Боричев Ток, 10

Вагон повидлы и секундных стрелочек

Пришел дядя Миша:

— Нинка! Иди, тебя к телефону.

— Кто? — насторожилась бабушка Века.

— Какой-то мальчик, — равнодушно бросил дядя Миша.

— Мальчик? Кто этот мальчик? — насторожилась бабушка Лиза.

Новости! Мальчики Нине еще не звонили. Ромка лично прибегал по десять раз в день, но это не считается.

— Из какой он семьи? — крикнула вдогонку бабушка Века, но ответа не получила. Внучка уже умчалась.

Звонил Иоська Шапиро, одноклассник.

— О, Иоська! Как ты мой номер узнал?

— Чека не дремлет, — хохотнул Иоська. — Пойдем погуляем?

— С какого перепугу?

Тоже мне, ухажер нашелся. Иоську в классе и за человека не считали. Скучная, серая личность. Безнадежный троечник и молчун. Даже по физре никаких успехов: ни отжаться, ни подтянуться, ни через козла прыгнуть. В лучшем случае на козлиную спину плюхался. Да и внешне, скажем прямо, не герой романа. Длинный, тощий, с аденоидным носом, висящим унылым крючком до мокрых губ. Вечно шмыгающий, со слезящимися круглыми глазками, помаргивающими редкими ресницами. С таким выйдешь — засмеют. Он и сам понимал свою несостоятельность, поэтому заторопился объяснить:

— Тут, понимаешь, какое дело. Аркаша с тобой хочет познакомиться.

— Какой еще Аркаша?

— Друг мой.

— А я тут при чем? Сам и целуйся со своим Аркашей.

— Да ты не думай. С ним знаешь как весело!

— Клоун, что ли? — засмеялась Нина.

— Почему сразу клоун? Он тебя увидел, когда вы с Ирками гуляли. Вот и просит: познакомь да познакомь. А мне чего? Мне нетрудно.

Интересно! Таинственный незнакомец наповал сражен ее красотой! Нина посмотрелась в круглое зеркальце на подоконнике. А что? Очень даже ничего. Вот только щеки… Круглые и опять как помидоры. И что с ними делать?

— Может, он не про меня? А про Иру? Или Иру?

— Про тебя, — успокоил Иоська. — Сказал: беленькая. А беленькая как раз ты.

Это точно. Иры черненькие. Не перепутаешь.

— Ну ладно, — нехотя протянула Нина, стараясь не обнаружить трепет, вызванный первым в жизни приглашением на настоящее свидание. Пусть даже через посредника. Пусть даже такого нудного, как Иоська Шапиро.

— Тогда выходи! — обрадовался Иоська. — Мы на углу напротив аптеки ждем.

— Уже ждете?

— Ну да. Отсюда и звоним. Из автомата.

— Ладно, — согласилась Нина. — Пока!

И побежала домой. Собираться. Умылась на всякий случай холодной водой — вдруг поможет от румянца? Не помогло… Переплетать косу некогда, немножко пригладила волосы, а то мелкие кудряшки опять выбились надо лбом. Хорошо хоть ситцевое платье с утра нагладила. Не то, которое в горошек. Оно стало коротковато — то ли ситец сел, то ли она вытянулась. А другое, любимое, в бордовых цветах и с карманчиками.

— Куда? — проявила бдительность бабушка Века.

С чего бы это? Маленькая она, что ли? Осенью тринадцать стукнет. Эх, все-таки бабушки старомодные. Они-то в женской гимназии учились и никаких мальчиков не видели. А у нас, между прочим, теперь равноправие.

— Пойду погуляю немного, — опустила глаза Нина.

— С кем? — встревожились бабушки.

— С одноклассниками, — успокоила Нина. — Не бойтесь! Я скоро.

И понеслась, спасаясь от бесконечных вопросов. Вдруг Аркаше надоест ждать и он уйдет?

— Нина! Нина!! Нина!!! Кто их родители? — кричала бабушка Века из окна, но внучка на бегу махнула рукой: потом.

