Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII–XVI веках

1. Княжение Владимира Полоцкого

Во второй половине XII в. литовцы привлекают внимание русских летописей в связи с их усиливающимися набегами на русские земли и княжества, в особенности на Полотчину. В свою очередь полоцкие князья также совершали ответные походы. Например, полоцкий князь Рогволод Борисович совершил крупную акцию против Литвы,[34] в результате чего литовские князья признали вассальную зависимость от Полоцка.[35] Однако с середины 80-х гг. XII в. столкновения прекращаются в связи с усилением великокняжеской власти в Полоцке. К этому времени относится вокняжение в Полоцке Владимира. Впервые упоминание о нем встречается в хронике Генриха Латвийского под 1186 г.:[36] «… [Священник Мейнард — Д.А., Д.В.] получив позволение, а вместе и дары от короля Полоцкого Владимира, которому ливы, еще язычники, платили дань, названный священник смело приступил к божьему делу…» (далее Генрих Латвийский описывает события 1186 г.) Характер известия показывает также, что Владимир уже правил в Полоцке какое-то время. В.Е. Данилевич считал этого Владимира сыном предыдущего Полоцкого князя Всеслава Васильковича.[37] Совершенно отметалось то дополнение, которое внес В.Н. Татищев. В его труде было указано на существование Владимира Минского, враждовавшего с дрогичинским князем Васильком Ярополчичем. Подобного же мнения до В.Е. Данилевича придерживались такие крупные историки, как А.М. Андрияшев[38] и М.В. Довнар-Запольский.[39] Согласно их точке зрения, повествование В.Н. Татищева о столкновении Владимира Минского с Васильком Дрогичинским из-за Черной Руси представляет несомненную ошибку: автор просто не разобрал названия Пинска и поставил вместо него Минск. Хотя при этом Андрияшев оговорился, признав историчность Владимира Минского (естественно, кроме событий 1182 г.). По его мнению, Владимир является сыном Володаря Глебовича. Видный современный белорусский историк М. Ермалович, дав подробный анализ историографии по этому вопросу, справедливо пришел к заключению об обязательности учета всех сведений В.Е. Татищева.[40] И действительно, как показали недавние исследования, известный русский историк пользовался многими не дошедшими до нас летописями, делая из них большие выписки.[41] Безусловно, многие из них отличались неточностью в конкретных фактах, однако в целом правильно передавали суть содержания источников. Подобное отношение к Татищевским известиям применимо и в данном случае.[42] Родословная Владимира Минского, установленная А.М. Андрияшевым, полностью подтверждается историческими реалиями того периода. Во второй половине XII в. развернулась ожесточенная борьба за Полоцкий стол между представителями различных линий полоцкого княжеского дома; из них более всего выделялись две: Витебская и Минская. Первой удалось одержать верх и удерживать контроль над Полоцком вплоть до начала 80-х гг. XII в. Примерно в середине 80-х гг. XII в. активизировались представители «Минской линии», был захвачен важный город Полоцкой земли — Логожск, в котором стал княжить Василько Володаревич, сын известного Минского князя Володаря Глебовича, претендента на Полоцкий стол.[43] Сыновей Всеслава Васильевича летописи не упоминают и поэтому вполне естественно полагать, что Полоцкий стол заняли представители противоположной линии, т. е. Минской.

Процесс перехода к другой княжеской ветви протекал непросто. Составитель Симеоновской летописи под 1196 г. приводит следующий факт: «Тои же зимы посла Давыд из Смоленска сыновца своего Мстислава, свата великого князя Всеволода, в помощь зятю своему на Витебск, и победи его князь Полоцкий Василько с черниговцы, и Мстислава, свата Всеволожа яша и ведоша и[44] Черниговоу…»[45] Последний факт свидетельствует в пользу тождества Владимира Полоцкого и Василька.

О деятельности Владимира известно немного. В основном сведения о нем дает ливонский хронист Генрих Латвийский. Согласно хронике, в 1203 г. Владимир Полоцкий вторгся в Ливонию, занял замок Икскуль и заставил местных жителей давать дань.[46] Но вскоре немцы начали оказывать сопротивление. Они заняли замок Гольм, и когда Владимир подошел к нему, его встретили выстрелами из камнеметных орудий. Взять Гольм так и не удалось. Необходимо отметить, что в этом же году князь другого полоцкого удела — Герцике, Всеволод, подошел к Риге с литовцами и разграбил окрестности города.[47] В связи с этим в своей статье, посвященной истории Полоцка и его уделов в конце XII — начале XIII вв., Л.Ф. Данько отметил: «Борьба с ливами, литовцами и полоцкими князьями требовала у немцев большого количества сил…»[48] Сам епископ в 1206 г. пожелал заключить с Полоцком мир, однако, его попытка окончилась безуспешно. Владимир велел снова начать приготовления к походу. Описывая все эти события, ливонский хронист приводит один интересный факт: по дороге в Полоцк немецкое посольство было ограблено литовцами.[49] Этот факт свидетельствует о напряженных отношениях, существовавших в то время между Полоцким князем и литовскими племенами. Вероятно, только активная деятельность полоцкого князя Владимира сдерживала литовских князей от крупномасштабной агрессии.

Итак, конфликт 1206 г. между Полоцком и немецким орденом не сразу перерос в вооруженное столкновение, поскольку Владимир понял, что эффект внезапности не будет достигнут.[50] Состоявшиеся затем мирные переговоры не привели к успеху. Летом того же года Владимир предпринял поход на Ригу. В течение 11 дней немцы отбивали атаки полоцкого войска.[51] Осада окончилась практически неудачей. В 1207 г. один из вассалов полоцкого князя, Вячко, бежал из Ливонии.[52] Тем самым Полоцкое княжество лишилось целой области. В последующее время между Владимиром и немцами постоянно происходили столкновения из-за дани, которую платили ливы. Владимир требовал, чтобы получаемую с них дань немцы отдавали ему, последние же в свою очередь не соглашались.[53] Отношения продолжали обостряться. Наконец, в 1210 г. обеим сторонам удалось достичь соглашения, был заключен вечный мир.[54] Обе стороны обязывались строго соблюдать условия вечного мира, при этом немцы сделали одну существенную уступку Владимиру: ливы должны были каждый год выплачивать дань Владимиру или лично, или через Рижского епископа.[55] В.Е. Данилевич подчеркнул, что «уступка дани, из-за которой и шла постоянная борьба с Владимиром, была хитрой уловкой со стороны немцев. Владимир иначе не соглашался на заключение мира, между тем бороться с ним теперь немцы не могли, так как эсты поголовно восстали…»[56]

В 1212 г. вновь вспыхнул конфликт из-за дани. В конечном итоге Рижскому епископу вновь удалось добиться от Владимира предоставления ему в полное владение Ливонии.[57] Но потеря ее для Владимира была слишком чувствительна, и поэтому он в 1216 г. воспользовался первым же предлогом, чтобы начать приготовления к войне. Однако во время этих приготовлений внезапно скончался…[58]

После неожиданной смерти Владимира Володаревича Полоцкий стол остался вакантным. Существует несколько точек зрения относительно того, кто был преемником Владимира. В.Е. Данилевич считал, что преемниками Владимира стали Борис и Глеб, княжившие в 1221 г.[59] Другой известный исследователь Полоцкой старины, А.П. Сапунов, не сформулировал четкой точки зрения по этому вопросу.[60] Немецкий историк Таубе высказал предположение, что Борис и Глеб происходили из Жмудской династии. Вероятно, они захватили полоцкий стол после смерти Владимира Володаревича.[61]

В.Н. Татищев упоминает о княжении в Полоцке Василька в 1216 г. На основании этого известия В.Е. Данилевич приходит к выводу о тождестве упомянутого Василька с витебским князем Васильком Брячиславичем: «Такое предположение тем более вероятно, что Василько Брячиславич, по-видимому, был старшим в роду Васильковичей после сыновей Всеслава, так как его отец Брячислав занимал Витебск (несомненно, второй по важности из тех уделов, которые принадлежали Васильковичам). Василько, вероятно, занял Полоцкий стол глубоким стариком, как показывает и то, что он недолго княжил в Полоцке. И в 1221 г. так уже мы видим князей Бориса и Глеба…»[62] Однако, если сообщение В.Н. Татищева и верно, то оно лежит в ракурсе вышеназванного предположения о втором имени Владимира — Василько. Такой вывод вполне согласуется с известием В.Н. Татищева, в котором конкретика отсутствует.

В.Н. Татищев привел в своей истории некоторые отрывки не дошедшей до нас Полоцкой летописи. Эта летопись принадлежала в начале ХVIII в. архитектору П.М. Еропкину и в начале XIX в. погибла во время знаменитых пожаров в Москве. Историку удалось выписать только некоторые моменты, которые касаются событий 1217 г. Об остальном В.Н. Татищев отметил: «…много о полоцких, витебских и других князей писано, токмо я не имел времени всего выписать и потом не достал…»[63] В описании событий 1217 г. есть один весьма любопытный момент: отчество полоцкого князя — Борис Давыдович.[64] Присутствуют также следующие известия: жена князя Бориса Давыдовича Святохна вела сложную интригу против пасынков Василька и Вячка: сначала она хотела их отравить, потом посылала подложные письма, желая добиться их изгнания. Все это делалось при помощи полоцких бояр. В конечном итоге в Полоцке вспыхнуло недовольство, и Святохна была посажена под стражу.[65] Данный сюжет в истории полоцко-литовских взаимоотношений имеет принципиальное значение, поскольку в белорусско-литовских летописях имеется сообщение о захвате Полоцка литовскими князьями, относящееся к первой половине XIII в., и в этой связи представляется важным выяснить, кто являлся преемником Владимира.

2. Преемники Владимира Полоцкого

Белорусские летописи весьма подробно повествуют о захвате Полоцка литовским князем Мингайлом.

