Большой куш

Глава 8

Когда Морис Коэн добрался до угла Южного бульвара и 149-й улицы, было 8 часов 30 минут утра. В газетном киоске он купил беговой листок и зашел в оживленный кафетерий по соседству. Он заказал чашку кофе и, достав из внутреннего кармана пиджака авторучку, аккуратно расправил лист на столике. Около сорока пяти минут он что-то чертил и писал. Затем сложил листок, сунул его в боковой карман, заплатил за кофе и вышел.

В банке на углу, около входа в метро, он с небрежным видом подошел к первому же окошку, просунул в него пятидолларовую купюру и попросил девушку-кассира дать ему два столбика пятицентовых монет — по два доллара в каждом. Улыбнувшись, она разменяла, как он просил, и протянула ему доллар сдачи.

Морис положил в боковые карманы по столбику монет.

Для сегодняшней работы он был достаточно вооружен. Морис знал, что столбик из сорока пятаков не менее эффективен, чем полицейская дубинка. К тому же с ним ничем серьезно не рискуешь: закон не считает пятачки оружием.

По пути в центр он открыл утреннюю газету и отыскал расписание поездов. Он решил поехать поездом, отправлявшимся в 12:30. Морис собирался делать ставки в каждой скачке — на всякий случай. Если в результате заварушки его арестуют, он, по крайней мере, сможет доказать, что на ипподроме он находился на законных основаниях.

Выйдя из метро у Центрального вокзала, Морис вскоре очутился на 42-й улице и вошел в вестибюль внушительного делового центра, расположенного между Лексингтон-авеню и 3-й авеню. Он вызвал лифт, даже не взглянув на табличку указателей: номер офиса был ему известен.

Секретарша мистера Соскина знала его и приветливо улыбнулась.

— Сейчас он занят, — сказала она. — Я могу чем-нибудь помочь или вы подождете?

Он ответил, что подождет.

Через пятнадцать минут она пригласила его в кабинет частного адвоката.

При появлении гостя Гарри Соскин не потрудился встать, а лишь небрежно взмахнул рукой и молча ждал, пока секретарша выйдет.

Морис сел и в первый раз за день закурил сигару, которую с утра таскал в кармане.

— Ну что, малыш, — сказал Гарри Соскин, — что за проблема? Надеюсь, ты не испортил отношения с офицером по надзору?

Морис покачал головой:

— Да нет. Тут все под контролем.

Он ухмыльнулся, достал из внутреннего кармана бумажник, бережно вынул стодолларовую купюру и бросил ее через стол адвокату.

— Сегодня после обеда я буду на Лонг-Айленде, — сказал он, — в Квинсе. Думаю вернуться в город не позднее половины седьмого вечера. Дай мне номер телефона, по которому тебя можно застать в это время — ровно в 6:30. Если вдруг не позвоню — тогда, скорее всего, меня задержала полиция. В этом случае я хотел бы освободиться под залог, и как можно скорее.

Несколько секунд Соскин молча смотрел на него, затем медленно покачал головой.

— Морис, мой мальчик, — сказал он, — ты знаешь, я никогда не даю советов, особенно бесплатных. Но мне кажется, ты не должен так рисковать, тем более надзор за тобой еще не снят.

— Я ничем не рискую, — оборвал его Морис. — Кстати, о каких таких бесплатных советах ты говоришь? Ты только что получил сто зеленых. А советы мне сейчас не нужны.

— Предположим, ты не вернешься в город в 6:30. Какое обвинение тебе могут предъявить?

— Ничего особенного. Может, словесное оскорбление и угроза физическим насилием. Без отягчающих. Но скорее всего, могут задержать для допроса. Как свидетеля происшествия.

Адвокат, понимающе посмотрев на него, кивнул:

— И где именно это произойдет?

Морис покачал головой и засмеялся.

— Ты что — хочешь стать пособником? — спросил он. — Нет, Гарри, я не знаю, где это случится. Скажем так: недалеко от Джамейки. Может быть, ты и сам догадаешься где. За это я и плачу сто зеленых. И не забывай: там могут оказаться легаши самого разного уровня — и штата, и окружные, и местные.

Гарри Соскин вынул сигарету из полупустой пачки, лежащей на столе. Он крутил ее в руке, но не зажигал.

— Какой может быть сумма залога?

