Бонжур, Антуан!

ГЛАВА 20

Николь приехала на мотороллере. Я выбежал к ней. Машины Луи на дворе уже не было. Сюзанна сказала, что тот уехал в Льеж к президенту.

— Салют от Пьера Дамере.

— Кто это такой? — спросила Николь, слезая с мотороллера. Она была в сногсшибательных голубых брючках, жёлто-красном полосатом свитере — хороша моя сестрёнка. На плече висела дорожная сумка.

— Скоро его имя узнает вся Бельгия, — сказал я грозно.

— Он звезда экрана? — Николь покрутилась передо мной, красуясь.

— Пьер Дамере — предатель. Он предал нашего отца.

Николь сразу перестала крутиться.

— Ты уже нашёл его? — спросила она, и озабоченные складки набежали на её лоб. — Почему же этого нет в газете?

— Разве ты не знаешь, что газеты всегда опаздывают. Следуй за мной. Перед тобой главный арденнский следопыт, — мы уже вошли в дом. — Тс-с, кажется, он немножко спит.

Николь с интересом смотрела на громогласно храпящего Гастона, которого мы с Сюзанной уложили на диван, и ничего не понимала. Мы прошли на кухню, и я, как умел, рассказал ей все, что узнал от старика.

— Надо ехать в «Остеллу»! — пылко воскликнула она. — Едем на моём мотороллере.

— Не торопись, Николетт, не торопись, «Остелла» никуда от нас не денется. Прежде чем туда ехать, надо решить небольшую задачу: с чем мы туда поедем и зачем? Ты понимаешь, Николетт? — Она умела слушать, с ней хорошо думалось вслух. — Понимаешь: имя мы имеем, а что дальше? От имени до живого человека ещё далеко, а я должен его своими руками пощупать. А может, он и это имя переменил — что тогда? Нет, за «Остеллу» надо крепко зацепиться. И Тереза там сидит…

— Какая Тереза? — с невольной подозрительностью спросила Николь.

— Этуаль д'экран, — засмеялась Сюзанна, указывая на меня. — Виктор влюбился в эту звезду.

— Тише, девочки, не отвлекайтесь. Продолжаю мысль. При чём тут влюбился? Просто мы не имеем права рисковать. Там же матёрый волк сидит. Если на этот раз ниточка оборвётся, то уж надолго, надо по-умному её тянуть. Вот видишь, наш отец ошибочно написал про Жермен. А почему, спрашивается? Почему отец не указал на Мишеля? Теперь ответ более устойчив. Да потому, что предатель был не в отряде. И синяя тетрадь это подтверждает. Но тут можно и другое предположить: этот Мишель так ловко замаскировался, что на него не могли подумать самые близкие люди. Значит, и мы должны быть сверхосторожными. А он замаскировался и сидит в своей «Остелле»…

— Хочешь, я туда поеду? — спросила Николь, морща лоб и стараясь вникнуть в смысл того, что я говорил. — Это далеко? И что я должна там делать? Ты хочешь передать записочку своей Терезе? — И губы надула. — Когда ты должен уезжать?

— Какова сестрёнка! Ты задала решающий вопрос. У меня совсем из головы выскочило. Сегодня у нас вторник, седьмой день в Бельгии. Значит, через два дня я должен тю-тю. Вот это номер. Вылет в десять двадцать, но надо приехать раньше. Что же в итоге? Четверг отпадает, у меня меньше двух дней. Негусто.

— Разве ты не можешь продлить визу? — удивилась Николь. — Я не хочу, чтобы ты так быстро уезжал от меня, — и снова губы надула, она вся была переполнена своими новыми ощущениями.

— Визу продлить — нехитрое дело. Но я же на десять дней оформился на работе за свой счёт. Кто думал, что тут такая каша заварится? Приехал на могилу отца, чтобы дальше было жить спокойнее, а оно вон как обернулось. В экипаж я должен вовремя явиться, меня ребята ждут.

— Что такое экипаж? — переспросила Николь.

— То же, что у вас. Экипаж — это моя семья. Это уже по-нашему.

— Ты знаешь, — продолжала Николь, у неё были свои проблемы, — сегодня утром я назвала его, как всегда, папа. И я почувствовала, что мне стало трудно. Отчего это? Ведь Ив с самого начала знал, что я не его дочь. Но я ни разу не почувствовала этого. Как он расцвёл утром, когда я сказала: «Папа». А я сказала и покраснела потому, что почувствовала в своих словах ложь. Как трудно мне вдруг стало! Ты должен всё-таки рассказать мне об отце. Как бы я хотела увидеть его живого!

— И все это сделал один человек, Николь, — ответил я, теперь мы были с ней едины. — Пьер Дамере, или как его там? Нет преступления худшего, чем предательство.

— Что ты с ним сделаешь? — Николь всплеснула руками. — Неужели ты убьёшь его? У нас очень строгие законы.

— А разрешать предателям разгуливать на свободе — какие на это у вас законы? Я поступлю с ним по закону своего сердца.

