Царствование Бориса Годунова не стало временем благоденствия для Руси, хотя помыслы Царя были направлены на умиротворение и процветание страны. Вся его деятельность свидетельствовала о том, что он хотел передать сыну Фёдору родной дом, свою «отчину». Царство благоустроенным и «зело красивым». Не вышло, не получилось. Беды и напасти следовали чередой. Современники видели в этом Божье наказание за «дела неправедные» Царя Бориса. Во «Временнике» Иван Тимофеев привёл как бы «диагноз» причин тяжёлых потрясений Русской Земли:
«Общей кончиной этих двух братьев (Дмитрия и Фёдора Иоанновичей. — Л.^.) после их смерти был прерван род и весь благородный корень российских властителей! После же этих начали возводить наверх царства рабов — людей из среды бояр, но по-разному, одного так, другого — иначе: среди них первый — Борис, потом Расстрига и те, кто за ними, чья дерзость была совсем бесстыдна и воцарение странно; из-за них и земля, не терпя (этого), столько лет, даже до настоящего времени, смущаемая из-за Царя, колеблется неустанно »^^^.
Автор не видел разницы между Борисом Годуновым и Лжедмитрием; для него они оба из разряда «рабов», а потому — властители «незаконные» и Богу не угодные. Подобную же мировоззренческую систему прекрасно выразил и «Московский летописец»:
«По преставлении же Царя и Великого князя Фёдора Иоанновича всея Руси многочисленного московского народа и прочих градов без воли Царицы и Великой княгини иноки Александры нарекли Царём и Великим князем всея Руси Бориса Фёдоровича Годунова, потом помазав его на Царство. И от того времени благодать Божия и мир начали отступать, а злоба и вражда, и злодейства начали являться за нестрашными клятвами, введя в грехи росейский род, его же не имея силы понести. И сего ради навёл Господь на землю глад, скорбь, усобицу. Потом неведомо откуда возник прелестник, и нарёкся сыном Царя и Великого князя Иоанна Васильевича всея Руси Царевич Дмитрий, убиенный повелением Борисовым, тем Бог отомстил кровь неповинную Дмитрия Царевича. По сему всеми людьми Борис ненавидим был, и отступились от него и от сына его и примкнули к прелестнику; он же сына Борисова Царевича Феодора Борисовича и матерь его удавлению предал, и дочь его постриг, и род его от властительства изменил, и поляков и литовцев привёл, и многие кровопролития сотворил; и сам убиен бысть от народа повелением бояр»^^^.
Такова была концепция Русской истории, объясняющая смысл хода времён, начавшая возникать уже в 1605 году и быстро утвердившаяся в сознании, а через два десятка лет, после смерти Бориса Годунова, ставшая «аксиоматической».
Показательно для умонастроений времени, что «Московский летописец» идёт на открытый подлог и утверждает, что Борис Годунов «наречён» был Царём «без воли» Царицы-инокини Александры. Все участники январско-февральских событий 1598 года знали, что Ирина-Александра благословила брата на Царство. Однако с тех пор прошло много времени; «Московский летописец» составлен был после 1635 года. Никого из очевидцев уже не осталось в живых, а потому подлинные обстоятельства заслонялись последующими «нужными» представлениями о них. Желаемое приобретало не только облик возможного, но и становилось как бы действительным, хотя это и не соответствовало подлинной реальности.
В приведённой выдержке из «Московского летописца » особо примечательны выражения: «нестрашные клятвы», «введение во грех» народа «росейского». Вина за это безоговорочно возлагалась на Бориса Годунова, «повелением» которого был якобы убит Царевич Дмитрий. В документе явно проступает несбалансированность причинно-следственных связей. Гибель Дмитрия преподносится как непрощёное преступление, а убийство Царя Фёдора Борисовича, лично ни в чём не замешанного, безвинного и непорочного, «как ангел», то это убийство трактуется только как возмездие за дела отца. Никакого иного морально-назидательного акцента тут больше нет.
Естественно, что составители «Московского летописца », как и целого ряда других подобных сводов той эпохи, ни о каком «балансе » не помышляли. Им надо было объяснить ту череду тягостных, а то и просто ужасных событий, сотрясавших Русский дом целый ряд лет, да так тяжело, что всё здание разрушилось почти до основания. Надо было найти «виноватых», и они были найдены. Во-первых, Борис Годунов — Царь «неправедный», а во-вторых, самозванец.
Для теоцентричного сознания, а таковым именно оно только тогда и было, происходившие события воспринимались как «кара Божия». Все книжники и интеллектуалы того времени прекрасно знали библейские предания, глубокий назидательный смысл библейских повествований.
Для наших предков, в отличие от множества современных людей, Библия не являлась набором неких «текстов» из стародавних времён; это — Книга Жизни, данная людям навсегда, раскрывающая Промысел Божий, без усвоения которого правильное жизнеустроение на земле невозможно. Ведь земная человеческая жизнь — смрадная, скоротечная, неблагая — только миг, перед той несказанной красотой небесного бытия, которая грядёт в мире ином. Но подобную радость надо заслужить, а для этого — «правильно усвоить» испытания и кары, посылаемые Всевышним.
Библия давала множество назидательных примеров. Самый в данном случае подходящий и, как казалось, сопоставимый — история «казней египетских». Подобное выражение в Ветхозаветном Писании не встречается; это — общецерковное определение, обозначающее Божии кары за неблагочестие правителей и людeй^^^ Сам перечень кар на Руси был иным, чем в Египте, но суть от этого мало менялась. Все «казни» Русской Земле посылались Всевышним за «неблагочестие», «богоотступничество» «неправого» Царя Бориса, который вознесся на трон, хотя не имел, в силу своего «худого » происхождения, на него никакого права. Подобная точка зрения, которую можно назвать «боярской», прекрасно выражена Иваном Тимофеевым.
Тимофеев называет и хорошие качества Бориса Годунова, которые он явил тогда, когда на престоле восседал «святой Царь» Фёдор Иоаннович, а Борис «добром» управлял людьми, делая немало благого; он был «сладок, тих, кроток, податлив и любим». За то его и избрали на Царство. И тут произошла с ним разительная перемена: он стал нетерпим, жестоким безмерно, то есть всех обманул. За этот обман, подытоживал дьяк Тимофеев, Борис «погубил свою душу», и Бог наказал его за гордость^^^.
Во «Временнике» перечисляются «преступные» и «святотатственные» дела Царя Бориса Годунова. Тимофеев подробно останавливается на том, как, желая укрепить своё и своей семьи положение на престоле, Борис нарушал древние обычаи: он изменил традиционную форму и вид присяги, заставляя своих подданных приносить её в церкви и вводя в текст угрозы тем, кто нарушит клятву; требовал, чтобы его титул писали всюду полностью, чтобы духовенство поминало в церкви не только его, но и его семью. И, о ужас! — грамоту о своём избрании, подписанную избирателями, он «кладет» в гробницу Святителя Петра, совершая, по мнению Тимофеева, неслыханное богохульство. Тимофеев убежден, что, если бы дерзнуть открыть эту гробницу, обнаружилось бы, что это «рукописание » отвергнуто Петром, так как оно «богопротивно».
В ряду обвинений далее следует: Борис строит в Кремле высочайшую колокольню (Ивана Великого) и наверху её укрепляет «золотую доску» со своим именем, в память своего избрания на Царство; он устанавливает ежегодный крестный ход в Новодевичий монастырь, «радостне празднуя, на кий день временную славу си получи», то есть учреждает празднества не Богу, а самому себе. Он собирался строить церковь и задумал создать невиданную «плащаницу» — «гроб Христов», изукрашенную золотом и драгоценными камнями. Описывая её, Тимофеев замечает, что сие делалось не «по естеству», а «сугубо от гордости » и от «высокоумия », которые у правителя заменили веру^^^.
Тимофеев в «каталог» вин и прегрешений Бориса Годунова включил дела и поступки Третьего Царя, которые трудно вменять в вину именно с позиции праведности.
Вначале уместно сказать о Святителе Петре, высокочтимом особенно в Москве. Митрополит Киевский и всея Руси Пётр (ум. 1326) первый из Митрополитов перенёс своё местопребывание из Владимира в Москву в 1325 году, предсказав освобождение от татаро-монгольского ига и великую историческую будущность этому, тогда ещё довольно захолустному городу. По желанию и совету Святого Петра Великий князь Иван Данилович (Калита) заложил в 1326 году, августа 4-го, в Москве на площади в Кремле первую церковь каменную во имя Успения Пресвятой Богородицы. «Если ты, — наставлял святитель Великого князя, — успокоишь старость мою и возведешь здесь храм Богоматери, то будешь славнее всех иных князей, и род твой возвеличится, кости мои останутся в сем граде, святители захотят обитать в оном, и руки его взыдут на плещи врагов наших».
Святой Митрополит собственными руками построил себе каменный гроб в стене этого храма и желал видеть строительство оконченным, но церковь Успения была освящена после его кончины, летом 1327 года. А раньше, 21 декабря 1326 года. Святитель Пётр отошёл к Богу, а его тело было погребено в ещё строящемся Успенском соборе. Пётр почитался покровителем и заступником Москвы и московских правителей, начиная с Ивана Калиты.
Слух о том, что Борис якобы положил «во гроб» Святителя свою Утверждённую грамоту, не имеет под собой никакого основания; это — пристрастная легенда. Согласно нормам Православия, в «гроб» после погребения ничего и никогда «не клали»; это было бы вопиющим святотатством. Если бы нечто подобное произошло, то тогда можно было уже обвинять не только Годунова, но Первопатриарха Иова и вообще всех русских архипастырей в нарушении канона. Другое дело, что традиционно помещали некие предметы и документы на гробницу Угодников Божиих, прося благословения и заступничества перед Богом. Так что говорить о том, что Святитель «отверг рукописание», нет никаких оснований, тем более что подобное «рукописание» было одобрено и утверждено Собором Земли Русской и всем церковным синклитом.
Что касается возглашения многолетия и моления за здравие Царя и Царского рода («царская ектенья »), то это было принято давным-давно, и ничего нового тут Борис Годунов не вводил; к тому же ничего в церковный чин он сам «ввести» и не мог. При всей свой огромной властной прерогативе московские правители, даже «тиран» Иоанн Грозный, ничего от себя в церковный чин не «вписывали» и угодных себе добавлений не делали.
Теперь что касается колокольни Ивана Великого. Это — общеупотребительное название церкви-колокольни Святого Иоанна Лествичника, расположенной на Соборной площади Московского Кремля. Колокольня являлась самым высоким зданием Москвы — 81 метр — вплоть до конца XIX века, до сооружения храма Христа Спасителя. В старину у колокольни читали царские указы — громогласно, «во всю Ивановскую», как тогда говорили.
Краткая история создания храма-колокольни такова. В 1329 году на этом месте была построена церковь Святого Иоанна Лествичника «иже под колоколы». В 1505 году старая церковь была разобрана, и к востоку от неё приглашённым итальянским мастером Боном Фрязином была сооружена новая церковь в память об умершем в тот год Великом князе Московском Иоанне III. Строительство было закончено в 1508 году. «Того же лета [1508 год] свершиша церковь святаго Архангела Михаила на площади и Иоанн святый иже под колоколы и Иоанн святый Предтеча у Боровитских ворот, а мастер церквам Алевиз Новый, а колоколници Бон Фрязин».
В 1532–1543 годах зодчий Петрок Малый пристроил с северной стороны церкви прямоугольную звонницу с храмом Вознесения Господня, которая была полностью перестроена и приобрела вид, близкий к современному.
В 1600 году при Царе Борисе Годунове предположительно «государевым мастером» Фёдором Конём к двум ярусам колокольни Иоанна Лествичника был достроен ещё один, после чего колокольня приобрела настоящий вид. Завершение строительства отмечала не «золотая доска», а надпись золотыми буквами под куполом колокольни, сохранившаяся доныне: «Изволением святой Троицы повелением великого Государя Царя и Великого князя Бориса Федоровича всея Руси Самодержца и сына его благоверного Великого Государя Царевича князя Фёдора Борисовича всея Руси сей храм совершен и позлащен во второе лето государства их».
Надстройка колокольни была связана с готовившимся Борисом Годуновым возведением в Кремле храма Святая Святых — Новоиерусалимского собора, повторявшего храм Гроба Господня в Иерусалиме, который должен был располагаться к северу от «столпа» колокольни, на месте нынешней звонницы. Проект осуществлён при Царе Борисе не был. Только при шестом Патриархе (1652–1666) Никоне и Царе Алексее Михайловиче в 1656 году на реке Истре под Москвой начали возводить Воскресенский Новоиерусалимский монастырь, долженствующий воссоздать главные контуры Святой Земли и стать Русской Палестиной.
Все указанные вины Царя Бориса носят какой-то нарочитый, несерьезный характер. Лишний раз только можно убедиться, что, как написал историк С. Ф. Платонов, все «улики против Бориса слишком шатки »^^^ Но при этом обвинения-то слишком громогласны и слишком серьезны. Помимо «дела Царевича Дмитрия» существовало и ещё одно «дело», в котором многие видели, а некоторые и до сего дня видят проявление «низменной человеческой природы Годунова»; одну из главных его «вин». Речь идёт о так называемом «деле Романовых».
Перед Борисом Годунов после воцарения постоянно возникал вопрос об укреплении свой власти, чего невозможно было сделать без обуздания боярского своеволия. Он, конечно же, прекрасно знал, как боярские спесь, непослушание, корыстолюбие, «многомятежные хотения» умел подавлять Царь Иоанн Грозный. Сколько в его правление именитых и родовитых лишились и имущества, и крова, и свободы, и жизни. В конце же своего правления он так всех «приструнил», что «люди высокой чести», что называется, и пикнуть не смели. Сам, пройдя тяжёлую и опасную «школу Иоаннову», Борис Годунов не хотел подобной участи не только для своей семьи, но и для других.
Третий Царь намеревался добиться веры и верности не через страх, а по доброй обязанности, по согласию, через миролюбие и взаимное расположение. Ведь все крест целуют и клятвы дают, всё перед Лицом Божиим присягают, и исполнять обеты обязаны по доброй воле. Но очень быстро выяснилось, что доброе сердце и незлобивые помыслы Царя только разнуздывают старые инстинкты. Он не желал прибегать к казням, хотя это было неотъемлемое право Самодержцев, но и оставлять без последствий боярскую «оппозиционность» он не имел права.
Необходимо ещё раз подчеркнуть, что до нас дошло очень мало материалов и свидетельств, раскрывающих время, так сказать, «в прямом отражении». Всё, что написано про Бориса Годунова и эпоху его правления, практически всё, выходило из-под пера различных авторов через годы и десятилетия. В таких случаях событийно-смысловая ретушь неизбежна. В данном же случае речь вообще надо вести не о какой-то «ретуши», не о «поправлении» портрета времени, а в силу различных причин общего и частного порядка о его полном переписывании и переиначивании. Потому многие важные события как бы повисают в воздухе.
Сами дела правителя подвергаются осуждению и хуле, а мотивационные установки «злодея » просто отсутствуют; вместо них во множестве циркулируют домыслы, уверенно выдаваемые на «тайные намерения» Бориса Годунова. Самое показательное и резонансное подобное событие эпохи Третьего Царя — «Дело Романовых». С пафосом обличительной нетерпимости Н. М. Карамзин написал, что «сие дело — одно из гнуснейших Борисова ожесточения и бесстыдства.
С тех пор об этой истории так много сказано, но существо события так до сего дня и не прояснено. Да вряд ли оно вообще когда-либо будет прояснено во всех своих составляющих; сколько-нибудь надёжных документом до наших дней не дошло. Однако общий абрис той истории восстановить и возможно, и необходимо.
Ко времени воцарения Годунова, в 1598 году, здравствовали пять братьев Никитичей — сыновья покойного боярина Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, умершего в 1586 году и принявшего перед смертью постриг с именем Нифонта. Именитый вельможа, дядя Царя Фёдора Иоанновича, был весьма «чадоплоден». Он был женат дважды: первый раз — на Варваре Ивановне Ховриной (ум. 1552), а второй — на княжне Евдокии Александровне Горба-той-Шуйской (ум. 1581), принадлежавшей к потомкам суздальско-нижегородских Рюриковичей. В общей сложности Никита Романович являлся отцом тринадцати детей.
От первой жены родились: Анна (ум. 1585), супруга князя И. Ф. Троекурова; Евфимия (ум. 1602), супруга князя И. В. Сицкого; Анастасия (ум.1555), супруга князя Б. М. Лыкова-Оболенского и Ульяна (родилась и умерла в 1565 году).
От второй жены родились: Фёдор (Филарет) (1556–1633); Марфа (ум. 1610), супруга князя Бориса Кейбулатовича Черкасского; Лев (ум. 1595); Михаил (ум. 1602); Александр (ум. 1602); Никифор (ум. 1601), Иван (ум. 1640); Ирина (ум. 1639), супруга окольничего Ивана Ивановича Годунова; Василий (ум. 1602).
Главным среди Никитичей был старший сын Фёдор Никитич, красивый, статный боярин, много лет считавшийся «первым щёголем» в Москве. Как отмечал голландский купец Масса, среди портных и московских купцов было принято «говорить, когда платье сидело на ком-нибудь хорошо: “Второй Фёдор Никитич”; он так ловко сидел на коне, что всяк, видевший его, приходил в удивление; остальные братья, которых было немало, походили на него»^^^.
Богатые, родовитые, именитые Никитичи явно выделялись среди русской аристократии, можно даже сказать, что они выдвигались на первое место среди вельмож. Во-первых, у них существовали родственно значимые связи с Царским «Домом Рюрика»; во-вторых, они занимали видные места в Боярской Думе, то есть в высшем органе управления, и, в-третьих, матримониальные связи Никитичей связали этот боярский род со многими другими представителями элиты, так что возник мощный боярский клан. Именно в силу подобных причин они потенциально могли стать как важной опорой власти Царя Бориса, так и первыми разрушителями её. Лидером этой «партии » несомненно являлся старший из Никитичей — Фёдор.
Примерно в 1590 году Фёдор Никитич женился на костромской дворянке Ксении Ивановне Шестовой, в иночестве Марфа (ум. 1631). В браке родилось шестеро детей: Татьяна (ум. 4 ноября 1612) — супруга князя И. В. Катырева-Ростовского; Борис (ум. 20 ноября 1592 года в младенчестве); Никита (ум. 29 ноября 1593 года в младенчестве); Михаил — будущий Царь (1596–1645); Лев (ум. 21 сентября 1597 года в младенчестве); Иван (ум. 7 июня 1599 года в младенчестве).
Семья Фёдора Никитича могла считаться образцовой: богатая, благочестивая, известная; дом был хлебосольным, что называется, «полная чаша ». Романовым было чем гордиться; у самого Царя они «первые гости» и «первые советники». Однако в ноябре 1600 года наступил полный крах. Всех Романовых арестовали, имущество конфисковали, а самих разослали по разным местам и монастырям. Несколько месяцев они провели в Москве под следствием, а в 1601 году Ксению Ивановну сослали в Заонежье в село Толвуя на берегу Онежского озера и принудили принять постриг под именем Марфы. Фёдора же Никитича отправили в Антониев-Сийский монастырь под Архангельском, где он принял постриг с именем Филарета. Двоих детей — Татьяну и Михаила — разлучили с родителями, и их на попечение взяла тётка — княгиня Марфа Никитична Черкасская.
Подобная же участь была уготована и другим Никитичам, а также и их родственникам: Сицким, Черкасским, Шестуновым, Карповым. Никто из них не был казнен, но из Никитичей только двое — Фёдор и Иван — пережили опалу, остальные умерли, но не по вине Бориса Годунова, хотя его в этом потом и обвиняли. Как заключал С. Ф. Платонов, «до нас дошло любопытное дело о ссылке Романовых; в нём имеется инструкция Царя, чтобы со ссыльными боярами обращались мягко и не притесняли их. Этот документ отлично оправдывает Бориса от излишних обвинений в жестокости во время его царствования...
