Большой куш

Глава 9

Он ждал четыре года. Ждал этого дня — последней субботы июля.

Не было ни одного дня из трехсот шестидесяти пяти в каждом из этих бесконечных, разрывающих душу четырех лет, когда бы он не представлял, что будет чувствовать в это мгновение. В то мгновение, когда проснется в незнакомой постели третьеразрядного отеля, без денег, в долгах, вне закона, проснется, зная, что еще до захода солнца он или умрет, или будет с деньгами и, значит, спасен. И только деньги помогут ему.

Это была первая мысль, пришедшая ему в голову, когда он открыл глаза.

Он потянулся и взял с ночного столика пачку сигарет, вытряхнул одну, нащупал зажигалку. Лежа на спине, он глубоко затянулся и медленно выпустил дым из красиво очерченного рта.

Он чувствовал себя великолепно.

Он сделал еще одну затяжку и, глядя в грязный облупленный потолок, ясно и негромко произнес:

— Господи, наконец-то!

Он засмеялся, поймав себя на том, что вслух говорит сам с собой.

Повернув голову, он посмотрел на часы, лежавшие рядом с пачкой сигарет. Они показывали ровно восемь.

У него было много времени.

Телефон стоял на исцарапанном письменном столе у двери в ванную. Он поднялся и, совершенно голый, подошел к аппарату. Шторы раскрытого, единственного в номере окна не были задернуты, и он взглянул через двор в окно комнаты в доме напротив. Но окно было затворено, и через грязное стекло видно почти ничего не было. А вот его могли увидеть. Ему стало смешно. Наплевать. Сегодня ему было наплевать на все.

Гостиничный клерк, взявший трубку, сообщил, что в номерах у них не обслуживают.

— Извините, но ресторана у нас нет. Могу прислать мальчишку — принесет вам бутылку, лед и содовую.

— Рановато для бутылки, — сказал Джонни. — Пошлите мальчишку в магазин, пусть принесет мне кофе, апельсиновый сок и пару булочек. Заработает доллар на чай.

— Будет сделано, — заверил клерк.

Душа в номере не было, и Джонни пришлось сделать ванну. Он подождал, когда явится посыльный, и только потом залез в воду.

Вместе с завтраком парнишка принес свежую газету. Джонни, сидевший у открытого окна в одних трусах, принялся машинально просматривать заголовки, но газетные новости его не интересовали. Он внимательно перебирал в уме события, произошедшие с ним за те два дня, как он съехал от Марвина Ангера и переселился в гостиницу. Главное было ничего не упустить.

Переезд в гостиницу был правильным шагом. Ангер раздражал его все больше. Еще немного, и они поцапались бы. Напряжение было слишком велико. Можно было жить в комнате на 103-й улице, но по здравом размышлении Джонни решил, что этот адрес нужен ему для одной-единственной цели.

Вспомнив о Джо Пиано, он улыбнулся. Джо не понравилось, когда Джонни сказал, что к нему зайдет Рэнди. Итальянец не мог взять в толк, зачем Джонни связался с полицейским. Пришлось ему насочинять. Впрочем, у Джо было одно ценное качество: он не проявлял нездорового любопытства.

Джонни заехал к итальянцу в пятницу после обеда, чтобы забрать чемодан с автоматом. Открыв ему, Джо пригласил его на кухню и угостил стаканом вина. Потом они поднялись в комнату Джонни.

— Я это забираю, — сказал Джонни, указывая на чемодан. — А завтра к вечеру зайдет мой приятель и оставит для меня сверток. Он легавый.

— Легавый?

— Да, ездит на патрульной машине.

— Ну и приятель, — заметил Джо.

— Нормальный парень. Он не простой легавый — особенный, — заговорщически подмигнул ему Джонни. — Он оставит для меня сверток. Это будет около шести, самое позднее — в половине седьмого. Я зайду завтра, но попозже. Заберу сверток, и больше мы не увидимся.

Джо равнодушно кивнул.

