Никки поднял над головой худую жилистую руку и, не глядя, нащупал свисающий сверху на бечевке кубик мела. Не отрывая карих глаз от бильярдного стола, он принялся натирать мелом наконечник кия.
Никки улыбался, и в этой улыбке не было ни благодушия, ни злобы.
— Фофан ты, — сказал он, не глядя на противника. — Натуральный стопроцентный фофан. Ставлю «зеленый», что положу шестой шар в боковую лузу, причем через десятый.
— Валяй.
Маленький сморщенный человечек — ни дать ни взять отощавший койот, — сидевший на высоком табурете сбоку от стола, повернулся к своему толстому дружку.
— Такой шар не пройдет, — сказал он. — Сам Вилли Хопп не положил бы такой шар.
— Исполняю для тебя лично, — бросил через плечо Никки, услышав реплику. — Ставлю десять баксов против пяти, что положу.
— Ставь, — сказал толстяк.
— Ставь сам, черт тебя побери, — огрызнулся сморщенный. — Я только сказал, что это в принципе невозможно, но не говорил, что Никки это не по зубам.
Никки закончил натирать кий мелом и прошелся вокруг стола. Он наклонился, тщательно изучая расположение шаров. Затем прицелился и ударил. Шар покатился прямо, слегка задел десятый шар, отскочил от него под острым углом и ударился в шестой. Зеленый шар медленно покатился и упал в боковую лузу.
Джонни Клэй вошел в бильярдную, когда Никки поднял кий после очередного удара. Лицо игрока оставалось безучастным.
— У этого парня не глаз, а прицел бомбардировщика, — сказал толстяк.
Джонни держался поодаль от стола. Он подошел к бару и заказал кружку пива. Никки сразу же заметил его.
Джонни ждал, пока Никки ставил кий на место, собирал свой выигрыш и надевал пиджак. Опорожнив кружку, он вышел из зала. Никки пошел следом и догнал его в нескольких шагах от выхода. Поравнявшись с ним, он заговорил, почти не разжимая рта:
— Черт, Джонни, когда тебя выпустили?
— Потом расскажу, — ответил Джонни, не глядя в его сторону. — Поймай тачку.
Через пять минут они сидели на заднем сиденье желтого такси. Водителю, от которого их отделяла прозрачная перегородка, они дали адрес отеля, где жил Никки.
Когда они пошли в номер, молчавший до тех пор Джонни спросил:
— Письмо получил?
Никки снял пиджак и швырнул его на кровать. Пиджак упал на пол, а Никки только равнодушно пожал плечами. Свою серую фетровую шляпу он так и не снял — только сдвинул ее набок и облокотился на тумбочку.
— Получил, Джонни, — ответил он. — Я чуть было не упал, когда увидел в конверте пять сотен. Я даже сразу не врубился — думал, ты еще сидишь.
— Недавно вышел, — сказал Джонни. — Пока на испытательном. А когда отправлял письмо, был еще там.
Никки кивнул:
— Я так и понял. Подписи-то не было. А потом просек, от кого именно.
Он помедлил, пристально разглядывая Джонни:
— А ты хорошо выглядишь, братишка.
— Главное, чувствую неплохо, — ответил Джонни. — Как ты?
— Живу — не тужу и в голову не беру, — пропел Никки. — Вечерами «числами» балуюсь. А насчет сотен, Джонни, так ты, значит… — он перешел на шепот.
— Ага, — подтвердил Джонни. — Нужна «кочерга».
— Да я так и понял, Джонни — как только увидел бабки. Вот, тебя дожидается.
Он вытащил из-под кровати дешевый чемоданчик из кожзаменителя, а из кармана брюк — ключ, висевший на колечке. Щелкнул замок, и через секунду Никки откинул крышку и извлек из чемоданчика длинный тяжелый предмет, завернутый в махровое полотенце. Он перенес его на кровать и развернул. Это был разобранный пистолет-пулемет Томпсона.
— Малыш что надо, — сказал он и начал собирать оружие.
— Таких игрушек сегодня днем с огнем не сыщешь, — продолжал он, не прекращая сборки. Его длинные сильные пальцы работали вслепую. — Попадаются они не часто. Когда-нибудь имел с ними дело?
Джонни мотнул головой:
— Только знаю, для чего они.