Морис пожал плечами:

— Кто ж знает?

Адвокат аккуратно взял стодолларовую бумажку, сложил ее вдвое и сунул в нагрудный карман пиджака.

— Хорошо, — сказал он. — Сделаем. Может, оставишь мне какие-нибудь деньги для залога?

— У тебя есть мои сто долларов.

— Сто — это мой гонорар.

Морис мрачно усмехнулся, снова полез за бумажником, вытащил еще одну стодолларовую купюру и протянул ее Соскину.

— Если не хватит, дела моего не прекращай. Деньги есть. Но если в 6:30 я позвоню, стольник вернешь.

— Звони по этому телефону. Я буду ждать.

Морис встал и пошел к выходу.

— Увидимся, — бросил он.

Адвокат ничего не ответил — лишь с любопытством проводил его взглядом.

Чтобы убить время, Морис решил пройтись до Пенсильванского вокзала пешком. По дороге ему попался на глаза кинотеатр, где показывали хронику. Он нашел место в последнем ряду и просидел там до тех пор, пока не начались мультфильмы.

Он чуть было не опоздал на поезд, отправлявшийся на ипподром в 12:30. Когда он прибежал на вокзал, поезд был уже переполнен, и ему пришлось стоять всю дорогу. Выйдя из поезда, он вместе со всей толпой двинулся к ипподрому. Он купил два билета — общий входной и специальный, служивший пропуском в помещение клуба. В вестибюле он остановился и купил программу скачек. Затем поднялся по лестнице на третий этаж и оказался в главном вестибюле, ведущем к кассам и трибунам.

У касс царило столпотворение. Он отыскал окошко, где принимались ставки на дневной дубль, сверился с исписанным им утром беговым листком и встал в длинную очередь. Морис купил три двухдолларовых билетика — на номера 1 и 6. Одну-то лошадь угадать — уже, можно сказать, чудо, подумал он. А сразу двух — какая первой придет и какая второй — вообще нереально. На всякий случай Морис хотел иметь билетики при себе к концу скачек.

Когда он проходил мимо бара, где работал Большой Майк и напротив которого находилась дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен», горн возвестил о начале первого забега.

Морис сверил свои часы с настенными, мельком взглянул на Майка и пошел к трибунам.

Четвертый забег принес ему удачу: он выиграл в дубле. После пятой скачки он пошел в бар и встал подальше от дверей, ведущих к трибунам.

От двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен» его теперь отделяло футов тридцать. Морис знал, что эта дверь ведет в главный офис ипподрома. Он заказал бутылку пива и стал не спеша потягивать из нее.

После шестого забега он вернулся в бар на то же самое место, заказав на сей раз виски с содовой. Получив с Большого Майка сдачу с пяти долларов, Морис оставил на стойке пятидесятицентовую монету.

Майк посмотрел на него, улыбнулся и кивнул.

— На метро, — тихо сказал он и, повернувшись, щелчком отправил монету в видавшую виды стеклянную банку.

Морис потягивал виски, пока лошади не выстроились на старте седьмого забега — на приз Кэнэрси. В этой главной скачке он ставок не делал.

Так он и стоял, небрежно опершись на стойку бара, когда началась драка.

Приоткрыв один глаз, заплывший и покрасневший, Текс увидал склонившееся над ним лунообразное лицо. Тяжелая женская рука поднялась и влепила ему пару пощечин — по обеим щекам.

— Эй, — простонал он, — слышь, где это я…

— Вставай, черт бы тебя побрал! — сказала женщина. — Вставай, герой! Ты сказал обязательно тебя растолкать.

Она рывком схватила один конец грязной, заляпанной простыни и резко дернула ее на себя.

Текс лежал на кровати, растянувшись во весь свой громадный рост, совершенно голый. Он открыл другой глаз, помотал головой и с трудом сел.

— Фу ты, — сказал он, — дай простыню или еще что-нибудь прикрыться.

Блондинка с плоским как блин и бледным как смерть лицом откашлялась и захохотала.

— Ты и так отлично выглядишь, герой, — сказала она, но все-таки подняла с пола простыню и швырнула ему. — Но стаканчик-другой тебе не повредит.

Текс уставился на нее, затем взглянул на зеленую занавеску, почти не пропускавшую солнечных лучей.

— Где я, черт побери? — спросил он хриплым басом.