Из кармашка для часов Джонни достал сложенную пятидесятидолларовую купюру.

— Это для Пэтси, — сказал он.

— Ни к чему, — ответил Джо. — Я в состоянии сам о нем позаботиться.

— Не сомневаюсь. Но он мне друг.

Джо ничего не ответил, но деньги взял. Джонни стал прощаться.

— Не нравится мне эта история с легавым, — сказал Джо, провожая гостя по длинному коридору, чтобы закрыть за ним дверь. — Но друзья моего мальчика у меня на хорошем счету.

На 2-й авеню Джонни поймал такси и велел шоферу ехать на Пенсильванский вокзал. В вокзальном вестибюле он нашел камеру хранения, оставил там чемодан, а ключ положил в конверт. Вечером он через посыльного передаст его Большому Майку.

Покупка портфеля оказалась довольно простой задачей. Он купил портфель на молнии, который можно было носить под мышкой. Найти подходящий вещмешок было сложнее. Наконец ему удалось отыскать его в магазине спортивных товаров и автомобильных принадлежностей. Вещмешок был сшит из плотной ткани с вставками из кожи. Верх затягивался шнурком. В сплюснутом виде он как раз помещался в портфеле.

Около девяти Джонни позвонил Фэй. Она запомнила номер, который он ей назвал, потом вышла из дома и перезвонила ему из автомата. Фэй хотела увидеться с ним, но Джонни сказал, что встречу им лучше пока отложить.

— Всего лишь сутки, а потом будем вместе на всю оставшуюся жизнь, детка, — успокоил он ее.

Фэй сказала, что у нее все готово. Уловив дрожь в ее голосе, Джонни быстро попрощался с ней и повесил трубку. Ей сейчас лучше было вовсе не видеть его.

Он возвратился в гостиницу. Дел больше не было, но заснуть он не мог. Можно было, конечно, принять снотворное или даже выпить полбутылки виски, но ни то ни другое не годилось. Утром нужно быть в наилучшей форме — ни малейшего намека на похмелье, ни капли сонливости от успокоительных таблеток.

Недостаток сна ему нипочем. Наоборот, это даже взбодрит и придаст остроту восприятия. Этого он как раз и хотел.

Но Джонни все-таки заснул. И в субботнее утро проснулся бодрым и совершенно отдохнувшим.

Теперь, медленно дожевывая свой завтрак, он старался не думать ни о чем, кроме того, что должен делать в данный момент. Все точно рассчитано, план выстроен до малейших деталей. О возможных неожиданностях, могущих произойти в решающий момент, думать не хотелось. Да и что толку думать, когда он уже все продумал?

В одиннадцать утра Джонни Клэй выписался из гостиницы и вышел, держа в одной руке кожаный чемодан, который он забрал из квартиры Ангера, а в другой — портфель. В чемодане лежали новые вещи, купленные им за последние два дня. Старье он оставил в номере. На нем были брюки и клетчатый спортивный пиджак — так он и появится на ипподроме.

День выдался теплый. Ему хотелось снять пиджак, но он решил не рисковать. Под пиджаком на нем были надеты две рубашки: одна — бежевая с открытым воротничком, а поверх нее — синяя с закрытым воротом. На ногах — светло-коричневые ботинки и такого же цвета носки. На голове — надвинутая на лоб светло-серая фетровая шляпа с широкими полями. В карман пиджака он положил, свернув трубочкой, вторую шляпу — легкую, темно-синюю, с низкой тульей и узкими полями. Для пущей маскировки Джонни надел очки с темно-зелеными стеклами.

Выйдя из отеля, он поймал такси и велел шоферу отвезти его в аэропорт Ла Гуардия. Оставив чемодан в камере хранения аэропорта, он зашел в ресторан и заказал кофе с тостом. Перелистав утренний выпуск «Уорлд Телеграмм», он раскрыл газету на спортивных страницах.

В 13:00 Джонни уехал из аэропорта на другом такси. Под мышкой он держал портфель.