— Я слышала по телевизору, — сказала Сюзанна, подсаживаясь к нам, — что наш парламент скоро будет обсуждать какой-то закон о военных преступниках, я не помню точно, как это называется.

— Я не слышала, — отозвалась Николь, — а я люблю телевизор.

— Срок давности об ответственности за военные преступления. Сейчас переведу со словарём.

— О, можешь не переводить, все равно я этого не пойму. Я же не интересуюсь политикой.

— Чем же ты интересуешься, позволь спросить? — я посмотрел на неё, будто впервые увидел. — Как ты вообще живёшь?

— Через год я кончу институт, выйду замуж, и мы с мужем поедем по контракту в Африку или на Восток. Там мы будем хорошо зарабатывать.

— Всё-таки есть программа? Но это, так сказать, для себя. А для человечества ты что собираешься сделать?

— Я буду лечить больных. Что я могу ещё делать?

— И при этом хорошо зарабатывать. Да ты, я вижу, насквозь пропитана духом наживы.

— Что такое дух наживы? Разве это плохо, когда человек хорошо зарабатывает, имеет дом, машину или даже две — я тебя не понимаю.

— Естественно. Так всегда и бывает. Когда приходит пора признавать своё поражение, люди перестают понимать друг друга. Впрочем, я от тебя слишком многого требую, ты же выросла в среде буржуа. Мамочкин магазин…

— Я не люблю наш магазин, — живо перебила Николь. — Никогда не буду в нём работать.

— Отцовская кровь в тебе бушует, — я засмеялся, погладил её руку, — всё-таки ты ещё не совсем «загнила», сестрёнка.

Николь беспечально улыбалась в ответ, зная, что я говорю о ней что-то хорошее. Иван эксплуатированный возник в дверях.

— Они неправильно написали в ихних газетах, — безмятежно сообщил он с порога.

— Что же они написали неправильно? — невинно полюбопытствовал я.

— Они не имели права давать тебе такой картбланш в заголовке, — отозвался суровый Иван.

— Теперь уж ничего не поделаешь, — продолжал я в том же тоне. — Прошу тебя, загляни в гостиную, там, кажется, есть небольшой сюрприз для тебя.

Иван не поверил, но всё-таки заглянул. Сидя за столом, я видел его удивлённое лицо перед раскрытой дверью.

— Там кто-то есть, — доложил он.

— Разве ты не узнаешь этого человека?

Николь и Сюзанна прыскали со смеху, глядя на Ивана.

— Это же старый Гастон, — наконец-то он поразился окончательно. — Что он тут делает?

— В самом деле, Иван, — откликнулся я, — что делает там старый Гастон?

— Он спит, — обрадованно догадался Иван. — И он говорил?

— Ты ещё сомневаешься? Иди сюда, не мешай ему отдыхать. Сейчас ты услышишь такое, что у тебя вмиг отвалится челюсть.

Сюзанна уже накрывала на стол второй завтрак: через пять минут, показала она на часах, приедет Антуан. Я рассказывал Ивану про Гастона. Николь задумчиво листала синюю тетрадь. Иван слушал и охал. Прошло семь минут — Антуана не было. Десять минут — Сюзанна начала нервничать, вышла во двор, чтобы загодя услышать гудок машины.

Антуан опоздал на десять минут.

— Чем ты оправдаешься перед членом месткома за своё безыдейное опоздание? — встретил я его. — У нас неплохие новости, Антуан.

— У меня тоже есть новости, — невозмутимо отвечал он. — Я заезжал к монаху. Но чья это машина? — Антуан оглянулся, изучающе посмотрел на гастоновский «фольксваген».

— Этого ты никогда не узнаешь, — с торжеством продолжал я. — Ставлю сто против одного. Пари, Антуан?

— Пожалуй, я могу рискнуть одним франком, как ты думаешь, Сюзи? — Антуан подошёл к машине, и походка его вмиг стала кошачьей. Мы с интересом наблюдали за ним. Антуан обошёл вокруг «фольксвагена», постучал носком по скатам, присел, осматривая их, привстал, провёл пальцем по чистому верху, посмотрел на палец, заглянул в кабину. При этом он как бы рассуждал сам с собой, зная о том, что мы его слушаем. — Машина старого выпуска, — говорил он, — и владелец очень редко ездит на ней. Резина совсем свежая, а дата изготовления говорит о том, что ей уже пять лет. К тому же я уверен, что никогда не видел этой машины на дорогах, а номер у неё местный. Это подтверждает, что она больше стоит в сарае, чем ездит. Очевидно, владелец её — старый человек, он не очень любовно ухаживает за ней. Кто же он? Кто мог принести в наш дом столько радости? Утром мы были убиты горем, а сейчас в доме радость. Мне думается, при этом «фольксвагене» есть ещё и трактор? — Антуан с усмешкой глянул на меня. Я полез в бумажник за расплатой. — Итак, это старый Гастон?

— Получай свои сто франков, — ответил я, протягивая деньги, — и отвечай, зачем ты заезжал к чёрному монаху?

— Я хотел показать ему синюю тетрадь: там есть кое-какие неясности, я хотел их уточнить у чёрного монаха.

