь оставить меня в покое.

– Я собиралась восстановить игру сегодня днем, но потом... ну, ты знаешь. – Я

снова закатываю глаза.

– По поводу твоего дома – это реально отстой, – говорит Итан.

– Не могу поверить, что она сделала это, ничего мне не сказав. – Я замолкаю. – Мы

разговаривали этим утром. Я думала, что все налаживается. Она даже не упомянула о том, что собирается позвонить агенту по недвижимости. – Я таращусь в окно и отстраненно

слышу, как Итан нажимает сигнал поворота. – Она должна была знать, что я увижу

вывеску, когда вернусь домой. Чего она ожидала – что я буду в полном неведении и

просто... – Я вижу, куда он сворачивает и резко прерываюсь. – Почему мы выезжаем на

шоссе?

– Заедем в Старбакс? За кофе?

О.

– У супермаркета есть один.

– Я знаю только тот, что по дороге на Соломонс Айленд. Там есть проезд.

Это на другой стороне Аннаполиса. Но какая, в самом деле, разница? Это всего

пару миль вниз по шоссе.

– Значит, ты собираешься восстановить игру? – спрашивает Итан.

– Да, хочу. Особенно теперь, когда Nightmare больше нет.

– Я рад, что нашел его для тебя.

Мой телефон звенит, вибрируя у моего бедра. Я достаю его из кармана.

Кейт.

– Привет, – говорю я.

–

Эм?

Ты

в

порядке?

Рядом со мной Итан вздыхает и что-то бормочет себе под нос.

Я бросаю на него хмурый взгляд. Но опять же, я веду себя слишком подозрительно.

Может быть, он страдает от того же проклятья.

– Прости, – шепчу я, убирая телефон от лица. – Я отправила ей около сотни

сообщений. – Я снова прикладываю мобильник к уху. – Кейт. Да. Я в порядке.

– Мама говорит, что мы можем приехать, забрать тебя. Где ты?

– О. – Я смотрю на Итана. – Сейчас все нормально. Мы едем в Старбакс.

– Мы?

– Ага. Я... с другом.

Ее голос теплеет.

– О, Рев наконец– То тебе позвонил? Я же тебе говорила.

Сейчас я очень чувствую, как внимание Итана полностью сосредоточено на мне. Я

совершенно уверена, что он слышит каждое слово.

– Нет, это... Кейт, я могу тебе перезвонить?

– Конечно. В любое время. – Она отключается.

На основном экране висит сообщение. Как я его пропустила?

Рев: Не злюсь. Я вел машину. Ты в порядке?

Мое сердце неосознанно начинает трепетать.

– Кто такой Рев?

На долю секунды я забыла, что нахожусь в машине с Итаном.

– Что?

– Кто такой Рев?

Я не знаю, может ли он видеть экран моего телефона, или подслушал наш разговор

с Кейт, но так или иначе, он ведет себя чересчур навязчиво.

– Просто друг.

– О. – В его голосе звучит раздражение.

Воздух в машине сгустился.

– Ты злишься из-за чего-то?

– Я не знаю, Эмма. – Он слегка усмехается. – Я не знаю, что думать.

Я сглатываю.

– Он просто парень из моей школы.

– Ты только что сказала, что он твой друг.

– Он друг!

– Тот самый друг, с которым ты провела тогда вечер?

Я непроизвольно медлю. Это все, что ему нужно.

Итан отводит взгляд от дороги, чтобы пристально посмотреть на меня.

– Кем ты себя возомнила? Какую игру ты ведешь?

– Я не веду никакой игры!

– Когда я тебе позвонил, ты делала вид, будто о тебе некому позаботиться, но едва

залезла в машину, как тебе тут же звонят аж два человека.

– Но... – Я прерываюсь. Тут он прав.

Стоп. В самом деле?

Итан проводит рукой по своим коротким волосам.

– Ты знаешь, как много это для меня значит.

Каждый раз, как он что-то говорит, мой разум переосмысляет это дважды. Он

говорит так, будто разговаривает сам с собой, а не со мной.

– Как много что значит для тебя?

– Это! – Он смотрит на меня. – Ты и я!

А затем я осознаю, что мы пропустили съезд на шоссе к Соломондс Айлендс.

Мое сердце превращается в кусок льда в моей груди.

– Куда мы едем? – спрашиваю я.

– Прости, – говорит он. – Ты меня расстроила. Я пропустил съезд.

Но он не замедляется. Он даже не меняет полосу.

– Тогда съезжай на следующем. Просто отвези меня домой.

– Сделаю, – рявкает он. – Просто подожди минуту, ладно?

Я жду минуту. Машина не меняет полосу. Мы проносимся мимо съезда на

Дженнифер Роад. Затем на Рива Роад. Сердце колотится у меня в груди.

Я обхватываю пальцами телефон, чтобы ответить.

Эмма: Нет. Не в порядке.

– Ты прямо сейчас ему пишешь? – взрывается Итан. – В моей машине? Какая

девушка делает такое, Эмма?

Та девушка, которая в данный момент пожелала бы быть где угодно, только не в его

машине.

Я чувствую себя очень маленькой и одинокой на пассажирском сидении. Я молю о

серых точках, сообщающих, что Рев печатает ответ.

Они не появляются.

Итан едет в левой полосе, проносясь мимо другого транспорта. Не похоже, что в

ближайшее время он собирается съехать с шоссе. Я бросаю взгляд на спидометр. Он

выжимает почти девяносто миль в час. (ок. 145 км/ч)

Мое сердцебиение утраивается. Может быть, нас заметит полиция и остановит его.

Никогда в жизни я еще так не мечтала о радаре.

Я сглатываю.

– Прости. Ты можешь съехать на следующем съезде, пожалуйста?

Итан ничего не отвечает. Он продолжает ехать. Машина продолжает лететь над

асфальтом. Его челюсти сжаты, руки крепко обхватывают руль. Страх охватывает глыбу

льда в моей груди.

– Итан? – Мой голос дрожит. – Пожалуйста, просто сверни на следующем съезде.

Я смотрю на свой телефон. Рев так и не ответил.

Мои пальцы порхают над экраном.

Эмма: с Итаном.

Кулак прилетает из неоткуда. Моя голова бьется об окно. Боль взрывается в моей

голове с обеих сторон. Телефон вылетает у меня из руки и приземляется где-то между

сидением и дверью.

Я чувствую кровь во рту.

Это плохо. Я такая глупая. Я дышу так часто, что готова задохнуться. Черные пятна

пляшут перед глазами.

НЕТ. НЕТ. НЕТ. Мне нужно оставаться в сознании.

Я должна оставаться в сознании. Я приказываю темным пятнам отступить.

Уходит какое-то время, но они слушаются.

Я охаю у окна. Это больнее чем что – Либо, что я могу себе представить. Кажется, у

меня шатается зуб, а челюсть чертовски болит. Мне следовало уделять больше внимания

урокам Рева по самозащите, а не ощущению тепла его объятий.

Хуже всего всхлипывающие звуки, срывающиеся из моего горла.

– Не думал, что ты окажешься такой, – говорит Итан. – Я думал, ты другая.

Без шуток.

Я не хочу выпрямляться. Не хочу отвечать. Скорость машины действует на меня

эффективнее, чем все остальное. Мой мобильник валяется прямо тут, у двери. На экране

висит моя переписка с Ревом. Он все еще не ответил. Я тянусь за ним.

Я промахнулась. Он падает вниз.

НЕТ.

Может быть, я все еще могу дотянуться. Может быть.

Я могу дотянуться до экрана, но не могу обхватить корпус. Я выпрямляюсь, и мой

средний палец касается маленькой «и».

Супер. Теперь на экране появились контактные данные Рева, вместо переписки.

Я бы все равно не смогла послать сообщения. Нижняя часть телефона слишком

далеко. Это бесполезно.

Мне нужно подумать. Думай. Итан тяжело дышит рядом со мной. Он перестал

говорить. Я не знаю, хорошо это или плохо.

Я пытаюсь дотянуться до кнопки, чтобы позвонить Реву. Она слишком далеко

справа. Я вытягиваюсь как можно сильнее.

Все равно слишком далеко. Да и кто знает, ответил бы он. И как бы он меня нашел?

Стоп. Рядом с его контактами стоит ссылка. Я никогда раньше ей не пользовалась.

«Поделиться своим местонахождением».

Я тянусь, чтобы нажать ее.

Внезапно, моя голова резко отклоняется влево. Я вскрикиваю. Моя коса обвивает

запястье Итана. Моя голова врезается куда– То вниз его живота. Это всего лишь его живот, но это ужасно. Я чувствую его запах, сочетание геля для душа и мускуса, от которого у

меня скручивает желудок. Я вижу его ноги. Захват на моих волосах крепкий и

болезненный. Его ладонь прижимает мое лицо.