В 13:40 он прибыл на ипподром. Водитель такси согласился составить ему компанию. Джонни пообещал, что даст ему дополнительно десять долларов и купит входной билет — с тем условием, чтобы он отвез его после скачек в Нью-Йорк.

— Только вот какое дело, — сказал Джонни. — Мне надо уехать сразу же, как закончится седьмая скачка. У меня важная встреча в городе, и опаздывать нельзя ни на секунду. Выйду на стоянку сразу же после забега. Результатов ждать не стану, а ты будь здесь загодя. И сразу поедем.

Таксист не возражал.

— Чего там, — сказал он. — Деньги платишь — значит, буду ждать здесь, как договорились. Ставок я никогда не делаю, а вот поглазеть на лошадок люблю.

Они нашли место на стоянке с южной стороны ипподрома. Их машина заехала на стоянку одной из последних. Тем лучше: легче будет выезжать. Джонни вышел, хлопнув дверцей, и сунул водителю через окошко десять долларов.

— Купи себе входной билет, — сказал он, — а на сдачу попытай счастья. Жди меня здесь, как договорились. Когда будем в Нью-Йорке, получишь еще десять зеленых.

— Буду ждать, не беспокойся.

Джонни повернул в сторону здания клуба. Портфель он нес под мышкой. Он шел медленно: времени было полно.

Все складывалось так, как он и предполагал. Всякий раз на ипподроме он испытывал это ощущение — удивительное неуловимое состояние возбужденности. Уже у кассы, покупая входной билет, он чувствовал, как оно завладевает им. В самой атмосфере ипподрома было нечто будоражащее.

Первый забег уже закончился, и толпа ненадолго притихла, но Джонни все равно ощущал скрытый накал страстей.

Остановившись в нижнем вестибюле, чтобы купить программку, он поймал себя на том, что машинально перебирает в кармане брюк смятые купюры. Джонни даже развеселился: он в двух шагах от дела, которое сулит больше миллиона долларов, и не может удержаться от соблазна купить программку и сыграть на второй скачке.

Поднявшись вверх по лестнице, он прошел через главный вестибюль в тридцати футах от бара, где Большой Майк готовил напитки нетерпеливым посетителям. Краем глаза Джонни взглянул на дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен». Это была та самая дверь, что вела в главный офис тотализатора, и очень скоро ему придется из нее выходить.

Он бросил быстрый взгляд на другую дверь: через нее ему предстоит пройти, чтобы попасть в раздевалку для служащих. Эту дверь ему тайком откроют изнутри. Он видел, как Большой Майк возится за стойкой бара. Ни Текс, ни Морис пока не объявлялись.

Джонни вышел на трибуны, залитые жарким солнцем. У дверей толпились люди, и ему пришлось проталкиваться сквозь них. Наверху нашлось свободное место, и Джонни, плюхнувшись на него, уронил портфель между ног на бетонный пол, раскрыл программку и стал смотреть, какие лошади участвуют во втором забеге.

Когда лошади вышли на старт, Джонни поднялся с места. Сняв шляпу и оставив ее вместе с программкой на сиденье, он прошел в здание клуба к десятидолларовому окошку и поставил на лошадь под номером 3. На табло тотализатора ставки на нее шли из расчета восемь к пяти.

Настоящий выигрыш был не за горами, а бездействие томило Джонни.

Лошадь под номером три победила с опережением в три с половиной корпуса.

Получив выигрыш, он вернулся на свое место. Проходя мимо бара Майка, он взглянул на настенные часы. Его наручные часы отставали почти на минуту.

Задолго до начала пятого заезда он снова оказался у касс. Джонни действовал, как Ангер несколько дней тому назад. В кассовом зале было шесть десятидолларовых окошек, и он подходил к каждому из них. В результате у него оказалось по билету на каждую лошадь, участвующую в пятой скачке.

Забег еще не начался, когда он вернулся на свое место и обнаружил, что оно занято крупной краснолицей теткой, которая держала в руках его шляпу и программку.

Он в нерешительности постоял перед ней. Она взглянула на него и смущенно улыбнулась.