В летописи Рачинского приводится следующее известие: «По смерти отца своего князь великий Мингайло собравши войско свое и пойдет на город Полоцк, ино мужи полочане которые вечем справовалися как великий Новгород и Псков, и наперви прошли к Городцу… (далее летописец описывает завязавшийся бой у Городца. В конце концов Мингайло выиграл сражение)… и зостал великим князем Новгородским и Полоцким, панновал много лет и умер, и оставил по собе двух сынов своих, одного: Скирмонта, а другого Кгинвила, и Скирмонт почнеть княжити на Новегородцы, а Кгинвил на Полоцку, и поиметь Кгинвилл дочку у великого князя Тверского Бориса (далее описывается крещение Гинвилла, получившего христианское имя Борис) и мел с нею сына именем Рогволода, которого назвал русским именем Василий…и по нем почнеть княжити сын его Василий в Полоцку, а сам умер. И князь Василий княжечи на Полоцку имел сына Глеба, а дочку Парасковью… а брат его князь Глеб у молодых лет княживши у Полоцку немного лет и вмер…»[66]

Подробное приведение летописного известия необходимо для последующего анализа. Известия белорусско-литовских летописей подтверждают более поздние источники: М. Стрыйковский и хроника Быховца. А.И. Рогов, исследовавший Хронику Стрыйковского, касаясь упоминания полоцкой княжеской ветви, пришел к следующему выводу: «В настоящее время едва ли можно сомневаться в легендарности полоцких князей Мингайла и его сына Гинвилла. Их не знают русские летописи, упоминающие совершенно иных полоцких князей».[67]

Однако еще в XIX в. известный украинский историк Н.П. Дашкевич отмечал: «В настоящем столетии по Двине между Полоцком и Двиною найдено несколько древних камней с высеченными на них крестами, посвященных памяти князя Бориса, причем один из них открыт в пяти верстах от Десны, а другой в семи, на них следующая надпись: "Вспоможи Господи раба своего, Бориса сына Гинвилового…"»[68] Таким образом, получается, что данные археологии в какой-то мере подтверждают сообщение белорусско-литовского свода. Естественно, возникает вполне закономерный вопрос о достоверности данного сообщения. Наиболее сложен генеалогический аспект данной проблемы. Прежде всего необходимо отметить, что вся генеалогия литовских князей, изложенная во втором Белорусско-литовском своде, очень запутана и полна различного рода противоречий. К большому сожалению, большинство генеалогических сведений свода проверить не представляется возможным, поскольку какие-либо подтверждения в других источниках отсутствуют. Летописная генеалогия Мингайла такова: Мингайло происходил из жмудской линии местных литовских князей и был сыном жемайтского князя Ердивилла. Ердивилл и его два брата Неман и Викинт были сыновьями легендарного жмудского князя Монтвилла.[69] Историческое существование Ердивилла и Викинта подтверждается известием Ипатьевской летописи. Под 1219 г. (условно) составитель летописи сообщает: «Прислаша князи Литовстии к великой княгини Романове, и Данилови и Василкови, мир дающе. Бяху же имена литовьских князей: се старейший, Живибуд, Давьят, Довьспрунг, брат его Миндовг, брат Давьялов Виликаил, ажемоитские князи: Ерьдивилл, Выкынт..»[70] Как видно, о полоцком князе Мингайле не было сказано ни слова. Поэтому при дальнейшем анализе необходимо исходить из летописной генеалогии Мингайла. Н.М. Карамзин полностью отрицал даже саму возможность похода на Полоцк представителей другой династии.[71] Н.П. Дашкевич более осторожно подходил к этой проблеме. Он допускал возможность захвата Полоцка в первой половине XIII в.[72] В.Е. Данилевич также присоединялся к мнениям своих коллег из Киевского Университета о невозможности захвата Полоцка литовским князем Мингайлом.[73] Известный немецкий историк Таубе подошел к этому вопросу несколько иначе: в результате кропотливых исследований Таубе пришел к выводу, что Мингайло захватил Полоцк в конце XII в. Княжение Бориса Гинвиловича относится к началу ХIII в. (когда в летописи были упомянуты полоцкие князья Борис и Глеб). Что же касается Глеба, то Таубе в данном случае предлагает несколько вариантов: или Глеб существовал в качестве родственника (брата) Бориса, или Глеб тождествен Рогволоду, сыну Полоцкого князя Бориса. Княжение Бориса Гинвиловича (и соответственно Глеба) Таубе относит к 1220–1232 гг., т. е. до тех пор, пока в Полоцке не появляется представитель смоленской династии Святослав Мстиславич.[74] В.Т. Пашуто в своем исследовании «Образование Литовского государства» не дает ответа на поставленные вопросы.[75] Стрыйковский приводит конкретную дату захвата Полоцка: 1190 г. По мнению хрониста, захват осуществил Мингайло. Но подобная датировка вступает в противоречие с известиями Ипатьевской летописи и данными литовской генеалогии, согласно которым Ердивилл, отец Мингайла, был жив еще в 1220 г.[76] Если же встать на точку зрения Таубе, то получается следующая картина: после смерти Владимира Володаревича Полоцк захватывает Мингайло, который княжит в нем очень непродолжительное время и умирает. После его смерти престол переходит к его сыну Гинвиллу. Последний также княжит недолго и престол передается его сыновьям Борису и Глебу, которые и упоминаются под 1221 г. Если даже принимать такую трактовку событий, то все равно в литовскую генеалогию придется внести некоторые коррективы. Прежде всего представляется сомнительным княжение на протяжении довольно непродолжительного периода пяти поколений: Мингайло — Гинвилл — Борис — Рогволод (Василий) — Глеб. Борис и Глеб могли быть только братьями или близкими родственниками. Схема Таубе также вступает в противоречие с данными Ипатьевской летописи, поскольку получается, что Ердивилл княжил при жизни своего правнука.

Если даже предположить, что известие Ипатьевской летописи под 1220 г. неточно и белорусско-литовские летописи неверно передают генеалогию Мингайла, то возникает вопрос: почему среди знатного посольства, которое приезжало к галицко-волынским князьям, не упоминаются князья такого удела литовского государства, как Полоцкий.

Таким образом, построениям Таубе противоречат данные Ипатьевской летописи о княжении Ердивилла в Жемайтии в 1220 г. Я. Длугош в своей истории Польши привел известие о разгроме смоленским князем Мстиславом Давыдовичем литовцев, грабивших окрестности Полоцка: «Dux Mstislaus Davidovicz cum Smolensium militia celeri cursu in Poloczko adveniens lithuanos incautos offendens, absque numero sternit et occidit».[77]

Стрыйковский в своей истории приводит некоторые добавления: у жмудского князя Монтвилла было три сына — Ердивилл, Немонос и Викинт.[78] Двух последних отец послал воевать против Полоцка. На помощь полочанам пришел смоленский князь Мстислав Давидович. Литовцы были разбиты, Немонос убит.[79] К большому сожалению, более ранних подтверждений этих известий нет. Они лишь вытекают из исторической обстановки того времени.

Под 1221 г. сохранилось известие о взятии Полоцка при князьях Борисе и Глебе смоленской и владимиро-суздальской ратями.[80] Выше была отмечена невозможность литовского происхождения данных князей. По всей видимости, эти князья имели местное, полоцкое происхождение. Полоцкое княжество на довольно продолжительный срок подпало под смоленское влияние. Под 1229 г. Полоцк в договоре Смоленского князя с Ригой и Готландом фигурирует в качестве подручника Смоленского князя Мстислава Давыдовича.[81] Под 1232 г. летописи сообщают о нападении Святослава Мстиславича на Смоленск с полоцким войском.[82]

Историк Полоцкой земли В.Е. Данилевич отмечал: «При таких обстоятельствах (имеется в виду захват Святославом Мстиславичем Смоленска в 1232 г. — Д.А., Д.В.) Полоцк и Витебск легко могли сбросить с себя смоленское иго. Насколько можно судить из последующих событий, они не преминули воспользоваться таким случаем и пытались избавиться от подчинения, но попытка не удалась. В 1239 г. Александр Ярославич женился на дочери князя Брячислава полоцкого, и венчание происходило в Торопце».[83] В этой связи представляет интерес проблема Витебского удела. В договоре смоленского князя Мстислава Давыдовича с Ригой и Готландом от 1229 г. Витебск фигурирует в качестве самостоятельной политической единицы.[84] Этот город приходит на смену Минску и начинает играть вторую роль в политической жизни Полоцкой земли на протяжении всего XIII в. И вполне естественным выглядит тот факт, что первоначальным уделом будущего полоцкого князя Брячислава был именно этот город.

Супрасльская летопись под 1239 г. содержит следующее сообщение: «….оженися князь Александр Невьский во Полотце оу Брячислава…»[85] Летописи, составляющие Полихрон первой половины XV в., и поздняя летописная традиция XVI в. подтверждают данное сообщение.[86] При этом Никоновская летопись добавляет: «…и венчася в Торопце…»[87] Упоминание о женитьбе Александра Невского на дочери полоцкого князя Брячислава свидетельствует о некотором повороте политики владимиро-суздальских князей в сторону учета западнорусских реалий. Этот факт также свидетельствует и о другом: полоцко-литовские отношения в конце 30-х гг. XIII в. настолько обострились, что полоцкий князь вынужден был обратиться за помощью к потенциальным соперникам Литвы — владимиро-суздальским князьям. Последующее литовское наступление на Полоцк было практически неминуемо. Тем самым Полоцкая земля вошла в сферу непосредственных интересов князей Северо-Восточной Руси.