Все эти кары и опалы выглядят неоправданными или, по крайней мере, необъяснимыми. Первоначально Романовы никаких личных властных поползновений внешне не выказывали и совершенно безоговорочно подписали Грамоту об избрании Бориса Годунова, принеся все клятвы, по сему поводу полагающиеся. Казалось бы, что же случилось? Почему Царю через два года после коронования понадобился разгром боярского клана? Несмотря на показную «тихость», боярское самомнение никуда не делось; чваниться своей «родовой честь » оставалось в порядке вещей. Здесь самое время привести точку зрения самих Романовых, которую отразил «Новый летописец», включающий отдельную главу: «О Фёдоре Никитиче с братьями». Это довольно пространный текст, который будет воспроизведён в обширном фрагменте, так как там содержатся важные детали и обмолвки, помогающие приблизиться к разгадке всего «дело Романовых».
«Царь же Борис, помышляя себе, что извёл царский корень, повелев убить Царевича Дмитрия, а потом и Государь Царь Фёдор Иванович преставился, желая царских последних родственников извести: братьев Царя Фёдора Ивановича Фёдора Никитича с братьями, а родство их ближнее — Царица Анастасия да Никита Романович от единых отца и матери; от Царицы Анастасии Романовны Царь Фёдор Иванович, а от Никиты Романовича — Фёдор Никитич с братьями. Царь же Борис не мог их видеть, желая оставшийся царский корень извести, и многих подучал людей их на своих господ донести; и по тем доносам хватал у них [Романовых] людей многих, которые за них стояли, и пытал их разными пытками; они же на государей своих ничего не говорили, терпели за своих государей в правде, не ведая за государями своими ничего [худого]. Потом же вложил враг [умысел] в раба в Александрова человека Никитича во Второго Бартенева.
Тот же Второй был у Александра Никитича казначеем и замыслил, яко же в древности окаянный Яким Кучкович^^^ умыслил на государя своего на князя Андрея Боголюбского, и пришел к братии своей со словами: “Идем, убьем государя своего, князя Андрея”, — так и свершилось; так же и сей окаянный Второй пришел тайно к Семену Годунову^^^ и возвестил ему: “Что Царь повелит сделать над государями моими, то и сотворю”. Семен же был рад и возвестил [о том] Царю Борису. Царь же Борис повелел сказать ему [Второму] о своем великом жаловании.
Семён же, замыслив со Вторым, положил всякое коренье в мешки и повелел ему положить [мешки] в казну Александра Никитича. Тот же Второй сотворил это и пришел доносить на государя своего, и про то коренье возвестил. Царь же Борис послал окольничего Михаила Салтыкова^^^ с товарищами и повелел расследовать [это дело]. Тот же окольничий Михаил поехал с тем Вторым и мешки с кореньем взял, иного ничего не искал, зная, что в доме ничего неправедного нет; и привезли те мешки на двор к Патриарху Иову, и повелел [Михаилу Салтыкову] собрать всех людей, и то коренье из мешков повелел выложить на стол, будто то коренье найдено у Александра Никитича, и того доносчика Второго поставили тут в свидетели. Тут же привели и Фёдора Никитича с братьями. Они же пришли, как агнцы непорочные к закланию, лишь возлагая упование на Бога и не боясь ничего, потому что не ведали за собой никакой вины и неправды. Бояре же многие на них как звери пыхали и кричали. Они же им не могли отвечать из-за такого многолюдного шума.
Федора же Никитича с братьями отдали приставам и повелели их заковать; родственников же их: князя Федора Шестунова и молодых Сицких и Карповых отдали приставам же. За князем Иваном Васильевичем Сицким послали в Астрахань и повелели его привести в Москву с княгиней и сыном, заковав. Людей же их [Романовых], которые за них стояли, схватили. Федора же Никитича с братьями и с племянником с князем Иваном Борисовичем Черкасским не единожды приводили к пытке. Людей же их, рабов и рабынь, пытали различными пытками и подучали, чтобы они на своих государей говорили. Они же отнюдь не помышляли ничего злого и помирали многие на пытках, и на государей своих не клеветали.
Царь же Борис, видя их неповинную кровь, держал их в Москве за приставами много времени; и, замыслив привести их к кончине, с Москвы разослал по городам и монастырям. Фёдора же Никитича послал с Ратманом Дуровым в Сийский монастырь и велел там постричь [в монахи]. Он же, государь [Фёдор Никитич], неволей был пострижен, но волей и с радостью великой и чистым сердцем ангельский образ воспринял, и жил в монастыре в посте и в молитве.
Александра Никитича с Леонтием Лодыженским сослал к Студеному морю к Усолью, называемому Луда; там его заточили в темницу; и по повелению [царя] Леонтий там его удушил, а погребен [Александр Никитич] был на Луде. Михаила же Никитича Романова с Романом Тушиным [царь] сослал в Пермь Великую, и повелел ему сделать тюрьму от города в семи поприщах; и там [Михаила Никитича] удавили, и погребен он там в пустынном месте, а над гробом его выросли два дерева, называемые кедры: одно дерево в головах, а другое в ногах^^*. Ивана же Никитича сослал в сибирский город Пелым со Смирным Маматовым; да к тому же Смирному послал Василия Никитича с сотником стрелецким с Иваном Некрасовым. Там же Василия Никитича удавили, а Ивана Никитича морили голодом.
Таким образом интерпретировалась история в окружении Патриарха Филарета, эту версию по праву можно назвать «Романовской»; она до сих пор ещё в ходу.
Начнём рассмотрение фрагмента с конца. Как явствует из повествования, трёх братьев — Александра, Михаила и Василия — по приказу Царя «удавили» в разных местах ссылки. Выжили только Фёдор да Иван Романовы. Брата же Ивана хоть и не удавили, но «морили голодом». Только об одном из братьев — Фёдоре — не говорится о его истязаниях, хотя, казалось бы, он-то, как старший представитель рода, являл первейшую угрозу для Бориса, якобы просто горевшего желанием «извести Царский корень». Но его почему-то не «удавили » и голодом не заморили. Мало того, он стал монахом, «ангельский образ восприняв», и «жил в посте и молитве», а через три года вознесся до настоятели обители, получив сан архимандрита! Неплохой исход для «заклятого врага» всесильного Бориса Годунова!
Как установил ещё С. Ф. Платонов, никаких истязаний ссыльных Романовых не проводилось; можно точно говорить, что такие деяния не осуществлялись по повелению Царя. Отдельные же случаи издевательств и унижений, которым, несомненно, подвергались некоторые из ссыльных Романовых, например Михаил Никитич, можно объяснить только неуёмной служебной ретивостью приставленных к ним должностных лиц.
В пользу же того, что никакого «удавливания » не существовало, говорит тот факт, что некоторые из «погубителей » потом, после воцарения Романовых, служили в чести и почёте. Тот же стрелецкий голова Леонтий Лодыженский, будучи приставом у боярина Александра Никитича и якобы «удавивший» пленника, много лет потом служил стольником, то есть «наблюдал за столом» у его брата Фёдора, при дворе теперь уже Патриарха Филарета. При крутом нраве и непреклонности Патриарха Филарета трудно представить, чтобы он терпел перед глазами убийцу своего брата!
Даже Карамзин, для которого обличение Годунова, как, впрочем, и Иоанна Грозного, было, что называется, потребностью души, не смог обвинить прямо Годунова в убиении братьев Романовых. Говоря об Александре и Михаиле, он заметил, что они скончались то ли «от горести», «то ли от насильственной смерти ». Не было ни одного, даже косвенного, свидетельства, подтверждающего намерение Годунова сжить со света Романовский род. Мало того, «Бедная Лиза»^^^ нашей историографии, то есть Н. М. Карамзин, вынужден был признать: его к тому принудили приказные документы, что Иван Никитич Романов в ссылке «имел весьма не бедное содержание, ежедневно два или три блюда, мясо, рыбу, белый хлеб и что у пристава его было 90 (450 нынешних серебряных) рублей в казне для доставания ему нужного О каком тут «морении голодом» могла идти речь!
Из изложения «Нового летописца» следует, что в основе всей истории разгрома Романовского клана лежал заговор на жизнь Царя, которого намеревались извести то ли «ворожбой », то ли просто отравить. Здесь «Новый летописец» скуп на подробности; другие же свидетели той поры ещё менее словоохотливы. Можно заключить, что якобы у Александра Никитича были найдены какие-то «волшебские коренья», ставшие главной уликой при «разоблачении» Романовых. Инспирировали же этот подлог начальник сыска Семён Годунов и казначей Александра Никитича Романова некий Второй Бартенев, которого Борис Годунов наградил «великим жалованием».
В этом случае, как и в рассказанной ранее предыстории подготовки убиения Царевича Дмитрия, опять присутствует определённый мистический момент. «Окаянный» Бартенев предложил свои услуги доверенному Царя Семёну Годунову; при этом воспроизводится даже форма предложения — цитируется прямая речь при тайных переговорах. Конечно, всё это — безусловный вымысел.
Необходимо обратить внимание на другие обстоятельства, о которых сообщает «Новый летописец». Всё разбирательство о «мешках с зельем» и обличения Романовых происходили не у Царя, не в Боярской Думе, а у Патриарха, который не проявил участия и не выступил в защиту подозреваемых. Нередко пишут, что такая позиция Первопатриарха Иова объяснялась тем, что он «был ручным», был преданным Годунову, чуть ли не его марионеткой. Ранее приходилось уже говорить, что Монах-Первосвятитель никогда не являлся слепым исполнителем воли «зловредного» Бориса Годунова, которого он-то как раз считал благочестивым правителем. По его словам, Царь Борис являлся «православной веры крепким и непреклонным истинным поборником »^^^.
Разбирательством же руководил боярин и окольничий Михаил Глебович Салтыков, которому Царь повелел «расследовать дело». По всей видимости, у «мешков с кореньями» на патриаршем подворье произошла жаркая сцена, когда братья Романовы попали под огонь разоблачительной критики. Ведь, как признавал «Новый летописец», бояре на них «как звери пыхали и кричали». Кто входил в круг этих «пыхающих», неясно, но не подлежит сомнению, что то были не только Семён Годунов, «Второй Малюта Скуратов», по оценке Карамзина, и Михаил Салтыков. Может быть, братья Романовы ничего не говорили, стояли «как агнцы непорочные перед закланием», именно потому, что были сокрушены разносными речами именитых и высокопоставленных. Положение же обязывало что-то говорить, так как речь шла об обвинении в тягчайшем преступлении — злоумышлении на жизнь Государя. За такое наказывали смертью и не только в России; за подобные провинности казнили и до Бориса Годунова, и после.
Вот выдержка из Уложения Царя Алексея Михайловича от 1649 года: «Будет кто каким умышлением учнёт мыслить на государьское здоровье злое дело, и про то его злое умышленье кто известит, и по тому извету про то его злое умышленье сыщется допряма, что он на царское величество злое дело мыслил, и делать хотел, и такова по сыску казнить смертию. Так же будет кто при державе царского величества, желая Московским государством завладеть и государем быть и для того своего злово умышления начнет рать сбирать, или кто Царского Величества с недруги учнёт дружитца, и советными грамотами ссылатца, и помощь им всячески чинить, чтобы тем государевым недругом, по его ссылке. Московским государством завладеть, или какое дурно учинить, и про то на него кто известит, и по тому извету сыщетца про ту его измену допряма, и такова изменника по тому же казнить смертию »^^^.
Подобный законодательный норматив существовал и через полвека после смерти Бориса Годунова. Разница состояла только в том, что Годунов своих недругов жизни не лишал.
Мы не знаем, какие речи звучали при той сцене на Патриаршем подворье, но сам глава рода Фёдор Никитич и в ссылке в Сийском монастыре не мог долго успокоиться; ненависть знати, близкой им по статусу, потрясала и заставляла проливать горючие слёзы. Пристав при нём доносил в Москву, что тот говорил: «Бояре-де мне великие недруги, искали-де голов наших, а ныне-де научили на нас говорить людей наших, а я-де сам видел то не единожды.
Царь Борис Фёдорович не прибег к решительным мерам, не отправил обвиняемых тотчас на плаху, как то иногда делал Иоанн Грозный и на что Третий Царь имел неоспоримое право. Следственная комиссия работала более шести месяцев, а только в июне 1601 года последовал приговор Боярской Думы. Иными словами, наличествовала определённая процедура дознания и суда, что свидетельствовало о соблюдении Самодержцем принятых правовых норм.
«Новый летописец» об этой процедуре ничего не говорит, хотя и утверждает, что слуг Романовых «пытали», «казнили», «подучали» доносить на своих господ. Кого и сколько всего «казнили» — о том не сообщается; молчат об этом и другие современники. Умалчивается и о том, что родственник Романовых князь боярин Фёдор Шестунов не был «закован», так как был болен. Он тихо скончался в своём доме, хотя его слуга дал на него разоблачительные показания. Да и вообще надели оковы на Романовых не царским повелением, а распоряжением Боярской Думы!
Что же установили всё-таки при разбирательстве и в Думе, а потом в следственной комиссии? Неужели только «мешки с кореньями» стали причиной такой резкой реакции? Возможно, для ворожбы, что вообще-то считалось занятием нечистым, нехристианским, а потому и противозаконным, и требуется множество «кореньев», но ведь для отравления нужна всего какая-то малая толика ядовитого зелья. Подробностей разбирательства не существует; здесь опять можно сослаться на очень плохую сохранность документов той эпохи. Как следует из скупых скороговорок и обмолвок «Нового летописца», какие-то показания служащих Романовых существовали. Насколько можно судить, дознание проводилось «с пристрастием», то есть под пытками, что в то время было в порядке вещей.
«Фёдора же Никитича с братьями и с племянником с князем Иваном Борисовичем Черкасским не единожды приводили к пытке», — утверждает «Новый летописец». Более нет никаких указаний на процедуру дознания и её результаты. Нет данных и о том, что указанные лица — Фёдор Никитич и его племянник Иван Черкасский^^^ — физически пострадали при дознании, а такое часто случалось. Никаких телесных недостатков у них потом не наблюдалось, и они прожили после тех мытарств долго: Фёдор-Филарет преставился в 1633 году, а Иван Черкасский в 1642 году.
О судьбе Ивана Черкасского, который при Царе Михаиле Фёдоровиче в 1630-х годах станет фактическим главой государственного управления, следует сказать особо. Он родился около 1580 года и в 1598 году в качестве стольника подписался под соборным определением о призвании Бориса Годунова на Царство. Князь Черкасский был взят вместе с Романовыми^^^. Уже потом выяснилось, что старобоярский дом князей Черкасских часто посещал Григорий Отрепьев, который служил у Романовых. Исходя из знакомства будущего Лжедмитрия с Романовыми, некоторые авторы предполагают, что именно этот факт мог стать поводом для разгрома Романовского клана. Но думается, что это слишком вольная интерпретация. В 1600 году, когда начало раскручиваться это дело, будущий самозванец ещё был никому не известен, и даже не вполне ясно, находился ли он в России или уже бежал в Польшу.
Боярский приговор, состоявшийся в июне 1601 года, определил князю Ивану Черкасскому самую высшую меру наказания, какая только была применена в этом процессе: имение его было «отписано на Государя», а самого его решено было сослать в Сибирь на житье; туда же были сосланы только двое из выдающихся представителей рода Романовых — Иван и Василий Никитичи. Однако пристав, везший князя Ивана Борисовича в ссылку, получил приказание оставаться со своим узником до царского указа в Малмыже на Вятке. 28 мая 1602 года Царь указал быть князю Ивану Черкасскому и дяде его Ивану Никитичу Романову на государевой службе в Нижнем Новгороде; пристав должен был везти князя Ивана из Малмыжа в Нижний нескованного и смотреть, чтобы он ни во время пути, ни в Нижнем ни в чём не нуждался и никакого «лиха » над собой не учинил. В Нижнем Новгороде князь Черкасский должен был «жить до указа», который и вышел 17 сентября 1602 года: Царь Борис «пожаловал» князя Ивана и Ивана Никитича Романова, велел их «взять к Москве», куда князь Иван и был привезен в ноябре того же года.
Возвращаюсь к поставленному ранее вопросу: были ли добыты в ходе следствия некие компрометирующие Романовых показания, уличающие их в злоумышлении против Царя, то есть в государственном преступлении особой тяжести? Точного ответа нет. Можно предположить, что что-то всё-таки обнаружилось, но что именно, так и осталось не ясным. Получается, что в итоге остались только «коренья»? Думается, что не только. Ведь существовали какие-то «изветы »^^^ служащих на своих господ, их «рабов и рабынь », по лексике «Нового летописца », которых «подучали » доносить.
Здесь уместно сказать о следующем. Трудно сомневаться в том, что Борис Годунов боялся отравления. В ту эпоху отравление было, так сказать, инструментом «политической борьбы» как у нас в стране, так и за рубежом. Разговоров об этом всегда было много, но подлинных фактов почти и нет. Ясное дело: подобные чёрные дела никогда не афишировались.
Но вот что установлено доподлинно: Царский род повергался целенаправленной травле на протяжении нескольких поколений. Вскрытие царских и великокняжеских могил в Кремле и проведённые потом биохимические исследования показали с неотвратимой очевидностью, что в тлене, волосах, одежде и даже на стенках саркофагов почти во всех случаях выявлено превышение содержания мышьяка и солей ртути в разы против нормы. Фактически подобные показатели были несовместимы с жизнью. Царей травили, и они травили своих врагов и злоумышлителей, хотя, как уже говорилось, в последнем случае ничего определённого установить и нельзя. Таковы были нравы эпохи, таковы были «инструменты» политической борьбы.
Борис Годунов не мог не бояться отравления. Он вообще последние годы своего царствования чувствовал себя не очень хорошо: мучили головные боли, подагра и бессонница, а порой был так слаб, что его выносили на публику в кресле. Никто никогда не узнает, было ли это естественным следствием многолетнего переутомления, или здесь не обошлось без неких зелий. Прах же Бориса Годунова практически не сохранился, о чём раньше уже упоминалось, так что никакие экспертизы в данном случае невозможны в принципе.
В то же время известно совершенно точно, что Борис Годунов держал при своей особе штат лекарей-немцев; к немцам он вообще питал особое расположение. Выпускник Лейпцигского университета и зять известного наёмника Конрада Буссова — Мартин Бер (1577–1646) несколько лет прожил в Немецкой слободе и в своих воспоминаниях оставил полный список царских врачей. «В 1600 году Борис вызвал из Германии несколько аптекарей и докторов медицины, — писал Бер. — Сверх того, по желанию Царя, Английский посланник уступил ему своего собственного медика, родом баварца, Христофора Рейтлингера, врача весьма искусного, знавшего разные языки. Доктора же, прибывшие в Россию из Германии, были: Давид Васмер, Генрих Шредер из Любека, Иоанн Гилькен из Риги, Каспар Фридлер из Кенигсберга да студент медицины Эразм Венский из Праги. Все они должны были пользовать только Государя, не смея лечить никого из посторонних; самый знатный боярин не иначе получал от них пособие, как с дозволения Его Величества.
Врачи полностью содержались за царский счёт и имели годовое жалованье в 200 рублей, что по тем временам было огромной суммой. Однако пора вернутся к Романовской истории.
Чтобы несколько прояснить основу сюжета — почему Борис Годунов сподобился разгромить старобоярский клан Романовых, следует обратиться к запискам иностранцев. Закордонные пришельцы непременно фиксировали все слухи и сплетни о правителях, циркулировавшие в столице Московии. Анализ подобных слухов помогает понять систему бытовавших представлений и суждений времени. У Конрада Буссова можно найти следующий пассаж:
«Царица Ирина Фёдоровна, родная сестра правителя, обратилась к своему супругу с просьбой отдать скипетр её брату, правителю (который до сего дня хорошо управлял страной).
Но Царь этого не сделал, а протянул скипетр старшему из четырех братьев Никитичей, Фёдору Никитичу, поскольку тот был ближе всех к трону и скипетру. Но Фёдор Никитич его не взял, а предложил своему брату Александру. Тот предложил его третьему брату, Ивану, а этот — четвертому брату, Михаилу, Михаил же — другому знатному князю и вельможе, и никто не захотел прежде другого взять скипетр, хотя каждый был непрочь сделать это. А так как уже умиравшему Царю надоело ждать вручения царского скипетра, то он сказал: “Ну, кто хочет, тот пусть и берёт скипетр, а мне невмоготу больше держать его”. Тогда правитель, хотя его никто и не упрашивал взять скипетр, протянул руку и через голову Никитичей и других важных персон, столь долго заставлявших упрашивать себя, схватил его. Тем временем Царь скончался...