— Как же ты опростоволосился, Антуан, — мстительно высказался я. — Нашёл кому показывать тетрадь.

— Да, я понял свою ошибку, — ответил он. — Но я её не совершил. Монаха не было. Он уехал.

— Куда же?

— Может, теперь ты попробуешь угадать? — улыбнулся Антуан. — Пари? Сто против одного.

— Принято. Чёрный монах помчался в «Остеллу». Как это тебе нравится, мон шер Антуан?

Антуан безропотно вернул сто франков.

— Как ты узнал? — несколько удивился он при этом.

— Монах и сейчас там? — спросил я.

— Очевидно, — Антуан пожал плечами.

— Скорей в «Остеллу»! — воскликнул я в третий раз за нынешний день. — Значит, и Пьер Дамере сейчас там.

— Пьер Дамере? — удивился он снова.

— Ну если ты угадаешь и это… Тысячу против одного!

— Побереги свои денежки, — лениво бросил Антуан, направляясь к дому. — Это Мишель! Тут и думать нечего.

Сюзанна захлопала в ладоши. Николь состроила гримасу. А Иван, Иван-то доконал меня окончательно.

— В синей тетради написано: «П» и «Д», — молвил он. — Это и есть Пьер Дамере.

— Слушай, Виктор, — сказал Антуан, доставая из моей папки схему боя у моста, начертанную Альфредом. — Тут написано одно слово, о котором я много думал. Вчера не успел тебе сказать, а сегодня даже с товарищами советовался.

— О чём голову ломать? — беспечно отвечал я. — Уравнение решено. П.Д. это и есть Пьер Дамере.

Антуан покачал головой.

— Он говорит, что такое слово имеет разное значение, — с готовностью перевёл Иван. — Оно может быть не только фамилией, но и прозванием.

— Каким таким прозванием?

— Дамере это значит дамере, так он говорит. Я не знаю, как это переводить по-нашему. Он говорит, что такое слово редко кто знает.

— Волнующе и непонятно, — засмеялся я, уплетая салат. — «Загадка Дамере», четвёртая серия, сегодня и ежедневно. Как же ты решишь сию загадочку, Иван?

— Дамере это дамере, — бессмысленно твердил Шульга. — Антуан говорит, что в его диксионере нет такого слова.

— Дамере означает франт, — вставила Николь, пытаясь помочь нам разобраться в новой загадке.

— Франт? — обрадовался Иван. — Это я знаю. Такое слово я уже переводил.

— Все же это не совсем франт, а дамере, — настаивал Антуан.

— Опять ты мои карты поломал, Иван. Дай-ка папку, — я достал свой словарь, изданный в Москве, и тут все запуталось ещё больше. — Дамере — это щёголь. Слышал про таких, закованный Иван?

— Щёголь — это наше слово, — охотно подтвердил тот. — В моей деревне такое прозвание делали ребятам, которые носили клёш.

— Как же ты Жермен переводил? — продолжал недоумевать я. — Ведь это же она первой сказала, что у Мишеля была кличка Щёголь?

— Она сказала мне «франт», а я перевёл тебе «щёголь». Разве это плохо звучит? — удивился Иван на русском языке.

— Сам ты франт несчастный, — огрызнулся я. — Это же синонимы. Или ты не понимаешь, что это все меняет.

— Не ругай его, Жермен сказала «франт», — подтвердил Антуан. — Иначе я сразу бы обратил внимание на это слово, написанное Альфредом.

— А как говорится в синей тетради?

— В тетради написано «дамере», — уверенно заявил Антуан, но всё-таки для страховки раскрыл тетрадь.

— Значит, совпадает? Это уже легче. В таком случае мы совершенно случайно угодили в десятку, — я рассказал об утреннем разговоре с черным монахом, когда тот пытался заморочить мне голову с кличкой Щёголь.

— Ешьте салат, — сердилась Сюзанна, — вы совсем не едите.

— Можно сказать вместо «дамере» и денди, — снова возвестила Николь. — У этого слова много значений.

— Денди тоже наше слово, — возрадовался Иван.

— Не путай нас, сестрёнка, сами запутаемся. Про денди я тоже кое-что слышал. Так прозывали, как говорит наш эксплуатированный друг и соратник Иван, покойного кузена нашего президента.

— Жермен могла забыть кличку Мишеля, — задумчиво продолжал Антуан. — Мы должны верить только тому, что писал Альфред Меланже.

— Визитная карточка — тоже неоспоримый документ, — сказал я. — Пьер Дамере, отель «Святая Мария», Намюр. Не можем же мы исходить из предположения, что Мишель, он же Щёголь, подсунул Гастону фальшивую карточку? Это чересчур сложно, правда, Антуан? Итак, схема боя, синяя тетрадь, визитная карточка — во всех трех случаях Дамере.

— Надо доказать, — ответил Антуан, — что во всех этих случаях речь идёт об одном и том же человеке.

— И докажем. Но что же тогда получается, Антуан? Черт те что получается. Выходит, Щёголь всегда был Дамере? И своего имени он не менял? А когда же он был в таком случае Ронсо? И как он мог быть Ронсо в отряде? О старый Гастон, рассуди нас скорее.