– Что ты сделала? – рявкает он.

Я не знаю, успела ли я нажать ссылку. Не знаю.

Да даже если и да, что Рев станет с ней делать? Он понятия не имеет, что

происходит.

– Пожалуйста, – охаю я. – Пожалуйста, Итан. Мне жаль. Пожалуйста, просто

выпусти меня из машины.

– Нет. Я хочу, чтобы ты подумала о том, что сделала.

– Ты прав, – бормочу я. – Прав. Я действительно вела себя грубо. Прости.

Мои руки свободны, но если я схвачу руль, я разобью машину. Мы едем слишком

быстро.

Мы так далеко отъехали от съезда, что я понятия не имею, где мы. Сейчас я гораздо

больше боюсь, что он остановится.

– Пожалуйста, – шепчу я. – Пожалуйста, Итан. Я сделаю все, что ты скажешь.

Просто отпусти меня.

– Все, что я скажу? – говорит он. Он нажимает поворот. – Звучит заманчиво.

Глава 40

Рев

Мой отец сидит в одном из двух кресел у окна, что застает меня врасплох. После

осознания того, что я нахожусь в хосписе, я ожидал увидеть прикованного к кровати

инвалида. На нем зеленый свитер и джинсы. Трубка капельницы тянется от его рукава, а

пакет с прозрачной жидкостью висит за креслом. Пластиковая кислородная трубка

окружает его лицо. Кроме этого, это могла бы быть любая другая комната.

Он ничего не сказал. Я тоже.

Джози встает между нами, внимательно проверяя его руку, проверяя показания

монитора и баллон с кислородом. Тихие движения, чтобы не вставать у нас на пути.

Мне хочется умолять ее остаться в комнате.

В то же время мне хочется умолять ее уйти.

Все в нем указывает на истощение. Редкие, седеющие волосы. Тонкая кожа. Тонкий.

Одежда на нем так и висит. Скулы выступают с его лица, заставляя его глаза выглядеть

глубже, чем я помню. Ему должно быть около пятидесяти, но он выглядит на десять лет

старше. Может быть, двадцать. Я мог бы поднять его и сломать.

Я задумываюсь о том моменте в кухне, когда я признался, что Мэтью заставляет

меня нервничать, и то, как Дек сказал «Рев. Серьезно. Ты превосходишь этого парня как

минимум на сорок фунтов», и я ответил, что Мэтью заставляет меня нервничать не в этом

смысле.

То чувство идентично тому, что я чувствую сейчас.

Нет, не идентично. То, что я чувствую сейчас, сильнее раз эдак в миллиард.

Я не хочу его приветствовать. Не хочу заговаривать первым.

Мне хочется приложить к его лицу подушку и завершить то, что начал его

организм.

Джози завершает свои процедуры и выскальзывает за дверь. Она закрывается с

мягким щелчком позади меня.

– А, – произносит мой отец. – Теперь я вижу.

От его голоса мне хочется скрыться, и мне приходится заставить себя стоять

смирно.

– Теперь ты видишь что?

– Я вижу мальчика, пытающегося быть мужчиной. Твое сообщение меня

позабавило. – Он мягко усмехается. – Ты настаивал на личной встрече. Как будто ты хотел

получить что-то, что я не готов был дать.

Мой телефон звенит сообщением. Я его игнорирую.

– Как ты узнал, где меня найти?

Он пожимает плечами.

– Это имеет значение?

– Да.

Я не думаю, что он собирается ответить, но он смотрит на дверь.

– Здесь была женщина. Бывшая судья. Мы подружились. Я говорил ей о том, как

сильно хочу найти давно потерянного сына. И она навела для меня кое – какие справки.

«Здесь была женщина». Он убедил умирающую женщину оказать ему услугу. Мой

отец, который убедил целый приход в своей благочестивости. Ну конечно.

– Почему ты хотел меня найти?

-«Прут и упрек дают мудрость, но ребенок, оставленный в одиночестве, приносит

позор своему отцу». Ты остался один, Авраам?

Имя бьет меня, как пуля. Я вздрагиваю.

– Это больше не мое имя.

– Я дал тебе это имя. Оно твое, хочешь ты того или нет. – Он делает паузу. –

Авраам.

Я снова вздрагиваю. Это имя воскрешает воспоминания где-то глубоко внутри. Я

хочу упасть на колени и умолять о прощении. Инстинкт настолько сильный.

Но затем я задумываюсь над тем, что он сказал. «Ребенок, оставленный в

одиночестве, приносит позор своему отцу».

Это строчка из псалма. Слова врезаются в сознание, терзая меня, пока я не

осознаю, почему. Я смотрю на него.

– В этом стихе говорится, что ребенок, оставленный в одиночестве, позорит свою

мать. – Я прерываюсь, думаю о маминой ладони у моей щеки прошлой ночью. «Ты вырос

таким благородным, добрым молодым человеком».

Я сосредотачиваюсь на этом чувстве. Этого почти достаточно, чтобы прогнать

влияние моего отца из моего сознания.

Он выглядит удивленным, что я поправил его.

– Я считаю, это вопрос интерпретации.

Конечно же, он так считает.

– Ладно. Интерпретируй, как хочешь. Я не опозорил своих отца или мать.

– Возможно, мне следует судить об этом.

– Ты мне больше не отец.

– Авраам, я все еще являюсь твоим отцом. А ты все еще мой сын. Ничто не может

это изменить.

Я стискиваю зубы. На ум приходит другой стих, останавливая ярость, готовую

сорваться с языка. «Мягкий ответ отвращает гнев, а резкое слово разжигает».

– Прекрати, – говорю я, но мой голос звучит слабо, а не мягко. – Перестань меня

так называть.

– Тебя слишком долго не было, Авраам. – Его голос звучит мягко. – Я вижу, как мир

давит на тебя. Подойди, присядь рядом со мной.

Мое сердце замедляется, только благодаря тону его голоса. Когда я был ребенком, я

научился вымаливать его. Мягкий голос означал, что у меня был шанс исправиться.

Я ничего не могу сказать. Я боюсь, что если открою рот, то пообещаю ему все, что

угодно.

– Подойди, – говорит он снова. Он не произносит моего имени. – Дай мне

посмотреть, как ты вырос. Ты, очевидно, сохранил свои уроки. Я горжусь тобой.

Его слова достигают своей цели. Я сажусь в другое кресло.

Он протягивает руку и кладет ладонь поверх моей. Моя рука дрожит, но я не

отдергиваю ее.

– Ты знаешь, почему я выбрал это имя? – спрашивает он. – После того, как твоя

мать проиграла свою схватку со злом, я знал, что тебе придется быть сильным, чтобы

преодолеть эти муки. Я знал, что ты будешь подвергаться испытаниям снова и снова. Так

что я назвал тебя Авраамом.

Конечно же, я это знаю. Он постоянно мне об этом рассказывал.

Я читал историю целиком. Окончательный тест был тогда, когда Бог попросил

Авраама убить своего собственного сына, и тот действительно пошел, чтобы сделать это, надеясь,

что

Бог

вступится.

Каждый раз, когда я читал этот отрывок, я задавался вопросом о подобном уровне веры.

Мой отец продолжает говорить.

– Я знал, что ты будешь подвергаться испытаниям снова и снова. Когда тебя

забрали у меня, я знал, что это будет для тебя самым большим испытанием из всех. Я знал, что ты вернешься ко мне. И ты вернулся.

Я не возвращался.

Но я не могу произнести этих слов. Потому что он прав. Я вернулся. Я здесь.

Мне хочется закрыть глаза и думать о Джеффе и Кристин.

Маме и папе.

Не Джеффе и Кристин. Маме и папе.

Я делаю легкий, дрожащий вдох. Мама была права. Я ни в коем случае не должен

был сюда приходить.

Он больше, чем просто человек. И всегда был.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я.

– Я хочу умереть, – говорит он просто.

Я таращусь на него.

– Я не понимаю.

– Не понимаешь? – Он поднимает руки. – Разве ты не видишь? Разве ты не

видишь, что со мной стало?

Я все еще не понимаю.

– Эта боль. Это мое испытание, Авраам. Эта агония. Это мое наказание за то, что

отпустил тебя. А теперь ты вернулся.

Его руки падают, и он снова кладет ладонь поверх моей руки. И слегка ее сжимает.

Я гадаю, знает ли он, что его ладонь покоится точно над ожогом от плиты.

Может быть, знает. Мой отец ничего не делает просто так.

Если это сделано преднамеренно, то это ошибка. Это напоминание. Необходимое

напоминание.

«Ты был так напуган».

Моя рука превращается в сталь.