Конечно, вся изложенная история выглядит фантастически. Никакого «дележа» «скифетра Росейского Царствия» у постели умирающего Фёдора Иоанновича не было, да и не могло быть. Подробнее об этом говорилось выше, и повторяться нет надобности. Но что здесь примечательно: Буссов озвучивает мысль о законном правопреемстве Романовых, и первого среди них — Фёдора Никитича, на занятие российского престола. В то время как Годунов выставляется «захватчиком», узурпатором, присвоившим себе царский венец неправедно. Ни о каком избрании на Царство, о выражении «воли Земли Русской » тут уже не говорится; об этом вообще не вспоминали не только в Немецкой слободе, где жил Буссов, но и в боярских хоромах.
Трудно предположить, чтобы такие «баловни судьбы», как Никитичи, считавшие себя первыми среди прочих, не испытывали досады от того, что царский венец их род миновал. Конечно, никому из них не приходило в голову, что фактически Борис Годунов получил корону не из рук Фёдора Иоанновича, а из рук Царицы Ирины, своей родной сестры. И здесь о «царском корне», которым так всегда тщеславились Романовы и их апологеты, вообще речи вести нельзя.
Ирина Годунова и Романовы никакими близкими кровнородственными узами не были связаны. Ирина же Фёдоровна была Царицей законной, общепризнанной, и только после её одобрения, её благословения Борис Фёдорович дал согласие стать Царём. В историографии же со времен Н. М. Карамзина этот принципиальнейший «момент» вообще исключается, как правило, из поля зрения. Всё сводится к генеалогическим построениям вокруг первой жены Иоанна Грозного — Анастасии, родство с которой якобы открывало законный, легитимный путь к престолу. Но если Анастасия — «царскосанная» первоосновательница, то почему же Ирина таковой не является? Подобный вопрос обычно повисает в воздухе; точнее говоря, он просто вообще не возникает!
Почему двоюродный брат Царя Фёдора Иоанновича, например Фёдор Никитич, ближе и приемлемее для наследования престола, чем шурин Царя Борис Годунов? В первом случае имеется в виду кровнородственное родство, а во втором брачнодуховное. В русском же историческом контексте «духовное родство» не считалось ниже кровных связей, оно во многих случаях являлось даже значимее. Что же современники тех событий о духовной первооснове русского бытия, о «родстве во Христе», не знали? Конечно, они всё знали и всё понимали, но Борис Годунов мешал всем правителям, пришедшим ему на смену.
По рождению Анастасия Романовна Захарьева-Юрьева, дочь окольничего, не была «царского роду». Она таковой стала после замужества в 1547 году с Иоанном Грозным. Пять братьев Никитичей не её прямые потомки, а родственники по боковой, «братской» линии — племянники. Их отец Никита Романович, умерший в 1586 году, породнился с Царским Домом через брак своей сестры, начал считаться «царским сродником». Но ведь таковым же являлся и Борис Годунов, после того как Ирина стала супругой Царевича, а потом Царя Фёдора Иоанновича. Однако многолетняя целенаправленная антигодуновская «пропаганда», иного слова тут и подобрать нельзя, настолько всё исказила и извратила, что потерялись все первичные ориентиры и смыслы.
Невзирая на «нюансы» фамильного родословия, Романовы кичились именно своей «царскородностью». Подобная горделивость неизбежно прорывалась в разговорах, в собеседованиях с друзьями, родственниками и знакомыми. Интересная подробность содержится в записках Исаака Масса. В одном месте он обмолвился, что Романовы «держали себя как цари», а в другом описал эпизод, относящийся к моменту принятия Борисом Годуновым престола.
«Говорят, что Фёдор Никитич по возвращении домой сказал своей жене: ‘‘Любезная! Радуйся и будь счастлива. Борис Фёдорович — Царь и Великий князь всея Руси”. На что она в испуге отвечала: “Стыдись! Чего ради отнял ты корону и скипетр от нашего рода и передал их предателям любезного нашего Отечества?”, и жестоко бранила его и горько плакала. Он, разгневавшись, в злобе ударил её по щеке, а прежде и худого слова никогда ей не выговаривал. Говорят, что после она советовалась с братьями своего мужа, Иваном и Александром, и их родственниками о том, как бы извести Царя и весь дом его; но это известие неверно...»^*®.
Была ли такая сцена или нет — теперь уже и не узнать. Голландский купец передаёт слухи, распространенные среди торговых и приказных людей, с которыми ему приходилось много общаться. Подобные суждения можно воспринимать как отражение, хотя и деформированное, того, что много позже получило название «общественного мнения». Разговоры о «недостойности » Царя Бориса Романовыми велись, что уже само по себе являлось государственным преступлением. Намеревался ли некто из Романовых ворожбой вызвать на голову Царя Бориса напастья, или даже кто-то собирался его отравить — не суть важно. Ничего определённого установить здесь нельзя.
Но, что разговорами и о «недостойности» Бориса Годунова они исподволь сокрушали сакральный ореол Царской Власти, о том можно говорить почти наверняка. Девальвация же подобного знака небесного избранничества Миропомазанника — только первая ступень на пути неизбежного его устранения. Так было всегда и самым трагическим образом проявилось через триста с лишним лет после Бориса Годунова, уже в XX веке, в 1917 году. Тому вселенскому обвалу — ниспровержению Царства — тоже предшествовала многолетняя кампания по шельмованию Царя всея Руси и Его Семьи. И развернули эту кампанию и постоянно подогревали её своими разговорами о «недостойности» Царя не какие-то тайные враги и злопыхатели из-за границы, а свои, природные аристократы, «русские бояре» последней волны...
И ещё одна примечательная подробность, относящаяся к «делу Романовых ». Впервые широко в дознавательных и судебных делах начали использовать показания «рабов и рабынь», то есть служащих и холопов в домах родовитых и именитых, а за полученную важную и нужную информацию власть стала вознаграждать: деньгами, платьями, поместьями.
Боярство содрогнулось; теперь даже в своих хоромах нельзя было находиться в безопасности, нельзя было «вымолвить слово»; «прошки», «сидорки», «захарки» и «парашки», обслуживающие господ, которых те и за людей-то часто не считали, могли теперь «предать», «донести». И самое «ужасное» было то, что им верили! «Безродные», «худые», «никчёмные» получали возможность вершить судьбу «именитых» и «родовитых»; они ведь ранее и «уста раскрыть» не имели права на господ! Теперь же жизнь начала меняться по вине «зловредного» Царя Бориса. Этот боярский «ужас» передаёт «Новый летописец»:
«Искони же враг наш дьявол, не желая добра роду христианскому, приводя его к последней погибели, вложил в мысль царю Борису — захотелось ему в Московском государстве все ведать, чтобы ничто от него утаено не было; и помышлял о сем много, как бы то и от кого узнавать, и положил мысль свою на том, что кроме холопей боярских узнавать не от кого, и повелел тайно научить доносить на боярина князя Федора Шестунова человека его Воинка. Тот же Воинко пришел доносить на государя своего Царь же тому боярину, на виду у людей, сперва никакого зла не сделал, а того Воинка пожаловал, велел ему объявить о своем государевом жаловании перед Челобитенным приказом на площади, перед всеми людьми, и дал ему поместье, и повелел служить в городовых детях боярских. Люди же боярские со всех дворов, видя такое жалование к тому Воинку, начали умышлять на своих господ, и сговаривались человек по пять или шесть, один шел доносить, а другие были свидетелями и ему потакали.
Люди же боярские, которые не хотели душ своих отдать на дно адское и государей своих не хотели видеть в крови, в погибели и разорении, против доносчиков противились и за государей своих стояли, и они же, бедные, мучимы были: пытали их, и огнем жгли, и казнили, а иным языки резали, иных по темницам сажали. Они же крепились и не посягали против государей своих. Государи же их за их терпение воздавали им многую свою любовь, а тех же доносчиков Царь Борис жаловал своим великим жалованием, иным давал поместья, а иным жаловал из казны, а более всех жаловал людей Фёдора Никитича Романова и его братьев за то, что они на господ зло умышляли. И от тех наветов в царстве была великая смута, друг на друга люди доносили, и попы, и чернецы, и пономари, и просвирни. Да не только эти люди, но и жены на мужей доносили, а дети на отцов, и от такого ужаса мужья от жен своих таились. И в тех окаянных доносах много крови пролилось неповинной: многие от пыток померли, иных казнили, иных по темницам рассылали, дома разоряли; ни при каком государе таких бед никто не видел.
«Новый летописец» традиционно неимоверно сгустил краски. Верных боярских хлопов «не жгли» и языки не «резали»; в существующих источниках не задокументировано ни одного подобного случая. Но сам факт возможности «низших» давать показания против «высших» потрясал все устои боярско-вотчинной психологии, колебал принципы «исконного» мироустроения. Нет, и раньше всегда бывало, что когда начиналось «государево дело» против какого-то вельможи или вотчинника, то их людей опрашивали и допрашивали, в том числе и «с пристрастием». Однако неизменно инициатива исходила от власти, а не от «холопов».
Было просто уму непостижимым, что теперь-то «дело » против родовитых мог возбудить простой дворовый человек! Действительно, ни «при каком государе » подобного ещё не знали. Думается, что указанная практика особо усугубила антигодуновские настроения в кругах элиты. И не случайно, как только в 1606 году у власти утвердился «боярский царь» Василий Шуйский, то с годуновским новшеством было покончено раз и навсегда.
Если разобраться по существу, то ничего катастрофического и исключительного эта мера в себе не заключала. За важную информацию всегда и везде платили, как платят и до сих пор. В начале XVII века Россия в этом отношении только «сильно отставала » от стран «мирового прогресса ». При этом надо иметь в виду, что «оклеветанные» имели право на оправдание; они могли доказать ложность обвинений и в таком случае сам обвинитель, «изветчик», подвергался суровому наказанию вплоть до лишения жизни...
1601 год стал переломным для царствования Бориса Годунова. Только закончилось «Романовское дело», как на страну стало надвигаться тяжёлое испытание, страшное бедствие — голод. Тот год выдался необычайно дождливым, рано ударили морозы. Основные сельскохозяйственные культуры погибли; нечем было кормить скотину. Цена хлеба за год увеличилась в сто раз! Начался падёж скота, а за ним пришёл на Землю Русскую и «мор»^*^ И так продолжалось три года! Вот как о том сообщает «Новый летописец»:
«Наводит Бог, грехов ради наших, приводя нас к покаянию, мы же его наказания ни во что не ставим, за то навел на нас Бог голод великий: были дожди великие все лето, хлеб же рос; и когда уже [пора пришла] хлебу наливаться, он незрелый стоял, зелен как трава; на праздник же Успения Пречистой Богородицы был мороз великий и побил весь хлеб, рожь и овес. И в том же году люди еще питались, терпя нужду, старым и новым хлебом, а рожь сеяли, чаяли, что взойдет; а весной сеяли овес, тоже чаяли, что взойдет. Тот же хлеб, рожь и овес, ничего не взошло, все погибло в земле. Был же на земле голод великий, так, что не купить и не добыть [хлеба]. Такая была беда, что отцы детей своих бросали, а мужья жен своих бросали же, и умирали люди, яко и в прогневание Божие, в моровое поветрие так не умирали. Был же тот голод три года. Царь же Борис, видя такое прогневание Божие, повелел мертвых людей погребать в убогих домах и учредил к тому людей, кому трупы собирать »^*'*.
Царь указом ограничивал цены на хлеб, преследовал тех, кто взвинчивал цены, но успеха не добился. Стремясь помочь голодающим, он раздавал беднякам деньги. Но хлеб дорожал. а деньги теряли цену. Борис приказал открыть для голодающих царские амбары. Но их запасов не хватало на всех голодных, тем более что, узнав о бесплатной раздаче, люди со всех концов страны потянулись в Москву, бросив те скудные запасы, которые всё же имелись у них дома. Имеются сведения, что около 127 тысяч умерших от голода было похоронено только в районе Москвы! Однако хоронить успевали не всех. Появились случаи людоедства. Люди начинали думать, что это — кара Божья. Возникало убеждение, что царствование Бориса не благословляется Богом, потому что оно беззаконно, достигнуто «неправдой». Следовательно, не может кончиться добром.
Живописно-мрачную картину бедствий Русской Земли даёт Авраамий Палицын. По его словам. Господь «омрачил» небо, покрыл его облаками, откуда «дождь проливался » непрестанно, а люди «во ужас впадаша », а на земле перестало родить «всякое семя сеянное» от «безмерных вод», «лиемых от воздуха». Затем «побил мраз сильный» всякий труд человеческий «и в полях, и в садах, и в дубравах», как будто вся земля огнём «поедена бысть». Беды на том не кончились, ибо наказание Божие не поняли и не покаялись, склонились к беззаконию. А за то последовали новые наказания «во второй год», ставшие «злейше» первого, так же случилось и «в третие лето ». Авраамий тут присовокупляет, что «Царь же Борис в те лета многу милостыню творяше к нищим».
Авраамий отмечает меру, которая отвечала милосердным представлениям Царя: начали раздавать по царскому повелению в Москве жизненные припасы и деньги. Однако это не только не улучшило ситуацию, но только усугубило её. «Многие тогда из ближних градов» к Москве потянулись за пропитанием. Земля обезлюдела, хозяйство везде бросали, и толпы народа бродили по стране. Голод вызвал небывалую смертную статистику. Авраамий называет 127 тысяч человек; мертвых было так много, что хоронили в общих могилах без гробов и без отпевания. И это «толико во единой Москве». Многих же погребали при церквах, которых в Москве было более четырехсот, а тех погребённых было «неведомо колико»^*^ Русь переживала катастрофу национально-государственного масштаба.
Исаак Масса писал, что «на всех дорогах лежали люди, умершие от голода, и тела их пожирали волки и лисицы, также собаки и другие животные». Стало страшно подавать милостыню, так тут же могла возникнуть толпа страждущих, готовых разорвать дающего. «Я сам охотно бы дал поесть молодому человеку, — писал Масса, — который сидел против нашего дома и с большой жадностью ел сено в течение четырёх дней, от чего надорвался и умер, но я, опасаясь, что заметят и нападут на меня, не посмел.
Некоторые люди обезумели от голода. Появились случаи людоедства, невиданные ранее на Руси. Жуткую историю поведал, как очевидец, Жак Маржерет. «Я сам был свидетелем, — писал французский наёмник, — как четыре женщины, мои соседки, брошенные мужьями, решились на следующий поступок: одна пошла на рынок и, сторговавши воз дров, зазвала крестьянина на свой двор, обещая отдать ему деньги; но только он сложил дрова и зашёл в избу, чтобы получить плату, как женщины удавили его и спрятали в погреб, чтобы тело не повредилось: сперва хотели съесть лошадь убитого, а потом приняться за труп. Когда же преступление открылось, они признались, что труп этого крестьянина был уже третьим Естественно, что нельзя обобщать подобные случаи, но невозможно их и игнорировать; данные о каннибализме встречаются не только в записках иностранцев.
Политика Годунова была направления на исправление дел, на улучшение ситуации. Недоброжелательно настроенный по отношению к Царю француз Маржерет признавал: «Сумма, выданная Борисом для бедных, невероятна; не говоря о Москве, во всей России не было города, куда бы он ни посылал более или менее денег для пропитания бедных. Мне известно, что в Смоленск отправлено было с одним из моих знакомых 20 тысяч рублей. К чести этого Царя должно заметить, что он охотно раздавал щедрые милостыни и награждал духовенство, также ему преданное. Голод сильно подорвал и силы России, и доходы Государя»^**.
В 1601–1602 годах Годунов пошел на законодательное восстановление Юрьева дня. Он разрешил собственно не выход, а вывоз крестьян в более благополучные места. Вотчинники спасали свои имения от запустения и разорения, но обязывались обеспечивать пропитанием крестьянам. Нет каких-либо данных о том, соблюдались ли эти положения в эпоху повсеместного разорения и нарушения общественного равновесия: крестьяне, вне всякого Юрьева дня, массами бежали не только в Москву, но и в Новгород (второй по величине город) и на Юг, где всегда были «тучные нивы», и даже на Север, в известные «рыбные края».
Массовый голод вызвал народные волнения. Бродячие голодные и обездоленные люди сбивались в группы, становившиеся шайками и бандами, рыскавшими по всей стране, промышляя грабежами и убийства. Такие «ловцы удачи» появились даже в пригородах Москвы. В одном случае центральной власти пришлось применять регулярную вооружённую силу, чтобы справиться с бандитами, которых в советской историографии уважительно называли «восставшим народом». Самым крупным «восстанием» явилось движение под предводительством атамана Хлопка (Косолап Хлопко), разразившееся в 1603 году. В нём участвовали в основном казаки и холопы. Шайка насчитывала до 500 человек и действовала в окрестностях Москвы; возникла реальная угроза безопасности столицы. На борьбу с ней было направлено войско под начальством окольничего И. Ф. Басманова, который в сентябре 1603 года был убит в бою. Тем не менее разбойники были сокрушены, а раненый Хлопко взят в плен и повешен.
В 1604 году голод на Руси завершился, урожай того года был обильным, и можно было надеяться на скорое выздоровление всего национально-государственного организма. Однако грянуло бедствие страшнее всех предыдущих, которое Борису Годунову, несмотря на его ум, политическое чутье и административное мастерство, одолеть не удалось. Под именем Царевича Дмитрия появился самозванец, которого немалое число людей постепенно стало воспринимать не только законным корононо-сителем, но и «мечом возмездия» для Царя Бориса.
Слухи о том, что Царевич Дмитрий «на самом деле» спасся, а вместо него похоронен был в Угличе некий «поповский сын», ходили давно. Точно установить время их появления не представляется возможным. Во всяком случае, это случилось за несколько лет до того, как в 1604 году этот слух материализовался в образе расстриги Григория Отрепьева. Если подойти ко всей этой истории с прагматических и рационалистических позиций, то она сразу же окрасится в фантастические тона. Как говорил один герой А. П. Чехова: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!»
Русское же сознание, как уже говорилось, было в ту эпоху теоцентричным и эсхатологичным; оно воспринимало мир и все события его как дар Всевышнего, Которому ведомо всё и для Которого нет невозможного. Потому подобное событие и воспринималось как возможное, а для кого-то и желанное проявление метафизического мира.
Конечно, верили «чудесному спасению » далеко не все; можно даже сказать, что на первых порах в это почти никто и не верил. Проводилось же расследование, была официальная процедура похорон, на которой присутствовали именитые должностные лица, родственники погибшего и даже благочестивый митрополит Геласий. К тому же гроб с телом Царевича стоял в Угличе в храме открытым несколько дней, а к нему стекалось множество народа, в том числе и дворовых людей Нагих, знавших Дмитрия в лицо, так что «осуществить подмену » не было никакой возможности. Первопатриарх же Иов, как только возникли разговоры о самозванце, тут же обратился к пастве с окружным посланием, где называл истинное имя «похитителя» титула Царевича. Всё это имело воздействие, но далеко не на всех.
Нельзя не учитывать, что с тех пор, как погиб Дмитрий, прошло много лет, важные подробности его смерти и похорон забылись. Эта тема вообще была изъята из официального обращения более десяти лет. Как показало развитие событий, то была стратегическая ошибка правительства Бориса Годунова. Спохватились, когда слух о «спасённом Царевиче Дмитрии» начал приобретать характер своеобразной общественной пандемии.
Для некоторых родовитых, таких как Василий Шуйский или Фёдор Никитич Романов, появление самозванца открыто путь к политическому реваншу, к ниспровержению Бориса Годунова; Василий Шуйский потом в этом откровенно признавался. Этот боярин, стоявший у гроба с телом погибшего Цесаревича, принимавший участие в его погребении, всё прекрасно знал. Ни в какое «чудо Царевича» он не мог верить, так как упомянутое «чудо» являлось рукотворным.
Можно сказать, что в данном случае именно слух «родил героя »; точнее говоря, произвёл на свет одного из самых гротесковых антигероев Русской истории. Подробности «угличского чуда» описал в своих записках Жак Маржерет, который был близок к Лжедмитрию, возглавляя при нём отряд иноземной стражи самозванца, то есть являлся начальник его личной охраны. Уместно попутно заметить, что свою роль эти наёмники сыграли из рук вон плохо и не смогли уберечь своего повелителя от гибели в мае 1606 года.