Никки кивнул:
— Ладно. В принципе все достаточно просто. Значит, так. Это старая машинка — наверное, еще со времен сухого закона. Но уважают ее не меньше новых. Механизм — проще не бывает. Я покажу тебе, — он взял в руки дисковую обойму.
— В диске ровно двадцать пять патронов. Запомни. Двадцать пять. В большинстве случаев так много не требуется. На всякий пожарный даю тебе еще три магазина, но запомни одно: если тебе придется стрелять, перезарядить его ты вряд ли успеешь.
Джонни кивнул, внимательно глядя на него.
— Если будешь стрелять, запомни: обращаться с этой пушкой надо очень нежно. Еле касайся спускового крючка. Очередь — это пять или шесть выстрелов — ты даже сосчитать не успеешь. Не трать зря патроны, не расстреливай всю обойму, а то окажешься с мертвой железякой в руках и сам получишь пулю в лоб. Точность — тоже важный момент. Слишком далеко не стой — это тебе не охотничья винтовка, а оружие ближнего боя. Если не готов убить человека, вообще не стреляй. Нажмешь на спуск — и пуль уже не сосчитаешь. В общем, всех вокруг можно положить.
Джонни протянул руку и потрогал ствол.
— Да, серьезная штука.
— Это уж точно. В этом весь кайф. На нее только посмотришь — и все. Против «кочерги» геройствовать никто не будет.
Еще несколько минут Никки объяснял, как обращаться с ППТ, показал расположение предохранителя и различных механизмов. Затем он снова разобрал и собрал пистолет-пулемет, завернул его и положил назад в чемоданчик. Отстегнув ключ от кольца, он отдал его Джонни.
— Клиентам — тара бесплатно.
Джонни взял чемоданчик, поставил его между ног и присел на край кровати.
— Еще одно, — сказал он.
Никки настороженно взглянул на него:
— Да?
— Ты сказал, что вечерами работаешь на «числах»? Так? Навар, наверное, не бог весть какой?
— Навар ерундовый, зато работа — спокойная.
— Тоже верно. А как насчет спокойной работенки за пять тысяч долларов?
Никки замер и уставился на него. Потом медленно прошел к раковине в углу комнаты и взял полпинтовую плоскую бутылку с полочки, на которой еще стояли зубная щетка и бритвенный прибор. Никки не спеша налил виски в пластиковый стаканчик из-под зубной щетки и протянул его Джонни. Сам же поднес бутылку к губам и, пристально глядя на Джонни, хлебнул из горлышка.
Джонни кивнул, усмехнулся и тоже выпил.
Никки отнял горлышко ото рта, закашлялся и выбросил пустую бутылку в мусорную корзину. Он прошелся по комнате и сел в поломанное кожаное кресло. Подавшись вперед и не спуская глаз с Джонни, он сплел длинные изящные пальцы и свесил руки между костлявых коленей.
— Кого надо замочить?
— Лошадь, — Джонни смотрел на Никки, на его лице не было и тени улыбки.
Никки недоуменно замигал:
— Лошадь? Это что же…
— Самую натуральную лошадь, — сказал Джонни, — о четырех копытах.
Никки молча сверлил его глазами. Потом он лениво встал:
— Ладно, вижу, ты на дозе сидишь. Жаль.
Джонни не шелохнулся:
— Я серьезно. Надо убить лошадь.
— И за это мне платят пять тысяч долларов?
— За это и еще за…
— Ага, и еще за что-то! Я так и понял, что здесь подвох.
— Никакого подвоха, — сказал Джонни. — Ты стреляешь в лошадь, и если — мало ли что — тебя заметут, ты не колешься. Не колешься ни в коем случае. Вот все, что от тебя требуется.
— Значит, — продолжал Никки, все еще не осознавая смысла сказанного, — я всего ничего должен просто хлопнуть какую-то лошадь?
— Особую лошадь, Никки.
— Особую, ага?
— Слушай как есть, — сказал Джонни. — Всего я тебе говорить не стану — по разным причинам, в том числе и ради твоей собственной безопасности. Скажу только, в чем твоя работа. В следующую субботу, ровно через неделю, состоятся скачки на приз Кэнэрси — седьмые скачки, самые главные в году.
Рассказывая, Джонни пристально наблюдал за Никки: тот вдруг скривил губы в ухмылке и медленно кивнул.