Антуан посмотрел на меня, как бы говоря: увы, от Гастона нынче не будет проку. Придётся самим выкручиваться. Антуан достал с полки толстенную книгу, в которую поместились номера телефонов всей Бельгии. Телефонистка быстро соединила его с «Остеллой». Антуан попросил к телефону Мариенвальда.

— Разве его нет у вас? — удивился он, выслушав ответ. — Вы уверены в этом, мадемуазель? Я только что заезжал к мсье Мариенвальду домой, и мне сказали, что он направился к вам… Ах так, он всё-таки был у вас. Если он появится снова, передайте ему, что звонил Антуан Форетье… Мерси, мадемуазель.

— Смотались субчики, — протянул я. — Ничего, далеко не уйдут. А что за мадемуазель? Она не назвалась?

— У неё весьма пикантный голосок, — заметил Антуан с улыбкой.

— Тереза шарман, — подхватила Сюзанна.

— Ты её полюбил, Виктор? — ревниво спросила Николь. — Я должна на неё посмотреть.

— Ох, Николь, до чего же все запуталось, — проговорил я с тревогой. — Может, мне самому позвонить, поговорить с ней по-немецки, как думаешь, Антуан?

— Но зачем? — ответил тот задумчиво. — Может, они вообще не думали там сходиться и встретились в другом месте, а нас нарочно наталкивают на «Остеллу», чтобы запутать следы.

— Поедим и распутаем, — пообещал Антуан, принимая свою порцию оранжада.

Но снова зазвонил телефон. Мадам Констант хотела говорить со мной. Иван неохотно оторвался от Гастона.

— Она спрашивает, нет ли у нас новостей для её газеты. Ихний редактор просит у неё материал на большую полосу, так она говорит.

— Поблагодари её, Иван, и скажи, пока ещё нет, но, возможно, будет.

— Она имеет интерес узнать, нашли ли мы Альфреда?

— Альфред убит двадцать лет назад. И хватит, Иван. Комплот! Она и так всё время вперёд лезет. У меня есть её телефон, я сам позвоню, может быть, даже сегодня вечером.

— Тогда она имеет сообщить тебе новость про архив генерала Пирра, — продолжал Иван. — Она туда звонила и сама ездила, это было вчера.

— Обнаружилось что-нибудь интересное? Архивные материалы нам бы не помешали.

— Она симпатически сообщает тебе, что папка «кабанов» пропала из архива. Всё время она лежала на полке, и вот уже целый год, как её никто не замечает. Папка «кабанов» исчезла.

— Это в самом деле становится интересно. Дай-ка трубочку, Иван, сам отвечу… Бонжур, мадам Констант, мерси вам за вашу помощь. Но дайте мне срок, завтра я сообщу вам, кто купил или выкрал эту папку. Переведи, Иван.

— Ты это серьёзно говоришь? — подивился Иван.

Я настоял. Он перевёл и тут же ответил злорадно:

— Она тебе заявляет, что ты некрасиво шутишь над ней. Завтра будет ихний праздник, и она поедет купаться на море. Папка «кабанов» — это слишком серьёзно, чтобы шутить над ней, такой демарш она тебе заявляет.

— Я не шучу, мадам Констант, — сказал я в трубку. — Слово Виктора, сына Бориса. А пока передай ей, чтобы поинтересовалась, если это возможно, прошлым барона Мариенвальда. Роберт Мариенвальд, семьдесят восемь лет, выходец из Прибалтики, владелец многих отелей, доходных домов и так далее. В годы войны сотрудничал с Интеллидженс сервис.

— Она это попробует за твоё мерси. И она готова оставить тебе свой морской телефон.

— Трудись, Иван.

— Слушай старого Гастона, — теребил старик Антуана, — Пьер — это такой негодяй, каких свет не видел. Он бандит и убийца.

— Пора, Антуан, — сказал я. — Закругляемся и едем в «Остеллу».

— Я вас не пущу туда, — решительно сказала Николь. — Они же могут убить вас, раз они такие мерзавцы. Я не пущу тебя, Виктор.

Я схватил её руку.

— Взгляни в окно, сестрёнка. Разве этот мсье похож на человека, который может убить кого-либо. Сколько интеллекта на его добром лице. Даже на бензин раскошелился. Как благочинно вышагивает! И какой наряд! Новую сутану надел для такого торжественного визита.

— Это поп вылезает из машины, — определил Шульга.

— Алярм, Антуан! Гастона убрать, остальным оставаться на местах. Готовность номер один. Торжественную встречу беру на себя. — Я выскочил на улицу и картинно расшаркался перед черным монахом, который уже вылез из своего «ситроена» и плёлся мне навстречу, взвивая пыль сутаной и насторожённо озираясь по сторонам.

— Какой нежданный и радостный визит, Роберт Эрастович! — воскликнул я. — А мы как раз все в сборе и за столом. Только что звонили вам в «Остеллу», Антуан хотел спросить вас кое о чём.