— Вот, присела на минутку, — сказала она, тяжело дыша. — Устала очень.

Она хотела подняться, но Джонни остановил ее.

— Ничего, сидите, — улыбнулся он, — я постою.

Она принялась возражать, но он настоял на своем. Благодарная тетка протянула ему шляпу и программку.

Пока он спускался вниз по трибунам, лошади уже взяли старт. Первой к финишу пришла лошадь под номером 6. Перебирать свои билеты в поисках счастливого нужды не было: Джонни разложил их по номерам.

В очереди к окошку Джорджа Питти он был десятым.

Джонни просунул билет под решетку, прижимая его сверху большим пальцем. Он наблюдал за лицом Джорджа.

Оно было желтым. Джордж еще не взглянул на него, но губы его дрожали. Он поднял глаза на Джонни и, взглянув на него в упор, незаметно кивнул ему, отсчитал деньги и толкнул их под решетку.

В 4:20 Джонни стоял, прислонившись к стене, в пяти футах от двери в раздевалку. В одной руке он держал беговой листок, прижимая его к портфелю, в другой руке — карандаш, которым он что-то писал. На листок Джонни не смотрел.

Шляпу он надвинул на лоб, а темные очки скрывали глаза.

Джонни смотрел в конец бара, где стоял Текс.

Когда началась драка, он не шевельнулся.

Ему пришлось сделать шаг в сторону: какой-то здоровяк, оттолкнув его, прошел мимо. Но Джонни по-прежнему не двигался с места, пока не увидел, как открывается дверь главного офиса.

Когда Текса поволокли к выходу на лестницу, Джонни бочком приблизился к двери в раздевалку. В вестибюле всеобщее внимание было приковано к Тексу и обступившим его детективам. В этот момент Джонни почувствовал, что дверь в раздевалку слегка приоткрылась. Через секунду он уже был внутри.

Джордж, белый как полотно, с дрожащими руками, быстро закрыл за ним дверь. Не говоря ни слова, он бросил быстрый взгляд на Джонни, повернулся и мгновенно скрылся в направлении касс.

Наскоро оглядев помещение раздевалки, Джонни убедился, что здесь никого нет — разве что кто-нибудь сидит в туалете. Заглядывать в схему расположения шкафчиков, лежавшую в кармане, Джонни не пришлось. Он наизусть помнил, где находится шкафчик Майка. Дубликат ключа был у него в руке.

Открыть шкафчик и вынуть из него цветочную коробку заняло меньше полминуты. Он проскользнул в кабинку туалета и закрыл дверь на задвижку.

Пока он собирал автомат, лошади взяли старт в скачке на приз Кэнэрси.

Джонни открыл портфель и вытащил вещмешок. В этот момент он услышал, как хлопнула дверь в туалетную комнату.

Вошли двое и встали на расстоянии десяти футов от него. Из их разговора Джонни понял, что это кассиры.

— Что это там за свара? — спросил один.

— Да какой-то алкаш прицепился к бармену. Черт, видел бы ты, как Фрэнк бросился на него со своей дубинкой!

— Этим хреновым пинкертонам надо же отрабатывать свои бабки.

Джонни мрачно усмехнулся.

Через три минуты им в самом деле придется отрабатывать свои бабки, подумал он, а если эти типы сейчас не уберутся отсюда, им тоже придется жарко.

Едва у него мелькнула эта мысль, как кассиры уже направились к двери. Джонни потянулся к задвижке.

Даже изнурительные пробежки до седьмого пота не помогали Макси Флэму поддерживать вес в пределах ста десяти фунтов. Чтобы согнать лишние фунты, ему, тридцатишестилетнему жокею, приходилось морить себя голодом, принимать специальные таблетки и выкладываться до конца в тренажерном зале.

Когда лошади выходили на старт, он думал о том, что, слава богу, это его предпоследний сезон. Потом он уйдет на пенсию, раз и навсегда покончив с этим жутким режимом, и будет делать то, что могут позволить себе лишь немногие представители его профессии. Он будет жить на сбережения, которые он скопил за свою долгую карьеру с тех пор, как впервые сел на лошадь еще мальчиком в коротких штанишках.