— Там будет лошадь по кличке Черная Молния — одна из лучших трехлеток за последние десять лет, — продолжал Джонни, — настоящий фаворит. Игрокам помногу не достанется. Почти половина всей этой публики поставит на нее. Значит, так. В трехстах футах или даже меньше к северо-западу от ипподрома есть автостоянка. Из машины на юго-восточном углу стоянки хорошо видно, как лошади проходят поворот и выходят на финишную прямую. Человек с крупнокалиберной винтовкой с телескопическим прицелом может уложить лошадь из машины с первого выстрела. А тебе с твоим глазомером вообще не нужен никакой телескопический прицел.
Никки с ужасом смотрел на Джонни.
— Господи боже мой! — наконец выдавил он. — Гос-по-ди!
— Вот так, — сказал Джонни.
— Да эта лошадь стоит четверть миллиона. Толпа просто озвереет. Просто с ума сойдет — я тебе говорю!
— Ну и что? — сказал Джонни. — Пусть озвереет. Для тебя это сделать — раз плюнуть. Начнется суматоха — ты сможешь незаметно смыться. Черная Молния выйдет к финишу первая, тут сомнений нет. У нее такой почерк: со старта берет разгон и уже никому не уступает. Когда она рухнет, остальные лошади споткнутся и повалятся на нее. Начнется такое — даже представить себе трудно.
— Вот сейчас ты дело говоришь, — заметил Никки. — Будет настоящий дурдом — это как пить дать.
— То-то и оно. Во время этой суматохи ты рвешь когти. За пять кусков можешь себе позволить бросить винтарь. Еще одно: положим, тебя сцапали. Что ты совершил? Да, ты убил лошадь, но не человека же! По большому счету это и убийством-то не считается. Не знаю, что именно, но самое большее, что они могут тебе пришить, — это подстрекательство к беспорядкам, или стрельба до открытия охотничьего сезона, или что-то еще в том же духе.
Никки медленно опустился в кресло и покачал головой.
— Послушаешь тебя — получается вроде как игрушки, — проговорил он. — Это надо же — убить фаворита на Кэнэрси! Это тебе не баран начхал.
— Пять тысяч зеленых, — напомнил Джонни. — Пять кусков за то, чтобы завалить одну лошадь!
Никки вскинул глаза, и Джонни понял: он согласен.
— Когда я их получу?
— Две пятьсот в понедельник после обеда. Остальные — на другой день после скачек.
Никки кивнул.
— А ты что с этого имеешь, Джонни? — спросил он. — Пять штук, чтобы завалить Черную Молнию, — зачем? Раз лошадь убита, скачки, наверное, тут же остановят — и вся недолга.
— Может, и так. А что я с этого имею — мое дело. Поэтому я и плачу пять кусков, Никки, чтобы никто не совал нос в мои дела.
— Понял, — кивнул Никки.
Еще с полчаса они обсуждали детали. Потом Джонни встал и собрался уходить.
— Значит, до понедельника, Никки, — сказал он, беря чемоданчик. — План ипподрома я принесу.
Когда он позвонил в дверь, ему открыла мать Мориса Коэна — маленькая, коренастая, близорукая женщина, в тщательно завитых волосах которой блестели седые пряди. Рукой она придерживала вырез халата; сквозь него виднелась ее необъятная грудь. В целях безопасности дверь была на цепочке. В наши дни кто только не шляется по Бронксу; ограбить и убить в собственной квартире могут запросто.
— Мистер Коэн здесь? — спросил Джонни.
— Мистера Коэна нет дома. Он на работе. Где же ему еще быть днем, как не на работе?
Она собралась закрыть дверь.
— Мне нужен мистер Морис Коэн, — уточнил Джонни.
— Ах, Морис? Валяется в постели. Что сказать, кто его спрашивает?
— Скажите, мистер Клэй, — сказал Джонни.
Она закрыла дверь, не сказав больше ни слова. Джонни прислонился к стене на лестничной клетке и, закурив сигарету, стал ждать. Через пять минут дверь снова открылась и в подъезд выскользнул высокий, обманчиво хрупкий темноволосый молодой человек. На вид ему было не больше двадцати одного-двадцати двух лет. Он был одет в спортивную рубашку, легкий, тщательно отутюженный костюм и светло-коричневые ботинки. Он курил сигару.