— Приходится время от времени объезжать свои владения, — живо отозвался чёрный монах, останавливаясь передо мной. — Я подозреваю, что мой управляющий обкрадывает меня, иногда я внезапно проверяю его. Но вы упомянули об «Остелле». Прелестное местечко. Если у вас имеется время, могу составить протекцию, чудесно отдохнёте, побродите по горам.

Когда мы вошли в комнату, Антуана и Гастона там уже не было. Сюзанна показала глазами на дверь, ведущую в мою спальню, и радостно заулыбалась чёрному монаху. Николь сделала реверанс. Фон-барон узнал её, тут же прикинул, что это для него не опасно, и отечески потрепал её по щеке. Иван добродушно посасывал сигару.

— Какая красавица стала, — произнёс чёрный монах, отступая от Николь и оглядывая её. — И как она похожа на вас, Виктор. А где же Антуан?

Антуан вышел из спальни в несколько помятом виде, но там всё было тихо.

— Маман уснула, — сказал Антуан. — Есть подозрение, что она основательно простудилась, когда ехала ко мне, возможно, придётся позвать доктора.

— Антуан, — изрёк я, — Роберт Эрастович любезно приглашает нас в «Остеллу» отдохнуть, побродить по горам. А что? Возьмём ружьишко да поохотимся на зайцев.

— Я запрещаю тебе, Виктор, — брякнула Николь, но тут же поправилась: — Ты поедешь ко мне. Мама звала тебя.

Я развёл руками:

— Видите, что получается, Роберт Эрастович, буквально рвут на части.

Он сидел уже за столом. Сюзанна наложила шампиньонов, и фон-барон облизнулся.

— Большое спасибо за приглашение, мсье Мариенвальд, но мы с утра до ночи носимся по Арденнам. Вчера были в Намюре, Динане, Шервиле, искали командира «кабанов» Альфреда Меланже, но нашли лишь его могилу.

— Ещё одну ложечку, Сюзанна, — улыбнулся чёрный монах, на Альфреда он даже не клюнул. — Жаль, что вы отказываетесь от «Остеллы», Виктор Борисович. Встреча с вами произвела на меня самое неожиданное впечатление, — продолжал он. — Я уж не говорю о том, что проникся к вам поистине отеческими чувствами, я вдруг затосковал по родине. Не странно ли, дожив чуть ли не до восьмидесяти лет, я внезапно понял, что всю жизнь был лишён родины. Если там живут такие замечательные люди, как вы, Виктор, то какой же стала ныне она, моя Россия, моя бывшая родина, мною же самим отвергнутая. Хочу признаться, Виктор, после нашей встречи я заболел ностальгией. Я потерял покой и сон.

Куда он клонит?

Но зачем гадать, дадим ему высказаться, регламент — без ограничений. А может, как раз в регламенте-то и все дело? Пока он тут соловьём заливается, там… Нет, это было бы слишком просто. Антуан вопросительно поглядывал на меня.

— Прекрасно понимаю ваши чувства, Роберт Эрастович, — вставил я с улыбкой. — Но мне как-то неловко. Антуан слушает и не понимает нас. И Николь заинтригована, поглядите на неё. Может, введём их в курс?

— О, разумеется, простите мою бестактность, дело не так-то просто, каким может показаться на первый взгляд…

— Я переведу попа, — бухнул Иван, но тайного агента Интеллидженс сервис не так-то просто было пробить.

— Мерси, мсье Шульга, — отозвался монах, переходя на французский. — Я попробую сам объясниться с моими друзьями, — он все петлял, прежде чем подбросить наживу. — Человеческое существование на земле, увы, имеет свои пределы, — по-русски продолжал он. — Именно поэтому я решил обратиться к вам с некоторым деловым предложением, если хотите, даже с нижайшей просьбой, можно трактовать и так, ведь просьбы должны сообразовываться с предложениями, недаром в старину говорили: дай добро и жди добра.

— С удовольствием исполню любую вашу просьбу, Роберт Эрастович, но что я могу для вас сделать, ума не приложу, я ведь, можно сказать, уже на колёсах, через два дня уезжаю.

— Вот как? — откровенно удивился он, не выдержав принятого тона. — Не успели приехать, а уже собираетесь нас покинуть. Через два дня? — переспросил он.

— Одним словом, в четверг, — ответил я, забавляясь: значит, два дня всё-таки имеется в моём распоряжении. — Что делать, заканчивается мой ваканс.

— Какой прекрасный паштет, — восторженно обратился он к Сюзанне. — Разрешите ещё кусочек. — Моё заявление испортило его игру, и теперь он обдумывал, как действовать дальше. — Каковы же ваши впечатления от Бельгии? — любезно поинтересовался он. — Вам не хотелось бы снова приехать сюда?

— Прекрасная страна! А люди!.. Вот Антуан, он же за старшего брата мне стал. Правда, Антуан? Одна сестрёнка чего стоит! — И я ринулся на него с открытым забралом. — Теперь, пока я на этом маршруте, два раза в неделю буду прилетать в Брюссель. Чуть что, сразу махну к Антуану или Николь, ведь мы тут целые сутки торчим в порту, такая скука. И к вам могу нагрянуть, Роберт Эрастович, ведь вы так любезны…

— Предчувствие не обмануло меня, что я могу обратиться к вам со своей просьбой, — он наконец-то решился, сейчас выложит, с чем пожаловал, а два денька я между тем заработал.