По словам Маржерета, как только Нагие были отправлены в Углич, то у них возникло опасение за жизнь Царевича. Они «предугадали» коварный замысел Бориса Годунова и «нашли средство подменить его другим мальчиком »^*^ Что это был за мальчик и куда дели настоящего, обо всем этом не говорится ни слова.
Маржерет называет и точный год— 1600-й,—когда «разнеслась молва о Дмитрии Ивановиче ». Если это было действительно так, то невольно возникает предположение, что «дело Романовых» могло быть спровоцировано именно этим обстоятельством. Как уже говорилось, Григорий Отрепьев некоторое время подвизался на подворье Романовых, и не исключено, что разговоры о «чудесном спасении » и о его «подмене » там велись. В одном месте своих записок Маржерет даже называет Романовых вместе с Нагими боярскими родами, стремившимися «избавить младенца от грозившей опасности. Спасти же Царевича они иначе не могли, как только подменив его другим и воспитав тайно »^^^. Одного этого было достаточно, чтобы царская кара обрушилась на весь боярский клан. Конечно, всё это только предположения, но почти вся Лжедмитриада на этом построена; без них обойтись в данном сюжете невозможно.
Имеются указания на то, что, как сам уверял самозванец, его спасли «бояре и дьяки Щелкаловы». Об этом, например, повествует «Новый летописец ». Братья Щелкаловы — Андрей и Василий — занимали видное место в системе государственного управления конца XVI века. Особенно значимой фигурой был старший — Андрей (ум.1598), начавший занимать столь удивительные для дьяка влиятельные позиции ещё в эпоху Иоанна Грозного. В 1583 году он вёл переговоры с английским послом Иеремией Баусом (Боусом), который, не без трудностей покинув России, написал, что, когда он выехал из Москвы летом 1584 года, Никита Романов и Андрей Щелкалов «считали себя царями и потому так и назывались многими людьми».
Андрей Щелкалов поочерёдно возглавлял приказы: Разрядный, Поместный, Казанского Дворца. Борис Годунов, считая Андрея Щелкалова необходимым для управления государством, был очень расположен к дьяку, стоявшему во главе всех прочих дьяков в целой стране. Во всех областях и городах ничего не делалось без его ведома и желания. Борис Годунов, ценя Щелкалова за ум, ловкость дипломатическую, позже подвергнул его опале за «самовольство»: Андрей Яковлевич и его брат Василий «искажали росписи родословных людей и влияли на местнический распорядок, составляя списки административных назначений». Иными словами, обвинялись в самоуправстве и неправомочном использовании казённых средств. В 1594 году Андрей Щелкалов потерял все свои посты и отошёл от дел.
Его брат Василий, будучи младше Андрея на двенадцать лет, начал свою служебную карьеру дьяком Разбойного приказа, а в 1577 году возглавил влиятельный Разрядный приказ и оставался на этой должности до 1595 года, а затем возглавил Посольский приказ. В 1601 году потерял все посты и оказался в опале. Лжедмитрий оказал опальному Василию Щелкалову «великую милость»: вернул из изгнания и наградил чином окольничего. В этом решении нельзя разглядеть признака личной благодарности: самозванец всех, подвергавшихся преследованиям при Борисе Годунове, чествовал и возвышал. Если бы здравствующий Василий — брат Андрей уже преставился — был бы действительно «спасителем», то Щелкаловых надо было чествовать как родственников, а не только отмечать как служащих, пострадавших от Бориса Годунова.
Теория об участии Щелкаловых в деле «подмены» и спасения «истинного царевича» кажется фантастической. Так называемая «подмена» могла произойти в промежутке между 1584и1591 годами. Здесь возникает несколько контраргументов, которые невозможно фактурно опровергнуть. Во-первых, Щелкаловы, и особенно старший Андрей, в это время верные союзники Годунова. С какой стати им надо было ставить под удар карьеру и собственную жизнью, чтобы играть в пользу Нагих.
Во-вторых, чтобы «спасать» Дмитрия, надо было знать или хотя бы догадываться о подобном умышлении Бориса Годунова. Никогда и нигде подобное намерение не было зафиксировано; все утверждения об этом носят исключительно публицистический характер и предметного значения не имеют.
И наконец, в-третьих: если даже и допустить, что «истинный царевич » спасался месяцы или годы — тут нет ясности никакой — где-то в поместье или в московском доме у Щелкаловых, то ведь надо представлять общественные условия эпохи, чтобы исключить подобную возможность полностью. Никакое «дитя » не могло бы бесследно существовать ни у какого должностного лица; система государственного контроля и взаимного «пригляда» была так хорошо поставлена, что об этот вскоре неизбежно стало бы известно...
Летом 1604 года дело о «спасшемся» сыне Иоанна Грозного начало приобретать скандальный оборот, получило европейский резонанс. В июле в Москву прибыл посол Императора Священной Римской Империи, а проще говоря — Австрийского императора Рудольфа П (1552–1612, Император с 1576 года) барон Генрих фон Логау, которого сопровождала блестящая свита из почти ста человек. Суть миссии сводилась к возможности установления союза с Россией и получения от неё помощи в борьбе с турками и поляками. Высокий посланец пребывал в Москве с 1 июля по 29 августа 1604 года, но ничего не добился. Русский Царь и его ближайшие советники совершенно не собирались воевать за чужие интересы, да ещё и в союзе с «проклятыми латынами». В данном случае это не суть важно.
Интересно другое: на одной из аудиенций Логау призвал Монарха быть «предусмотрительными и осторожным», так как в Польше объявился некий человек, выдающий себя за сына Царя Иоанна, который нашёл в Польше «немало приверженцев ». Надо думать, что подобное «предупреждение» со стороны иноземца произвело тяжелое впечатление на Бориса Годунова. Он довольно резко ответил, что «может одним перстом разбить этот сброд и для этого даже не понадобится всей руки»^^.
К лету 1604 года Третий Царь уже хорошо был осведомлен о самозванце; разговоры и слухи о нём были так настойчивы, что Самодержец распорядился доставить из выксунского далека мать Царевича Дмитрия инокиню Марфу. В Новодевичьем монастыре в присутствии Патриарха он лично её опросил: как было дело в 1591 году и не случилось ли тогда «подмены».
Мария-Марфа, ненавидевшая Годунова всеми фибрами своей души — он ведь её. Царицу, и её родню сверг с царской высоты и превратил почти «в грязь дорожную», — отнекивалась, что-то невнятно лепетала, ссылаясь «на беспамятство». Но она всё помнила и ждала часа возмездия, взывала к Богу, чтобы покарал врагов и погубителей. Когда последняя жена Иоанна Грозного 18 июня 1605 года с триумфом въезжала в Москву в сопровождении дорогого «дитяти», то, наверное, испытывала безмерную радость, какую трудно с чем было и сравнить. Именно её признание в Лжедмитрии своего сына и стало последней преградой на пути торжества проходимца.
В «Пискаревском летописце», составленном в 40-х годах XVII века, содержится удивительный рассказ о том, что будущий самозваный «Царь всея Руси » во время своих скитаний по стране добрался и до Выксы, где пребывала Мария Нагая, теперь инокиня Марфа. «И неведомо каким вражьим наветом, — утверждал летописец, — прельстил Царицу и сказал ей воровство своё. И она ему дала крест злат с мощами и с камением драгим сына своего благоверного Царевича Дмитрия Ивановича Углицкого. И оттоле Гришка Рострига поиде в северские грады и попущением Божиим, наветом вражьим, скинул с себя иноческий образ и облекся в мирское одеяние, и начал мяса есть и многие грехи творить.
Подобное свидетельство, которое не встречается в других документах, может вызвать только недоумение. Невозможно поверить в правдивость данной истории; иначе Мария-Марфа будет выглядеть преступной и коварной заговорщицей, дискредитировавшей полностью монашеское звание...
Тем не менее именно позиция матери — Марии-Марфы — летом 1605 года сняла все препоны и отмела все сомнения в подлинности «Царевича Дмитрия». Маржерет, утверждая «подлинность» Лжедмитрия, вполне логично заключал: «Нельзя не обратить внимание на мать Дмитрия, и многих его родственников, которые, если это было бы не так, могли выступить с протестами »^^\ С позиции обычного человеческого «здравого смысла» так оно и должно было быть. Однако получилось совершенно иначе. Мать приняла правила предложенной шулерской игры. Скажи она хоть слово правды и вся эта преступная Лжедмитриада могла бы закончиться уже после «первого акта». Однако монахиня (!!!) этого слова не сказала, став одной из виновниц преступного торжества проходимца. Как видно, ненависть может лишить человека и разума и совести.
Прошло менее года, и 3 июня 1606 года Марфа уже торжественно встречала в Москве «мощи Царевича Дмитрия», и голосила «во всю Ивановскую», чтобы простили её грешную, виноватою «пред Царём (Василием Шуйским. — А.Б,), и пред всем Освященным Собором, и пред всеми людьми Московского государства, и всего более пред своим сыном. Царевичем, что долго терпела вору-расстриге, злому еретику, не объявляя о нём, и просила простить ей прежний грех и не подвергать её проклятию »^^^ И Шуйский её простил «от имени всех людей государства» (!!! — А.Б.) и поручил святителям молиться о ней, чтобы и Бог её простил...
Не только Мария-Марфа благоденствовала при бутафорском «Царе Димитрии». Процветали и её родственники. Так, Лжедмитрий пожаловал брату «Царицы Марии» Михаилу Федоровичу Нагому (ум. 1612) окольничего и значительную часть владений Бориса Годунова, включая малоярославскую вотчину с селом Белкином. После 1605 года Нагие заметной общественной роли уже не играли; этот род окончательного пресёкся в 1650 году со смертью стольника Василия Ивановича Нагого...
Третий Царь совсем не собирался игнорировать проблему «воскресшего Дмитрия » уже на ранней стадии её возникновения. Имелись надежные сведения, что самозванец собирает сторонников и намеревается вторгнуться в пределы государства. Будучи умным человеком и изощрённым политиком, Борис Годунов отнёсся к подобным известиям со всей серьезностью. Ему не представлялся опасным сам по себе самозванец; летом 1604 года ему была известна предыстория прохиндея. Однако Третий Царь не бездействовал и предпринял даже некоторые дипломатические шаги: отправил послание Императору Священной Римской Империи германской нации Рудольфу II. В нём говорилось, что «Юшка Отрепьев был в холопах у дворянина нашего, у Михаила Романова, и, будучи у него, начал воровати, и Михайло за его воровство велел его збити з двора, и тот страдник учал пуще прежнего воровать, и за то его воровство хотели его повесить, и он от тое смертные казни сбежал, постригся в дальних монастырях, а назвали его в чернецах Григорием.
Конечно, Самодержцу и в голову не могло прийти — такого просто никогда раньше в истории не случалось, — что царские подданные — русские православные люди! — через несколько месяцев чуть ли не табунами побегут «присягать» какому-то проходимцу, забыв все клятвы, обеты и анафемы.
Царя же особо беспокоило, что за спиной самозванца стояли польские покровители — давние и извечные враги России и русских. Он опасался, что дело идёт к большой войне, а потому летом 1604 года началась военная мобилизация, причём к делу формирования ополчения привлекались даже монастыри.
В записках Мартина Бера имеются интересные подробности первой стадии Лжедмитриады на Русской Земле. «Димитрий, уже честимый как Царевич многими Польскими вельможами, получил от них значительное вспоможение и, соединяясь с казаками, имел до 8000 воинов. С этим отрядом он начал своё дело, осадил Путивль и, благодаря содействию проклятого Отрепьева, овладел пограничным городом в октябре месяце, не сделав ни одного выстрела: жители Путивля покорились ему добровольно, как законному государю. Весть о таком происшествии ужаснула Бориса. Он сказал князьям и боярам в глаза, что это было их дело (в чем и не ошибся), что они изменою и крамолами стараются свергнуть его с престола. Между тем разослал гонцов по всему государству с повелением: всем князьям, боярам, стрельцам, иноземцам явиться к 28 октября в Москву непременно, угрожая отнять у ослушников имения и самую жизнь. На другой день разослал других гонцов, а на третий третьих, с указами такого же содержания. В течение одного месяца собралось более 100 000 человек... Строгие меры принудили всех идти к войску, которое, около Мартинова дня^^^ состояло уже почти из 200 000 человек.
В приведённой цитате два момента привлекают внимание. Во-первых, утверждается, что якобы существовало два персонажа: Царевич Дмитрий и Григорий Отрепьев. Последний являлся не только как бы агентом «царевича», но и выступал чуть ли не его альтер-эго. Позднее теорию «двух Дмитриев» развивал историк Н. И. Костомаров и некоторые другие любители несуществующих «тайн истории».
Подобная точка зрения была широко распространена среди обретавшихся на Руси иностранцев, которые все почти служили Лжедмитрию I, а многие потом перешли на службу и к Лжедмитрию И («Тушинскому вору»). Некоторые из них были убеждены, что в мае 1606 года в Москве свергли и убили не «Царевича Дмитрия», а пресловутого «Гришку Отрепьева». «Подлинному» же Дмитрию якобы удалось скрыться! Почитатель Лжедмитрия I, оставивший в своих записках просто панегирик самозванцу, — Жак Маржерет даже уверял читателей, что когда труп свергнутого авантюриста был вытащен на Красную площадь для всеобщего обозрения, то «он не был похож на себя».
Вторая интересная подробность, которая встречается в сочинении Бера, — это обвинение в измене и пособничестве врагу, которое осенью 1604 года бросил Борис Годунов боярскому синклиту. Какими Самодержец на тот момент сведениями располагал, мы точно не знаем, но ясно, что он уже и не сомневался, что самозванец — продукт боярских интриг. При этом, как не без удивления написал Н. М. Карамзин, Борис Годунов «не казнил ни одного человека за явную приверженность к самозванцу.
Знаток сложных хитросплетений того времени, С. Ф. Платонов написал: «Боярство не могло помещать ему (Борису Годунову. — Л.Б.) занять престол, потому что помимо популярности Бориса, права его на Царство были серьёзнее прав всякого другого в глазах народа по родству Бориса с угасшей Династией. С Борисом-Царём нельзя было открыто бороться боярству, потому что он был сильнее боярства, а сильнее и выше Бориса для народа была лишь Династия Даниловичей (Ивана Даниловича Калиты). Свергнуть его можно было только во имя её»^^^.
От тайных разговоров и глухих слушков дело «воскресшего Дмитрия» постепенно стало приобретать характер серьезного общественного движения против Бориса Годунова. 16 октября воинство самозванца перешло границу и вторглось на территорию России. За несколько же месяцев до того по стране начали распространяться «подметные грамоты», «прелестные письма» от имени «Царевича Дмитрия».
Уже сам по себе этот факт свидетельствовал о тот, что за спиной авантюриста стояли влиятельные и состоятельные силы, способные вести, как бы теперь сказали, «информационную войну». Нет никаких указаний на то, то эта кампания как-то и кем-то финансировалась из России. В то же время совершенно точно установлено, что «благодетелями » самозванца выступали «ясновельможные » польско-литовские покровители и сам Король Речи Посполитой. Деньги шли из Польши, а благословляли же всё это антирусское начинание «наместники кафедры Святого Петра» в Риме. Одним словом, это был, если воспользоваться современной фразеологией, «креативный международный проект» по сокрушению Православной России.
Для того чтобы была понятна суть преступной антрепризы под названием «Лжедмитриада », достаточно привести фрагмент из «подметной грамоты », где самозванец, обращаясь к Русскому народу, изрекал, что «он невидимою Десницею Всевышнего устранённый от ножа Борисова и долго сокрываемый в неизвестности, сею же рукою изведён на феатр мира под знамёнами сильного, храброго войска, спешит в Москву взять наследие своих предков, венец и скипетр Владимиров ». При этом он убеждал, что они свободны от клятвы Борису, который — «злодей богопротивный >И^. Самое отталкивающее во всей этой истории то, что свои тёмные дела сам авантюрист, как и его менторы, и приспешники, старались прикрыть «именем Божиим». Без подобной «сатисфакции» чего-то добиться на Русской Земле не было ни единого шанса ни у кого.
Подлинное происхождение Лжедмитрия и его эскапады до побега в Польшу в общих чертах хорошо известны. Первоначально Патриарх Иов озвучил перечень похождений, затем и другие писали, добавляя детали. Далеко не все историки этим свидетельствам верили, да некоторые и до сих пор не верят. Бог им судья! Нельзя же взрослого человека научить отличать свет от тьмы; подобное восприятие может открыть только «око духовное». А о ком же «оке» можно говорить, если для некоторого числа наших современников прошлое России — сплошной перечень злодейств, тьмы, дикости и невежества. С таковой публикой говорит вообще дело бессмысленное; из их писаний следует, что, оказывается, Лжедмитрий хотел «европеизировать Россию»!
Если отбросить словесную шелуху о «европеизаторских намерениях» Лжедмитрия I — единственного из самозванцев, захватившего престол Государства Российского, и фактического убийцы Царя Фёдора Борисовича и Царицы Марии Григорьевны — и опираться исключительно на аутентичные документы, то «родословие» проходимца достаточно хорошо известно. Его уже знал Патриарх Иов. В Соборном определении от июня 1604 года ясно и недвусмысленно говорилось: «Царь и Великий князь Борис Фёдорович всея Русии, с отцем своим святейшим Иовом Патриархом всея Русии, и с сыном своим благородным Царевичем князем Фёдором, со всем освященным собором с митрополиты, и архиепископы, и владыки и архимандриты, игумены и со всем своим царским синклитом, видя божеское на нас, за грехи наши, праведное прещение, яко известный всем и знаемый вор, чернец, бывший сын боярский, по реклу Отрепьев, бежав в ляхи, назвался Царевичем Димитрием, как всем ведомо, по приключению скончался во граде Угличе и погребён тамо>^.
Патриарх знал и лично «похитителя имени», который некоторое время служил при нём. Очевидно, именно поэтому самозванец и не рискнул встретиться с Первопатриархом, а въехал в Москву только тогда, когда Иов был насильственно изгнан из Москвы.
Происхождение Григория Отрепьева и его похождения в «допольский период» подробно передаёт «Новый летописец». Подобные свидетельства опирались на показания его матери, дяди и прочих родственников-галичан. Дядя Григория, Смирной-Отрепьев, оказался самым толковым свидетелем, и Царь Борис даже посылал его в Польшу для обличения племянника, но ничего из этого путного не получилось. Поляки не хотели ничего слушать, а встретиться дяде с племянником — «Царевичем Дмитрием» — не позволили. Они уже начали реализовать «эпохальный проект» Лжедмитрия.
Последующие историки добавляли второстепенные детали и нюансы, но ничего нового, нового по существу, так и не установили. Так как вокруг этого сюжета всё ещё бытуют разноречивые спекулятивные суждения, то уместно привести обширный фрагмент из летописного свода:
«В пределах московских есть город Галич''®^ В нём же живут в имениях своих множество воинов. Среди тех галичан жил сын боярский по имени Замятия Отрепьев^®^ У него же было два сына: Смирной да Богдан. У того же Богдана родился сын Юшка. И когда он подрос, отдали его в Москву на учение грамоте... и был [он] грамоте весьма горазд, и в молодости постригся [в монахи] в Москве... и пришел в Суздаль, в Спасо-Евфимьев монастырь. Архимандрит же Левкий, видя его юный возраст, отдал его под начало духовному старцу. Он же жил в том монастыре года, и из того монастыря ушел и пришёл в монастырь Спасский на Куксу"’®'*, и жил там двенадцать недель. И, услышав о деде своем Замятие, что тот постригся в Чудовом монастыре, пришел в Чудов монастырь, и в Чудове монастыре жил и был поставлен в дьяконы. Патриарх же Иов, слышав о нём, что он научен грамоте, взял его к себе к книжному письму. Он же жил у Патриарха и начал составлять каноны святым. Ростовский же Митрополит Иона, видя его у Патриарха, возвестил Патриарху, что сей чернец дьяволу сосуд будет. Патриарх же не поверил ему.