Он сразу же узнал Джонни, и в его глазах выразилось крайнее удивление.
— Джонни, — сказал он, — черт побери, неужели это ты, Джонни?
Когда они входили в лифт, мать Мориса что-то крикнула им вслед, но сын не обратил на это ни малейшего внимания и молча нажал кнопку первого этажа.
Они пошли в гриль-бар неподалеку от дома и выбрали столик в глубине зала. В баре никого не было — за исключением бармена в фартуке и увядшей блондинки, которая сидела в конце стойки, уставившись в опустевший бокал.
Бармен принес им по бутылке пива и две кружки. Джонни поднялся и подошел к музыкальному автомату. Он опустил четвертак в его щель и наугад нажал на пять кнопок. Когда он возвращался на свое место, блондинка проводила его отсутствующим взором.
— Я получил твое письмо, — сказал Морис сквозь шум автомата.
Джонни кивнул.
— Ну, чем занимаешься с тех пор, как тебя выпустили? — спросил он Мориса.
Молодой человек взглянул на Джонни. Внешне он казался изящным и даже изнеженным, но в улыбке сквозила жесткость.
— Ты писал, что у тебя ко мне дело, а сам задаешь вопросы, — сказал он.
Джонни засмеялся:
— Ты прав. Это я так, для начала. А дело такое: можешь заработать два с половиной куска.
— Это другой разговор, — ответил Морис, внимательно глядя на Джонни. — Ладно, по правде, я ничего не делаю. Считается, что я работаю у своего старика. Ты же знаешь — у меня испытательный срок. Но горбатиться от и до не по мне. Так что днем я из постели не вылезаю, а вечерами шатаюсь по городу. Пока с меня надзор не снимут, надо в оба глядеть.
Морис отхлебнул из кружки.
— Я думаю, чем бы заняться, — продолжал он, — но с грубой работой завязал. Одной ходки с меня хватит. Два с половиной куска — звучит привлекательно. Вопрос в том, что я должен сделать. Предупреждаю сразу: оружия я в руки не возьму.
— Никакого оружия, — пообещал Джонни. — Морис, ты ведь когда-то играл в футбол за школьную команду. Так?
— Было такое, — согласился Морис. — Самый легкий полузащитник в истории Вашингтон-хайтс. Хороший полузащитник — если меня спросить. Погоди-ка, а ты что, футбольным тренером заделался?
— Да нет, речь не о футболе. В общем, я готов заплатить два с половиной куска тебе — или кому другому — за блокировку противника, запрещенную блокировку, выражаясь по-футбольному.
— Полицейских надо блокировать?
— Полицейских по найму. Пинкертоновцы.
— Давай все с самого начала, — сказал Морис. — Расскажи подробнее. Что это за дело? За такие башли блокировка должна быть — будь здоров! Но предупреждаю еще раз, я, может, за это и возьмусь, но — как уже было сказано — никаких пушек. И чтоб по мне палили, я тоже не хочу. А что это за полицейские по найму — серьезные ребята?
— Ладно, слушай, — начал Джонни. — Рассказываю то, что касается лично тебя. Я за то и плачу такие бабки: ты делаешь свою работу, а остальное тебя не волнует. Значит, так, запоминай. Ипподром, скачки на приз Кэнэрси — ровно через неделю. Тебе надо быть в здании ипподромного клуба, рядом с баром у центрального входа на трибуны. Все детали потом. Мне стало известно — так уж случилось, — что там начнется суматоха, скажем, где-то перед самым концом большого забега. В это самое время тебе надо быть в баре. В самом начале заварухи ты ничего не делаешь — только следишь за дверью, которая ведет в главный офис. Дверь эта — в тридцати футах от бара, где ты будешь стоять. Ты — просто случайный посетитель. Где-то в самом разгаре бузы эта дверь откроется и оттуда выйду я. Выйду быстро. Я захлопну за собой дверь и смешаюсь с толпой.
— С какой толпой? — удивился Морис. — Ты же сказал, что это произойдет во время большой скачки. Вся толпа будет на трибунах.