Макси считал себя человеком разумным и никогда не ставил на лошадей. Даже сегодня, сидя верхом на лошади по кличке Черная Молния, обхватив своими длинными и тонкими ногами ее широкую спину, он не сделал ставок, хотя и знал, что она победит. Он был так же уверен в этом, как и в том, как зовут его лошадь.

Его взгляд невольно упал на ложу, где сидела миссис Голуэй Дикс с двумя дочерьми и их спутниками.

Миссис Дикс, как всегда, была в растрепанных чувствах. Ее удручало, что Макси не поставил на лошадь, на которой сам скакал. Она хотела, чтобы назначили другого жокея, но тренер настоял на Макси. Тренер был не в пример поумнее миссис Дикс.

— Я не понимаю тебя, Макси, — удивлялась она. — Ты говоришь, что мы выиграем. Почему же ты сам не ставишь на эту лошадь?

Макси не стал вдаваться в объяснения, ограничившись коротким ответом:

— Я принципиально не играю на скачках.

Бывали, наверное, жокеи и получше меня, честно признавался самому себе Макси, но не так уж и много. Даже такие корифеи, как Сэнд и еще кое-кто, заканчивали жизнь в полной нищете. Может быть, побеждали они и чаще него, но все равно кончили плохо. Макси не таков. Он, может, и не король ипподрома, но зато, видит бог, его не проведешь.

К концу сезона у него будет четверть миллиона ренты. И он уйдет со сцены — будет разводить лошадей на своем ранчо в Мэриленде и никогда в жизни не подойдет ни к одному ипподрому ближе чем на милю. Единственной его лошадью станет «кадиллак» с откидным верхом.

Да, Макси был парень не промах.

Черная Молния встала на дыбы: к ней вплотную подошла другая лошадь. Макси слегка натянул поводья, и Молния загарцевала в сторону. Нежно уговаривая свою лошадь, Макси успокоил ее.

Скакуны сорвались со старта.

Макси не подгонял лошадь. Победа была у него в кармане. Он знал, на что способна Черная Молния, и представлял, что по силам другим лошадям.

Проскакав первый раз мимо трибун, Макси смотрел вперед.

Он хорошо чувствовал настроение публики. Где-то там, далеко на трибунах, рокотала толпа. Яркие цвета, волнение, эмоциональное напряжение — все это не волновало его. Он слишком долго сидел в седле, чтобы разделять трепет публики. Макси был холодным и точным механизмом, частью своей лошади. На ипподроме для него существовала единственная цель — победить. Остальное могло только помешать.

Выйдя на второй круг, Макси точно рассчитал дальнейшую тактику и, прильнув к холке Черной Молнии, поделился с ней своими соображениями, ласково шепча ей что-то на ухо. Его хлыст лишь слегка касался пропотевших боков лошади.

Макси стал вырываться вперед. Вот что значит иметь под собой настоящую лошадь. Победа была обеспечена, и Макси это знал.

Войдя в поворот, он увеличил разрыв между своей лошадью и остальными на полкорпуса. Затем на отметке в три четверти круга он предпринял спурт на финишную прямую, решив увеличить разрыв на полтора корпуса. Он был уверен в победе, уверен на все сто, но решил не рисковать: всегда существовала вероятность того, что какая-то лошадь все же вырвется вперед.

Он смотрел прямо перед собой — на пыльную дорожку ипподрома в двадцати ярдах впереди лошадиной морды.

Он так и не понял, что случилось. Только что он, с его картинной посадкой, красовался на своей лошади, ни на мгновение не усомнившись, что через несколько секунд услышит знакомый рев толпы, возвещающий о том, что он — первый.

И вдруг это случилось.

Позже, когда миссис Дикс навещала его в больнице, а тренер Лео стоял рядом с ней и они спрашивали его, как все произошло, он так и не мог толком ничего объяснить.