— В Хобокене, братишка. В самом шикарном борделе штата Нью-Джерси.

Она взяла полупустую бутылку виски, стоявшую на допотопном комоде кленового дерева у раковины, и плеснула в грязный стакан изрядную порцию. Текс отвел от нее глаза и огляделся. Только сейчас он заметил рыжую девицу, лежащую рядом с ним на огромной двуспальной кровати.

— А это кто еще, черт побери? — ошарашенно спросил он. — А?! Кто?..

— Это ж твоя девчонка, чудила, — пояснила блондинка.

— А ты тогда кто? — полюбопытствовал Текс, машинально потянувшись за стаканом, который протягивала ему луноликая женщина.

— И я — твоя девчонка, герой, — засмеялась блондинка. — Да ты что, неужто ничего не помнишь? Ты заявился сюда вчера вечером, уже поддатый, и сказал, что хочешь оттянуться на всю катушку. Вспоминаешь? Ты сказал, что через двадцать четыре часа загремишь в тюрьму и перед отсидкой тебе надо как следует оторваться.

— А, и…

— Уговорил две бутылки, а потом Фло и я…

Текс не слушал, что она говорит. Он залпом опорожнил стакан, после чего согнулся пополам и его вырвало.

Чтобы поднять его на ноги, потребовались час времени и два кофейника. Текс оделся и собрался уходить. К этому времени он относительно протрезвел. Когда он прощался с блондинкой, рыжая девица все еще спала.

— Приходи еще. Приходи, когда захочешь, — сказала блондинка, — а сейчас давай торопись. Ты всю ночь бормотал про какое-то дело на ипподроме.

— Забудь, что я там болтал, — резко оборвал ее Текс. — Забудь все, что я сказал.

Он открыл дверь и вышел в коридор.

— До скорого! — крикнула она ему вслед.

Когда Текс добрался до Манхэттена, голова у него раскалывалась и он почувствовал искушение зайти в первый попавшийся бар и на скорую руку опрокинуть стаканчик. Но он пересилил себя и зашагал к такси, припаркованному возле киоска.

— Пенсильванский вокзал, шеф. На каком поезде мне тут доехать до ипподрома? — спросил он, забираясь на заднее сиденье.

Водитель завел мотор и, не оборачиваясь, ответил:

— Есть поезд в 12:30, если, конечно, не застрянем в этих чертовых пробках.

Сойдя с поезда, Текс пошел в противоположном от здания клуба направлении. Пройдя три квартала, он очутился у ресторана. Текс вошел внутрь и расположился на табурете у стойки бара. Усталая пожилая официантка спросила, что он желает.

— Полгаллона апельсинового сока и яичницу с ветчиной, — сказал он.

— Могу предложить большой стакан или маленький…

— Тогда большой, и еще яичницу с ветчиной.

— У нас нет…

— Тогда просто яичницу, двойную порцию. Яйца-то найдутся? Мне из четырех яиц, глазунью. И еще — двойную порцию тостов и две чашки кофе.

Женщина вытаращилась на него, потом, ни слова не говоря, повернулась и пошла в кухню. Через несколько минут она принесла его заказ, несколько видоизменив его: маленький стакан сока, яичницу с беконом, два яйца и тосты. О кофе ей пришлось напомнить.

По дороге на ипподром Текс почувствовал себя лучше. Шел он медленно и как бы в полусне, вспоминая о блондинке и пытаясь вспомнить ее рыжую подругу, как вдруг с трибун ипподрома до него донесся рев. Он встал как вкопанный, встрепенулся и прибавил шагу. Когда Текс покупал входной билет, лошади выстраивались на старте второй скачки.

К началу третьего забега он отыскал бар, в котором Большой Майк смешивал коктейли. Текс прошел в конец стойки, где клиентов обслуживал другой бармен. Публика уже валила из бара на трибуны.

— Что будете заказывать, сэр?

Текс посмотрел на официанта, облаченного в белый фартук, и задумчиво нахмурился. Почесав грязным пальцем небритый подбородок, он наконец изрек:

— Порцию виски, острый соус и лед. Налей все в пивную кружку, — добавил он.

Бармен бросил на него удивленный взгляд:

— Налить вустерский соус в виски? Я правильно понял? Виски ржаное или «бурбон»?