— Между баром и дверью тоже будет полно людей. Я же сказал, начнется суматоха. Уж поверь мне на слово. В общем, я выхожу из этой двери. Скорее всего, за мной никто не пойдет — ну, секунд пятнадцать никого не будет. Но может случиться и наоборот. В этом случае твоя задача — остановить их. В случае чего — вмажь как следует. Сбей их с толку, направь по ложному следу, путайся у них под ногами. Главное — останови их любой ценой. Кровь из носа, сделай так, чтобы я успел смешаться с толпой.
— При тебе что будет? — понимающе спросил Морис.
Пристально взглянув на него, Джонни продолжил инструктаж:
— Когда я захлопну за собой дверь, при мне уже ничего не будет. «Кочерга» при мне будет, вот что. В этот момент ты и вступаешь в игру. Есть шанс, что, кроме тебя, меня никто не заметит. Как только я брошу пушку, ты поднимешь хай. Что-нибудь типа: «Осторожно — он вооружен». Как только оружие окажется на полу, привлеки к нему всеобщее внимание. Через несколько секунд после того, как я выйду из двери, они бросятся за мной. Дверь откроется, и в считанные секунды они бросятся за мной. Твоя задача — пустить их по ложному следу. Если придется, костьми ляг. Прегради дорогу, делай что угодно, но задержи их. Я должен успеть смыться из клуба.
Морис проницательно взглянул на него:
— У тебя этот номер не пройдет.
— Какой еще номер? — резко спросил Джонни.
— Ну, сам знаешь какой…
— Морис, две с половиной тысячи — за эти бабки ты ничего не знаешь. Я же тебе сказал — я бросаю пушку у двери и ухожу чистый. Все! Никаких номеров не будет.
Морис пожал плечами:
— Я хочу знать больше об этом деле.
— Исключено, старина. Я предлагаю тебе серьезные бабки и больше ничего рассказывать тебе не обязан.
— Ладно. А если меня загребут?
— Ну и что с того? Что ты сделал? Ничего. Ты пришел на скачки. Началась заваруха. Все взбудоражены, и ты тоже. Увидел, как кто-то бежит. Это что, преступление? Может, ты сам хотел его догнать? И еще одно. Лицо у меня будет закрыто платком — я сниму его, как только окажусь за дверью. На мне будет желтый спортивный пиджак в клетку и серая шляпа — я надвину ее пониже на глаза. Дальше. Когда я сниму с лица платок — надеюсь, только ты это увидишь, — мне надо будет начать избавляться от пиджака и шляпы. С собой у меня будет другая шляпа, а под пиджаком — спортивная рубашка. Их цвет и фасон тебя интересовать не должны. Но если тебе начнут задавать вопросы, помни, что описывать мою внешность ты должен как следует. То есть чтобы это не имело со мной ничего общего.
— Ты думаешь, кто-то из пинкертонов бросится за тобой через эту дверь?
— Кто-то бросится, это точно. Но я надеюсь, что стрелять не придется. Мне бы этого не хотелось. Твое дело — запутать сыщика, чтоб он никуда не сунулся. Сделай подножку, навались на него, если придется — врежь. Потом всегда можно сказать, что ты не понял, что это — представитель закона. А потом делай что хочешь. Столкнись с ним, хочешь — вмажь ему. Ты всегда можешь сказать, что не понял, что это полицейский. Что он тебя пихнул. Откуда тебе знать, что это полицейский, если он в штатском? Если тебя загребут, то, конечно, будут допрашивать. Но в принципе в такой свалке ты можешь запросто смотаться оттуда. Представь: ты просто один из завсегдатаев ипподрома, стоишь — беды не ведаешь, и тут на тебя налетает какой-то тип. Ну, ты ему и врезал.
— Мне это может стоить испытательного срока, — мрачно сказал Морис. — Появись я на ипподроме…
— Это еще одна причина, по которой тебе платят два с половиной куска, — перебил его Джонни. — За риск.
— Если меня возьмут и выяснится, что у меня судимость, отутюжат по-крупному.
— А ты вспомни, сколько ты получил в последний раз на ринге за бой на приз «Золотые перчатки»? — спокойно спросил Джонни. — Когда тебе сломали ребра и повредили глазной нерв.
Улыбка тронула губы Мориса.
— Я получил бронзовую медаль.
— Ладно. Предположим, они тебя схватят. Но ты ведь ничего не знаешь. Ну, измочалят они тебя. Все равно ты ничего не знаешь. А два с половиной куска — это ведь получше бронзовой медали.