Мой отец все еще смотрит на меня, его глаза почти преследуют меня.

– Ты вернулся. Мой мальчик. Это знак. Дар. Ты здесь, чтобы прекратить мои

страдания.

У меня уходит мгновение, чтобы понять, что он только что сказал. Шок

приковывает меня к месту. Мое дыхание становится прерывистым.

– Что? – шепчу я.

– Твое предназначение здесь. Ты пришел, чтобы положить конец моим страданиям.

Всего мгновение назад я в самом деле обдумывал мысль задушить его подушкой.

Теперь же меня тошнит от этой мысли.

– Мои легкие пропитаны раком, – говорит он. – Это не потребует больших усилий.

Всего лишь твоя рука. Всего лишь на мгновение.

Не знаю, хочет ли он, чтобы я его задушил или сломал ему шею или чего-то еще, чего я даже не могу представить, но я вскакиваю с кресла и отшатываюсь от него.

– Нет.

– Да. «Так было суждено судьбой, чтобы Авраам покорился». Разве ты не видишь?

Я ничего не вижу. Я все вижу. Я яростно качаю головой.

– Нет.

– Мне так больно. – Его голос срывается. – Как ты можешь игнорировать такие

страдания?

Время останавливается. Его слова ранят меня, словно тысяча кинжалов. Бьют, словно тысяча кулаков. Словно удар молнии. Вспышка огня.

– Как ты мог? – ору я. – Как ты мог игнорировать такие страдания? Ты хоть

понимаешь, что ты со мной сделал? Ты хоть представляешь?

– Я воспитал тебя, – говорит он мягко, но теперь в его голосе слышна сила.

– Ты предал меня.

– Я создал тебя.

– Мне плевать. – Я все еще ору. Я бы хотел, чтобы здесь был папа, чтобы сдержать

меня. – Ты мне не отец.

– Я твой отец. И я здесь потому, что ты подвел меня. И ты сделаешь это для меня.

Дверной замок щелкает. Джози просовывает голову в щель.

–

У

вас

тут

все

в

порядке?

– Нет, – говорю я.

– У нас все хорошо, Джози, – мягко говорит отец. – Мой сын расстроен. Сама

понимаешь.

– Конечно, – шепчет она. Она исчезает. Дверь закрывается со щелчком.

Все всегда делают то, что он хочет.

– Сделай это сам, – говорю я хриплым шепотом. – Делай это сам.

– Ты знаешь, я не могу. Я хочу войти в царство вечности с чистой...

Я бью кулаком в стену.

– Я НЕ СТАНУ ЭТОГО ДЕЛАТЬ!

Боль поднимается от моего запястья. Хорошо. Она отрезвляет.

Я не знаю, что я здесь делаю. Я не знаю, чего я ожидал. В этой комнате нет

завершения.

Я хватаюсь за дверную ручку.

– Пожалуйста, – произносит отец. Его голос снова срывается, и в этом я слышу

боль, которую он, должно быть, испытывает. Несмотря ни на что, его боль задевает что-то

внутри меня.

Отчасти это сочувствие. Отчасти нет.

Я знаю эту боль.

– Пожалуйста, – повторяет он, и его слова срываются на всхлип. – Сын мой.

Пожалуйста. Я умираю.

– Хорошо.

С этим я захлопываю за собой дверь и выхожу из здания.

* * *

Я срываюсь с парковки. Мне нужно убираться отсюда. Моя нога вдавливает педаль

газа в пол. То-то Деклан обрадуется завтра, узнав, что сейчас я буквально срываю рычаг

коробки передач, бешено переключая скорости.

Когда я достигаю знака остановки в конце улицы, я задыхаюсь. В машине

невыносимо жарко.

Я прижимаюсь к обочине и включаю аварийные огни. Мне нужно взять себя в руки.

Я срываю через голову свитер. Тру лицо.

«Это не потребует больших усилий.

Всего лишь твоя рука.

Всего лишь на мгновение».

Я не могу дышать. Это я чувствую удушье.

Но вдруг я могу дышать свободно. Воздух врывается в мои легкие.

Я сказал «нет». Я сказал «нет».

Он был просто человеком. Ужасным человеком.

И он не смог подчинить меня своей воле.

Мое запястье все еще болит от удара о стену. Я сгибаю и разгибаю руку, затем

удивленно смотрю на свои пальцы.

« Это не потребует больших усилий.

Всего лишь твоя рука».

Он хотел, чтобы я убил его.

После всего, что он со мной сделал, это не должно меня шокировать – но шокирует.

Он хотел, чтобы я убил его. Он думал, что я сделаю это из-за моего детства? Потому что

теперь мы чужие?

Или он думал, что я сделаю это просто потому, что он мне приказал?

Может быть, все вместе.

Я прижимаю пальцы к вискам. У нас с Декланом был разговор в машине по поводу

мыслей о насилии. Я был полностью уверен, что однажды последую им.

Но я сказал «нет». Я сказал «нет» своему отцу. Человеку, который заслужил всю

мою ярость и насилие.

Я сказал НЕТ своему ОТЦУ. Впервые... в жизни я ощущаю контроль.

У меня кружится голова. Я задыхаюсь. Дрожу.

Мне нужно позвонить Деклану. Должно быть, он пялится на свой телефон

последние полчаса. Я провожу рукой по волосам, чтобы убрать их с лица, затем копошусь

в складках свитера в поисках мобильника.

На экране меня ждут сообщения. Деклан даже не мог подождать.

Но затем мои глаза сосредотачиваются на отправителе. Это не Деклан.

Эмма.

Эмма: Нет. Не в порядке.

С Итаном

«Эмма Блю поделилась с вами своим местоположением».

Мое сердце перестает биться. Когда она послала эти сообщения? Я смотрю.

Двадцать минут назад.

Двадцать минут.

«С Итаном».

Как? Как это произошло?

Она поделилась своим местоположением. Папа раньше делал это случайно, когда

был расстроен и начинал нажимать кнопки, назначение которых не знал. Но Эмма

технический гений. Если она поделилась своим местоположением, она хотела, чтобы я об

этом знал.

«Нет. Не в порядке».

Ох, Эмма.

Я перестаю размышлять и звоню ей. Звонки продолжаются и продолжаются и

переходят на автоответчик.

Я ничего не знаю об этом Итане, кроме имени. Знаю, что он играет в компьютерные

игры. Я понятия не имею, где он живет. Исходя из моего разговора с Эммой, не думаю, что

она сама знает о нем больше.

Меня охватывает вина. Мне следовало написать ей раньше. Я был слишком

взвинчен мыслями об отце.

Стоп. Вина подождет. Вернемся к сообщениям.

Под строчкой, сообщающей о том, что Эмма поделилась своим местоположением, появляется крохотная карта. Я нажимаю на нее. Она на другой стороне Южной Реки.

Может быть, в десяти минутах езды отсюда.

А еще она движется. Направляясь на восток. От меня.

Она в машине.

ЭММА.

ЧТО

ТЫ

НАДЕЛАЛА?

Я переключаю скорость.

Стоп. Я переключаюсь на переписку с Декланом. И посылаю ему свое

местоположение. Затем отправляю сообщение, чтобы позвонил мне.

Затем снова переключаюсь на карту и прикрепляю телефон к держателю на

приборной панели.

Мне нужно вернуться на шоссе. Я снова вдавливаю в пол педаль газа.

Деклан тут же мне звонит. Я нажимаю на громкую связь.

– Позвони в полицию, – говорю я.

Должно быть, он слышит нетерпение в моем голосе. В его собственном звучит

тревога.

– Что случилось? Ты ранен?

– Дело не во мне. В Эмме. Она с одним типом в машине. И что-то не так.

– Погоди. Что? – В его голосе звучит потрясение. – Рев. А что насчет твоего отца..?

– Позже, Дек. Позже. Помоги мне.

– Ладно. – Я слышу шуршание. – Мне нужно больше информации. Что за тип? Где

она?

– Не знаю. Его зовут Итан. Она познакомилась с ним по Интернету.

– Где она?

– Н е знаю. Она прислала мне свое местоположение. Я пытаюсь добраться до нее.

– Ты... Рев, что ты делаешь?

– Не знаю! Но я не знаю, что еще сделать! – Я пролетаю на желтый свет светофора

как раз когда он сменяется на красный. Я в одной миле от шоссе. Точка Эммы продолжает

двигаться.

– Ладно. Остынь. Погоди. – Деклан тяжело дышит. – Черт возьми, Рев. Я должен

был поехать с тобой.

– Что ты делаешь?

– Мамы и Алана нет дома. У меня нет другого телефона. Я бегу к тебе домой.