Но меньше всего ожидал я того, что он выдал.

— Я хочу просить вас, мой дорогой друг, — продолжал он сладко, — только поймите меня правильно, это поистине отеческая и от сердца идущая просьба — отвезите мой прах после моей смерти на родину и захороните мою урну на кладбище в Либаве.

— Боже мой, — непроизвольно вырвалось у меня, — да вы ещё сто лет проживёте, Роберт Эрастович!

— Нет, нет, умоляю вас, Виктор, не торопитесь с отказом, — он дотронулся до моей руки, ладонь была холодная и влажная, как лягушка, я едва удержался, однако придётся потерпеть, это ведь только присказка, а сказочка впереди — и весьма занятная. — Когда вы будете в моём возрасте, то поймёте, что человеку свойственно заботиться о своём будущем существовании в том неведомом нам мире. Вот почему я хочу хотя бы после своей земной жизни вернуться на родину своих предков.

— Право, не знаю, — замялся я. — Никогда в жизни не приходилось сталкиваться с такими деликатными делами.

— Предвижу, что могут возникнуть определённые препятствия, потребуются хлопоты с вашей стороны, — голос его сделался ещё более елейным, он словно в душу вползал. — Но именно ваша настоящая деятельность в Бельгии, ваша сыновняя чуткость и убедили меня, что лучшего порученца мне не найти. Я понимаю, что далёк от того мира, в котором живёте вы, но всё же мы соотечественники. Именно это обстоятельство и заставило меня предостеречь вас… Впрочем, я вижу, вы не горюете о том, что узнали, — он кивнул в сторону Николь.

— Что вы, Роберт Эрастович, я ж не ханжа. Я просто счастлив, что заимел такую сестрёнку!

— Да, мне трудно понять вас, — горестно отозвался он. — Вы человек из другого мира. У меня была мысль: за ваши хлопоты объявить вас своим наследником. Но вы же не возьмёте денег, я понимаю, вам это не нужно.

— Не возьму, — чистосердечно признался я, вот, оказывается, куда он клонит.

Но и монах был не так-то прост.

— Мне это тоже уже не нужно, — с живостью парировал он. — Я познал суету мирскую и уже устал от неё. Но у вас теперь есть вновь обретённая сестра, у вас появились обязанности. Я объявлю её своей наследницей. Моё имущество в Бельгии оценивается в пятьдесят миллионов франков.

Вот она, наживка на крючок — и какая! Они там времени не теряли. Я облегчённо вздохнул.

— У вас же есть наследница или невеста, — напомнил я прежде, чем заглотить золотой крючок.

— Она получит свою долю, Николь — свою, — с готовностью отозвался он, все у него уже продумано. — Я оставлю Николь два дома: «Остеллу» и тот, который вы так любезно посетили, эта доля составит не больше десяти миллионов, так что невеста будет не в обиде.

Я не выдержал, захохотал, так он меня уморил:

— Да я-то тут при чём, дорогой Роберт Эрастович? Расскажите лучше сестрёнке об этом: как она в миллионерши выйдет…

Он рассказал. Николь подскочила к фон-барону, лизнула его в череп: что она — дура или только прикидывается? Иван, как полагается, сидел совершенно ошарашенный, Антуан и бровью не повёл — разыграно как по нотам.

— Итак, все согласны, как видите. Но что же я должен делать, Роберт Эрастович?

— Почти ничего. Только поехать со мной в посольство, чтобы дать своё поручительство.

— И когда же? — невинно полюбопытствовал я.

— Да хоть сейчас. И уж, конечно, сегодня, ибо завтра праздник, и всё будет закрыто. Мы можем поехать прямо на моей машине. Два часа, и мы в посольстве.

— И?..

Наконец-то он всё-таки добрался до истинной цели, вот когда он себя с головой выдал. Тут и гадать нечего: благородный мотив, разве можно отказать старику в такой просьбе? А цель-то, цель у него одна — вывести меня из игры. В посольстве он наговорит с три короба, соловьём разольётся… А у меня и без того времени кот наплакал, уже третий час, день-то почти прошёл.

— Простите, Роберт Эрастович, — твёрдо отвечал я, — ваша просьба для меня — святое дело, но нынче никак не могу, у нас уже намечены маршруты. Дело в том, что мы нашли в доме убитого Альфреда тетрадь, которая нам кое-что рассказала о предателе. Давайте отложим вашу просьбу до следующего моего прилёта, я с превеликим удовольствием…

Но потусторонние дела уже не интересовали его, как я и предполагал. Чёрный монах встрепенулся:

— Что же рассказала вам тетрадь? Если это не секрет, разумеется.

— Она и рассказала нам о Щёголе, — вот моя ответная наживка, пусть теперь он заглатывает.