Он же [чернец Гришка], окаянный, живя у Патриарха в Чудовом монастыре, многих людей вопрошал об убиении Царевича Димитрия и проведал об этом подробно... [Гришка] в шутку говорил старцам: “Царь буду на Москве”. Они же на него плевали и смеялись. Тот же преждереченный Митрополит Ростовский возвестил самому Царю Борису, что сей чернец самому сатане сосуд. Царь же Борис, услышав такие слова, повелел дьяку Смирному Васильеву послать его [Гришку] на Соловки под крепкое начало. Тот же Смирной сказал [об этом] дьяку Семейке Евфимьеву. Тот же Семейка был Гришке родственник и молил Смирного, чтобы его сослал не сразу, а хотел о нём хлопотать. Дьявол же его [Гришку] укрывал: положил Смирному [это дело] в забвение, и [тот] царский приказ позабыл.
Он же, Гришка, узнав об этом, побежал из Москвы, и прибежал в галичский монастырь, к [Преподобному] Якову на Железный Борок'’^^ и, немного пожив тут, ушел в Муром, в Борисоглебский монастырь, а в Борисоглебском монастыре строитель дал ему лошадь и отпустил его. Он же, Гришка, пошел на Северщину"*^^, и пришел в Брянск, и в Брянске сошлись с ним такие же воры чернецы Мисаил Повадин с товарищем. С ними же [Гришка] соединился и пошел в Новгородок Северский в Спасский монастырь, и тут пожил немного. Тот же окаянный Гришка жил у архимандрита в кельи, и отпросился у архимандрита с теми же окаянными старцами в Путивль, сказав, что: “Есть де у меня в Путивле, в монастыре, родня”. Архимандрит же [об обмане] не догадался, и отпустил их в Путивль, и дал им лошадей и провожатого. Он же, окаянный Гришка, написал память: “Аз есмь Царевич Димитрий, сын Царя Ивана; как буду на престоле отца своего в Москве, и я тебя пожалую за то, что ты меня принял в своей обители”. И ту память оставил у архимандрита в кельи...
Тот же Гришка с товарищами пришли в Киев. В Киеве же воеводствовал князь Василий Константинович Островской и держал православную веру крепко. Увидев их, был он рад и повелел тому Гришке служить у себя обедню. Он же [Гришка] ему полюбился, и послал его [князь] в Печерский монастырь и повелел его там покоить и беречь во всем. Тот же Гришка жил в монастыре не по христианскому обычаю: всякую скверну творил и мясо ел. Видя его скверную жизнь, возвестили [о том] архимандриту; архимандрит же возвестил князю Василию. Князь же Василий, о том услышав, повелел его поймать и казнить. Враг же его [Гришку] хранил, ведя его к последней погибели. Сведав о том, бежал [Гришка] из монастыря, и низверг с себя иноческий образ и облекся в мирское платье, и побежал к князю Адаму Вишневецкому"*®^ в его город...
В силу родовой ангажированности «Новый летописец» не упоминает о службе Григория Отрепьева у бояр Романовых на Варварке, где он подвизался ещё до службы у Патриарха...
«Царевич Дмитрий » обнаружился в польско-литовской Речи Посполитой где-то в конце 1602 года, а уже весной 1604-го был представлен Польскому Королю Сигизмунду в Кракове, который его «признал » и выделил средства самозванцу. Этот момент и стал подлинным началом преступной антрепризы под названием «Лжедмитриада». Затем был сбор «воинства», переход русской границы.
Авантюрист и его шайка, при непосредственной поддержке польско-католических кругов, развязали в России, по сути дела, гражданскую войну. Как казалось, перелом наступил 21 января 1605 года, когда воинство самозванца было разгромлено у деревни Добрыничи. Армия самозванца обратилась в беспорядочное бегство; «быстрее ветра» неслись восвояси польские конники, числом в несколько сот человек. Вместе с ними уносил ноги и Лжедмитрий, едва избежавший гибели, ускакав, как выразился Н. М. Карамзин, «в беспамятстве страха» на раненой лошади в пограничный Путивль. Исаак Масса сообщал о 8000 погибших с польской стороны и о 6000 — с русской. Но думается, что цифры русских потерь здесь явно завышены. Карамзин приводил более адекватные данные: русское воинство потеряло пятьсот россиян и двадцать пять нeмцeв^^^.
Попавшие в плен к царским войскам дети боярские, стрельцы и казаки были повешены. Царская кара была жестокой и заслуженной, и казалось, что Борис Годунов одержал, может быть, самую важную в своей жизни победу. Хотя самозванца и не поймали, вначале решили, что он был убит, но все явные изменники, как и те, которые готовы были изменить при случае, оцепенели от ужаса. Казалось, что в облике Бориса Годунова снова является на Русь Грозный Царь Иоанн, тот, преставившийся за двадцать лет до того, при котором никакой прохиндей не смог бы никогда найти ни одного сторонника на Русской Земле. Но так только казалось.
Вся трагедия по-настоящему только начиналась. Наступило 13 апреля 1605 года, и, как бесстрастно повествует летописец, «после Святой недели в канун [праздника] Жен Мироносиц Царь Борис встал из-за стола, после кушанья, и внезапно пришла на него болезнь лютая, и едва успели постричь его [в монахи]. Через два часа от той же болезни [Царь] и скончался. Погребен был [царь Борис] в соборе Архистратига Михаила в приделе Ивана Спасителя Лествицы, где же погребен Царь Иоанн Васильевич с детьми».
Борис Годунов умер около 15 часов в царском тереме, успев благословить на Царство сына Фёдора и приняв перед кончиной иноческий образ с именем Боголепа. С его смертью закончилась одна эпоха и началась другая — одна из ужаснейших в истории России.
История — великая загадка. Как неожиданно, как непостижимо и неотвратимо дела минувшего вдруг оживают, актуализируются через десятилетия и века. Конечно, то, что называется «укладом жизни», то, что именуется «человеческой повседневностью», никогда и никуда не возвращаются. Но узловые общественные проблемы, противостояния, национальные и государственные смыслы вдруг оживают через эпохи. В этом отношении драматургия Русской истории конца XVI — начала XVII века звучит необычайно злободневно.
Один из Отцов Церкви и родоначальник христианской философии истории (историософии) Блаженный Августин (354–430) в своей «Исповеди» заключал: «Совершенно ясно одно: ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трёх времен, прошедшего, настоящего и будущего. Правильней бы, пожалуй, говорить так: есть три времени — настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего. Некие три времени эти существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего — это память; настоящее настоящего — его непосредственное созерцание; настоящее будущего — его ожидание »^^^.
Формула Августина вполне соответствует и современным научным представлениям. «История ничему не может нас научить, — заключает специалист в области семиотических исследований, — исторический опыт не есть нечто абсолютное и объективно данное, он меняется со временем и выступает, в сущности, как производное от настоящего »'*^^ Познавательный импульс — «настоящее прошедшего», актуализирующий давние исторические события, — придаёт им значимость и востребованность через годы, века и тысячелетия.
Чем значим для нас, людей, живущих в XXI веке, отрезок Отечественной истории четырёхсотлетней давности? Может ли та давняя эпоха быть актуально-познавательной, но главное — назидательной для поколения Интернета? Ведь, по расхожему мнению, ушедшее время — это кладезь историй забавных и трагических, но в равной степени невозвратно прошедших. Всё это — «лавка старьёвщика», предметы которой интересны только любителям старины. Но так может казаться только поверхностному уму.
Антураж времени, конечно же, меняется, порой до неузнаваемости, но суть нравственных проблем и дилемм человеческих остаётся всегда одной и той же. Что есть добро и зло, как соотносятся личное и общественное благо? Что есть счастье и какой ценой его можно добиться? Где тот предел, который нельзя переступать, чтобы не потерять звания человеческого? Где и как отыскать цель, но главное — смысл жизни? Может ли таковой «смысл» находиться за пределами овеществлённого мира и существует ли вообще подобный мир? Что значит Родина и каковы те жертвы, которые обязан по зову сердца приносить гражданин для её сохранения и защиты?
Обозначенные вопросы если и возникают, то преимущественно в нерелигиозной, секулярной среде, у людей, не чувствующих и не понимающих, что наряду с миром физическим, наличествует и мир метафизический, существующий по своим сверхрациональным установкам и импульсам. Христоцентричное сознание давным-давно всё это постигло и объяснило, так как опиралось в своих размышлениях, суждениях и оценках на признание Абсолюта. Истина — Одна. Она — вечна, неизменна и неизъяснима — Иисус Христос. Потому нравственность отдельного человека и целых сообществ оценивается православной христологией только с той точки зрения, в какой мере они приближались или удалялись в своей деятельности, в своих поступках и намерениях от Абсолютного Эталона.
Если воспринимать личность Бориса Годунова в данной системе мировоззренческих координат, то она неизбежно предстанет в светлых тонах, так как лишится налёта давних текущих пристрастий и черной ретуши современников и последующих описателей событий.
Что, собственно, «вменяют в вину» Борису Годунову уже более четырёхсот лет? На бесконечном «суде истории» Третьему Царю неизменно «предъявляют» два «главных эпизода»: убийство Царевича Дмитрия и преследование своих оппонентов и противников, в первую очередь бояр Романовых.
В случае с Дмитрием Иоанновичем обвинители так и не смогли предъявить ни одного свидетельства, ни единого документа, сколько-нибудь надёжно удостоверяющего, хотя бы косвенно, причастность Бориса Годунова к происшествию в Угличе. Существуют категорические утверждения и трагические картины-описания, но это всего лишь — человеческие домысли, которые никак не могут стать подлинным фактом.
Во втором случае — мотивация «акции » так неопределённа, а само «дело» так запутано и невнятно, что выносить категорические суждения просто не представляется возможным. К тому же необходимо принимать в расчёт, что Годунов жил и правил по законам своего времени, когда преследование личных явных и тайных недоброжелателей являлось непременным инструментом политической практики коронованных особ всех стран и народов. В этом отношении Годунов никоим образом не представлял какой-то исключительный пример. Если правление его и являлось уникальным, то только в том смысле, что никто из врагов и злопыхателей Миропомазанника не был лишён жизни по его приказу.
Если же убрать указанные пункты «обвинения», то Борис Годунов окажется значительной исторической личностью, что называется «денно и нощно» радевшей о Русской Земле, об Отечестве, после воцарения ставшем для него родовой «отчиной». И восстание, восстание словом и делом, против Третьего Царя явилось национально-духовной катастрофой, оказалось мятежом против России.
Говоря о другой катастрофе — свержении в 1917 году монархической системы, замечательный русский мыслитель В. В. Розанов (1856–1919) в 1918 году поставил точный диагноз: «Мы умирает от единственной и основной причины: неуважения себя. Мы, собственно, самоубиваемся», а значит, «пришло время смерти.
Подобное «время смерти» наступило и в начале XVII века. И началось оно с того момента, когда в сознании людей произошло разделение клятв перед Лицом Божиим на «нетвердые» и «истинные». Царь оказался, по мнению немалого числа людей, «плохим », а стало быть, ему можно было изменять в угоду своим мелким желаниям, эгоистическим хотениям и сиюминутным страстишкам.
Виновными в крушении Русского Царства в эпоху Смуты так или иначе, но оказались все. С нелицеприятной откровенностью говорил о том участник и очевидец событий дьяк Иван Тимофеев:
«Поищем у себя и все усердно постараемся, прежде всего, уяснить то, за какие грехи, не бессловесного ли ради молчания наказана наша земля, славе которой многие славные злобно завидовали, так как много лет она явно изобиловала всякими благами; ибо согрешили (все) от головы и до ног, от великих до малых, т. е. от святителя и царя, от иноков и святых. И если кто захочет (описать) по порядку все злодеяния — как эти, так и те, которые могли разжечь против нее неизменное Божие определение, — поставлен будет в затруднение, — какое из них могло раньше других возбудить ярость гнева у Судии: от одного ли какого-то неистового греха, как от многоголового змея, могущего своею тяжестью заполнить место всех зол, или от всех зол в совокупности, собранных в одно место, произошло все наше наказание? И если кто и начнет по именам их (злодеяния) исчислять или прочитывать и прочее, то, обессилев, бросит писательскую трость, не перечисливши по порядку всего множества злодеяний »'’^\.
В 1917 году произошло то же самое! После падения Монархии в стране начался хаос и распад, как и тремя веками ранее.
С 1605 по 1613 год, до избрания на Царство Михаила Романова, в России объявилось более десяти «царевичей», выдававших себя за детей и внуков Иоанна Грозного, у каждого из которых находились сторонники и приспешники. По словам очевидца событий Ивана Тимофеева, в период Смуты «в разных местах по отдельным городам начали возникать многие срамные и лживые цари из мельчайших и безымянных людей; больше же всего они ставились из среды последних страдников в безумном шуме городской чернью всей земли, досаждая этим законным царям; глядя на этих появившихся перед нами захватчиков, развращались и люди всей земли.
На авансцене же политического действия «прогарцевало» семь правительств. Лжедмитрия I, Василия Шуйского, Лжедмитрия II («Тушинского вора»). Семибоярщины, Лжедмитрия III (некоего Сидорки) и два правительства так называемого «Совета всей земли ». Каждое из череды этих новоявлений претендовало на свою «законность», и все известные современники, но главное — описатели событий, как русские, так и иностранцы, так или иначе были причастными к деятельности того или иного самозваного органа, то есть фактически «замарались в событиях».
Замарались все. Могут сказать, что «такого не бывает», когда все виноваты перед Богом и перед памятью потомков. Бывает. Существует один вечный, на все времена, пример: история возникновения, расцвета и крушения Царства Израильского. Та великая эпопея взлёта и падения Божьего установления подробно изложена в Ветхом Завете, а фактурно дополнена летописцем и очевидцем последнего акта государственного самоуничтожения историком Иосифом Флавием, умершим около 100 года от Рождества Христова^^^.
Русское Православное Царство, возникшее в XVI веке, в начале XVII века фактически пало; фрагментировалось до мельчайших подробностей. Жестокая и кровавая гражданская война и иностранная интервенция, когда каждый был против всех, а все и всё — против каждого, нанесли страшный урон стране. Хотя никто не смог подсчитать точно людские потери в эпоху так называемой «Смуты», но, безусловно, они были огромны и исчислялись миллионами погубленных жизней. И это-то при общем населении страны чуть более десяти миллионов!
И провалилась Русь в эти «пределы адовы» по «доброй воле», после страшного клятвопреступления — Цареубийства.
Вот когда обрушились действительные «кары небесные», доводившие людей порой просто до невменяемого состояния. После провала всех самозваных правителей и правительств сознанием именитых и родовитых овладевала просто безумная идея: для умиротворения страны «призвать на Царство» иностранца!
Это одна из самых позорных страниц истории России, когда клика из семи бояр (Семибоярщина), заключила после свержения Василия Шуйского 17 августа 1610 года договор с поляками о «признании Русским Царём» сына Польского Короля Сигизмунда III принца Владислава (1595–1648) из шведской Династии Ваза"*^^. Закордонный Королевич в Москву не приехал; вместо него «присягу принял» гетман Станислав Жолкевский. Семеро высокородных князей и бояр, «людей высокой чести», творили чёрное, бесчестное дело: впустили в Москву польские войска, выдали им на растерзание и Русскую Землю, и несчастного поверженного Царя Василия Шуйского и даже начали чеканить монету от имени Царя «Владислава Жигимонтовича ». Кстати сказать, одним из этих бояр-предателей оказался Иван Никитич Романов (ум.1640), один из тех, кого Борис Годунов якобы «истязал» и «морил голодом», но так и не смог «извести»...
Боярские попытки «отыскать Царя », в том числе и за русскими пределами, обосновывались представлениями, что «бывало же такое встарь »! Тут, конечно же, возникал образ легендарного Рюрика, призванного русичами на власть в IX веке; случай, описанный всеми древнейшими русскими летописями.
Однако летописное предание обрисовывало ситуацию, совершенно не похожую на ту, что сложилась почти семь веков спустя. Рюрик (ум. 879) — летописный основатель государственности Руси, варяг, новгородский князь и родоначальник княжеской, ставшей впоследствии царской Династии Рюриковичей, последним представителем которой и оказался Царь Фёдор Иоаннович, преставившийся в 1598 году. Когда Рюрик"*^^ был «призван», то России как государства ещё не существовало. Это был только прообраз или протогосударство, являвшее на практике конгломератом славянских племён. к концу XVI века положение было принципиально иным. Русь-Московия — обширное и сильное Православное Государство. Когда же оно «обезглавилось», то православные люди, что, вполне естественно, пытались разгадать сакральный смысл возникшего испытания и найти промыслительное решение.
Борис Годунов принял скипетр и державу государства Российского не потому, что был самым «сильным», а в первую очередь потому, что был наиболее «достойным». Это его качество установили Первопатриарх, церковный синклит и Земский собор. С формально-правовой точки зрения данное обстоятельство безусловно легитимизировало права нового Царя и новой Династии, хотя в боярско-аристократическом сознании подобная легитимизация не имела безусловного значения.
Принципиальнейшее отличие случая Рюрика от ситуации Бориса Годунова состояло в том, что первый не являлся христианином, а второй им был и по рождению, и по воспитанию. Никто, даже из числа самых непримиримых врагов Третьего Царя, обвиняя его невесть в чём, никогда не ставил ему в вину личное неблагочестие. Как говорилось в Утверждённой грамоте Царя Михаила Фёдоровича Романова в 1613 году, Борис Годунов правил семь лет «во всём благочестиво и бодроопасно »^^*.
И духовная катастрофа июня 1605 года состояла именно в том, что свергали и убивали тогда законного правопреемника и православного венценосца — Фёдора Борисовича Годунова. Многие были потом уверены, что данный кровавый акт — возмездие Царю Борису за его «злодейства ». Настроенный к Царю Борису Фёдоровичу без излишний предубеждённости князь И. М. Катырев-Ростовский написал через два десятка лет после катастрофы июня 1605 года: «Царь Борис красой цвёл и внешностью своей многих людей превзошёл; роста был среднего; муж удивительный, редкостного ума, сладкоречивый, был благоверен и нищелюбив, распорядителен, о государстве своём много заботился и много хорошего по себе оставил. Один лишь имел недостаток, отлучивший его от Бога: к врачам был сердечно расположен, а также неукротимо властолюбив; дерзал на убийство предшествовавших ему царей, от этого и возмездие воспринял »^^^.
Князь знал Царя Бориса лично, так как служил при нём стольником, и вместе с отцом подписал избирательную грамоту Царя Бориса. Однако он запечатлел нелепости насчёт «дерзостей» Третьего Царя, который ни к каким злоумышлениям на жизнь ни Иоанна Грозного, ни Фёдора Иоанновича не имел касательства. Но таково было время, такова была уже мировоззренческая традиция, когда Катырев-Ростовский, умерший в 1640 году, составлял свою «повесть». На дворе стояло «время Романовых». Князь, являвшийся шурином Михаила Фёдоровича Романова, играл заметные роли при Царе новой Династии. Ведь именно убийство Фёдора Борисовича Годунова открывало Романовым путь к Престолу Государства Российского, и этот трагический и преступный акт требовал объяснения, а по сути дела — оправдания. Князь подобную «потребное моменту» объяснение и предложил...
Хотя истолкование Промысла, то есть Воли Божией, не может стать предметом «истолкования» светского автора, но тем не менее трудно удержаться от предположения, что вся последующая многолетняя кровавая драматургия Русской истории — кара русским людям за отступления и предательства, ниспосланная свыше.
Конечно, нельзя сбрасывать со счетов, что «избрание», «призвание» Царя в 1598 году явилось потрясением традиционных верований и представлений, касавшихся верховной власти. О Рюрике помнили только избранные «книжники», интеллектуалы той поры. Основная же масса людей Московского Царства знала, что в Москве более трёх веков «престолом владели» исконные правители — Даниловичи, потомки первого удельного князя Московского (с 1271 года) Даниила Александровича (1261–1303), ведшего своё родословие от Рюрика и являвшегося сыном благоверного святого Князя Александра Невского!
Род Даниловичей пресёкся в 1598 году, а потому все последующие цари-правители представлялись «незаконными», «неприродными», «неродовыми». Подобная народная «генеалогия» весьма сильно способствовала успеху Лжедмитрия I и чрезвычайно беспокоила как пришедшего ему на смену Василия Шуйского, так и первых Царей из Династии Романовых — Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича.
В период Смуты вошло уже почти в привычку не только «избирать», «выкликать», «назначать» царей, но и их низвергать! Русские люди, особенно самые общественно активные и ближе всего стоявшие к событиям — стрельцы, приказные и посадские люди и «вольные казаки », — переставали относиться к царскому институту именно как к святыне.