В 40-е гг. XIII в. намечается конфликт владимирского князя с Литвой по причине учащения литовских набегов (1245 и 1247 гг. на Северо-Восточную Русь и 1252 и 1258 гг. — на Смоленскую землю). В отражении двух первых литовских набегов активное участие принимал Александр Невский. Набег преимущественно затронул окраины Новгородской земли и Торопецкую волость.[88] Именно по этой причине к 1246 г. Александру Ярославичу удалось распространить влияние на Витебск: «…сына своего поимя из Витебска…»[89]

Надо сказать, что за все 40-е гг. ХIII в. летописями не зафиксировано ни одного литовского набега на Полоцкую землю, и Александр ни разу не помогает своему тестю. И это происходит в то время, когда, как только что подчеркивалось, усиливаются набеги на противников литовских князей. Следовательно, в Полоцке в 40-е гг. произошли существенные изменения, повлиявшие на внутриполитическую обстановку в княжестве.

Согласно Ипатьевской летописи, под 1252 г. в Полоцке появляется Товтивилл, князь, происходивший из жмудской ветви литовской династии.[90] Таким образом, можно говорить о том, что между 1239 и 1252 гг. в Полоцке произошла смена династий. Прежде всего возникают вопросы о датировке вокняжения в Полоцке новой династии, поскольку датировка вокняжения между 1239 и 1252 гг. ясности большой не вносит из-за слишком большого временного промежутка.

В 1246 г. папа римский Иннокентий IV отправляет послание к некому Иоанну, королю русскому, в котором глава римской католической церкви просит русского князя благосклонно принять папских легатов.[91] На первый взгляд возникает мысль об отождествлении Иоанна с Даниилом Галицким. Однако Даниил по папским буллам известен, и он в них упоминается четко по, имени. Среди галицко-волынских князей никто по имени Иоанн не упоминается. То же можно сказать относительно Смоленского, Чернигово-Северского, Рязанского княжеств. Остается лишь полоцкий князь, носивший языческое имя Брячислав. В то время Брячислав действительно находился в сложном положении. Его зять Александр Ярославич был слишком занят внутренними делами Владимиро-Суздальской земли и новгородскими проблемами. Обращаться к Даниилу Романовичу Галицкому значило становиться в зависимость от этого сильного княжества. Поэтому в данной ситуации вполне естественным выглядит обращение к Римской курии.

Данная булла помогает более точно определить время вокняжения в Полоцке литовского князя Товтивилла: 1246–1252 гг. Именно с этими событиями можно связывать рассказ белорусско-литовской летописи о завоевании Полоцка. Согласно генеалогическим отступлениям Ипатьевской летописи, Товтивилл был братом Ердивилла к племянником жмудского князя Выкинта. В XIII в. жмудская ветвь литовского княжеского дома развила большую политическую активность. Мингайло, захватывавший Полоцк, происходил также из жмудских князей.[92] Если Мингайло и существовал, то, очевидно, он являлся братом Товтивилла.

3. Полоцкие уделы в XIII в.

Необходимо также отметить, что борьба происходила и за другие полоцкие уделы. Минская земля начиная с XIII в. перестала быть уделом Полоцкой земли и вошла непосредственно в домен полоцкого князя.

Иное положение занимал Друцкий удел Полоцкой земли. В нем все время сохранялись собственные князья. В то же время следует заметить, что в первой половине XIII в. друцкие князья не упоминаются в качестве союзников полоцких князей в борьбе против литовской угрозы и немецких захватчиков. Никаких совместных акций полоцкий и друцкий князья не предпринимают. Друцкие князья совершенно не участвуют во внутриполитической жизни Полоцкого княжества. В западнорусской летописной традиции или, точнее говоря, в белорусско-литовской, сохранилась память о раздельном существовании Полоцкого и Друцкого уделов в XIII в.

Польский хронист М. Стрыйковский привел интересную родословную друцких князей (в данном случае приводится только начало):

• Роман Мстиславич Галицко-Волынский, ум. в 1205 г.

• Всеволод Мстиславич (Белзский удел)

• Александр Всеволодович Белзский

• Роман Александрович Волынский

• Михаил Романович

• Семен Михайлович (от этого князя пошла дальнейшая ветвь друцких князей)[93]

Эту родословную сравнительно редко использовали в специальной литературе. В основном она приводилась в генеалогических справочниках. Первым это сделал П.В. Долгоруков.[94] Н.А. Баумгартен в своих работах выступил категорически против подобных трактовок. Он считал, что князья Друцкие, действовавшие в XIV в., происходят от предшествующей ветви друцких князей (XII в.).[95] Правда, чем заполняется данный пробел, Н.А. Баумгартен не уточнил. Друцкий князь Семен Михайлович, впрочем, как и другие западнорусские князья, упоминаемые во II-м Белорусско-литовском летописном своде, Н.А. Баумгартеном как достоверная историческая персоналия не рассматриваются. Правда, надо заметить, что никаких серьезных аргументов в пользу своего мнения Н.А. Баумгартеном не приводится.[96] Между тем в свете приведенных выше рассуждений вопрос о происхождении друцких князей приобретает принципиальное значение. Для его выяснения и необходимо вновь обратиться к Хронике Стрыйковского.

Исследователи неоднократно отмечали, что М. Стрыйковский использовал весьма широкий круг русских и в особенности литовско-белорусских летописей.[97] В ряде случаев Хроника Стрыйковского сохранила уникальные сведения, неизвестные другим источникам. Например, Стрыйковским указан, пожалуй, самый ранний случай разгрома ордынцев русско-литовским войском.[98] Родословная друцких князей могла быть взята Стрыйковским из какого-либо неизвестного, не дошедшего до наших дней источника, достоверность которого определить сложно, но во всяком случае общий уровень достоверности «русских» известий Хроники по периоду XIII — пер. пол. XV вв. не позволяет с ходу ее отвергнуть.

Вторая редакция Белорусско-литовской летописи подробно излагает историю формирования территории Литовского государства в XIII в., затрагивая некоторые уделы Полоцкой земли, в частности Друцкий.[99] Упоминается и князь Семен Михайлович, что в свою очередь подтверждает известия М. Стрыйковского. Второй свод также содержит сказание о друцких князьях: великий князь Дмитрий сбежал от татар в Чернигов, а оттуда, услышав «ижь мешкають мужики без государя а зовутся дручане», пришел в их область, «зарубил» город Друцк и стал великим князек друцким (этот рассказ приведен в летописях Красинского, Рачинского и Румянцевской).[100]

Необходимо отметить, что в белорусско-литовских летописях не сохранилась родословная друцких князей, а вместо нее имеют место вышеприведенные глухие упоминания. Это объясняется тем, что литовской историографии XV–XVI вв. невыгодно было представлять древнее происхождение русских князей, в особенности сохранивших уделы на территории будущей Белоруссии. Польским историкам, наоборот, имело смысл использовать сообщения различных поздних южнорусских и западнорусских летописей. Типичный этому пример — «Русская хроничка» Стрыйковского.[101] В этой связи следует подчеркнуть, что два приведенных известия Белорусско-литовского свода вызывают определенные сомнения.

Вместе с тем, учитывая указанные возможности М. Стрыйковского относительно использования многих до нас не дошедших материалов и возможность использования составителем Белорусско-литовского свода некоторых западнорусских и южнорусских источников, также до нас не дошедших,[102] следует признать, что известие о вокняжении в Друцке новой династии представляется вполне реальным.

Теперь необходимо рассмотреть возможности захвата Друцка представителями той или иной княжеской линии. Из возможных претендентов на Друцк следует выделить следующие княжества: Галицко-Волынское, Владимиро-Суздальское, Смоленское, Чернигово-Северское, Муромо-Рязанское (хотя последний вариант представляется крайне маловероятным). В данном случае следует подчеркнуть однозначный вывод, вытекающий из сопоставления летописных текстов, — династия друцких князей не имела литовского происхождения:

1. Друцкие князья не фигурируют в качестве литовских Гедиминовичей ни в каких родословных (ни в польских и литовских, ни в русских).

2. Друцкие князья упоминаются как совершенно самостоятельная линия в первой половине XIV в. Далее белорусско-литовские летописи не настаивают на литовском происхождении друцких князей (хотя во многих случаях для белорусско-литовских летописей были характерны большие генеалогические примечания о литовском происхождении многих русских князей), а в данном случае специально подчеркнуто происхождение друцких князей от русского князя Дмитрия.

3. Друцкие князья в XIV в. проводили совершенно независимую от великих князей литовских политику (порой даже противоположную. Друцкий князь Иван принимал участие в татарско-русском походе Товлубия на союзника литовского князя, смоленского великого князя Ивана Александровича).[103] Таким образом, вариант с литовским происхождением должен быть полностью отвергнут.

Владимиро-суздальские князья теоретически могли захватить Друцк. Они обладали для подобной акции достаточной силой влияния. Однако данному утверждению противоречит целый ряд обстоятельств.

Во-первых, по истории Владимиро-Суздальской Руси того периода сохранились подробные летописные статьи во многих известных нам летописях. Поэтому такое событие, если бы оно и произошло, вероятнее всего, нашло бы отражение на страницах летописных сводов.

Во-вторых, генеалогия всех владимиро-суздальских князей хорошо известна. Среди князей ростовских, ярославских, углицких, переяславских, московских, тверских, суздальских, юрьевских, стародубских на указанный период не упоминаются князья не только с именами Дмитрий, но и Михаил.

В-третьих, владимиро-суздальских князей прежде всего интересовал Полоцк, а не южные земли полоцкого княжества.

Среди смоленских князей имена Михаил и Дмитрий не фигурировали.

Перечень смоленских князей того периода следующий:

• Мстислав Романович (убит в 1223 г.)

• Святослав Мстиславич (упом. в 1232 г.)

• Изяслав Мстиславич (упом. в 1236 г., 1252 г.)

• Ростислав Мстиславич (увезен в Венгрию в 1240 г., где и умер вскоре).