— Все правильно. Острый соус, а виски любое сгодится.

Всю третью скачку Текс потягивал виски.

Когда лошадей вывели на четвертую скачку, Текс пошел на трибуны и просидел там до конца пятой скачки. Он не делал ставок и даже не удосуживался поглядывать на информационное табло.

Когда высветились выигрыши пятой скачки, Текс вернулся в бар, устроившись на этот раз прямо перед Большим Майком. Несколько минут он терпеливо ждал, пока тот обслужит с полдесятка клиентов.

Лишь перед самым стартом шестой скачки Майк спросил его, что он желает.

— Желаю, чтобы меня наконец обслужили — ты, ирландская свинья, — негромко сказал Текс.

Большой Майк недоуменно уставился на него.

— И что же вы желаете? — наконец спросил он.

— Бутылку пива.

Он пил медленно, растягивая бутылку до конца скачки. Затем, пока публика не успела снова набиться, заказал еще одну. Часы над баром показывали 4:05.

В 4:25 звуки горна возвестили о том, что готовится забег на приз Кэнэрси, который начнется через двенадцать минут.

Народ стал рассасываться из бара, и у Майка выдалась минутка отдыха. Он стоял прямо перед Тексом, вытирая тряпкой влажную стойку из красного дерева.

Текс посмотрел на него в упор и громко сказал:

— Ты, сволочь, а ну оставь мое пиво! Я еще не допил!

Краем глаза он заметил, как двое или трое посетителей, покидавших бар, вдруг остановились в нерешительности и повернулись в их сторону.

— Прошу прощения, сэр, — сказал Майк. — Я…

— Попробуй только сказать, гад, что ты не брал мое пиво! — завопил Текс на весь вестибюль.

Несколько зрителей, проходивших через двери к трибунам, тоже обернулись. В дверях сразу же возникла толчея.

Текс помедлил, потом схватил пивную кружку и, высоко подняв, с силой шарахнул ее о стойку. Кружка разлетелась на тысячу осколков.

— Где мое пиво, ирландская свинья? — заорал он. — Спер?! А ну давай мне другое, пока я тебе башку не снес.

Текс примечал, что вокруг него быстро собирается толпа. Краем глаза он увидел, как от касс сквозь толпу продирается в его сторону человек могучего телосложения. Текс прикинул, что через полминуты он будет рядом.

Наклонившись через стойку бара, он отвесил Большому Майку оплеуху.

Большой Майк яростно зарычал. Уперев ногу в стальную раковину под баром, он оперся рукой о стойку, перепрыгнул через нее и, приземлившись мягко, как кошка, оказался лицом к лицу с Тексом.

Текс снова дико завопил и закатил Майку еще одну оплеуху.

В баре поднялся жуткий гвалт. Подбежали другие бармены, кассир свистел в свисток, призывая на помощь полицию. Здоровяк охранник, которого раньше заметил Текс, еще не успел до него добраться. В дверях, ведущих на трибуны, образовалась людская пробка, и те, кто находился снаружи, не могли толком понять, что же творится в баре.

Отпихнув от себя Большого Майка, Текс бросил взгляд на часы: через три минуты начнется Кэнэрси.

Майк держал Текса за руку мертвой хваткой, но, когда к ним наконец пробился пинкертоновец, Текс вырвался и кулаком заехал детективу между глаз.

Пинкертоновец вытащил дубинку, и тут Текс заметил, что дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен» распахнулась и через секунду закрылась за другим широкоплечим здоровяком, род деятельности которого не вызывал сомнений. Полицейский.

Пинкертоновец занес над ним дубинку, но Текс ушел в сторону, и удар пришелся ему в плечо. Он двинул пинкертону еще раз, вложив всю силу в удар, и тот как подкошенный рухнул на пол. Несколько зевак быстро ретировались от греха подальше.

На затылок Текса обрушилась полицейская дубинка. Сознания он не потерял, но его шатнуло, и он медленно опустился на колени.

Его схватили за руки.

Когда двое полицейских потащили его к двери с табличкой «Выход», которая, как он смутно соображал, вела на лестницу, он увидел, как Майк пытается помочь здоровяку пинкертоновцу подняться.

Текс услышал жуткий рев толпы, доносившийся с трибун, и улыбнулся. Он чувствовал себя превосходно: Джонни будет им доволен.