Он помнил только одно: до того момента все шло великолепно.

А потом Черная Молния вдруг рухнула на колени, и Макси вылетел из седла, описав в воздухе дугу. С размаху ударившись о землю, он сразу же потерял сознание.

Он не слышал дикого ржания лошадей, врезавшихся в Черную Молнию. Не слышал хруста ломающихся костей, не видел кровавых луж, быстро впитывавшихся в мягкий грунт.

Макси не слышал завывания сирен подоспевших машин скорой помощи.

Он не знал, что на ипподроме, с его многотысячной толпой, вдруг воцарилась ужасающая тишина, внезапность которой была гораздо драматичнее и страшнее, чем дикие вопли и крики болельщиков.

Свинцовая пуля из винчестера не убила лошадь. Она прошла под правым глазом Черной Молнии, ударилась в кость, отрикошетила вверх и прошла навылет через затылочную часть черепа, оставив в голове животного огромную, четырехдюймовую дыру.

Копыто лошади, шедшей под номером 3, вонзилось в кровавую рану, и мозги Черной Молнии разбрызгались по скаковой дорожке.

Элис Макэндрюс оторвала взгляд от пишущей машинки. Ее мягкий чувственный рот широко открылся, а большие голубые глаза, по поводу которых она успела наслушаться немало комплиментов, округлились. Из горла девушки рванулся крик ужаса.

Пряча приклад автомата под правой подмышкой, Джонни Клэй левой рукой сжал покрепче горловину вещмешка и, размахнувшись, стегнул им девушку по лицу. Крикнуть она не успела.

Затем он отступил на шаг назад и обвел взглядом всех четырех сотрудников офиса.

— Одно слово, — сказал он чуть слышно, — и я стреляю.

Двое мужчин, считавших деньги за широким столом, замерли. Их руки по локоть были погружены в ворох зеленых банкнот. Третий, с пристегнутой к поясу кобурой, из которой виднелся револьвер 45-го калибра, застыл у водоохладителя.

Элис Макэндрюс зарыдала, осеклась и через секунду свалилась в обмороке на пол.

Один из мужчин, считавших купюры, попытался помочь ей.

— Не трогай ее, — приказал Джонни.

— Эй, ты! — Он направил автомат на другого человека у стола. — Бери вещмешок и набивай деньгами, — приказал он. — А ты, — он посмотрел на вооруженного мужчину, — подойди сюда. Вынь пушку из кобуры — очень медленно и осторожно. Положи на пол. Так. А вы двое — лицом к стене.

Джонни кинул вещмешок на стол. Служащий набил его деньгами меньше чем за две минуты.

В это время девушка, упавшая в обморок, застонала и слегка пошевелилась. Джонни не обратил на нее никакого внимания. Пятясь, он обошел комнату, пока не уперся спиной в дверь, ведущую к трибунам. Замок двери из раздевалки для сотрудников, через которую Джонни вошел в помещение, он уже заблокировал.

— Слушай, парень, ты…

Джонни быстро взглянул на человека с пристегнутой к поясу кобурой.

— Заткнись. Я давно мечтал пристрелить легавого, а пинкертона — особенно.

Джонни старался четко произносить каждое слово. Носовой платок, закрывавший ему лицо до глаз, приглушал речь.

Он ждал, пока человек за столом упакует вещмешок.

— А теперь, — сказал Джонни, указывая на приоткрытый сейф в углу, — выгребай остатки.

Из-за закрытой двери слышались доносившиеся с трибун истерические вопли и крики. Он знал, что там происходит.

Еще через три минуты деньги из сейфа перекочевали в вещмешок. Он был набит купюрами под завязку, а в сейфе еще оставались деньги.

— Хватит, — сказал Джонни. — Теперь затяни шнурок на мешке.

Руки служащего тряслись, не слушаясь его, но он ухитрился выполнить приказ Джонни и бросил мешок на пол.

— Поднимайте ее, — велел Джонни, указывая на Элис, лежавшую на полу.