• Мстислав Давыдович Смоленский (княжил в Смоленске в 1223–1230 гг.). Многие историки генеалогии полагают, что он имел сына Ростислава, который действовал в Смоленске в 40-е гг. XIII в.[104]

Всеволод Мстиславич (княжил в Смоленске в 40-е годы и по некоторым данным скончался в 1246 г., т. е. спустя семь лет после своего вокняжения.[105]

Таким образом, приведенная выше генеалогия смоленских князей периода 20–40-х гг. XIII в. не дает возможности провести отождествление какого-либо смоленского князя с Дмитрием или Михаилом Друцкими. Генеалогия черниговских князей того периода в отличие от всех предшествующих генеалогий дает больше возможностей для сопоставления и анализа.

Для периода конца 30-х — начала 40-х гг. XIII в. генеалогия черниговских князей такова:

сыновья черниговского князя Владимира:

• Борис Владимирович

• Давыд Владимирович

• Андрей Владимирович

• Святослав-Дмитрий Владимирович

(Р.В. Зотов в своем исследовании указывает, что эти князья были сыновьями черниговского князя Владимира, умершего в начале XIII в.)

Из числа других черниговских князей этого периода наиболее известны: Михаил Всеволодович (убитый татарами в Орде в 1246 г.);[106] Мстислав-Федор Глебович, бежавший из Чернигова в 1239 г. в канун Батыева погрома Чернигова;[107] Всеволод-Лаврентий Ярополкович, княживший в Чернигове во второй половине XIII в.;[108] Всеволод-Семион, удельный черниговский князь, активно боровшийся с литовцами;[109] Олег Курский, участвовавший в битве на реке Калке в 1223 г.;[110] Святослав Трубчевский. Никто из вышеперечисленных князей не подходит для захвата Друцка в 40-е гг. XIII в.

У Михаила Всеволодовича летописцы и составители различных родословий перечисляют следующих сыновей:[111] Ростислав, Роман, Семион, Мстислав, Юрий. Как известно, в самом начале 40-х гг. сыновья Михаила Всеволодовича находились на Руси. Сам же Михаил Всеволодович отсутствовал.[112] В этой связи призвание Семиона представляется вполне вероятным, поскольку Ростислав был полностью погружен в западноевропейские и галицко-волынские дела. Роман являлся прямым наследником своего отца на черниговском княжеском столе.[113] Призвание (или захват — в точности картину восстановить не представляется возможным) могло быть осуществлено только в момент галицко-черниговской войны.

Галицко-черниговская война происходила в период 1240–1246 гг. Именно тогда усилилась литовская активность. Поэтому вокняжение в Друцке представителя черниговской линии логичнее относить к первой половине 40-х гг. XIII в. (приблизительно до 1246 г.).

Вокняжение в Друцке князя, происходившего из галицко-волынской линии, думается, было невозможным исходя из следующих обстоятельств:

1. Подобный захват непременно был бы подчеркнут Ипатьевской летописью.

2. Если бы в Друцке княжил родственник галицко-волынских князей, то он должен был обязательно участвовать в галицко-литовской войне 1252–1254 гг.

3. Приведенная М. Стрыйковским родословная имеет ряд генеалогических несообразностей. Александр Всеволодович Белзский скончался в конце 30-х гг. XIII в. Семион Михайлович Друцкий по определению Белорусско-литовского свода правил в 60-е гг. ХIII в. Смена за 20 лет двух поколений представляется маловероятной. Тем более существование такого князя, как Роман Александрович, летописными сводами не подтверждено.[114]

В отношении Дмитрия Друцкого можно сказать следующее: существование такого князя другими летописями не подтверждается. В XIV в. среди друцких князей существовал Дмитрий (друцких князей с таким именем было несколько). Вероятно, составитель Белорусско-литовского свода не располагал точными данными о захвате Друцка представителями черниговской линии. В то же время составитель располагал данными о бегстве киевского наместника Дмитрия. В результате получилось соединение нескольких исторических событий в единое целое.

Вокняжение в Друцке представителя другой княжеской династии сыграло важную роль в последующей истории Друцкого удела. Это прежде всего обеспечило определенную независимость этого удела от Великого княжества Литовского. Белорусско-литовские летописи свидетельствуют о достаточно независимой политике, которую вели друцкие князья на протяжении всей второй половины XIV в.[115]

В историографии данный вопрос подробно не рассматривался. Только В.Е. Данилевич пришел к вполне определенным выводам. По его мнению, Друцк был завоеван Литвой между 1239 и 1246 гг.[116] Все приведенное выше показывает, что на самом деле никакого завоевания Полоцкой земли со стороны Литвы не происходило. Скорее, шел процесс иного рода: в период некоторого ослабления Полоцкой земли происходило вокняжение представителей других княжеских линий. При этом уделы сохраняли самобытность и самостоятельное развитие.

4. Полоцк и образование Великого Княжества Литовского

В начале 40-х гг. XIII в. окончательно оформился литовско-русский этнический характер нового государства. Подобная двойственность оказала большое воздействие на политическую ситуацию в Полоцкой земле. В конце 40-х — начале 50-х гг. в Полоцке к власти пришел князь, происходящий из жмудской линии, Товтивилл. Он упоминается составителем Ипатьевской летописи под 1252 г.[117] Новый князь держался по отношению к литовскому князю Миндовгу независимо и проводил совершенно самостоятельную политику. На этой почве в 1252 г. между Миндовгом и Товтивиллом вспыхнул конфликт.[118]

Необходимо сказать, что в дореволюционной и советской исторической литературе бытует мнение о начале литовского периода в истории Полоцкой земли с 1252 г.[119]

Приход Товтивилла к власти отождествляется с литовским завоеванием.

В.Е. Данилевич отмечал: «К сожалению, почти полное отсутствие сведений о Полоцкой земле за вторую четверть XIII столетия не дает возможности точно установить время завоевания Полоцка литовцами…»[120] В.Б. Антонович рассматривал Полоцк в середине XIII в. как полунезависимую политическую единицу.[121] Подобного же мнения придерживался Батюшков в своей истории Белоруссии и Литвы.[122] М.К. Любавский считал, что Полоцк в середине XIII в. «сделался как бы вассальным владением великого князя литовского. Это положение вещей продолжалось некоторое время и при преемниках Товтивилла».[123]

В советской исторической науке наиболее полно история Полоцкой земли была освещена в работах В.Т. Пашуто и Л.В. Алексеева. В.Т. Пашуто рассматривает вокняжение Товтивилла в качестве признака завоевания Полоцка литовцами.[124]

Л.В. Алексеев в своей работе «Смоленская земля» считает период с 1239 г. в истории Полоцкой земли особым, который нуждается в отдельном рассмотрении.[125]

Более обстоятельно и с позиций научного анализа подошел к данной проблеме известный современный белорусский историк М. Ермалович. В своей работе по истории Полоцкой земли М. Ермалович выдвинул тезис о начале с 1239 г. нового периода в истории Полоцкого княжества. По мнению историка, с этого времени активно происходит процесс сближения полоцкого и литовского регионов. В этой связи княжение Товтивилла приобретает особый интерес.

Товтивилл происходил из жмудской линии литовских князей. Он был племянником известного литовского князя Выкинта. Вышеупомянутый Мингайло являлся братом Товтивилла.

Происходившие в конце 40-х — начале 50-х гг. XIII в. события не могли остаться вне поля зрения галицко-волынского князя Даниила Романовича. Статья Ипатьевской летописи под 1252 г. показывает, что Даниил и ранее поддерживал контакты с новым полоцким князем Товтивиллом.[126] Последнее обстоятельство особенно важно, поскольку показывает, что полоцкий князь поддерживал отношения с главными противниками Литвы.

М. Стрыйковский в своей Хронике приводит небезынтересный факт: крещение Товтивилла по православному обряду.[127]

В.Е. Данилевич следующим образом оценил деятельность Товтивилла: «Вообще Товтивилл усвоил себе многие взгляды и стремления полочан, и это должно было способствовать тому, что он стал на сторону русской партии в новом литовско-русском государстве. Но были еще и другие причины, заставившие Товтивилла поступить таким образом. Подчинение Литве не могло быть приятно русским и должно было вызвать в них желание освободиться от зависимости. Поэтому мы видим, что даже в молодом, только сформировавшемся Литовско-русском государстве замечается разлад между двумя народностями, вошедшими в состав его, и с первых же моментов образования этого государства резко замечаются сепаратистские стремления русских… При таких условиях неудивительно, что среди литовских князей стала замечаться реакция против самовластия Миндовга. Почин в этом деле принадлежит Товтивиллу, Эрдивиллу и Виконту…»[128] Думается, что это пространное объяснение нуждается в существенных комментариях. Прежде всего следует отметить, что В.Е. Данилевич исходил из факта завоевания Полоцка литовцами. А Товтивилла историк рассматривал как вассала Миндовга.

Итак, полоцкие князья Товтивилл и Ердивилл обратились за поддержкой к Даниилу Галицкому. Миндовг пытался отговорить Даниила от поддержки полоцких князей. Однако галицко-волынский князь стоял на своем. Причем надо отметить, что Даниил и Василько, согласно Ипатьевской летописи, направляли совместные усилия на борьбу с Литвой.[129]

В ответ на попытки Миндовга прийти к согласию Даниил и Василько развернули активную подготовку антилитовской коалиции: «Даниилу же и Васильку пославшима Выкыньта во Ятвязе и во Жемоите, ко немцем в Ригу… Немце хотят возстати на помощь Товтивиллу…»[130] Какие цели преследовал Даниил, начиная войну с Миндовгом? Дело в том, что после татарского нашествия большая часть территории Руси оказалась под татарским владычеством. Проводить традиционную политику в отношении Южной Руси, земли которой были очень сильно разорены, с одной стороны, к максимально подчинены татарам — с другой, оказалось крайне затруднительно. Единственным свободным «простором» для внешней политики оставались западнорусское и «международное» направления (т. е. связи с Венгрией, Польшей, Чехией, Ватиканом и т. д.). Полное подчинение Полоцка Миндовгу означало для Даниила окончательную потерю русского направления. Только эти расчеты могли побудить Даниила вмешаться в полоцкие дела и оказать Товтивиллу существенную помощь.