Началась самая главная скачка дня — на приз Кэнэрси.

В полночь в пятницу Никки автобусом «Грейхаунд» выехал из Кэтскилла, штат Нью-Йорк. С собой он вез винчестер 30–06, разобранный на ствол, ложе и оптический прицел. Все части он аккуратно замотал тряпками, уложил в футляр из-под тромбона, который за несколько дней до того он купил в ломбарде на 3-й авеню.

Винтовку он приобрел в фирме «Эйберкромби и Фич», и она обошлась ему в двести десять долларов.

За три дня, проведенных в домике под Кингстоном, он сроднился с винтовкой, хотя и надеялся, что понадобится она ему всего лишь один раз. Он хорошо ее пристрелял и был доволен, что глушитель не влияет на точность прицеливания.

Автобус прибыл в Нью-Йорк около половины четвертого, и Никки сразу же отправился в скромный отель в центре города. Заселившись в номер, он попросил разбудить его в восемь.

На следующее утро он оделся, побрился и собрался выписаться из отеля. Зазвонил телефон: гостиничный клерк напомнил ему, что уже восемь. Никки плохо спал в ту ночь. Чтобы снять нервное напряжение, он принялся курить одну сигарету за другой.

Наскоро перекусив, он отправился в гараж на Бродвее, в котором, как он узнал из рекламы, можно было взять напрокат иностранные спортивные машины и автомобили с откидным верхом.

Никки предъявил в гараже водительские права, выданные во Флориде, и другие фальшивые документы. Оставив под залог сто долларов, он взял английский спортивный автомобиль «эм-джи». Липовые документы обошлись ему в пятьдесят долларов, и еще двадцать долларов он выложил за украденные флоридские номера. Там, где вращался Никки, за деньги можно было достать все.

Перед тем как вывести машину из гаража, он убедился в том, что в салоне есть боковые шторки.

Машину заправили, и Никки, положив футляр на заднее сиденье, выехал на Бродвей. По пути к мосту Трайборо он сделал лишь одну остановку, купив в магазине для военных серое армейское одеяло.

На Джамейке он выпил чашку кофе.

Через час с небольшим Никки нашел укромное местечко на обочине грязной дороги неподалеку от Фрипорта. Он поставил машину в кустах, достал из небольшого свертка плоскогубцы, отвертку и флоридские номера. Менее чем за десять минут он поставил их на место нью-йоркских, затем нашел во Фрипорте рыбный ресторанчик и неплохо там пообедал.

В 12:30 он медленно кружил вокруг ипподрома, держась от него на расстоянии мили. В 12:40 он проехал по дороге, которую Джонни отметил на карте, и повернул к стоянке на северо-востоке от ипподрома. Верх его машины был поднят, и шторки не задернуты. Армейским одеялом Никки прикрыл ноги от коленей до ступней.

Когда он подъехал к воротам, дежуривший у въезда на парковку сторож крикнул:

— Езжай на другую стоянку, приятель. Эта пока не открыта.

— Послушай, дружище, — сказал Никки, взглянув на сторожа из-под темных очков. — Я инвалид. Хотел припарковаться здесь и посмотреть скачки из машины.

Он вынул бумажник и вытащил из него десять долларов.

— Обзавелся бы инвалидным креслом…

— Все верно, но я с ним плохо справляюсь, особенно в толпе. И мне надо будет уехать до окончания скачек.

Сторож замялся, и Никки протянул ему десятидолларовую купюру.

Взгляд сторожа скользнул по одеялу.

— Ладно, черт с тобой. Заезжай. Мы еще не открыты, но чего там…

— Возьми. Купишь себе счастливый билетик.

Сторож смутился, но деньги взял.

— Ладно, проезжай, — повторил он и снял цепь, преграждающую въезд на стоянку.

Никки отвел машину в юго-западный угол стоянки и затормозил в семи футах от низкой изгороди, служившей ее границей. Неподалеку проходила дорожка, ведущая к выходу с ипподрома. С этого места можно было выехать передним ходом или подав влево, поскольку сзади и справа могли припарковаться другие автомобили.

Никки откинулся на сиденье и закурил сигарету. За десять минут до первой скачки на стоянку стали заезжать машины.

Никки потянулся к футляру из-под тромбона, но тут к его машине подошел сторож, которому он дал десять долларов.