Я слышу распашную дверь. Я хочу сказать ему, что мы теряем время и ему нужно

позвонить в полицию.

В то же время я понимаю, что это невозможно. У нас нет никакой информации. Я

даже не знаю, на какой машине он ездит.

Что Деклан им скажет? «Скажите им, чтобы искали машину с сидящей в ней

девушкой в очках»?

– Рев. Я в твоей кухне. Включаю громкую связь. Расскажи Кристин все, что

знаешь.

Я так и делаю.

Все это время я наблюдаю за точкой, движущейся по шоссе. Сейчас я на Шоссе 50, и еду слишком быстро. Должно быть, он тоже превышает скорость, но мне кажется, будто

я его нагоняю.

У Кристин куча вопросов, ни на один из которых я не могу ответить. Знаю ли я имя

мамы Эммы? А ее отца? Знаю ли я хоть что-нибудь об Итане, вроде где он живет и в какую

школу ходит? Знаю ли я, где живет Эмма?

Нет. Нет. Нет. Нет.

Страх зарождался в моем желудке как крохотный росток, но перерос во что-то

зловещее.

– Рев, – говорит Кристин. – Как думаешь, может быть, она просто драматизирует?

Я думаю об Эмме, о тех стенах, которые она выстроила вокруг себя, и которые

ничуть не уступают по толщине моим собственным. Она не стала бы посылать такое

сообщение, если бы это не было серьезно. Она не стала бы без особой причины присылать

свое местоположение.

– Нет, – говорю я.

Точка покидает шоссе.

– Они на другой стороне реки Северн, – говорю я. – Они только что направились на

север по Шоссе Риччи.

Они по меньшей мере в восьми милях от меня, но я все еще нагоняю их. Теперь мы

направляемся в сторону Арнольда и Парка Северна. На Шоссе Риччи полно светофоров и

время близится к часу пик, так что я смогу немного их нагнать. Надеюсь.

Я осознаю, что на линии какое-то время повисла тишина. Деклан и Кристин

позволяют мне ехать. Я позволяю им думать.

Затем Кристин произносит:

– Рев, что ты делал там все это время?

Ее голос такой тихий, такой осторожный, и я понимаю, что она знает.

Эмоции захлестывают меня так сильно и так внезапно, что я чуть не срываюсь.

« Это не потребует больших усилий.

Всего лишь твоя рука.

Всего на мгновение».

Мне нужно все ей рассказать.

– Позже, – говорю я, и у меня срывается голос. Я делаю глубокий вдох и

успокаиваюсь. – Позже, мам. Ладно?

– Ладно, – говорит она. – Но Рев. Пожалуйста, скажи, что с тобой все в порядке.

– Я в порядке. Мам. Я в порядке. – Я делаю паузу. Мне нужно сосредоточиться. – Я

на выезде. Выезжаю на Риччи. Они все еще движутся на север.

– Когда они остановятся, – говорит она, – назови мне адрес. – Ее голос звучит

твердо. – Припаркуйся подальше. Дождись полиции. Ты меня понял?

У нее такой серьезный голос.

– Да.

– Ты не знаешь ситуации, Рев. Все, что у тебя есть – это одно сообщение. Ты...

– Я знаю. Знаю.

Точка сворачивает влево.

– Они свернули!

– Куда?

– На Шоссе Арнольда. – Я вижу его, в паре кварталов отсюда. – Там аптека.

– Я знаю, где это. – Она мгновение молчит. – Там позади большая парковка.

Большая парковка. Страх в моей груди растет.

– Эй. – Голос Деклана. – Она на связи с полицией. Я слежу за тобой по карте. Ты в

порядке?

– Ага.

Точка останавливается. Я застрял на светофоре на Шоссе Арнольда.

– Они остановились, – говорю я. Я сглатываю. – Всего в миле от меня. С правой

стороны.

Деклан повторяет это Кристин.

Этот светофор горит красным целую вечность.

Деклан, должно быть, выключил громкую связь, потому что внезапно его голос

звучит тихо и отчетливо.

– Рев. Ты ничего не знаешь об этом парне. Я вроде как шутил, когда говорил, что у

твоего отца может быть оружие, но...

– Знаю, Дек. Знаю. Я подожду.

– Обещай, Рев.

– Обещаю.

Затем свет меняется, и я сворачиваю, чтобы продолжить преследование.

Глава 41

Эмма

Мы ехали целую вечность.

Итан так и не отпустил мою косу. Он так сильно стискивает волосы, что я

чувствую, как некоторые пряди отходят от моего скальпа.

Это больно. Очень.

Я продолжаю кричать в его рубашку. Я стараюсь этого не делать, но это

невозможно.

Автострада сменилась улицами милю назад, но мое лицо прижато вниз, почти на

коленях у Итана, и я понятия не имею, где мы. Между его кулаком в моих волосах и его

рукой, прижимающей меня к нему, Итан так сильно сдавливает мою голову, что я едва

могу дышать. На первом светофоре я сопротивлялась изо всех сил и отчаянно пыталась

надавить на клаксон, пытаясь высвободиться из его хватки и привлечь к себе внимание

проезжавших мимо машин.

Итан впечатал меня лицом в центральную консоль. Кровь стекает мне откуда– То в

глаз.

Теперь он давит мне на лопатки, удерживая мою голову внизу. Сперва я думала, что

он пытается прижать меня к своей промежности, но потом осознаю, что он просто

пытается скрыть меня от посторонних глаз, теперь, когда мы оказались в более плотном

траффике. Солнечный свет льется сквозь окна машины. Снаружи прекрасный день.

Внутри же полный кошмар.

– Не могу поверить, что ты делаешь это со мной, – говорит он. – Не могу поверить, что ты это сделала, Эмма.

– Я ничего с тобой не делаю.

– Делаешь. Ты попросила меня о встрече, а теперь ведешь двойную игру.

– Пожалуйста, Итан. Пожалуйста, просто выпусти меня...

– НЕТ. – Он так резко дергаю мою косу, что моя шея выворачивается в сторону.

Перед глазами вспыхивают искры. Машина резко сворачивает, и я полностью теряю

равновесие. Мое лицо врезается в его промежность. Меня чуть не рвет на него.

Затем еще один поворот. И еще. Машину трясет, когда мы проезжаем по

нескольким кочкам.

А затем мы останавливаемся. Он глушит мотор.

Мне не стоит думать о том, чтобы что-то глушить.

Мы в тени. Где-то под сенью деревьев. Я слышу траффик, но он далеко.

Внезапно, мое дыхание звучит громко.

Его тоже.

А затем я осознаю, что он плачет.

– Я не знаю, что я делаю, – говорит он мягко. – Я не знаю, что делаю.

– Все нормально. – Я подавляю собственные слезы. Мой голос дрожит. – Все в

порядке. Итан, просто выпусти меня.

Он не отпускает. А только сжимает мои волосы еще сильнее.

– Ты мне так нравилась.

Мне хочется ударить его в промежность, но у меня нет опоры. Я не хочу, чтобы он

снова меня ударил. Но если он будет говорить, он не причинит мне вреда. Мне нужно

время подумать.

– Ты мне тоже нравишься. Мне нравится с тобой играть.

– Но это все, что ты ко мне испытываешь. Просто партнер по игре.

– Нет, – говорю я. Мой голос полон слез. – Мы друзья.

– Я нашел этого Nightmare для тебя. Я сделал это для тебя. Разве это ничего не

значит?

Вдалеке раздается гул сирены.

О, пусть это будет из-за меня.

Я знаю, что это невозможно.

К первой присоединяется еще одна сирена.

Ну, пожалуйста. Пожалуйста.

Кажется, они становятся громче. Ближе.

Может быть, кто-то нас заметил. Может быть, Рев все-таки получил ссылку с моим

местоположением.

Может быть. Может быть. Может быть.

Итан замирает.

Сирены становятся оглушительными... затем проносятся мимо. Они не

останавливаются.

НЕТ. О, Боже. Нет.

Но теперь Итан стал тише. Более осторожным.

– Ты можешь меня отпустить? – У меня дрожит голос. – Мы можем поговорить. До

сих пор у нас не было шанса поговорить.

Долгий момент он не двигается. Я беспокоюсь, что сказала что-то не то.

– Ладно, – говорит он. – Ладно. Да.

Он отпускает мои волосы. Я выпрямляюсь на сидении.

Мы на старой парковке, окруженной лесом. Я больше ничего не вижу. Я замираю.

Обдумываю свое положение. Обдумываю его.

А затем хватаюсь одной рукой за дверной замок, другой за ручку, и вырываюсь из

машины.

– Помогите! – кричу я. – Помогите мне!

Это заброшенная парковка посреди леса. Шоссе Риччи находится в пятистах шагах

отсюда. По другую сторону линии деревьев мимо проносятся машины.