— Ах, суета, — сдержанно отозвался он, — я в этих играх не участвую. Я же знаю, что вам, русским, всюду мерещатся заговоры, предатели, козни империализма… Очень жаль, что вы не можете сегодня, в таком случае я должен вас покинуть…

Николь снова лизнула его в череп. Монах заторопился, чтобы скорее приняться за земные свои делишки, но тут из моей спальни донёсся нечленораздельный зов, грохнул обрушившийся предмет. Сюзанна мгновенно подхватила поднос с закусками, поспешила в спальню, прикрыв за собой дверь. Чёрный монах с любопытством проводил её взглядом и, откинув сутану, приземлился на стуле. Грохот повторился, правда, в несколько приглушённом виде, зато Сюзанна тут же вылетела обратно с пылающим лицом.

— Мадам, кажется, проснулась? — проговорил фон-барон не без некоторого ехидства. — Как её самочувствие?

— Мерси, — растерянно отвечала Сюзанна, глядя на Антуана. Я посмотрел на Ивана.

С безмятежным видом Иван поднялся и с достоинством направился к спальне.

— Мадам надо сделать компресс, — бросил он на ходу. — Так я своей Терезе делаю.

О дверь что-то грохнуло.

— Иду, иду, мадам, — невозмутимо отозвался Иван, открывая дверь и отшвыривая ботинок с дороги.

— В последнее время матушка стала весьма раздражительной, — заметил вскользь Антуан. — Даже в церковь перестала ходить!

Чёрный монах глядел на нас с явным недоверием. Однако тайный агент Интеллидженс сервис вовремя пробудился в нём, он соболезнующе улыбнулся:

— Как давно не видел я вашей матушки, мсье Антуан. Если вы не возражаете, я хотел бы засвидетельствовать ей своё почтение.

— О, это ей будет весьма приятно, — с такой же учтивостью отозвался Антуан. — Сейчас я спрошу у матушки, мсье Мариенвальд, — и тоже направился в спальню.

Сквозь раскрывшуюся дверь до нас донеслось отчётливое булькание и хриплый вскрик, долженствующий означать радость. Я увидел испуганные глаза Николь.

— Кстати, Роберт Эрастович, — живо обратился я к чёрному монаху. — Чуть было не забыл, хорошо, что вы задержались. Я тоже хотел бы просить вас о небольшом одолжении. Взгляните, какую интересную вещицу мы нашли вместе с тетрадью в доме Альфреда Меланже, — в спальне, кажется, все утихомирилось, я продолжал более размеренно, доставая из папки злополучный конверт, который так подвёл меня вчера. — Смотрите, Роберт Эрастович. Убийца Альфреда послал эту карточку из Ла-Роша через два дня после убийства. Он хотел замести следы, но и сам оставил след. Письмо заказное, и конверт с бланком. Как вы думаете, дорогой Роберт Эрастович, можно узнать по конверту, кто послал его? А что, если в Ла-Роше на почте ещё работают люди, которые вспомнят отправителя. Или по почерку… — я замолчал, потому что сказанного было более чем достаточно. Передо мной сидел пыльный старец, и я видел, пока говорил, как неумолимо и точно менялось его лицо: подозрение — интерес — удивление — полная растерянность — страх — вот как оно менялось.

— Откуда вы взяли этот конверт? — спросил он, почти не владея собой, рука его безвольно потянулась ко мне.

Я сам не ожидал такого эффекта. Что же это такое получается? Переборщил я — вот что получается. Ну припру я его сейчас с этим конвертом, заставлю признаться, что он и есть тот отправитель — а дальше что? А дальше ничего не получится, тем более, что он довольно-таки успешно уже приходил в себя: мгновенный страх — сомнение — спокойствие — уверенность — и вернулся на исходную точку — подозрение, с той, однако, разницей, что теперь оно, это подозрение, было обращено на меня: все ли я сказал, что знаю…

Антуан на цыпочках вышел из спальни, заботливо прикрыл дверь и произнёс взволнованным полушёпотом:

— Матушка весьма сожалеет, что не может принять вас, мсье, у неё сильная мигрень и кашель.

Антуан явно переигрывал, но барону стало не до матушки. Я поспешил навстречу, чтобы исправить свою же промашку.

— Я же говорю вам, Роберт Эрастович, сестра Альфреда нам конверт дала, Агнесса, тогда она совсем маленькая была, про убийство брата ничего не знает, а сейчас она вроде как психическая. Так вы мне поможете? Видишь, Антуан, Роберт Эрастович крайне заинтересовался нашим конвертом. Столько лет прошло. Это же почти неисполнимая задача: найти отправителя по такой бумажке. Но Роберт Эрастович обещает помочь.

— Там же штамп отеля есть, — с готовностью вмешался Антуан. — Это всё-таки даёт надежду.

— Что и говорить, — голос чёрного монаха обрёл прежнее спокойствие, — вы сильно меня удивили. Дело в том, что отель, штамп которого стоит на конверте, принадлежит мне. Значит, конверт был послан из моего отеля, кто-то из моих постояльцев… — Он задумался глубоко и сосредоточенно. — Когда это было, вы говорите? Март сорок седьмого? Это несколько осложняет дело, потому что я стал владельцем отеля только год спустя, но попробовать все же можно, — он требовательно протянул руку за конвертом.

