Большой оркестр

Девочки воспитывают терпение

Наши девчонки практически готовили себя к походу.

— Поход — не прогулка, — напомнила Фатыма. — Пусть каждый ликвидирует свои недостатки!

С Фатымой никто не спорил: каждый сам понимал, что поход будет нелёгкий. Если мы выйдем в поход такими, какие мы есть на сегодняшний день, то, конечно, ни одного дня не выдержим. Много неженок у нас развелось!

Наша Зуляйха начала бороться с болью. Она калёным железом хотела вытравить из своей души слабость. Ради этого она два дня проходила в туфлях, которые жали ей ноги. На всех пальцах у неё появились кровяные мозоли.

— Не хватит ещё? — спрашивала она у Фатымы.

— Нет, — сурово отвечала та.

Сама Фатыма привыкала голодать. Понятное дело, в походе всё может случиться. Продукты могут выйти, в пещере можно потеряться, можно оказаться на острове… Фатыма всего два раза в день ела и два раза пила воду. Она намеревалась сократить норму ещё на один раз, если продержится до конца недели.

Маня, как известно, во всём старалась подражать Фатыме. И здесь она ничего другого не придумала, как голодать. Она ела утром и вечером, а днем ничего в рот не брала. Бабушка не на шутку испугалась.

— Не могу понять, что случилось с моей внучкой, — украдкой плакала она среди соседок. — Совсем перестала есть. Чего только я ей не покупаю: и молочное, и птицу, и фрукты… Бывало, очень любила шоколад, теперь даже не дотрагивается.

— Надо свести её к врачу. А то как бы чего серьёзного с ней не было! — посоветовала Люциина мама.

Когда Маня узнала, что бабушка хочет повести её в амбулаторию, то не на шутку испугалась. Прибежала ко мне.

— Фатымы дома нет. Посоветуй, что делать? — спросила она меня.

Хотел я ей напомнить про шоколад, которым она на вечере угостила Мурата, да не стал. Не такое время, чтобы про свои чувства говорить. И потом, ведь не побежала к Мурату, а пришла ко мне.

— Ты не бойся! — утешил я её. — В случае чего, я сам с тобой пойду.

Так и пришлось мне с Маней и с её бабушкой пойти в амбулаторию.

Если вы никогда не были в Уфе, расскажу вам, куда мы пошли.

Как только выйдешь из нашего дома, надо завернуть налево, то есть идти по Коммунистической улице. Она у нас центральная. Липами и тополями обсажена. И канавки есть, где мы хотели создать арыки. Дальше идёшь мимо швейной фабрики, мимо типографии и около Ленинского садика сворачиваешь направо.

В нашем городе давным-давно бывал Ленин, по пути из ссылки заезжал. Наверно, захотел посмотреть на то, как уфимцы живут, и с революционерами поговорить. Одним словом, на том месте, где Ленин любил бывать, памятник поставили и сад развели.

Пройдя по улице Ленина, надо свернуть налево. Тут в пятом или шестом по счёту домике находится наша детская амбулатория: старый каменный дом с кривыми лестницами.

— Держись! — предупредил я Маню, как только мы вошли в первый кабинет.

Перед тем как войти, я внимательно прочитал надпись, сделанную синей краской на белой дощечке: «Терапевт». «Это, наверно, фамилия доктора», — подумал я.

Высокий и худой дяденька, одетый как повар, опустил очки на самый кончик носа и сердито сказал нам:

— Заходите по одному!

Мне пришлось объяснить, что мы пришли все вместе.

— Кто же из вас больной?

— Вот она, — сказал я, легонько подталкивая вперёд Маню.

На белой скатерти лежали чёрный ящик, большие часы и термометр.

— Подойди ко мне, девочка. Повернись. На что жалуешься?

Он приставил дудочку к спине Мани и приложил к ней ухо, а потом даже в рот заглянул. Точно, взглянув на язык, можно узнать, что происходит на душе у человека.

— Ваша девочка совершенно здорова, — проговорил доктор, моя руки под краном. — Заставляйте её чаще бывать на свежем воздухе. Разнообразьте питание…

— Чего только я не перепробовала! — вздохнула бабушка. — Наверно, всё-таки болезнь её внутренняя, не иначе.

— Если мне не доверяете, обратитесь ещё к невропатологу! — обиделся доктор. — Могу повторить: девочка совершенно здорова.

Во втором кабинете сидела симпатичная молодая тётенька.

— Подойди ко мне, не бойся, — приветливо пригласила она Маню. — Расскажи, на что ты жалуешься?

— Я совсем не жалуюсь, — пролепетала Маня.

— Говори громче. Ничего не болит?

— Нет.

— Не кушает она у нас, — сокрушённо заговорила бабушка.

— Почему же ты, моя милая, не кушаешь?

Я испугался, как бы Маня не поддалась ласковому голосу.

— Держись! — прошептал я.

— Мальчик, а ты чего шепчешься?

— Просто так, — ответил я.

Потом мы заходили ещё к хирургу. Бабушка сказала, что, может быть, у Мани чего-нибудь сломалось.

Там тоже никакой болезни не обнаружили.

Когда вышли из четвёртого кабинета, бабушка вдруг заплакала:

— Боже мой, куда я теперь пойду?..

Этого Маня не выдержала. Она заплакала вслед за бабушкой, но ещё громче.

— Прости меня, бабусенька! — проговорила она сквозь рыдания. — У меня ничего не болит, я только воспитывала терпение… С этого дня буду есть всё, что ты мне дашь. Я стану послушной, как прежде.

Я с укором покачал головой: разве на девчонку можно положиться? При первом же случае подведёт.