Здесь никого нет.

Никого, кроме Итана, который быстро двигается для кого-то его размера. Я

ожидала, что он будет медленным и ленивым, но, возможно, скрываясь в комнате своей

матери от внешнего мира, у него было предостаточно времени для занятий спортом.

Он сбивает меня на землю. Он такой тяжелый. Я врезаюсь в асфальт. Я борюсь, чтобы откатиться в сторону, но он переворачивает меня на спину.

Асфальт впивается мне в кожу.

И тогда и то лько тогда – я таки вспоминаю кое-что из того, что говорил мне Рев.

Его голос будто звучит у меня в голове. «Оставайся близко. Дистанция дает противнику

преимущество, чтобы навредить тебе».

Когда Итан отклоняется, я обхватываю рукой его шею. Другую руку протягиваю

под его рукой. Я вцепляюсь в него.

Я чувствую его удивление. Он пытается меня сбросить, но я впиваюсь в него

ногтями. Прижимаю свое лицо к его лицу. Я цепляюсь за него, словно за жизнь.

Снова звучат сирены. Снова приближаясь.

Я нахожусь под Итаном, но внезапно чувствую, будто преимущество на моей

стороне. Я не могу дышать под его весом, но он не может меня ударить, когда я так близко

к нему. Я достаточно тяжелая, что он не может удержать равновесия, чтобы подняться. И я

не позволяю ему сбросить свою руку с его шеи.

Тогда он пробует другую тактику. Он отклоняется назад и со всей силы шмякает

меня об землю.

Затылком я впечатываюсь в асфальт. Я не могу удержаться. Не могу видеть. Меня

сейчас вырвет.

Он хватает меня за плечи. Поднимает меня.

Он снова собирается шарахнуть меня об асфальт. Мой череп этого не выдержит.

Последнее, что я увижу в своей жизни, будет его ужасное лицо, плачущее о том, как мы

были друзьями, прежде чем он разметет мои мозги по асфальту.

И тут его вес просто... исчезает. Он поднялся.

Нет, его оттолкнули от меня.

А затем Рев отводит кулак и бьет Итана прямо в лицо.

Глава 42

Рев

Теперь сирены повсюду, но они опоздали.

Я сам чуть не опоздал. Я пытался ждать, но не мог.

Он бы ее убил. Я мог это видеть, когда он повалил ее. Он бы ее убил.

Мой первый удар чуть не сбил самого Итана наземь. Мне бы хотелось, чтобы у

меня было достаточно импульса, чтобы сбить его с ног, но я сам потерял равновесие, когда

пытался стащить его с нее. Я хорошенько ему врезал, но он, тем не менее, в сознании.

Он быстр, и обхватывает меня за талию.

Итан не то, что Мэтью. Он довольно крепкий, а ярость служит хорошим

мотиватором. Он сбивает меня с ног. Я больно ударяюсь об асфальт, особенно, когда он

приземляется на меня сверху.

Но затем он отклоняется, чтобы ударить меня. И сам при этом широко

раскрывается.

Каждое движение такое четкое, как будто происходит в замедленной съемке. Мои

мысли не затуманены неуверенностью в себе. Только кристальная ясность.

Я не могу ударить его с земли. Преимущество на его стороне. Я бросаюсь

наперерез его движению и обхватываю его талию. Врезаюсь головой в его плечо.

Поджимаю одну ногу и переворачиваю его.

Теперь я сверху. Я контролирую его.

Я никогда не бил кого-то из этой позиции. Я жду, когда мое сознание представит

это, зайдет слишком далеко, ударит его слишком сильно, ломая кость и разбивая его лицо.

Я жду, что в силу вступят страх и неуверенность.

И пока я жду, в действие уже вступила выучка. Я ударил его дважды. Он не

шевелится. Кровь повсюду на его лице, на моих руках, на асфальте.

Ох. О нет.

Я думаю о своем отце.

« Это не потребует больших усилий.

Всего лишь твоя рука.

Всего на мгновение.»

Но грудь Итана поднимается. Он дышит. Он жив.

Мой кулак болел до того. Теперь же, он просто пылает. Мое предплечье словно

охвачено пламенем.

Я смотрю на Эмму. Слезы превратили ее макияж в две мокрые дорожки на щеках.

На одной стороне лица уже проступил огромный синяк. Ей больно, но она таращится на

меня.

– Ты в порядке? – спрашиваю я. Я хочу подойти к ней, но не хочу оставлять Итана

на случай, если он очнется.

Она быстро кивает. И смотрит на меня с некоторым удивлением.

– Ты меня нашел.

– Да, – говорю я. – Я тебя нашел.

Она давится рыданиями и трет лицо обеими руками.

– Я делала то, о чем ты говорил. Пыталась держаться за него.

– Знаю. Как я и говорил – Бесстрашная.

Эмма выдавливает смешок.

Полицейские машины врываются на парковку. Сирены оглушают. «Скорая» тоже

здесь, и Эмму тут же окружают парамедики.

Полиция арестовывает Итана.

Меня они тоже арестовывают.

Деклан был прав. Это ужасно.

Глава 43

Эмма

Пока я еду в машине «скорой помощи», какая-то маленькая глупая часть меня

верит в то, что мои родители воссоединятся в больнице и осознают, как сильно нужны

друг другу. Я продолжаю слышать голос Рева в голове, говорящий: «События происходят, если им суждено произойти», и гадаю, значит ли это, что мне суждено было вынести все

удары от Итана для того, чтобы мои родители не развелись.

Должно быть, у меня бред... что вполне вероятно, учитывая то положение, в

которое я сама себя загнала.

Но моим фантазиям не суждено сбыться. Мой отец не приезжает в больницу.

Я говорю с ним по телефону, и он говорит мне, что пытается сохранить место

работы, и худшее, что он сейчас может сделать – это отступить.

– Твоя мама ведь рядом с тобой, верно? – спрашивает он.

И да. Она рядом.

Она сидит рядом с моей койкой в отделении неотложной помощи. Все это время

она держала меня за руку и отпустила только тогда, когда меня повезли на томографию.

Мы находимся здесь уже несколько часов, но она продолжает задавать мне один и тот же

вопрос. И говорить одно и то же.

Теперь она знает все. О Nightmare. Об Итане.

О том, что я так четко видела перед собой одну угрозу, что совсем не обратила

внимания на другую.

После того, как она выслушала все это дважды, она надолго задумывается.

– Мне нужно кое-что понять, – говорит она наконец.

Я чувствую себя помятой, сломанной. И только отчасти из-за травмы головы.

– Что?

– Почему ты ничего не сказала мне об этих сообщениях? От этого Nightmare? –

Она делает паузу. – Или... по крайней мере, своему отцу...

– Я пыталась. – Я сглатываю. – Я начала рассказывать папе, но он был слишком

занят...

Она вздыхает, звук полный разочарования.

– Эмма. Мне так жаль.

– Я хотела сама все исправить. Это ведь очень мужская индустрия. – Я отвожу

взгляд. – Я просто... это происходит с каждым. Я не хотела, чтобы это выглядело, будто я

не могу принять удар.

Мама снова вздыхает.

– И, очевидно, я действительно не смогла, – говорю я с отвращением. – Если Итану

пришлось все исправлять ради меня.

Теперь она выпрямляется, и ее лицо выглядит яростным.

– Он ничего не исправлял, Эмма. Он мог тебя убить. Ты даже не знаешь, исправил

ли он твою игру на самом деле. Он просто так тебе сказал.

Она права.

Она так права. Я такая идиотка.

Мама снова вздыхает.

– Позволь мне кое-что сказать тебе о медицинской школе.

Мои глаза наполнились слезами, и я до сих пор зациклена на том, что так легко

доверилась Итану. Это не похоже на прелюдию к нравоучению, и я озадачена.

– Ты... хочешь поговорить о медицинской школе?

– Да. – Она делает паузу. – Мне пришлось пережить то же самое.

– Что-то же самое?

– Сексизм. Женоненавистничество. Мир мужчин.

– Не думаю, что медицинская школа похожа на компьютерную игру.

Она продолжает, будто не слыша меня.

– Однажды, когда я была еще интерном (студент или молодой специалист, работающий в больнице или школе и живущий при ней), там было два врача – мужчины, которые смотрели порнуху прямо в моем присутсвии. Когда же я попросила их

выключить, они начали дразнить меня, что я не способна смотреть на обнаженную натуру.

Я чувствовала себя идиоткой. Я слишком долго это терпела, потому что верила, что это

лишь часть того, через что приходится проходить женщинам.

Я таращусь на нее. Не знаю, что сказать.