Я сделал вид, что не заметил этого жеста, аккуратно спрятал конверт в заветную папочку. Вчера он подвёл меня, нынче выручил и в будущем ещё послужит.

— Да мы же вместе с вами и поедем, Роберт Эрастович, — бодро сказал я. — Хоть сейчас. И разберёмся на месте.

— Как вам будет угодно, — сухо бросил он, — но в данную минуту…

Из спальни донёсся вопрошающий глас.

— Ты меня уважаешь, матушка? — Это Шульга изо всех своих бедных сил трудился на французском языке для родины.

Мариенвальд удивлённо оглянулся на дверь. В копеечку обойдётся мне Иванова помощь! Я вытащил из папки конверт.

— Впрочем, берите, Роберт Эрастович. Не обязательно нам двоим туда ехать, вы сами сделаете лучше и быстрее, если это вообще возможно. Я целиком доверяюсь вам, — и протянул ему конверт с таким видом, словно это был чек на миллион франков.

Однако и конверт кое-что стоил! Чёрный монах с благодарным кивком принял мой дар. Конверт тут же исчез в сутане, и барон сам назначил ему цену.

— Склероз, склероз, — молвил он. — Я же совсем забыл, что вы филателист, спасибо этому конверту, он напомнил мне. Как филателисту я завещаю вам свою коллекцию марок, она стоит не меньше миллиона.

— Гран мерси, мсье Мариенвальд. От марок не откажусь.

— Вот именно, мне бы сразу сообразить, — заметил с улыбкой барон, радостно похлопывая ладонью по сутане: обвёл-де нас вокруг пальца, завладел конвертом. — Однако не хороните меня раньше времени, я ещё собираюсь поскрипеть и на этом свете, — улыбка его сделалась игривой, и он подмигнул Николь. — Завтра даю объявление о своей помолвке. Как жаль, что мне надо спешить… Такое чудесное общество… Желаю успеха на вашем поприще, дорогой Виктор, теперь всё будет зависеть от вас! — вот как он пригвоздил меня с разлюбезной улыбкой.

Я улыбнулся ответно:

— Ах, Роберт Эрастович, вряд ли теперь от меня что-либо зависит после того, что вы объявили мне, — и пригвоздил его к тому же кресту. — Теперь от вас будет зависеть, от ваших только действий.

— Теперь у нас с вами общие действия, — он и вовсе повеселел. — Так сказать, объединённый союз.

— Но под вашим командованием, под вашим, Роберт Эрастович, — подпевал я.

Мы уже дошли до порога — и новая задержка: машина Луи катилась по дороге.

— Это мсье Дюваль, — любезно пояснил я, — старый партизан, друг отца, он ездил в Льеж к президенту де Ла Гранжу, мы собираемся подавать официальное заявление по поводу…

— Вы, разумеется, покажете его мне, — бесцеремонно перебил барон, он уже чувствовал себя полным хозяином положения, так глубоко заглотал он мою наживку. Но, видно, что-то сверкнуло в моих глазах, плохой я всё-таки актёр, чёрт возьми! Он тут же смягчил тон. — Я найму для вас самых лучших адвокатов, да и сам помогу советом. Вы, наверно, знаете, вопрос о сроке давности ещё не решён парламентом.

— Но речь идёт ещё и о прямом убийстве в мирное время, — любезно напомнил я на всякий случай.

Луи уже подъехал, рядом с ним сидела Татьяна Ивановна. Чёрный монах заторопился к «ситроену». Луи вышел из машины. Они церемонно раскланялись, и барон укатил.

Татьяна Ивановна подошла ко мне.

— Как Луи нашёл вас? — обрадовался я. — Он же за президентом поехал? Где вы так долго пропадали? Вы должны почитать нашу тетрадь, Татьяна Ивановна, а то у нас полная свистопляска с переводом.

— Мсье Луи немного заблудился в Льеже, — напевным говорком отвечала Татьяна Ивановна. — Мы случайно встретились на улице, и я отвезла его к дому президента. Мсье Поль Батист продолжает в горах свой ваканс, он явится по программе.

— Какое странное название, Татьяна Ивановна, «Отель де Виль» — вы не находите?

— У нас так называется городская ратуша, а иногда и главный отель в городе.

— Только и всего? — Я был обескуражен. — Впрочем, это побочный вариант, бог с ним, — я повернулся к Дювалю. — Что так долго, Луи? Мы вас заждались, идёмте завтракать.

— Тебе звонили, — объявил Антуан, когда мы вошли в комнату.

— Тереза?

— Она сказала, что она Тереза, — с готовностью перевёл Иван.

— И что же она молвила?

— Что ты ей очень нужен.

— А вы?

— Антуан ответил, что ты уехал с важным визитом.

— Ну что ты теперь скажешь, Антуан? Придётся-таки прокатиться нам в «Остеллу». Тереза сама зовёт меня, Антуан.