Решительные действия имели особый смысл и для Миндовга. Отстранение Товтивилла и Ердивилла от полоцкого княжения для литовского князя имело большое значение: в конце 40-х гг. XIII в. произошло укрепление Литовского государства. У Миндовга возник соблазн распространения литовского влияния на западные области Руси, в данном случае на Полоцк. Вокняжение в Полоцке Товтивилла давало некоторые надежды Миндовгу. Однако события развивались по другому пути. Единственным выходом в сложившейся ситуации для Миндовга было отстранение Товтивилла от полоцкого княжения.

Даниил и Василько Романович первыми открыли военные действия против Миндовга. Они напали на Черную Русь и захватили много городов, принадлежащих литовскому князю.[131] В то же время жмудский князь Выкинт прислал известие следующего содержания: «яко немце хотят возстати на помощь Товтивиллу».[132] Получив такие сведения, Даниил отправил Товтивилла против Миндовга.[133] Товтивилл сильно опустошил владения Миндовга. После этого он отправился в Ригу. Немцы, в интересах которых было поддерживать неурядицы между литовскими к русскими князьями, приняли Товтивилла с большим почетом. Однако на помощь ему не спешили, выжидали.[134] Товтивилл, желая добиться их расположения, принял католичество. Между тем Миндовг предпринимал активные действия с целью раскола коалиции. Он прислал в Ригу послов, убеждая ливонского магистра убить или изгнать Товтивилла. В конечном итоге ливонский магистр принял сторону Миндовга. Товтивилл вынужден был бежать из Риги. После бегства оттуда Товтивилл отправился в Жмудь, где его хорошо принял Выкинт.

В то же время Ердивилл успел взбунтовать литовское племя ятвягов. Присоединив вспомогательные отряды из ятвягов и жмуди к имеющемуся войску, Товтивилл двинулся против Миндовга. Но Миндовг уклонился от решительного столкновения, в результате чего полоцкий князь вернулся ни с чем.[135] Миндовг предпринял контрнаступление против Даниила и Товтивилла и осадил последнего в городе Твиремети, но тот также отбил все атаки Миндовга.[136]

В 1253 г. Даниил предпринял новое наступление. Он опустошил владения Миндовга. Но данное предприятие принесло немного пользы Товтивиллу. Требовались кардинальные меры, способные изменить ситуацию качественным образом, иначе говоря, предприятие, которое имело бы своим результатом возвращение полоцкого престола Товтивиллу. Против Миндовга объединилась огромная коалиция, в состав которой входили: собственно галицко-волынские князья (Даниил и Василько), жмудские князья, литовское племя ятвягов, Товтивилл и Ердивилл. В состав коалиции не входили удельные полоцкие князья: друцкий, витебский, слуцкий. Вероятно, эти князья исходили из соображений целесообразности. Для них изгнание Товтивилла с полоцкого стола открывало большие политические перспективы. Возникала возможность усиления собственной власти, а для Витебского удела — возвращение династии на полоцкий стол. Только эти обстоятельства могут объяснить отсутствие упоминаний в Ипатьевской летописи об этих князьях.

Миндовг сначала попытался расколоть союз, поскольку бороться с огромной коалицией литовскому князю было не по силам. Он отправил послов к Даниилу с предложениями о мире. Даниил ответил категорическим отказом.[137] Тогда Миндовг склонил на свою сторону ятвягов и жмудь путем подкупа.[138] Вскоре после этого Даниил прекратил оказывать помощь Товтивиллу, хотя полоцкий князь по собственной инициативе принимал участие в некоторых предприятиях галицко-волынского князя.

В конечном итоге обе стороны вынуждены были согласиться на переговоры. Выработанный договор носил компромиссный характер. Миндовг в определенной степени добился нейтрализации активности Даниила на полоцком направлении. В свою очередь литовско-русский князь делал Даниилу серию уступок. В Полоцк возвращался Товтивилл.[139] Таким образом, Полоцк вновь приобретает статус самостоятельного княжества. Вся Черная Русь подчинялась Роману Данииловичу, естественно, с условием вассальной зависимости от Миндовга. Один из сыновей Даниила, Шварн, женился на сестре Войшелка, старшего сына Миндовга. Как видим, мирный договор закладывал основы для последующего галицко-литовского сближения.

Известный украинский историк В.Б. Антонович в определенной мере считал, что противоречия внутри самого Литовско-Русского государства и послужили одной из причин конфликта 1252–1254 гг. Ученый также остановился на мирном договоре. Он полагал, что данное соглашение было выгодно скорее литовскому князю, чем Даниилу, поскольку «семья, вокняжившаяся в Литве, становилась в родственные связи с представителями сильнейшего русского стола: наследники Миндовга приобретали в Галиче точку опоры для внутренней борьбы с литовским элементом внутри слагавшегося государства и могли, таким образом, с помощью русского элемента усилить свое влияние на литовские племена…».[140] Более обобщенную характеристику дал М.К. Любавский в своих исследованиях: «…Однако, в конце концов, не Галицко-Волынская земля заняла первенствующее положение и явилась в роли объединительницы Западной Руси и Литвы, а именно Литва… Здесь действительно существует несколько важных причин…»[141] Далее ученый выделил эти причины:

1. Белая Русь имела гораздо более географической связи с Литвой, чем с Малой Русью.

2. Белую Русь и Малую Русь разделяли лесисто-болотистые дебри Полесья. Благодаря этому между ними не было почти никакого жизненного общения, которое обычно создает политические связи.[142]

В советской историографии этому событию оценки были даны целым рядом историков. В частности, В.Т. Пашуто в своей работе, посвященной образованию Литовского государства, высказал мнение, что победа Миндовга в конфликте 1252–1254 гг. была полной и окончательной.[143]

Известный белорусский историк М. Ермалович полностью согласился с В.Т. Пашуто.[144]

На наш взгляд, основная причина, помешавшая галицко-волынскому князю достичь победы, заключалась в скованности внешнеполитической деятельности, наступившей в результате установления татарского ига. Выше отмечалась уже скованность внешней политики в территориальном смысле.

Как бы то ни было, Даниил Галицкий зависел от золотоордынского хана. Подчинение Полоцкой земли Даниилу Галицкому означало и распространение татарского влияния на нее, что для западнорусских князей было совершенно неприемлемо. По этой же причине объединение вокруг галицко-волынских князей любых русских земель, не плативших дани в Орду, было невозможным. Именно «татарский» фактор сыграл в данном случае роковую роль. С другой стороны, золотоордынскому ханскому двору также было невыгодно возникновение на юго-западе и западе Руси сильной державы.

Вскоре после окончания войны 1252–1254 гг. возвращенный на полоцкое княжение Товтивилл вынужден был занять по отношению к Миндовгу более лояльную позицию. Со временем Товтивилл попал в фарватер литовской политики. Это выразилось в участии полочан во всех крупных акциях литовского великого князя. Так, в 1258 г. литовцы и полочане, вероятно, по требованию Миндовга предприняли совместный поход в Смоленскую землю и взяли «войщину на щит».[145] Это сообщение содержит Воскресенская летопись.[146] Таким образом, участвуя в акции литовского князя, Товтивилл пошел на конфликт со Смоленским княжеством. Как следствие этих действий полоцкого князя могло наступить значительное обострение отношений с Владимиро-Суздальской землей. Именно этой причиной объясняется новый маневр Товтивилла.

Под 1262 г. составитель Никоновской летописи сообщает: «Того же лета поиде князь велики Ярослав Ярославич, внук Всеволож, и князь Дмитрий Александрович, внук Ярослава Ярославича, с шурином своим с Константином, и Товтивилл Полоцкий…»[147] на Юрьев Ливонский. В этом походе Товтивилл фактически полностью примкнул к Александру Невскому, хотя надо учитывать одно обстоятельство: в начале 60-х гг. XIII в. между Миндовгом и Александром Невским был заключен мир.

Необходимо отметить, что несмотря на возрастание власти Миндовга в начале 60-х гг. XIII в., Товтивилл, идя на многочисленные уступки, с одной стороны, все-таки старался сохранить независимость Полоцкого княжения, с другой стороны. Между тем в начале 60-х гг. XIII в. наступала пора потрясений как для молодого Литовско-Русского государства, так и для Полотчины. Согласно Ипатьевской летописи, литовская усобица началась следующим образом. В конце 1262 г. Миндовг отправил Довмонта в поход на Брянск. Сам же тем временем нанес оскорбление жене Довмонта. Последний, будучи не в состоянии исправить дело, бежал к жмудскому князю Тройнату.[148] Момент был выбран удачно: именно в это время Миндовг возвращался из похода на Русь. Заговорщики напали на Миндовга и пронзили его копьями.[149] В заговоре принимал участие и Товтивилл. В результате заговора произошло вокняжение Тройната на великом княжении литовском: «…а Тренята нача княжити во всей земле литовской и в жемоите и посла по брата своего по Товтивилла до Полотьска…»[150] В данном случае результатом убийства Миндовга было вокняжение на литовском престоле жмудской линии. При всей своей лаконичности Ипатьевская летопись сообщает важный факт, а именно указывает на родственную связь Товтивилла с данным представителем жмудской линии. Выше отмечалось происхождение Товтивилла из жмудской княжеской династии. Последнее упоминание более точно проясняет ситуацию: Тройнат и Товтивилл были братьями,[151] и, следовательно, полоцкий князь должен был принимать непосредственное участие в заговоре против Миндовга. Другие летописи описывают усобицу 1263 г. в несколько ином свете.

Версия Новгородской 1-й летописи следующая: «В лето 6771 г… в Литве бысть мятеж Богу попущьшю на ни гнев свои; вьсташа сами на ся, и убиша князя велика Миндовга свои родици, свьщавшеся отаи всех… распревшеся убоици Миндовгови… убиша добра князя полотьского Товтивилла, а бояры полотьскыа исковаша и просиша у полочан сына Товтивилова убити же; и он вбежа в Новгород с мужи своими. Тогда Литва посадиша свои князь в Полотьске, а полочан пустиша, которых изымаша со князем их, и мир взяша…»[152] Итак, Новгородская летопись дает два ценных добавления: Товтивилл имел сына, который бежал в Новгород.