– Все в твоей голове, Эмма. – Еще одна пауза. – Тебе позволено играть в игру, не

подвергаясь всему этому. Тебе позволено создать компьютерную игру, и не подвергаться

домогательствам и издевкам. Тебе позволено идти по жизни без необходимости мириться с

этим, не важно, в какой именно сфере. Ты не слабая потому, что не хочешь смотреть порно

или потому, что не хочешь, чтобы тебя называли... тем самым отвратительным словом,

которое он использовал. Я в ужасе от того, что ты думала, что должна мириться со всем

этим.

Я смахиваю новые слезы.

– Прости, мам.

– Нет, ты меня прости. Мне жаль, что твой отец позволил тебе поверить, что все

это приемлемо.

– Он не...

– Эмма, думаю, нам нужно прийти к соглашению.

– Какому?

– Я не стану возражать против игр, – говорит мама.

– Ты – что?

Должно быть, меня слишком сильно накачали обезболивающим, потому что это

вовсе не похоже на мою мать.

– Но мне нужно знать, чем ты занимаешься. И с кем.

– Мам...

– Ты должна согласиться. – Ее глаза тоже наполняются слезами. – Эмма, ты должна

согласиться. Я не могу потерять и тебя тоже.

Я начинаю плакать.

– Ладно, мам. Договорились.

Женщина в полицейской форме стучит в стену, затем осторожно заглядывает за

занавеску. Ей около тридцати, волосы стянуты в строгий хвост.

– Эмма? Я Дженнифер Стоун. Я офицер из Полицейского Департамента Округа

Энн Арундель. Как думаешь, ты сможешь ответить на пару вопросов?

Я быстро тру лицо.

– Да. Да. Я в порядке.

Она входит и пожимает руку моей маме, а потом и мне. Мама предлагает ей стул, но офицер Стоун отмахивается. Она прислоняется к стене между нами и достает блокнот.

– Не расскажешь мне, как ты познакомилась с мистером Нэшем?

У меня уходит мгновение, чтобы понять, что она говорит об Итане. То, что она

называет его «мистер Нэш» делает всю ситуацию более серьезной.

Но, конечно же, все это серьезно.

Я снова прокручиваю все подробности нашего знакомства в голове. OtherLANDS.

Гильдия Воинов. Сообщения Nightmare и то, как Итан помог мне найти его. По мере того, как я говорю, я снова осознаю, что даже не знаю, в самом ли деле Итан нашел Nightmare, или же он по прежнему там, ожидая возможности нанести еще больший урон. Офицер

обещает это проверить.

Мой голос срывается, когда я говорю о разводе и обмене номерами телефонов, особенно когда мама цыкает на меня.

– Он сказал, что его мама с папой тоже разведены, – говорю я. – Он сказал, что

живет с матерью. Мы говорили о том, как это тяжело. Я думала, мы друзья.

Офицер Стоун делает пометку в блокноте.

– А сколько лет мистеру Нэшу? Он не говорил тебе?

– Он сказал, что учится в Олд Милл.

– Значит, он сказал, что учится в старшей школе?

– Это... это было в его профиле на 5Core. – Я сглатываю. – Я думала, он выпускник.

Она делает другую пометку.

– Ты не против, если мы заберем твой телефон, чтобы переснять все сообщения?

– Но... но мне нужен...

– Эмма, – цыкает мама. – Конечно же, они могут его забрать. Все, что понадобится, чтобы запереть этого человека в камере.

Я сглатываю.

– Ладно. Он был в машине Итана. Упал под сидение.

Еще одна пометка в блокноте. Куча пометок.

– Можно мне спросить? – спрашиваю я.

Офицер перестает писать и смотрит на меня. Ее глаза холодные и расчетливые, но в

них сквозит и сострадание.

– Конечно.

– Сколько лет ему на самом деле? Вам можно мне сказать?

Она пролистывает блокнот на пару страниц назад.

– Ему двадцать девять лет.

Мое сердце трепещет. Мне приходится приложить руку к груди. Рядом со мной

мама делает то же самое.

Офицер Стоун снова смотрит в свои записи, затем встречается со мной взглядом.

– Он живет один, в квартире. Без матери. – Пауза. – Он работает в компании

Информационных Технологий Округа Энн Арундель. Вот почему у него был доступ к их

серверам.

«И. Нэш. Информационные Технологии».

Это в буквальном смысле висело прямо передо мной. А я была слишком глупа, чтобы поверить, что речь идет о его матери.

– Ему уже не раз были предъявлены обвинения в домогательствах и

преследовании, – говорит офицер.

– Эмма. – Мама снова начинает плакать.

Я не плачу. Я слишком потрясена.

– Но... но...

Я почти что говорю «Он был слишком добр. Он был моим другом».

Он не был добр. И он не был моим другом.

– Такое часто происходит, – говорит офицер Стоун. – Эти парни умны. Они берут

что-то, что вы сказали, и обставляют дело так, что вы чувствуете связь. Дальше дело за

малым. – Она медлит. – Тебе очень повезло, что все не закончилось иначе.

– Он говорил, что они с его мамой ходят в церковь Святого Патрика, – шепчу я. –

Он говорил, что она его постоянно контролирует и строга с ним.

Мама подавляет всхлип.

– А что ты ему рассказывала обо мне?

Я так многое ему рассказывала. Чем больше я задумываюсь над нашими

разговорами, тем больше осознаю, что выкладывала ему то, что ему было нужно.

Мне хочется провалиться сквозь землю. Я чувствую себя такой дурой. Такой

доверчивой. Лучше бы они меня посадили в тюрьму.

Офицер Стоун кладет руку мне на плечо.

– Не кори себя слишком сильно. Как я и сказала, они очень умны. Он делал это не в

первый раз. И тебе повезло. Я слышала о том, что ты поделилась своим местоположением.

Хотела бы я, чтобы побольше людей знало, как это делается.

Рев.

– С Ревом все в порядке?

– Его арестовали...

– Что? Почему?

Она вскидывает руку.

– Совершенно очевидно, что это была самозащита, а на парковке есть камеры

наблюдения. Если твоего друга еще не допросили и не отпустили, то скоро должны это

сделать.

Глава 44

Рев

К тому времени, как меня выпускают из полицейского участка, наступила ночь, а

боль в моем запястье превратилась из огня в пламя. Кожа опухла и покраснела под

рукавом. Я стискивал зубы последний час, но был в ужасе от того, что меня могут

обвинить в нападении, так что я держал рот на замке и старался быть незаметным.

Я гадаю, придется ли мне звонить маме с папой, но офицер выводит меня в

передний холл и они оба ждут там. Мэтью с ними нет.

Папа даже не дожидается, пока я заберу свои вещи. Он тут же меня обнимает.

Мама тоже пытается меня обнять.

– Я же просила тебя подождать, – говорит она. Ее голос полон эмоций. – Рев, я же

просила тебя ждать.

Мне хочется обнять их в ответ, но любое движение терзает мою руку, и боль такая

сильная, что я беспокоюсь, что вместо этого меня на них вырвет.

– Я тоже тебя люблю. – Мой голос напряжен. – Но мам? Кажется, мне в самом деле

нужно сделать рентген.

* * *

Мое запястье сломано. Снова.

Не знаю почему, но это кажется очень символичным. Будто символ избавления от

моего отца.

На этот раз навсегда.

Я сижу в приемной ортопеда вместе с мамой и папой. Я рассказал им все, что он

мне сказал. И они не сердятся, что я с ним виделся.

Они сердятся из-за того, что я не сказал им, куда поехал.

Я услышал столько всевозможных вариантов «что если», что по ним можно было

бы написать книгу.

Но я выслушиваю их все. Я слушаю их и позволяю их любви и тревоги наполнить

меня.

Они привозят меня домой.

И я засыпаю, как убитый.

Глава 45

Рев

Когда я просыпаюсь, то застаю в своей комнате Мэтью. Он сидит на кушетке, читая

книгу. Солнечный свет льется в окна, наполняя комнату светом.

Свет? Я жмурюсь и бросаю взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Сейчас

десять часов утра.

– Эй, – говорит Мэтью. – Посмотрите, кто проснулся.

Я приподнимаюсь, чтобы сесть, и мое запястье тут же напоминает мне обо всем

произошедшем. Гипс похож на кирпич, тянущиеся от пальцев к локтю. И все это ужасно

болит.

Я снова валюсь в кровать.

– Как насчет школы сегодня? – спрашиваю я Мэтью.

– Кристин сказала, что тебе не нужно идти.

– А тебе?

Он пожимает плечами и бросает взгляд на дверь туалета.

– Я сказал, что хочу с тобой увидеться, когда ты проснешься.

Должно быть, мама была в восторге, но я уж точно ни на минуту на это не куплюсь.