На углу спохватилась и стала медленно спускаться по крутой улице, делая независимый вид. Пусть не думают, что стоит свистнуть — и она прибежит как собачка. У аптечной витрины, в которой пылились резиновые грелки и груши, переминался с ноги на ногу нескладный Иоська, а рядом с ним мечтательно созерцал облака, скрестив на груди руки, худой высокий мальчик.

— Салют! — небрежно бросила Нина.

— Знакомьтесь. Это — Нина. А это — Аркадий, — засуетился Иоська, по-честному выполняя обязанности друга.

Нина царственно кивнула (о! если б не эти проклятые щеки!), а Аркаша предложил:

— Может, по набережной прошвырнемся?

Почему бы и нет? Аркаша показался симпатичным, особенно на фоне Иоськи-недотепы. Глаза — как мытые сливы, и прическа забавная: стоит дыбом. Каждый волосок по отдельности закручен штопором. Получилась черная пушистая шапка. Жарко, наверное?

— Пошли, — согласилась Нина.

Как-то само получилось так, что она оказалась в центре, а спутники шли по бокам. Только неравномерно: Иоська плелся, спотыкался и натыкался на прохожих, а Аркаша норовил оказаться повыше. Балансировал то на бордюре, то на каменной кладке, раскинув руки, как канатоходец. Поначалу парил молча, а потом спросил:

— Мы тебя не оторвали? Чем занималась?

— Ничем таким. Читала.

— Ты чего, все лето в городе просидела? — пренебрежительно бросил Иоська.

Можно подумать, она в заточении была. Прямо дети подземелья.

— Как всегда. Нас с братом раньше всегда на лето в Киев отправляли к бабушкам. А теперь мы все время тут живем.

— Да ну, еще не хватало в этой пылище париться, — скривил мокрые губы Иоська. — Мы с Аркашей отдыхать ездили.

— Вместе?

— Не получилось. Я в Жмеринке был. А Аркаша — знаешь где? На море! — с гордостью объявил Иоська.

— Там же холера, — припомнила Нина несостоявшийся вояж Миры Наумовны.

— Какая еще холера? На всю Алушту одна холера была: я. Бабушка меня всю дорогу пичкала и кричала: «Кушай! Кушай, холера! Кушай, чтоб ты сдох! Что соседи скажут, когда ты такой худой? Скажут: Броня, какого смысла ехать на это море, чтобы вернуться как было!»

Нина захлопала в ладоши. Здорово! Иоська не обманул: Аркаша и вправду ужасно веселый. С ним не соскучишься. Только пусть не думает, что она ничего смешного не знает. Еще как знает! Хотя бы про пирата. К Жене и Лере приходили друзья и пели под гитару. Она тихонько сидела в уголке, чтобы не выгнали как маленькую, и все-все выучила. Вот и пригодилось!

начала она с трагическим подвыванием, чтобы было ясно, что она относится к этой ерунде с иронией.

Правда, совершенно непонятно, откуда в Аризоне могли взяться дебри и особенно пираты. Может, она неправильно запомнила и надо петь «Амазонки»? Дебри там точно есть, но вот пираты под вопросом. Да ладно, черт с ними!

— Классно! — восхитились мальчики, и приободренная Нина благополучно дошла до того, как пират назвал прекрасную креолку птичкой на ветвях его души. А вот дальше петь не стоило, поскольку там начинались всякие ревности, поэтому одною пулей он убил обоих и ходил по берегу в тоске. Но мальчики обрадовались и усеченному варианту. Нину похвалили. Честно говоря, несколько незаслуженно. Сразу видно: воспитанные люди. И чего бабушки всполошились?

В ответ Аркаша тоже научил новой песенке, очень смешной. Про бабушку, на которую напали совсем не страшные налетчики, но все завершилось благополучно. Нине так понравилось, что она несколько раз спела с Аркашей дуэтом припев, чтобы потом ничего не перепутать.