В этом отношении боярство, фактически и разнуздавшее подобное мятежное людское своеволие, само оказалось заложником ситуации. Первой их попыткой умирить взвихрённое человеческое море стало «призвание» Василия Шуйского. Опыт оказался и провальным, и позорным. Потом именитые и родовитые ухватились за преступную иллюзию отыскать правителя на стороне, заключили «сделку с дьяволом», стремясь добиться умиротворения под дланью шведско-польского принца.
Только третья попытка, окрашенная неимоверной кровью и страданием, принесла желаемый для всех мир. В феврале 1613 года Собор Земли Русской единомысленно призвал на Царство юного Михаила Фёдоровича Романова. На самом январско-февральском соборе 1613 года вначале бушевали великие страсти. Претендентов было немало: несколько местных князей, польский принц Владислав, шведский принц Карл-Филипп, избранный новгородцами, находившими под шведской оккупацией, сын Марии Мнишек и Лжедмитрия II Иван, сыновья татарских ханов. Но всё довольно быстро прояснилось, и страсти улеглись. Выбор пал на шестнадцатилетнего Михаила Романова — двоюродного племянника Царя Фёдора Иоанновича.
В 1613 году априори никакого бесспорного фаворита не существовало. Речь здесь шла не о «выборе» как некоей механической процедуре получения максимального числа голосов тем или иным претендентом, а об установлении «достойности ». О православном восприятии процедуры цареизбрания очень хорошо написал генерал М. К. Дитерихс (1874–1937), занимавшийся расследованием обстоятельств убийства Царской семьи в Екатеринбурге в июле 1918 года. Он составил об обстоятельствах того злодеяния подробный отчет. Одновременно генерал провел историческую реконструкцию народных представлений о царской власти, в системе понимания которых события 1613 года имели ключевое значение.
«К Михаилу Фёдоровичу Романову, — писал М. К. Дитерихс, — нельзя применить определения, что он был “выборный царь”, так как те действия, которые имели на Земском Соборе 1613 года, совершенно не подходят к понятиям о “выборах”, установленных правилами и тенденциями современных “гражданских идей”... Дебаты на Земском Соборе сосредотачивались не на вопросе “кого избрать”, а на вопросе “кто может быть царем на Руси” соответственно тем идеологическим понятиям о власти, которые существовали в то время в русском народе “всея земли”... Земские люди 1613 года, собравшись на “обирание” Государя, предоставляли “избрать” Царя Господу Богу, ожидая проявления этого избрания в том, что о Своем Помазаннике Он вложит в сердце “всех человецех единую мысль и утверждение”.
Царя посылает людям Господь, и посылает тогда, когда они сподобятся заслужить Его милость. И удел земных — разглядеть этот промыслительный дар и принять с благодарственной молитвой. Таков высший духовный смысл события, происшедшего 21 февраля 1613 года в Успенском соборе Московского Кремля.
В истории никогда не бывает прямых событийных совпадений, но на уровне духовно-семиотическом диспозиционная сопоставимость исторических явлений существует. В случае со вторым явлением Царства на Руси знаковую перекличку можно найти не в анналах отечественной истории, а в событии, произошедшим почти за две с половиной тысячи лет до того. Речь идет об истории ниспослания царя израильскому племени, изложенной в ветхозаветной Первой Книге Царств.
Как явствует из библейского повествования, у израильтян тоже было «нестроение», разрушительное общественное безначалие, вызванное неправедностью властителей-судей. Народ захотел иметь во главе себя Царя, «чтобы он судил нас, как у прочих народов» (1 Цар. 8,5). С этим ходатайством старейшины обратились к Самуилу — последнему великому судье Израиля. Самуил же молитвенно обратился к Господу. И Он, услышав зов народа и молитву верного Себе, открыл имя будущего Царя. Этот отрок ничем не был примечателен, принадлежал к одному «из меньших колен Израилевых», но, по неизъяснимому Промыслу Всевышнего, удостоился Царского служения. Хотя Самуил, передав Волю Всевышнего народу, предупреждал соплеменников об угрозе произвола правителя, получившего неограниченную властную прерогативу, но народ был непреклонен: «Пусть Царь будет над нами » и «судить будет Царь наш, и ходить пред нами, и вести войны наши» (8,19–20).
Сам Саул, имя которого в буквальном переводе значит «испрошенный», и не подозревал о грядущем царском предназначении. Библия не сохранила свидетельств того, как Саул реагировал, узнав про свою царскую участь. Библейский рассказ позволяет заключить, что молодой человек, очевидно, был глубоко потрясен. Он полностью и безропотно подчинился всем распоряжениям Самуила, который и помазал Саула на Царство. Бог же наделил Своего избранника даром пророчества и «дал ему иное сердце»(10, 9). Когда же надо было явиться народу, Саул настолько перепугался, что скрылся от глаз людских. С помощью Божией его отыскали в «обозе» и явили всем коленам Израиля. И тогда Самуил обратился к народу и сказал: «Видите ли, кого избрал Господь? Подобного ему нет во всем народе. Тогда весь народ воскликнул и сказал: да живет Царь!» (10, 20–24).
Даже при самой тщательной документальной реконструкции ситуации 1613 года, значение события, его внутренний смысл невозможно постичь без учета промыслительного предопределения. Все фактурные доказательства и логические аргументы всё-таки не проясняют главного: почему же именно Михаил Романов стал Царем на Руси? Михаил Романов мало кому был известен, родители своего отпрыска на престол, как бы теперь сказали, не «лоббировали». Отец Фёдор Никитич, принявший монашество в 1601 году под именем Филарета, томился в польском плену; мать, принявшая постриг под именем Марфы, находилась в монастыре. Все главные боярские роды, передравшиеся за свои преимущества, фактически склонились в пользу царя-иностранца.
И святой праведный Патриарх Ермоген (Гермоген) в своем молитвенном усердии распознал имя будущего Царя и назвал его задолго до собора'·^^ Народ и все делегаты Собора, просвещенные Святым Духом, склонились безропотно в пользу единого решения. Как заметил С. Ф. Платонов, «по общему представлению. Государя сам Бог избрал, и вся земля Русская радовалась и ликовала.
Участник тех событий келарь Троице-Сергиева монастыря (лавры) Авраамий Палицын заключал, что Михаил Фёдорович «не от человека, но воистину от Бога избран». Он видел доказательство этой исключительности в том, что при «собирании голосов» на Соборе не случилось никакого разногласия. Сие же могло случиться, как заключал Авраамий Палицын, только «по смотрению Единого Всесильного Бога»'’^^.
Уже после избрания Михаила, после рассылки грамот о том «во все концы Русской Земли», и после присяги и крестоцелования в Москве не знали, где находится новый Царь. Направленное к нему в начале марта 1613 года посольство отбыло в Ярославль или «где он. Государь, будет». Избранник же скрывался в костромской родовой вотчине Домнино, а позже вместе с матерью переехал в Костромской Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь, где его и отыскала делегация Земского Собора. Первоначально и сама инокиня Марфа, и её сын наотрез отказались от царской участи. Еще были памятны все измены и предательства, совершенные после клятв верности и по отношению к Борису Годунову, Фёдору Годунову и по отношению к Лжедмитрию и Василию Шуйскому.
На заре христианского обращения Руси Церковь играла роль наставницы и творца исторического облика власти и страны, теперь же, по прошествии более шестисот лет. Церковь являлась хранительницей русской государственности.
После многочасовых молитв, увещеваний, просьб и слез согласие Михаила было получено, а мать его благословила. Михаила Фёдоровича провозгласили торжественно Царём 14 марта 1613 года.
Удивительный исторический акт национального единения, который в современных выражениях, можно назвать и «пафосной ораторией», и «патетической симфоний», происходил в центре Ипатьевского монастыря — Троицком соборе. Храм этот был воздвигнут при Фёдоре Иоанновиче заботами Царицы Ирины Фёдоровны, умершей монахиней в 1603 году, и её брата Бориса Фёдоровича Годунова, ставшего в 1598 году Царём.
Годуновы чтили Ипатьевский монастырь под Костромой, так как, согласно преданию, относящему к XIV веку, родоначальником рода Годуновых являлся татарский мурза Чет (или Чета), принявший Православие под именем Захария, перешедший на службу к московским князьям и основавший эту обитель. На этом месте ему было видение Божьей Матери с предстоящими апостолом Филиппом и священномучеником Ипатием Гангрским, результатом которого стало исцеление Чета-Захарии от болезни. В благодарность за это на этом месте и был основан монастырь.
При Годуновых монастырь украсился и архитектурными строениями, и произведениями церковного искусства. В подклети Троицкого собора были погребены родители Царя Бориса — боярин Фёдор Иванович и Степанида Ивановна, тесть и тёща Царя Федора Иоанновича. Торжество новой Династии у алтаря храма стало своеобразным символом исторической преемственности.
Конечно, никто подобную событийную композицию специально не создавал и не режиссировал, да никто её тогда и не осознавал. Однако трудно удержаться от предположения, что и в этом необычном стечении обстоятельств проявился некий промыслительный знак.
Михаил Романов был благословлён на Царство чудотворной иконой Божией Матери, получившей название Фёдоровской. Она явилась на Руси еще в XII веке, именовалась Городецкой, по месту своего нахождения — Городца на Волге. В 1239 году, в эпоху Батыева разорения, явила своё чудодейство и стала называться Фёдоровской, так как заняла свое место в церкви Святого великомученика Фёдора (Феодора) Стратилата, погибшего в начале IV века от рук римских язычников. С этой иконой впереди и шествовала процессия из Костромы в Ипатьевский монастырь, и именно с этим образом Богоматери связывала свои упования инокиня Марфа: «Тебе, Владычице, поручаю сына моего! Да будет Твоя святая воля над нами».
2 мая 1613 года Царь Михаил Фёдорович торжественно въехал в Москву, all июля 1613 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялось венчание его на Царство.
В событиях 1613 года победили не мирские страсти, не «политические технологии», не групповые интересы, а религиозная Идея. Михаил стал Царём не по воле родовитых и именитых, не в силу прагматических или корыстных расчетов тех или иных сил, а давлением народной массы, уставшей от нестроений и разрухи, и по предуказанию святого Гермогена Патриарха Московского и всея Руси.
Введение
1. Митрополит Иоанн. Русская симфония. Очерки русской историософии. СПб., 2009. С. 187.
2. Недавно вышло весьма содержательное исследование, посвященное князю Рюрику, которое уместно рекомендовать всем, интересующимся этим героем. См.: Пчелов Е. В. Рюрик. М., 2010.
3. Карамзин Н. М. О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях//Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века. Н. М. Карамзин. М., 2001. С. 86–87.
4. Канонизирован в 1989 году.
5. Платонов С. Ф. Русская история. М., 1996. С. 129.
6. Керенский А. Ф. История России. Иркутск, 1996. С. 66.
7. Преподобный Дионисий, в миру Давид Зобниновский, преставившейся в 1640 году, с 1605 года был архимандритом Старицкого Богородицкого монастыря, а в 1619 году, по воле Патриарха Гермогена, стал настоятелем Троице-Сергиевой лавры.
8. Россия перед Вторым Пришествием. Материалы к очерку русской эсхатологии / Сост. С. и Т. Фомины. Т. 1–2. М., 2002. Т. 1. С. 248.
9. Карамзин Н.М, История государства Российского. Т XI. Гл. III. С. 276.
10. Сахаров А.Н, Триумф и трагедия Лжедмитрия// ЮНЕСКО. История человечества. М., 2003. Т. VIII. С. 179.
11. Митрополит Иоанн. Указ. соч. С. 193.
12. Документальный сборник// Грозный Царь Иоанн Васильевич. М., 2009. С. 309–310.
13. Полное название — Свято-Успенский Княгининский женский монастырь. Основан в 1200 году Великим князем Владимирским Всеволодом III по настоянию жены княгини Марии, которая приняла там постриг с именем Марфы. Отсюда и второе название — Княгинин.
14. Пушкин А. С. Собрание сочинений в десяти томах. М., 1981. Т. 10. С.337.
Глава 1
15. Замысел Пушкина и соответствие пушкинских героев историческим показаниям проанализировано в целом ряде специальных работ. Отметим только наиболее значимые: Базилевич К.В, Борис Годунов в изображении Пушкина//Исторические записки. Т. 1. М., \ЭЪ1'.Городецкий Б.П, Драматургия Пушкина. М.—Л., 1953; Благой Д. Д. Мастерство Пушкина. М., 1955; Рассадин С. Б. Драматург Пушкин. М., 1977.
16. Пушкин А. С. Собрание сочинений в десяти томах. М., 1981. Т.П. С. 204.
17. Там же. C.IS9.
18. Даль. В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1989. С. 146.
19. Пушкин А. С. Собрание сочинений в десяти томах. Т. 9. С. 343.
20. Царь Ирод — Царь иудейский, о котором упоминается в Новом Завете, отличавшийся страшной свирепостью. Узнав о новорожденном Царе Иудейском (Спасителе) в Вифлееме, он приказал убить тысячи новорождённых, думая погубить Богомладенца Иисуса.
21. Пушкин А. С. Собрание сочинений в десяти томах. Т. 9. С. 210.
22. Там же. С. 216.
23. Там же. С. 225.
24. Там же. С. 232.
25. См.: Боханов А. Н.Царь и Поэт// Боханов А. Н. Николай I. М., 2008. С.164–165.
26. Император Николай Первый. Сборник документов / Сост. М. Д. Филин. М., 2002. С. 143.
27. Пушкин А. С. Указ. соч. С. 364.
28. Утверждённая грамота об избрании на Московское Государство Михаила Фёдоровича Романова 1613 г.//Царский сборник. Службы. Акафисты. Месяцеслов. Помянник. Молитвы за Царя. Коронация / Сост. С. и Т. Фомины. М., 2000. С. 558.
29. Платонов С. Ф. Русская история. М., 1996. С. 139–140.
30. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях её деятелей. Кн. 1. М., 1990. С. 609–631.
31. Там же, С.
32. Сокольничий — придворный чин, ведавший царской охотой. На эту должность назначались, как правило, люди незнатного происхождения. Должность существовала до 1606 года, когда и была упразднена, а Г. Г. Пушкин стал последним сокольничим.
33. Вид персонального отличия. Думский дворянин — должностное лицо, имевшее право участвовать в заседаниях Боярской Думы.
34. Хан Батый — внук основателя огромной Монгольской державы Чингисхана (ок. 1155–1227) возглавил поход на Русь, большая часть которой была разграблена и закабалена.
35. Настоящее имя Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, любимец Иоанн Грозного, служивший тому верой и правдой, один из известных деятелей Опричнины. Получил своё прозвище Малюта за малый рост.
36. Если быть совершенно точным, то Борис Годунов дал свое согласие 21 февраля.
37. Соловьев С. М. История России с древнейших времён. СПб., 1884. Т. 8. С. 746.
38. Киреевский И. В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 105.
39. Был основан в 1357 году на территории Кремля святителем Митрополитом Киевским и всея Руси Алексеем, преставившимся в 1378 году. При большевиках, в 1918 году, монастырь был закрыт, а все его постройки разрушены до основания в 1930 году.
40. Дьяк (от греческого «служитель») — вплоть до XVIII века начальник и письмоводитель канцелярии разных ведомств; в современных понятиях синоним чиновника.
41. Воевода — название военачальника или правителя.
42. Полное название: Спасо-Ефимиев мужской монастырь в Суздале. Был основал в 1352 году и назван в честь первого игумена монастыря святого преподобного Евфимия Суздальского (1316–1414).
43. Симфония. По творениям Святителя Иоанна Златоуста. М., 2006. С. 471.
44. Валишевский К. Смутное время. М., 1993. С. 127.
45. Приказ Большого прихода ведал сбором налогов преимущественно военного назначения и был учреждён Годуновым в 1699 году.
46. «Временник» Ивана Тимофеева. М.—Л., 1951. С. 77.
47. Она была издана в Амстердаме в 1613 году, а в 1614 году появилось второе издание. Исследователи считают, что карта попала к иностранцам во время разгрома в Кремле дома Годуновых в 1605 году. См.: Багров А. История русской картографии. М., 2005. С. 198.
48. Евангелие от Матфея (5, 3), Евангелие от Луки (6, 20).
49. Протоиерей Г. /Дьяченко. Полный церковно-славянский словарь. М., 2004. С. 46.
50. Отметим только две важные работы: Успенский Б.А, Царь и самозванец//Художественный язык средневековья. М., 1982; Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII века. Новосибирск, 1990.
51. Ныне село Добрунь в Брянской области.
Глава 2
52. Платонов С. Ф. Борис Годунов. Пг., 1921; Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978; Он же. Царь Борис и Дмитрий Самозванец. Смоленск, 1997.
53. Два выдающихся произведения Евсевия: «Церковная история» и «Хроники».
54. Подробнее о длительных идеологических манипуляциях с фактами см.: Манягин В. Г. Правда Грозного Царя. М., 2007; Боханов А.Н, Царь Иоанн IV Грозный. М., 2008; Митрополит Иоанн (Снычев). Русская Симфония. Очерки русской историософии. СПб., 2009; Фомин С. В. Правда о Первом Русском Царе. М., 2010.
55. См.: Русская социально-политическая мысль XI—начала XX века. Иван Грозный. М., 2002; Сб. Царь Иван IV Грозный / Сост. С. В. Перевезенцев. М., 2005.
56. Карамзин НМ. История государства Российского. Т. 10. М., 2009. С. 1003.
57. Костомаров И. И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. 1604–1613. М., 1888. С. 30.
58. Занимал Патриарший престол дважды: в 1353–1354 и в 1364–1376 годах.
59. Сказание о белом клобуке//Университетские известия. Киев, 1912. № 8. С. 39.
60. Карташев А. В. История Русской Церкви. М.,2004. С. 495–496.
61. Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Кн. 6. М., 1996. С. 28.
62. Там же. С. 29.
63. Придворный чин и должность руководителя Конюшенного приказа, в ведении которого находились не только формирование конного войска, но и дипломатические вопросы.
64. Дионисий (ум. 1587), бывший игумен Хутынского монастыря. Полное название: Варлаамо-Хутынский Спасо-Преображенский монастырь; основан в XII веке и располагался недалеко от Новгорода, при деревне Хутынь. Дионисий носил сан Митрополита Московского и всея Руси с 1581 по октябрь 1586 года.
65. До конца 1586 года, когда 11 декабря и возведён был в сан Митрополита Московского и всея Руси.
66. Макарий у Митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 30.
67. Он покинул Москву 1 августа 1589 года.
68. Арсений Элассонский (1550–1625). В 1588 году Арсений сопровождал Патриарха Иеремию в Москву, где они вместе вели переговоры о введении в России Патриаршества. В 1589 году в Успенском соборе Арсений принял участие в избрании Патриарха всея Руси и участвовал в рукоположении святого митрополита Иова в Патриархи. Получив разрешение от Царя оставаться в Москве, Арсений поселился недалеко от царского дворца в Кремле. Умер в сане архиепископа Суздальского. Канонизирован в 1982 году с включением имени в Собор Владимирских святых.
69. Монемвасия (Монемвазия) — греческий город-крепость на острове, соединённом узким перешейком с Пелопоннесом. Название города происходит от греческого «мони эмвасис», что значит — «один вход».
70. Церковнослужитель, возглашающий перед пением глас и строчки из молитвословия, которые вслед за возглашением поет хор.
71. Хроники смутного времени. М., 1998. С. 168–169.
72. Патриархи Московские. С. 31.
73. Святой Иов. Патриарх Московский и всея Руси//Московский Патерик.М., 1991.С. 113.
74. Святитель Иов. Патриарх Московский и всея Руси. Житие//Патриархи Московские. М., 2004. С. 28. Далее: Патриархи Московские.
75. Ныне центр одноименного района Тверской области, расположенный примерно в восьмидесяти километрах от Твери.
76. Патриархи Московские. С. 29.
77. Сохранилась до наших дней в несколько обновленном виде.
78. Платонов С. Ф. Русская история. М., 1996. С. 128.
79. Патриархи Московские. С. 37.
80. Там же.
81. Полное собрание русских летописей. СПб., 1910. Т. 14. С. 18.
82. Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 68.
83. Там же. С. 67.
84. Феодосий (Иванов) священник. Церковь в эпоху Смутного времени на Руси. Екатеринослав. 1906. С. 42, 43.