– Ты просто не хотел видеться с теми парнями, которые тебя доставали. – Я делаю

паузу. – Деклан мог бы за тобой присмотреть. Я же тебе говорил.

– Не сегодня. – Еще одно пожатие плечами. – Его мама родила ребенка сегодня

рано утром. Он ушел около четырех.

– Утра? Он был здесь?

Мэтью кивает.

Я тру глаза здоровой рукой, затем снова пробую сесть.

– Мне нужно пару минут. Не знаешь, у нас еще остался кофе?

Он закладывает страницу и опускает книгу.

– Могу приготовить.

На моем телефоне висит непрочитанное сообщение. Вообще– То, их три.

Эмма: Пожалуйста, скажи, что с тобой все в порядке.

Мне придется заставить свою маму приехать к тебе домой, если ты мне не

ответишь.

Очевидно, моя мама встретилась с твоей. И они обменялись номерами.

Обалдеть. Но, по крайней мере, я знаю, что ты в порядке. Напиши мне, когда

проснешься.

Я улыбаюсь.

Рев: Я проснулся.

Но, должно быть, она сама еще спит. Ответа не приходит.

Я запираюсь в ванной. Не помню, что сказал врач насчет душа, а у меня нет

никакого желания заполучить новый гипс, так что с этим можно подождать. Почистить

зубы левой рукой уже достаточное испытание, чтобы я полностью отказался от бритья.

А одевание занимает в два раза больше времени, чем обычно. Футболка с

короткими рукавами была выстирана и лежит сверху на стопке белья. Я даже не

раздумываю.

И не заморачиваюсь насчет свитера.

Мэтью ждет в кухне, поедая хлопья прямо из коробки. Его глаза непроизвольно

расширяются, когда он видит мои голые руки, но он ничего не говорит. Он встряхивает

упаковку.

– Хочешь?

Я качаю головой.

– Я ем хлопья только по ночам.

Он не ведет себя, будто это странно, но все же спрашивает:

– Почему?

Я достаю из буфета чашку. Ко мне приходит воспоминание, но в этот раз не такое

ужасное.

– Когда мне было пять лет, женщина из церкви дала мне коробку фруктовых

хлопьев. Я знал, что мой отец не позволит мне их съесть, так что спрятал их под кроватью.

Я сел и съел их, когда он заснул. – Я делаю паузу. – Я так боялся, что он меня застанет за

этим, но хлопья были словно героин. Я не мог остановиться. Я хранил коробку несколько

месяцев. Я помню, как воображал, что Бог пошлет мне еще. Но этого не случилось. В

смысле... понятное дело. Так что я подумал, что он меня наказывает. За мое ужасное

пристрастие к хлопьям.

Мэтью таращится на меня. Он перестал есть.

– Прости. – Я морщусь и наливаю кофе. – Я не собирался все это рассказывать.

Он опускает коробку. Достает миску и насыпает в нее горсть. Добавляет молока и

ложку.

Затем церемонно ставит все это на стол передо мной.

– К черту твоего отца. Ешь.

Я таращусь на него, немного шокированный. И немного тронутый.

Затем сажусь за стол и ем хлопья. Мне приходится делать это левой рукой, так что

выходит несколько неуклюже, но я ем хлопья. Это глупо, но это освобождает.

Мэтью продолжает поедать свою порцию из коробки.

Мы молчим, но теперь в этом молчании нет напряжения.

Спустя какое-то время он прерывает тишину.

– Я рассказал Кристин.

Нет никаких сомнений, о чем он говорит. Его голос совершенно спокоен. Он

разглядывает кусочки мармелада на ладони. Я заставляю себя продолжать есть.

– Да?

– Ага. Вчера. После школы. Были только мы вдвоем. Я не мог... я все думал о том, что ты сказал. О том, что он мог делать это с другим ребенком. – Мэтью находит мармелад

и раздавливает его в ладони.

– Что она ответила?

– Она спросила, хочу ли я попробовать выдвинуть обвинения. – Он вздрагивает. –

Я не... я не могу это сделать. После всей истории с Нилом. – Он раздавливает еще один

кусочек мармелада.

– Ты уничтожаешь лучшие кусочки, – говорю я.

Мэтью смотрит на цветную размазню в ладони.

– О. Прости. – Он вытирает руку о джинсы. – Она спросила, не против ли я, если

она отошлет жалобу в Управление по делам семьи и детей. – Пауза. – Я сказал, что это

будет правильно. Я так думаю.

Но он в этом не уверен. Я это слышу.

– Все будет в порядке, – говорю я. – Мама об этом позаботится.

Он снова замолкает. Мы хрустим хлопьями. Я думаю о Деклане, который сейчас в

больнице знакомится со своим малышом – братом. О том, как сильно наши жизни

изменились за последние двадцать четыре часа.

– Можно попросить тебя кое о чем? – спрашивает Мэтью.

– Все что угодно.

Кажется, он потрясен, но лишь на мгновение.

– Если вдруг я сделаю что-то не так, что заставит их отказаться от меня, ты мне

скажешь об этом?

Я откладываю ложку. Хлопья размокли, и я все равно только устраиваю

беспорядок.

– Ты не сделаешь ничего такого, что заставит маму и папу отказаться от тебя, Мэтью. Они не такие.

– Ну... на всякий случай.

– Ладно. – Я несу миску к раковине. – Что-нибудь еще?

– Нет. – Он медлит. – Может быть.

– Что?

– Ты не мог бы называть меня просто Мэттом?

Глава 46

Эмма

День сегодня такой же потрясающий, как и вчера: тепло и солнечно. Я сплю до

полудня.

Когда я просыпаюсь, в моей комнате, свернувшись клубочком у моей кровати, лежит Текси.

Мама вернулась за ней. Она вернула ее. Только ради меня.

Я сажусь на пол и плачу в собачью шерсть. Лицо болит, и я уверена, что у меня

огромные синяки. Стыд колет меня в бок. Я не могу от этого избавиться.

Я была такой глупой. Такой идиоткой.

Мама оставила мне записку.

«Уехала смотреть квартиры. Дай мне знать, если хочешь, чтобы я вернулась и

взяла тебя с собой. Нам следует принимать решение вместе.

Может быть, сегодня ты могла бы показать мне игру, которую ты разработала.

Я бы очень хотела увидеть, что ты создала.

Люблю,

Мама».

Это вызывает новый поток слез.

В конце концов мне нужно принять душ и почистить зубы. Чистка зубов

оказывается на такой болезненной, как я ожидала. Большая часть боли скопилась с одной

стороны лица. Я распускаю волосы и позволяю обрамлять мое лицо, так что со стороны

вовсе и не догадаешься, что вчера меня избил парень.

Я отворачиваюсь от зеркала, пока воспоминание не вызвало новый раунд слез.

Вчера мама сдала все мое компьютерное оборудование полиции. Тогда я хотела, чтобы оно осталось у них. Все казалось испорченным.

Но сейчас мне бы хотелось выйти в Интернет.

И тут я снова осознаю, что пытаюсь спрятаться.

Я свищу Текси.

– Идем, Текс. Пора на прогулку.

* * *

Возможно, он еще не вернулся из школы, но, возможно, его мама позволит мне

подождать его внутри. Мы с Текси взбираемся по ступенькам переднего крыльца и я мягко

стучу в дверь.

Рев открывает дверь.

В футболе с короткими рукавами.

И с гипсом на руке.

– Эмма. – Его голос глубокий и нежный, и я хочу, чтобы он повторял мое имя снова

и снова. Он выглядит таким же удивленным, как я себя чувствую. Шок заставляет меня

отступить на шаг. Мама не упомянула эту деталь, после того, как разговаривала с мамой

Рева.

– Ты... ты сломал руку?

Он морщится.

– Вообще– То, запястье. – Он смотрит на меня. – Ты в порядке? Тебе разве можно

выходить гулять?

– Мне сделали томографию. Сотрясения нет. Просто синяки. Я приняла Адвилл.

– О. Хорошо. – Рев поднимает руку в гипсе. – У меня всего лишь небольшая

трещина. Все не так плохо.

– Значит, мы оба просто немного сломаны.

Его рука снова опускается вдоль тела.

– Думаю, мы и раньше были.

Я сглатываю.

– Да.

А затем мы стоим молча так долго, что я начинаю чувствовать себя по-идиотски.

Текси шагает вперед и трется об руку Рева. Он чешет ее за ушами, в то время как она, свесив язык, смотрит на меня. Рев все еще молчит.

Может быть, мне стоит уйти.

– Не хочешь зайти? – спрашивает он.

– С собакой?

– Конечно.

Он широко распахивает дверь. Текси тут же проходит внутрь, цокая когтями по

плитке.

Приемный брат Рева появляется вверху лестницы.