По поводу событий 1263–1264 гг. в исторической литературе существует большой разброс мнений. М.К. Любавский полагал, что Тройнат посадил в Полоцке Герденя, которого изгнал впоследствии Изяслав.[153] Энгельман относит убиение Товтивилла и Тройната к концу 1264 г.[154] Немецкий историк Бонелль внес еще большую путаницу в хронологическую сетку данного периода; он относит договор Герденя к 28 сентября 1263 г. и убиение Товтивилла ставит после 1 марта 1264 г. Таким образом, получается, что Гердень вокняжился еще при жизни Товтивилла.[155] В.Е. Данилевич, основываясь на анализе русских и зарубежных источников, пришел к выводу, что полоцкий князь Константин Безрукий был ставленником жмудского князя Тройната и предшественником Изяслава, княжившего в 1264 г. в Полоцке в качестве ставленника литовского великого князя Войшелка.[156] В данном случае при изложении историографических мнений мы немного забежали вперед, так как это было необходимо для анализа приведенных выше летописных известий.

Итак, из сообщения летописей видно, что Товтивилл был вскоре убит при дележе наследства Миндовга своим братом Тройнатом. Это произошло приблизительно около 1264 г. Преемником Товтивилла, вероятно, был Константин. Это видно из папской буллы Урбана IV от 1264 г.[157] Из этой буллы следовало, что русский князь Константин подарил немецкому ордену в своем княжестве некоторые владения. Правда, уже осенью 1264 г. в Полоцке княжил Изяслав, признававший свою зависимость от Войшелка,[158] а в Витебске сидел другой, союзный князь Изяслав, также признававший свой вассалитет от Войшелка. Такое положение вещей продолжалось до конца 1264 г. Самым концом 1264 г. датируется грамота князя Герденя.[159] Такая быстрая смена князей была связана теснейшим образом с положением в самом Литовско-Русском государстве после убийства Миндовга. Дело в том, что после убийства Миндовга власть в государстве захватил жемайтский князь Тройнат. Основным соперником Тройната был старший сын Миндовга Войшелк. Вскоре после своего вокняжения Тройнат был убит, и литовский престол занял Войшелк. Это событие, видимо, произошло не раньше осени 1264 г.[160] Старший сын Миндовга в отличие от многих своих предшественников придерживался прославянской ориентации. Именно это и послужило основной причиной замены князей в Полоцке. До вокняжения Войшелка в Полоцке княжил Константин. Его некоторые историки причисляют к сыновьям Товтивилла,[161] хотя для такого построения нет ни малейшего основания. Этот вывод опровергается хотя бы тем, что Тройнат после убийства Товтивилла стал преследовать его сына и посадил на полоцкий престол Константина. Именно поэтому Константин никак не мог быть сыном Товтивилла. Как раз напротив, Константин должен был быть противником Товтивилла. Данный вывод также следует из характера летописной статьи 1262 г., в которой упоминается Константин, абсолютно не связанный с Товтивиллом.[162] В.Е. Данилевич на основании анализа летописной статьи пришел к выводу, что Константин был посажен Тройнатом на полоцкое княжение и что именно он был предшественником Изяслава.[163] Более определенно о происхождении Константина историк не высказался, лишь подчеркнув: «…о княжении Константина сохранилось мало сведений…»[164] О происхождении Константина писал известный генеалог Н.А. Баумгартен. Он считал Константина сыном полоцкого князя Брячислава или его ближайшим родственником.[165] Такой вывод известного исследователя княжеской генеалогии Рюриковичей и Гедиминовичей вполне логичен и вписывается наилучшим образом в картину внутриполитической истории Полоцкой земли. Ведь никаких точных данных о Брячиславе, кроме одного упоминания в летописи под 1239 г., нет. Отождествление Брячислава с князем Иоанном под 1246 г., который упоминается в папской булле, гипотетично.

С другой стороны, наличие у Брячислава каких-либо сыновей становится в ранг чисто теоретического предположения. Поэтому и в данном случае обязательно следует сделать оговорку, что всякое отождествление князей с сыновьями Брячислава также весьма проблематично и очень предположительно.

Одно можно сказать определенно: Константин и Изяслав происходили из местной династии полоцких князей. Изяслав, по всей видимости, был тесно связан с группировкой Войшелка. Поэтому ему и удалось прийти к власти. Другой Изяслав был, вероятно, его ближайшим родственником, потому и получил витебский престол.

Итак, приблизительно список полоцких князей второй половины XIII в. можно определить следующим образом:

• Брячислав (упоминается в 1239 и 1246 гг.)

• Изяслав (упом. в 1264 г.) княжил в Полоцке

• Константин (упом. в 1264 г.) княжил в Полоцке

• Изяслав (упом. в 1264 г.) княжил в Витебске

Более подробно генеалогия полоцких князей второй половины ХIII в. будет рассмотрена ниже.

О конкретной деятельности этих князей ничего не известно. Грамота Герденя датируется 28 декабря 1264 г.[166] По мнению некоторых исследователей, с 1264 по 1267 гг. продолжалось правление Герденя. Однако источники не дают оснований для подобных утверждений (см. ниже).

Сразу после своего вокняжения Войшелк стал проводить прорусскую политику. В 1266–1267 гг. галицко-волынским князем Шварном Даниловичем и литовским князем Войшелком были организованы совместные походы против поляков.[167]

В конечном итоге, чувствуя противостояние литовской группировки, Войшелк удалился от дел и передал литовско-русское княжение Шварну Даниловичу.[168] Таким образом, в конце 60-х гг. XIII в. обозначилась перспектива объединения Галицко-Волынской земли и Литовско-Русского государства в одну единую державу. С возникновением такого объединения одновременно решалось несколько задач:

1. Значительное ослабление татарского господства.

2. Расширение внешнеполитического влияния нового государства. Но подобный исход не устраивал как золотоордынские круги, так и галицко-волынских князей, сторонников проордынской линии и, следовательно, жесткого курса по отношению к Литве. Шварн Данилович правил недолго и умер около 1269 г.[169] Войшелк был убит братом Шварна Даниловича, Львом Даниловичем, в 1267 г.[170] Таким образом, в самом конце 60-х гг. XIII в. эти деятели сходят с политической сцены. Как видно, в 1264–1269 гг. существовала благоприятная ситуация для ведения полоцким князем самостоятельной политики. Однако в это же самое время для полоцкого князя возникла новая сложность: претензии на полоцкие волости со стороны псковского князя Довмонта.

Дело в том, что во время литовской смуты нальшанский князь Довмонт бежал на север Руси и около 1265 г. появился в Пскове, там он крестился христианским именем Тимофей и стал псковским князем. Из летописей совершенно неясны причины начала усобицы.

В историографии сложилось мнение о том, что в 60-е гг. ХIII в. Полоцк принадлежал литовскому князю Герденю.[171] Н.П. Дашкевич, В.И. Данилевич исходили из грамоты, данной Герденем Риге и Готланду, в которой Гердень выступает в качестве посредника на переговорах Полоцка с Ригой.[172] Это заключение было сделано на основании следующих слов грамоты: «Князь Гердень… створы есмы мир промежи местеря и с ратманы рижьскыми, и с полочаны, и видьбляне тако како грамота написано…»[173] Как видим, в этом месте ничего не сказано о Гердене как о князе полоцком. В начале грамоты также ничего не говорится о Гердене как о князе полоцком: «Князь Гердень кланяется всем тем, кто видит сую грамоту…»[174] Обычно в подобных грамотах подчеркивалась принадлежность князя той или иной земле. О Гердене известно довольно много. Летописи и жития содержат подробные рассказы о его войне с псковским князем Довмонтом. Все редакции жития Довмонта приводят следующее известие: «…И по неколицех днех помысли ехати с мужи псковичи и пленити землю литовскую… Герденю же с своими князи дома не бывшу… Ополчився Гердень и Готорт, и Люмби, и Люгаило и протчии князи, в 7 сот погнаша в след Домонта, и хотяша его руками яти…»[175] В этом и других местах составители жития Довмонта не причисляют Герденя к полоцким князьям. Летописи, равно как и жития, дают такую же картину. Новгородская летопись сообщает: «Того же лета Домонт со псковичи… плени землю литовскую и княгыню герденеву… — и далее о Гердене — Гердень же со своими князи приехаша в домы своя… Гердень и Гоиторот и Люмби и Люгаило в семисот муж погнаша вьслед Домонта…[176] И ту бысть убиен князь литовьскый Горторт… а Домонт со псковичи повоеваша Литву и Герденя убиша…»[177] Итак, во всех трех случаях летописных упоминаний Гердень не связан с Полоцком. Напротив, составитель летописи стремится подчеркнуть связь Герденя с литовской землей. Данная тенденция в отношении Герденя проявляется во всех русских летописях, в которых в той или иной мере затрагивается история Западной Руси. Итак, все вышеприведенное позволяет прийти к выводу, что Гердень в 1264–1267 гг. не правил в Полоцке, и лишь в конце 1263 г. он выступил посредником на переговорах Полоцка с Ригой и Готландом.[178] В этой связи можно предположить, что в момент, когда Гердень выступал посредником на переговорах Полоцка с Ригой, в самом Полоцке отсутствовал князь, и как всегда бывает в подобных случаях, полоцкая знать находилась перед выбором. В конечном итоге выбор был сделан в пользу представителей местной династии и полоцким князем стал Изяслав. Известный исследователь белорусской средневековой истории А.Л. Хорошкевич определила время правления Изяслава: середина 60-х гг. XIII в.[179]

До нас дошла грамота Изяслава (она датируется А.Л. Хорошкевич 1265 годом), в которой он титулуется князем полоцким и, обращаясь в Ригу за подтверждением прежних договоренностей, сообщает, что находится в полной зависимости от литовского князя Войшелка:…а воли есми божий и в Молшелгове…»[180] С большой долей вероятности можно предположить, что Изяслав княжил как минимум до 1267 г., поскольку из истории Литвы известно, что Войшелк до конца опекал своих ставленников. Известно, что преемником Изяслава был Константин (возможно, как это подчеркивалось выше, его брат). Действия Константина в 1268 г. показывают, что он в этом году еще не являлся князем полоцким.[181] В.Е. Данилевич пришел к выводу, что Константин в 70-е гг. княжил в Полоцке.[182] Правление Константина ничуть не улучшило ситуацию в Полоцкой земле.