— Я купил тебе программку, приятель, — сказал он, опершись о дверь автомобиля Никки.

Никки вздрогнул от неожиданности и выдавил из себя улыбку.

— Спасибо.

— Если еще что-нибудь нужно, я принесу.

— Спасибо, — повторил Никки. — Ничего не надо. Я уже сделал пару ставок у букмекера в гостинице.

В 14:30 стоянка заполнилась. Рядом с Никки припарковался «паккард» с наемным шофером. Из лимузина вышли четверо пассажиров и направились к зданию клуба. Немного подождав, водитель пошел вслед за ними к билетным кассам. За машиной Никки встал «кадиллак» с откидным верхом, из которого вышли мужчина и девушка.

С места, где припарковался Никки, был отлично виден последний поворот беговой дорожки, откуда она переходила в финишную прямую. Расстояние до нее составляло около двухсот ярдов, и между ней и Никки не было ничего, кроме зеленого дерна.

После пятого заезда Никки задернул шторки на боковых стеклах. Затем он отстегнул крепеж ветрового стекла: его надо было установить параллельно капоту.

Когда до старта седьмой скачки оставалось пять минут, он вынул винтовку из футляра. Возиться с ней под одеялом было нелегко, но за последние дни Никки так часто собирал и разбирал эту винтовку, что это не составило для него труда.

Он привинтил глушитель и дослал патрон в патронник. В обойме было пять патронов, но Никки был уверен, что понадобится только один. В любом случае времени было максимум на два выстрела.

Дистанция забега составляла милю с четвертью, поэтому лошади проносились мимо главной трибуны дважды.

Равнодушный к реву толпы. Никки поднес к глазам полевой бинокль и увидел в окулярах цвета жокея фаворита — серебристый и коричневый.

Черная Молния запоздала на старте, но вскоре поравнялась с остальными, а когда лошади в первый раз пронеслись мимо трибун, она вырвалась вперед.

Когда лошади во второй раз вышли на дальнюю прямую, Черная Молния опережала всех на корпус.

Никки даже не удосужился взглянуть, следит ли за ним кто-нибудь. Теперь это было не важно. Время пришло.

Никки откинул одеяло, взял винтовку и просунул ствол через открытое ветровое стекло.

Не торопясь, он выждал, пока Черная Молния не окажется напротив него. Затем, проводя ее стволом, как летящую дичь, нажал спусковой крючок.

Звук выстрела, смягченный глушителем, растворился в ритмичном, неумолкающем реве шестидесяти тысяч зрителей, подбадривающих своих фаворитов.

Никки еще немного помедлил, наблюдая, как валятся друг на друга лошади, шедшие позади Черной Молнии, которая вдруг запнулась и рухнула на землю.

Когда он через минуту выруливал со стоянки, сторожа у ее ворот не было.

— Так и будешь молчать? — спросил Вэл Кэннон, чуть подавшись назад.

Он полусидел на столе, опираясь руками о край, и смотрел на женщину, сидящую на стуле в двух футах от него.

Глаза Шерри Питти остекленели от ужаса. Она начала что-то говорить, но почувствовала во рту кровь. Она нагнулась и попыталась сплюнуть, но ее вырвало.

Вэл окинул ее холодным насмешливым взглядом.

— Ты ведь что-то знаешь, — сказал он. — Почему мне ничего не рассказываешь? Зачем тебе эти неприятности?

Он ждал, пока она снова взглянет на него. Шерри зашаталась и упала бы, если бы крепыш, стоявший позади нее, не подхватил ее под руки.

— Сейчас половина пятого, — сказал Вэл, — у меня полно времени. Пойду пропущу стаканчик и вернусь. А тебе советую рассказать мне все как есть.

Он повернулся к столу, взял свой кожаный ремень и небрежным движением продел его в брюки. Потом снова взглянул на раздетую до пояса Шерри — она была близка к обмороку.

— Напрасно ты от меня что-то скрываешь, — сказал Вэл. — Подумай хорошенько и расскажи мне, когда они идут на дело. Расскажи все, что знаешь. Я скоро вернусь, и, если ты все еще будешь упрямиться, пеняй на себя.

Шерри приоткрыла разбитый рот и попыталась что-то сказать, но закашлялась. Через секунду она рухнула на пол.

— Вырубилась, — растерянно пожал плечами крепыш.