– О, мило. Собака.

Текси гавкает на него, но он сбегает вниз по лестнице, чтобы погладить ее, и она

тут же становится его лучшим другом.

– Идем, – говорит Рев. Он берет меня за руку.

Его пальцы теплые и уверенные, когда он ведет меня вверх по лестнице.

– Эй, Мэтт, составь собаке компанию, ладно?

Текси уже пытается запихнуть свою массивную тушу Мэтту на колени.

– Конечно, – отвечает он.

Я удивлена, когда Рев ведет меня в свою комнату. Впрочем, он оставляет дверь

открытой и подводит меня к кушетке.

– Может быть, нам сесть спина к спине? – говорю я. Внезапно, я начинаю

нервничать, беспокоясь, как действовать дальше.

– Нет. Лицом к лицу. – Он садится, скрестив ноги, так же, как и тогда на скамейке

перед церковью. Гипс ложится ему на колени – четкое напоминание того, как много вчера

пошло не так.

Я сажусь более осторожно. Большинство моих мускулов болят.

– Рев. – Я медлю. – Я хотела поблагодарить тебя... за... за то, что ты сделал...

– Тебе не нужно благодарить меня. – Его голос тихий. Надломленный. – Я чувствую

себя виноватым, что не ответил тебе раньше. Если бы я позвонил... – Он прерывается. –

Это не оправдание, но у меня было много забот.

– Мне не стоило срываться на тебя, когда ты спрашивал меня об Итане. – Я

сглатываю. – Это не оправдание, но и у меня было много забот.

Его глаза ясные, неловко смотрящие на меня.

– Я знаю, Эмма.

Каждый раз, как он произносит мое имя, я вздрагиваю.

– Ты единственный человек в моей жизни, который не разочаровывает меня все

время. Я не... я не знала, как к этому относиться. Так что... извини.

– Не извиняйся. – Он протягивает руку, чтобы убрать волосы с моего лица. – Я

знаю, каково это, когда ты думаешь, что тебе некому довериться.

Я закрываю глаза и наслаждаюсь его прикосновением.

Но Рев убирает руку.

– Эмма... то, что ты сказала мне вчера об Итане. Когда ты спросила меня, ревную

ли я...

– Я не имела это в виду. Прости. Между мной и Итаном никогда ничего не было.

Все это... все это было притворство. Я просто искала кого-нибудь, на кого можно было бы

положиться.

– Знаю.

– И я знаю, что ты не ревновал. Я знаю, что ты беспокоился.

– Нет... – Он морщится. – Нет, я беспокоился. Очень беспокоился. Особенно, когда

я увидел, насколько эти сообщения безумны. – Он делает паузу. – Но до того... возможно, я

и ревновал. Немного. И я не осознавал до вчерашнего дня, что когда я говорил о том, что

все происходит по определенной причине и ждал какого-то особого знака свыше, на

самом деле все, что мне нужно было сделать, это перестать беспокоиться о том, поступаю

ли я правильно, а просто спросить тебя.

Я таращусь на него.

– Рев...

– Эмма?

– Да?

– Ты хочешь пойти на Весенний Бал?

У меня перехватывает дыхание и я чуть не начинаю хохотать.

– Ты хочешь, чтобы наше первое свидание было на школьных танцах?

Его щеки чуть розовеют.

– Ну. Я собирался спросить, не хочешь ли ты поесть куриные наггетсы у церкви, но это показалось мне таким старомодным...

Я хихикаю.

– Согласна на то и другое.

Рев снова гладит мою щеку. Я накрываю его ладонь своей, и не забываю о гипсе.

Я опускаю его руку и провожу пальцами по внутренней стороне его ладони.

– Не могу поверить, что ты сломал запястье, – говорю я. – Ты так сильно ему

врезал?

– Я хотел врезать ему еще сильнее.

– Болит?

– Вчера мне хотелось отрезать себе руку. Сегодня уже получше.

Я поднимаю на него взгляд.

– Можно мне подписать его?

Рев улыбается.

– Конечно. Думаю, в столе найдется пара маркеров.

Там находится три штуки. Красный, синий и черный. Я склоняюсь над рукой Рева.

– Тебе важно, что я напишу?

– Не-а. Можешь написать или нарисовать все, что хочешь.

Я прижимаю синий маркер к гипсу. Он гладит мои волосы, пока я пишу, и это так

приятно, что мне хочется оставить на его гипсе целую поэму.

Но затем я останавливаюсь и смотрю на него.

– Что значит Рев? Ты начал мне рассказывать, но так и не сказал.

– О. – Он снова краснеет и отводит взгляд.

– Это из Библии? – спрашиваю я. – Типа... Книга Апокалипсиса или что-то в этом

роде?

– Нет. – Рев улыбается. – Но попытка хорошая.

В его комнате так тихо, а воздух между нами наполнен покоем. Любое напряжение, которое было, исчезло. Мне совсем не хочется уходить.

– Это сокращенно от священника? Вроде верующего человека?

– Нет.

– Сокращенно от...

Уголки его губ приподнимаются.

– Хочешь продолжать гадать, или мне все же сказать тебе?

– Скажи.

– Это глупо. Мне было семь лет.

– С кажи.

– Ладно. – Он протягивает руку. – А ты продолжай писать.

Я продолжаю. Он говорит.

– Это было кое-что, что я услышал от папы. За обедом. Он профессор колледжа, в

основном политология, так что он постоянно рассказывает о чем-то таком. Когда я

впервые оказался здесь, я вообще едва ли говорил, но прислушивался ко всему. Он

повторял цитату: «Революция – это не яблоко, которое падает, когда созреет. Тебе придется

заставить его упасть». – Он делает паузу. – Меня только– Только разлучили с отцом.

Единственные цитаты, которые я знал, были из Библии. Я запомнил эту цитату и повторял

ее про себя снова и снова.

Я перестаю писать и смотрю на него.

– Революция.

– Да. – Он замолкает, затем дразняще мне улыбается. – Но можешь называть меня

Рев.

– Мне нравится. – Я продолжаю разрисовывать гипс, создавая большие объемные

буквы. – Кто это сказал?

– Че Гевара. Он был хорош в радикальных изменениях.

Я откидываюсь назад.

– Смотри. Что скажешь?

Он смотрит вниз. Улыбка исчезает, но взгляд, который появляется взамен, не

кажется недовольным.

– Ты написала «Бесстрашный».

– Ты не против?

Он проводит пальцами по надписи.

– Нет.

– Ты будешь носить короткие рукава, чтобы другие тоже могли это увидеть? – Я

слегка поддразниваю его, но это серьезный вопрос.

Рев колеблется.

– Ты не обязан, – говорю я.

– Нет. Нет, я хочу. – Он проводит здоровой рукой по волосам. – Думаю... я слишком

долго стеснялся этих шрамов. Я смотрел на них, как на знак того, насколько я подвел

своего отца. И не хотел, чтобы кто-то еще знал, насколько я на самом деле ужасен.

Я беру его обеими руками за здоровую руку.

– Рев.

– Когда в больнице мне накладывали гипс, медсеста сказала: «Ты выглядишь так, будто пережил что-то очень ужасное, сынок». – Рев делает паузу. – И другие люди тоже

мне это раньше говорили. Но вчера... после того, как я увидел своего отца...

– Ты виделся со своим отцом? – Я чуть не сваливаюсь с дивана.

– Да. Но я не хочу о нем говорить. Он больше не заслуживает и капли моего

внимания. Но когда та сестра сказала это, я понял, что она права. Он оставил мне эти

шрамы. Я пережил его.

– Это правда, – говорю я.

Он вытягивает руки.

– Единственное, что я ненавижу – это стих. Когда люди видят строчки, они

начинают читать вслух, и мне приходится...

– Вот. Я это исправлю. – Я открываю черный маркер. И прижимаю кончик к его

руке.

Он замирает. Я поднимаю глаза.

– Все в порядке?

Его глаза очень близко к моим. Он кивает.

Я пишу. Наше дыхание очень громко отдается в пространстве между нами.

– Что ты пишешь? – шепчет Рев.

– Превращаю его надписи в линию колючей проволоки. А над ней пишу:

«Революция – это не яблоко, которое падает, когда созреет...»

Он обхватывает мое лицо. Прижимается губами к моим губам. Его поцелуй

медленный и терпеливый, как и он сам. Касание губ, за которым следует большее.

Когда он отклоняется, лишь немного, я улыбаюсь.

– Я еще не закончила.

– Прости. – Он снова подставляет руку.

– О, это я могу закончить позже. – Я краснею и закрываю маркер. – Я имела в

виду, что не закончила целовать тебя.

Затем я притягиваю его к себе и накрываю его губы своими.