Здоровски! А она еще сомневалась, стоило ли знакомиться с Аркашей. Надо будет бабушкам спеть про оц-тоц-перевертоц, чтобы они не думали, будто Нина дружит с какими-то такими людьми.

— А вот еще слушай: один поц звонит другому… — начал Аркаша, но Нина перебила:

— Кто такой поц?

— Ну, это такой человек… Как бы тебе объяснить?

— Гешефтмахер, — подсказал Иоська.

Нина понимающе кивнула. Гешефтмахер — это что-то вроде снабженца. Или завхоза.

— Короче, один поц звонит другому и говорит: «Тут надо вагон разгрузить. Пришел вагон повид-лы и секундных стрелочек».

Аркаша точно пародировал местечковые интонации. Нина закатилась, представив стрелочно-повидловую кашу. Нет, но разве можно веселиться, когда ближайшие родственники скучают? Надо срочно поделиться. Эх, жаль, что дома телефона нет. Идея! А Оля-то уже с работы пришла. Ей понравится.

— Давайте моей тете позвоним. И расскажем про вагон.

— Может, не стоит? — с сомнением протянул Аркаша.

— Да ты что? У меня тетя, знаешь, какая веселая? Она обрадуется. Пошли звонить.

Все сложилось само собой. Будка подвернулась возле речного вокзала, и двушки в карманах нашлись. Втиснулись втроем, еле дверь закрыли. Нина наспех инструктировала:

— Только говори взрослым голосом. Позови Олю. И пусть она не догадается, что я тут. А то неинтересно. Пусть думает, будто ей какой-нибудь поц звонит. Давай! Владимир-шесть-семнадцать-девяносто-один!

— Знаю, — отмахнулся Аркаша и стал накручивать диск. Потянулись длинные гудки, двушка с лязгом провалилась в аппаратные недра. — Алле! Позовите Олю!

Аркаша хмурил брови, не обращая внимания на хихиканье друзей. Сохранял невозмутимость. Входил в образ.

— Алле! Оля? Слушай, тут такое дело. Пришел вагон повидлы. Повидлы, говорю! Поняла? Молодец! Вагон повидлы и секундных стрелочек.

Нина с Иоськой давились от хохота, сползая вниз по стеклянным стенкам, зажимая рты руками. Но смех все равно пробрызгивал между пальцами.

— Как это ты при чем? Это тебя касается в первую очередь, Оля. Надо разгрузить повидлу и вынуть стрелочки. Вагон стоит на запасном пути. Бери лопату и беги!

И повесил трубку. Ребята вывалились из будки.

— Ну как? Ей понравилось? — Нина сияла от счастья.

— По-моему, да.

— Ура! Представляю, как там все смеются! Давайте еще что-нибудь придумаем.

— Майне либере, что захочешь.

— О! Ты идиш знаешь?

— Естественно, — пожал плечами Аркаша.

— А я почти ничего не понимаю. Так, пару слов. Бабушки говорят, когда у них тайны, — пожаловалась Нина.

— Хочешь научу?

— Конечно!

— Начнем с самого легкого, — учительским голосом сказал Аркаша. — Повторяй: майне либере моме…

— Майне либере моме…

— Гиб мир пур керблах амфн бромфн…

— Гиб мир пур керблах амфн бромфн…

Слова выучились быстро. Просто сами заскочили в голову. Порядок!

— А что это значит?

— Моя дорогая мамочка, я тебя очень люблю, — перевел Аркаша.

— Но можно сказать кому хочешь. Хоть бабушке, хоть тете, — добавил Иоська.

Очень кстати. Вдруг Оля все-таки не оценила юмора? И догадалась, что племянница причастна к повидлу и секундным стрелочкам? Тогда Нина быстренько скажет про майне либере моме, и тетя растает.

Каким плодотворным оказался день!

Какое замечательное знакомство!

Значительно расширен кругозор!

Практически выучен иностранный язык!

Жаль, что пора расставаться. Солнце уже покраснело и коснулось краешком деревьев. Но не беда. Настроение отличное.