— Ну да. Так-то оно так. Но я еще нарушаю правила испытательного срока — вот в чем штука.
— Все верно… — согласился Джонни. — За это тебе и платят такие деньги. За риск.
— Я все-таки не совсем врубился, в чем тут фокус, — гнул свое Морис. — Зачем я тебе нужен, да еще за такие бабки, когда любая шпана сделает это за сотню зеленых?
Джонни взял со стола две пустые бутылки и пошел к бару. Он принес еще две бутылки и по пути бросил в музыкальный автомат еще одну монетку.
Сев за стол, он разлил пиво по кружкам, оставив сверху пены в два пальца.
— Во-первых, не всякая шпана с этим справится, — начал он. — Да и вообще, я не хочу связываться со шпаной. Мне нужен толковый малый. Не только с мозгами, на кого можно положиться, но такой человек, который понимает, что хорошие деньги ему платят за риск, и который — если дела пойдут не совсем по плану — не расколется.
Морис кивнул:
— Как я понимаю, в главную игру ты меня не включаешь, я — на подхвате. А то, может, передумаешь. Я — в большом деле, а о двух с половиной тысячах забудем?
— Не могу, — сказал Джонни. — Не я приказываю, кому, что и за сколько делать.
— Ладно, согласен. Когда?..
— В понедельник после обеда, на этом же месте. Получишь кусок и полную инструкцию.
Джонни встал.
— Я еще минут пять потолкаюсь здесь, — сказал Морис. Он улыбнулся и протянул руку.
Джонни пожал ее.
— Передай своей мамаше, — сказал он, — что ее дверная цепочка слетит от первого же хорошего удара. Ну, до встречи.
— Я ей куплю новую — после скачек, — ответил Морис.
Худой, утомленный мужчина в свитере, размера на четыре превышающем его габариты, сказал Джонни, зашедшему в спортзал к Стиллману, что Текс не появлялся уже недели две.
— Он больше не будет тренироваться, — сказал он, — и черт с ним. Надеюсь, он сюда не вернется. Если бы только тренировался, был бы нормальным парнем.
Джонни поблагодарил его, спустился вниз и взял такси: он не хотел разгуливать днем по центральным кварталам города. Он назвал водителю адрес третьеразрядного отеля в западной части Бродвея.
Выяснилось, что Текс выехал из гостиницы накануне, и, судя по тому, как вел себя гостиничный дежурный, за номер он не заплатил.
Джонни снова взял такси, доехал до угла 3-й авеню и 8-й стрит и пошел пешком к центру, по пути заглядывая в каждый бар. В четвертом по счету он обнаружил Текса: с замутненным взором он стоял, облокотившись на музыкальный автомат, и качал головой в такт музыке. Джонни заказал виски с содовой. Текс его даже не заметил.
— Если этот засранец еще раз поставит «Дэнни, мой мальчик», я вышвырну его отсюда, — сказал бармен, толкнув стакан так, что он заскользил по поверхности стола. — Черт!
Джонни осушил стакан и, оставив четвертак бармену, пошел к музыкальному автомату. Бросив в щель двадцатипятипенсовик, он поискал клавишу с песней «Дэнни, мой мальчик» и нажал на нее пять раз. Потом он подмигнул Тексу и вышел из бара.
Минутой позже к Джонни, который стоял на углу, подошел Текс.
— Сколько лет, сколько зим, — сказал он. — Рад тебя видеть, старина. А я ждал, когда ты объявишься, Джонни. Как манны небесной ждал.
— Ну вот я и появился, — ответил Джонни. — Есть тут поблизости тихое местечко?
Текс повернулся и подхватил его под руку.
— Тихое местечко? А кладбище чем плохо? Но мы лучше зайдем в пивнушку. Пошли, дружище!
Когда минут через десять они вошли в гриль-бар, Джонни подумал: «Чем черт не шутит, а может, стать бизнесменом — как надо с кем-то поговорить, непременно оказываешься в баре». Они нашли пустой столик, и Джонни снова взял пиво.
— Я смотрю, ты завязал с тренировками, — сказал он.
— Не я с ними, а они со мной, — ответил Текс, и на его лице расплылась широкая улыбка. — Я и впрямь рад тебя видеть. А я на мели. С чем пришел, Джонни?