85. Патриархи Московские. С. 39.
86. Карташев А. В. История Русской Церкви. С. 521.
87. Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 72.
88. Там же. С. 74.
89. Агарянами или измаилитами, измаильтянами, на Руси всегда называли мусульман. Считалось, что они род свой вели от Агари — рабыни-египтянки, служившей в доме у праотца Авраама, которая родила от хозяина незаконного сына Измаила (Исмаила).
90. После изгнания из России Игнатий поселился в Польше, принял униатство, то есть фактически стал католиком, и умер в городе Вильно, где в его распоряжение предоставили дворец. Польская власть так до конца его дней признавала Игнатия «патриархом».
91. Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 77.
92. Со второй половины XVII века архиепископ Феодосий стал почитаться как местный святой. Признание Церковью святости архиепископа Феодосия первоначально было выражено включением его имени в Службу всем святым, в земле Российской просиявшим, а в 1999 году было официально подтверждено местное почитание святого в Астраханской епархии.
93. Протоиерей Лев Лебедев. Москва Патриаршая. М., 1995. С. 11.
94. Патриархи Московские. С. 40.
95. Стародуб — ныне городок в Брянской области, в 190 километрах на юго-запад от Брянска.
96. «Тушинский вор » — от названия села Тушина под Москвой, где с мая 1608 по декабрь 1609 года размещалась ставка самозванца.
97. Шклов — ныне город в Могилевской области Республики Беларусь, в указанное время входил в состав Речи Посполитой (Польши).
98. Краткая еврейская энциклопедия (КЕЭ). Иерусалим, 1976–1982. Т. 7. С. 290.
99. Каптана — зимний экипаж на полозьях, наподобие возка.
100. Патриархи Московские. С. 41.
101. Там же.
102. Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 92–93.
Глава 3
103. Платонов С. Ф. Русская история. М., 1996. С. 112
104. Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978. С. 78.
105. Погодин М. П. Об участии Годунова в убиении Царевича Димитрия//Московский вестник. М., 1829.
106. Белов Е. А. О смерти Царевича Димитрия// Журнал Министерства Народного Просвещения. СПб., 1873. Июль—август (№ 7 и № 8).
107. Клейн В. Угличское следственное дело о смерти царевича Димитрия 15 мая 1591 г. М., 1913.
108. Митрополит Иоанн. Русская Симфония. Очерки русской историософии. СПб., 2009. С. 177.
109. Царский сборник. Службы. Акафисты. Месяцеслов. Помянник. Молитвы за Царя. Коронация. М., 2000. С. 554–555.
ПО. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 221.
111. История государства Российского. Т. 9. М., 2009. С. 964.
112. Виппер P. Ю. Иван Грозный. М.—Л., 1944. С. 155.
113. Цит. по: А^лиус Вальтер, Антонио Поссевино и Иван Грозный//Иван Грозный и иезуиты. М., 2005. С. 18.
114. Боханов А. Н. Царь Иоанн IV Грозный. М., 2008.
115. Свое же тезоименитство Иоанн отмечал 29 августа — в день усекновения главы Иоанна Предтечи. Именно Иоанна Предтечу Первый Царь считал своим небесным покровителем.
116. Этот народный титул возник уже после смерти Ивана IV, в начале XVII века, в период разорения Руси, в годы Смуты.
117. Далг?. В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. T.I.M., 1989.С. 397.
118. Митрополит Иов. Повесть о житии Царя Федора Ивановича // Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI—начало XVII века. М., 1987. С. 77.
119. Существует генеалогическое предание, что род Глинских, перебравшийся из Литвы на Русь в самом начале XVI века, восходил к сыну Мамая Мансуру. Сам Иоанн Грозный никогда не признавал свое родство с Чингизидами. См.: Трепавлов В. В. Белый Царь. М., 2007. С. 96–97.
120. По другой пагинации, Константин XII.
121. Собственно, государства Византии в действительности никогда не существовало. Все жители христианской Восточной Римской Империи, основной Римским Императором (306–337) Константином Великим и существовавшей более тысячи лет, называли себя «ромеями» (римлянами) и вполне обоснованно считали свою Империю законной преемницей Первой Римской Империи. Жителей же «ветхого Рима» именовали «италийцами».
Термин «Византия», утвердившийся в XIX веке, ввели ранее в обращение католические идеологи, стараясь умалить всемирноисторическое значение Империи Константина. В основу смыслового подлога было положено название возникшего еще в 657 году до Рождества Христова греческого городка Византий, куда в 330 году Император Константин перенес столицу Империи из Рима и который получил название Константинополя. От самого Византия уже в то время не осталось никакого следа; все было построено заново. Константинополь стал центром величайшей мировой Империи. В период своего рассвета — с V по XII век включительно — Константинополь являлся красивейшим, самым благоустроенным и наиболее населенным центром мира; число его жителей превышало миллион человек. Жители Империи Константина до самого конца осознавали себя именно «ромеями». Это была церковно-государственная традиция. Выдающийся канонист XII века Феодор Вальсамон, отвечая на вопросы Патриарха Александрийского Марка, писал в 1195 году, что православные христиане — «римляне, независимо от места проживания, а потому и должны подчиняться римским законам».
122. Иоанн у Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1994. С. 142.
123. Принц (Принтц) фон Бухау. Иван Грозный: отзыв современника-иностранца. 1586 г. / Пер. И. Тихомирова// Русская Старина. 1878. Май. С. 173.
124. Перевезенцев С. В. Государь Иван IV Васильевич Грозный// Царь Иван IV Грозный. М., 2005. С. 5.
125. Кожинов В. В., Кириллин В. М. Обличитель ересей непостыдный. Фонд имени Преподобного Иосифа Волоцкого. 1999. С. 57. Подробнее об этом см.: Кожинов В. В. Судьба России: вчера, сегодня, завтра. М., 1990. С. 50–54,196–200.
126. Поссевино А. Московские посольство// Иван Грозный и иезуиты. М., 2005. С. 219.
127. Скрынников Р.Г, Царство террора. СПб., 1992; Иван Грозный. М., 2006.
128. Скрынников Р. Г. Иван Грозный. С. 334.
129. Там же. С. 462–477.
130. Царевич Дмитрий («Первый») погиб 4 июня 1553 года, не дожив до года.
131. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 229.
132. Окольничий— второй после боярина чин в государстве, член Боярской Думы.
133. Цит. по: Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Т.4 .4.1. М., 1996. С. 173.
134. Епитимия от греческого слова «наказание». Она обозначает добровольное исполнение тех или иных дел благочестия, не имеет значения собственно кары, а является лишь «врачеванием духовным».
135. См.: Филюшкин А. И.Андрей Михайлович Курбский. СПб., 2007. С. 545–546.
136. Вознесенский женский монастырь был основан в 1407 году вдовой Дмитрия Донского Великой княгиней Евдокией, которая и была погребена в главном монастырском храме Вознесения Господня. Архангельский собор являлся для царей, а Вознесенский — для цариц. Борис Годунов велел выстроить здесь женскую усыпальницу как копию государевой, равной ей по статусу.
137. Манягин В. Г. Правда Грозного Царя. М., 2007. С. 199.
138. Скрынников Р.Г, Иван Грозный. М., 2006. С. 434.
139. См.: Макарий, Митрополит Московский и Коломенский, Указ. соч. Т. 4. 4.2. С. 137.
140. Морозова Л. Е. Затворницы. Миф о великих княгинях. М., 2002. С. 297.
141. «Московская торговая компания » была учреждена в Лондоне в феврале 1555 года и предназначалась для торговли с Россией. В ее делах принимали участие представители многих английских аристократических семей, а королева Елизавета ей покровительствовала. По распоряжению Царя за англичанами была закреплена Холмогорская пристань, а местом стоянки английских кораблей был определен остров напротив устья реки Двины. В начале 80-х годов XVI века по указу Иоанна Грозного в устье Северной Двины был заложен город Архангельск, носивший до 1613 года название Новохолмогоры и ставший более чем на столетие главными морскими воротами России.
142. Из книги «Путешествия сэра Джерома Горсея»//Царь Иван IV Грозный. М., 2005. С. 423.
143. Там же. С. 444.
144. Пчелов Е. В. Рюриковичи. История Династии. М., 2001. С. 369.
145. Подробный разбор исторической сюжетной фальши картины И. Е. Репина сделал С. В. Фомин: См.: Правда о Первом Русском Царе. М., 2010.
146. В 2007 году одно московское издательство выпустило в свет книгу «Царь Иван Грозный. Энциклопедия »(под редакцией М. Л. Вольпе). Обложка этой «энциклопедии» украшена почему-то фантазией И. Е. Репина.
147. Преподобный Антоний, ремеслом иконописец, основатель монастыря того же имени в Архангельской губернии, преставился в 1557 году и еще при жизни пользовался почитанием как святой праведник. Антоний Сийский посещал Москву, беседовал с Царем Иоанном и высоко ценил его и его добродетельную жену Анастасию.
148. Кузьмин А. Т. История России с древнейших времен до 1618 года. Кн. 2. М., 2003. С. 267.
149. Манягин В. Г. Указ. соч. С. 162.
150. Иван Грозный и иезуиты. Миссия Антонио Поссевино в Москве. М., 2005. С. 105.
151. Стефан Баторий (1533–1586), с 1571 года — князь Трансильванский (вассал Османской Империи), Король Польский с 1576 года.
152. Из книги «Путешествие сэра Джерома Горсея». С. 90.
153. Флетчер Дж. О Государстве Русском. М., 2002. С. 34.
154. Маржерет Ж, Состояние Российской державы и Великого княжества Московского//Россия XVII века: воспоминания иностранцев. Смоленск, 2003. С. 16.
155. Масса И. Краткое известие о Московии. С. 79.
156. См.: Фомин С. В. Правда о Первом Русском Царе. М., 2010. С. 303, 339.
157. Даль В. И.Указ. соч.Т,2 С. 551.
158. Ловчий — руководитель великокняжеской или царской охоты, придворный чин и должность.
159. Окольничий — второй после боярина думный чин, член Боярской Думы.
160. Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб., 1910. С. 34-35.
161. Это единственная постройка — дата сооружения 1482 год, которая сохранилась от того времени до наших дней и имеет ныне название «Палаты Царевича Дмитрия».
162. Горсей Джером. Записки о России XVI — нач. XVII в. М., 1990. С. 142.
Глава 4
163. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 10. Гл. 1. М., 2009. С. 967.
164. Маржерет Ж. Состояние Российской державы и Великого княжества Московского//Россия XVII века: воспоминания иностранцев. Смоленск, 2003. С. 58.
165. Благоверный — исповедующий истинную веру, правоверный, православный. См.: Протоирей Г. Дьяченко, Полный церковнославянский словарь. М., 2004. С. 40.
166. Собрание грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. М., 1819. Ч. 2. № 147. С. 311.
167. «Временник» Ивана Тимофеева. М.—Л., 1951. С. 216–217.
168. Платонов С.Ф, Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. М., 1937. С. 159.
169. Патриарх Филарет //Патриархи Московские. М., 2004. С. 63–64.
170. Полное название: Свято-Троицкий Антониев-Сийский монастырь расположен в 160 километрах от Архангельска, был основан в 1520 году Преподобным Антонием (1497–1557).
171. Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1851. Т. 2. С. 64–65.
172. Кир — «господин »; слово греческого происхождения, использовалось в титулах патриархов.
173. Утверждённая грамота об избрании на Московское Государство Михаила Фёдоровича Романова. 1613 г.//Царский сборник. М., 2000. С. 558.
174. Черепнин А. В. Русская историография до XIX века: Курс лекций. М., 1957. С. 123; Корецкий В. И. История русского летописания второй половины XVI— начала XVII в. М., 1986. С. 3; Поршнев Б. Ф. Социально-политическая обстановка в России во время Смоленской войны// История СССР. 1957. Т. 5. С. 119.
175. Новый летописец//Хроники Смутного времени. М., 1998, С. 286.
176. Там же. С. 268.
177. Там же. С. 275–271.
178. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 10. М., 2009. С. 1007.
179. Макарий у Митрополит Московский и Коломенский, История Русской Церкви. М., 1996. Т. 6. С. 63–64.
180. Карамзин НМ. История государства Российского. Т. 10. М., 2009. С. 1007.
181. Костомаров Н. И. Исторические монографии и исследования. СПб., 1905, Кн. 5. Т. 13. С. 452.
182. Московский патерик. М., 1991. С. 84.
183. Масса И. Краткое известие о Московии// Россия XVII века: воспоминания иностранцев. Смоленск, 2003. С. 102.
184. Обычно «ногайским», иногда «татарским» называли массивные поясные ножи, которые производились в Крыму.
185. По обычаю того времени, Царевичу Дмитрию было дано и второе имя Уар, по имени Святого Мученика Уара, убиенного в 307 году. Согласно житию, Уар был воином, начальником римского отряда в Египте начале IV века, провозгласив себя христианином, он подвергся мученичеству и скончался от истязаний.
186. См.: Клейн В. К. Угличское следственное дело о смерти Царевича Димитрия. М., 1913. Ч. 2; Скрынников Р.Г, Борис Годунов. М., 1978; Кобрин В.Б, Кому ты опасен, историк? М., 1992.
187. Полосин И.И, Социально-политическая история России XVI-начала XVII в. М., 1963. С. 225.
188. Поместный приказ — высшее правительственное учреждение, созданное Иоанном Грозным и ведавшее жизненно важным для Руси вопросом: землевладения.
189. Даль В.И, Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. М., 1989. С. 146.
190. Угличское следственное дело. Л. 11, 25, 40, 45.
191. Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 187.
192. В современном Житии Царевича Дмитрия до сих пор фигурирует утверждение, что при теле Цесаревича в раке в Архангельском соборе рядом с телом помещался «нож, которым он был убит». См.: Московский Патерик. С. 84.
193. Угличское следственное дело. Л. 13.
194. Там же. А. 2^.
195. Михаил Нагой пережил все превратности судьбы (ум. 1612). В 1591 году Нагого посадили под стражу, после чего он был сослан в заточение, откуда возвращён в царствование Бориса Годунова. С 1598 по 1602 год был на воеводстве в Царёве-Санчурске. В 1606 году был пожалован Лжедмитрием, которого он признал своим родственником, в бояре и конюшие.
196. Там же. А. 4^.
197. Там же, Л. 10, 45–46, 49–50.
198. Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 1005.
199. Архитектор М. О. Микешин (1835–1896), скульптор И. Н. Шредер (1835–1908).
200. Угличское следственное дело. Л. 20.
201. Там же. КМ.
202. Елизавета I.
203. Териак — от персидского teryak («опиум»), распространённое лечебное и универсальное средство в Средние века, считавшее противоядием.
204. Путешествие сэра Джерома Горсея// Записки о России XVI— начало XVII в. М., 1990. С. 250–252.
205. Расстояние от Углича до Ярославля составляет около ста километров.
206. Русская историческая библиотека. СПб., 1909. Т. 13. С. 80.
207. В конце XIX века колокол вернули в Углич, и ныне он висит на колокольне церкви Царевича Дмитрия на крови, построенной в конце XVII века.
208. Ныне точное место расположения пустыни неизвестно.
209. «Временник» Ивана Тимофеева. М.—Л., 1951. С. 209.
210. Карамзин Н.М, История государства Российского. Т. 10. Гл. 2. М., 2009. С. 1004.
211. Платонов С.Ф, Русская история. М., 1996. С. 114.
212. Кому нужна была смерть Царевича Димитрия // Христианское чтение. СПб., 1891. С. 420.
Глава 5
213. Князь Галицкий Дмитрий Юрьевич (ум. 1453), по прозвищу Щемяка (Щёголь), захватил 1446 году Московский стол, ослепил Московского великого князя, своего двоюродного брата Василия Васильевича, однако удержать власть в Москве надолго не смог.
214. Само понятие очень древнего происхождения. Первоначально означало совещательный орган при князе, куда входили родственники князя, старшие дружинники, представители духовенства, городские старшины и др., а в XII веке становится совещательным органом бояр при князе.
215. Веселовский С. Б. Род и предки Пушкина в истории. М., 1990. С. 170–171.
216. Лица, ведшие делопроизводство в Боярской Думе, в 1566 году получили название «думных дьяков».
217. Название произошло от термина «приказ», употребляемого в смысле особого поручения.
218. Порай-Кошиц И, История русского дворянства от XI до конца XVIII века. М., 2003. С. 82.
219. В старину «дедич» означал владельца, собственника, а «отчичем» назывался наследник отцовского состояния.
220. Сословия — правовая, юридическая категория, означавшая принадлежность по рождению к определённому роду людей. Сословная система начала складываться при Петре I в начале XVIII века.
221. Полное имя — Иван Тимофеев сын Семёнов, или в полной именной транскрипции — Иван Тимофеевич Семёнов.
222. «Временник» Ивана Тимофеева. М.—Л., 1951. С. 217–218.
223. Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., 1979. С. 6
224. «Временник» Ивана Тимофеева. С. 178.
225. Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 10.
226. Иоанн, Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1994. С. 237.
227. Русская социально-политическая мысль XI — начала XX века. Иван Грозный. М., 2002. С.105.
228. Там же. СЛ^.
229. В 60-х годах в Литве существовала целая колония русских предателей-беглецов из бывших воевод, «детей боярских» и «служилых людей», насчитывавшая десятки человек: Ю. Горенский, В. Заболоцкий, И.Б. и М. А. Оболенские, Т. Тетерин, М. Сарыхозин, Г. Нащокин, Б. Хлызнев-Колычев, И. Ярый и другие. Подобнее см.: Филюшкин А. И. Андрей Михайлович Курбский. СПб., 2007. С. 264–265.
230. Митрополит Афанасий, в миру Андрей (? — 1570-е годы). С 1549 года протопоп Благовещенского собора Московского Кремля, духовник Иоанна Грозного. Принял монашеский постриг в московском Чудовом монастыре в 1562 году с именем Афанасий. В феврале 1564 года избран в Митрополиты Московские, оставил Метрополию «за немощью великою» в мае 1566 года и вернулся в Чудов монастырь, где и скончался.
231. Ныне город Александров во Владимирской области.
232. Веселовский С. В. Исследования по истории опричнины//Московское государство. Век XVI. М., 1986. С. 549–552.
233. Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 2006. С. 180.
234. Протоиерей Г. Дьяченко, Полный церковно-славянский словарь. М., 2004. С. 385.
235. Иоанн, Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, Самодержавие духа. СПб., 1994. С. 165.
236. История с «собачьими головами» походит на исторический анекдот, пущенный в обращение иностранцами, но тем не менее ставший одним из непременных атрибутов опричной мифологии.
237. Библиотека литературы Древней Руси. Т. 11. XVI век. СПб., 2001. С. 162.
238. Их сочинения давным-давно изданы и у нас в стране. См.: Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе//Русский исторический журнал. Пг., 1922. № 8; Новое известие о России времени Ивана Грозного. «Сказание» Альберта Шлихтинга. Л., 1934; Генрих Штаден. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. М., 1925.
239. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Л.: Изд-во АН СССР, 1934. С. 24.
240. Через несколько дней Царь прислал в Троице-Сергиев монастырь 200 рублей на помин души князя А. Б. Горбатого.
241. Курбский А. М. «История о Великом князе Московском»// Царь Иван Грозный. Энциклопедия. М., 2007. С. 379.
242. В хрестоматийном двухсерийном фильме Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» (1944) роль Ефросинии Старицкой великолепно сыграла замечательная актриса Серафима Бирман (1890–1976). Конечно, созданный образ не есть «историческая фотография», которая до нас на самом деле не дошла, а скорее — блестящее художественное воплощение возможного и весьма убедительного портрета княгини-интриганки.
243. «Временник» Ивана Тимофеева. М.—Л., 1951. С. 211.
Глава 6
244. Путешествие сэра Джерома Горсея // Записки о России XVI— начало XVII в. М., 1990. С. 195.
245. Родион Петрович Биркин (ум. 1589), рязанский дворянин, опричник, состоял при царском дворе с 1574 года.
246. Путешествие сэра Джерома Горсея//Царь Иван IV Грозный. М., 2005. С. 445–446.
247. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 229.
248. Феодосий Вятка — бывший архимандрит Андроникова монастыря, оказавший важные услуги Царю в деле Митрополита Филиппа и ставший в 1569 году настоятелем первой русской обители — Троице-Сергиева монастыря.