— О! У нас праздник?

— Сейчас начнется, — пообещала Оля.

Ого! Даже толстая Бася сверху спустилась и уселась посреди тахты, потеснив влево бабушек, а вправо Фиру, Лену и Голду. Они с трудом умостились «елочкой», как в автобусе в час пик. Мира Наумовна, Женя и Лера хорошо устроились на стульях вокруг стола под оранжевым абажуром. Тихой бабушке Соне места не хватило. Она присела на кровать, взяв на колени Валерика.

— Так! — воинственно уткнула руки в боки Оля. — И с кем это ты шлендрала?

— С одноклассниками, — испуганно пискнула Нина. Кажется, шутка с повидлом не удалась.

— И с каких пор твои одноклассники стали босяками?

— Она с Иоськой была! И еще с каким-то длинным, — доложил Валерик. Предатель несчастный! Снова увязался и подглядывал.

— Нашла с кем ходить, — поморщилась Лера.

— Можно подумать, нет приличных мальчиков, — поддержала сестру Женя.

Конечно! Им хорошо. У них-то щеки нормальные… От обиды аж в носу защипало.

— Они хорошие. Просто хотели пошутить. А как ты догадалась, что это мои знакомые звонили про вагон?

— Еще бы! Ты так хихикала — глухой бы услышал. Это ж додуматься надо! Связалась черт знает с кем!

— А шо такое? Шо она натворила? — встревожилась неосведомленная, как всегда, бабушка Соня.

— Подружилась с босяками, — пояснил Валерик.

— А! — потрясенно воскликнула бабушка Соня.

— Моя дочка тоже ходила с босяком. Он имел одну пару штанов, — влезла Бася со своими воспоминаниями. — Я ей говорю: хочу врача. Так сильно хочу врача, нет сил терпеть. Ой-ой-ой! И дочка вышла за врача, шоб он перевернулся! Такой сволочь!

Из Басиной истории логично следовал вывод: нечего лезть в чужую жизнь. Но выводов никто не сделал. К сожалению. Наверное, потому, что на горизонте Нины никакого врача не наблюдалось. Еще не хватало: будет в горло ложкой лазить и лоб щупать.

— Когда к вам приходят мальчики песни петь про тетю Маню и соленый огурец — вам, значит, можно, — попыталась защититься Нина, обращаясь к троюродным сестрам.

— Сравнила!

— К нам нормальные люди приходят. А ты мала еще по свиданиям бегать.

Это уже запрещенный прием. Как что — так сразу маленькая. Лере уже почти пятнадцать, а Жене — семнадцать. А Нина что, не человек? И вечно все ругаются…

— Я не хотела… я думала… я не знала…

— Что вы хотите от бедного ребенка?

— А кто их родители?

— О чем только твои мысли? И где твоя голова?

— Она больше не будет. Нина, скажи: «Я больше не буду».

— А я вам скажу: девушка должна иметь гордость. Если девушка не имеет гордость…

— Немец-перец-колбаса, на веревочке оса! — ни к селу ни к городу в восторге закричал Валерик. Не нашел подходящую к случаю дразнилку. Но и молчать не мог.

И тут Нину осенило. Надо сказать волшебные слова про дорогую мамочку (которые годятся и для бабушек, и для тети, и, наверное, для соседей тоже. Про соседей Иоська ничего не говорил).

— Майне либере моме! — начала Нина, и все замолчали. На лице бабушки Сони появилась мечтательная улыбка. Нина звонко вылепила дальше: — Гиб мир пур керблах амфн бромфн!

И победоносно выпрямилась. Знай, мол, наших!

— А-а-ах! — пронесся всеобщий вздох.

Что было дальше — не спрашивайте. Пришлось дать честное пионерское, что она больше никогда в жизни не пойдет гулять с этими босяками.

Потому что первая половина фразы действительно была про дорогую мамочку. Зато во второй прозвучало категоричное требование: «Дай мне два рубля на водку!»

Эх, надо было спеть про оц-тоц-перевертоц!