— Предстоит небольшой бой. Призовой фонд — два с половиной куска. Выиграешь, проиграешь или ничья — приз получаешь в любом случае.
Текс глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Кого бить будем, Джонни?
— Одного бармена.
— По мне, так лучше букмекера или процентщика. Так о чем толк, старина?
Джонни наклонился поближе к нему и понизил голос. Он говорил медленно, подбирая слова, чтобы амбалу Тексу не пришлось объяснять дважды.
— Ровно через неделю тебе надо быть на ипподроме. В здании клуба. Нужно будет врезать бармену — кому именно, потом скажу. Завяжи драку — ну, вроде бы он неправильно отсчитал сдачу. Только бей не слишком. Поаккуратней. Ударь не сильно, не до потери сознания. И смотри, не покалечь его. Это — мой друг.
Взгляд у Текса был отсутствующий, и он не проронил ни слова.
— Бармен вызовет легавых. Придет пинкертоновец. Когда он появится, двинь ему тоже. Мне надо, чтобы тебя арестовали.
Текс тупо кивнул.
— Значит, загребут?
— Точно. Тебя должны загрести — мне так нужно. И постарайся сработать как следует. Пусть тебя выводит не один пинкертоновец, а двое. Чем больше легавых понадобится, чтобы с тобой сладить, тем лучше.
— Да я и с пятью слажу, — сказал Текс. — Частные охранники, говоришь? Джонни, ё-моё, да что там пять — все десять, как делать нечего…
— Двоих вполне достаточно, — улыбнулся Джонни. — Я не хочу, чтоб тебя покалечили.
— Вопрос можно, Джонни?
— Никаких вопросов. Ни сейчас, ни потом. Что тебе нужно знать, ты уже знаешь.
Они потолковали еще с полчаса. Джонни в основном повторил то, что рассказал несколькими часами раньше двум другим участникам. В отличие от них Текс не выказал ни малейшего любопытства. Ему хватило того, что рассказал ему Джонни. Есть работа, за нее заплатят, и он ее сделает.
— И еще кое-что, — сказал Джонни. — Время должно быть рассчитано идеально. По минутам.
— Так у меня и часов-то нету.
— Тебе они не нужны. На стене над баром висят большие часы. Главное — растяни драку, пока не появятся легавые. После этого самое важное, чтобы они уволокли тебя оттуда побыстрее.
— Ё-моё, Джонни, — сказал Текс. — Да если хочешь, я эту свару на полчаса растяну.
— Не надо, — отрезал Джонни. — Самое главное — увести оттуда легавых. И ты должен точно рассчитать время.
Текс кивнул:
— И за это мне причитается два с половиной куска?
— За это и за то, что ты сядешь. Без этого не обойдется. Месяца на три, думаю. И там тебя будут колоть: почему ты это сделал, кого ты знаешь и все такое.
— Я скажу так: сделал я это потому, что бармен, сука, пытался меня надуть. А насчет того, кого я знаю, — никого не знаю! Так?
— Молоток, Текс. Правильно сечешь. Побольше бы таких, как ты. — Джонни помолчал, затем добавил: — Половину могу дать тебе в понедельник, а остальное — после того, как все закончим.
— Нет вопросов, старина. Твое слово — железное, — сказал Текс. — Можешь отдать мне все потом, если хочешь. А хочешь — заплати, когда я выйду из тюряги. Если им хватит парней, чтобы меня туда дотащить.
— Можешь не волноваться, Текс, парней у них хватит. Нет, сделаем все, как я сказал. Скажем, штуку ты получишь в понедельник, а остальные полторы тысячи — в один из дней сразу после субботы.
Текс удовлетворенно кивнул.
— Слушай, Джонни, — сказал он, — мне дико неудобно, но вообще-то прямо сейчас мне бы двадцатка не помешала.
Джонни полез в карман и отдал ему двадцать долларов из денег, полученных утром от Марвина Ангера.
— До понедельника, Текс, — сказал он. — Встретимся здесь. Только я тебя прошу, не влипни в какую-нибудь историю, пока мы все не закончим.
— Ё-моё, Джонни, да ты не волнуйся, все будет путем. Положись на меня.
Джонни поднялся и похлопал его по спине. Затем, не сказав ни слова, вышел.