Никто не шевельнулся.

— Эй, ты, — окликнул он пинкертоновца, — делай, что говорю.

Тот наклонился к девушке и поднял ее на ноги.

Наступила решающая минута.

Джонни кинул взгляд на дверь, ведущую из офиса в соседнее помещение. Там находилась большая часть персонала ипподрома — десятка три сотрудников. Джонни об этом знал.

— Считаю до трех, — сказал он. — На счет три вы открываете ту дверь и проходите туда. Когда пройдете через дверь, — он замолчал и, взглянув на пинкертоновца, который поддерживал девушку, добавил: — Да, ее тоже туда тащите. Так вот, когда пройдете через дверь, не останавливайтесь. Ровно через пятнадцать секунд после того, как дверь закроется за вами, начинаю через нее стрелять. Давайте сюда мешок.

Человек, набивавший вещмешок деньгами, поднял его и понес через комнату. Джонни теперь стоял у единственного в помещении окна, держа под контролем все три двери. Окно было широко распахнуто, и спиной он ощущал легкое дуновение ветерка.

Служащий поставил вещмешок у ног Джонни и отошел к остальным.

Джонни начал считать: «Раз…»

В мгновение ока дверь открылась, и все четверо, включая девушку, ввалились в соседнее помещение. Через дверной проем Джонни успел заметить уставившиеся на него удивленные физиономии.

Как только дверь закрылась, Джонни левой рукой схватил вещмешок. Он оказался таким тяжелым, что ему пришлось бросить автомат.

Джонни поднял вещмешок и, не глядя вниз, вышвырнул его из окна.

Автомат больше не был нужен. Он оставил его на полу.

Не доходя до двери вестибюля, он снял перчатки и сдернул с лица носовой платок.

Вся операция заняла не более пяти минут.

Закрывая за собой дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен», Джонни успел одновременно высвободить из рукава спортивного пиджака правую руку. Спрятавшись за стоящего у двери Мориса, он скинул пиджак и сорвал с головы шляпу. Тут он услышал крики и заметил, что к ним бежит человек.

Краем уха он уловил характерный звук удара по телу — это Морис заехал бегущему кулаком в лицо.

Через секунду он уже проталкивался сквозь людское месиво.

Пробираясь через переполненный нижний вестибюль клуба, Джонни слышал, как пронзительно, без остановки вопила какая-то женщина. У главного входа не было ни одного служителя.

Завывания машин скорой помощи на беговом поле внезапно перекрыл приближающийся вой других сирен, доносившийся из окрестностей ипподрома. Для подавления беспорядков были вызваны специальные отряды полиции.

Джонни разыскал водителя такси, который уже собрался вылезти из машины.

— Черт возьми, — сказал таксист, очумело уставившись на Джонни, — что там стряслось? Тарарам такой, будто…

— Дьявол их разберет, — ответил Джонни. — Вроде драка случилась после седьмой скачки. Толком не знаю. Но чую, через три минуты тут начнется такой бардак, что мало не покажется. Мне надо срочно в город. Поехали.

Таксист помешкал, потом сел за руль.

— Так, пожалуй, вернее будет, — рассудил он, — а то застрянем здесь. Потом не выбраться.

Выехав на бульвар, таксист прижался к обочине, пропуская мчащуюся на полной скорости полицейскую машину.

Регулировщика на перекрестке уже не было.

У входа в метро на Лонг-Айленде Джонни отпустил такси.

— Я уже опаздываю. На метро будет быстрее, — сказал он водителю, протягивая вторую десятидолларовую купюру.

Садясь в поезд, он видел, как таксист поставил машину и пошел к ближайшей забегаловке. Наверное, хочет узнать, нет ли сообщений по радио о том, что стряслось на ипподроме, решил Джонни.

Выйдя из метро на Центральном вокзале, Джонни прошел несколько кварталов и заглянул в кинохронику. Надо было скоротать пару часов. Джонни вдруг почувствовал дурноту. Ему захотелось присесть.