249. Фомин С. В. Правда о Первом Русском Царе. М., 2010. С. 280, 281–282.
250. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 194.
251. Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978. С. 17.
252. Хроники смутного времени. М., 1998. С. 273.
253. Жил Никита Романович в своих палатах на улице Варварке в Москве (сейчас в них открыт Музей боярского быта XVI—XVII веков).
254. Перед смертью принял монашеский постриг с именем Нифонта; погребён в фамильном склепе в подклети Преображенского собора Новоспасского монастыря.
255. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 10. Гл. 1. С. 973.
256. Цит. по: Малинин В. А. Русь и Запад. Калуга, 2000. С. 539.
257. Тезис о намерении Царя жениться на англичанке выглядит весьма сомнительно; хотя по этому поводу кое-какие переговоры и велись, но дальше их дело вряд ли когда и дошло. Подробнее см.: Боханов А.Н, Царь Иоанн IV Грозный. М., 2008.
258. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 230.
259. Золотой шар с крестом.
260. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 231-232.
261. Бармы — сделанное из золота оплечье, украшенное изображениями Богоматери, пророков и святых.
262. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 10. М., 2009. С. 970.
263. Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к Православному Востоку в XVI и XVII столетиях. Сергиев-Посад, 1914. С. 395.
264. Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., 1978. С. 20–21.
265. «Временник» Ивана Тимофеева. М.—Л., 1951. С. 328–329.
266. Катырев-Ростовский Иван Михайлович при дворе Бориса Годунова был стольником, участвовал во многих событиях начала XVII века, умер в 1640 году. Стольник — придворный чин, занимавший по росписи чинов пятое место, после бояр, окольничих, думных дворян и дьяков.
267. Цит. по: Пчелов Е. В. Рюриковичи. История Династии. М., 2001. С. 370.
268. Флетчер Дж. О Государстве Русском. М., 2002. С. 155.
269. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 10. М., 2009. С. 967.
270. Андрей Яковлевич Щелканов (ум. 1597) — думный дьяк, возглавлявший ранее приказ Казанского Дворца, или Казанский приказ, а с 1574 по 1594 год — глава Посольского приказа, то есть в то время фактически Русского Министерства иностранных дел. В 1594 году отошел от мира, приняв постриг.
271. «Временник» Ивана Тимофеева. С. 178.
272. Скрынников Р.Г, Указ. соч. С. 28–29.
273. Хроники смутного времени. М., 1998. С. 282.
274. Фёдор Савельевич Конь (1540–1606) — крупнейший русский зодчий XVI— начала XVII века, построивший немало каменных сооружений различного назначения и получивший при Царе Борисе Годунове звание «государев мастер».
275. Каптерев Н. Ф. Указ. соч. С. 101.
276. Флетчер Аж· О Государстве Русском. М., 2002. С. 24–25.
277. В 1592 году Сигизмунд объединил под личной унией оба государства, но в 1595 году уния распалась, и Швеция получила собственного правителя.
278. Поселение Нарвия известно с XII века и принадлежало Киевской Руси. Позднее этой территорией и Нарвой владели датчане, затем Ливонский орден и шведы. Нарва стала русской при Петре I в 1704 году, когда удалось одержать окончательную победу над шведами.
279. Хроники смутного времени. М., 1998. С. 277.
280. Крымское ханство обособилось от Золотой Орды в 1441 году, а в 1478 году стало вассальным от Турецкой (Османской) Империи государством. Было присоединено к России в 1783 году.
281. Полное собрание русских летописей. Т. 14. Ч. 1. СПб. 1910.
282. Хроники смутного времени. С. 277.
283. Там же. С. 27%.
284. Карамзин НМ. Указ. соч. С. 1013.
285. Ныне город Приозёрск, районный центр Ленинградской области.
286. Летоисчисление в ту эпоху шло от сотворения мира, а разница с летоисчислением от Рождества Христова составляла 5508 лет.
287. Крещенский сочельник.
288. Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб., 1910. С. 22.
289. Платонов С. Ф. Русская история. М., 1996. С. 114.
290. Морозова Л. Е. Затворницы. Миф о Великих княгинях. М., 2002. С. 333.
291. В 1635 году останки были возвращены в Москву и погребены в Архангельском соборе.
Глава 7
292. Платонов С. Ф. Борис Годунов. Пг., 1921. С. 116.
293. Поприще — мера расстояния, состоявшая из тысячи больших шагов, а в каждом таком шаге считалось пять стоп. См.: Протоиерей Г. Дьяченко. Полный церковно-славянский словарь. М., 2004. С. 475.
294. Хроники смутного времени. М., 1998. С. 285–286.
295. Макарий у Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Т. 6. М., 1996. С. 66.
296. Платонов С. Ф. Русская история. М., 1996. С. 116.
297. В борьбе за московский престол великому князю Василию Тёмному большую помощь оказали татарские царевичи Касим и Якуб. В 1446 году они ушли из Казани на Русь, спасаясь от преследований своего брата Махмутека, который, убив отца и одного из родичей, захватил власть. За верность и важные услуги князь Василий пожаловал Касиму Низовой Городец. Было это в 1452 году. Так по княжьему указу в глубине мещёрских лесов возникло Касимовское царство, просуществовавшее с 1452 по 1681 год. В состав царства входили уезды Рязанской и Тамбовской губерний.
298. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 227.
299. Маржерет Ж. Состояние Российской Державы и Великого княжества Московского//Россия XVII века: воспоминания иностранцев. Смоленск. 2003. С. 47.
300. Акты Археографической экспедиции (ААЭ). Т. 2. СПб. ,1836. С. 46–54.
301. Гедимин (ок. 1275 — декабрь 1341) — основатель династии Гедиминовичей. Соправитель Аитвы (князь Жемайтский) в период с 1295 по 1316 год. Великий князь Литовский в 1316–1341 годах.
302. Ландскнехт —от немецкого Landsknecht, переводимого как наёмник или прислужник.
303. Буссов Конрад, Московская хроника. 1584–1613.М.—Л.,1961. С. 78.
304. Карамзин Н.М, История государства Российского. Т. 10. М., 2009. С. 1033.
305. Там же.
306. Всего Земских соборов в том веке состоялось четыре: в 1550, 1566,1584 и 1598 годах.
307. Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978. С. 103–104.
308. Ключевский В. О. Сочинения в восьми томах. Т. 8. М., 1959. С. 396.
309. Почему Борис Годунов был избран Царём?!/Черняев Н. И. Мистика, идеалы и поэзия Русского Самодержавия. М., 1998. С. 247.
310. Хроники смутного времени. М., 1998. С. 285.
311. Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 68.
312. Платонов С. Ф. Указ. соч. С.ХХЪ.
313. Акты Археографической экспедиции. Т. 2. СПб., 1836. С. 57-61.
314. Полное название: Новодевичий Богородице-Смоленский монастырь — православный женский монастырь, основан Великим князем Василием III в 1524 году в честь Смоленской иконы Божией Матери Одигитрии, главной святыни Смоленска, в благодарность за овладение Смоленском в 1514 году.
315. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 236.
316. Масса Я. Краткое известие о Московии //Россия XVII века: записки иностранцев. Смоленск, 2003. С. 138.
317. Карамзин НМ, История государства Российского. Т. 11. М., 2009. С. 1058.
318. Правильное буквальное титулование — Газы II Герай, Хан Крыма с 1588 года.
319. Подробнее см.: Каргалов В.В, На степной границе. Оборона «крымской украины» Русского государства в первой половине XVI столетия. М., 1974.
320. Воейков Н. Н. Церковь, Русь и Рим. Минск, 2000. С. 488–489.
321. Бахчисарай — столица Крымского ханства с 1532 года.
322. Гяур — общее название в исламском мире для немусульман.
323. Хроники смутного времени. С. 286.
324. Праздник Святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла отмечается ныне 12 июля, а по старому стилю — 29 июня.
325. Новый летописец// Хроники смутного времени. М., 1998. С. 286.
326. «Православное христианство » обозначало традиционно христианское сообщество, в широком смысле — народ как совокупное целое. Христологическое обозначение «христианство-народ» постепенно трансформировалось в понятие «крестьянина», обозначающего собственно земледельца.
327. Акты Археографической экспедиции (ААЭ). Т. 2. СПб., 1836. С.Ю.
328. Там же.СЛг.
329. Хроники Смутного времени. С. 287.
330. Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 1064.
331. Печатник — древний чин Великокняжеского двора, дьяк-хранитель «Государевой печати», один из самых доверенных лиц Государя.
332. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 237.
333. Хроники Смутного времени. М., 1998. С. 287.
334. Сказание о венчании на Царство Русских Царей и Императоров. М., 1896. С. 10–11.
335. Ясак — натуральная подать, которой облагались нерусские народы, занимавшиеся охотничьим промыслом в XV—XVIII веках в Поволжье и в Сибири.
336. Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 2009. Т. 11. С. 1062.
337. Сказание Авраамия Палицына//Русская историческая библиотека. Т.13. СПб., 1909. С. 83.
338. Там же.
339. Маржерет Ж. Состояние Российской Державы и Великого княжества Московского//Россия XVII века: воспоминания иностранцев. Смоленск, 2003. С. 19.
340. Аакиер А. Б. История титула Государей России// Журнал Министерства народного просвещения. СПб., 1847. Ч. 56. № 11. С. 124.
341. Воейков Н. Н. Указ. соч. С. 428–429.
342. Маржерет Ж. Состояние Российской Державы и Великого княжества Московского// Россия XVII века: воспоминания иностранцев. Смоленск, 2003. С. 48–49.
343. Там же. С. 121–122.
344. Там же. С. 123–124.
345. Масса И. Указ. соч. С. 131.
346. Третий сын окольничего НД. Годунова.
347. Масса И, Указ. соч. С. 133.
348. Платонов С. Ф. Указ. соч. С. 123.
349. Буссов Конрад, Московская хроника. 1584–1613. М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 48.
350. Ключевский В. О. Сочинения. Т. 3. М., 1957. С. 24.
351. Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 101.
352. Вернадский Г.В. Начертание русской истории. М., 2004. С. 194.
353. Татищев В. Н. История Российская. Т. 7. М., 1968. С. 373.
354. Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., 1978. С. 96.
355. См.: Захаров Н. А. Система русской государственной власти. М., 2002. С. 53–55.
Глава 8
356. «Временник» Ивана Тимофеева. М.—Л., 1951. С. 330.
357. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 221— 222.
358. «Десять казней египетских» — описанные в Пятикнижии, обрушившиеся на египтян за отказ фараона освободить сынов Израилевых. Согласно Книге Исход, Моисей именем Бога требовал от фараона отпустить его народ, обещая, что в противном случае Бог накажет Египет. Фараон не послушался, и на Египет были обрушены 10 бедствий, причём каждый раз после нового отказа фараона отпустить евреев следовало очередное бедствие: наказание кровью, казнь лягушками, нашествие мошек, наказание пёсьими мухами, мор скота, язвы и нарывы, гром, молнии и огненный град, нашествие саранчи, необычная темнота (тьма египетская), смерть первенцев.
359. «Временник» Ивана Тимофеева. М.—Л., 1951. С. 55.
360. Там же. С. 51.
361. Платонов С. Ф. Русская история. М., 1996. С. 129.
362. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 11. М., 2009. С. 1086.
363. Масса И. Краткое известие о Московии// Россия XVII века: воспоминания иностранцев. Смоленск, 2003. С. 106.
364. Платонов С. Ф. Указ. соч. С. 133.
365. Имеются в виду бояре Кучковичи, стоявшие во главе заговора на жизнь Великого князя Владимирского Андрея Боголюбского (ок. 1110–1174) — сына Юрия Долгорукого, сделавшего столицей Руси Владимир, отличавшегося крутым нравом, воинственностью, но и благочестием. Яким Кучкович был любимцем Великого князя и стал его убийцей. Похоронен Андрей Боголюбский в Успенском соборе во Владимире. Канонизирован Русской Православной Церковью в лике Благоверного.
366. Семён Годунов — окольничий, (1599), боярин (1603), троюродный брат Царя, ведал делами сыска и дознания при Борисе Годунове. При Лжедмитрии в июне 1605 года был арестован, сослан в Переславль-Залесский, где вскоре и был убит.
367. Салтыков Михаил Глебович (ум. 1621) — окольничий, в 1601 году получил боярство. В 1605 году поддержал Лжедмитрия, при Шуйском был отправлен в ссылку, в 1611 году поддержал польских интервентов, позже бежал из России и умер за границей.
368. Михаил Никитич был поселён на жительство в деревушке Ныробка на Севере Пермского края, куда он прибыл в сентябре 1601 года. Жил он в глухой и глубокой землянке, а местные жители помогали ему припасами. Скончался он в августе 1602 года, был похоронен на местном кладбище и скоро стал почитаться в округе как «мученик» и «праведник». В 1603 году ныробцы, восхищённые кротостью, смирением и выдержкой боярина, построили над «ямой» Михаила Никитича деревянную церковь. Тело Михаила Никитича в 1606 году было перевезено в Москву и похоронено в Новоспасском монастыре. При Царе Михаиле Романове ныробцы получили «отбельную грамоту», освобождающую их от государственных податей.
369. Новый летописец// Хроники смутного времени. М., 1998. С. 288–290.
370. «Бедная Лиза» — повесть Н. М. Карамзина, опубликованная в 1792 году. Это — шедевр сентиментализма и лубочности. Автор погружает читателя в мир «нежных чувств» и «высоких переживаний », заставляя героев постоянно «проливать слёзы нежной скорби ». Подобные приёмы — выдавливания у читателя «нежных и горючих слёз» — он использовал и при написании своей «Истории», изобразив Русь-Россию «юдолью (долиной) печали», и постоянно горился по этому поводу.
371. Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 1087–1088.
372. Макарий Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Т. 6. М., 1996. С. 69.
373. Соборное Уложение 1649 г.//Полное Собрание Законов Российской Империи. СПб., 1830. Т. 1. С. 72.
374. Акты Археографической экспедиции. Т. 2. СПб., 1836. С. 38.
375. Его отец боярин Борис Камбулатович был женат на сестре Фёдора-Филарета Никитича Романова — Марфе Никитичне.
376. Иван Черкасский не имел жены до 1622 года, когда женился на первой красавице Москвы Евдокии Васильевне Морозовой, дочери боярина Василия Морозова; детей в браке не было.
377. Извет — клеветнический донос.
378. Бер М. Летопись московская с 1584 по 1612 // Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Т.2. СПб., 1859. С. 19–20.
379. Буссов Конрад. Московская хроника. 1584–1613. М.—Л., 1951.
С. 80–81.
380. Масса И. Указ. соч. С. 106,113.
381. Просвирница, или просвирня, — женщина в приходе, приставленная для выпекания просвир; обычно вдова лица духовного звания.
382. Хроники смутного времени. М., 1998. С. 288.
383. Массовая смерть.
384. Хроники смутного времени. С. 292.
385. Сказание Авраамия Палицына. СПб., 1909. С. 212.
386. Масса И, Краткое известие о Московии// Россия XVII века: воспоминания иностранцев. Смоленск, 2003. С. 124–125.
387. Маржерет Ж. Состояние Российской Державы и Великого княжества Московского// Россия XVII века: воспоминания иностранцев. Смоленск, 2003. С. 51.
388. Там же. С. 52.
389. Маржерет Ж. Указ. соч. С. 18.
390. Там же. С. вЭ.
391. Масса И. Краткое известие о Московии. С. 144.
392. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 205-206.
393. Маржерет Ж. Указ. соч. С. 75.
394. Макарий, Митрополит Московский и Коломенский, Указ. соч. С. 87.
395. Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978. С. 156.
396. Католическая церковь 11 ноября чтит память монаха-отшельника, небесного покровителя Франции Святого Мартина Турского (335–397).
397. Бер М. Летопись московская с 1584 по \(>\ΐΙΙ Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Т. 2. СПб., 1859. С. 38–39.
398. Карамзин Н.М, Указ. соч. С. 1100.
399. Платонов С. Ф. Указ. соч. С. 131–132.
400. Акты Археографической экспедиции. Т. 2. СПб., 1836. С. 76.
401. Собрание государственных грамот и договоров. Т. 2. СПб., 1819. С. 164.
402. Город Галич расположен на Костромской земле примерно в 120 километрах от Костромы.
403. Род Отрепьевых восходит к польскому дворянину Владиславу Неледзевскому, приехавшему на Русь при Дмитрии Донском и оставшемуся ему служить. Участвовал в Куликовском сражении, принял Православие с именем Владимир и родовой фамилией Нелидов. От князя Дмитрия он получил село Николаевское с деревнями под Суздалем. У него был единственный сын Георгий. В пятом поколении от Владислава-Владимира было двое Нелидовых. Старший, Давид Борисович, от Иоанна III получил прозвание Отрепьев за то, как гласит предание, что предстал перед Великим князем в обтрёпанной одежде. От него-то и пошли Отрепьевы. Согласно «Тысячной книге» 1550 года на царской службе состояли пять Отрепьевых. Из них в Боровске сыновья боярские «Третьяк, да Игнатий, да Иван Ивановы дети Отрепьева. Третьяков сын Замятия; в Переславле-Залесском — стрелецкий сотник Смирной-Отрепьев». Из потомства Давида Борисовича и произошёл Юрий Богданович Отрепьев (Юшка), принятый в монашество с именем Григория.
404. Спасов-Кукоцкий, или Спас на Куксе, от названия реки, мужской монастырь под Владимиром. Основан в XVI веке. Первые сведения о монастыре совпадают со временем пребывания в нём Гришки Отрепьева. В 1764 году монастырь упразднён.
405. Свято-Предтеченский Иаково-Железноборский мужской монастырь, расположенный примерно в 80 километрах от Костромы, был основан в конце XIV века Преподобным Иаковом (ум. 1442). Существует предание, что именно здесь Григорий Отрепьев принял постриг.
406. Северщина, или Северская земля, — так в XI—XVII веках именовались территории, располагавшиеся на северо-востоке современной Украины (Черниговская и Сумская области) и на юго-западе современной России (Брянская и Курская области).
407. Адам Вишневецкий (1566–1622) — польский шляхтич и магнат, получил известность тем, что «обнаружил» Лжедмитрия I.
408. Хроники смутного времени. М., 1998. С. 296–298.
409. Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 1107.
410. Блаженный Августин, Исповедь. Киев, 2004. С. 208–209.
411. Успенский Б. А. История и семиотика. Восприятие времени как семиотическая проблема// Успенский Б. А. Этюды о русской культуре. СПб., 2002. С. 19.
412. Апокалипсис нашего времени// Розанов В. В. Уетнённое. М., 1990. С. 394–395.
413. «Временник» Ивана Тимофеева. М.—Л., 1951. С. 263–264.
414. Там же. С. 331.
415. До нас дошло несколько произведений Флавия: «Иудейская война» о восстании 66–71 годов и «Иудейские древности», где изложена история евреев от сотворения мира до Иудейской войны. Как и трактат «Против Апиона», они имели целью ознакомить античный мир с историей и культурой евреев и развенчать устойчивые предубеждения.
416. Владислав, ставший в 1632 году Королём Речи Посполитой, окончательно отказался от претензий на Москву только в 1634 году!
417. Совокупность всех противоречивых известий о Рюрике представлена в книге известного историка. См.: Пнелов Е. В. Рюрик. М., 2010.
418. Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Фёдоровича Романова 1613 г.//Царский сборник. Службы. Акафисты. Месяцеслов. Помянник. Молитвы за Царя. Коронация. М., 2000. С. 558. «Бодроопасно», то есть неусыпно.
419. Повести князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского// Русская историческая библиотека. Т. 13. СПб., 1909. С. 720.
420. Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале. Т.1–2. М., 1991. С. 29–30.
421. Патриарх Гермоген (Ермоген, в миру Ермолай; ок. 1530–17 февраля 1612) — второй Патриарх Московский и всея Руси, погиб в заточении при поляках. Святой Русской Церкви, дни празднования: 17 февраля — представление и 12 мая — прославление в лике Святителя.
422. Платонов С.Ф, Очерки по истории Смуты в Московском государстве. СПб., 1889. С. 173.
423. Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах Царской власти. Очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII века. Пг., 1916. С. 366; Боханов А.Н, Русская идея от Владимира Святого до наших дней. М., 2005. С. 179–188.