Чемодан ждал Джонни в двухместной ячейке в камере хранения на верхнем этаже Центрального вокзала. Тащиться с ним было небезопасно, и Джонни заметно нервничал, но иного выхода не было. Он спустился в подземку, сел в поезд и вышел на 96-й улице. По дороге к 103-й улице он свернул к Ист-Ривер и неподалеку от 2-й авеню нашел дом, который искал. Фасад старого здания был недавно отремонтирован. Джонни позвонил в дверь, и через минуту за железной решеткой возник суровый человек с землистым лицом.
— Мне нужен Джо Пиано, — сказал Джонни.
— А ты кто?
— Я от Пэтси.
— От какого Пэтси?
— От Пэтси Дженелли.
Человек с землистым лицом не шевельнулся.
— Где же ты видел Пэтси? — спросил он.
— В Синг-Синге. Мы были соседями. Я…
— Можешь не говорить, кто ты, — оборвал его человек.
Он повернул ручку двери, раздался щелчок, и решетчатые ворота открылись. Человек молча впустил Джонни в узкий коридор, запер ворота и тяжелую дверь. Он провел Джонни по длинному коридору в маленькую темную кухню. Пышная девица, похожая на польку, молча поднялась и вышла, притворив за собой дверь.
Человек взял с полки над раковиной наполовину опорожненную бутыль с красным вином. Он налил вино в две чайные чашки и протянул одну из них Джонни.
— Как он там?
— Нормально. Спуску никому не дает. Просил передать, чтобы не волновались.
Человек смерил Джонни угрюмым взглядом.
— Спуску, значит, не дает. Просит, видите ли, не волноваться. А как тут не волноваться? — сказал он. — Я волнуюсь, да еще как, черт его дери!
— Он малый крепкий, — сказал Джонни. — Просто кремень. Он надеется, что ему скостят.
— Я тоже надеюсь, что скостят. Ну ладно, какая помощь нужна?
— Мне нужна комната, — сказал Джонни. — Недельки на две. Просто комната, без ванны. Появляться буду нечасто. Убираться в комнате не надо. Но чтобы никто туда не заходил, кроме меня. Ходить ко мне никто не будет.
— Что-нибудь оставляешь в комнате?
— Только это, — сказал Джонни, показав на чемодан. — Еще одну сумку принесу на следующей неделе.
Человек равнодушно кивнул:
— Никто твои вещи не тронет.
Джонни вынул бумажник.
— Денег не нужно, — сказал Джо Пиано. — Ведь ты от Пэтси.
Джонни покачал головой:
— Ну да. Но мы — друзья, и мне бы хотелось все же заплатить вам за комнату. Это деловое соглашение, и я могу себе позволить оплатить расходы.
Пиано хмыкнул.
— Ладно, — сказал он. — Десять долларов в неделю. Деньги пойдут на сигареты для Пэтси.
Он встал и, мотнув головой, пригласил Джонни следовать за ним.
Маленькая квадратная комната помещалась на третьем этаже в конце коридора. Снаружи она запиралась на амбарный замок. Единственное окно комнаты было занавешено тяжелой шторой. Обстановка была спартанская.
— Сойдет, — сказал Джонни.
Пиано протянул ему ключ:
— От комнаты всего два ключа. Второй — у меня. Можешь оставлять здесь что угодно. Все надежно. Ключи от входной двери я никому не даю. Когда придешь, позвони — я всегда здесь. Можешь приходить когда хочешь. Мне все равно. Но только будь осторожен.
— Хвоста не приведу, — успокоил его Джонни.
Пиано снова хмыкнул. Потом молча повернулся и побрел по коридору.
Джонни подошел к тумбочке у кровати и выдвинул нижний ящик. Чемоданчик с трудом поместился в нем. Через несколько минут Джонни вышел из комнаты, повесил на дверь замок и защелкнул его. Ключ он положил в карман.
По дороге в центр города он решил зайти куда-нибудь перекусить, но сразу же отказался от этой затеи. Надо было вовремя вернуться к Ангеру, чтобы не пропустить звонок от Питти. Он скажет Джорджу, что все в порядке и чтобы он в понедельник вечером приходил на «большую сходку». На этой встрече они окончательно обо всем договорятся.
Он был рад вернуться в квартиру на 31-й улице. День у него выдался тяжелый.