При Константине литовские набеги на Полотчину продолжались, под 1274 г. составитель Ипатьевской летописи сообщает о походе, организатором и инициатором которого стал галицко-волынский князь Лев Данилович. В Ипатьевской летописи сообщается: «Менгу-тимер же да ему рать, и Ягурчина с ними воеводу, и Заднепровьскыи князи все да ему в помочь Романа Дьбрянского и сыном Олегом, Глебом Смоленским…»[183] В числе участников похода на Литву совершенно не фигурирует князь Константин, хотя объективные обстоятельства, в которых оказалась в то время Полоцкая земля, как это следует из широко известного памятника литературы Древней Руси «Наказания Семена епископа Тверского», требовали такого участия Константина. Если участие Константина в антилитовском походе не имело места, то последнее позволяет предположить, что в 1274 г. полоцкого князя не было в живых.

В белорусско-литовских летописях сохранилось упоминание о захвате Полоцка псковским князем Довмонтом в период правления литовского князя Тройдена.[184] Сообщение отличается краткостью:…пануючи великому князю Троидену и князь великий Довмонт пришодши до Пскова, возмет город Полтеск и имет княжити на Пскове и на Полоцке…».[185] Данное известие другими источниками не подтверждается, поэтому довольно проблематично настаивать на его достоверности. Объективные обстоятельства, которые сложились в 70–80-е гг. XIII в., допускали подобную возможность. Дело в том, что на литовский престол вступил в 1270 г. новый князь Тройден, который начал проводить исключительно пролитовскую политику, поэтому вполне естественно, что отношения с Полоцком у Литвы сильно обострились. Этим вполне мог воспользоваться псковский князь Довмонт.

Что же касается других полоцких уделов, то их судьба в конце в XIII — начале XIV вв. малоизвестна. Более определенно можно сказать лишь о Витебске. В конце XIII в. в Витебске княжил сын полоцкого князя Константина Михаил, дававший грамоту в Ригу. В 1318 г. в Витебске, согласно хронике Быховца, правил Ярослав Васильевич, выдавший свою дочь за сына литовского князя Гедимина — Ольгерда.[186] В 1320 г. Ярослав Васильевич скончался, и витебский удел автоматически перешел к Ольгерду.[187] Ярослав Васильевич, судя по отчеству, был сыном витебского Василия, носившего языческое имя Изяслав. (Изяслав в качестве витебского князя фигурирует в грамоте полоцкого князя Изяслава от 1265 г. Риге и Готланду.) О Друцке, Минске и других более мелких уделах что-то определенное сказать невозможно из-за полного отсутствия каких-либо сведений.

5. Полоцк в составе федерации земель Великого Княжества Литовского в XIV в.

Во 2-м Белорусско-литовском летописном своде и Хронике М. Стрыйковского до нас дошло известие, которое относится к началу XIV в. (к 1307 г.), — о захвате Полоцка литовским князем Витенем.[188] При этом М. Стрыйковский ссылается на известия древних литовских и русских летописей. Н.Н. Улащик в своем исследовании призывал критически относиться к сообщению М. Стрыйковского, датировки которого постоянно отличались недостоверностью, но сообщения Румянцевской летописи, писанной по-польски, считал возможным принимать во внимание.[189]

Он подчеркнул следующее: «Летопись Археологического общества А.А. Шахматов относил к той группе летописей, к которой принадлежит Румянцевская, Рачинского и Патриаршая…»[190] Наблюдения ученого сближают Румянцевскую летопись и «Кройничку» со вторым Белорусско-литовским сводом. Следовательно, описание политических перемен, содержащееся в данных летописях, имеет под собой реальное историческое обоснование.

Однако сам факт захвата Полоцка литовским князем Витенем вызывает большие сомнения. Вероятнее всего, литовско-русский князь Витень оказал полочанам определенную помощь против немцев. И поскольку Полоцк в то время пребывал некоторое время без князя, то Витень посадил в Полоцке своего брата Воиня.

Поэтому вокняжение в Полоцке литовского ставленника можно рассматривать не как завоевание Полоцка литовцами, а как своего рода унию (объединение) Литовско-Русского и Полоцкого княжеств, так как впоследствии, находясь в составе Литовско-Русского государства, Полоцк, фактически пользуясь широчайшими правами автономии и самостоятельности, составлял русскую основу этого государственного образования.

От 1325 г. сохранилась грамота Гедимина, великого князя литовского, русского и жемойтского, в которой он жалуется на притеснения, чинимые в Полоцке ливонскими рыцарями.[191] Из грамоты видно, что Гедимин оказывал всяческое покровительство Полоцку.

Под 1326 г., согласно Новгородской 1-й, Супрасльской, Софийской 1-й летописям, Гедимин отправил к немцам послами полоцкого князя Воиня, минского князя Василия и князя Федора Святославича.[192]

«…Того же лета приехаша послы из Литвы, братия Литовьского князя Гедимона: Воини, Полотьскыи князь, Василеи, Меньскыи князь, Федор Святославич, и докончаща мир с Новгородци и с немцы…»[193] (другие летописные сообщения не противоречат этому известию). Известие показывает, что к середине 20-х гг. XIV в. Полоцк находился в составе Литовско-Русского государства и занимал в нем важное положение. Княжение Воиня продолжалось до начала 40-х гг. XIV в. Он упоминается в 1342 г., когда посылал своего сына Любка на помощь Ольгерду.[194] В период княжения Воиня Полоцк подвергался нападениям со стороны немцев. Известно, например, что в 1334 г. Ливонский магистр явился к Полоцку с большим войском.[195] Именно по этой причине великий князь Гедимин специально оговорил с немцами условия мирного договора для Полоцка.[196] Вероятно, Воинь умер после 1342 г. Прямых наследников Воиня летописи не упоминают. В.Е. Данилевич предположил, что наследником Воиня был сын Гедимина Наримонт-Глеб. Это предположение было сделано на том основании, что на одном из договоров начала 40-х гг. XIV в. Полоцка с немцами сохранилась печать Наримонта-Глеба.[197] Однако такого факта совершенно недостаточно, чтобы делать подобные далеко идущие выводы. Наримонт-Глеб поставил свою печать на договоре в качестве одного из старших сыновей Гедимина. Следующим полоцким князем, получившим всеобщую известность, стал старший сын Ольгерда Андрей. Данное событие могло произойти не ранее 1345 г.,[198] так как именно в этом году великим литовским, русским и жемойтским князем стал Ольгерд, пришедший к власти в результате дворцового переворота. Псковские летописи показывают, что никто иной, как Ольгерд, имел теснейшие связи с Полоцком в начале 40-х гг. XIV в.[199]

Вокняжение Андрея Ольгердовича знаменует собой начало нового периода в истории Полоцкой земли, связанного с подъемом самобытности и самостоятельности края. По размаху деятельности Андрея Ольгердовича можно сравнить только с двумя полоцкими князьями: Всеславом Брячиславичем (1044–1101 гг.) и Владимиром Полоцким (ум. в 1216 г.).

В 50–60-е гг. XIV в. Андрей Ольгердович в основном помогал отцу в проведении «русской» политики. Например, в 1359 г. Андрей предпринял поход на Ржеву, захватил город и посадил там своего наместника.[200] Многократно упоминаемый исследователь истории Полоцкой земли В.Е. Данилевич совершенно верно подметил одну очень важную особенность княжения Андрея: «Отношение Андрея к другим волостям Руси стояло в прямой зависимости от политических тенденций Ольгерда, и это заметно в отношениях к Смоленску, из-за которого Ольгерд приходил часто в столкновения с другим претендентом на него, Великим князем Московским…»[201] Слова Данилевича «зависимость» и «зависит» нельзя воспринимать буквально — как вассальную зависимость. Андрей, дабы сохранить автономию Полоцкого края, делал все возможное, чтобы его собственная политика не расходилась с курсом литовско-русского князя. Во всех летописных перечнях Андрей стоит на первом месте после Ольгерда. Этот факт свидетельствует о том, что Андрей по праву старшинства мог претендовать на литовско-русский великокняжеский престол. В во княжении Андрея был еще один весьма символический факт. Андрей являлся старшим сыном Ольгерда от первого брака, т. е. от Марии Витебской. По сути говоря, Андрей по женской линии был потомком витебских князей. В глазах полочан Андрей являлся продолжателем традиций прежних полоцких князей и их потомков. Самый активный этап деятельности Андрея Ольгердовича падает на период 70–80-х гг. XIV в. В 1368 г. Андрей предпринял набег на тверские волости: Хорвач и Родню,[202] которые принадлежали тверскому великому князю Василию Михайловичу. (В своем исследовании, посвященном формированию государственной территории Северо-Восточной Руси, В.А. Кучкин опроверг традиционную точку зрения о том, что данные волости входили в состав Смоленского княжества; им было показано, что эти волости входили в состав княжества Тверского.[203])

В 1368 г. и в 1370 г. Андрей принимал участие в походах отца на Москву. В 1373 г., согласно Симеоновской летописи,[204] Андрей вместе со своим дядей Кейстутом совершил набег на Переяславскую волость Московского княжества. Симеоновская летопись приводит любопытные факты: «…подвел втаю рать Литовьскую на град Переяславль…и иные князи мнози, а с ними воя многи, и Литва и Ляхи, и Жемоть…»[205] Данное упоминание показывает, что наряду с литовцами и русскими на стороне литовско-русского князя воевали также поляки, с которыми у многих князей Литовско-Русского государства, включая, естественно, Андрея, существовали связи.

Надо отметить, что Андрей Ольгердович, выступая против Ливонского Ордена в 70-е гг. XIV в., всегда опирался на помощь Кейстута. Так, например, немцы совершили набег на Полоцкую землю в 1375 г.[206] Тогда Кейстут и Андрей вместе с тремя другими сыновьями Ольгерда и с сыном Смоленского князя напали с трех сторон на Ливонию, опустошив земли Рижского архиепископа. В следующем, 1376 году, Андрей Ольгердович, не без поддержки Кейстута, совершил нападение на замок Розитея и в течение одной ночи выжег все окрестности.[207]

Выступления на стороне Кейстута имели глубокий смысл. Активно помогая Кейстуту, Андрей обеспечивал себе поддержку со стороны этого влиятельного князя. Источники позволяют сделать вывод, что начиная с 70-х гг. XIV в. влияние «Литовской партии» в Литовско-Русском государстве возрастало. В данном случае имеются в виду прежде всего младшие сыновья Ольгерда от второго брака. Они выступали за полное доминирование Литвы в Литовско-Русском государстве. Основным противником этой группы был полоцкий князь Андрей Ольгердович. Поэтому ему так важна была поддержка со стороны крупнейшего жмудского феодала (территория Жмудской земли занимала ½ территории самой Литвы). Однако поддержка со стороны Кейстута оказалась недостаточной. Перед самой смертью Ольгерда верх взяла «Литовская партия». Великим литовско-русским и жемойтским князем стал Ягайло. В русских и белорусских летописях сохранились следующие варианты статьи 1377 г.

Рогожский летописец сообщает: «Беяху сынове Ольгердовы: Андрей, Дмитрий, Костянтин, Володимер, Федор, Корибут, Скиригало, Ягайло, Свитригайло, Коригайло, Лугвений…»[208] И далее сказано: «…умирая приказа старейшему сыну своему Ягайлу, того бо возлюби паче всех сынов своих и того избра во всем братия его и княжения поручи…»[209] Симеоновская летопись полностью подтверждает известие Рогожского летописца. Белорусские к литовские летописи никаких подробностей о разделе земель Литовского государства не содержат.[210] Более того, в подавляющем большинстве летописей I-го и II-го свода подобный перечень вообще отсутствует. Только Летопись гр. Рачинского сообщает: «У Великого князя Ольгерда сынов было двенадцать: От первой жены, а от другой Тверитянки семь, а того суть имена: Андрей, Дмитреи, Костянтин, Володимер, Федор, Корибут, Скыргайло, Якгайло, Коригайло, Лукгвений, Швитрыгаило…»[211]

Как видим, и белорусско-литовская летопись называет Андрея старшим сыном. Отсутствие подобного факта в большинстве литовских летописей объясняется довольно просто: дело в том, что все эти летописи подверглись определенной обработке в литовской историографии, которой было всячески невыгодно показывать причины именно такого раздела земель Литовско-Русского государства — ведь правящей династией в XV в. в этом государстве была линия Ягеллонов. Поэтому в списке Рачинского возникла приписка о том, что престол в Вильно передали Ягайло по воле Кейстута.

Все это делалось литовскими историографами XV в., чтобы обойти стороной то ущемление прав, которое было допущено по отношению к Андрею Ольгердовичу. Более поздние летописи — Львовская, Никаноровская, Сокращенный свод 1493 г. — полностью подтверждают сообщения Симеоновской, Рогожской летописей, и список старших сыновей Ольгерда (т. е. всех носивших христианские имена) прослеживается везде, без всяких изменений. Следовательно, старшинство Андрея Ольгердовича можно считать бесспорным фактом. После смерти Ольгерда началось наступление на Андрея. Псковская 1-я летопись сообщает: «В лето 6885 прибеже Андрей Ольгердович в Псковь…»[212] Основываясь на хронике Быховца, С.М. Соловьев пришел к выводу: «В Полоцке по изгнании Андрея Ольгердовича[213] княжил сын Кейстута, Андрей по прозвищу Горбатый…» Однако более ранний источник — хроника Виганда (составл. в XIV в.) — не подтверждает сообщения хроники Быховца.[214] Поэтому можно предполагать, что Полоцк после изгнания Андрея перешел под непосредственное управление Ягайло. Андрей Ольгердович после своего изгнания полностью переходит на сторону Москвы. В 1378 г. он оказывал помощь Дмитрию Донскому в битве на р. Воже.[215] В 1379 г. Андрей участвовал в походе Дмитрия Донского на города Северской земли.[216]

В 1380 г. Андрей Ольгердович принял участие в Куликовской битве.[217] В 1381 г. в Литовско-Русском государстве началась ожесточенная политическая борьба. Попытка назначить в Полоцк в качестве великокняжеского наместника Скиргайло кончилась неудачей. Полочане просто не приняли нового князя (одного из ближайших к Ягайло его братьев). Между тем Кейстут, воспользовавшись подобной неувязкой, неожиданно напал на Вильно и захватил в плен Ягайло. Захватив силою великокняжеский престол, Кейстут опасался расправляться с Ягайло и решил возвратить ему свободу. Бывший великий князь получил в удел Крево и Витебск. Андрею же Полоцк был возвращен в удел. Однако вскоре Ягайло удалось победить Кейстута, и последний был убит. Все вернулось на круги своя. Между тем Ягайло не мог не понимать, что его положение в Литовско-Русском государстве крайне шатко. В связи с победой «Литовской партии» многие города Великого княжества постепенно выходили из подчинения центру (здесь в основном имеются в виду русские города).[218] Это прежде всего касалось Полоцка. Андрей был оппозиционно настроен по отношению к Ягайло. Единственным выходом в этих условиях был выбор одного из двух вариантов дальнейшего развития государства. Можно было пойти по пути православия, как это делали предшественники Ягайло, что означало безболезненную конфедерацию с Русью. Ориентация на русские земли гарантировала теснейшие связи между двумя частями в составе Литовско-Русского государства. Другой же путь — как сохранить единство государства — состоял в том, чтобы принять помощь извне, т. е. в данном случае со стороны Польши. В силу многих факторов Ягайло выбрал второй путь. Первый для него был слишком затруднителен хотя бы потому, что здесь пришлось бы уступать место другому. Подлинным лидером русских князей в составе Литовско-Русского государства являлся Андрей Ольгердович. Итак, ради удержания собственной власти Ягайло пошел на объединение с Польским королевством. В 1385 г. он отправился в Краков, чтобы обвенчаться с польской королевой Ядвигой.[219] Андрей решил воспользоваться отсутствием соперника и захватить Вильно. Был намечен грандиозный поход на Литву. Оформилась целая коалиция противников Ягайло в составе собственно Андрея Ольгердовича, орденских немцев, смоленского великого князя Святослава Ивановича. Таким образом, владения Ягайло подверглись нападению с трех сторон. С одной стороны прусские рыцари опустошали западные владения государства, Андрей занял один из городов Полоцкой земли с другой стороны, и, наконец, с третьей в наступление перешел Святослав Иванович, князь смоленский. Ягайло, встревоженный подобным развитием событий, срочно отправил в Литву Витовта и Скиргайло. Им удалось быстро остановить наступление коалиции. Андрей был выбит из Лукомля, немцы остановлены, а Святослав Иванович потерпел поражение в битве под Мстиславлем в апреле 1386 г.[220] После поражения союзников Полоцк был взят войсками Ягайло, а Андрей захвачен в плен. Поражение коалиции означало конец независимому развитию русских земель в составе Литовско-Русского государства и Литовско-Русского государства как такового в целом. После 1386 г. Литовско-Русское государство превратилось в Великое княжество Литовское с центром в Вильно. Доминированию Полоцкой земли в этом государстве по отношению к другим русским землям пришел конец. Новый полоцкий князь Скиргайло был всего лишь бледной тенью своего предшественника и потому не мог бороться за самостоятельность своего удела. В 1389 г. началась борьба за Литовский великокняжеский престол между Витовтом и Скиргайло. Эта война окончилась победой Витовта, и Скиргайло лишился Полоцкого удела. Взамен он получил Киев.[221] В 1392 г. Полоцк потерял последнего князя, пользовавшегося относительной независимостью.[222] Надо отметить, что на территории Великого княжества Литовского в 90-е гг. XIV в. вновь появился Андрей. Однако прежнее его влияние было окончательно утрачено. Насколько можно судить на основании летописей, Андрей княжил в Пскове. В 1399 г. он упоминается в числе погибших в битве на р. Ворскле. Так окончилась жизнь одного из самых ярких полоцких князей.[223]

Хронология основных событий, касающихся политической истории Полоцкой земли в конце XII–XIV столетиях:

1185–1216 Княжение Владимира Полоцкого.

1216 Подготовка западного похода Владимира Полоцкого.

1229 Договор Смоленска, Полоцка, Витебска с Ригой и Готландом.

1239–1246 Княжение Брячислава Полоцкого.

конец 1240-х Вокняжение литовской династии в Полоцке.

1248–1264 Княжение Товтивилла.

1263 Убийство Миндовга.

1267–1269 Княжение Шварна Даниловича в Литве.

ок. 1268-ок. 1274 Княжение в Полоцке Константина Безрукого.

нач. 1280-х Завоевание Полоцка Довмонтом.

1307 Вокняжение Воиня в Полоцке.

1334 Нападение на Полоцк войска орденских немцев.

1349–1386 Княжение Андрея Ольгердовича в Полоцке.

1386–1392 Княжение Скиргайло в Полоцке.

1399 Гибель Андрея Ольгердовича на Ворскле.